Текст книги "Наемники"

Автор книги: Евгений Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 9

Палатка Жака была обставлена по-походному: раскладная кровать, застланная серым бумажным одеялом, поверх которого лежала надувная подушка в пестрой наволочке, раскладной стул у ящика из-под мин, заменявшего стол, темно-зеленый рюкзак и небольшой, видавший виды чемодан в углу, у входа. Под потолком – карбидный фонарь, на чемодане – «шмайсер», рядом с ним – черный деревянный футляр, похожий на скрипичный.

Во всем этом не было ничего индивидуального, здесь мог жить Жак, а мог жить любой другой человек, разве вот скрипичный футляр…

– Я не знал, что ты играешь на скрипке… Петр бережно дотронулся до футляра рукой.

– На скрипке?

Жак взял футляр и раскрыл его: внутри, на синем бархате, лежали части винтовки, отдельно ствол, ложа, оптический прицел. Тут же – ножки-подпорки.

Жак вынул из кармана белоснежный платок и любовно прошелся им по оружию, на котором и так не было ни пылинки. Потом закрыл футляр и осторожно положил его на чемодан. Заметив взгляд Петра, смущенно улыбнулся:

– Не почисти его… – он кивнул на футляр, – хоть один день, сразу пойдет ржаветь. Проклятый климат! – Он помолчал, затем взялся за брезентовую спинку стула. – Садись… Хотя рассиживаться нам, пожалуй, некогда. Через час-полтора сюда прибудет сам маршал… или президент. Не знаю, как его теперь и называть, словом, губернатор Эбахон. Вместе с новым командующим – генералом Штангером. – Он невесело рассмеялся. – Маршалы, генералы… Меня они тоже, между прочим, произвели в полковники. Теперь я не просто начальник учебного центра «бесшумных убийц», инструктор-администратор и не какой-нибудь наемник, а полковник регулярной армии Республики Поречье!

– Поздравляю!

– Иронизируешь. А для Штангера исполнилась мечта его жизни – он стал наконец генералом!

– А для тебя? Жак пожал плечами:

– Еще в легионе я понял, что быть полковником гораздо лучше, чем простым легионером. По крайней мере, полковника никто не посадит под арест в «адскую яму». Или «могилу», как мы ее называли. Полтора ярда диаметр, шесть футов глубина. Три дня под солнцем пустыни без воды, на специально пересоленной пище, не имея возможности ни сесть, ни лечь… Я это испытал.

– За что же тебя? – спросил Петр.

– Кафард, – просто ответил Жак.

– Что?

– Такое состояние. Что-то вроде временного сумасшествия. От тоски, от жары, от того, что ты измотался. Многие, когда впадают в кафард, кончают с собой… Я же почему-то пошел в пески. Шел целый день, ничего не видя и не слыша. Меня поймали и обвинили в дезертирстве. У нас тут тоже впадают в кафард.

– Но отчего же?

– Сейчас увидишь! Кстати, приказано, чтобы ты находился здесь во время смотра. Президент и генерал тащат с собою всю вашу журналистскую братию…

Жак внимательно посмотрел на Петра и понизил голос:

– Кроме одного. Японский журналист поел чего-то и… отравился. Насмерть.

Петр вздрогнул.

– Тебя просили передать это мне?

– Нет, это было сказано между прочим. Но я подумал… Петр опустил голову.

– Я знаю, что кое-кто предпочел бы, чтобы на месте этого несчастного японца был ты, – продолжал Жак. Он положил руку на плечо Петра: – Пошли, я обещал тебе показать кое-что интересное.

Они вышли из палатки, «серые гуси», наемники, продолжали играть в карты. Юный Денни при виде начальства хотел было вскочить, но Дювалье бросил на него такой взгляд, что тот залился краской и остался на месте.

– Бастард, – вполголоса выругался Жак и тихо пояснил Петру: – Редкий скот! Человек Фоккара.

Человек Фоккара, Жака Фоккара! Кому из журналистов, работающих в Африке, не известно это имя! Да, Петр знал, кто такой Фоккар и чем занимаются его люди.

Еще де Голль назначил его в 1959 году генеральным секретарем «по африканским и малагасийским делам». С тех пор этот человек стал «серым кардиналом», создавшим в Африке собственную тайную империю.

Террор против алжирских патриотов, боровшихся за независимость своей страны, убийство в 1960 году в Швейцарии видного камерунского прогрессивного деятеля Феликса Мумие, «план Олби» – заговор против гвинейского президента Секу Туре, вербовка наемников для Моиза Чомбе в 1961 году, убийство марокканского прогрессивного деятеля Бен Барки в 1965 году, бесчисленные провокации против неугодных империалистическим силам правительств в африканских странах – все это было на счету Фоккара и его слуг. «Его люди» изо всех сил старались помочь французской государственной нефтяной компании ЭЛФ-ЭРАП, уже действовавшей в Конго, Габоне и Береге Слоновой Кости, превратить весь Гвинейский залив во «французское озеро», изгнав из этого района английских и других конкурентов.

И вот «человек Фоккара» здесь в роли наемника, в самой боеспособной, если верить Жаку, части мятежников. Да и как могло быть иначе! Ведь Эбахон приготовился выбросить на мировой рынок новую нефтяную республику! ЭЛФ-ЭРАП – против «ШЕЛЛ»-«БИ ПИ»! Французы – против англо-голландцев!

– Тише! – поднял руку Жак и пригнулся.

– Руки! – раздался в то же мгновение яростный выкрик, и Петр увидел прямо перед собой усатого верзилу, белого, с серьгой в левом ухе, в пятнистой форме. В его руке был тяжелый кольт.

– Мак! – крикнул Жак, выпрямляясь во весь рост. – Это мы!

Верзила опустил кольт, и Петр заметил за его спиной сидящих на просторной поляне чернокожих солдат с автоматами.

– Не люблю шорохов, – хмуро сказал Мак.

– Ладно, – примирительно положил ему руку на плечо Жак. – Со мной мой друг журналист. Будет писать о нас книгу. – Он обернулся к Петру: – А это – Мак. Мак Икс. У него здесь нет фамилии. Специалист по «бесшумной войне». Был инструктором в американской армии, в Форт-Шермане. Это где-то у выхода Панамского канала в Атлантику. Там у них «Школа по выживанию в джунглях», так ведь, Мак? Мак криво улыбнулся, пряча кольт в кобуру.

– Ладно, ладно, не будем тебе мешать. Сядем в сторонку и посидим, не возражаешь? А ты продолжай занятия.

И на этот раз Мак Икс не удостоил своего начальника ответом.

Жак слегка потянул Петра за рукав: они отошли к краю поляны и опустились на траву у толстого ствола дерева.

Мак словно забыл о них. Заложив руки за спину, он принялся большими ровными шагами мерить поляну перед своей аудиторией, словно собираясь с мыслями.

– У него есть еще два помощника, – шепнул Жак Петру, – сержант Браун, тоже американец, Жан-Люк, француз. Сейчас Мак «промывает мозги», парни перед ним – новички, свежая группа, обычные солдаты.

Мак вдруг резко остановился и повернулся лицом к солдатам, уперев в бока могучие кулаки.

– Встать! – рявкнул он, и солдаты вскочили.

– Сесть!

Они послушно опустились на землю.

– Встать!

Потом опять:

– Сесть!

– И так повторяется пятьдесят раз, – пояснил Жак. – Это перерыв в теоретических занятиях, так сказать, физическая зарядка. И заодно отсев слабосильных.

– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – командовал Мак, не спуская напряженного взгляда с обливающихся потом солдат.

Петр заметил, что правая рука его легла на кобуру кольта.

– Встать! Сесть!

Солдат во втором ряду пошатнулся и рухнул навзничь, раскинув руки.

– Встать! Сесть! – не обращая на него внимания, орал инструктор. – Встать! Сесть!

Еще два солдата опустились без сил на землю.

– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – продолжало греметь над поляной.

– Африканцам не хватает животных белков, они мало едят мяса, – заметил Жак.

Петр кивнул: это было ему известно.

– Хватит! – неожиданно прекратил свои команды Мак. – Этих… – он брезгливо указал на лежащих на земле, – убрать. Пусть отправляются в пехоту. Остальные – повторять за мной. Громко! Изо всех сил! «Нет страданий – нет победы!» Ну! Начали! Нет страданий…

– Нет победы! – ответил ему неуверенный хор.

– Громче, собаки! Громче! Он разрядил кольт в воздух.

– Нет страданий… Опять выстрел.

Петр невольно прикрыл уши ладонями. Жак расхохотался: – Да уж, это не пансион благородных девиц! Наконец Маку стало ясно, что новички окончательно выбились из сил.

– Сидеть! – рявкнул он и сунул кольт в кобуру. Солдаты буквально попадали на траву.

– Теперь вы поняли, что я беспощаден, – медленно заговорил Мак. – Мне наплевать, любите вы меня или нет.

Он обвел слушателей налившимися кровью глазами:

– Вы должны превратиться в зверей и понять, что даже зубы – ваше оружие. Вы должны быть одержимы ненавистью к врагу как самые злобные собаки, спущенные с цепи. Только тот, кто способен впадать в бешенство по моему приказу, может находиться в Кодо-2. Я не держу тех, кто не может быть бешеным. Пусть идут в другие команды. И не забывайте, что вы – убийцы. Ваша служба здесь состоит только в этом.

Я научу вас бесшумно убивать и выживать в джунглях без пищи и воды. Вы будете прыгать с парашютом и лазать по отвесным стенам, нырять и отсиживаться под водой. Но горе тому, у кого при этом намокнет оружие!

Я сделаю из вас людей ровно через две недели. Но запомните: здесь нет вопроса «для чего?». Не твое дело спрашивать, для чего. Твое дело нападать или обороняться, убивать или умирать.

И еще. Если вы думаете, что теоретические занятия, которые вам предстоят, пустяк, шутка, мне вас заранее жалко. А теперь… эй, кто там? Тащите-ка сюда доску, и мы поиграем с вами в школу!

– Сейчас будут теоретические занятия по ориентировке, – шепнул Жак. – Пойдем к Брауну, он тут метрах в трехстах с другими…

Он встал и издалека помахал Маку, позади которого солдаты уже устанавливали обычную школьную доску.

– Давно он здесь? – спросил Петр, когда они вновь нырнули в чащу кустов и двинулись куда-то без малейшего намека на тропинку.

– С полгода, как и я. Парень зарабатывает большие деньги.

– Теоретик?

– Профессионал. Вьетнам, Камбоджа, Южная Америка. Воевал везде, где есть джунгли…

По каким-то одному ему известным приметам Жак вывел Петра сквозь зеленую чащу на другую поляну, где занималась группа сержанта Брауна. Уже подходя, они услышали взрывы восторженного хохота. Прятаться на этот раз Жак не стал, и они сразу же вышли на молодую вырубку, в центре которой стоял толстобрюхий и краснолицый инструктор, окруженный не сводящими с него восторженных глаз солдатами.

В вытянутой короткой руке он крепко держал бьющуюся белую курицу.

– О'кэй, джентльмены, – сказал он и свернул курице шею. – Самое главное – твердая хватка. Видите? Вот так!

И он показал левой рукой на правую, которой продолжал изо всех сил сдавливать уже мертвую птицу.

– О'кэй! А теперь важен крепкий, хороший укус! Вот так! И он мгновенно отгрыз курице голову, отгрыз и бросил ее на траву.

– А теперь, джентльмены, важно, чтобы вы держали открытое горло курицы кверху, ведь вы же намерены пить кровь. Кровь, джентльмены, очень нужна вам. В ней содержится соль и другие вещества, нужные вам для того, чтобы вам выжить при нашей работе. О'кэй!

И, закинув голову, он поднес шею курицы к своим пухлым губам.

Затем протянул курицу ближайшему солдату:

– А теперь, джентльмены, дайте немножко крови вашим боевым товарищам. О'кэй? Пусть курица будет у нас круглой чашей, как заздравный бокал! Ха-ха-ха! Только не пролейте, ведь ценна каждая капля этого полезного напитка, о'кэй?

Солдаты пустили курицу по кругу. Наконец птица вернулась к сержанту.

– Хорошо, джентльмены! Но ведь у курицы, как у всякой божьей твари, есть кое-что и внутри! – С этими словами сержант вытащил нож. – Посмотрим, что внутри, джентльмены, посмотрим! Итак, ножом в подбрюшную часть, вот здесь. Вытаскиваем кишки, но будем осторожны с желчным пузырем, о'кэй? Сердце, джентльмены, мы съедаем сырым, о'кэй? Печень, тоже, о'кэй?

И Браун, отправив сердце и печень себе в рот, принялся медленно и старательно их пережевывать.

Вся эта отвратительная сцена разыгрывалась на глазах у Петра. Он почувствовал, что к горлу подступает тошнота:

– Пойдем отсюда.

– Ладно, не будем мешать, – согласился Жак. Они снова вошли в кусты.

– А вообще-то, в первый раз его послушать любопытно, – кивнул он в сторону поляны, с которой опять доносился восторженный хохот. – Послушать его, кузнечики – деликатес, а муравьи заменяют специи. Любая рыба, у которой пасть открывается книзу, съедобна, и в принципе можно есть всех животных, покрытых шерстью. Зато почти все красные плоды, растущие в джунглях, ядовиты, как и внешне аппетитные плоды, растущие на песке: эти вызывают понос, от которого умираешь, даже если рядом есть врач…

– А теперь куда? – раздраженно перебил его Петр. Жак посмотрел на часы:

– Теперь? Теперь, пожалуй, к Жан-Люку. У него сейчас должна выходить из буша выпускная группа.

ГЛАВА 10

Через полчаса ходьбы по кустарнику Жак вывел его прямо к тому месту, где они оставили «джип», когда прибыли в расположение Кодо-2. И на этот раз часовые появились перед ними невесть откуда, будто по мановению волшебной палочки кусты превратились в человеческие фигуры, облаченные в маскировочные костюмы.

Жак приказал подать машину, и через несколько минут из-за кустов выполз все тот же «джип», с тем же шофером и теми же телохранителями на заднем сиденье.

– Придется проехать километра три, – объяснил Жак, усаживаясь за руль, шофер с переднего сиденья привычно перебрался на заднее. – Жан-Люк любит менять места выхода групп из буша. На этот раз финишная черта у брода через реку Кросс.

И плавно тронул «джип» с места. Чем дальше, тем лес становился светлее, под колесами зазеленела трава, дышать стало легче. Наконец они выехали к полосе ярко-зеленых кустарников, извилистой лентой рассекающей лес.

– О-о-ох! – вдруг откуда-то из-за кустов раздался громоподобный не то вздох, не то стон и затем громкий плеск воды, словно в нее погрузилось что-то очень тяжелое.

Солдаты на заднем сиденье тихо засмеялись.

– Хиппо, – сказал один из них. – Папа-Хиппо сердится…

– Гиппопотам, – пояснил Жак, останавливая машину. Петр огляделся. Между лесом и кустами тянулась полоса высокой травы, пробитой широкими, метра по два шириной коридорами, уводящими к кустам и прорезающими зелень окнами, в которых голубела, играя золотистыми бликами, вода.

– Это место называется хиппо-пул, гиппопотамова заводь, – продолжал Жак, поглядывая на часы. – Здесь живет семья гиппопотамов – самец и штук пятнадцать самок и детенышей. Хиппо-папа, как правило, обитает отдельно. Слыхал – это он набирал воздух перед погружением. Услышал машину старик!

Тра-ах! Трах! Та-та-та, та-та, та… Тишина, застывшая над хиппо-пулом, разлетелась на куски, разорванная далекими очередями автоматов и пулеметов, взрывами гранат.

– Группа выходит внизу по реке, милях в трех отсюда, – определил Жак и посмотрел на часы. – Скоро должен появиться и Жан-Люк. Эта часть экзамена называется «переправа под огнем противника».

Пальба внизу по реке разгоралась. В дело вступили минометы и безоткатные орудия.

– Не перебил бы он мне там моих парней, ведь Жан-Люк холостых зарядов не признает, – вздохнул Жак, озабоченно поглядывая на часы. – Стоп! Ровно десять минут!

И стрельба, словно по его команде, мгновенно стихла.

– Минут через двадцать Жан-Люк будет здесь, а потом подойдут те, кто выдержал экзамен. Садись, отдыхай от впечатлений.

Петр сел рядом с ним.

– Ты говоришь – экзамен. В чем же он заключается?

– Это тоже по американской системе, из Форт-Шермана. Две недели специальной подготовки, а потом группа отправляется в чащу – за пятнадцать километров отсюда – без пищи и без воды. Цель – отыскать «вражеский лагерь», атаковать его, разгромить и на следующий день вернуться в полном составе ровно к часу дня.

– И это так трудно?

Жак посмотрел на Петра с иронией.

– Они разбиваются на маленькие группки – по три-четыре человека – и идут. Без троп и дорог, путь прорубают мачете. А на пути – пальмы с длинными черными колючками. Укололся – гнойное воспаление. Болота, змеи, ядовитые насекомые, сине-черные бабочки перед глазами, пауки-гиганты. А ночью? Черт его знает что там хрустнуло – может быть, сук под лапой леопарда. Шорох – это может быть удав. Ночь без сна, а потом опять каждый километр – целая вечность: колючие заросли, жара, духота. Хорошо еще, если поймаешь какое-нибудь животное или найдешь ручей, а то голод и жажда, и это при таком-то напряжении! Слабых, заболевших бросать нельзя, их приходится вытаскивать на себе… Таков закон! А когда выходишь к река, тут тебя уже ждет вместе со своими парнями Жан-Люк. Как это происходит, ты слышал. Конечно, стрелять стараются поверх голов переправляющихся, но… человек двадцать уже пошло на корм крокодилам да столько же не вернулось из буша – то ли погибли, то ли не выдержали и дезертировали. А уж как встречают тех, кто опоздал, не уложился в срок… Впрочем, скоро увидишь все сам. Вот, кажется, и Жан-Люк. Слышишь, моторка?

Снизу по реке действительно нарастал дробный стук лодочного мотора.

– Кто же он… этот Жан-Люк? Учился в Форт-Шермане?

– Бери выше, в училище Сен-Сир во Франции и в Гвело, Родезия. Парню двадцать семь лет, сын генерала. Бросил Сен-Сир – знаешь, там же у нас учится элита, подался в Родезию – воевать против терров, так он называет террористов.

– Бойцов Зимбабве?

– Ну да. А потом разочаровался. Отбыл контракт – и сюда. Думаю, что без ведомства Фоккара и тут не обошлось. Да ты сам его порасспроси.

Где-то метрах в пятидесяти внизу по реке мотор внезапно заглох…

– Не хочет беспокоить хиппо, – усмехнулся Жак. – Причалил ниже… Сейчас появится.

Минуты через три оттуда, где заглох лодочный мотор, действительно появился молодой человек в элегантно сидящей на нем защитной форме и с офицерским стеком под мышкой. Следом за ним шагал рослый чернокожий солдат с пулеметом на плече.

– Мерд! – крикнул офицер вместо приветствия, заметив поджидающих его Жака и Петра. – Дерьмо, а не солдаты! Если бы дело приняло серьезный оборот, эти недотепы погибли бы в воде все до одного!

– Сколько же ты их угробил? – спросил Жак, протягивая ему руку.

– Какое это теперь имеет значение? – передернул плечами Жан-Люк, пожал руку Жаку и вежливо кивнул Петру.

– Знакомься – мой друг журналист, – представил Петра Жак. – Собирает материал для книги о «серых гусях».

Жан-Люк опять вежливо кивнул.

Петр с интересом рассматривал этого сына французского генерала, судя по всему, не оправдавшего надежд отца. Бледное лицо его было тонким и нервным, черная ниточка усиков чуть заметно подергивалась. Лоб прорезали две глубокие морщины, а виски уже были тронуты ранней сединой.

– Я тут начал было рассказывать о тебе моему другу, – признался Жак, и Жан-Люк настороженно вскинул голову.

– Вы приехали сюда, чтобы стать настоящим солдатом? – поспешил спросить его Петр.

Жан-Люк вздохнул:

– Разве увидел бы я все это, если бы остался в Сен-Сире? Но, конечно, прежде всего я хотел воевать. По-настоящему, не на макетах в ящиках с песком, не на штабных картах. – Он мягко улыбнулся. – И потом… я был членом «Нового порядка»… есть такая организация…

«Полуфашистская», – отметил про себя Петр.

– …мне импонировала политика Яна Смита. Это было романтично – защищать последний рай, белый островок в черном океане ненависти… Защищать…

– …расизм, – не сдержался Петр. Жан-Люк удивленно поднял бровь:

– Понимаю, вы – либерал. Но, в конце концов, не в этом дело. Я отслужил в Родезии три года. Полный контракт. Приехал туда, чтобы стать солдатом, но с Сен-Сиром за плечами, пусть даже неоконченным, я оказался для родезийцев ценным кадром. Ровно через четыре месяца мне приказали сдать пояс солдата и бежевый берет с эмблемой, на которой было написано: «Смелый победит». Потом офицерская школа в Гвело. После Сен-Сира просто детский сад. Кому, как не мне, было окончить ее лучшим в выпуске! Ну а потом я потерял веру в Смита. Его режим не стоил того, чтобы за него умирали. Я больше, пожалуй, не испытывал даже особой ненависти и к черным. Но там я чувствовал себя на свободе. Ты не испытываешь страха перед смертью, ты наступаешь или обороняешься. Думаешь только о том, чтобы преследовать бегущего врага и стрелять, стрелять, стрелять! Ты в каком-то бесчувственном состоянии и не обращаешь внимания, что вокруг тебя льется кровь раненых и падают убитые. Это уже не вызывает никаких ощущений, ни о чем больше не думаешь: в эти мгновения ты лишен всех эмоций!

Жан-Люк вдруг оборвал свою тираду, и глаза его остекленели. Он расстегнул кобуру, заложил левую руку со стеком за спину, широко расставил ноги, словно стараясь утвердиться на земле как можно прочнее.

Лицо его стало холодным, надменным, он презрительно сжал губы и высокомерно вскинул подбородок.

Солдат с пулеметом, который сопровождал его в моторке и во время всего разговора лениво лежал на траве неподалеку, поспешно заправил пулеметную ленту… И в тот же миг из кустов слева появился первый курсант, без берета, вымазанный мокрой тиной, в изорванной в клочья форме, в разбухших от воды тяжелых башмаках.

Обеими руками прижимая к животу абсолютно чиетый и сухой автомат, он сделал несколько неуверенных шагов вперед, потом остановился, покачнулся, но удержался на ногах, тупо глядя на Жан-Люка.

Потом из тех же кустов появились сразу трое, такие же грязные, оборванные, измотанные. Двое тащили третьего волоком, он был без сознания, голова его бессильно свешивалась на грудь, почти касаясь автомата, на коротком ремне болтавшегося у него на шее. Они устало опустили безжизненное тело своего товарища на траву и встали рядом с первым курсантом, образуя короткую шеренгу. Потом подошли сразу пятеро, затем трое, один, опять трое, сразу человек десять… Ослабевших поддерживали, тащили волоком, несли…

Жан-Люк посматривал на часы. Ровно в час он приказал намотанным курсантам выстроиться в две шеренги и сложить оружие у ног.

– Мои звери! – сказал он громко и напыщенно и сделал многозначительную паузу. – Да, да, я называю вас с гордостью – мои звери! Вы доказали сегодня, что вы сильнее джунглей, сильнее страха, сильнее человеческого естества. Вы выдержали испытание и стали специалистами, которым в сегодняшнем мире нет цены. И теперь будьте готовы, если вас позовут в какое-либо место на земном шаре, где вы будете нужны. Будьте готовы, мои звери! Не готовьтесь, а будьте готовы! Долг может позвать вас в любое место, где есть джунгли, как те, из которых вы вернулись сейчас. Те, кто отстал, кто оказался недостойным быть среди вас, пусть они пройдут здесь, между вашими рядами, и для них это будет путь позора. Плюйте на них, травите, пинайте ногами, бейте прикладами. Своим героизмом вы заслужили это право!