Текст книги "Призраки прошлого (СИ)"

Автор книги: Евгений Аллард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Не все такие гениальные, как ты, – пробурчал главреж. – Можешь посидеть?

– Охотно! – воскликнул Мельгунов, и вспорхнул на стул, угодливо подставленный одним из его охранников.

Верхоланцев, не обращая внимания на эскапады Мельгунова, начал объяснять нам с Миланой сцену:

– Олег, главное, ты должен внутри кипеть от возмущения, но на лице лишь отголоски.  Этот человек отнял у тебя женщину, которую ты любишь больше жизни, но внутреннее благородство не позволяет тебе убить его. Но затем происходит взрыв, накал доходит до предела, выхватываешь револьвер и стреляешь. Милана, в последнюю секунду встаёшь между ними. Понятно?

Я кивнул, краем глаза заметив, как Мельгунов зевнул, прикрывая ладошкой рот. Вытащив из кармана изящную пилочку, стал обрабатывать себе ногти. Как же мне хотелось пристрелить его прямо сейчас, не дожидаясь начала съёмки.

Мы разыграли в лицах, Верхоланцев поправлял меня, но сильно не придирался. Мельгунов, закончив маникюр, достал из кармана зеркальце и стал внимательно рассматривать собственную холёную физиономию, что-то напевая  под нос.

– Ладно, теперь начнём репетицию в павильоне, – сказал Верхоланцев, наконец. – Игорь Евгеньевич, ты будешь подыгрывать или как?

Мельгунов спрятал зеркальце, сделав вид, что задумался и снисходительно ответил:

– Ну ладно, давайте сразу на камеру репетировать. Чего время терять? У меня ещё дела есть.

Дела у него, сволочь, а у остальных не дела, а так, погулять вышли. Верхоланцев подёргал себя за усы, видимо, пытаясь остановить поток матерных ругательств, непроизвольно рвавшихся наружу.

– Хорошо, переодевайтесь, и начнём сразу на камеру. Кирилл, как у тебя?

Кирилл сморщил лоб, подошёл ближе и пробормотал:

– Дмитрий Сергеевич, свет – говно.

– Да знаю я. Как получится, так получится. Плевать.

Я шёл по коридору от мамы Гали с нарастающим чувством дискомфорта, то ли из-за того, что придётся вновь работать вместе с Мельгуновым, то ли по какой-то другой причине.  Пытался из какофонии мыслей, уцепиться за ту, что ускользала, как маленькая паутинка в глазу. Лёгкий порыв ветра пробежал по руке, мелькнул знакомый силуэт,  я ускорил шаг, свернул за угол. Никого.

В студии суетились техники. Лохматый и злой, как черт, Кирилл обходил камеры,  бормоча ругательства себе под нос.

Я плюхнулся на диван, открыл сценарий, ещё раз прокручивая в голове сцену. Вошла Милана, одетая в ярко-алое обтягивающее платье, ободряюще улыбнулась мне.

– Ну что же, давайте начинать, – скомандовал Верхоланцев, оглядывая гостиную. – Олег, приготовься. Револьвер тебе дали?

Я кивнул, распахнув пиджак, продемонстрировал кобуру. Верхоланцев вздохнул и сделал отмашку рукой. Я уселся на диван перед столиком, бездумно листая книгу. Дверь распахнулась, влетел Мельгунов. Увидев меня,  скривился и манерно продекламировал:

– Франко, как ты посмел явиться сюда?!

Я медленно подошёл к камину, повертел в руках безделушки, выставленные на полке.

– Винченто, не ты меня пригласил, а дон Марчиано.

– Я знаю, зачем ты пришёл. Испортить нам настроение своим присутствием. Ты по-прежнему пытаешься вернуть Изабеллу, но никогда её не получишь! И знаешь почему?

Я бросил на него снисходительный взгляд. Мельгунов очень сильно переигрывал, произносил слова в соответствие с ролью, но эмоции вкладывал личные, откровенно выказывал неприязнь, даже ненависть ко мне.

– И почему? – я вальяжно развалился на диване, расставив широко ноги.

– Изабелла ушла ко мне, не потому что разлюбила тебя! Потому что я – величайший пианист в мире, а ты – ничтожество, негодяй, который остаётся на свободе, благодаря лишь высоким покровителям!

Мельгунов откровенно любовался собой, а выглядел удивительно комично, в оплывшем лице, будто в сдобном тесте, торчали глаза, круглые и плоские, как пуговицы, лишённые жизненного блеска.  Вошла Милана, остановилась, изучая нас.

– Винченто, строишь из себя звезду, а сам нищий, как церковная крыса, – сказал я. – Женщине нужны драгоценности, красивые платья, меха, дорогие машины. А что ты можешь дать, кроме своего тщеславия? – произнёс я с насмешкой.

– Мне не нужны твои побрякушки, Франко, – подала голос Милана. – Я говорила это много раз. Я люблю Винченто и никогда к тебе не вернусь!

Я вскочил с дивана, подошёл к ней.

– Белла, никто не будет тебя любить так, как я. А этот выскочка думает только о себе. Ты ему не нужна.

– Он будет любить тебя, Белла, будет верен тебе, – кривляясь, произнёс Мельгунов. – Не прикоснётся больше ни к одной женщине. Только Белла не знает, как ты поиздевался над девушкой, которую взял вместе со мной в заложники, когда недавно грабил банк. Ну-ка припомни, Франко, что ты с ней сделал? Привязал к дереву, а потом?

– Лжёшь, мерзавец! – прорычал я,  к лицу прилила кровь, поднялась ярость в груди, будто на самом деле Мельгунов открыл Милане правду о моих похождениях.

– Ах, это неправда? – издевался Мельгунов. – А почему ты злишься? Я выдал твою сокровенную тайну?  Может, стоит ещё кое-что припомнить? Все, что я узнал о тебе?

Я выхватил кольт из воронёной стали, взвёл  курок. Хотел нажать на спусковой крючок, но что-то мешало, я пытался преодолеть упорство изогнутой металлической пластинки. Милана быстро заслонила Мельгунова своим телом. Прогремел выстрел, из ствола вырвалось сизое облачко, кислый запах пороха шибанул в нос. И в ту же секунду раздался резкий вскрик Миланы.

Глава 16. Все начинает проясняться

Верхоланцев, белый, как мел, с широко раскрытыми глазами,  пытался что-то сказать, открывал рот, закрывал, но не издавал ни звука, как рыба, выброшенная из воды. На подкосившихся ногах я доплёлся до дивана, плюхнулся. Откинув барабан револьвера, высыпал на руку патроны.

– Где Дятлов! Где он, твою мать! – у главрежа, наконец, прорезался голос. – Быстро сюда! Убью, сволочь! Мерзавец! – орал он.

Я сидел, опустив плечи, сжимая в кулаке патроны. Словно на крупном плане я видел глаза Мельгунова, обычно мёртвые и тусклые, они внезапно вспыхнули, когда я вытащил револьвер. В самую последнюю секунду мимо меня проскользнул знакомый, мерцающий силуэт, и мою руку словно отвела невидимая сила. Я промахнулся. Услышал крик Миланы, мелодичный звон расколовшейся вазочки на камине. На длинной белой перчатке Миланы на уровне плеча осталась пороховая пыль, стало расплываться алое пятно. Мельгунов, подскочив на месте, зашёлся в истерике:

– Он хотел меня убить!

И ринулся из павильона в коридор, увлекая за собой охранников. Милану окружили со всех сторон, загалдели, шумели.  В павильон вбежал худенький рыжеватый юноша, почти мальчик, в синем комбинезоне и остановился на пороге, трясясь от страха. Верхоланцев, подпрыгнув на месте, заорал:

– Арсен, где Дятлов, твою мать! Кто заряжал револьвер?! Убью мерзавца, задушу своими руками!

Арсен побледнел, покраснел, затрясся мелкой дрожью, на подгибающихся ногах подошёл к разъярённому главрежу.

– Ну что ты молчишь, урод! Кто заряжал револьвер?! – орал багровый от злости Верхоланцев.

– Это ... я... я заряжал, – ответил упавшим голосом парень.

Верхоланцев прожёг его гневным взглядом и прорычал:

– Зачем ты, идиот, зарядил боевые патроны?! Кто тебе сказал это сделать?! Кто?! Там вообще не должно было быть патронов! Никаких!

– Я не заряжал боевыми ... – забормотал жалобно Арсен. – Я холостые поставил. Из коробочки взял. Мне Антон Николаевич показал.

Верхоланцев откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Казалось, он растерял все силы на  вопли. Я подошёл к парню и сказал:

– Неси эту коробочку сюда.

Он бросил на меня испуганный взгляд и мгновенно испарился.

– Зря ты ему это сказал, – почти спокойно проронил Верхоланцев, не открывая глаз. – Теперь мы ни его, ни коробку с патронами не увидим. Твою мать, как надоело с ментами разбираться. Скажи, Верстовский, почему, когда кто-то хочет убить Милану или меня, ты постоянно оказываешься рядом?

– Вы думаете, я сам это организовываю? – с усмешкой поинтересовался я. – Меня тоже пытались убить. И не раз. Вначале в воду скинули, на яхте, потом какой-то мерзавец подушкой задушить хотел, вчера напали два отморозка, с ножом и кастетом. В трамвае.

– О как, – Верхоланцев открыл глаза и с интересом взглянул на меня. – Ну-ну. Рассказывай. И кто во всем этом виноват? Знаешь? Ну, репортёр хренов, ведь уже пронюхал что-то? Понятно, не доверяешь.

Я совсем не жаждал рассказывать о сделке Мельгунова с силами Тьмы. Верхоланцев точно поднял бы меня на смех.

– Какой же ты ублюдок все-таки, Верстовский, – изрёк Верхоланцев угрюмо. – Я тебе позволяю трахать мою жену, а ты не можешь рассказать об элементарных вещах. Видеть тебя не желаю. Пошёл вон.

– Дмитрий Сергеевич, я хочу вам сказать – организуйте охрану Миланы, ей грозит смертельная опасность. И вам тоже, – быстро проговорил я, вставая.

Верхоланцев остановил меня за рукав и усадил рядом.

– Давай рассказывай дальше, – приказал он.

– Я катал Милану на катере, мы заехали на один островок и там ...

– Знаю, она рассказала мне об этом. Дальше.

Я тяжело вздохнул, набираясь решимости.

– Рядом с вами есть человек, который хочет завладеть душой Миланы, и, по-видимому, вашей тоже.

Я бросил на Верхоланцева изучающий взгляд, как он среагирует, но он на удивление серьёзно воспринял мои слова.

– Что значит, завладеть?

– Убить, чтобы душами рассчитаться за то, что получил взамен.

– Откуда ты знаешь об этом? – пробормотал Верхоланцев.

– Я видел ...

– Посланника Тьмы? Врёшь. Не мог ты его видеть.  Не мог. Если бы ты увидел его хоть раз, мы бы с тобой не разговаривали. Если только ... ты сам не тот самый человек, который заключил сделку и пытаешься мне мозги запудрить.

– Зачем я тогда спасал Милану?  – возразил я.

– Может, борешься с собой. Не знаешь, что выбрать.

– Не я же в катере находился, когда он наехал на Милану. И кран вывести из строя я не мог.

Верхоланцев бросил на меня пристальный взгляд.

– Ладно, этот разговор продолжил в другое время. Иди сюда, Антон Николаевич! – воскликнул  он.

В студию прошёл худощавый седой мужчина с орлиным носом и тонкими, плотно сжатыми губами. Судя по безупречной выправке, отставной военный.

– Ну, Антон Николаевич, дорогой наш главный «умри все живое», скажи, как в револьвере оказались боевые патроны? – Верхоланцев явно успокоился, обретя обычный ироничный вид.

Антон Николаевич присел рядом, аккуратно покрутил в руках оружие, заглянул в дуло, провернул барабан, оглядел рукоятку.

– Откуда взялся этот револьвер? – холодно проронил он.

– Как это откуда взялся? – удивился я. – Ваш парень, Арсен,  мне его дал. Вместе с кобурой.

– Если бы этот револьвер был из реквизита, на нем был бы выбит номер, здесь ничего нет. Я не знаю, откуда молодой человек его взял. Может быть, с собой принёс, – изрёк Антон Николаевич.

По спине потекли холодные струйки пота. Ещё чего доброго, меня обвинят, что я хотел убить Милану или Мельгунова и сам притащил этот проклятый револьвер в студию. Верхоланцев побарабанил пальцами по спинке кресла, взглянул на главного пиротехника, потом перевёл взгляд на меня.

– Ладно, Антон Николаевич, разберёмся.

Когда пиротехник ушёл, Верхоланцев смерил меня взглядом с ног до головы.

– Олег, а Мельгунова случайно ты убить не хотел? А?

Я тяжело вздохнул, не осталось никаких сил возражать, оправдываться, объяснять. Верхоланцев похлопал меня по колену.

– Иди, отдохни. Часа через два снимем эту сцену, и пойдёшь на боковую. Выглядишь кошмарно.

– Мы что ещё и снимать будет? – изумился я. – После такого?!

– Если эта жидовская морда настаивает, я ничего поделать не могу, – развёл он руками.

Я вышел в коридор, поплёлся к гримёрной, и вздрогнул, услышав визг Мельгунова:

– Мерзавец! Хотел меня убить!

Кровь закипела в мозгах, в один прыжок я оказался рядом, схватив за грудки премьера, зашипел прямо в лицо:

– Да! Да! Я хотел бы тебя убить, но ты заключил сделку...

Охранник оторвал меня от Мельгунова и с силой врезал по физиономии, я отлетел к стене,  кровь хлынула из носа, заливая рубашку. Закрыв широкими спинами подопечного, охранники быстро начали удаляться. Я бросился за ними, крича вслед:

– Я не отдам тебе Милану! Слышишь, Мельгунов?! Даже, если ты отправишь меня на тот свет. Я буду её защищать! Буду являться к тебе в страшных снах! Как призрак, чтобы отравлять твою паршивую жизнь, тварь!

Один из орангутангов развернув бритую квадратную будку, угрюмо процедил сквозь зубы:

– Заткнись! Башку сверну!

Я замолчал, без сил опустился вдоль стены, размазывая кровь по лицу.

– Боже, Олег! Что случилось?! – услышал я вскрик Лили.

Она подбежала ко мне, потащила в гримёрную, уложила на кушетку. Приложив лёд, завёрнутый в полотенце, к разбитому носу, убежала. Через пару минут около меня возник немолодой, лысоватый мужчина в белом халате.

– Ну-с, молодой человек. Где же вы так хорошо носик задели? – протянул он. – Сейчас, посмотрим. Нет, все цело, повезло. Полежите немного.

Когда кровь остановилась, я переоделся в джинсы и рубашку, взглянул в зеркало, отметив, что губа сильно разбита, а нос, слава Богу, пострадал не сильно, и отправился на поиски Лифшица. Проходя мимо студии, заглянул – по центру восседал священный триумвират из Розенштейна, Верхоланцева и Непогоды. Я флегматично прислонился к косяку, сложив руки на груди, решил дождаться приговора. Всё-таки интересно, кто же из них сообщит, что я уволен?

– А, Олег, заходи! – Верхоланцев приветливо махнул мне рукой. – Ты чего опять свои тряпки напялил? Мы сейчас будем снимать. Подойди на минутку. Твою ж мать, где ты фасадом-то припечатался? Ладно, замажем.

Я приблизился и осторожно взглянул на Розенштейна, пытаясь осознать, знает продюсер о ссоре с Мельгуновым или нет, но «тётя Роза» даже ухом не повёл.

– В общем, так решили. Будем снимать в трёх частях, – изрёк Верхоланцев. – Вначале – ссора двух мужиков. По отдельности. Револьвер в руках, и крупным планом лицо Мельгунова. А потом уже раненная Белла на руках у  Франко.

– Хорошо, я согласен, – Розенштейн зевнул, показав мелкие белые зубы. – Дима, ты все доделай, а я пошёл.

– Давид, но мы договорились? Верстовскому увеличиваем ставку? – спросил Верхоланцев, бросив на меня изучающий взгляд.

– Да-да, – буркнул продюсер. – Увеличиваем. Только, Игорь Евгеньевич знать не должен.

– Разумеется, – ухмыльнулся главреж. – Значит, все решили. Мельгунова снимаем отдельно, «восьмёркой», ставку Верстовскому увеличиваем.

Розенштейн кивнул и направился к выходу, тяжело переставляя толстые ноги-тумбы. Я плюхнулся на его место.

– Дмитрий Сергеевич, вряд ли получится.

Верхоланцев с таким изумлением взглянул на меня, будто я сморозил глупость.

– Что случилось-то, твою мать? – раздражённо пробурчал он.

– Я подрался с Мельгуновым и ...

Верхоланцев взорвался громким хохотом, как ребёнок, до слез, утирая глаза платком. Отсмеявшись, похлопал меня по плечу.

– Слушай, что я тебе скажу. Наверху вопрос рассматривается о сериале на эту тему. Но поскольку Игорь Евгеньевич в сериалах не снимается. Дело это не царское. Главную роль играть будешь ты. Подумай над этим.

– Ну, тогда меня точно уволят из журнала, – обречённо пробормотал я.

– Не переживай. Я звонил твоему редактору, он сказал, что отпускает тебя насколько понадобиться. Переодевайся и гримируйся.

Я пришёл в гримёрную, шлёпнулся перед зеркалом, рассматривая разбитую губу и распухший нос.

– Господи, Олежек, что случилось? – всплеснула руками Галя. – Кто тебя избил?

– Охранник Мельгунова врезал.

Она нахмурилась,  провела очень нежно  по моим волосам щёткой.

– У вас какая-то преемственность в неприязни к Игорю Евгеньевичу. Гриша тоже бросался на него, чуть не задушил один раз. Еле разняли.

– А в чем причина-то была? Из-за гонорара?

– Да нет, конечно. Гриша, конечно, был не доволен, но срывать зло на партнёре из-за денег не стал бы.

Она замолчала, быстро отошла к двери, закрыла на ключ и вернулась.

– Олежек, скажу тебе по секрету. Только ты не смейся, пожалуйста. Гриша как-то признался, что Игорь Евгеньевич предлагал ему некую сделку, обещал, если Гриша согласится, то никогда больше не будет испытывать нужды в деньгах. Понимаешь, они с Юлечкой очень хотели ребёнка, но никак у них не получалось. Какие-то проблемы, нужны были средства, большие, на операцию.

– Но Григорий отказался, – резюмировал я мрачно.

– Да, он говорил, что это то же самое, что продать душу дьяволу. В фигуральном смысле, конечно. Он не мог пойти на это.

Я тяжело вздохнул, слова гримёра подтвердили опасения, но абсолютно не давали никаких доказательств.

– Галя, а почему именно в это место группа приехала? Захудалый городок на отшибе.

– Здесь студия выстроена, с павильонами на любой вкус. Очень удобно. Мы сюда не в первый раз приезжаем.

– А кому студия принадлежит?

– Бенедикту Романовичу. Ну и частично Вахиду, конечно. Ты же знаешь, Олежек, без этого нельзя, – смущённо добавила Галя. – Ну вот, все готово.

За разговорами Галя не прекращала работу, я взглянул в зеркало и поразился.

– Потрясающе, вы просто волшебница. Рожа, как новенькая, совсем незаметно, – удивился я, рассматривая грим, под которым скрылся разбитый нос.

– Хороший ты мальчик, – проговорила она с печалью. – Моему Виктору могло быть почти столько, сколько тебе, Олежек. Но вот, не получилось.

Ненавижу расспрашивать людей об их несчастьях, но я чувствовал – она хочет рассказать сама.

– Он хотел режиссёром стать, поступил в театральное, Щукинское училище. Но потом пришло время в армии служить. Он мог не пойти, но решил, я – мужчина, отслужу, – в конце её голос дрогнул, она отвернулась, пытаясь скрыть предательски заблестевшие глаза.  – Олежек, а ты в армии служил?

Я кивнул.

– Тяжело пришлось?

– Поначалу – да. Но меня дед успел научить многому, поэтому со мной сразу считаться начали.

– А отец? – осторожно поинтересовалась она.

– Ему всегда некогда было. Все по командировкам, поэтому дед и бабушка мною занимались.

В дверь постучали, и я услышал раздражённый голос Лифшица:

– Олег, ты где застрял? Быстрей дуй на площадку! Спишь что ли?

Я шёл по коридору, стараясь не думать о том, что придётся опять встретиться с Мельгуновым, вести с ним диалог, видеть его неживые, тусклые глаза.

Верхоланцев что-то объяснял Милане, она внимательно слушала, кивала. Я с трудом проглотил комок в горле. Представить, что мне придётся опять стрелять в неё.

– А, Олег, давай сюда. Сейчас задачу объясню, – сказал Верхоланцев, заметив меня. -

Слушай внимательно. Вот там стоит камера, за ней будет стоять человек и подавать тебе реплики Мельгунова, а ты будешь смотреть в камеру, словно ему в глаза. Понятно? Все, что перед этим репетировали, но без него.

Я с облегчением вздохнул. Верхоланцев хитро улыбнулся в усы и добавил:

– Да, не волнуйся ты так. Мы решили этого говнюка отдельно снимать. И ему так спокойней, и нам. Согласен? Ну, вот и хорошо. Юра, будешь реплики подавать.

Второй режиссёр кивнул, но по его виду я понял, что он не очень доволен поручением. Но послушно встал за камеру и начал листать сценарий. Стеклянный «глаз» камеры вначале сильно раздражал меня, но я отвлёкся, представил оловянные глаза Мельгунова, вспомнил слова мамы Гали о сделке с дьяволом, и на меня нахлынула такая злость, будто в реальности этот мерзавец стоял передо мной.

– Хорошо, – наконец, сказал Верхоланцев. – Перерыв полчаса. Потом будем снимать. Верстовский, грим поправь. У тебя все потекло.

Я вышел в коридор, и чуть не столкнулся с двумя ментами, которые важно прошествовали мимо, даже не взглянув на меня.

– Что случилось? – спросил я, входя в гримёрную.

Галя сидела перед зеркалом, утирая платочком кончики глаз. Напротив неё вальяжно развалился наш администратор, Виссарион Германович.

– А, Олежек, – пробормотала Галя. – Проголодался? Бутербродик с колбаской или сыром хочешь?

– Нет, Верхоланцев сказал, чтобы мне грим поправили.

– Садись, садись, я сделаю, – будто бы обрадовалась Галя.

– Так что случилось? – повторил я свой вопрос.

– Петрович преставился, – буркнул администратор. – Фокусник наш.

Я понял, что администратор имел в виду ассистента оператора по фокусу.

– Вот такой мужик был, – продолжил Виссарион со вздохом. –  С самим Барковским работал. Ну, пока тот его не задвинул. Куда Кириллу до Петровича нашего. А так, талантище был. Эх, уходят лучшие.

– И как это произошло? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. – Что? Сердце?

– Да нет, – всхлипнув, пробормотала Галя. – Нашли в павильоне с переломанной шеей. Опять следователь приходил, допрашивал. А что толку. Никого так и не найдут.

Я нахмурился, ушёл в себя. Перед мысленным взором опять всплыла сцена – Мельгунов, прикованный к цепи, которую держит фигура в чёрном плаще.  Вдруг изображение в зеркале помутнело, будто стало темней, и где-то в дальнем углу я заметил мерцающую фигуру. Я резко обернулся, напугав гримёра, которая чуть не выронила большую кисточку.

– Олежек, что-то увидел? – поинтересовалась Галя, совершенно не рассердившись на мои подпрыгивания.

– Да, показалось, кто-то вошёл, – смущённо объяснил я, оборачиваясь к зеркалу, которое вновь приняло прежний вид. Видимо, я спугнул призрака. – Скажите, а были другие э...э ...э несчастные случаи?

– Были, – буркнул Виссарион Германович. – Но это так по пьяни, электрик один. Назюзюкался в дупель, начал провода шуровать, его током и шибануло. Потом кто-то из осветителей на себя софит уронил... Как свеча сгорел...

– Олег, а что у вас случилось только что? – осторожно поинтересовалась Галя. – Игорь Евгеньевич пробежал по коридору и кричал: «Меня хотели убить! Меня хотели убить!»

– Мне кто-то револьвер подменил, с боевыми патронами. Я должен был выстрелить в Мельгунова, а Милана закрыть его своим телом.

– Боже! – выдохнула Галя. – С Миланой все в порядке?

– Да, царапина.

– У, мазила. Стрелять не умеешь, – ядовито проворчал администратор.

Я бросил на него снисходительный взгляд, но ничего не ответил. Объяснять, что я отлично стреляю, мне совсем не хотелось. Пришлось бы объяснять, что мне помешало убить женщину, которую я люблю.

– Ну, все, Олежек, готово, – проговорила удовлетворённо Галя, проведя мягко по моим волосам. – Иди.

– Спасибо, – сказал я, вставая.

На душе кошки скребли, я направился к павильону. Мимо почти пробежал тощий, высокий парень в синем комбинезоне, когда он поравнялся со мной, я услышал еле слышный заговорщицкий шёпот:

– Поговорить надо, третья дверь налево.

Я не успел возразить, парень сделал несколько шагов и скрылся в двери. Я подошёл ближе, огляделся, на двери виднелись наполовину стёртые буквы: «Душевая». Я усмехнулся, все походило на дешёвый, шпионский фильм, прикрыл дверь и вопросительно взглянул на парня. Он подошёл к кабинкам и включил на полную мощь воду. Отведя меня в сторону, тихо проговорил:

– Влада хотят из игры вывести. Помоги. Пожалуйста.

Я изумлённо воззрился на него, не понимая, о чем он говорит.

– Казнить его хотят. Влада, с которым ты в шоу работаешь, – буркнул раздражённо парень. – Понимаешь?!

– А я тут при чем? – ошарашено поинтересовался я.

– Только на тебя надежда осталась, – пробормотал парень, устало опираясь на грязную стенку с облупившейся грязно-жёлтой плиткой.

– Откуда ты знаешь-то об этом?

– Я монтажёром работаю, на шоу.

– А чего сам не спасёшь?

– Не могу я! Не имею права входить туда, на территорию! А ты можешь и входить и уходить! Ты – единственный, кто может!

Я тяжело вздохнул. Вляпываться в ещё одно безнадёжное дело мне совершенно не хотелось.

– Как звать-то  тебя?

– Михаил. Ну что? Хочешь, я заплачу тебе? Ну, сколько смогу.

– А чего ты так за него переживаешь? Он тебе кто?

– Дядя он мой. Он мне заместо отца. Меня в это шоу и привёл. Только раньше все иначе было. Просто представление, театрализованное. А потом превратилось в мочилово. Настоящее!

– А чего тогда к ментам не пошёл?  В прокуратуру?

– Черт! Неужели ты не понимаешь?! Они же все завязаны, замараны, сверху донизу?! – в отчаянье воскликнул он.

– Ладно, Мишаня,  расскажи мне все, что знаешь.

– Зачем? – бледнея, промямлил Михаил. – Ты собрался к ментам идти? Ты что?! – схватив меня за ворот, вскрикнул он. – Всем каюк будет! Или ты сам мент?

– Журналист я. Из Москвы. У меня кое-какие связи наверху имеются. Я должен все выяснить. Понимаешь? Все, что здесь творится. Не волнуйся, о тебе никто не узнает.

– Да что рассказывать-то?

– Кто владелец этого аттракциона? Розенштейн?

–  Нет, руководит он всем этим. Деньги не его, только распоряжается.

– А кто все это здесь выстроил? И зачем?

– Этого не знаю. Вообще, Влад рассказывал, это как павильоны для студии строились. Чтобы здесь кино снимать любое, из любой эпохи. Но то ли денег не хватило, то ли интерес владелец потерял. Остались лишь крохи. И вот этот город, под водой.

– Интересно, а почему именно в этом занюханном городишке?

– Я не знаю точно, но кажется, потому что здесь какая-то глубокая котловина, в море.

– Постой, постой. Так все эти павильоны действительно под водой находятся? Это не декорации?! – изумился я.

Михаил взглянул на меня, как на дебила.

– Конечно. А ты что до сих пор не понял?

– Послушай, Миша, – осенило меня. – Так ведь все это можно затопить к чёртовой матери!

– Ты чего, серьёзно? – заикаясь, пробормотал парень. – Мы ж утопнем здесь все. Не вздумай!

– Да нет, людей всех вывести наверх. А потом открыть шлюзы... Нет, они могут осушить, и все вернётся, – оборвал я свою мысль. – Надо что-то другое придумать! – стукнув кулаком по стене, воскликнул я. – Вот если бы взрывчатку заложить! Мишаня, есть у тебя план всего этого добра?

Парень задумался, отвёл глаза и лишь через паузу, безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе, тихо ответил:

– Есть. Я тебе передам, что знаю. Но уговор. Если поймают тебя – обо мне ни слова.

– Буду нем, как рыба. Даже если меня на кусочки будут резать.

– Хорошо, как сделаю, так с тобой свяжусь, – быстро проговорил он, и выскользнул из двери. Я собрался выйти следом, но мой взгляд зацепился за осколок зеркала, висящей над замызганной раковиной. Изображение помутнело, потемнело, я заметил, как в самой глубине начинает клубиться мерцающий силуэт. Я замер, стараясь не спугнуть призрака. Он вырос на моих глазах, вышел за пределы и пристально взглянул на меня. Волосы зашевелились у меня на голове, будто я вглядывался в бездну.

– Осталось слишком мало времени, – услышал я шелест. – Поторопись.

Губы призрака не шевелились,  голос звучал внутри меня, неприятно отдаваясь гулкой болью, словно заложило уши. Я взял себя в руки, придвинулся ближе к стеклу.

– Северцев, что мне делать сейчас? Подскажи, спасать Влада или нет? Я могу погибнуть, и Милана останется без защиты, совсем.

Он покачал головой, печально. И стал таять, через мгновение я вновь видел лишь своё отражение в осколке зеркала. С силой ударил кулаком по стене.

– Олег, вас ждут, – послышался тихий голос Лили. – Дмитрий Сергеевич сердится.

Дверь приоткрылась, заглянула помощница второго режиссёра с растерянным, смущённым лицом.

– Вы один? – удивлённо оглядевшись, пробормотала она. – Я думала...

– Я репетировал, – быстро сказал я. – Сейчас приду.

Я прошёл в павильон. Верхоланцев стоял, опираясь на костыль рядом с камерой, заглядывал в видоискатель. Оторвавшись, он что-то сказал Кириллу, который с растерянным лицом, не отрываясь, глядел на него. Я сделал шаг ближе и уловил обрывок фразы:

– ... должно получиться. Или больше ты со мной не работаешь. Понял?

Кирилл чуть заметно кивнул, а Верхоланцев медленно отошёл от него и плюхнулся на ближайший диван.

– А, Олег, сейчас будем снимать. Готов? – поинтересовался он весело.

Я кивнул, но разговор с Мишкой не выходил у меня из головы.

– Ты чего такой хмурый? – спросил Верхоланцев.

– Устал.

– Да, не привык ты много работать-то, – протянул он без тени раздражения, но с долей презрения. – Это тебе не статейки писать за компом. Пошерстил в сети и все готово. А тут реально вкалывать надо.

– Я дополнительно в шоу Розенштейна участвую, – тихо сказал я. – Сутками не сплю.

Верхоланцев удивлённо взглянул на меня и проронил:

– В каком шоу?

Я посмотрел внимательно на главрежа. Неужели он не в курсе смертельного шоу, которое происходит тут, совсем рядом? Но его лицо выражало неподдельное удивление. Вряд ли он мог так играть.

– Реалити-шоу. Представление разыгрываем, будто живём в городе. Под водой. Я играю фоторепортёра.

– А, ну тогда понятно. Ну ладно, давай соберись. Сцена короткая, потом отдыхать пойдёшь.

Я уже открыл рот, чтобы спросить, знает ли главреж, что в этом шоу людей убивают по-настоящему. Но тут в павильон вошла Милана в открытом, облегающем платье цвета зари, и белыми перчатками до плеч. Естественно без кровавого пятна. Улыбнулась, увидев нас. У меня потеплело на душе, и я решил не продолжать. Хмурый парень в синей спецовке подал мне револьвер, я машинально откинул барабан и проверил, вызвав у техника кривую ухмылку.

– Так, Олег, сейчас быстренько снимем выстрел, а потом с Миланой будем репетировать. Стрелять будешь прямо в камеру. Давай, попробуй, – произнёс Верхоланцев.

Я посмотрел на Кирилла, который с таким мрачным видом ковырялся в камере, будто после окончания съёмки его расстреляют. Я вскинул револьвер, нажал спусковой крючок, раздался щелчок.

– Отлично. Олег, а ты хорошо стреляешь? – поинтересовался Верхоланцев.

– Неплохо, – пожал я плечами

– Значит так. Тебе дадут сейчас револьвер с настоящими патронами, а ты выстрелишь рядом с камерой. Ага, вот в ту мишень. Видишь на стене? Лиля, подаёшь реплики. Олег, помнишь хорошо, у тебя с Мельгуновым ссора. Ты пытаешься сдержаться, потом выхватываешь револьвер и быстро стреляешь в мишень. Понял?

Я краем глаза заметил побледневшего Кирилла, который не сводил напряжённого взора с нас. Проверяет что ли главреж меня? Хочет понять, мог ли я убить Милану, если бы захотел? Я спокойно, не показывая вида, взял из рук техника другой револьвер, откинул барабан и внимательно осмотрел патроны. Почувствовав на затылке чей-то взгляд, быстро оглянулся – Милана нахмурившись, наблюдала за нами, но заметив мой взгляд, быстро отвела глаза. Вместо того чтобы разволноваться, я наоборот обрёл абсолютно ледяное спокойствие. Такое спокойствие, которое помогало мне всегда в опасных ситуациях. Я включил по заказу контроль над собой. Не  внушая себе мысль, что повода для беспокойства не существует, просто не понимая,  что есть хоть какой-то риск.

Лиля встала за камерой и стала начитывать реплики по тексту сценария. Я усмехнулся, когда перед мысленным взором всплыла насмерть перепуганная физиономия Мельгунова. Я увидел его так ясно и чётко, будто он вновь стоял передо мной.

– Он будет любить тебя, Белла, будет верен тебе, – монотонно прочитала реплики Лиля.