Текст книги "Призраки прошлого (СИ)"

Автор книги: Евгений Аллард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Она лежала на спине, блаженно улыбаясь. Она не убежала, как в первый раз. Наоборот,  прижав мою голову к себе, запустила пальцы в волосы, ласково поглаживая, проговорила:

– Боже, я так жутко испугалась. Прибежал Боря с вытаращенными глазами и сказал, что ты упал за борт.

– А что ж меня так долго искали? – спросил я с иронией. – Полчаса вокруг яхты плавал, никто меня не видел.

– Наверно, он не сразу обнаружил тебя. Но, слава Богу, вытащили же!

Если она так боится за меня, может быть, у меня есть шанс?

– Я должен тебе сказать, Милана. Я люблю тебя. Уйди от Верхоланцева. Мы будем вместе навсегда. На всю жизнь.

Она усмехнулась, мягко провела пальчиком по моему лицу, обведя глаза, нос, подбородок.

– Олег, ну представь себе. Я уйду, у меня не будет ни одной роли больше. Он постарается. Он  же «серый кардинал» кино всея Руси. Буду сидеть дома, стареть. Лет через десять ты будешь ещё очень  и очень молод, а я стану старухой, толстой, некрасивой. Ты бросишь меня, и я останусь ни с чем.

– Какая старуха! Семь лет разницы – это так страшно? Когда мужчина на сорок лет старше жены  – это нормально. Когда жена старше чуть-чуть – катастрофа, – зло воскликнул  я.

– Я тебе нужна, потому что не твоя, а когда стану твоей, ты потеряешь ко мне интерес. Я знаю, –  печально возразила она. – Давай не будем об этом. Нам ведь просто хорошо вместе. Зачем что-то менять?

Я присел на кровати, отвернулся.

– Понимаю, съёмки закончатся, выбросишь меня из головы. Другого найдёшь.

– Ты что обиделся? – она обвила за талию, прижалась, нежно погладила. – Олег, пойми, эти вопросы так не решаются. Ты мне очень дорог. Я впервые ощутила, как мне может быть дорог мужчина. Но я не могу так – взять и уйти. Олежек, ну, пожалуйста, не обижайся. Расскажи лучше, как идёт твоё расследование.

Я тяжело вздохнул, понимая, что разговор начал совершенно зря. Улёгся на спину, заложив руки за голову.

– У меня трое подозреваемых. У всех есть мотив, хотя доказательств у меня немного, но кое-что есть.

– И кто?

– Ну, во-первых, твой муж. На месте преступления я нашёл запонку Верхоланцева. Такую же обнаружил в его гардеробной, когда случайно там оказался. Во-вторых, Розенштейн. Северцев попал в финансовую кабалу к нему: работал на него. Что делал – пока не знаю, но это было явно противозаконно и очень неприятно для него. Возможно, Северцев пригрозил продюсеру, что пойдёт в полицию и все расскажет.

– Господи, Олег, они не могли этого сделать. Чепуха! – перебила она меня раздражённо. – Если ты случайно попал в комнату Дмитрия, то и любой мог попасть. Взять запонку, подложить на место убийства. Он мог эту запонку потерять. Дальше. Розенштейн был в бешенстве, когда Гриша пропал – мы и так выбивались из графика, а замена актёра – страшные расходы. Давид – жуткий скупердяй, за копейку удавится. Если может на чем-то сэкономить – всегда сделает. Нет, ты, конечно, прав, у Гриши действительно были серьёзные денежные проблемы. Но какой смысл Розенштейну его убивать? Он потерял возможность получить назад свои деньги.

– Возьмёт с жены, – предположил я.

– Вряд ли. Ну, а третий кто?

– Как ни странно – Мельгунов.

– Господи, Олежек, ты ходишь по кругу, – снисходительно проговорила она. – Одни и те же люди и все не могут быть причастны к смерти Гриши. Уверяю тебя. Ну, были у Гриши и Мельгунова плохие отношения, но ты же видел это чмо. С кем у него могут быть хорошие отношения?

– Милана, ты не знаешь, почему Мельгунов носит на обеих руках часы?

– У него контракт с фирмой. За рекламу получает ощутимый гонорар, вот и старается. Если бы мог, он бы их и на нос себе надел, и на член, – она коротко рассмеялась. – Какое отношение это имеет к твоему расследованию?

Я только открыл рот, чтобы рассказать историю о призраке, как вздрогнул, услышав стук в дверь.

– Милана Алексеевна, вы здесь? – прозвучал робкий голос Лили. – Бенедикт Романович приехал. Вас приглашают.

Я мысленно выругался. Наверняка, Лиля слышала, как мы тут мило беседовали. Пойдёт и доложит теперь Верхоланцеву.

– Хорошо, через полчаса я приду, – спокойно ответила Милана. – Олег, подожди меня, я принесу тебе костюм.

– Не надо, – буркнул я, вылезая из кровати. – На палубе посижу, подышу воздухом.

– Олег, ну хватит дуться. Что ты, как маленький ребёнок.

Она быстро оделась и осторожно выскользнула в коридор, через десять минут вернулась,  и подала стопку одежды.

– Примерь, мне тоже надо переодеться. Приходи в салон.

Чмокнув меня в щёку,  выпорхнула из каюты.

Я нацепил чёрную рубашку, пиджак кофейного цвета в яркую золотистую полоску, и такие же брюки. Ко всему попугайскому гардеробу прилагался длинный, узкий галстук темно-бордового цвета с чёрной окантовкой.

В салоне за столиками уже расселись гости, хотя часть мест оставались пустыми – явно не все гости смогли привести себя в более-менее трезвый вид. Хотя я увидел почти ровно сидящего рядом с Миланой Верхоланцева. На сцене в круге света явился Сильвестр и торжественно объявил, показывая в улыбке сверкающие фарфоровые зубы:

– Наш самый дорогой и почётный гость – Бенедикт Романович! Встречайте!

Все захлопали, в салон важно прошествовал немолодой человек в дорогом  старомодном костюме, сильно облысевший, в очках с толстыми дужками, с солидным брюшком. Он взошёл на сцену и театрально произнёс, будто выступал на сцене перед многотысячным залом:

– Извините, друзья мои, что только сейчас смог присоединиться к вашему празднику. Дела. Дела. Пару часов назад я гулял по Парижу, смотрел на звёзды. У меня было романтическое настроение, я мечтал. О чем? Конечно, о самой красивой женщине, талантливой актрисе и певице. Мучился мыслью, что можно подарить звезде? Снять звезду с неба? Нет-нет. Этого мало. Судьба занесла меня совершенно случайно в антикварный магазинчик. И именно там я увидел вещь, которую  не стыдно подарить императрице моей души!

Он сделал знак – в салон прошествовал молодой человек, держа в руках огромный футляр из бордового бархата, открыл и в ярком свете засияли, переливаясь всеми цветами радуги драгоценные камни помпезного гарнитура – колье, диадема и серьги.

Милана в воздушном платье небесно-голубого цвета, украшенном яркими цветными разводами, словно экзотическая бабочка впорхнула на сцену. Бенедикт Романович по-хозяйски её осмотрел, расцеловал в щёчки, и пророкотал:

– Чаровница, кудесница, милая, прекрасная, неотразимая, сногсшибательная, обворожительная, прелестная Милана. Поздравляю от всей души!

Он одел ей колье, застегнул сзади замочек, водрузил на голову диадему. Обняв олигарха, Милана чмокнула в щёку. Зал утонул в громких аплодисментах. То, что эти украшения нувориш купил вовсе не в антикварном магазинчике, а где-нибудь на аукционе Сотби, я понял сразу. Стало безумно стыдно. Что я могу предложить «императрице»? Двухкомнатную квартирку в Красногорске? Форд «Мустанг» 1993-го года? Зарплату нищего журналиста? У меня застрял комок в горле, я сильно пожалел, что меня спасли. Если бы я утонул, не ощущал бы сейчас таким униженным и несчастным.

– И как дополнение маленький сувенир, – Бенедикт Романович хлопнул в ладоши.

В салон вкатили на тележке два здоровенных круглых ящика, украшенные золотистой фольгой. Зазвучала барабанная дробь, вверх ящиков вскрылся, и оттуда синхронно выпрыгнуло двое мускулистых парней, одетых лишь в узкие плавки. Они встали на колени перед Миланой и протянули  огромные букеты роз.

– Эти молодые люди поступают в твоё распоряжение, дорогая Милана, – сказал  Бенедикт Романович. – Они будут рады выполнить любое пожелание! Леонид и Тимур.

Все опять яростно зааплодировали. Захотелось вылететь на сцену и вмазать по довольно лоснящейся физиономии этого шута горохового. Тем временем Бенедикт Романович спустился со сцены и с комфортом устроился за столиком в мягком кресле. Милана осталась на сцене, подошла к микрофону и громко объявила:

– Для нашего дорогого гостя!

Бросила взгляд на музыкантов, которые расселись за инструментами за её спиной, и запела «Очи чёрные» Михаила Круга:

Над обрывом гнётся ива

Сердце рвётся в облака

Что ты, Русь, глядишь тоскливо

От чего печаль-тоска

Где твоя былая удаль

Золотые времена

Эх, сударыня, эх сударь

Не осталось ни хрена

Бенедикт Романович остались довольны, и выразили свою радость аплодисментами. Милана исполнила несколько русско-народных песен: «Ехали на тройке с бубенцами», «Окрасился месяц багрянцем», «Тонкая рябина».  А когда Милана запела «Когда я вернусь в Россию», олигарх даже прослезился.

Но я вернусь в Россию на рассвете

А я вернусь в свой город над рекой

А я вернусь пусть даже после смерти

С разбитым сердцем, с раненой душой

А я вернусь домой святой и грешной

Согреет водка голос мой больной

Моя душа заплачет безутешно

Когда вернусь, когда вернусь

Я в дом родной

В конце концов, последнюю песню «Приходите в мой дом», Бенедикт Романович исполнял вместе с Миланой, обняв за талию.

Я закрою глаза, и обиды забуду,

Я прощу всё, что можно, и всё, что нельзя.

Но другим никогда, Видит Бог, я не буду,

Если что-то не так, Вы простите меня.

Конец песни утонул в бурных аплодисментах. Любовь к шансону –  неотъемлемая черта нашей «аристократии бабла». Вместе с олигархом Милана спустилась с эстрады и села за его столик. Двое подаренных парней застыли рядом, как часовые.

Как из рога изобилия посыпались выступления певцов, пародистов, жонглёров. По залу   призраками носились официанты, обнося присутствующих десертом и коктейлями. Мне принесли кофе капучино, надо сказать, великолепный, горячий, с огромной шапкой молока, посыпанной корицей. Почти все на празднике было сделано по высшему разряду. Я задавался вопросом, кто оплачивал весь этот банкет. Сама яхта, конечно, принадлежала Бенедикту Романовичу. Неужели он и праздник проплатил тоже? От большой любви к Милане?

Возникла странная пауза, я взглянул на сцену – никто не вышел. Наверно, перерыв, сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся, услышав голос Лифшица, который, как приведение, возник рядом:

– Олег, исполни что-нибудь.

Я готов был сжечь его взглядом, но второй режиссёр, несмотря на кажущуюся подобострастность, обладал железным характером.

– Давай-давай, – уже твёрже повторил он, подталкивая меня в спину.

Ничего не оставалось, как встать и пройти к роялю. Я решил похулиганить. Оказавшись рядом с оркестрантами,  заговорщически спросил:

– «Тётю Розу» знаете?

– А то, – ухмыльнулся контрабасист с иссиня-красным мясистым носом, выдававшим явную слабость к горячительным напиткам.

Остальные одобрительно кивнули. Я уселся за рояль, поправил микрофон. Ударив по клавишам, заиграл разудалый мотив:

На привозе к тёте Розе.

Видно, в очень сильной дозе

Подошёл какой-то идиёт.

Он сказал стихами в прозе

Нашей бедной тёте Розе

Что сейчас скандал произойдёт

Эта глупая угроза

Впилась в сердце как заноза.

Тётя Роза ножик достаёт

Три раза курнула в спину

И свалила на малину,

Но к несчастью выжил идиёт

А тётя Роза ведёт себя нахально,

А тётя Роза с рожденья аморальна,

А тётю Розу не стоит обижать,

А то Одессы-мамы больше не видать

Оркестр умело подыгрывал, и получилось неплохо. Бенедикт Романович хохотал, как ребёнок, потом махнул мне рукой, чтобы я присоединился к ним. Я спустился вниз, проходя мимо столика Розенштейна и Верхоланцева, с удивлением заметил, как главный продюсер, багровый от злости, прожёг меня бешеным взглядом. Показалось, он вытащит из-под столика «пушку» и пристрелит меня.

Я присел рядом с олигархом, Милана нежно сжала мне руку под столом и загадочно улыбнулась.

– Ну, молодец, – воскликнул Бенедикт Романович, хлопнув меня по плечу. – Где так здорово научился? В кабаках выступал?

– Да нет, исполняю для друзей, знакомых, на вечеринках.

– Мне сказали, ты в Саратове в театре играешь? Хочешь, помогу в Москву перебраться? В любой театр пристрою. Для меня это не проблема.  Или сольные сделаю.  В театре Эстрады, или в Барвихе.

– Да нет, спасибо, – я ощущал себя неловко.

– Ладно, сыграй нам что-нибудь нежное, о любви. Давай.

Я вновь сел за рояль, но не успел даже прикоснуться к клавишам, раздался грохот, вопли, шум борьбы, в салон ворвались  вооружённые до зубов парни в тяжёлых бронежилетах и масках.

– Всем на пол! – заорал мордатый парень, держащий наперевес «тавор-коммандо», массивную, штурмовую винтовку.

Взгляд зацепился за нечто интересное за широким иллюминатором, и я все понял.  Огляделся по сторонам – гости, испуганно дрожа, улеглись носом в пол. Один из бандитов держал на мушке Бенедикта Романовича, бледного, как мел, а Милана сжавшись в комок, наклонилась над столом. Остальные прошлись по ряду, бесцеремонно пиная лежащих, и рассредоточились по углам салона.

– Ты, ублюдок, – услышал я окрик одного из братков. – За пианиной, быстро на пол.

Я невозмутимо встал,  и нагло прошипел ему в лицо:

– Пошёл на х...

С силой вырвал из его рук винтовку, которая оказалась предсказуемо лёгкой, и бросил на пол. Сложив руки на груди, подождал реакции. Один из бандюков матерно выругался и вдруг задорно воскликнул, снимая маску:

– Один говнюк все удовольствие испортит!

Он сбросил бронежилет, под которым оказался щегольской смокинг с бабочкой.

– Ах ты, зараза! – заорал олигарх.

Они обнялись, постучав друг другу по спинам кулаками.

– Милана, дорогая. Извини, хотели порадовать эффектным появлением, – проговорил «главарь», целуя ей руку. Милана привстала, бледная и раздосадованная, и через силу улыбнулась. – Для тебя маленький подарок, – добавил он, доставая из смокинга бумаги и ключи, им галантно передал ей.

Взял её под локоток, вывел на палубу, рядом с которой на понтоне покачивался в свете прожекторов роскошный седан «Lexus LS 460» цвета неба в июльский полдень.

– Благодарю, Вахид Джафарович, – проговорила Милана сухо. – Очень рада.

Гости начали молча вставать, отряхиваться, никто даже не выругался, а мне безумно захотелось дать Вахиду в морду за его «эффектность».

Милана с Вахидом вернулись в салон, он хлопнул в ладоши. Сверху просыпались лепестки роз, устлавшие пол толстым слоем. Гости, уже пришли в себя, и громко зааплодировали. Я отошёл на место, взял остывший кофе. В груди клокотала ярость, которую всеми силами пытался сдержать. После формальностей Вахид совершено потерял интерес к Милане, вместе с Бенедиктом и Розенштейном они вышли из салона, беседуя о делах. Гости начали постепенно расходиться, я допил холодный кофе и тоже пошёл к выходу. На палубе наткнулся на Верхоланцева, который будто поджидал меня.

– Слушай, Верстовский, а ты действительно отношение к Вяземским имеешь? Князьям? – он схватил меня за рукав.  – Или так,  приврал для красного словца?

– Бабушка рассказывала по секрету, что наш род ведётся от князя Петра Андреевича Вяземского.

– Ого. Так по знатности меня догнал? – присвистнул Верхоланцев, и ехидно проворчал, заметив мой недоуменный взгляд: – Дурак, ты, хоть и Вяземский, о великих режиссёрах надо все знать. Как же ты у меня снимаешься, а ни хрена не знаешь, кто я такой. Один мой предок был действительный статский советник. А второй – великий художник Поленов. Покопайся в Интернете. А то выпорю, – погрозил он мне пальцем.  Он вдруг расхохотался, о чем-то вспомнив, и добавил: – Здорово, ты нашу «тётю Розу» подцепил, с ним чуть удар не случился.

Я изумлённо воззрился на главрежа, решив, что тот свихнулся на почве чрезмерной дозы спиртного.

– У Розенштейна прозвище такое, за глаза, «тётя Роза», он же в Одессе родился, как в этой песне, – объяснил Верхоланцев.  – Скупая, жадная сволочь, – лицо исказилось  гримасой отвращения.

– Я не знал об этом, просто решил в тему исполнить.

– Да ладно, не оправдывайся. А как ты понял, что Вахид инсценировку устроил?

– Увидел лексус на понтоне, а потом присмотрелся, винтовки – бутафорские.

– Молодец, умный парень. И внимательный. Впрочем, ты ж репортёр, тебе и карты в руки. Хороший у тебя материал будет теперь для твоего журнала. Светские вечеринки, сплетни. Приврёшь, как это бывает. Только мой совет, лучше молчи обо всем. Так тебе спокойней будет.

– Я не пишу о развлечениях бомонда и сплетнях. Меня интересуют другие вещи, – холодно объяснил я.

– Да, я вспомнил, ты же о  призраках и ведьмах пишешь. Я хотел об этом фильм снять. О призраках Тьмы, но потом передумал,  хотя уже сценарий написали,  костюмы начали шить.

– Почему не стали?

– Посоветовался кое с кем и решил не тревожить эту нечисть. Знаешь, лучше не трогать её, чтобы она тебя не трогала. Да, предупредить тебя хотел, лучше с ментами дело не затевай. По поводу нападения на тебя. Никого не найдут, только больше врагов приобретёшь.

– Я и не собирался даже.

– Ну и молодец!

– Если убийц Северцева не нашли, то уж для такой мелкой сошки, как я, тем более никто пальцем не пошевельнёт, – проговорил я, изучая выражение лица Верхоланцева.

Главреж напрягся, с лица сползла дурашливая пьяная ухмылка.

– Значит, врёшь, что только привидениями интересуешься, – пробурчал он. – Ну, рассказывай, что узнал об этом деле.

– Ну, во-первых, Северцеву перед смертью являлся призрак, которого он ужасно боялся. Из-за этого проигрывать стал больше. Во-вторых, он – мой троюродный брат. Его дед и мой были братьями. Только я об этом понятия не имел.  Узнал случайно.

– Ясно, значит, кровная месть, – с иронией проронил Верхоланцев. – Ну и кого ты подозреваешь? Давай-давай, колись. Ведь что-то откопал? Молчишь? Понятно.  Меня, надо понимать, подозреваешь?

– Нет.

– Врёшь! – воскликнул он весело. – Да, если бы я всех хахалей моей супруги убивал, знаешь, сколько на мне трупов висело? Не было у них ничего. Это я точно знаю. В отличие от тебя, – добавил он хитро. – Чего испугался? Ты думаешь, я слепой? Но я сам разрешил.

Я нахмурился и попытался рассмотреть выражение его лица в свете тусклых фонариков, висевших над палубой.

– В общем, что я тебе скажу, – заговорщицки проговорил Верхоланцев, дыша перегаром мне в лицо. – Только ты не обижайся. Ты для Миланы знаешь где? Между этими стриптизёрами, которых Беня подарил, и её шофёром. У неё интерес к тебе имеется. Она ребёнка хочет. Вот выбрала тебя. Молодого парня, здорового. Ты вроде не наркоман, не пьяница.

– А чего ж тогда она от стриптизёра не родит? Он поздоровее меня будет, – возразил я, ощущая уязвлённым до глубины души.

– Ну, ты даёшь. Она же не хочет такого дебила, как эти качки. Ей нужно, чтобы умный был. Не идиот какой-нибудь.

– Почему она решила, что я – умный? – хмуро бросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды.

– Читала твои статьи, когда мы хотели кино снимать об ангелах Тьмы. Очень ей нравился твой стиль. Вначале, когда ты на неё запал, она не хотела с тобой сближаться. Но потом уяснила, именно такой, как ты ей нужен. Для этого дела. Мы с ней серьёзно поговорили и я согласился. Пойми, Олежек, видит она в тебе только одно место. Не обижайся, но не рассчитывай на большее.

Я чуть не спросил, почему этого места она не видит в собственном муже, но Верхоланцев, похоже, уловил ход моих мыслей.

– У меня сейчас только внуки получаются. Да, ладно, Олег, не огорчайся ты так, – добавил он уже веселее. – Все бабы – стервы. Пойми это и прими, как должное. Может, я ещё тебе позавидую, что ты не женат.  Да, кстати, документы на тебя уже в Москву ушли. Получишь скоро орден Мужества!

– Не надо, – буркнул я.

Но он уже не слышал меня, похлопав дружески по плечу, медленно поплёлся по проходу. Я навис над ограждением,  безумно захотелось привязать себе что-нибудь тяжёлое на шею и спрыгнуть в воду. Я её спасал! Она, сука, рассматривает меня, как быка-производителя! Но зачем Верхоланцев все это рассказал? Чувствует себя униженным перед всеми этими «тётями Розами», Бенями, Вахидами. Талантливый человек зависит от выбившихся из грязи в князи новых купцов, подсуетившихся и укравших в нужный момент цистерну с мазутом. Ему хочется, чтобы кто-то также страдал от унижения, как он сам. Если бы  знал, что Милана использует меня в таком качестве, стал бы спасать её? Да. Стал ли я меньше любить её? Нет. Но на душе скребли кошки.

Я вернулся в салон, нашёл пару бутылок крепкого спиртного, и решил уйти в свою разгромленную каюту, напиться до зелёных чертей. Если на меня, нарезавшегося в дымину, опять нападёт какой-нибудь бандюган, будет уже все равно. Я спустился вниз и заблудился. Совершенно вылетело из головы, где находилась моя каюта, не мог даже вспомнить, на какой палубе она была. Как баран начал блуждать по лестницам, подниматься, спускаться, и вдруг отчётливо услышал знакомый голос.

– Давид, я разочарован. Если дело пойдёт так дальше, я вытаскиваю свои бабки, и ты остаёшься с носом.

– Беня, уверяю тебя, я нашёл потрясающую кандидатуру. Молодой, смазливый пацан. Здоровый, сильный. И это не будет стоить тебе ни гроша, – удивительно заискивающим тоном проговорил «тётя Роза».

– Давид, ты говорил это и в прошлый раз, – послышался голос с сильным кавказским акцентом. – Если ты нас обманешь, пеняй на себя. Будешь с ментами разбираться сам.

– Вахид, тебе-то меньше всего надо опасаться, твоих хрустов кот наплакал.

– Вот только нэ надо так говорить, дарагой. И нэ надо делить – меньше, больше. Я рискую больше Бени, ты это должен помнить.

Глава 12. Мерзкое шоу

– А на казни  вчера присутствовал?

– Конечно! Сделал такие снимки, закачаешься! Мой редактор сказал, несколько подобных репортажей,  он простит половину моего долга! – воскликнул я.

– Тебе надо меньше за бабами ухлестывать, и не торчать в казино, тогда не будешь создавать долги, – пробурчал мой собеседник.

– Алекс, ну ты ворчишь, как старая перечница? Бабы, казино. А чем другим заняться в этом занюханном местечке? Скоро горожане совсем перестанут читать, а для подтирания задницы наша газетёнка слишком дорогая. Я же не ною по этому поводу.

Мы сидели в маленьком уютном  баре и мирно беседовали. Звучала приятная музыка, вызывавшая сильный приступ ностальгии, что-то блюзовое, тридцатых-сороковых годов прошлого века. К нам подошла миниатюрная брюнетка в очень коротком красном платье. Круглое личико с кричащим вульгарным макияжем обрамляли жёстко завитые локоны, обесцвеченные перекисью.

– Молодой человек, не угостите даму сигареткой, – проронила она манерно, сделав попытку приземлиться рядом.

Я галантно вытащил пачку сигарет и зажигалку, но Алекс грубо спихнув деваху с табурета, злобно прошипел:

– Пошла вон, сука. Чтобы я тебя не видел здесь.

Особа лишь хмыкнула и направилась к выходу из бара, покачивая широкими бёдрами, которые еле-еле прикрывала короткая юбчонка.

– Ты чего, Алекс, ничего бабёнка, –   с деланным огорчением произнёс я.

– Крис, я предупреждал, чтобы ты портовыми шлюхами не пользовался. Хочешь, предоставлю нормальный товар.

Я вздрогнул от резкого воя сирены, но не растерялся, поскольку знал отлично, что делать. Резво перемахнув через прилавок бара, вытащил припрятанный заранее дробовик. Мой собеседник оказался рядом и тоже схватил в руки оружие – оптическую винтовку. Через пару минут  в бар ворвалось несколько чумазых мужиков в грязных, порванных костюмах с иссиня-красными лицами, искажёнными безумием. Они громко вопили, размахивая гаечными ключами и обрезками труб. Быстро перезаряжая дробовик, я выскакивал из укрытия, делал пару выстрелов и вновь прятался. Одного из уродов я подпустил совсем близко, выпрямился и съездил ему прикладом по морде, он закачался и рухнул вниз, как мешок с картошкой. Спустя четверть часа поток нападавших иссяк, а весь пол был завален трупами. Условными, конечно. Я знал, что пулевое отверстие образуется так называемыми «закладками», которые делают пиротехники для имитации взрыва при попадании.

Когда мы вылезли из-под прилавка, Алекс махнул рукой и его персонал начал оттаскивать «трупы» в служебное помещение.

Вновь уселись за столик и продолжили разговор, как ни в чем ни бывало.

– Да, казнь, это круто, – проговорил я с довольной улыбкой. – Впрочем, для этих ублюдков я не стал бы тратить верёвку, можно всех забесплатно топить в океане.

– Смотри, как бы ты сам не оказался на их месте, – проворчал Алекс.

– Господи, ну я-то тут при чем? Я – добропорядочный гражданин, ничего не нарушаю, контрабандой не торгую. Убиваю только при самообороне.

– Они тоже были добропорядочными, пока не попали в руки копов, – угрюмо пробурчал Алекс. – И те показания не выбили.

Я сделал вид, что задумался. Весь диалог мы придумали экспромтом, поскольку могли импровизировать, как нашей душе угодно, но в рамках сюжета. Я изображал прожжённого репортёра, он – владельца маленького бара. Я получал удовольствие от того, что находился в этом странном месте. Меня, наконец, пустили в святая святых – павильоны, которые всегда были закрыты металлическими щитами.

Утром позвонил Лифшиц и быстро проговорил:

– Олег, в твоём контракте прописано участие в съёмках, помимо фильма с Дмитрием Сергеевичем. Ты  не имеешь права отказываться.

Он решил, что я буду возражать! Идиот! Я ждал этого приглашения с нетерпением. Можно сказать, жаждал принять участие в той работе, о которой все время говорил Розенштейн. За мной как обычно пригнали синий фургончик, привезли в таинственный павильон. Лифшиц встретил меня, завёл в комнатку.

– Олег, эти съёмки проходят в режиме реального времени.

– Реалити-шоу, – резюмировал я со знанием дела.

– Да. Тебе ничего особенного делать не придётся, будешь себя как обычно. Выбери  персонажа по вкусу.

Он подал тонкую папку, в которой лежало несколько листков с коротким описанием каждого персонажа –  жителя некоего города. Ничтоже сумняшеся, я выбрал репортёра по имени Кристофер Стэнли. Мне выдали пару старомодных костюмов и допотопную фотокамеру, похожую на ту, которую дед привёз с фронта, в память о его погибшем друге, военном корреспонденте. Эта камера Contax III делала вполне приличные снимки, на плёнку, в ней стоял хороший объектив, которому позавидовали бы и современные зеркалки. И я сумел ощутить себя настоящим репортёром, вспомнив с ноющей в сердце болью о том, как дед обучал меня «стрельбе по мишеням» с помощью подобной камеры. Он сам неплохо фотографировал. Долгими ночами мы проявляли плёнки, печатали фотографии при красном свете. Незабываемое время.

– Олег, ты должен вести себя так, словно давно живёшь в этом городе, – начал объяснять задачу Лифшиц. – Если начнёшь ошибаться, оговариваться, не страшно. Съёмки будут продолжаться пару часов. Иногда будут связаны с определённым риском. Не бойся, опасности для жизни никакой. Все предусмотрено.

«Определённый риск» был связан исключительно с нападением так называемых мутантов. В какой бы части «города» я не находился, перед их появлением срабатывала сигнализация – громкая сирена или светильники, встроенные в стены, начинали загораться и гаснуть ярко-красным светом. «Город» состоял из нескольких уровней, на которых находились магазинчики, жилые помещения, театр, парк, казино. Они сообщались между собой лифтами, похожими на батисферы. Когда я впервые вошёл в павильон, дух захватило от великолепия, раскинувшегося за огромными окнами – поднимающиеся со дна океана высокие башни. Все выглядело удивительно реалистичным: длинные ленты водорослей, ярко-оранжевые кораллы и стайки переливающихся серебром рыбок, быстро сновавших  перед толстым стеклом. Я познакомился с некоторыми актёрами, в том числе с Владом Самариным, который изображал владельца бара, и по совместительству лидером повстанческой группировки, Алекса Робинсона.

– Ну ладно, – сказал я. – Пойду, меня редактор ждёт.

Это был условный знак окончания моей работы. Я вышел из бара, свернул к незаметной двери, за которой начинался коридор в служебное помещение, переоделся в гардеробной и пошёл искать Лифшица.

– А, Олег, уже закончили, – услышал я голос второго режиссёра. – Идемте, сейчас будет снимать сцену с Миланой.

Сразу испортилось настроение. Я не знал, как вести себя с Миланой. Сделать вид, что ничего не знаю, принимать её знаки внимания, как обычно. Или сразу расставить все точки над ё, выяснить отношения и разорвать эту связь навсегда? Я уговаривал себя до тех пор, пока Лифшиц вёл меня по коридору. Но как только я вошёл,  увидел Милану, все приготовленные заранее слова вылетели из головы. А циничные откровения Верхоланцева перестали казаться ужасными. Милана улыбнулась, очаровав ямочками на нежных щёчках, тёплая волна залила душу, и я решил отложить неприятный разговор.

– Олег, как я рада видеть тебя! – она протянула ко мне руки. – Нам с тобой предстоит очень тяжёлая работа, – добавила она, лукаво подмигнув.

– Кирпичи таскать? – предположил я, целуя ей пальчики.

– Да, что-то в этом роде. Эротическая сцена, – она махнула ручкой в сторону огромной кровати в стиле Людовика XIV, стоявшей у стены на паласе с выцветшим восточным орнаментом.

Я присвистнул от удивления, медленно подошёл ближе, обошёл вокруг. Такую мебель я видел только в музее – широкая кровать со спинками резного дерева, отделанного позолотой, и огромным живописным полотном в изголовье. Рядом суетились техники, проверяя камеру, освещение. Кирилл, поднимая длинные ноги, как цапля, медленно обходил комнату по периметру, осматривая закреплённые осветительные приборы. Стало неуютно, на глазах целой кучи людей мы будем изображать любовь?

– Что такой растерянный, Верстовский? – услышал я громогласный окрик Верхоланцева.

Главреж стоял в центре, с чуть заметной усмешкой  изучая меня.

– Не растерянный, а задумчивый, – огрызнулся я.

– Ладно, не волнуйся, на съёмке только я присутствовать буду, да Кирилл. А мы и не такое видели.

Верхоланцев начал что-то объяснять Милане, она внимательно следила за его жестами, изредка кивала. А я сел на кровать, раскрыл сценарий, начал перечитывать реплики, пытаясь унять волнение.

– Верстовский, хватит в сценарий пялиться. Дуй сюда, будем обсуждать, – скомандовал главреж, и деловито продолжил, когда я оказался рядом: –  Значит так, втаскиваешь Милану в комнату, кидаешь на кровать, срываешь верх платья и целуешь. Она сопротивляется какое-то время, потом ослабевает и отдаётся. Понял?

– Понял, – мрачно буркнул я.

Почему Верхоланцев пытается меня унизить при Милане, выставить идиотом? Милана забросила руки за голову, несколько раз пригладила волосы – жест, выдававший в ней сильное волнение.

– Лиля, метки нанесла? – спросил Верхоланцев. – Отлично. Ну, попробуем.

Милана сопротивлялась, колотя по моим плечам маленькими кулачками очень  реалистично, так, что пришлось собрать все силы, чтобы справиться с ней.

– Я тебя ненавижу, – рычала она. – Не можешь понять, что между нами все кончено. Ненавижу!

Я бросил её на кровать, навис сверху, и сделал вид, что разрываю на ней платье.

– Стоп! – услышал я окрик Верхоланцева. – Верстовский, мало каши ел? Что ты, как нюня какая-то. Мощней, сильней надо. Ты же любишь эту женщину, хочешь её, а ведёшь себя, как мокрица. Смотри, – он начал показывать. – Ведёшь вот так, кидаешь. Все надо делать быстро и динамично. А ты на ходу спишь.