Текст книги "Флигель-Адъютант (СИ)"

Автор книги: Евгений Капба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Хорошо, Ваня. Я тебя понял.

Это было не так сложно, как я думал. Всё-таки он был моложе меня, и знавал я его еще с тех пор, как лечил от горячки в продуваемой со всех сторон каморке в Варзуге. Да и легенда требовала.

Пока Царёв копался в багажнике, я рассматривал карту. Нужна была железная дорога или почтовая станция, где можно было напроситься в машину или повозку. Желательно – верстах в пятидесяти, чтобы неизвестный Вассер, которого упомянул почтмейстер, не успел послать туда своих людей.

– Поедем на пригородном поезде, – наконец нашел нужную точку я. – Вряд ли нас будут искать среди дачников, крестьян и студентов.

* * *

Машину мы подожгли в сыром овраге, чтобы огонь не было видно издалека. Дым терялся в вечернем небе, запах гари растворялся в лесных ароматах.

Станция «Перелески» располагалась в трех верстах, и у нас было около полутора часов до последнего поезда. Раньше времени на перрон решили не соваться – там под навесом собрался народ самый разный, и кто-то из них мог быть по нашу душу. Потому – дождались паровозного гудка и выскочили из-под тени деревьев в самый последний момент, испугав кондуктора – гладко выбритого взрослого мужчину.

– Куда-а-а!? – от неожиданности крикнул он мне прямо в лицо. – А билеты?

– А вы нам продадите? Мы едва успели!

– У нас с наценкой… – пропустил он нас в свой, последний, вагон и просемафорил коллегам фонарем, мол, можно ехать!

Поезд тронулся, и вдруг из ночной тьмы появились трое мужчин, которые бежали следом за составом по насыпи, хрупая сапогами по гравию.

– Стой, стой! – кричали они. – Стой, кур-р-р-ва!

Кондуктор забормотал проклятья и потянулся к стоп-крану, но вдруг был остановлен рукой Ивана.

– Это нехорошие люди, – сказал он как-то по-особенному мягко, глядя в самую душу железнодорожнику. – Не стоит из-за них задерживать остальных пассажиров.

Тот вдруг резко вспотел, и прислонился к стенке тамбура. Я отпустил рукоять револьвера в кармане и спросил:

– Вань, а почему ты решил, что они нехорошие?

Он пожал плечами и совершенно обычным голосом сказал:

– А станут хорошие люди по ночам догонять поезд с автоматическими пистолетами в руках?

– Действительно, – отер пот со лба кондуктор.– Проходите в вагон, а я пойду к начальнику поезда – расскажу. Пусть предупредит жандармов, мало ли – налетчики?

Он с подозрением уставился на нас:

– А вы не налетчики, господа?

– Нет, – как можно более радушно ответил я, молясь, чтобы револьвер не выпал из кармана, уж больно ненадежно он там располагался. – Мы ученые. Этнографы.

***

В вагон сквозь открытые окна залетал ночной ветер и дым от паровоза. Пахло углем, семечками, пивом и почему-то жареной картошкой. Деревянные лавки со спинками располагались одна напротив другой и почти все были заняты – в каждом пролете сидели один-два пассажира, берегли личное пространство. За исключением нескольких компаний, которые ехали вместе, понятное дело.

Пара матёрых мужиков-крестьян резались в «дурня», азартно матерясь, Студенты в мундирах технических колледжей спали, вытянув ноги на лавках, какая-то бабуля везла в мешке поросенка, который хрюкал из-под холстины и нещадно вонял. Толстый дядька в конце вагона пожирал картошку с мясом из металлической банки с крышкой.

Котомки, сумки, тачки, трехколесный велосипед… Мы едва протолкнулись мимо всего этого к свободным местам напротив чинной дамы, похожей то ли на чиновницу, то ли на учительницу. Скорее всего – последнее, потому как чиновнице в пригородном поезде делать было явно нечего…

Дама читала газету.

– Нет, это неслыханно! – сказала вдруг она. – Покушение на Императора, только подумайте! Бедный мальчик!

Мы переглянулись, и я попросил:

– Не расскажете нам, в чем, собственно, дело? Мы с коллегой весь день бродили по лесам, собирали материал для исследования и не видели свежей вечерней прессы…

– Вот как? Так послушайте: утром во дворце прогремел взрыв, до сих пор разбирают завалы! Погибло более сорока человек! Император жив, но ранен, сейчас находится в больнице, его оперируют. Власть перешла к Регентскому совету, на завтра назначено экстренное заседание Сената… Я так за него переживаю, вы знаете? Бедный мальчик, столько пережил, а теперь это… Мы все должны молиться за его здоровье, все, как один! – сказав это, она вернулась к чтению.

– Дела! – сказал Ваня и потрогал травмированную скулу. – Оперируют, значит? Может, следует вернуться?

– Ни в коем случае, – отрезал я.

Они ведь и вправду могли не знать, наши добрые друзья – выжил император или нет! Отсюда и деза про операцию. Да и вообще – кто в тот момент находился во дворце? Жив ли Феликс? Арис? Артур Николаевич?

Ненавижу, когда со мной играют втемную.

V ПО ВЕЛИКОЙ РЕКЕ

Бринёв – небольшой городишко, каких на просторах Империи тысячи – являлся отражением лучших чаяний Императора. По центральным улицам тут тянулись линии электропередач, на местной речушке грохотала потоком воды мини-ГЭС, возвышались над домами водонапорные башни, обеспечивая бесперебойную подачу воды до четвертого и даже пятого этажа, работали целых четыре завода: деревообрабатывающий, консервный, винокуренный и мукомольно-крупяной. Имелся главопчтамт с телеграфом и телефонной станцией, даже собственная газета. Ресторанчики и кафе, ателье, магазинчики, ремесленные мастерские, студии и парикмахерские завлекали посетителей яркими вывесками и нарядно оформленными витринами…

И почти все эти заведения были закрыты в связи с жуткой ранью. Мы прибыли сюда еще до рассвета и, заскучав в зале ожидания на вокзале, пошли бродить по Бринёву, коротая время. Проведя рекогносцировку исторического центра, пристани и жилых кварталов, мы наконец нашли что-то работающее. Один-единственный брадобрей-цирюльник – явно восточный человек с характерным разрезом глаз – наводил лоск в своей обители, протирая и без того идеально чистые зеркала белоснежным полотенцем.

– Господа, господа, – сказал он на чистейшем имперском языке. – Вам определенно необходимо посетить цирюльню Хасбулата!

Царёв провел рукой по коряво обстриженным волосам и умоляюще глянул на меня. Вообще-то мне тоже следовало постричься покороче – буду делать акцент на отрастающую бороду, в свете разворачивающихся событий маскировка снова становится актуальной.

– Да-а, приведите в порядок этого юношу, – сказал я. – Сделайте полубокс, ладно?

– Сделаю, сделаю… Еще и подлатаю! Рану хорошо бы обработать, это я бесплатно, и не сомневайтесь в моей квалификации – я в армии был санитаром… Это кто так вас отделал-то, молодой человек? – восточный человек Хасбулат захватил Ваню в плен и усадил в кресло, и укутал крахмальной чистейшей простыней. – Надеюсь, он выглядит хуже?

– Они! – слегка самодовольно поправил его Царёв. – Я их всех уложил… Правда, без шефа мне пришлось бы худо…

– Вот как! Ваш шеф – тоже непростой человек, да?

–А то! Доктор наук! – трепал языком вовсю Ваня. – Абы-кого в ИГО не берут!

– Доктор наук? А больше похож на ветерана!

– Так одно другому, собственно…

Пока младший научный сотрудник находился в цепких руках парикмахера, я решил прогуляться по городу – почитать новости. Всё-таки императорский дворец не каждый день взрывают! Последний раз такое лет сорок назад было, да и то теракт предотвратили – тогда в дровах динамитные шашки в кочегарку господа революционеры протащили, один из дворцовых гренадеров вовремя заметил.

А тут – такое! Конечно, взрывчатые вещества сейчас куда как мощнее, и способы доставки – разнообразнее, и ассортимент взрывателей – шире, но… Это какой дерзостью и профессионализмом нужно обладать, чтобы…

Я остановился перед столбом для объявлений, смотрел на афишу во все глаза и не мог поверить: неужели – вот оно? Яркие, кричащие буквы возвещали: «ПЕРВЫЕ И ЕДИНСТВЕННЫЕ ГАСТРОЛИ ЛУЧШЕГО ДЖАЗ-БАНДА СИПАНГИ! НЕСРАВНЕННАЯ ИЗАБЕЛЛА ЛИ – В ВАШЕМ ГОРОДЕ! МАНГАЗЕЯ, АРКАИМ, САРКЕЛ, ЯШМА, ЭВКСИНА!»

Твою-то мать! И дата выступления в Аркаиме – как раз накануне нашего побега. И соответственно – теракта! Проклятье, почему я не видел этой афиши раньше? Ну да, я не особенно распространялся об увиденном и услышанном на Золотом Острове, но… Куда смотрит контрразведка? Арис сотоварищи совсем мышей ловить перестали?

Я чуть ли не бегом побежал к телеграфной конторе, к самому ее открытию, и вломился внутрь, хлопнув дверью и напугав девушку за стойкой:

– Срочная телеграмма в Аркаим! Главпочтамт, Ротмистру, до востребования. Пишите: «ассистент жив тчк едем горы тчк внимание гастроли джаз тчк». Подпись – Поручик.

– Ротмистру? Просто ротмистру – и всё? – удивилась девушка. – Может, фамилию поставим?

– Нет, пусть будет именно так, – это был резервный канал связи. – Просто Ротмистр, и просто Поручик.

Вообще-то я должен был всё передавать лично в руки связным, но не пошли бы они все к черту вместе со своими связными? Особенно теперь, когда дворец взорвали. Я заторопился назад, к цирюльнику Хасбулату – всё-таки оставлять Царёва один на один с окружающей действительностью было страшновато.

* * *

Вот теперь образ младшего научного сотрудника Ивана Васильевича Царёва казался полностью завершенным. Эдакий интеллигент, из злых и голодных, в глазах которого просматривается беспризорное детство, какие-то околокриминальные делишки и вместе с тем – природное обаяние и грация. Такие становятся старостами этажей в студенческих общагах, лидерами молодежных профсоюзов или вожаками банд. Кажется – ну что такое стрижка? А вот вам, пожалуйста: был рифленый аристократ с родословной длиной в тысячу лет, а теперь – парень, с которым в подворотне лучше не встречаться.

Я с удовольствием провел ладонью по его стриженой голове. Непередаваемое ощущение! Что, панибратство с Императором? Ну, он сам вроде как просил меня вести себя с ним как с настоящим ассистентом!

Иван только хмыкнул, вставая с кресла и давая возможность Хасбулату убрать рабочее место.

– Теперь моя очередь! Бороду – оставляем, сверху двойка, по бокам – ноль, – сказал я.

– Сделаем! – кивнул брадобрей и снова принялся щелкать машинкой.

– Сергей Бозкуртович, – подал голос Царёв спустя пару минут. – Наши коллеги там с ума не сойдут? В столице?

– Я весточку послал, что экспедицию мы всё-таки продолжим, а так – пусть сходят. Облажались они знатно, да, Ваня?

Ваня вздохнул и тоже провел обеими ладонями по колючему ёжику волос:

– Подумать страшно. А что было бы, если бы вы за мной не зашли, шеф?

Хасбулат стрикал машинкой и молча на нас поглядывал своими раскосыми глазами.

– Потому я и зашел, – откликнулся я.

– А вы кто – геологи? – спросил наконец цирюльник. – Вы же из Имперского географического общества?

– Этнографы. Едем в Шемахань изучать народные традиции.

– О-о-о-о! В Шемахань? Через Каф? А в Касабу заезжать не собираетесь, господа?

Я задумался, закатив глаза. Касаба – небольшой городишко среди гор Кафа, между Эвксиной и Шемаханью, и один из возможных путей действительно пролегал там.

– Пока не решил. Сами понимаете – башибузуки, перевалы, погода...

– Господа, господа, но вы ведь будете там, неподалеку! В Касабе у меня живет брат, я не видел его тысячу лет… Может быть, вы передадите ему письмо от меня и приглашение навестить здесь, в Бринёве? Они живут небогато, а я – устроился, мог бы помочь им… Работы тут полно!

Я остановил этот поток речи:

– Понятия не имею, будем ли мы в Касабе, почтенный Хасбулат.

– Ну, если не будете – передадите письмо караваном. Всяко надежнее…

– А почему бы не послать его имперской почтой? – удивился Царёв.

Мы с цирюльником переглянулись.

– А это не Империя. Это другая сторона хребта, – ответил я. – Изучайте карту, коллега. Стыдно.

А Хабсулат движением факира снял с меня простынь и сказал:

– Готово!

Теперь настала очередь Ивана с усмешкой проводить рукой по моей стриженой голове. Ну и черт с ним, с меня корона не упадёт. У него же не упала?

* * *

Письмо цирюльника, написанное затейливой вязью, я спрятал в один из саквояжей и подумал о том, что стоило бы обзавестись нормальными ранцами или рюкзаками. Однако здесь, на речной пристани, найти их было негде, да и пароход уже приближался, рассекая волны носом, шумя гребными колесами и оглашая окрестности задорным гудком.

Поток пассажиров устремился на причал, начались охи, ахи, встречи, улыбки, поцелуи…

Царёв стоял посреди всей этой суеты и сутолки совершенно ошеломленный. Мне пришлось ткнуть его в бок:

– Хватай багаж и вперед – к трапу!

Старпом, проверявший билеты, долго всматривался в наши документы, потом – в лица, и наконец спросил Ивана:

– Мы с вами нигде не встречались?

– А-а-а, нет! – беспечно отмахнулся Царев. – Я на актера одного похож, арелатского, из синематографа. Все спрашивают.

– Может, и на актёра… – озадаченно проговорил старпом.

А я не беспокоился – меня тут никто узнать не мог. Я ведь не фотомодель с обложки, не политик, не певец и не артист – я статьи пишу и книжки, и в людей стреляю. Лицо мое никому и даром не надо.

– Проходите! Каюта по левому борту, номер семнадцать.

Мы прошли по узкому коридору к своему временному обиталищу. Не Бог весть что – второй класс, но чистенько и опрятно. Две койки, круглое окно-иллюминатор, шкафчики, тумбочки…

– Не дворец, конечно, – прокомментировал Царёв. – Но и не Варзуга. И тем более – не Новый Свет. Долго будем здесь прохлаждаться?

– А кто сказал, что ты будешь прохлаждаться, Иван? У тебя куча дел!

– Какие еще дела?

– Выучить карту предгорий и гор Кафа – это раз! – начал загибать пальцы я. – Привыкнуть нормально общаться с людьми – это два! Научить меня этим твоим ухваткам по швырянию людей на землю – это три. Ну, и пуговицу будешь пришивать себе на сюртук. Это четыре.

– Пуговицу? – он начал себя осматривать, а потом заметил болтающуюся на обшлаге левого рукава нитку. – Тут? Но я…

– Не умеешь? Будем учиться. На всё про все – четыре дня.

Раздался гудок, зашлепали лопасти колес, взбивая мутную воду. По одной из бесчисленных рек Империи мы двигались к Итилю.

* * *

Кажется, я задремал на полчаса, не больше – читал прессу, разморило. Очнулся от какого-то гомона и гула на верхней палубе. Царёв-то пропал! Сюртук лежал с аккуратно пришитыми пуговицами на кровати – я ему их все поотпарывал, чтоб парень тренировался. Учеником он оказался способным – вон как справился, загляденье! Думал, до вечера его займу, а сейчас солнце еще вовсю светило в иллюминатор – значит, было не больше трех часов пополудни. Я схватился за часы: вот же черт, проспал больше трех часов!

А вот нечего было до полуночи с капитаном лясы точить! Каюсь, грешен – зацепились языками, обсуждали высадку на побережье у Бубыря, он там одним из транспортов командовал, оказывается... А теперь вот – придавило к подушке, и потерял Иванушку! Но не такой он человек – найдется… По всему выходило – переполох на палубе был его виной, и в этом предстояло разобраться.

Потирая заспанное лицо, я прошел по коридору и поднялся наверх по гулкой металлической лестнице. В лицо ударил мощный, свежий запах реки, яркое летнее солнце и крики чаек.

На палубе творилось черт те что.

Зря я сомневался в его способности адекватно общаться с людьми. Все представители династии были личностями харизматичными и обаятельными, это признавали даже лоялисты. Эти ясные глаза, открытая улыбка и изящные манеры, не переходящие, впрочем, в лебезение, а полные достоинства – это производило впечатление на любого человека, независимо от пола, возраста и социального положения. И мой ассистент стал всеобщим любимцем уже за первые сутки путешествия.

Играл с детьми, делал комплименты барышням и дамам постарше, был безукоризненно вежлив с экипажем. А мужчин он купил другим своим талантом. Он выигрывал.

Ну, то есть всегда. То ли это было связано с математическим складом ума, то ли еще с какой-то особенностью его гениального интеллекта – но в шахматы он сделал всех, и самая длинная партия длилась десять ходов. На бильярде победил даже капитана, заставив его ошеломленно грызть мундштук трубки и восхищенно шептать в усы малый морской загиб.

А теперь он переключился на покер. И это было плохо!

Царёв сидел за столом в брюках и боксёрке, давая возможность всем дамам любоваться на его мощные плечи и крепкие руки, а мужчинам – убедиться в том, что он не шулер. Перед ним высилась солидная горка купюр и монет, а его противники явно пребывали в отчаянии. Толстый купчина в малиновой рубахе, седой, в возрасте уже дворянин в полотняном костюме и канапе и какой-то офицер-артиллерист в звании майора уже и не рады были, что сели с ним за стол.

Завидев меня, майор посветлел лицом:

– Господин офицер! – ну да, несложно было догадаться по накинутому на плечи кителю и орденской ленте. – Не одолжите сотню?Я в Саркеле на пристани верну, слово чести!

– Господин майор, позвольте вас отговорить от такого необдуманного поступка? Мне совестно будет потом требовать от вас эти деньги – вы ведь их проиграете…

– И всё-таки… – он сдвинул фуражку на затылок.

– Этот молодой человек – мой ассистент. Он экстерном сдал высшую математику за два месяца, хотя ее изучают год. Понимаете?

– Проклятье… – дворянин бросил карты на стол. – А я еще думал – не шулер ли он! Прошу прощения, господин Царёв, за подозрения, я и вправду не верил, что такое возможно! Феноменально! Я расскажу об этом всем своим друзьям, а внукам найму репетитора из университета. Математика, говорите? Ну, надо же!

– Иван, я думаю нужно отдать господам их деньги. Это нечестно, – сказал я.

Царёв глянул на меня как ребенок, у которого отняли игрушку. Ну, вот как ему объяснить, что это такой же кошмар, как расстреливать зулусов с копьями из «Максима»? При необходимости – можно, и даже нужно, но в деньгах мы не нуждались, и цеплять на долговой крючок никого из этих почтенных господ задачи не было.

– Нет, позвольте! – возмутился купец. – Всё честно! Мы видели, как этот молодой человек играет в шахматы, и могли бы догадаться… Но нет! Захотели свергнуть его с пьедестала – и поплатились… Всё честно!

Я пожал плечами.

А Иван вдруг широко улыбнулся и крикнул:

– Всем арелатского, игристого! Каждому пассажиру! Угощаю! Вы лучшие попутчики в мире, друзья!

И сорвал овацию, конечно. Умел он это – купаться в славе. Стюарды вытащили из холодильной камеры ящик арелатского, и оно полилось в фужеры для первого класса, бокалы и стаканы – для второго, железные и керамические кружки – для третьего. Рабочие и их подруги, путешествующие в Саркел в поисках хорошей зарплаты и хлебного места, с осторожностью пробовали напиток богачей и радостно улыбались.

Царёв подошел ко мне и оперся на перила:

– Ну что, я правильно сделал?

– Правильно. Еще правильнее было бы вообще не садиться с ними за карточный стол.

– Шеф, но…

– Ты бы стал боксировать с ребенком?

– А… Но я…

– Люди не равны от рождения. У кого-то с детства – астма, и он задыхается, пробежав несколько шагов. Другой – страдает изжогой. Третий – не различает цвета. Один высокий, другой низкий, третий хромой. Есть еще мужчины и женщины, есть коричневокожие, раскосые, северяне, южане… Кем бы сочли человека высокого роста, который, находясь в коллективе низкорослых людей, постоянно кладет, например, ключи от общей душевой на самую верхнюю полку?

– Скотиной, – сказал он мрачно.

– Так кой же хрен… – я скрипнул зубами.

– Я всё понял, шеф. Я понял. Соревноваться нужно с равными.

– А еще лучше – с сильнейшими. Использовать свои преимущества против тех, кто заведомо слабее – моветон, Ваня…

– А враги? – на всякий случай уточнил он.

– Враги… – я снова вспомнил зулусов. – А врагов нужно уничтожать, используя все возможные средства. Только нужно совершенно точно знать, что перед тобой именно враги, а не свои, которые почему-то сочли врагом тебя…

– Как лоялисты? – хмыкнул он.

– Да, как некоторые лоялисты…

Мы стояли и смотрели на широкий, невероятный Итиль, на проходящие мимо суда, прибрежные деревеньки и городки. Солнце постепенно клонилось к закату, окрашивая голубые воды великой реки в сюрреалистические багровые тона. Где-то служили вечерню – слышался мерный колокольный звон.

– Иван Васильевич, а к зачету по географии Кафа вы уже подготовились? – спросил я.

– К зачету? Вот же... Послал Бог научного руководителя! – вздохнул Царёв, с трудом отрываясь от медитативного созерцания своих необъятных владений. – Мне нужно четверть часа, Сергей Бозкуртович, и можете проверять.

Кто ж знал, что у нашего золотого мальчика еще и фотографическая память?

* * *

Ночью к дверям нашей каюты приходил пьяный майор, ломился и требовал отыграться. Матросы едва скрутили его и поместили в холодильную камеру до утра, чтобы он протрезвел. Наутро замерзший и простуженный майор ничего не помнил и пребывал в удивлении: кой черт его понес ночью в холодильник? Все тактично отмалчивались.