Текст книги "Звезда по имени Любовь (СИ)"

Автор книги: Эвелина Пиженко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

– Да всё отрицай! Если что, сразу убегай!

– Ладно, Полин, пока! – поставив ногу на ступеньку, Люба махнула рукой Полине, – До завтра!

– Всё отрицай!..

***

Уже заходя в свой подъезд, Люба снова почувствовала упадок настроения. Она понимала, что объяснение с Егором неизбежно, и что ей придётся делать какой-то выбор…

«Это в лучшем случае. А в худшем?..»

В худшем выбор сделает он сам… а единственный выбор, который может сделать он один, без её согласия, это выставить сейчас её на улицу. Возможно, сумка с её вещами уже стоит в прихожей…

Открыв ключом дверь, она несмело вошла в квартиру. Судя по звукам, раздающимся из комнаты, Егор смотрел телевизор.

– Привет… – не раздеваясь, Люба прошла в комнату и прислонилась к дверной притолоке.

– Привет, – Егор сидел на диване и, когда она вошла, перевёл взгляд с экрана на неё, – ты с репетиции?

– Да, – поколебавшись, она шагнула в его сторону и осторожно присела рядом на диван, – Мне собирать вещи?

Услышав её вопрос, он какое-то время молча смотрел в одну точку, потом хмуро опустил голову:

– Это можешь решить только ты сама.

– А ты? – в ожидании его ответа Люба судорожно сглотнула, – Ты хочешь, чтобы я ушла или осталась?

Нависшая тишина отозвалось в её душе новой ледяной волной. Наконец, собравшись с мыслями, он нарушил молчание.

– Я не знаю, что ответить тебе, Люба. И дело даже не в том, что ты не ночевала дома. И не в том, что мне не нравится твоя нынешняя профессия. Я хотел, чтобы ты была со мной. Хотел, даже не думая, хочешь ли этого ты сама. Я понимаю, что ты хотела вырваться из своего города, вот и вырвалась. Ты поехала со мной просто потому, что у тебя не было другой возможности перебраться сюда. Ты ехала за своим счастливым билетом, я – за своим… Но наши билеты оказались на разные представления.

– Я не изменила тебе…

– Сейчас это неважно. Я понял, что не могу привязать тебя к себе… Временами мне начинало казаться, что у нас всё получается, – он неожиданно уронил голову на сцепленные кисти рук, – ведь ты – хорошая, послушная девочка, очень благодарная… но, самое главное… Самое главное, что ты была мне очень нужна. Я знал, что дома теперь у меня есть дорогой для меня человечек, который меня ждёт… Но, на самом деле, ты просто меня терпела… Да?

– Нет!..

– Да! – он несмотря на её ответ, он уверенно кивнул сам себе, – Я знал это в глубине души… знал, но старался не думать. И твоя теперешняя артистическая жизнь, по-моему, нужна тебе лишь для того, чтобы как можно меньше находиться рядом со мной. Говоришь, ты мне не изменила? Я верю. Но я не знаю, можно ли было бы считать твою измену изменой… Ведь изменить можно лишь тому, кому ты даёшь обещания верности. С тебя я таких обещаний взять не могу, поскольку сам ничего не могу тебе дать… И жить с такими мыслями тоже не могу. Замкнутый круг…

– Я должна уйти?..

– Разве тебе есть куда идти? – распрямившись, он встал и подошёл к окну, – Раздевайся, иди ужинать… ложись спать… Я отпросился на один день, завтра с утра снова уеду. Я мог бы… да что там мог… Я очень бы хотел попросить тебя всё же подумать…

– О чём? – Люба не сводила глаз с его спины, – О чём мне нужно подумать?

– Я не буду скрывать… Я не хочу потерять тебя. Но я хочу определённого уклада жизни. Ты знаешь об этом… Если мы будем продолжать жить так, как живём сейчас, рано или поздно произойдёт то, чего я буду бояться всё это время… Я понимаю, что, кроме крыши над головой, мне предложить тебе особо нечего. Я не могу дать тебе ни свою фамилию, ни прописку. Всё, что я могу тебе дать, это поддержку, и финансовую, и моральную… плюс своё общество… Я понимаю, что всё это – сухие слова, но только так я могу выразить то, что у меня на душе, заранее зная, что как личность я тебе совсем не дорог… – он обернулся к ней, – Ты подумаешь?

– Да, я подумаю.

…Проснувшись утром, Люба обнаружила, что Егор уже уехал. Приняв душ, прошла на кухню, поставила варить кофе. Сидя с чашкой, долго думала, вспоминая вчерашние слова Егора.

По сути, он поставил ей условие. Но он не оговорил своих действий на тот случай, если она не согласится на это условие… Он не сказал ей – «ты уйдёшь, если не будешь согласна». Он вообще не озвучил такой вариант…

И, всё же… Она слишком благодарна ему за всё, чтобы воспользоваться этой его явно нарочитой заминкой. Тем более, что он во всём прав…

…Своих вещей у неё было немного. Люба с нескрываемым сожалением оставила в шкафу купленные Егором наряды, надев лишь новые сапожки. Она оставила так же и подаренные им серьги из белого золота, и банковскую карту, взяв только свои, заработанные за выступление деньги. Застегнув дорожную сумку, взяла с полочки листок бумаги и ручку. Постояв какое-то время над листком, снова положила всё на полку и достала телефон.

Отыскав номер Егора, уже собралась нажать на вызов, но снова замерла…

Бросив телефон в сумку, в очередной раз потянулась за листком…

Быстро написав два слова, положила ручку и в последний раз бросила взгляд на написанное:

«Я ушла».

Глава 22.

В первые три дня Любашу приютила всё та же Полина. Позвонив ей, Люба хотела лишь спросить совета насчёт съёмной комнаты, но новоиспечённая подружка сама предложила кратковременное жильё – до самой поездки на гастроли, успокоив её, что за это время можно будет найти «что-нибудь подходящее».

Жила Полина с матерью в небольшой двухкомнатной квартире. Её старшая сестра недавно вышла замуж и переехала к мужу, и теперь её кровать в их общей с Полиной комнате была свободной – на неё и «поселили» Любашу. Сама же Полина, напротив, месяц назад рассталась с очередным парнем – как и Любе, ей почему-то не везло в любви, и двадцатилетняя девушка находилась в привычном поиске.

– Ты что, остальные вещи у него оставила? – увидев в руках Любаши одну-единственную сумку, подруга удивлённо подняла глаза.

– Нет, всё забрала. Я же из дома тоже налегке уезжала: что успела, то взяла.

– Слушай, а он, этот твой Егор, тебе что, ничего не покупал?

– Покупал, – раздевшись, Люба прошла вслед за Полиной в её комнату, – но я всё оставила. Сапоги только надела, потому, что мои старые лопнули.

– Оставила?! Почему?

– Понимаешь… не хочу я у него ничего брать. Я и подарки у него не просила, отказывалась поначалу… Потом только стала принимать.

– Но почему?! – от изумления Полина округлила и без того круглые глаза, – Если дарят, почему не взять?

– Не знаю, – Любаша пожала плечами, – я же не собиралась с ним жить. Мне просто нужно было здесь устроиться, а Егор позвал меня с собой. Я и согласилась.

– Ты что, его совсем не любишь? Ни капельки?

– Нет, – Люба покачала головой, – не люблю, но… понимаешь, он какой-то такой… ну, не противный… Мне с ним было вообще не в напряг. Да я бы и сейчас не ушла, если бы не этот день рождения. Напилась, как дура… А ещё Антон… Взял и выбежал следом…

– Может, надо было всё-таки остаться? – Полина с сомнением посмотрела на Любашу, – Он, наверное, богатый?

– Да не богатый он. Просто обеспеченный, работа у него такая.

– Ну, вот! Обеспеченный… если он тебя любит, простил бы.

– Он и так простил. Только я не хочу его обманывать. Он хороший, понимаешь?

– Так не обманывай, кто тебя заставляет? Ты и так, как верная жена, всегда с ним уезжала.

– Он мне условие поставил. Я должна бросить выступать. А ведь я только за этим сюда и приехала…

– Тогда понятно… Хотя, если бы мне вот так… не знаю, я, наверное бы, танцы бросила. Ходила бы по дорогим салонам, ездила бы по морям…

– Егор не настолько богат, чтобы без конца ездить по морям. У него даже квартира однокомнатная. Большая, правда, но комната одна.

– А у него дети есть?

– Не знаю… – усмехнувшись, Люба подошла к окну и уставилась на непривычный заоконный пейзаж, – Говорит, что нет… Но он и про себя говорил, что не женат, а, оказывается, жена у него есть.

– Ты, наверное, сейчас жалеешь, что ушла, да? – Полина пытливо наблюдала за подругой, – А, если он тебя назад позовёт? Вернёшься?

– Он не позовёт.

…Егор позвонил в тот же день. Уже вечером, собираясь на выступление, Люба услышала звонок мобильного телефона.

– Люба, ты дома? – вместо приветствия раздалось в трубке. Голос у Егора был тревожным.

– Нет… – несмотря на решимость, с которой она утром покинула его квартиру, Люба всё же не знала, как сказать ему об этом, – Я не дома.

– Ты на репетиции?

– Нет… Егор… В общем, я ушла. Там, дома, всё в порядке, ты не беспокойся… Ключи я потом тебе передам.

Нависшее молчание длилось около минуты.

– Ну, зачем… зачем?.. Зачем, Люба?!

– Ты сам сказал, что у нас билеты на разные представления.

Ей хотелось поскорее закончить разговор, но Егор не собирался отключаться, а оборвать его Люба не могла.

– О, Господи… Ну, и куда ты ушла?!

– Какая разница…

– Ты что, ушла к этому… Антону?.. – он как-то небрежно произнёс имя предполагаемого соперника.

– Нет, я у своей подруги, её зовут Полина, – Люба сказала это лишь потому, что искренне не хотела, чтобы Егор думал, что она променяла его на другого мужчину.

– Где она живёт, эта твоя Полина?

– Егор… – устало вздохнув, Люба сделала вид, что не расслышала его последнего вопроса, – Я, действительно, ушла. Я не могу принять твои условия…

Ещё одна минута молчания отозвалась в душе какой-то непонятной, щемящей болью.

– Ты хорошо подумала? – его голос вдруг стал чуть хриплым, с оттенком обречённости.

– Да, я подумала хорошо. Когда ты приедешь? Мне нужно отдать тебе ключ.

– В четверг, утром.

– В четверг мы уезжаем с «Голосом»…

– Чем вы уезжаете и во сколько?

– Поездом, в одиннадцать.

– Хорошо… Вернёшься – созвонимся.

***

До прибытия скорого поезда, на котором молодые артисты должны были отправиться на первое гастрольное представление новой рок-оперы, оставалось около десяти минут, и все пассажиры высыпали из огромного вокзала на пригретый апрельским солнцем перрон. Совсем недавно закончился март, и, несмотря на прохладу, весна потихоньку вступала в свои законные права.

Стоя в толпе товарищей по сцене, Люба ощущала необычный прилив радости. И это весеннее солнышко, и этот птичий гомон, и ставшие уже почти родными лица ребят, и эти сложенные огромной горой дорожные сумки и инструменты – всё это сейчас было таким приятным, дающим надежду… И сама поездка обещала быть интересной. В целях экономии вместо самолёта Морозов выбрал железную дорогу, как наименее затратный вид транспорта. Ехать предстояло около четырнадцати часов, и Люба уже предвкушала весёлое времяпровождение в компании остальных музыкантов.

Татьяна всё ещё дулась на неё, но за прошедшие три дня Любе всё же удалось восстановить со своей вокальной партнёршей более-менее дружеские отношения. Во всяком случае, Таня больше не заикалась о своём уходе и не цепляла Любашу на предмет морали и нравственности. О том, что Люба рассталась с Егором и живёт теперь у Полины, Татьяна ещё не знала, и сама Любаша не спешила ей об этом говорить, помня о просьбе Натальи не создавать конфликтных ситуаций. Люба подумала, что, узнай Танька о том, что она теперь свободна, то снова начнёт дёргаться по поводу Антона… Пусть пока ничего не знает, во всяком случае, до конца поездки. Да и ей, Любе, тоже не нужны такие вот провокационные ситуации… ведь надежда на то, что её оставят в коллективе после возвращения Вики, всё ещё слабо теплилась в её душе.

Сам же Антон несколько раз пытался заговорить с Любашей, но она старательно его избегала. Избегала она и Влада, но уже совершенно по другой причине. С этим парнем ей было по-настоящему стыдно и страшно встречаться… Она ведь сама виновата – не напилась бы так, не стала бы объектом его охоты… Хорошо, что про всё, случившееся тогда не знает никто… а, главное, не знает Элеонора. Хотя пышногрудая директриса и получила отставку от своего мускулистого любовника, она до сих пор тайно его ревновала ко всем, кто оказывался в центре его мужского внимания, и поэтому многие девчонки сами старательно обходили Влада стороной – Элеонора была женщиной приятной, но в глубине души способной серьёзно испортить жизнь любой потенциальной сопернице. Полина поведала Любаше по секрету, что осенью Элеонора так и поступила, когда заметила, как Влад откровенно подбивает клинья к юной вокалистке, записывающей в студии Морозова свой сольный альбом. Девушка не была связана собственным творчеством с коллективом Дмитрия и Натальи, и поэтому откровенно выжить Элеонора её не могла. Увидев пару раз, как Влад поджидает новую пассию после очередной записи, предприимчивая директриса прожужжала все уши и самому Морозову, и Наталье, что установленные расценки в студии слишком малы, и что студия такого уровня, как у них, должна «знать себе цену». Она приводила разные, вполне убедительные аргументы, ссылаясь на стоимость звукозаписи в других студиях, и, в конце концов, Морозов с ней согласился.

«Хорошо, Элеонора, займись этим сама. Нам сейчас абсолютно некогда, так что ценовую политику доверяю тебе».

Скандал разгорелся неожиданно. Юная певица, которой Элеонора объявила о том, что цена её альбома теперь будет увеличена чуть ли не в два раза, вместо того, чтобы оставить студию Морозова и отправиться восвояси, закатила истерику. Она пришла к Диме и в довольно резкой форме пообещала прославить и его, и его наглую директрису, за то, что они нарушили условия заключённого договора, и изменили цены. Ничего не ведающий Морозов вызвал Элеонору на ковёр и попросил объяснений. Невинно хлопая длинными ресницами, та подняла на него удивлённый взор:

«Дима, но мы с тобой всё обсудили. Ты согласился, что будем повышать расценки…»

«Да, но это не должно касаться уже заключённых контрактов».

«А с этой вокалисткой контракт пока не заключён».

«Как не заключён?! – возмущению девушки не было предела, – Документ был составлен в первый же день!»

«Да, составлен, – Элеонора приняла горделивую позу, – но не подписан».

«Ну и что?! – откровенно визжала девица, – Вы составили договор, сказали, что подпишем его завтра, а назавтра вас не было, вы уехали куда-то, потом болели, а потом я просто забыла!»

«Не надо было забывать, – вложив в свою улыбку весь имеющийся сарказм, Элеонора посмотрела на девушку, чуть прищурившись, – мы ничего не нарушили, ваш договор ещё не подписан, значит, может быть изменён».

Девица оказалась не из робких, и в дальнейшей перепалке выдала всё, что думала и об Элеоноре, и о самом Морозове, и об их «знаменитой» студии, пригрозив разгромной газетной статьёй. Диме пришлось вызывать Наташу, чтобы вдвоём улаживать вспыхнувший конфликт. Услышав разгоревшуюся уже в коридоре перепалку между директрисой и вокалисткой, Наталья поняла настоящую суть возникшей ситуации. «Соперницы», не стесняясь, поливали друг друга оскорблениями, выходящими за рамки всех правил, особенно предпочитая эпитеты «шалава» и «потаскуха».

Догадавшись из их эмоционального диалога, что причиной раздора является высокий, мускулистый танцор по имени Влад, Наташа была вынуждена долго извиняться перед вокалисткой, пообещав, что её альбом обойдётся для неё не дороже, чем было оговорено ранее, а, в качестве бонуса, она может записать лишнюю композицию – совершенно бесплатно.

У Элеоноры же состоялся очень напряжённый разговор с Морозовым, и тут уже извинялась сама Элеонора. Поняв, что откровенно перегнула палку, директриса торжественно поклялась, что больше не будет давать волю своим чувствам, как бы они не рвались из её шикарного бюста… После «разборок» с Димой, она долго плакала у себя в кабинете, в присутствии Наташи, сквозь горькие всхлипы рассказывая той о своей нелёгкой «девичьей» судьбе, вконец растрогав доброе Наташино сердце.

Узнав от своей новой пассии о том, что произошло, Влад попытался выставить всё в шутливом виде, но, услышав его собственную версию, Наталья отчитала его со всей своей женской горячностью, на которую только была способна. Услышав такие непривычные в её исполнении слова, как «бабник» и «кобелизм», Влад не на шутку разозлился и объявил о своём уходе из всех проектов Морозовой…

Отругав всех, в том числе и жену, Дмитрию пришлось окончательно улаживать конфликт, возникший накануне целой череды праздничных выступлений. В конце концов, всё закончилось дружеским рукопожатием с Владом, обещанием двухнедельного отпуска Элеоноре и огромным букетом белых роз для Наташи…

Несмотря на то, что всё удалось уладить мирным путём, в студии ещё долго обсуждали все подробности скандала, приходя к выводу, что с концертным директором «лучше не связываться».

…Любаша смотрела на ползущие вдоль перрона вагоны поезда, когда услышала позади себя знакомый окрик.

– Люба! – Егор торопливо шёл по перрону в её сторону.

– Привет… – она настороженно подняла на него глаза, когда он приблизился к ней почти вплотную.

– Боялся, что не успею… – он смотрел на неё так, как будто не видел очень давно, – Ну, зачем ты ушла?!

Ей вдруг стало его ужасно жалко… это была какая-то чисто женская жалость, без видимых на то причин…

– Разве у меня были варианты? – грустно усмехнувшись, Люба вдруг почувствовала уже знакомую резь в глазах.

– Ты бы хоть меня дождалась…

– А смысл?

– Люба… – он провёл ладонью по её распущенным волосам, – Неужели, всё вот так… а я всё-таки надеялся, что у нас получится…

Невольно дёрнув головой, она попыталась увернуться от его руки.

– У нас билеты на разные представления… и на разные поезда…

– Ну, что ты прицепилась к этим словам?

– Их сказала не я… кстати… – расстегнув молнию на курточке, Люба полезла во внутренний карман, – Ключ… сейчас найду…

– Подожди… – он перехватил её руку, – Не надо, не доставай… пусть будет у тебя…

– Зачем? – высвободив кисть, она снова принялась за поиски ключа, – Куда же я его положила?.. В сумку, что ли…

– Ну, что ты такая упрямая… Люба… – он сжал её плечо, но она упрямо повела им, желая скинуть его руку.

– Я должна его тебе отдать…

– Не надо. У каждого человека должен быть ключ от дома…

– От своего дома… – оглянувшись на вагон, Люба торопливо поставила на землю сумку и, наклонившись, потянула за кончик замка, – А этот дом – не мой.

– Кстати… – он тоже бросил торопливый взгляд на почти рассосавщуюся по вагонам толпу пассажиров, – О доме… Я был у твоих родителей.

– Когда?.. – она подняла на него изумлённые глаза, – Они мне ничего не говорили…

– Вчера вечером. Мы проезжали через твой город, я попросил водителя заехать к тебе домой. Там тебе кое-что передали, пакет в машине.

– Откуда ты узнал, где они живут?!

– Это не так трудно… и неважно… Когда вы вернётесь?..

– Послезавтра… – услышав объявление об отправлении поезда, Люба резко поднялась, – Блин, так и не нашла ключ…

– Оставь… – снова повторил Егор, – Нам всё равно нужно с тобой поговорить!

– Нет… – она уже почти повернулась, чтобы шагнуть к вагону, но так и застыла – вполоборота к нему, – Ты – хороший… ты очень хороший… слишком хороший для такой дуры, как я…

– Люба!.. – Элеонора высунулась из дверей вагона, – Ты что?! Сейчас трогаемся, быстро в вагон!..

– Ты прости меня, ладно?.. – бросила Любаша уже на ходу, – Егор, прости!..

Проходя по длинному коридору в поисках своего купе, Люба боялась повернуть голову в сторону окна. Она была уверена, что Егор всё ещё там, на перроне, смотрит на неё через вагонное стекло…

– Ну, что, распрощались? – Рита насмешливо посмотрела на Любашу, когда та, наконец-то, отыскала своё купе, – А ничего у тебя парниша… Крутой…

– Разве? – Люба как можно равнодушнее пожала плечами, – Обыкновенный.

– Пальтецо штуки на две баксов тянет…

– Понятия не имею, – закинув сумку на верхнюю полку, Люба повесила куртку на вешалку и устроилась возле двери, – и ценника не видела.

– И без ценника видно. Дорогой мужичок, – Рита бросила на Любашу ещё один любопытный взгляд, – Где же ты его подцепила?..

– А что?.. – Люб недолюбливала чуть хамоватую Риту, которой роль разлучницы в рок-опере очень подходила.

– Да ничего, – та пожала плечами, – всегда удивлялась, где таких мужичков цепляют?

– Так и ты подцепи, – Люба угрюмо усмехнулась, хорошее с утра настроение было испорчено встречей с Егором, – он, кстати, свободен.

– Свободен?! Так это же – твой… разве нет?

– Уже нет. Действуй, – Любаша невольно покосилась на Татьяну. Она вдруг решила больше не скрывать своего разрыва с Егором.

С какой стати? Она – свободная девушка, ни перед кем не обязана отчитываться о своей личной жизни.

– Девки, что, больше говорить не о чём, только вот о мужиках, в поезде… – Танька состроила недовольную мину, – Давайте на концерт настраиваться…

– Тань, ты чего? – Рита удивлённо посмотрела на неё, – Больше суток до концерта, ещё двадцать раз настроимся. Тем более, уж вам-то с Любкой…

– А что, мы какие-то особенные? – исподлобья посмотрела на неё Любаша, – Почему это вам нужно настраиваться, а нам – нет?

– Потому, что мы не на подпевке, – Рита всегда подчёркивала свою принадлежность к основным исполнителям ролей, возводя это чуть ли не в социальный статус, – вам-то чего настраиваться?

Любаша хотела ответить, что она с большим удовольствием будет продолжать работать на подпевке, чем изображать на сцене отъявленную стерву, но вовремя остановилась, помня о предупреждении Натальи.

Рита, красивая, темноволосая, кареглазая девушка, почему-то раздражала Любу с самого первого дня их знакомства. Сначала Люба не могла себе объяснить, почему, даже не проронив ни слова, та вызывает у неё острое неприятие. Позже, приглядевшись, она всё поняла… поняла – в глубине души, но так и не призналась себе в открытую, что неприязнь идёт вовсе не от скверного характера Ритки… а от её явного сходства с московской продюсершей Аллой Сафоновой, так внезапно и без труда укравшей у неё Даниила…

Вспомнив о своём всё ещё любимом парне, Люба мужественно попыталась переключить свою память на что-нибудь другое, и у неё это почти получилось…

…Билеты были собраны, проводница раздала всем постель, и молодые артисты кучками собрались в трёх купе: «патрули», Наташа, Элеонора, Милена, которая сопровождала свою дочь Машу, и Юлия – корреспондент канала «Культурный город», а заодно жена Виктора Мазура – в одном, а вокалисты и танцоры вперемешку разбились на два «лагеря». Везде было довольно оживлённо и весело, особенно там, где оказалась Люба. Мест на нижних полках не хватало, и некоторые девушки сидели на коленях у парней. Дружный хохот то и дело сотрясал стены купе, вылетая через раскрытую дверь и распространяясь по всему вагонному коридору. Любаше тоже пришлось устроиться на коленях у Антона – когда она вошла в купе, то другого варианта найти себе местечко не было, и она, чуть поколебавшись, присела к нему на одну ногу, стараясь не смотреть на Таньку, которая пришла раньше и заняла место в углу, у окна. На Антона Люба тоже старалась не оглядываться, всей спиной ощущая его совсем не равнодушные взгляды…

– Ребят, потише ржём… – Наташа весело заглянула в их купе, – вас у машиниста слышно!

– А мы шьто, ещьё и с машинистом едьем?! – Мигель, темнокожий танцор, устремил на неё свой испепеляюще-влюблённый взгляд. Несмотря на акцент, он довольно хорошо говорил по-русски и даже пытался шутить.

– Пока ещё с машинистом, – в тон ему ответила Наташа, – но, если будете так ржать, то он спрыгнет на ходу.

– Фигнья, доедьем! – под новый хохот Мигель махнул рукой, – Рьелсы никуда не дьенутся!

– Та-а-ак… – заметив на столе, среди пачек с соком и бутылок с газировкой пакет с семечками, Наташа нахмурилась, – Кто семечки грызёт? Признавайтесь!

– Наташ, это не мы, – Алёна подала голос откуда-то из угла, – это балеруны грызут.

– Значит, так, – Наталья приняла строгий вид, – я знаю, что все в курсе, но инструктаж я с вами всё же проведу. Семечки вокалистам не грызть, холодную воду не пить, мороженого не есть, а балерунам… – она обвела взглядом парней из подтанцовки, – не прыгать с поезда на ходу! Дублёров у нас пока нет, всё только в стадии подготовки, поэтому огромная просьба ко всем: берегите себя!

– А тьебя?

– И меня, – кивнув, Наташа в упор посмотрела на Мигеля, – меня тоже берегите, чтобы я не нервничала, потому, что у меня дублёрши вообще нет, и не предполагается.

– Ест, товарьиш геньерал! – парень шутливо взял «под козырёк», – Разрьешите вопрос?

– Вольно, разрешаю.

– Почьему певцам нелза семьечки?

– Голос портится. Вопросов больше нет?

– Ньет!

– Тогда выйди, – Наташа кивнула на дверь, – у меня к тебе особый разговор.

Пропустив мимо себя темнокожего танцора, Люба невольно прислушалась – Наташа отошла недалеко от открытой двери их купе, так, что их разговор с Мигелем был очень даже слышен.

– Мигель, я просила тебя не покупать Маше мороженого. Она такая же вокалистка, как и остальные, но она – ребёнок, и не всегда может отказаться от того, что любит. Я говорю тебе это наедине затем, чтобы другие не услышали. Меня попросила об этом Милена, она не хочет, чтобы Журавлёв знал, потому, что он может и по морде заехать. Я же уже просила тебя об этом?

– Просьила, – послушно ответил Мигель.

– А ты?

– А я… я купьил…

– И зачем?

– Шьтобы ты мьеня отругала, – донеслось до Любаши.

– Зачем?! – в Наташином тоне было и удивление, и возмущение одновременно, – Тебе что, нравится, когда тебя ругают?!

– Мнье нравьится, когда менья ругаешь ты…

– Знаешь… – видимо, от неожиданного признания, Наталья ненадолго замолчала, – У нас ещё никогда не было такой проблемной труппы… Вот честное слово!

– У тьебя такие глаза… как у моей сьестры…

– У меня не могут быть глаза, как у твоей сестры! – по тону было слышно, что Наташа начинает сердиться, – И, вообще, прекрати ходить за мной по пятам! Ты хочешь, чтобы разозлился Дима?!

– Если он разозльится, я тьебя украду…

– Так, всё, иди… – видимо, окончательно рассердившись, Наталья подтолкнула его назад, потому, что уже через секунду Мигель входил в купе.

– Люба, теперь мне нужна ты, – улыбаясь через силу, Наташа снова показалась в дверях.

Приготовившись к очередному замечанию, Люба покорно вышла в коридор.

– Ты на меня не обиделась? – вопреки ожиданиям, Наташа смотрела дружелюбно.

– За что?! – от неожиданного вопроса Люба оторопела.

– Ну, я в последний раз на тебя наорала… там, в студии, за Антона…

– Да нет… – Любаша пожала плечами, – Разве ты на меня орала?..

– А разве – нет?..

– Если бы ты слышала, как орёт моя мама… – усмехнувшись, Люба опустила голову, потом резко подняла на Наталью ставший грустным взгляд, – Нет, я совсем не обиделась.

– Мама?.. – Наташа тихо рассмеялась, – Разве мамы орут?

– Моя – орёт…

– Ну, ладно… Я рада, что ты не обиделась. Знаешь, я редко сержусь, а ругаюсь ещё реже, а потом так переживаю…

– Да всё нормально…

– Пойдём к нам в купе? – Наташа неожиданно потянула Любу за руку, – А то у нас одни парни, только я и Юлька остались. Милена с Машей к себе ушли… Пойдём?

– Пойдём…

В купе у «патрулей» было не так тесно – Журавлёвы ушли к себе, Вадим и Элеонора присоединился к компании танцоров, а Мазур забрался на верхнюю полку. Люба свободно устроилась рядом с Юлей и Говоровым, напротив Наташи с Дмитрием..

– О, Любаня!.. – Сашка фамильярно приобнял её за плечи, – Как дела?

– Нормально, – Люба смущённо улыбнулась.

– Ну, и молодец. Вина выпьешь? – Сашка потянулся к начатой бутылке вина на столе, – Классное вино, а со мной почти никто не пьёт.

– Нет, не хочу.

– Ну, и зря. Сейчас бы допили, и в бутылочку поиграли, – Говоров налил себе немного в стакан, – ну, за твоё здоровье!

– В бутылочку? – Витька свесился сверху, – Это как тогда, когда вы с Жекой по пьяни целовались?

– Так это ты нарочно рукой сдвинул…

– Ничего я не сдвигал, нечего было мухлевать. Это же ты хотел, чтобы на Наташку показало, вот тебя Бахус и наказал… Показал на Жеку… А куда деваться, правила есть правила!

– Чего?! – Морозов шутливо нахмурил брови, – Это когда такое было?!

– Дима, не слушай обоих, – Наташа махнула рукой на друзей, – это когда два года назад на фестиваль ездили, Мазурик придумал в бутылочку играть, помнишь? Сам придумал, сам подстраивал – локтем толкал бутылку… Тогда Сашка с Женькой целовались, А Вадик с Мишей.

– Да ладно, тогда все бухие были, – усмехнулся Говоров, – а по пьяни не считается.

– Фигушки бы я целовался, – Дима хмыкнул про себя, – ну, если только с девушкой…

– С какой это девушкой?! – весело возмутилась Наташа, схватив подушку, – С этого места подробнее…

– С тобой, конечно, – увернувшись, Морозов обхватил её руками и крепко прижал к себе, так, что она не могла пошевелиться, – а ты что подумала?..

– Димка, отпусти… – несмотря на свой шутливый протест, Наташа совсем не думала высвобождаться из его объятий, а так и притихла, в конце концов, положив голову на плечо мужа, – Я с тобой ещё дома разберусь…

– В гостиницу приедем, там и разберёшься… – громко прошептал он ей на ухо.

– Вы как хотите, но я из купе ни ногой, – глядя на них, Мазур сделал мрачную физиономию, – но могу отвернуться, если что…

– Вот шельма! – Юля снизу посмотрела на мужа, – Как тебя до сих пор только не убили?! Вечно всех заведёт, а потом типа я в стороне…

– Ну, раз не хотите в бутылочку, я пошёл спать, – потянувшись, Говоров поднялся с полки, – а то приедем ночью, пока то да сё, уже утро, пока пятое-десятое, уже полдень, а там и готовиться надо, а там и выступать… – неожиданно он обернулся на Любу, – Куришь? Пойдём, покурим?

– Я не курю, – она так и сидела, скромно улыбаясь и поглядывая на остальных.

– Жаль… Не люблю один курить.

– А я, пожалуй, пойду, чай закажу, – Юля вышла следом за Сашкой, – на всех заказывать?

Согласившись остаться на чай, Люба удобнее устроилась на полке. Достав из сумки разные сладости, Наташа угощала её то печеньем, то шоколадом.

– Будешь звонить домой, передавай привет Серёжке и Вере, – она поближе подвинула кулёк с конфетами, – бери конфеты, не стесняйся… а то вот этот товарищ сейчас всё слопает, – она ласково провела ладонью по длинной шевелюре мужа, – они с Валеркой такие сладкоежки, что я не успеваю конфеты покупать.

– Кто сладкое любит, у того в любовных делах всё в на высшем уровне… – лежащего на верхней полке Мазура потянуло на философию, – Так говорят…

– Да?.. – Юля на секунду задумалась, потом, схватив рукой горсть конфет, поднялась во весь рост, и протянула их Витьке, – Так… А, ну-ка, ешь… Ешь, кому сказала, прямо с фантиками!..

Отсмеявшись вместе со всеми, Люба окончательно раскрепостилась. Спустившись, наконец, сверху, Мазур достал гитару и начал тихонько перебирать струны.

– Люба, всё хочу спросить, – Дмитрий неожиданно обратился к Любаше, – та песня, что мы тебе записывали, она тебе пригодилась?

– Ну, как сказать… – Люба пожала плечами, – Она-то пригодилась… я её послала в разные продюсерские центры.

– И как результат?

– Да никак. Половина не ответили, остальные предлагали приехать на платный кастинг.