Текст книги "Сильная уязвимая Я. Особенности женского интеллекта"

Автор книги: Ева Весельницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Неуверенная я

Социальный мир в цивилизованных странах все больше ратует за толерантность. Доступ к любым знаниям открыт для всех, вне зависимости от места рождения и пола. За одну и ту же работу платят одинаково. Избирательные права дали. В армию служить – и то можно идти. А женщинам чего-то еще не хватает. Почему мы не чувствуем себя… не хочу употреблять слово «счастливыми»… не чувствуем себя уверенными? Женские неврозы, болезни, депрессии чаще всего завязаны как раз не на социальное самоутверждение, а на чувство неуверенности, на чувство зависимости. Даже у тех женщин, которые материально обеспечены и финансово независимы. А все равно – неуверенность.

Женщины очень часто чувствуют себя «национальным меньшинством», им всегда могут напомнить, что они «тут понаехали» на социальную территорию, что их как бы облагодетельствовали, оказали снисхождение, уступили нажиму. «Вы заметили, как мы благородно себя ведем?» Как в том старом советском мультике про козленка, который умел считать. Он там все время всех пересчитывал, и никто, кроме него, не радовался. Все остальные зверушки чувствовали себя все более неуверенными от того, что их постоянно считают. Так и женщины. Нас все время пересчитывают: сколько женщин в правительстве, сколько ученых, сколько в космос летали, сколько на руководящих должностях, в высшем звене управления, в среднем. Считают и объявляют статистику. Стыдно как-то, неловко от такой статистики. Так же стыдно и неловко, как подсчет инвалидов, прорвавшихся сквозь стены равнодушия к активной социальной жизни, или народов Дальнего Севера.

Когда социальный мир забудет об этих подсчетах и нам станет все равно, сколько женщин в правительстве, какой процент женщин – доктора наук, лишь бы все были квалифицированными специалистами, и неважно, какая у них фамилия и какой пол отмечен в анкете, – тогда будет действительно свободное существование свободных людей, реализующихся в тех сферах, где им этого хочется, и в силу своего таланта, работоспособности и устремленности. И получать они будут то, что обязан дать социум любому человеку, проявившему такие таланты, такую работоспособность и такую устремленность.

Пока этого нигде нет, потому что нет ровного и спокойного отношения. Или социум пытается получить плюс за счет того, что у нас тут есть и женщины, и евреи, и представители нацменьшинств и еще сексуальных меньшинств. Толерантность-то расширяется. Или это социальная необходимость.

Неуверенность в своей позиции свойственна женщине в социуме прежде всего потому, что, ощущая его как место для себя чуждое, женщина не знает, где же ее место силы.

Где территория, принадлежащая только ей? Есть ли у нее ресурс, который нельзя отнять вне и независимо от того, какая социальная погода на дворе и какая мода на толерантность будет в очередном экономическом витке?

У мужской части человечества таких проблем нет по факту исторического развития человечества. Бороться с фактом исторического развития – удел немногих, и кому это интересно, те этим и занимаются, бога ради. Мне это неинтересно. Мне кажется интересным и очень важным ответить на вопросы: существует ли такая ценность для человека, как его собственная жизнь? До какой степени жизнь отдельного человека принадлежит ему самому? Где должен брать силы, энергию и уверенность в своем праве человек, озаботившийся самой главной ценностью, которая есть у него, – своей жизнью во всем ее разнообразии и объеме?

Осложняется и обостряется ситуация тем, что история человеческой культуры и социальная история человечества не слишком богаты размышлениями об особенностях решения этих задач женщиной. Формально, конечно, все в порядке, а вот практически… Практически это чаще всего звучит так: ты погоди, мы сейчас тут все устроим, как-то вопросы решим, а ты давай, вписывайся. Да, мы понимаем, что ты тоже участвуешь в социальной жизни, в создании материальных и интеллектуальных продуктов и благ цивилизации, но не забывай, уважаемая, что главная твоя роль все-таки – рожать детей. Главный смысл твоего существования – продолжение рода – никуда не делся, и поэтому мы в большей или меньшей степени создадим тебе комфорт и цивилизацию, а ты давай продолжай-ка нам род…

Сильная я

Иммануил Кант писал: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас».

Я думаю, что мало у кого вызовет возражение утверждение, что человечество превращает мир, в котором живет, во все более комфортный и технически оснащенный. Но одновременно, вопреки мечтаниям идеалистов, комфорт и блага цивилизации совершенно не влияют на уровень человечности. Надежда на то, что с повышением качества жизни синхронно будет повышаться градус душевности, искренности и доброжелательности людей не оправдалась.

Эмоциональные связи рвутся, испортилось устройство, при котором загоралась в человеке красная тревожная кнопка – действие опасно, граница, за которой можно перестать быть человеком, близко. Загадочное такое устройство, не всегда удобное, тревожное. Называется «душа». А обнаруживает она себя как неподдающийся рациональному объяснению, но существующий нравственный закон, а иногда просто предстает под бытовым названием «совесть». Именно благодаря этому устройству и только ему, человек интуитивно и безошибочно воспринимает то или иное действие как человеческое или нечеловеческое.

«Не по-человечески». Не по-человечески бросать стариков, не по-человечески обижать детей, не по-человечески отрывать детей от родителей. У детей ведь не спрашивают. То, что дети плачут, орут и кричат, требуют маму, означает, что это неправильное воспитание. А то, что мамы бьются в истерике, и рыдают, и на коленях просят не отбирать детей, еще больше подтверждает, что машина права. Разве может машина доверить выращивание своих новых винтиков столь неуравновешенным и ненадежным особям, только потому, что они называются мамами? Разум, как известно, без чувства – мертв. А это даже не победа разума над чувством, это победа здравомыслия и расчета, причем расчета сиюминутного и недальновидного.

Идея ювенальной юстиции меня устрашает, потому что если ребенок, которого мама наказала за что-либо или шлепнула за то, что он не почистил зубы или не сделал уроки, или повысила на него голос за то, что он разбросал свои игрушки, звонит по известному ему телефону и говорит, что его обижают, ребенка мгновенно забирают у матери. То, что ребенок назавтра начинает орать, плакать и кричать, что он хочет к маме, уже не имеет никакого значения. Ему очень быстро находят чужую семью. Какая, собственно, разница?

Да, это очень серьезная тенденция, существующая в европейском направлении воспитания. И потом начинается то, что начинается. Стариков органично сдают в дома престарелых, даже уже не сдают, они сами понимают, что, как только социум перестает их востребовать, они уйдут в дома престарелых, никакой связи поколений нет. Собственно говоря, рвется связь времен, рвутся эмоциональные связи, рвется связь homo sapiens с человеком.

Лишая человека возможности удовлетворить потребность в эмоциональном контакте, отвергая значимость эмоциональных связей, душевной привязанности, принадлежности к родственному ему миру, традициям, рациональный мир близок к тому, чтобы обогнать мир науки в создании столь вожделенных роботов – функциональных и предсказуемых, поддающихся исчислению и на уровне мыслей, и на уровне поведения. Куда там передовым японским технологиям и пресловутой Кремниевой долине.

Рациональное мышление в гордыне своей пытается разрушить некие основы человека, которые по природе своей рациональному анализу пока не предназначены. Я очень надеюсь на то, что большая часть человечества – это не стареющая и не сходящая с ума Европа. Но и у нас, так любящих кичиться своей душевностью, врачам рекомендовано мониторить детей: если у вас ребеночек часто болеет, значит, болезненный ребеночек, вы плохой родитель, надо присмотреть за вами, а может быть, и забрать у вас деточку. У вас с утра ребенок плакал, вы кричали, что надо чистить зубы, – сосед звонит и сообщает, что там ребенку плохо, у вас надо забрать ребенка.

Было все это уже в истории человечества, было. В разных формах, но с одинаковыми целями. И инквизиция была, и фашизм, и дети, доносящие на родителей и отрекающиеся от них. И интернаты, где детей воспитают, конечно, правильнее, чем матери и отцы, у которых, конечно же, нет педагогического образования.

Человечество постоянно проверяют на человечность, и мы все труднее проходим эту проверку. Какое отношение имеет эта малоприятная сторона жизни человечества к нашей теме? А самое прямое. Она связана с утратой женщиной своего, присущего только ей, способа реализации в мире людей.

В органах опеки работают в основном женщины, которые приходят и отбирают детей, потому что, видите ли, семья живет бедно или бабушка старая, ребенка надо отдать в детдом. Про детдома, особенно в нашей стране, все всё понимают и знают. Я не рассуждаю о том, как работник опеки выполняет свою работу, я говорю о том, что за человек женщина, которая на эту работу пошла. Потому что иллюзия того, что она идет на работу, где помогает спасать детей, заканчивается на третьей семье. Даже мамку-пьяницу в детском доме дети вспоминают с нежностью и любовью. И отбирать ребенка у матери можно только в случае прямой угрозы его жизни. Помогите этой матери прийти в себя. Дайте ей срок полгода, не лишайте никаких прав. Если она еще живая, то полгода достаточно, чтобы найти работу, перестать пить, отмыть квартиру… Пусть она будет бедненькая, пусть у нее будет небольшая зарплата, пусть она будет дворничихой на три ставки работать, какая разница, – его вернут.

Присоединиться к такому подходу может или женщина, у которой связь с природой абсолютно оборвана, и она потеряла способность чувствовать разницу между живым и мертвым, то есть женщина, вставшая на сторону социальной системы и утвердившаяся в ней, заплатив своей природой, или стерва, которая знает про свою природу, но использует ее для социальной успешности, рискуя потерять душу.

Велика плата социума за желание как можно больше унифицировать подходы к живому, жизненные технологии, способы существования людей. Это, конечно, удобный такой конвейер.

Никакой социум, самый благополучный, не в состоянии заниматься отдельным человеком. Он для этого не предназначен.

А человек – предназначен. И поэтому еще и еще раз возвращаюсь к одной мысли: спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Обретение смысла и ценности отдельной своей жизни – это дело отдельного человека.

И опираясь на все, что мы уже говорили о женщине как факте реальности, природы и социума, я предлагаю женщинам альтернативный способ социальной реализации. Ответственность за сохранение человечности.

Из чего выбираем?

Раньше способы управления женщиной были гораздо жестче. Особенно сильное общественное давление испытывала женщина одинокая, незамужняя и без детей. Женщина, не имеющая детей, вызывала нездоровый общественный интерес, ей разными способами давали понять, что она неправильная женщина и с ней что-то не так. Женщина, не желающая иметь семью, вызывала агрессию и подозрение. Стая активно выражала недовольство. Никто не имеет права нарушать правила. Это грозило отчуждением, а значит потерей поддержки, лишением ресурса.

И сегодня мы видим отголоски того же. Женщина, увлеченная реализацией через карьеру, вызывает неприязнь и подозрение, потому что она не выплатила долги стае и долги тому Мы, которое ее вырастило. Социум благосклонен к женщине, если она выполняет требования стаи по увеличению ее численности и одновременно требования социума по увеличению рабочих рук. Тогда она становится матерью-героиней. А как она героически растит, кормит и воспитывает этот выводок, никого особо не интересует.

Ни о каком праве женщины на себя и свою жизнь речи не идет. Ни биологическое, ни социальное Мы в предоставлении этого права и в реализации такого намерения отдельными конкретными женщинами не заинтересованы. Поэтому все упирается в самостоятельный, ответственный выбор. И последствия выбора известны заранее.

Вариант первый (автоматический). Принимаешь условия Мы, адаптируешься под его требования, ожидания и соответствия. В этом случае оказываешься вправе требовать по условиям договора если не деньги, то славу, уважение, признание героизма – ресурс. Правда, оказываешься в полной зависимости от хозяина ресурса. И как только все ожидания социума и стаи будут исчерпаны, а потенциал реализован, будь готова к тому, что интерес к тебе пропадет. Материал отработан. Живи как хочешь или как сможешь.

Я не могу сказать, что дорога автоматического следования требованиям – легкая. У кого как складывается, кому легче выполнять требования, кому тяжелее. В зависимости от социально-психологического мира, качества жизни, типа информационного метаболизма, стратегии, которую выбрала женщина. Если женщине близка стратегия социального наследования, и при этом она не хочет об этом задумываться, то ей будет легче, и при этом она останется в гармонии с окружающим миром, с собой… Правда, неприятно напоминать о том, что будет потом, когда все вырастут, разойдутся. Страшно и больно бывает смотреть телевизор, где бесконечно показывают брошенных, забытых старух, у которых нет денег на хлеб и которые живут в таких условиях, что поверить, что это XXI век, невозможно. И невыносимо слушать их слабые, полные боли голоса, когда на вопрос: «Где ваши дети?» они смущенно или безнадежно отвечают: «Давно не виделась, разъехались, не пишут». Почему это только других не останавливает в мысли, что как-то что-то здесь не так в этой схеме?

Что же не так в этой схеме? Ведь прекрасно быть матерью, и можно быть только матерью, а можно быть и матерью, и социально активным человеком, можно быть женой, матерью и специалистом, – все что угодно. Не в этом проблема в данной схеме, проблема в другом: кто делал выбор? Если выбор делал социум, то у него был свой интерес, который конечен. Именно поэтому женщина чувствует себя обиженной, брошенной и обманутой, чувствует неудовлетворенность. Она все время ощущает, что то, что она отдала, больше того, что она получила. Она еще жива, а для них «для всех» уже кончилась, потому что их интерес по отношению к ней закончился.

Нет большего горя для зависимого существа, как остаться без хозяина.

Вариант второй (осознанный). Я говорю себе: «Самая большая ценность, которая у меня есть – моя жизнь, одна единственная, неповторимая, другой не будет. Хочу, чтобы она стала средством реализации моей уникальности и единичности». И выясняю, что мне дано и какие возможности предлагает мир, вступаю во взаимодействия, заключаю конвенции, вхожу в разные Мы, опираясь на единственный критерий: приближает этот поступок меня к реализации моих задач или нет.

Я делаю карьеру, потому что хочу проверить уровень своего профессионализма и навыки социальных игр. Я выхожу или не выхожу замуж, потому что встречаю или не встречаю человека, с которым хочу быть рядом. Я рожаю или не рожаю детей, потому что чувствую или не чувствую в себе избыток энергии, душевные силы и материальную возможность привести в мир еще одного человека и дать ему шанс реализоваться. И так во всем. И подпись под всеми моими поступками – моя.

Какое Мы одобрит такую позицию? Нет таких Мы. Какой хозяин ресурса выделит вам его на таких условиях? Никакой.

Очевидным следствием такого выбора всегда будет необходимость самостоятельного зарабатывания ресурса. А вы удивляетесь, почему так немного женщин делают такой выбор, столь привлекательный в своей свободе? Подпись ставить страшно.

Женщина, которая имеет смелость, азарт, инстинкт самосохранения, рискнет каждый раз задавать себе вопросы: «Это я хочу? Я этого действительно хочу?», «Когда я говорю, что я хочу иметь ребенка, что во мне говорит?», «Когда я говорю, что хочу замуж, что во мне говорит?», «Когда я говорю, что не хочу семьи и детей, что во мне говорит?», «Когда я говорю, что хочу реализоваться как специалист, что во мне говорит?» – это совсем другое существо. А ведь таких вопросов можно задать еще немало, и они не крамола и не ересь. Они – шаг к тому, чтобы, сколько бы лет мы ни прожили, в конце нашей жизни стояла не просто дата нашего физического ухода, а расписка и подпись и в том, что: признаюсь, это моя жизнь. Моя. Как там пишут? Прошу в моих удачах и неудачах, в моей жизни никого не винить.

Я совершенно точно знаю и согласна, что человек не может быть свободен от массы обстоятельств. Мы не можем быть свободны от того, что должны дышать, есть, у нас должна быть территория, и чем лучше качество нашей жизни, тем мы лучше реализуемся. Мы не можем быть свободны от того, что человек сделан из людей, и, следовательно, мы не выживем без людей.

Не надо освобождаться от того, без чего нельзя жить. Но нужно освобождаться для того, чтобы быть.

Если набраться смелости и задавать себе неудобные вопросы, то наступит момент, когда ощущение «я есть» начинает управлять нашими выборами, направлять нашу энергию, корректировать наши решения. Этот шаг, он увеличивает мое желание, мое ощущение, что я жива? Это решение, оно еще больше утвердит меня в том, что я есть? Смогу я поставить подпись под этим поступком и сказать: «Да, это я, я так решила, я так поступаю, и я несу ответственность за все последствия, которые произойдут».

И это не одиночество. Потому что первое, что я слышу в ответ, мне сразу говорят: «Вы что, пропагандируете женщинам жить в одиночку?» Нет, пользуясь возможностью, я напоминаю, что есть такой вариант жизни, когда ты обстоятельства своей жизни если уж не полностью сама организовываешь, то хотя бы принимаешь активное участие в их организации и противостоишь тем, которые несут за собой запах нежити, то есть посягают на ощущение вас как живой и существующей. Можно продавать свои знания, можно продавать свои умения, в конечном итоге, с горя можно продавать свое тело, ну случилось, ну, может, на хлеб не было, может, еще что-то, в конце концов ради спасения жизни. Но это не обязательно повлечет за собой продажу себя, продажу души.

Продавая душу

Вот мы и подошли к границе, которая без всяких сказок и фэнтези делит нас на живых и тех, кто живыми только кажутся. Торговля собой, продажа себя ведет к смерти человека в теле homo sapiens. Происходит это почти незаметно. «Ладно, сегодня я соглашусь ненадолго поступиться ощущением, что я есть, это ведь только ощущение, а польза-то от поступка очевидна, конкретна. Так и быть, не буду самовыражаться, уступлю их требованиям, тошно, правда, но выгода-то какая! А здесь я, так и быть, не реализуюсь, уступлю эту территорию, не буду утверждаться в своем праве». Отличная сделка, правда, может оказаться, что завтра не будет того, кто будет радоваться тому, что мне за это дадут сегодня.

В конечном итоге, когда мы говорим о субъективности, о личной ответственности, об ощущении «я есть» – мы говорим о душе. Самая большая страшилка в разных картинах мира – это потеря души. О чем страшилка-то? Потерял душу – зато как хорошо живет! В чем страшилка?! Страшилка в одном простом: человек без души не существует.

В наше время всяких фэнтезийных фильмов и почти фэнтезийной науки очень просто и легко понять: граница, которую никак не могут ни в каком фэнтези преодолеть, – это как сделать робота с душой. Это и есть граница. Все можно придумать, кроме души.

Раньше это была страшилка. Дьяволу ничего от нас не надо было, кроме души. Ничего. Казалось бы, так просто, и все… Правда, всегда рассказывается, как мучается потом человек, понимая, что у него нет души. А сейчас пытаются создать фильмы, показывают, как переживают роботы, что они отличаются от людей отсутствием этого эфемерного органа… Такой у человечества способ в разные времена, в разных обстоятельствах нащупать некое определение более-менее внятное чего-то невыразимого, чего-то не поддающегося расчету, вычислению… Уже, говорят, даже вычислили вес души… Чего-то такого, что есть и, может быть, не предназначено для рационального понимания, ибо является целостностью по данности своей. А разрушение целого уничтожает его качественную определенность, и куски этого разбитого целого уже к тому целому никакого отношения не имеют. Не зря говорят, что нельзя смотреться в разбитое зеркало. Нельзя склеить разбитую душу, вернуть проданную. Ее можно потерять, а вот можно ли вернуть? Есть ли этому цена?

Именно поэтому мне так хочется, чтобы женщины набрались смелости увидеть, что у них есть место силы – это способность ощущать и сохранять связь времен, хранить и передавать историю жизни человеческой души, оживлять способность одной души присоединиться к опыту переживаний и чувств других душ, в чем бы это ни выражалось – в высоких произведениях искусства, в незатейливых песнях у детской колыбели, в умении понимать и слышать другого человека или в традиции встречаться семьей за воскресным обедом.

Я надеюсь, что хотя бы некоторым захочется попробовать реализовать свою, женскую функцию – заполнения, и мир рациональных конструкций постепенно наполнится живыми связями, чувствами, переживанием. И правда смысла, и правда бытия встанут вровень. И человечность устоит.