Текст книги "Вид на счастье (СИ)"
Автор книги: Этта Гут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Глава 5
Обозленные соседи вызвали полицию. Спасло только то, что даже полиция пребывала в хорошем предновогоднем настроении, а главное командовала нарядом сурового вида девица. Вкурив, что безобразия творятся из-за неразделенной любви одной из собутыльниц, она неожиданно прониклась, махнула рукой, сообщив пошатывавшейся былинкой на ветру Петре, что все мужики – козлы, а после ушла сама и увела за собой впершегося с ней в квартиру напарника, стоявшего все это время посреди прихожей с автоматом наперевес.
– Только больше не орите как дикие! – велела полицейская дама уже с порога.
– Мамой клянусь! – заверила ее Нинка и поклонилась в пояс, в то время как Петра сделала книксен.
Утро предсказуемо было хмурым, но, несмотря на это, работалось хорошо. Петра полила свою микро-елочку, а после сидела, рисовала свои петроглифы и мечтала. О том, как все будет, о том, как она расскажет Алексею о себе всю правду, и тот в ответ даже не будет над ней издеваться, а скажет что-то хорошее. Врач все-таки! Клятву Гиппократа давал! Должен же войти в положение… А лучше просто… войти. Каково это по ощущениям, когда тебя… ну… туда… ну… этим? Больно, наверно? С другой стороны, никто ведь от такого пока не умер, а некоторые по слухам даже удовольствие такое получают, что и словами не описать…
Алексей был еще занят, и уже знакомая девушка Марина с ресепшена проводила Петру в кабинет и по традиции предложила воспользоваться душем:
– Алексей Викторович на переговорах, так что у вас будет достаточно времени, чтобы расслабиться…
– На переговорах?
– Мы расширяемся, – Марина улыбнулась. – Нужно новое здание и новый персонал. Алексей Викторович вообще у нас такой молодец! Начал с нуля, а теперь вон – скоро сеть клиник у него будет. Ну да что это я? Занимайтесь, вас никто не побеспокоит.
Петра мрачно кивнула. Вот, значит, как! Значит, не просто рядовой костоправ, а сам владелец центра «Женское здоровье» ей массаж делал, а после на своей действительно дорогой тачке до дома подвозил. Это существенно осложняло и без того непростую ситуацию. А вдруг Алексей теперь подумает, что Петра изменила свои «показания» не потому, что… ну, изменила, а потому, что о его деньгах узнала? Вот будет картина маслом: мало ему, что на него – такого самца самцового – все окрестные девицы, поди, вешаются, так теперь еще и Петра…
И все же следовало расставить точки над «i», хотя бы для того, чтобы после не сожалеть о несделанном всю оставшуюся жизнь. А к разговору этому совершенно точно следовало… подготовиться. И не только морально. Петра, нервничая страшно, сходила в душ, смыв с себя нервный мандраж и долгую поездку в переполненном транспорте, после закуталась в махровую простыню, найденную на полке, выперлась в кабинет и, чтобы хоть как-то занять себя, вновь стащила из принтера лист бумаги и принялась рисовать.
– Похож, – сообщил ей Алексей, возникший за спиной совершенно бесшумно из-за своих медицинских тапочек на резиновом ходу. – В прошлый раз руки тоже мои, а не чьи-то еще рисовала?
Петра нервно кивнула и поднялась, придерживая тут же начавшую сползать простыню.
– Хорошо получается.
– Я бы хотела, чтобы ты мне позировал, – внезапно выпалила Петра и замерла, чуть дыша.
Лицо у Алексея сделалось неопределенным, и вместо ответа он лишь махнул рукой в сторону массажного стола:
– Устраивайся.
Петра забралась на накрытую свежей простыней поверхность и уткнулась в нее лицом. Так почему-то стало проще. Но сразу начать задуманный и спланированный разговор оказалось невозможным – Алексей опять принялся отдирать Петре шкуру от позвоночника, и та только тихо подвывала, когда получалось особенно больно.
– Терпи, казак, атаманом будешь, – бодро заверил ее Алексей, но Петра в ответ лишь отрицательно покрутила головой. – Не будешь? Почему?
– Потому что дура.
– Ну, если бы дураки и дуры не становились атаманами, мир, наверно, был бы куда как лучше… Так, сегодня у нас по укороченной программе…
Надо было решаться. Надо было сказать все, но Петра не могла. Да и вообще – ну как говорить с человеком о таком… серьезном, если лежишь перед ним с голой задницей, еще и жирной от массажного масла?! Алексей тем временем вновь принялся разминать Петре плечи и спину.
– Расслабься! Чего сегодня такая напряженная-то?
– Не могу, – проскулила Петра. – Потому что боюсь тебя до чертиков!
– Меня? – поразился Алексей и, нагнувшись, заглянул своей впавшей в какую-то дичь пациентке в лицо.
– Тебя, – подтвердила та и сглотнула. – И себя. Не знаю, кого больше.
– Ну, это ты что-то…
– Дело в том, что я тебе наврала. Ну, про парня. – Руки, по-прежнему разминавшие плечи, замерли, а потом двинулись вновь куда менее уверенно. Петра зажмурилась и все-таки выпалила: – Нет у меня никакого парня. И не было никогда. Я вообще… девственница. И трусло к тому же.
– Ты…
– Я и тебе-то наврала из трусости. Потому что боялась… Не могла решиться.
– На что, малышка?
– Я… Я… Корче, ты мне нравишься. Очень. Вот. Сказала. Если… Если это… тебе не интересно, я просто уйду, и все.
– Кто ж тебе даст уйти-то? – со вздохом проворчал Алексей, и Петра вдруг почувствовала на своей шее его губы.
На шее, на спине, а после на мгновенно дрогнувшем правом полупопии… Это было… Это было ну очень странно. И очень горячо.
– Ты… Ты и правда?.. Я правильно поняла… твои…
– Ухаживания? – перебил со смешком Алексей. – Все верно. Но знаешь, я тоже должен тебе кое в чем сознаться.
Остро захотелось повернуться к Алексею лицом, но по-прежнему было дико стыдно, а потому Петра предпочла и дальше прятаться, уткнувшись в сплетенные нервно пальцы.
– Дело в том, что я… Помнишь, почему ты здесь вообще оказалась? – Петра кивнула. – Это я тебе тогда подсунул карточку на посещение своего центра. Был в том же клубе, выпил, пожалуй, больше, чем следовало, а после залип взглядом на танцполе. А там была ты. И ты так двигалась, что я… ну… захотел тебя себе в постель. Но ты была здорово пьяненькой, да и не одна – друзья с подружками вокруг тебя так и крутились. Вот я и сунул конверт с приглашением туда, где остальные твои подарочные конверты лежали. Сунул и ушел. Был уверен, что ты никуда не денешься, придешь. Казалось, что такие девицы как ты – яркие, охочие до таких вот клубов – никогда от такого не откажутся. – Руки Алексея вернулись на спину Петре и стали выписывать на ней путаные линии, которые опять по ощущениям сплетались в какие-то сумасшедшие, магически затягивающие петроглифы. – Но ты оказалась совсем не такой, как я ждал. Совсем не оторвой и звездой танцпола, а интеллигентной и милой до бесконечности стесняшкой. И я пропал, Петра. Правда, пропал.
– Если кто и пропал с потрохами, так это я, – Петра вздохнула и потянулась всем телом, чувствуя нарастающее напряжение. От него было трудно дышать, кололо где-то в подреберье, сладко тянуло в паху. – Возьми меня, пока я не ударилась в истерику и не перепугалась от этого своего решения окончательно! Я… Я хочу этого. Говорят же, что нельзя тащить в новый год то, что можно сделать в этом…
Пальцы на спине застыли, дрогнули и вдруг пропали. Петра приподнялась и оглянулась на Алексея. Тот стоял, опустив голову и стиснув кулаки.
– Это кощунственно! Твоя невинность…
– С ней давно пора расстаться. И я точно не из тех, кому кажется, что столь великий дар дóлжно преподносить любимому исключительно на ложе, усыпанном лепестками роз. Не заставляй еще и уговаривать тебя!
– Убедила. Не буду, – Алексей улыбнулся, склонился к Петре и поцеловал ее.
Глава 6
Поцелуй оказался настойчивым, требовательным, даже грубоватым. Властным. И ощущение от всего этого было просто прекрасным, потому что сейчас Петре и требовалось именно это – почувствовать себя в надежных и сильных руках. Отдаться во власть другого, куда более уверенного в себе человека.
Алексей в два счета лишил Петру ее «написьника», просто содрав его с треском, а после и сам обнажился.
Протянув руку, дрожащими, неуверенными пальцами Петра погладила его – тронула соски, мгновенно поджавшийся живот, а после запустила пальцы в густые волосы на лобке. «Райских кущ», как можно было предполагать, там не было – как видно, Алексей периодически стриг себя в паху или даже сбривал все, но сейчас волосы отросли ровно настолько, чтобы в них можно было зарыться, подергать, перед тем как обхватить ладонью напряженный член.
От его размера сделалось страшновато. Но Петра велела себе не бздеть и довериться чужому, уж точно значительно более богатому опыту. Возбужденное мужское естество в ладони ощущалось таким странным, чудным. И в то же время вопросов, как его приласкать, не возникало – все получалось как-то само собой! Алексей ласке не противился, лишь вздыхал протяжно и переступал с ноги на ногу. А после вновь провел рукой Петре по боку, обнял ее и потянул к себе, быстро пообещав:
– Не бойся. Все будет хорошо.
– Я не боюсь! – возразила Петра, несколько кривя душой. – Но ты уж… не тяни.
– Я не тяну. Я наслаждаюсь. Ты чудо. Как же я нажрался тем вечером, когда ты сообщила, что у тебя парень и любовь!
– И я. Ну, когда поняла, что влюбилась. Причем наверняка безответно… Как же мне было плохо!
– Вот поэтому в такие непростые моменты важно, чтобы рядом был опытный медик. В общем, в следующий раз нажремся вместе, – проворчал Алексей и спустил Петру на пол.
Спустил, развернул, надавил рукой на спину между лопатками, заставляя лечь грудью на массажный стол, а затем ступил ближе и неторопливо провел головкой члена по самому нежному. Петра ахнула и стиснула пальцами простыню. Было сладко и страшно. Алексей склонился над ней и поцеловал за ухом, а потом снова в шею, попутно запуская руку Петре между ног.
– Ты готова… Чувствуешь?
– Ты… Ты тоже… готов.
– Уже давно. После каждого сеанса с тобой ведь в душ дрочить бегал.
– У тебя шикарная спина, – вспомнив увиденное, сообщила Петра. – Я ее рисовала даже. И тебя целиком нарисовать хочу.
– Сейчас?
– Ну, нет, – Петра засмеялась. – Я, конечно, тот еще тормоз, но все-таки не до такой степени.
Голос ее, должно быть, прозвучал все-таки нервно, Алексей услышал это и вновь принялся за поцелуи и ласки, поместив напряженный и уже обтянутый латексом член Петре между ног – видно, чтобы она просто привыкала к его присутствию там. При этом бедрами Алексей двигал так, что естество его постоянно скользило туда-сюда, каждый раз задевая клитор и осторожно тыкаясь в давно готовый к соитию вход. Петра сначала каждый раз вздрагивала, потом перестала и только ахнула, когда головка вдруг погрузилось внутрь ее тела.
Совсем немного. Как говорила Нинка-зараза – на полшишечки.
– Больно? – жарко выдохнул в ухо Алексей и принялся покрывать поцелуями Петре спину, плечи, шею.
– Скорее… странно.
– Будет чувствительно, я думаю. Но… ненадолго, обещаю, – уверенно, с ленивой усмешкой в голосе сообщил Алексей и, вдруг прикусив Петре мочку уха, сильно двинул бедрами.
Член легко вошел практически на полную длину, причинив лишь краткую, как вспышка света, боль. Петра замерла, а потом засмеялась, со смаком продекламировав:
– Вот и все, а ты боялась! Только платьице помялось…
– Балда! – Алексей захохотал и шлепнул Петру по выставленной ягодице.
А потом им обоим стало не до смеха. Петра тихо скулила и осторожно подмахивала. Потому, что действительно хотелось ощутить еще большую наполненность, принять в себя мужской орган до конца, и потому, что читала, что так… надо, так мужчине приятно, а очень хотелось порадовать Алексея. Тот дышал тяжело, тянулся к Петре и то целовал ее, куда приходилось, то даже несильно кусал, после место укуса жарко зализывая.
– Хочу кончить в тебя! Сейчас! О господи!
Алексей задвигался быстрее и резче, каждый раз вгоняя себя в Петру до конца, а потом замер, стискивая ей ягодицы. Петра, извернувшись, смотрела на него во все глаза – на запрокинутое к потолку лицо со стиснутыми челюстями, на мощную шею, блестящую от пота, на вздувшиеся буграми мышцы на плечах и руках. Во всем этом было столько дикой, первобытной красоты и страсти! А потом Алексей, опустил голову, разлепляя глаза, глянул на Петру жадно, рассмеялся, подмигнул и… отстранился.
Член выскользнул, и тут же внутри стало тянуще пусто, но расстроиться из-за этого Петра не успела – Алексей развернул ее к себе лицом, быстро поцеловал в губы, а после подхватил под задницу и буквально забросил на массажный стол, опрокидывая на спину. От стремительности этих перемещений Петра испугалась, а потому, еще и почувствовав, что ее ухватили за ноги, тут же приподнялась на локтях… И все равно прежде не увидела, а почувствовала, как мягкие губы коснулись ее клитора, а после язык скользнул ниже и вглубь. Ахнув, Петра вновь упала назад и в нетерпении вскинула бедра навстречу ласке. Алексей тут же подхватил ее под ягодицы, приподнимая над поверхностью стола и при этом продолжая ласкать ртом.
Потерявшаяся в ощущениях Петра металась, закидывая назад руки, поддавала бедрами, упиралась пятками в стол и широко разводила колени, чтобы стать еще доступнее для ласк…
– О господи! Я… Мне кажется, я… сейчас… Это так… так… – залепетала она, выгибая спину и закатывая глаза.
Алексей рыкнул, опустил ее на стол, резким движением притянул на самый край, а после буквально насадил на свой по-прежнему обтянутый латексом член. Это было больно и в то же время так яростно-приятно, что Петра задрожала всем телом, застонала сквозь стиснутые зубы и кончила, освобожденно залепетав после:
– Бо-же-мой… Боже-ж-ты-мой-родненьки-ий… Мамоньки мои…
– Жива?
Петра приоткрыла один глаз:
– Кажется…
– В душ?
– Не-ет… Я сейчас не дойду. Упаду, ударюсь головой об пол и умру молодой.
– Я тебя спасу от столь страшной участи.
Алексей вновь как-то очень ловко перехватил разморенное тельце Петры, поднял, перекинул себе через плечо, донес до душевой, где и сгрузил под теплые струи воды.
– Не уходи, – попросила Петра.
– Да куда ж я от тебя теперь денусь?
– Надеюсь, никуда. Потому что в противном случае я буду приходить под окна твоей клиники, рисовать всякие там свои петроглифы на плакатах и петь романтические баллады. И если рисую я хорошо, то пою громко, но очень фальшиво. В последний раз, когда на меня накатило такое вот странное желание – спеть, соседи вызвали полицию.
– Ужас какой, – со смехом откликнулся Алексей, а после, стянув с себя презерватив, шагнул к Петре под струи теплой ласковой воды и поинтересовался: – А пела-то хоть что?
– Отстань!
– Да ладно тебе! Спой, светик, не стыдись!
И тогда Петра набрала в грудь побольше воздуха и заорала, глядя в близкие, полные нежности и одновременно насмешливые глаза:
– Ой, Лёха, Лёха, мне без тебя так плохо.
На сердце суматоха – я точно говорю!
Ой, Лёха, Лёха, не потерплю подвоха,
Осталось только охать, я так тебя люблю!
Что еще сказать? Новый год они встретили вместе, вдвоем. А на следующий их было уже трое. Причем Петра умудрилась родить тридцать первого декабря, этим еще и на остаток дней закрыв для себя тему выбора подарка мужу на этот праздник. Можно ведь особо голову-то не ломать, если главный подарок вот он: сначала плачет и разевает беззубый рот, потом делает первый шаг и произносит первое слово, потом куролесит и треплет нервы, а потом… Нет, все это действительно потом. А пока… Ну Новый год же!
ЧАСТЬ 3. ЧЕРЕЗ СТЕКЛО
Глава 1
– Опа! – сказал Дар и захохотал.
Вообще-то звали его иначе – Эльдар. Эльдар Муратов. Но Лена знала, что свое полное имя он ненавидит. Настолько, что, когда девицы, охочие до общения с этим улыбчивым и нахальным красавчиком, заводили: «Эльда-ар! Эльда-арчик!», делался похож на пациента зубоврачебного кабинета, явившегося на прием с острой болью.
А вот самой Лене имя Эльдар нравилось. И Дар тоже. И даже Эльдарчик в качестве ироничного прозвища было ничего так. Всяко лучше Фифы! Фифа, блин! Прицепилось – не отделаешься. А куда деться, если фамилия Фифанова? Отец говорил, что и его в школе дразнили именно так: фифой. Но он-то размером со шкаф с антресолями! А Лена в мать пошла – ростом метр с кепкой и конституция птичья – того гляди ветром унесет, крылья не понадобятся. А на смазливой, совершенно детской мордочке глазки формата «наивняк на базе».
Трындец. Фифа.
– Шоу «За стеклом»! – продолжал ржать Дар, и Лена протиснулась мимо него в номер, чтобы осмотреться.
Комната была просторной и светлой. Огромные окна смотрели на раскинувшийся внизу праздничный, украшенный накануне уже близкого Рождества и Нового года Берлин. Две отнюдь не узенькие кровати разделял довольно широкий проход с тумбой по центру. Напротив на стене плоский телевизор. Под ним стол и вдвинутый под него стул. Просто здорово. Когда их группа, совершавшая экскурсионное турне в рамках программы по обмену студентами-лингвистами, останавливалась на ночевку в предыдущем немецком городе, то их расселили в каком-то хостеле с двухъярусными кроватями. А тут – красота и богачество. Вот только…
– Стеклянная баня – раздевалка через дорогу, – продолжал веселиться Дар.
Лена обернулась и обомлела: там, где по традиции располагались «удобства», все реально было из стекла! Вот вообще все! Разве только туалет оказался огорожен матовыми стенками, и в него вела матовая же стеклянная дверь. А вот душ от комнаты был отделен стеклом самым обычным – идеально чистым и прозрачным. Да, имелась плотная снежно-белая занавесочка, которую можно было задернуть, прикрываясь от соседки по комнате… Но соседки-то не будет, а будет сосед!
– Фифа, тебе известно такое занятное извращение как вуайеризм? – Дар толкнул обомлевшую Лену локтем в бок и снова заржал. – Нет? А придется постигать!
Лена сопнула носом и, решительно повернувшись, рубанула:
– Никакого вуайеризма! Договор отменяется!
– Ну Фифочка… То есть, Леночка! – заныла из коридора Машка Серова, с которой и был заключен тот самый договор, только что поставленный под огро-о-омное сомнение.
– Не будь занудой! – поддержал ее Сашка Ивашов и набычился.
Особым умом он не отличался, и Лена вообще не понимала, чего Машка в нем нашла. Ну стать молодецкая, ну плечищи, ну, как шептались, член до колен, прости господи, но ведь с его носителем еще и разговаривать о чем-то надо! А в том, что Ивашов на это способен, у Лены всегда были некоторые сомнения. Но, видимо, такого рода таланты Машку интересовали в последнюю очередь, а вот «член до колен» в первую. Это и стало причиной всего происходящего. Машка мутила с Сашкой всю поездку, и наконец у них все срослось. После был следующий шаг: парочка выбрала слабое звено – естественно, Фифу! – и подвалила к ней с предложением. Тем самым, от которого нельзя отказаться. Суть его была проста: Фифа дает согласие, что до конца поездки с ней в одном номере будет жить сосед Сашки, в то время, как сам Сашка переселится к Машке, чтобы наслаждаться насыщенной половой жизнью…
И все бы ничего, но соседом Сашки был Эльдар! Лена и так-то на него смотреть спокойно не могла – сразу внутри все замирало. Другая, может, и порадовалась неожиданному раскладу и открывшимся из-за него возможностям, но Фифа на то и была Фифой, чтобы вместо того начать умирать от стеснения, которое, как и всегда, самым естественным для нее образом вылилось в холодность и отстраненность. Дура!
Вздохнув, Лена отмахнулась от по-прежнему нывшей Машки и решительно протопала к дальней от «стеклянной бани» кровати, на которую и уселась демонстративно.
– Ладно. Данное слово обратно ведь брать нехорошо.
Машка заорала о вечной любви, и даже Сашка заулыбался, изображая радостного троглодита. Один Дар остался недоволен:
– Э-э-э! – воскликнул он. – Фифа! Твое место у параши!
– Эльдарчик, – гнусно-елейным тоном отозвалась Лена, – кто опоздал, тот не успел.
– Зараза ты, конечно, и я тебе это припомню, – отозвался Дар, хищно щурясь. – Но, если честно, мне пофиг. Меня Маринка с Лерочкой к себе на рюмочку чая вечерком приглашали, так что… Ну, сама понимаешь.
Лена понимала. Что уж тут могло быть непонятно? Настроение вмиг стало пакостным. Вот балда! А ведь такие мечты вынашивала! Эх! И догадал же господь родиться не Лерочкой или Мариночкой, а Фифой! И влюбиться не в такого же ботана в очках на стопятьсот диоптрий, а в красавчика с редким именем Эльдар! Дар, блин! Подарочек к началу нового учебного года!
Не ждавшая никакой засады Лена приперлась тогда на первую пару и влипла. Сразу. По уши. Любовь влетела тяжелым кулаком прямиком в солнечное сплетение, и Лена Фифанова – фифа, блин! – какое-то время, показавшееся бесконечно долгим, просто стояла и пучилась, пытаясь унять сердцебиение и вытолкнуть из легких ставший вдруг вязким, как малиновое варенье, воздух.
– У нас новенький, – сообщила всем староста их немецкой группы Оля Казакова. – Родители Дара только недавно переехали в наш город, и ему пришлось переводиться в новый институт. К нам. Так что прошу любить и жаловать – Эльдар Муратов.
С первым пожеланием Лена справилась легко – любить стала сразу. А вот жаловать получалось плохо, потому что Эльдар («Дар, ребята! А то в морду!») оказался язвительным и грубоватым. Да и на Лену – Фифу! – обращал внимание разве только для того, чтобы подколоть как-нибудь.
Эх! Нет в жизни справедливости!
Лена уже давно перестала на что бы то ни было надеяться и просто тупо ждала, когда внезапное чувство к Дару «перегорит». Но учебный год подобрался к своей новогодней половине, а влюбленность лишь укрепилась, превратившись в любовь! Оставалась, правда, особая надежда на летние каникулы, когда Дара рядом не будет, а значит, шанс избавиться от наваждения возрастет. Но тут вдруг выяснилось, что и Лена, и Дар, показав лучшие результаты в учебе, попали в число избранных – тех, кому спонсоры оплатили поездку в Германию с целью «погружения в языковую среду».
Лена оптимистом никогда не была и от этого турне ничего особого в плане выстраивания личных отношений не ждала (или, по крайней мере, запрещала себе ждать). И тут вдруг эта ситуация с «обменом партнерами». Которая теперь вот, в один из последних дней их пребывания в Европе вылилась в «стеклянную баню» и Маринку с Лерочкой.
После ужина всей студенческой компашкой долго гуляли по Берлину, а потом засели в баре на первом, цокольном этаже отеля. И даже Стелла Петровна – преподавательница немецкого языка и единственный «взрослый» в их команде, возражать против такого ничего не стала, а сама заказала себе высокий бокал Berliner Kindl. Лена тоже пила пиво. С совершенно четкой целью – чтобы заснуть сразу. От пива ее всегда рубило в ноль. После первой же порции глаза начинали слипаться, а после второй оставалось только отползать. Что она и сделала, стараясь не пялиться на Дара тоскливым взглядом того самого голубого щенка из старого советского мультфильма, с которым никто не хотел играть. Да и чего пялиться-то, если по обеим сторонам от него засели довольные и веселые Маринка Васильева и Лерка Петровская?
Лена поднялась в номер, заперлась на щеколдочку и принял душ, поглядывая через мигом покрывшееся каплями стекло в сторону пустого темного номера и дальше – в незашторенное окно. Было… странно. И почему-то приятно.
В душé поселилось странное ощущение свободы. Примерно такое, как возникало у Лены, когда она ездила к бабушке на дачу, где «удобства» были во дворе. Мыться там приходилось в хлипком деревянном строении с окрашенным черным баком на крыше и щелями между неплотно пригнанными досками, через которые проникали лучи солнца и был виден соседний двор, где в огороде вечно кто-то копался. В бабушкиной душевой всегда как-то особенно пахло (то ли сушившимися под потолком травами, то ли нагретым деревом, то ли той самой свободой и раскрепощенностью), и Лена запах этот обожала. Так же сильно, как ощущение, которое всякий раз появлялось у нее после того, как она раздевалась и вставала под струи воды, четко понимая, что только тонкие щелястые деревяхи отделяют ее от мира вокруг.
В шикарном, идеально чистом душе высотного отеля «Парк Инн», что на Александрплац в Берлине, пахло лишь мылом, но стеклянные стены и вид на ночной город давали то же легкое, щекочущее нервы ощущение недозволенности, выхода за некие рамки, смелой открытости.
Дар плел что-то странное про вуайеризм, а тут была какая-то его полная противоположность. Нет, не болезненное желание светить собой перед посторонними людьми, но яркое удовольствие от такого вот «неформата», когда тебя никто увидеть не может, но при этом ощущение, что ты не в запертом, закрытом со всех сторон пространстве, заставляет приятно поеживаться и улыбаться смущенно.
Лена домылась, натянула трусы и длинную футболку – не одна-то, чай, в комнате будет! – отодвинула щеколду, чтобы явившийся посреди ночи Дар смог сам отпереть дверь и не будил соседку («Ага! Конечно! Так она и не проснулась!»), и с довольным вздохом забралась в чистую постель.
Господи, хорошо-то как!
А теперь баиньки. И ни о чем «таком» не думать! Не представлять себе Дара, который сейчас уже наверняка занят «рюмочкой чая» в номере Маринки и Лерки. Не гадать, будет ли у них что-то после или нет. Просто спать!
Выпитое пиво помогло, и через несколько минут сон укутал теплым нежным одеялом, шепнул в ухо что-то ласковое и даже, кажется, поцеловал в лобик, баюкая.
