Текст книги "Жизнь цвета радуги. Сборник рассказов (СИ)"

Автор книги: Этого Удалите

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Приходила, мегера, и зудела, зудела, об одном и том же без перерыва! – рассказывал папа. – А когда узнала, что мама второго рожать собралась и большую свадьбу делать ей не будет, вообще взбеленилась! Кричала, что хоть бы родился мальчик, да желательно неполноценный, потом хлопнула дверью, больше ее и не видели. Даже о похоронах не знали, куда сообщать.

На этом отец обычно замолкал, гладил дочь по макушке широкой мозолистой ладонью. А потом уходил курить. Ему очень, видимо, не хватало мамы. Они познакомились в конце войны: девушка-сирота и парень-детдомовец, и так приросли друг к другу, что ни оторвать, ни отрезать.

Мечтали о квартире, о большой семье…

Квартиру потом отцу и Иринке дали от завода. Хорошую, двухкомнатную, на четвертом этаже. Но мамы тогда уже давно не было. Отец полностью посвятил свою жизнь дочке. Чужую женщину в дом приводить не стал. И Иринка, когда выросла, так же отрезала себя от мира парней: сначала – некогда, потом – устала. В голове только крутились мысли, что папа же без нее никак не сможет.

Но у папы были другие соображения. Он видел перед собой умницу и красавицу дочку, куда до нее всем актрисам, они, нынче, на одно лицо, без перчинки. А Ирка – и загляденье, и мясцо есть, где надо, и хозяйка хорошая. Такой и муж нужен, не абы какой, а вдумчивый, и чтоб положиться на него можно было. Она – девушка бесхитростная. Техникум закончила, в плановый пришла. Все на работе ее хвалят…

Но времена года сменяли друг друга, дни рождения приписывали одну незримую цифру, а ничего не менялось. Да, и когда поменяться-то: на работу до проходной вместе, после работы – так же, гулять Ирина не ходит, со случайными мужчинами разговор не заводит. Просто замкнутый круг какой-то получается!

Ирке было уже почти тридцать, когда, весьма озабоченный ее безмужним существованием, отец привел домой заводского механика Василия. Специально задержался сверхурочно, чтоб дочь ничего не заподозрила.

Самыми главными качествами у гостя было отсутствие жены, как таковой, и серьезность взглядов на жизнь. А остальные: работяга, поет хорошо под гармошку – прошли как-то уже мимо сознания отца, мол, если что, стерпится-слюбится.

– Ты, Ирка, свари что-нибудь по – скорому, – скомандовал папаша, для вида. – Мы после работы, примем чуток, для аппетиту. И в шашки сыграем!

– Так у меня все готово, – удивилась Ирина, не понимая нарочитости. – Суп горячий. Котлеты с макаронами.

– Вишь, быстрая какая, – подмигнул мужик потупившемуся Василию, толкнув того в бок, мол, ты не теряйся. – Полотенце нам тогда, дочка. Да, на стол накрывай!

Девушка с интересом поглядывала на молчаливого гостя. Тот едва проронил пару слов за ужином. Лишь отец беспрерывно что-то рассказывал и балагурил. И знай, подливал домашней наливочки себе в стакан. Это у него с беспокойства, с волнения. Не остановишь при постороннем… А Василий, похоже, выпить не любил: замахнул рюмочку и отодвинул ее – не буду больше. Ирке это понравилось. И парень сам ничего на вид. Ручищи вон какие – в два обхвата. Глаза выразительные, глубокие. Не красавец, конечно, но и не хуже других! Ест аккуратно.

Девушка знала по рассказам отца, что Василий приехал в город из поселка, поступил в техникум и тут же пошел на завод механиком, поскольку руки были золотые. Так и работал уже десять лет под началом папани ее. И не потому под началом, что не предлагают занять должность повыше, а просто сам отказывался. Скромный, значит.

Ирка мысленно прикинула, сколько он может получать, особенно, если со сверхурочными. Выходило неплохо. А одет – так себе. Все-таки за мужиком бабий глаз нужен!... А нет его, этого глаза.

– Василий, а у вас в поселке кто остался? – попыталась завязать разговор девушка.

– Сестра старшая с семьей. У нее там муж агрономом, хозяйство свое. Свиньи, утки, коза… У них восемь детишек, а пацан только один, – заулыбался гость, тема была приятна. – Фима мне вместо матери была. Ей уже почти двадцать было, я на тринадцать лет младше. Мамка померла, отец тоже…, – замялся почти незаметно, – потонул по пьяному делу. Вот она меня и воспитывала.

Ирине понравилась теплота в голосе Василия и какая-то гордость. «Потому и не пьет, что отец…» – смекнула девушка. И еще тоненьким звоночком прозвенела параллель его жизни с детством мамы. Это же сколько мужиков у нас на почве излишней пьянки полегло!

– А здесь где живете?

– В общежитии заводском, – парень расслабился, разгорелся.

Отец же, видя, что молодые нашли, наконец, общий язык, решил уйти, сославшись на усталость, оставить их одних. Тяжело поднялся, мысленно отметив, что, пожалуй, из-за смятения от нечаянного сватовства хватил лишнего. Ноги заплетались, в голове неприятно шумело. Но ничего… По стеночке, как-нибудь… Авось, головная боль будет только во благо. Хорошая же пара получится. Мужик уже почти представлял дочку в подвенечном платье, гостей за столом, обязательно много, с завода, шумные тосты во славу молодых… «Эх, дурень старый! Раскатал губищи-то! Это уж теперь не от тебя зависит…» – одернул себя.

Ирка внимательно посмотрела на отца. Ей не понравилось, что его явно пошатывает, что, для того чтобы встать, ему пришлось ухватиться за стенку, что лицо его стало просто багровым. Первый раз девушка видела папу в таком состоянии. Ох, и болеть будет! И чего пил так? Ведь непривычный к спиртному. Так, на праздниках – понемножечку и с устатку. А это набрался от души! Но мужчина незаметно кивнул дочери, не беспокойся, мол, все под контролем, занимайся гостем.

А Василий не заметил переглядов хозяев. Разомлел от вкусного домашнего ужина, выпитой рюмочки сладкой наливки, ласковых глаз Ирины. Ладная оказалась дочка у Петровича. И чего в девках сидит? Все вроде, при ней: фигура статная, характер покладистый, на личико приятная. Может, и сладится все у них?... Ведь для чего еще, как ни для серьезного знакомства, пригласил его мастер к себе? По рассказам парень знал, что Ирина чуть старше его, но на вид и не скажешь!

Тем временем, хозяин продолжал передвигаться и вышел уже в коридор. Василий и Ирина продолжили разговор. Девушка рассказала, что ее вырастил отец. Что матери не стало, когда ей было три. Ушла, на родовом столе, не разродившись. Так и похоронили их вместе с маленьким братишкой. Парень пожалел хозяюшку, потрепал ласково по руке. Ирка посмотрела только пытливо, но не отдернулась. И все было в этом взгляде для Василия: понимание ситуации, принятие невозможности выбора в ее возрасте, надежда на что-то большее, чем простое житье-бытье рядом…

Вдруг где-то в квартире раздался грохот. Непонятно было, что упало, кто упал? Как-то неожиданно.

– Папа! – позвала девушка, моментально кинувшись на звук…

Петровича нашли лежащим рядом с кроватью в спальне. Лицо его побагровело, глаза закатились, грудь судорожно вздымалась, а ноги как-то нелепо подергивались.

– Телефон где? – сообразил Василий. – «Скорую» надо!

– В коридоре, – девушка присела перед отцом, расстегивая рубашку на его груди.

Все делала машинально, как во сне. Будто и не с ней это все. «Ослабить воротничок… Открыть форточку... Пощупать пульс… Накапать «корвалол»… А давать как? Захлебнется же…» Невольно отметилось, что Василий без лишней суеты старается помочь. Перевернул, поддерживая голову, отца на правый бок. Может зря? Поднял упавший стул. Вышел встречать машину «Скорой».

Врачи приехали быстро. Но уже поздно… До больницы мужчину не довезли: удар.

Василий все черные дни помогал Ирине. Не отходил от нее. Был деловитым и хозяйственным. Организовал похороны, поминки. Девушка как-то вдруг потерялась. Не знала, что делать, а советы воспринимать была не способна. Сидела только у гроба, смотрела, слушала… А что смотрела и слушала – Бог его знает.

Народу провожать пришло много, все с завода: серьезные, молчаливые. Вспоминали мастера теплыми словами, поминали. Ирина молча кивала им, принимала соболезнования.

А рядом стоял Василий. Деликатно поддерживал под локоток.

Девять дней, сорок… Иной раз долго время тянется. А тут пронеслось в едином угаре, и не отметишь, не выделишь что-то особенное.

Ирка даже не заметила, когда именно все вещи парня переехали в только ее теперь квартиру. Просто это было как-то само собой разумеющееся. Вроде, отец завещал. А они волю исполнили…

– Ты, Ирка, свари, что-нибудь по – скорому, – говорил, возвращаясь с завода Василий. – А я там пока на балконе шкаф соберу, что ли…

Глава 2. Ешь немытого ты меньше.

Месяца через четыре житья с Василием, Ирина почувствовала непривычные недомогания: тошноту по утрам и вечерам, ноги стали отекать, «женские дела» прекратились. Поскольку подруг у девушки, уже давно мужних жен, было много, она сообразила, к чему бы это могло все быть. Часа два пыталась найти изменения во внешности, фигуре перед зеркалом. Вслушивалась в свое тело. Хотела почувствовать тот самый маленький маячок, который отсигналит, что вот оно – самое важное – у тебя внутри. Но пока все оставалось таким же, как и было. Упоительное счастье назревало и грело. Однако, настолько незаметно, что даже казалось невозможным.

Ирина пыталась вспомнить из школьной программы, как же именно развивается зародыш. Но, то ли этого не давали, то ли в тот момент это казалось настолько неважным, что не запомнилось. Несколько дней будущая мамочка присматривалась к малышам на улице, представляя, каким будет их с Василием ребенок. Гуляющие дети были симпатичными и забавными. Поэтому мечты тоже были светлыми

Быстренько взяла отгул на работе, собралась, да сбегала к Эмке в консультацию.

Эмма Витальевна была не то чтобы подруга, но хорошая знакомая. Ирка ценила ее человеческие и профессиональные качества. Очень доверяла ей. Дело тут было деликатное, не хотелось сообщать абы кому.

Осмотр прошел быстро и без лишних эксцессов. Эмма была профессионалом от Бога, не даром ее пациентки не любили, когда она в отпуск уходила, и им давали направление к другому врачу.

Пока знакомая снимала перчатки и мыла руки, девушка быстренько оделась и села на стул. Душу щекотало неожиданное волнение. Страх перемешался с радостью. Этот коктейль в концентрированном виде принимать в одиночестве опасно.

– Ну, что делать будем? – врач посмотрела на пациентку поверх очков.

– В смысле? – Ирина все прекрасно поняла, хотя и делала непонимающий вид; багровые щеки выдали смятение души.

– Ты ж, моя хорошая, одна теперь, – слегка покачиваясь на стуле, медленно протянула Эмма.

– Я не одна, – пальцы девушки нервно теребили подол платья; взгляд избегал собеседницы, но зато постоянно натыкался на новую дырку на нейлоновых чулках, поставленную в результате поспешного раздевания перед креслом. – У меня муж, Василий…

– Муж… – врач поднялась со своего места и подошла к окну, – объелся груш… По-видимому, и фамилия у тебя мужняя, и штамп в паспорте имеется?...

Ирине было стыдно до невыносимости! Такого унижения она еще никогда не переживала! Лучше б к незнакомому врачу пошла… Слова Эммы всколыхнули, подняли со дна души ее, все сомнения, все одиночество. А если врачиха права, если этот ребенок окажется не нужен Василию? Ну да, живут они вместе. А кто, по сути, друг другу – никто. Чужие люди, сожители. Любовники – слово-то какое стыдное! Разве ж этого хотел отец, когда с Василием Ирину знакомил?...

Василий – хороший парень, умелый, спору нет. Домой вовремя приходит. Зарплату отдает всю до копейки, себе только на столовую оставляет. Заботится об Ирине, написал вот сестре Серафиме про нее… Но ведь жениться не предлагает… Живет себе рядом и живет…

– Пойду я, Эмма Витальевна, – с тяжелым сердцем встала девушка.

Ил душевных переживаний прибил все хорошие чувства. Гадливо было, будто муху в супе нашла.

– Иди-иди, – отпустила врачиха, а потом добавила уже совсем другим, сочувствующим и мягким тоном: – Ты подумай хорошо, Савельева. Время пока есть, конечно. Но со сроками ты что-то ошиблась. Матка не на четыре недели увеличена, а как минимум на семь-восемь.

– Я подумаю, – послушно кивнула Ирина и вышла, запахивая плащ, так словно замерзла.

Как дождалась Василия, сама не помнила. Механически приготовила ужин, убралась, выгладила все белье с последней стирки. Но привычные дела не отключали тяжелых мыслей. Ирина даже немного пожалела, что взяла отгул, сидела бы сейчас среди девчонок. Все не одна… Со словами Эммы…

Василий пришел, как всегда ровно в шесть. Разделся, вымыл руки. Сел за стол. Ирка поставила перед ним ужин.

– А ты? – парень пытливо взглянул на хозяйку.

– Не хочется что-то, – ответила она, избегая взгляда.

– Тогда, посиди рядом, – попросил Василий. – Нездоровится что ли?

Ирина просто пожала плечами. Но за стол села, принявшись отщипывать в рот кусочки хлеба.

Василий погладил женщину по руке, зачерпнул полную ложку супа и отправил ее в рот. Недоуменно посмотрел на Ирину, так же безучастно жующую мякиш. Отложил ложку, отодвинул тарелку от себя и обнял женщину.

– Что-то случилось, Ириш?

– Не вкусно? – пришла в себя она.

– Это не важно! Пока не скажешь, в чем дело, есть не буду! – принял решение парень.

– У нас маленький будет, – Ирина сама не ожидала, как легко и буднично получится у нее сказать.

Василий вдруг опустился перед ней на колени, уткнулся лбом в ноги женщины, и так крепко обнял, что кости затрещали.

– А я-то, дурак, подумал, надоел тебе! – сказал глухо. – И ты какая-то сама не своя, и суп-то абсолютно без соли… Знаешь, Ир, как-то это не по человечески. Надо сходить записаться что ли?

– А мне в консультации аборт предлагали…

– И не думай! – парень поцеловал будущую мамочку. – Придешь на следующей неделе Журавлевой, посмотрим, что предлагать будут!... Ты, это, главное, теперь немытого не ешь, и фрукты себе покупай, что ли…

Ирина почувствовала, как муть на душе потихоньку превращается в чистейшую родниковую воду, как тяжесть отступает. Женщина сидела, перебирая волосы мужа будущего, и улыбалась.

Глава 3. Да, искать такси – ад!

Несмотря на горячие просьбы Ирины и Василия, коробку дефицитных конфет и букет гвоздик, расписать их в ЗАГСе сразу не согласились, говорили выжидать положенный срок, либо нести справку из консультации, что дама почти «на сносях».

Пришлось идти к Эмме Витальевне снова под фамилией Савельева, а не Журавлева. Но на этот раз и Василий взял отгул, страховал в коридоре от ненужных советов, пока выписывались анализы заглянул в кабинет пару раз, чтобы показать, что Ирина не одна. Но врачиха на сей раз неприятных рекомендаций не делала. Молча заполняла бланки, задавала дежурные вопросы, в общем вела себя сугубо по-деловому. В конце осмотра вручила будущей маме кипу бумажек:

– Пройдешь, приходи, карту беременной заведем. Не тяни. Со сроками что-то непонятное…

В день свадьбы на Ирине было кримпленовое платье цвета топленого молока, высокая талия была закреплена розоватыми бантиками. Животик был уже не маленький, но благодаря удачному фасону можно было списать его на полноту невесты. Впрочем, перед кем было стесняться-то? Из гостей были три подружки девушки с мужьями, два друга Василия с женами, да сестра Серафима с мужем и двумя старшими дочками: Галиной и Полиной. Спокойно расписались, без лишней суеты посидели – пообедали. Молодой муж предлагал разориться на ресторан, но деревенские гости привезли столько вкусностей, что Ирина решила – гуляем дома. Попели вволю. Николай, муж Фимы, привез маленькую гармонику, так что аккомпанемент был вполне приличный. Плясать не рискнули – многоэтажка все-таки, что соседей беспокоить.

Гости разошлись почти за полночь. Серафима с семейством, естественно, остановились у молодоженов. Жили два дня, потом уехали к себе в деревню.

Работала Ирина почти до самых родов, правда, с сокращенным рабочим днем. Хорошо, успела распашонок – рубашонок нашить. Ребенок, по прогнозам Эммы Витальевны, был большим, и очень подвижным. Только вроде бы справа толкается, не успеешь глазом моргнуть, уже выпирает левая сторона. Это забавляло и будущую мамочку и ее мужа.

А врач все хмурилась, с каждым разом все внимательнее прослушивала живот Ирины, легонько прощупывала.

– Таз у тебя узкий. Стара ты, моя хорошая для первых родов. Да еще плод такой большой, – приговаривала Эмма.

– Ничего, – не унывала пациентка. – Я у мамы тоже не маленькая была!

Не хотелось думать, что ее-то мама рожала не в тридцать один, а в девятнадцать, что умерла вторыми родами, не успев даже разродиться… Ирина не говорила о сомнениях врачихи мужу. Зачем? Еще заставят оба лечь в больницу раньше срока, кукуй там!

Роды начались в жаркий июньский вечер. Как раз шла последняя серия «Трех мушкетеров». Женщина повольготнее расположилась на диване, Василий – рядышком на полу. Острая боль разлилась по животу и спине, но через мгновение отпустила. Ирина попыталась расслабиться. Где-то в глубине сердца застучал страх тоненькими молоточками. Но женщина постаралась не давать ему воли, маленький же все почувствует, тоже испугается. Боль не возвращалась несколько минут. Ирина уже почти перестала о ней думать, увлеклась динамичным киносюжетом. Но вторая схватка заставила даже поджать ноги.

– Ты чего? – встрепенулся муж.

– Кажется, схватки, – прошептала женщина.

– Так, давай в больницу, – вскочил Василий.

– Нет, – боль снова сделала передышку. – Вещи я собрала. Кино досмотрим, и такси вызовем…

Серию досмотрели. Под жизнерадостное «Пока-пока-покачивая перьями на шляпах», оделись. Василий поднял трубку телефона, чтобы вызвать такси, но она молчала.

– Ир, ты телефон сегодня проверяла?

– Да, Нинке звонила.

– Значит, с линией что-то. Пошли, на улице машину поймаем!

Но на улице все таксисты объезжали пару, увидев круглый животик дамы. Ирина смеялась, потому что приходилось останавливаться около каждого дерева:

– Все пометила!

До больницы дошли, когда уже почти стемнело. Василий сдал жену на руки медперсонала, а сам остался ждать во дворе, хотя его честно предупредили, что дело может затянуться.

Мужчина курил почти безостановочно. Утром сбегал на работу, чтобы отпроситься, и вернулся под окна роддома. Часов в десять, откуда-то с третьего этажа, выглянула какая-то молодая мордашка.

– Журавлев? Пляши Журавлев! У тебя две девки!

– А Ирина где? – разволновался почти до слез Василий.

– Отдыхает, здесь, привет передает, – засмеялась молодушка. – Принеси конфет, цветов медсестрам, может, разрешат посмотреть…

Глава 4. Молись силом.

Девочек назвали именами давно почивших бабушек: Анна и Алла. Соседка Мария Викторовна посокрушалась, что и имена-то похожи, и носили-то их конкретные умершие молодыми женщины. Но Ирина и Василий решения не изменили.

– Маму мою все Алей называли, а мы Аленкой будем звать. А Анютку вообще можно называть по – разному! – резюмировала молодая мамаша.

Близняшки были маленькие, горластые. Каждая со своим, далеко не легким характером. Порою Ирине за весь день ни разу присесть не удавалось. Василий жалел жену. Приходил с работы, возился с дочками. Потом, когда жена и Аленка с Нютой укладывались, стирал пеленки. Молодые родители похудели, вся одежда болталась, как на вешалке. Но если б кто спросил, желали бы, чтоб родился один ребенок, а не два, в один голос бы ответили «нет».

В июле приехала Серафима. Поумилялась, понянькалась с пузырями два дня, а потом деловито приказала идти Ирине и Василию погулять. Ирка принялась переодевать девочек, готовя на прогулку.

– Еще придумала! – поставила руки в бока гостья. – Своих восьмерых вырастила! Четь, и эти за два часа не пропадут. Вы молодые. Погуляйте для себя, в кино сходите.

Муж и жена, никуда не ходившие еще с момента совместной жизни, вдруг почувствовали себя детьми, получившими на день рождения юбилейный рубль и свободу выбора, на что его потратить. Ирка разоделась в платьице понаряднее, Василий напялил было выходной костюм, но подумав про жару, пиджак снял.

– Ладно, с Богом! – напутствовала Серафима.

Молодые прыснули от смеха и выскочили на улицу. Свобода окрыляла и пьянила.

– Куда пойдем? Может, в кафе? – предложил парень.

– Поесть я и дома могу, – отказалась Ирина. – В театр билетов уже не достанешь, а вот в кино – самое время! И вернемся не слишком поздно.

В кинотеатре гремела индийская «Зита и Гита». Дневной сеанс, но народу много. Молодым достались неплохие места.

Девочки-близняшки, разлученные в младенчестве, музыка, лиричные песни и танцы – щипали душу. Ирка наревелась вволю. Василий снисходительно посмеивался, но удовольствие тоже получил. Он бы лучше на «Зорро» сходил, но сеанс был только вечерний – дочки проголодаются.

Возвращались в очень хорошем настроении. Купили шоколадный торт, чтобы отблагодарить Фиму. Дома их ждал непривычный запах, будто свечи жгли. А на девочках красовались маленькие крестики на голубых веревочках.

– Это что? – почему-то пересохшими губами прошептала Ирка.

– Что-что, – ворчливо отозвалась Серафима. – Теперь рабы Божьи – Анна и Алла. Покрестила я их, еще позавчера с батюшкой сговорилась, мы с ним в поезде встретились. Душевный человек.

– А почему же нас-то так… – предварительно выплаканные слезы стояли в горле комом и наружу не шли, только голос дрожал. – Будто выгнали. – Ирка исподлобья смотрела на женщину, укачивающую девочек.

Василий тоже, видно было, злился на сестру, но молчал. Не привык он спорить с Серафимой, все – равно свое мнение будет иметь. Это как мозоль, привыкаешь – и не болит, вроде… Пропало теперь повышение. А ведь мастера предлагали! Эх, сестра, сестра, молись силом!

У Ирины были другие мысли. Ей было невдомек, что эта странная деловитая, молчаливая женщина, всю жизнь тянущая на себе лямку, приняла то решение, которое тайно вынашивала Ирка сама, едва разродившись девочками. Она сама была крещеная, хотя в церковь не ходила. Так, отмечала с отцом Пасху, Рождество, Крещение Господне, знала несколько молитв. Но веру не выпячивала, даже, наоборот, прятала. Однако, окрестить Аленку и Нютку захотела сразу, как принесли их на кормление, маленьких таких, красненьких. Чтоб надежнее жилось, чтоб кто-то хранил их еще, кроме отца-матери.

– Вы ж не согласились бы, – оправдалась Серафима. – А так… Если что, вдруг прознает кто, вы на меня валите. Мол, ушли, ничего не знали!

Женщина уехала в этот же день. Уезжала под неодобрительные вздохи брата. А Иринка к ее отъезду даже немного с гордостью посматривала на маленькие крестики на шее дочек.

Сговорились, что старшая дочь Серафимы – Галя – приедет в августе. Поступит на завод контролером, а заодно на вечернее в техникум.

– Она у меня смышленая, проворная. Поможет немного с девчонками. А за ней пригляду уже не требуется…

Глава 5. Я или Илия.

Девчонкам было уже почти по два года, когда Ирка поняла, что снова беременна. Хотелось мальчика. Но если девочка будет, тоже неплохо. Василий обрадовался. Галя, так и жившая с ними, молча улыбнулась. Девушка была хорошей помощницей, детей любила. А теперь, когда Ирина вышла на работу, даже забирала их из яслей, чтобы дольше всех не оставались.

Эмма Витальевна не нашла никаких отклонений. Посоветовала какие-то упражнения, чтобы тазовые кости расходились, но Ирина забросила куда-то этот листок, а потом не нашла. Решила, что уж второго-то родит.

Ребенок должен был появиться в феврале. Но перед новым годом на работе был аврал. Женщина, готовящаяся уходить в декретный, старалась подчистить свою работу, задерживалась допоздна. Наверное, это и сказалось. Тридцать первого декабря у нее внезапно отошли воды. «Скорая помощь» привезла ее в приемный покой.

Дежурные врачи суетились, готовились к предстоящему празднику. Медсестрички сновали туда-сюда, легкомысленно подсмеиваясь. Ирина терпеливо сидела на стуле. Рядом с ней примостилась Галя с большой сумкой с вещами.

– Ты иди, – предложила женщина девушке. – Василий там один с девчонками. А нас и так двое!

Галя ушла. Иринке стало так вдруг одиноко, такая тоска навалилась, такой вдруг ненужной себя почувствовала. Вот, у других – праздник. А что у нее? Тем более, что и схватки внезапно прекратились.

– Может, пойду я? – женщина встала в дверях ординаторской, опершись на косяк.

– Куда это? – старшая грозно взглянула на пациентку. – Сама рожать надумала!

– Так не рожаю же.

– Родишь, – сурово резюмировала медсестра. – Сейчас врач придет, родишь.

Ирину определили в палату, где кроме нее было еще пятеро рожениц: две ее возраста, две, наверное, уже даже слегка за сорок, а одна, постоянно лежавшая лицом к стене – совсем молоденькая, лет семнадцати. Женщины достали каждая свой нехитрый домашний провиант, выложили все на одну тумбочку, так и встретили новый год. Только самая юная, так и не поворачивалась к ним, ни с кем не разговаривали и не знакомилась.

Ирину пришлось стимулировать. Почти полтора суток лежала она под капельницами. Родила только третьего января. Мальчика. Ребенок даже не вскрикнул. Мать отметила синюшность новорожденного и безвольно свисавшие ручки и ножки, а потом вдруг потеряла сознание.

Очнулась быстро. Спросила про ребенка, но все только отводили глаза и переводили разговор на другую тему.

Потом пришла врач. Измерила пульс, проверила живот.

– Все в порядке. Переводиться будем в послеродовую палату.

– А сынишка мой, – прошептала Ирина.

– Будет еще сынишка, если захотите. Под каким именем мужу отдавать?

– Илья, – ответила женщина сквозь слезы.

В послеродовой палате оказались все те же, с кем новый год встречали, знакомиться не пришлось. И даже молоденькая лежала, все так же, отвернувшись к стене.

Встретили Ирину молча, про ребенка не спрашивали, видимо, медсестра предупредила. Женщина была благодарна. Хотелось тоже отвернуться лицом к стене и плакать, плакать, плакать…

Принесли малышей на кормление. Привезли на каталке. Белые, длинненькие столбики. Раздали матерям. Ирина чувствовала тягучесть в груди. Невостребованное молоко давило. Было очень больно. Но боль физическая немного делала терпимее боль душевную. Женщина смотрела, как другие берут малышей, стараются наглядеться, натискаться за несколько отведенных минут.

Только молодушка так и не повернулась на призыв сестры.

– Климова! – несколько раз повторила та. – Бери ребенка. Голодный ведь!

Ребенок капризничал. Но молодая мать, как лежала лицом к стене, так и не пошевелилась.

– Нет, посмотрите на нее! – начала стыдить медсестра. – Родное дитя для нее…

– Можно я покормлю? У меня грудь набухла, больно уже, – перебила Ирина.

Медсестра посмотрела на мать, на малыша, на дверь. А потом махнула рукой и протянула ребенка Ирке.

Это был мальчик. Очень худенький, красненький, с золотистым пушком, выглядывающем из-под пеленки. Малыш схватил сосок женщины и принялся сосать. «Голодный какой» – с теплом подумала Ирина. Ребенок быстро наелся и заснул. Женщина улыбнулась, понюхала нежную кожицу. Пахло очень вкусно. Молоком, нежностью, теплом…

Мальчика теперь на кормление приносили ей. Молодая мамаша повернулась на второй день, пристально посмотрела на Ирину и сына. Куда-то вышла…

На следующий день молодушку выписали. Ирине ее «сладкого мальчика» не принесли.

– Как это? – со слезами она спрашивала медсестру. – Она же и смотреть на него не хотела! Оставит ведь, сдаст в детдом! Почему со мной не поговорила!

Женщина плакала без перерыва сутки. У нее подскочила температура, начали делать какие-то уколы. Но они не помогали. Ужасно кружилась голова, болело сердце и душа. Хотелось побыстрее домой, чтобы забыть запах мальчика, его пушок на теплой макушке.

Ирина встала среди ночи, чтобы пойти в туалет. Дошла до поста. Доковыляла еле-еле. Вдруг начало мутить. Стало больно в груди. Женщина почувствовала, как меркнет свет перед глазами… Ее душа вылетела из тела, пронеслась над городом, заглянула в лица спящих Аллки и Анки, нашла ребенка с золотистым пушком на голове, ехавшего в вагоне на руках у матери, и увы, больше не вернулась в тело…

Глава 6. И городу дорог огород у дороги.

На время похорон сначала Илюшеньки, потом Ирины, Серафима забирала девочек к себе в деревню. Малышки привольно чувствовали себя с крестной матерью и двоюродными старшими сестрами и братом. Аленка и Нютка были самыми младшими, любимыми. А из-за полусиротства – балуемыми не только членами семьи, но и всеми деревенскими соседями. Кто леденца принесет, кто игрушку нехитрую смастерит, кто одежонку подсунет, а муж Серафимы свалял настоящие валеночки. Сестрички топали в них во дворе: от коровника к сараю, от козы Глашки к борову Пашке. Деловито кормили животных, тайком слизывали снежинки с пуховых варежек, пока не отшлепал двенадцатилетний Димка.

Аня была бойчее, говорливее. Забиралась ко всем на колени, могла подластиться, если что. Про мать и отца почти не вспоминала. Тем более, в деревню приехала и Галя, взявшая отпуск по семейным обстоятельствам. Нютка звала ее «няня», задорно смеялась на всю избу и чаще получала по «пятой точке» за шкодливость.

Аленка была тише. Как дичок смотрела на приходящих гостей. Разговаривала редко, но понятнее. Она вообще была смышленее сестры. Но все меньше обращали на нее внимание. Девочка плакала по вечерам, просилась домой, «маму, папу», Дюку – любимую куклу, которую забыли при сборах.

Василий приехал почти сразу после того, как похоронили Ирину.

Серафима смотрела, какой брат серый, заторможенный, глаза потухли. Обводит избу, дом невидящим взглядом, будто не узнает. А обнял девочек – ожил, закопался носом в ароматные макушки. Анька тотчас принялась отбиваться, рассказывать последние новости. А Алла – прижалась всем тельцем к отцу, носом захлюпала, повторяла только: «Мама, мама»…

– Уехала мама, – гладил Василий дочку. – Далеко-далеко. Но ты, доча, верь, она нас очень любила!...

Серафима предлагала оставить девочек у нее, хотя бы на «пока». Но брат воспротивился.

– Что я, не отец! Приезжать в гости будем, а жить будут со мной, как и прежде.

Галина уехала вместе с ними.

Так и жили. Жениться Василий больше не надумал. Смотрел за дочками и за папу, и за маму. Галя вышла замуж, уже когда маленьким сестричкам было по десять лет. Все смеялись, что мужа специально выбирала, чтобы с девочками поближе быть: за соседа, этажом ниже.

Нютка так и осталась заводной, веселой, но недалекой. В школе училась посредственно, но участвовала во всех театральных постановках. Была заводилой.

Алена росла послушной. Училась на отлично. Читать начала лет в пять. Сама записалась в библиотеку. Она была надеждой учителей на всех олимпиадах. Ей пророчили золотую медаль.

На каждые каникулы девочек отвозили к Серафиме в деревню. Там они были, как дома, своими. Все их знали. Но Анну любили, а с Аллой советовались.

– Пошли на дискотеку! – вертясь перед зеркалом звала Нютка. – В книжках мужа не отыщешь!