Текст книги "Пока сияют звезды"

Автор книги: Этель Хэмилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Этель Хэмилл
Пока сияют звезды

Глава 1

Над столом в приемной третьего отделения госпиталя «Алоха» [1]1
  Привет, выражение традиций гостеприимства ( гавайск.).


[Закрыть], словно пробудившись от сна, игриво замигал крошечный огонек. Краем глаза уловив сигнал, Косима Арнольд перевела взгляд с телевизионного экрана, установленного также над ее столом, на «ожившую» лампочку. Благодаря такому экрану она могла за одну секунду окинуть взглядом все двадцать четыре палаты отделения. Мигающий огонек тоже относился к нововведениям в «Алоха», доказывающим свою необходимость при общении сотрудников госпиталя. Он означал, что мистеру Тимоти Неирну – гению в области рекламы, негодующему из-за временной «ссылки» с Мэдисон-авеню сюда, на Гавайи, за что любой другой с континента отдал бы все на свете, – потребовалась Косима. И, судя по настойчивости мигания лампочки, – немедленно.

Бедный Тимоти! Томность и очарование великолепных островов все же заставили его сменить гнев на милость. Когда-то в Нью-Йорке он сделал невероятную карьеру, стал известным человеком в рекламе и владельцем роскошного пентхауса. У Тимоти Неирна работа в руках горит. Неторопливые прогулки, манящие, располагающие к отдыху красоты Гонолулу не для него. И Косима знала – если у великого Уальдо Фоли Дженсена исчезнет надобность в рекламном гении хоть на какое-то время, Неирн тотчас сядет в самолет, чтобы возвратиться на свой любимый Манхэттен.

Девушка заметила, что даже на кнопку вызова Тимоти Неирн нажимал с особым чувством. Просто такому человеку нужно было ощущать себя в гуще хоть каких-то событий, он заряжался энергией от любых дел, и поэтому активное нажатие на кнопку вызова доставляло ему немалое удовлетворение. Медсестра встала и направилась к двери одной из двадцати четырех отдельных палат, расположение которых с ее места, с собственной ротонды, напоминало ей то ли кусочки пирога, то ли спицы колеса.

Ее отражение, вернее, ее многочисленные отражения появились в таких же многочисленных зеркальных гранях, похожих на призму, – еще одно приспособление, позволяющее всего лишь нескольким квалифицированным сотрудникам выполнять определенную работу гораздо быстрее, чем в других больницах. На отражение девушки стоило взглянуть, хотя Косима никогда этого не делала. Белый накрахмаленный халатик, обычное дело при такой работе, скрывал стройную, хрупкую фигурку. Но волосы цвета меда, черные ресницы, чудно сочетающиеся с голубыми глазами, в глубине которых притаилась грусть, создавали чарующий образ, и это было скрыть невозможно.

Косима открыла дверь палаты, где временно расположился рекламный отдел. Снаружи помещение напоминало чемоданчик, начиненный взрывчаткой. Электронный дверной замок смотрелся весьма странно и не имел ничего общего с остальными замками, не нарушающими атмосферы больничного покоя. А энергия, круговорот событий, скрывающиеся за дверью помещения, казались таким грубым нарушением, что хотелось повесить табличку: «ТИХО. ТЕРРИТОРИЯ БОЛЬНИЦЫ». Хотя, надо признать, отсюда не доносилось ни единого звука, который помешал бы пациентам.

Тимоти Неирн молчал.

– Вызывали, мистер Неирн?

– Входите, входите! – наконец произнес он, выглядывая из-за своего огромного стола.

Тим Наирн, крупный, с красным, мясистым лицом и копной белых как снег волос, когда улыбался, напоминал Санта-Клауса, только без бороды. Косима подозревала, что его особенный взгляд одурманил многих, в том числе капризных и придирчивых клиентов, что в итоге позволило ему добиться невероятных успехов в рекламном бизнесе – и все на благо «Неирн ассошиэйтс, инк».

– Мистер Неирн, если вы по поводу материала о начале выступлений Дейзи Палмер в Лондоне…

Обычно Косима не забегала вперед в разговоре с ним. Но этого человека серьезно волновал вопрос о музыкальной комедии. Вернее, о его клиентке. Ее рекламные дела он предпочитал вести сам, несмотря на огромное количество предприятий Дженсена, которыми они руководили сообща. Дейзи Палмер была не слишком молода, и по какой-то причине, возможно, здесь свою роль сыграла сентиментальность, Тим Неирн тратил большую часть своего времени на то, чтобы скрыть сей факт от публики.

– Дейзи Палмер?

– Я не могла не знать, что вы обеспокоены этим вопросом. Бумаги доставили самолетом только сегодня. А посыльный принес их всего лишь за десять минут до того, как вы меня вызвали. Или мне…

– Ну-ну! – незлобно проворчал он. – Открытие выступлений Палмер состоялось два дня назад, мисс Арнольд. Поэтому я не в силах что-либо предпринять. Но у нас есть дела и поважнее – премьерные концерты Перри Хилтона в Гонолулу. Завтра вечером.

– Знаю, сэр. – Признание сего факта не вызвало у нее должного энтузиазма. Тим заметил реакцию девушки, и его густые белоснежные брови в удивлении приподнялись.

– Проблемы, мисс Арнольд? Здесь замешан Хилтон, а? Я знаю, вы не привыкли к моим методам работы. Но вы должны помогать мне, выручать…

– Нет такого, с чем бы я не могла справиться, мистер Неирн, – решительно перебила его девушка. – Мы разослали ваши объявления во все местные газеты, на радиостанции и телевидение. В «Адвертайзер» и «Стар-бюллетень» у нас реклама на четверть страницы. Личный секретарь мистера Дженсена собирает толпу детей из школ Маккинли и Камехамеха, для того чтобы они после концерта с восторженными криками кинулись к Хилтону за автографом. Его увеличенные фотографии, которые вы заказали для нашего холла, уже готовы. Он там улыбается как чеширский кот, и конечно…

– Ага! – Теперь Тим не дал ей договорить, громко рассмеявшись. – А я думал, что вам, мисс Арнольд, молодой Хилтон не по душе. Я имею в виду «чеширский кот» и все такое…

– Я не хотела показаться высокомерной. Думаю, что он ничего.

– Но вы же не будете отрицать очарование Хилтона?

Косима безмолвно покачала головой. Она не будет отрицать привлекательность и очарование другого мужчины – Дейла Бэннинга. Его мягкие, красиво уложенные волосы цвета меди, блестящие на свету, его неотразимые серо-зеленые глаза, которые могли бы смотреть на нее сейчас, как и в тот вечер, когда самолет унес его в Калифорнию, а оттуда в Англию. Она снова и снова вспоминала его ласковые губы и слова: «Жди меня! Жди меня, Кос!»

Неирн подмигнул. Санта-Клаус находился в прекрасном расположении духа. Еще бы! Ведь та, кого он считал непрофессионалом, с должным вниманием отнеслась к делу, и прекрасно с ним справлялась!

– Что ж, очень хорошо… я имею в виду ваше отношение к Хилтону. Потому что я замечал, что в последнее время, когда он появляется в госпитале, то слишком часто поглядывает на вас.

В последнее время. На самом деле отношение к Хилтону у нее было особое. Перри Хилтон – врач. Он дал клятву лечить и исцелять. А что он делает? Зачем начинает глупую соловьиную карьеру в ночных клубах? Как он может жить, осознавая, что, получив самую замечательную профессию на свете – профессию врача, – он забросит ее и вместо этого, начнет позировать с микрофоном в руке в кругу прожекторов, рождая на свет своим, надо признать, действительно бархатным чарующим голосом глупые баллады о любви?

Да уж, вот такой Перри Хилтон!

– Я рад тому, как вы все воспринимаете. Правда рад, – не унимался Санта-Клаус. – Если бы наш соловушка завладел вашим разумом, а он уже пленил многих девушек, то как бы вы работали? Тем более сейчас, когда создание новой корпорации требует много кропотливой работы. Для того чтобы все…

– Корпорации, мистер Неирн?

В ответ Тим прищелкнул пухлыми пальцами.

– Совсем забыл рассказать вам! У меня появилась идея. Самая лучшая с тех пор, как Уальдо Дженсен затащил меня сюда. Кстати, меня осенило сегодня утром в отеле, пока я плавал в бассейне. Плаваешь туда-сюда, как дохлая акула, и вдруг – бац! Я позвал здешних юристов Дженсена. Они заявились в отель как раз в тот момент, когда я вылезал из бассейна. И мы вместе набросали план. Естественно, это все, как говорится, еще сырое, как вода, придется попотеть.

Косима улыбнулась. Она отличалась терпением.

– Теперь все ясно как белый день. Вы-то сами знаете, о чем речь, сэр?

– А? – прищурил глаза Тим. – О! – Он вновь расплылся в ухмылке. – Задумался, да? Итак, мисс Арнольд, основная идея такова. Кстати, ничего, что я называю вас «мисс», а не «сестра»? Никак не могу привыкнуть к тому, что со мной работает человек в белом халате.

– «Мисс» вполне подходит, сэр. Но в чем ваша идея? – Косима воздержалась от замечания, что его, видимо, вовсе не смущает ее настоящая работа, в то время как она чувствовала себя неловко оттого, что занималась не своим делом. Все, чему Косиму учили в Институте медсестер «Голден-Гейт», не имело ничего общего с превращением прирожденного врача в эстрадного певца. Разве учебная программа может предвидеть подобную ситуацию?

– Основная идея в том, – продолжал Тим, – чтобы сделать нашего певца своего рода имуществом некоей фирмы. Какой фирмы, мисс Арнольд? Три самые красивые блондинки, которых мы сможем заманить на остров Оаху, будут руководить этой фирмой. При таком раскладе даже газеты на континенте запестрят материалами о Перри. Грандиозно, а?

– Наверное, да, сэр. Если… – она наморщила свой прелестный носик, – если вы сможете рассматривать и относиться к поющему доктору как к вашей собственности. Лично я…

– Где ваше воображение? Да вся эта затея – просто сенсация! Эскорт в лице блондинок присматривает за благосостоянием доктора Хилтона! Наш парень настолько хорош, что целый батальон красоток готов на все, лишь бы удержать его в своих руках! Вы чувствуете всю полноту, зрелость, все богатство этой идеи, мисс Арнольд?

Косима неуверенно кивнула:

– Во всяком случае, это необычно.

– Не то чтобы необычно, это нечто новое. Это первые полосы газет. И это принесет успех певцу.

Девушка замялась, потом все же спросила:

– Полагаю, доктор Хилтон одобряет затею? – Косима знала, что у доктора много работы, к тому же он временно замещал старшую медсестру госпиталя и являлся наставником Косимы.

– Утром я повздорил с ним немного по телефону, – признался Санта-Клаус. – Но парень – прирожденный шоумен. Он прекрасно с этим справится. Нужно лишь немного помочь.

Не прирожденный шоумен, а прирожденный доктор, зло подумала Косима. Перри – сын человека, которого считали самым прекрасным терапевтом на Гаваях до самой его кончины. Перри был сыном доктора Уорда Хилтона, любимого, уважаемого и великолепного! Вот для чего Перри Хилтон рожден, вот чем ему надлежало заниматься, а все это…

– Я должна что-то сделать, мистер Неирн?

– Естественно. Вы ведь моя верная слуга, моя Пятница, да? Итак, во-первых, позвоните в студию цветной фотографии и пригласите их самого лучшего мастера к трем часам. Затем позвоните секретарю Дженсена в отель и еще раз убедитесь, что все в порядке, – она должна была найти для нас трех блондинок. А потом позвоните в апартаменты Перри Хилтона и убедите его…

Куча кропотливой работы должна была занять двух девушек, Косиму и секретаря Дженсена, до трех часов. Косима мрачно склонилась над телефоном, все проверила, организовала, заказала. Где-то даже пришлось немного польстить. И все это время она понимала, как глупо, что она, медсестра по образованию, трудится здесь, в госпитале, а занимается сомнительной работой. Должно быть, это наказание, говорила она себе, за то, что восстала против гения.

А Уальдо Фоли Дженсен был в какой-то степени и гением, и привидением, и даже, возможно, маньяком. В буквальном смысле не было ни конца ни края бесчисленным предприятиям и сферам интереса Дженсена на территории Соединенных Штатов и более десятка зарубежных стран. Отели в крупных городах. Корабли, бороздящие просторы четырех океанов. Техасские нефтяные скважины. Недвижимость. Лес. Уран. Скот. Телевизионные студии.

Когда людям напоминали – а напоминать было работой Тима Неирна, – что Уальдо родился на обычной ферме в Миннесоте и что сам добился невероятных финансовых высот, то термин «гений» казался даже несколько скромным.

Уальдо Фоли Дженсен открыл для себя Гавайи поздно. Первый раз он отправился на остров, когда ему исполнилось шестьдесят восемь лет. В это время Гавайи должны были стать пятидесятым штатом Америки. Врачи предупреждали бизнесмена, что из-за необузданной энергии у него проблемы с сердцем, и настояли на полном покое. С готовностью, столь ему не свойственной, Уальдо Дженсен повиновался докторам. Вернее, казалось, что повиновался, поскольку его отравленный бизнесом мозг уже рассматривал реальные возможности расширения своей деятельности на Гавайях. И это было сравнимо для него с делом государственной важности.

Соглашаясь с наказом врачей о полном покое и релаксации, он тем самым освободился от постоянного контроля с их стороны. Более того, он освободился от надзора своей пухленькой, маленькой преданной жены Эммы, шпионки и сторожевого пса, как он сам называл ее, пытавшейся заставить его выполнять предписания медиков. Не успев как следует обосноваться в самом огромном номере люкс самого огромного отеля с окнами, выходящими на знаменитые пляжи Уаикики, Уальдо сразу оценил потенциальные возможности расширения бизнеса.

Любовь с первого взгляда – вот результат его первого визита на остров. Его чувства не осмелился бы передать ни один писатель-новеллист. Любовь такая, что Уальдо вернулся на континент с одной целью – избавиться от шикарного пентхауса в Манхэттене, роскошного дома на Рашн-Хилл, охотничьего домика на озере Луис, мраморной виллы в Майами и громадного ранчо близ Рио-Гранде. И все для того, чтобы решить вопрос с различными холдинговыми компаниями и другими корпоративными структурами, которые позволили бы ему передать свои полномочия другим лицам. Полномочия, которые прежде находились в его собственных больших веснушчатых руках. Назад в Оаху он уже спешил на своем личном самолете.

На земле, объятой вулканическими столбами Алмазной Головы, на земле, столь бесценной, что даже Дженсен со своими миллиардами не мог купить ее, а только взять в аренду на девяносто девять лет, – он выстроил себе дворец в стиле буддистского храма, со ступенчатой крышей, лакированными деревянными воротами, нескончаемыми дворами. Чудо архитектуры украшали редкие китайские сокровища, привезенные самыми изысканными дизайнерами, которых он мог себе позволить.

Затем, с решительностью давнишнего короля Камегамега, объединившего острова Гавайского архипелага в единое королевство, Дженсен решил завоевать Гавайи.

Правда, здесь его поджидали некоторые препятствия. Сложившиеся деловые структуры в Гонолулу не предполагали, что будут потеснены действиями Дженсена, в планы которого входило: во-первых, строительство новых отелей, что мешало бы росту уже существующего гостиничного бизнеса Уаикики; во-вторых, организация новой авиалинии между Оаху и Калифорнией, что способствовало бы доставке туристов Дженсена к месту назначения; в-третьих, намерение заполучить немалый участок гавайских сахарных плантаций; в-четвертых, строительство в центре Гонолулу офисных небоскребов, которые Дженсен воспринимал как неотъемлемую часть расширяющегося бизнеса. Старые властители острова не приветствовали его идеи. Их оскорбительные замечания ранили Эмму, преданную супругу Дженсена. А из-за оппозиции на деловом рынке вновь обострился воинственный дух островитян.

Уальдо Дженсен начал завоевывать симпатию народа сразу, как только ступил на гавайскую землю. Бизнесмен первым обратился к людям в надежде, что однажды получит их поддержку, которой постепенно заручались здешние господа. Он пригласил работать Тима Неирна, задача которого заключалась в том, чтобы поспособствовать признанию Дженсена местным населением. Одним почти революционным шагом его «завоевательной» кампании стало строительство госпиталя «Алоха» на возвышенности близ Форт-Ружер – с видом на море, оборудованный по последнему слову медицинской техники, он не остался незамеченным островитянами.

Следующим шагом в этой игре был проект с Перри Хилтоном в главной роли.

Часы над столом Косимы показывали три часа. Девушка ожидала появления репортеров и так называемого совета директоров, созданного для того, чтобы имя доктора Перри Хилтона постоянно мелькало в новостях и на страницах всяческих газет.

Уальдо Фоли Дженсен не ошибся с выбором протеже. Семейством Хилтон местное население гордилось. Отец Перри Хилтона был всеми любимым доктором Уордом Хилтоном. Его покойная матушка, Гарриет Сойер-Хилтон, принадлежала к одному из высокопочитаемых кланов. Первые Сойеры прибыли из Бостона в тридцатых годах девятнадцатого века и были проповедниками для непросвещенных гавайцев. В отличие от многих соотечественников Сойеры, проповедуя пути спасения души, не рассматривали себя отдельно от незатейливых островитян. Обосновавшись на острове, в каждом своем поколении Сойеры оставались преданными слугами народа. На протяжении двух веков Сойеры так и не нажили богатства. Это имя чтили и гавайцы, и белые, и люди смешанной крови. Перри Хилтон был одним из Сойеров.

Именно от матери, чье сопрано считали самым прекрасным за всю историю хора в Гонолулу, Перри унаследовал музыкальный дар. Поскольку отец Перри сосредоточивался больше на лечении, нежели на выписывании счетов, сыну пришлось рано зарабатывать самому. Правда, после окончания Гавайского университета он завершил обучение в медицинской школе на континенте, одновременно совершенствуя свой великолепный баритон, что позволило ему успешно выступать с небольшими танцевальными музыкальными группами.

Пресса заметила Перри. И кто-то шепнул про него нью-йоркскому миллионеру. Уальдо Дженсен не мог отказаться от мысли, что часть славы коснется и его, и не упустил возможность поддержать юношу. С тех пор пение только что «оперившегося» доктора превозносилось с большей готовностью, нежели его врачебный дар.

Нет, Перри Хилтон не должен был соглашаться с таким «окольным» путем признания своих истинных талантов! Обычно улыбающаяся Косима поджала губы, сидя за столом и размышляя о докторе – изменнике благородному делу врачевания. Но потом ее мыслями завладел – о боже – Дейл Бэннинг. Этот мужчина был не из тех жадных до денег и гонящихся за легкой славой типов, которых она презирала.

Думая о Дейле, Косима снова улыбнулась.

Глава 2

Стрелки часов показывали десять минут пятого, когда было приведено в действие еще одно механическое чудо «Алоха» – открылись огромные стеклянные входные двери. В холле появились три блондинки. Косима сразу их узнала. Энергичная секретарша Уальдо Дженсена, чей офис располагался в президентском бизнес-люксе в одном из первых открытых здесь отелей Дженсена, сообщила ей имена девушек.

При виде первой Косима удивилась. Это же Флафф Дэвис! Они вместе учились в «Голден-Гейт» и вместе приехали на острова по «велению» Уальдо Дженсена для работы в новом госпитале, у которого, как он предполагал, огромные перспективы. Институт по подготовке медсестер «Голден-Гейт» был одним из сотни центров обучения в пятидесяти штатах, которые финансировал легендарный Дженсен, за что миллионера безмерно благодарили. Из денежных пожертвований студенты-медики получали стипендию, бизнесмен также финансировал строительство нового административного здания института. Поэтому, когда из офиса Дженсена пришел запрос на двух медсестер высшего класса, ответ не заставил себя ждать. Так Дженсен узнал о Флафф Дэвис и Косиме Арнольд, студентках выпускного курса.

Но Флафф вскоре перестала фигурировать в платежных ведомостях Дженсена. Она даже не дождалась, пока штат сотрудников «Алоха» будет окончательно набран. Один молодой местный терапевт из уже давно существующего госпиталя, расположенного в другом конце города, почти сразу забрал ее к себе. Скоро ее шеф, доктор Гленн Уоллис, открыл собственные офисы, что позволило ему рекламировать и расхваливать круглосуточные услуги сестры Дэвис. А результат их совместной деятельности – небольшое бриллиантовое кольцо – с гордостью демонстрировалось на безымянном пальце.

Безусловно, Флафф с ее широкой улыбкой и светлыми, почти белыми кудряшками – «albinoblonde» – так называли цвет ее волос во многих салонах красоты – казалась самой дружелюбной из всех проходящих мимо ротонды девушек.

Джуэл Ли была, бесспорно, самой элегантной. На Гавайях она представляла уже третье поколение Ли. На островах Ли появились позже остальных миссионеров и сразу принялись сколачивать состояние неправедным путем. Первый Ли преуспел в организации пароходных рейсов; занимался добычей сахара и разбогател на сомнительных сделках, заключенных с жадным временным правительством, которое в 1893 году свергло последнюю законную королеву на Гавайях. Его сын приумножил состояние на спекуляциях с недвижимостью. А его внуки, братья Джуэл, обещали жить по семейным традициям.

Но внучка вышла такой аристократкой, какие получаются от родственных браков. Казалось, даже легкий ветерок может ее сдуть. Даже намеков на пиратскую кровь не просматривалось в ее почти истощенной, но стройной фигурке. О предках не напоминали и белые длинные пальцы, длинная шея и некая томность, что делало ее похожей на лебедя. Джуэл была невозможно женственной. Казалось, к ее платиновым волосам, аккуратно собранным лентой, прикоснулся скульптор. Высокая, стройная, гибкая как молодая ива, и немного печальная – ни один человек, будь то президент банка или офисный парнишка, не мог выглядеть так живописно. Ее имя появлялось в списке комитета юношеской лиги и на страницах газет в колонках дебютантов. Уальдо Дженсен, очевидно, считал, что девушка именно такого класса должна входить в его совет директоров.

Но первой из троих заговорила Марго Амброс. Та, что в силу своего всем известного агрессивного характера взяла на себя ответственность за предстоящую встречу.

– Не сообщите ли мистеру Неирну, что пришла мисс Амброс? – хрипло прошептала она, одаривая Косиму самой покровительственной улыбкой. – Как я поняла, мы войдем в совет директоров.

– Полагаю, мистер Неирн вспомнит, почему он выбрал вас, мисс Амброс? – Некий оттенок в голосе Косимы подсказывал, что красотка привела ее в ярость. Девушка слегка шлепнула по кнопке вызова, уже жалея, что позволила снисходительному обращению Марго уязвить себя. Должно быть, отсутствие Дейла так сказывается на ее настроении. Вот уже шесть дней пустует почтовый ящик, а постоянные мысли о женихе вовсе не спасают.

Прозвучал щелчок соединения внутренней связи, и Тим Неирн властным командным голосом заявил:

– Проводите их ко мне, сестра.

Легкой походкой Косима подошла к двери кабинета, открыла ее и отступила назад, пропуская блондинистое трио. Флафф продефилировала с усмешкой на губах и, нагло подмигнув, застучала каблучками дальше. Когда Флафф одета не в белый халат, а в обыкновенное платье, каблуки становятся ее незаменимым атрибутом. Джуэл вяло проплыла следом, полагая, что энергия ей может пригодиться для чего-нибудь другого. Дипломированная актриса, то есть Марго Амброс, намеренно пропустила парочку вперед, чтобы из своего появления в кабинете создать картину, равносильную ее появлению на сцене.

– Дорогая… – соизволила она заговорить с Косимой. – Расскажите-ка мне о докторе Перри Хилтоне. Убеждена, что это еще один Аполлон с даром врачевания. Или Синатра со скальпелем, или что-то в этом духе. Да он просто очаровашка. Но если я должна что-то предпринять для его певческой карьеры…

– Мистер Неирн вам все объяснит, мисс Амброс.

Марго залилась хрипловатым смехом, будто решительный ответ Косимы прозвучал как очередная шутка Боба Хоупа, ставшая хитом сезона. Вот так, заливаясь смехом, с гордо поднятой головой, обрамленной медно-золотыми блестящими волосами, спадающими на изящные плечи, и грациозно, как танцовщица, она вошла в кабинет и предстала взору Тима Неирна. Неирн – человек важный, нужный. Неирн – тот, кто дает работу.

Не проявляя любопытства к тому, произвел ли впечатление выход второстепенной старлетки, Косима закрыла дверь и вернулась к своему столу.

Ей не привыкать к рутине рабочих дней. После такой безумной активности, как это временное задание, для «верной слуги» Неирна наконец наступило затишье. Блондинки в кабинете, и теперь можно немного расслабиться. Как только она села за стол, ее взгляд упал на связку лондонских газет, доставленных специальным посыльным. Неирн слишком занят своим проектом, чтобы помнить о прессе. Но два дня назад он, казалось, не на шутку обеспокоился тем, как среагировали на Дейзи Палмер английские критики. Решив сделать для него кое-какие пометки, Косима открыла одну из газет и взяла красный карандаш.

Первый отзыв звучал многообещающе:

«Вчера вечером во время открытия концертного тура утонченная, восхитительная певица и танцовщица из Америки Дейзи Палмер совершенно очаровала зрителей. Похоже, ее ожидает невероятный успех. Давно уже Лондон не видел подобного. Весь город говорит о Девушке-орхидее…»

Красный карандаш начал двигаться все медленнее, а потом и вовсе остановился. «Весь город говорит…» Наверное, и Дейл Бэннинг сейчас частичка того далекого города. О чем бы ни сплетничали там люди, он тоже был в курсе светских событий. Интересно, Дейл обсуждал открытие выступлений Девушки-орхидеи? Может, даже присутствовал на ее концерте? А вдруг сотрудники лондонского рекламного отдела Тима Неирна случайно поймали взгляд Дейла из многомиллионной толпы? Вдруг выступление Дейзи приковало внимание витающего в мыслях, озабоченного Дейла, даже несмотря на то, что на Британские острова он попал по делам своей фирмы из Гонолулу?

Она пыталась представить, чем Дейл занимался все время с тех пор, как от него пришло последнее письмо. Конечно же работает не покладая рук, обеспечивая компанию эксклюзивными контрактами на импорт британской шерстяной ткани, чтобы потом нанести на нее яркие, красочные полинезийские мотивы, которые так дороги сердцу богатых туристов. Дело в том, что владельца одной из лидирующих на Гавайях фирмы по пошиву одежды, с ежегодным оборотом в пятнадцать миллионов долларов, однажды осенило: почему бы туристам наряду с традиционным на острове хлопком и шелком ярких расцветок не предложить теплые ткани, изделия из которых им так необходимы у себя дома во время зимы. Да, Дейл работает не покладая рук. А что еще?

Одинок ли он? Скучает ли по ней так, как признается в письме? Тоскует ли без нее в своем отеле вечерами, когда какой-нибудь непредвиденный деловой ужин нарушает монотонный ход времени? Завел ли знакомства? Может, любезные англичане уже приглашают его на эти милые уик-энды за городом, о которых Косима знала только из книг? Счастлив ли он? Придет ли сегодня еще письмо?

– Не обо мне ты, случайно, мечтаешь, а? Какой отрешенный взгляд!

Косима повернулась. Она не слышала, как он пересек ротонду. Даже не заметила, как открылись огромные стеклянные двери. Перед ней, ухмыляясь, стоял доктор Перри Хилтон.

Марго Амброс оказалась точна – «просто очаровашка». Рост более шести футов, широкие плечи, скорее как у футболиста, нежели у доктора или певца. В его темных, глубоко посаженных глазах почти всегда плясали смешинки. За исключением тех моментов, когда он ассистировал во время операции. В его волнистые, черные как ночь и непослушные, как у мальчишки, волосы так и хотелось запустить маленькие женские пальчики. А когда он наклонялся вперед, прядь волос падала на бронзовый от загара лоб.

Но Косима, в разговоре с Тимом дав оценку Хилтону «думаю, ничего», не замечала ни когда молодой доктор приходил в госпиталь, ни когда он его покидал. Вот Дейл Бэннинг, с ним она сравнивала всех мужчин, не такой высокий, и волосы его гораздо светлее. Более узкие, чем у Хилтона, плечи Дейла в прекрасно сшитых шелковых пиджаках, которые он любил носить, придавали ему несколько высокомерный, самодовольный вид. И ничего похожего на этих типов с атлетическими фигурами! Дейл, всегда холящий себя, подтянутый, аккуратно причесанный, выразил бы презрение к этой беспорядочной прическе. Дейл…

Прервав ее раздумья, Перри Хилтон сам ответил на свой вопрос, печально хмыкнув:

– Очевидно, не обо мне.

– Госпиталь – не то место, где можно сидеть и мечтать. Есть работа и поважнее. – Хотя Косима не смогла скрыть недовольства, она не стала продолжать свою мысль вслух: «…И вообще, говорить подобное любому медику, еще не околдованному разными низкопробными штучками, не следует». Если он и сам не мог до этого додуматься, то медсестра тем более не должна намекать на такие элементарные вещи. И кроме того, она ведь действительно мечтала.

– Мир тесен, – признал молодой доктор Хилтон. – Потому что я мечтал о тебе не так уж и давно – прошлой ночью. Я представлял, как мы танцуем, ты и я, а вокруг нас пальмы, и всюду развешаны разноцветные фонарики. Легкий ветерок дует со стороны рифов…

– Доктор, если вы заставите ждать мистера Неирна еще дольше, то сладкой мечтой это вам не покажется. Он ожидал вас… – Косима взглянула на часы, – шестнадцать минут назад.

– У меня был вызов, я как раз собирался выходить из дома. Женщина, что живет в бунгало через двор, имела неосторожность обжечься скороваркой, и мне пришлось оказать ей помощь. – Черные брови Перри сошлись на переносице. – Гарем уже в сборе?

– Девушки! – поправила Косима. – И еще вас ждет фотограф.

– Весь этот бизнес – результат самого безумного душевного припадка Великого Гения, – пробормотало потенциальное «открытие» Уальдо Дженсена, даже и не думая идти к Неирну. – И этот «Совет блондинок» будет меня еще контролировать. Я перестал поддаваться контролю женщин с тех пор, как одна накормила меня тушеными овощами и заменила мои особо скроенные штаны. Если Неирн…

– Мистер Неирн считает, что ваше имя будет блистать во всех местных газетах и газетах на континенте благодаря именно этой истории, истории с блондинками. А мое мнение таково, что мистер Неирн отлично справится с этой работой, доктор.

– Лучше бы ты так много думала обо мне, а не о Неирне. – Перри склонился над ней.

Он говорил так тихо, так спокойно… Косима почувствовала, что нужно ответить. Но потом. А сейчас:

– Доктор Хилтон…

– Перри. Мы же одни. И вчера, когда меня здесь вводили в курс дела, я понял, что мне нужно добиться твоего обещания насчет…

– Док… Хорошо, Перри. Я хочу сказать кое-что ради вашего же блага. Я хочу сказать, что вы не должны тратить время на незначительные, второстепенные для вас вещи. Ведь когда вы занимались врачебной практикой, вы никогда не флиртовали с медсестрами. А теперь, похоже, ваша новая певческая карьера…

– Ай, – мягко, но с чувством произнес он.

– Я не хотела говорить о вашем выборе рода занятий. И потом, доктор, это судить не мне. Но, занявшись любым новым делом, важно чувствовать меру, особенно что касается второстепенных вещей, и…