Текст книги "Без покаяния. Книга первая"
Автор книги: Эстер Росмэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Кумари подхватил их ручную кладь, Бритт взяла под руку Энтони, который выглядел слабым и явно нездоровым. Пока они шли по зданию аэропорта, их шофер говорил без умолку. Энтони вступил с ним в разговор, и они вместе удивленно порадовались тому, как мал мир, когда выяснилось, что брат Кумари живет в Истоне, на востоке штата Мэриленд, неподалеку от дома семейства Мэтлендов.
– Я и Оксфорд, господин, знаю, да! – радостно сообщал Кумари. – И Тред Эйвон Ривер тоже. Брат брал меня с собой туда на парусной шлюпке, когда я три года назад навещал его. Да, да! Я знаю это очень хорошо. – Энтони внимательно слушал. – А вы, должно быть, жили в тех шикарных особняках на реке, господин, – предположил Кумари. – Там много прекрасных дворцов. Я видел. С лодки, конечно, когда мы проплывали мимо.
– Ну, дворец – слишком сильно сказано, – ответил Энтони, улыбнувшись.
Бритт тоже, конечно, улыбнулась, разделяя иронию мужа, хотя «Роузмаунт» и ей казался дворцом, особенно в первое время. Огромный, старый, кирпичный, двухэтажный особняк располагался над обширным травяным откосом, спускающимся прямо к воде. Четыре поколения Мэтлендов владели этим домом, а теперь владеют Энтони и Харрисон.
Бритт и думать никогда не думала, что окажется одной из владелиц столь баснословного поместья. Кроме того, у Энтони был еще дом в Чеви-Чейзе, и Бритт никак не могла привыкнуть к мысли, что в ее распоряжении не один, а целых два дома, и оба такие красивые. Их свадебный прием состоялся на террасе «Роузмаунта», и с тех пор это место заняло особое место в ее сердце. Здесь она вошла в родовую историю рода Мэтлендов, что переполняло ее гордостью.
Посольский лимузин находился неподалеку от выхода из здания аэропорта. Кумари и Бритт помогли Энтони устроиться на заднем сиденье. То, как ему трудно было забраться в машину, подсказало ей, что выздоровление, пожалуй, придет не так скоро, как они оба поначалу надеялись. Она села рядом с ним и нежно поцеловала в щеку.
Бхагвант Кумари уселся на свое место, разместив немногие их вещи на сиденье рядом с собой. Бритт спросила, далеко ли им ехать.
– Не волнуйтесь, мэм, – сказал Кумари, обернувшись. – Я вас довезу до «Тадж-Махала» очень быстро.
Бритт нервничала, ей казалось, что их лимузин чуть не задевает своими блестящими боками снующих вокруг животных, велосипедистов и вообще все, что движется. Особенно ее беспокоило, что Кумари, беседуя с Энтони, мало смотрел на дорогу, считая гораздо более важным вежливо оборачиваться к собеседнику.
До отеля, однако, добрались без приключений.
* * *
Элиот сидел за письменным столом, читал документы, делал кое-какие пометки, открывал и закрывал папки, но не особенно осознавал, чем именно занят. В мыслях его бродило с полдюжины вариантов того, что он скажет Моник; он пытался хладнокровно подготовиться к решительному разговору, который надо провести не без сарказма и с определенной степенью жесткости, которая не даст ей возможности оправдаться. Да, настал час полного объяснения. Настал час, хуже которого для них не будет.
Он воображал и свои действия в отношении Роберта Фэрренса, изобрел фразы, которые не просто обидят соперника, но и унизят его. У него нет другого оружия, кроме презрения.
Однако что бы он ни придумывал, ничто не казалось ему достаточно едким. Он с удовольствием устроил бы этой парочке сюрприз, выставив их на публичное осмеяние. Но прекрасно понимал, что сам будет выглядеть гораздо нелепее и смешнее их. И вообще, во всей этой истории он первый идиот. Рогоносец. Этим все сказано!
Посмотрев на часы, Элиот решил, что пора отправиться в отель для встречи с Энтони и Бритт. Сложив одни папки в стопку на углу стола, а другие приготовив для секретарши, он натянул пиджак и вышел из кабинета. Передавая папки Джоан, сказал, что направляется в «Тадж-Махал».
– А как быть с политическим обзором? – спросила она. – Вы не хотите, чтобы я допечатала его сегодня?
– Допечатаете утром. Я еще кое-что должен подправить.
Она взглянула на него и сказала:
– Но когда же утром, Элиот? Посол хотел получить его к десяти.
– Я приду пораньше, Джоан, так что у вас будет время, – ответил он. По правде говоря, у него этот чертов обзор совершенно вылетел из головы.
Проходя по коридору, он воображал, что за каждым дружелюбным взглядом и приветствием коллег скрывается знание обстоятельств его личной жизни. Сделать его объектом насмешек – реальных или только воображаемых им – было худшей частью греха Моник. И он подозревал, что она прекрасно это понимает.
Отель «Тадж-Махад», как и другие подобные места, был еще одним островком для избранных. Привратники в униформе, являя в замедленных жестах всю свою величественность, отворили перед ним дверь. Бородатый швейцар огромного роста, в раззолоченной ливрее, дополненной тюрбаном, поприветствовав Элиота поклоном, принял чаевые. Брюстеру нравился безукоризненный сервис этого отеля, да и убранство его, пожалуй, тоже, но сейчас не то настроение, чтобы получать от чего бы то ни было удовольствие.
Элиот подошел к бюро и спросил дежурного о чете Мэтлендов.
– Я позвоню им, сэр.
Сообщив Мэтлендам о госте, он распорядился, чтобы посыльный сопроводил Элиота к лифтам. У лифта на нужном этаже его встретил коридорный, довел до номера и даже постучал в дверь, после чего замер, как бы ожидая дальнейших указаний. Элиот вручил ему несколько рупий и жестом разрешил удалиться.
Дверь номера открылась. Совсем не то, что он ожидал увидеть.
Бритт тоже смотрела на него с удивлением. Затем, просияв, сказала:
– Элиот, наконец-то мы встретились!
Он знал, что она только что окончила колледж, но в ее мягкой замедленной речи, слегка неправильной – или ему показалось? – было очарование, присущее обычно более зрелым женщинам. Она протянула ему руку, предлагая рукопожатие открыто и искренне.
– Рад наконец познакомиться, и добро пожаловать в Индию.
Жестом пригласив его войти, Бритт закрыла дверь.
Элиот заглянул ей в глаза. В них была неподдельность ее натуры, это он отметил сразу. Опыт подсказывал ему, что нельзя торопиться со столь тонким делом, как оценка людей. Но он напомнил себе, что перед ним новобрачная, а значит, она заслуживает, чтобы он на время милостиво отложил все сомнения.
– А где же Энтони? – спросил он, оглядывая гостиную.
– Боюсь, придется вас огорчить…
– Неужели вы потеряли его по дороге из аэропорта?
– Нет, но он подцепил мерзкую бациллу.
– Как! Уже? Дели обычно награждает кишечной дрянью на второй-третий день.
– Да, но у него кенийские колики, если это не одно и то же. Ему нездоровится большую часть недели. Я говорила, что совершать перелет в таком состоянии – авантюра, но он и слышать ничего не хотел, поверьте мне, Элиот.
– Он в постели?
– Прилег вздремнуть.
– Весьма огорчен, что он так расхворался. Путешествие не лучшее время для болезни, особенно свадебное.
– В этом, полагаю, Энтони с вами согласился бы, – сказала Бритт. – Он действительно чувствует себя виноватым, можете себе вообразить. Я уж говорила ему: хорошо, что он один заболел, а не мы оба. Милое утешение, не правда ли? Да вы проходите, Элиот, присаживайтесь. Бедняге только теперь удалось заснуть, так что, если не возражаете, я не стану его беспокоить.
Проходя мимо нее, он уловил легкий аромат лилий и удивился, как этой тонкой струйке аромата удалось сохранить себя в терпком тяжелом запахе сандалового дерева. Когда она усаживалась на диван, он мельком удовлетворил свое любопытство насчет ее фигурки. Бритт была в рыжевато-коричневом платье сафари. Юбка достаточно короткая, чтобы показать стройность ног, и узкая, чтобы подчеркнуть приятную округлость бедер.
Элиот сел в кресло напротив нее. Она ему тепло улыбнулась.
– Болезнь Энтони – не единственная неприятность, – сказала она. – Эта чертова авиалиния потеряла наш багаж. Я уже представляла себе наши вещи выставленными на продажу в магазинах Бангкока или где-нибудь еще, но в конце концов это оказалось ложной тревогой. Они позвонили вскоре после того, как мы прибыли в отель. Просто какой-то идиот оставил наши вещи в багажной тележке.
– Перед рассветом всегда особенно темно, – сказал Элиот. Он посмотрел на ее скрещенные ноги и подумал, какая ирония заложена в том, что он находит ее весьма привлекательной. Он знал, конечно, что она хорошенькая. Эвелин в одном из писем прислала газетную вырезку, но газетные фотографии немного могут сказать о человеке. Во всяком случае, этой женщине газетные фотографы не сумели воздать должное. Разницу он почувствовал, увидев оригинал.
Вокруг нее распространялась некая аура; присутствие духа, интеллект, физическое совершенство – все элементы прекрасного сошлись в ней. Безупречная кожа, изящество, хрупкость без намека на хилость. Гладкие золотистые волосы отвесно падают на плечи, хотя у нее привычка заправлять их за уши, жест, который она сделала уже пару раз.
Пока он смотрел на нее, она опять повторила это движение, обнажив шею. Его взгляд с золотых сережек перешел на ее ясные, серо-голубые глаза. Бритт казалась смущенной столь долгим ее осмотром.
– Итак, – заговорил он, решив, что хочет он или нет, а поддерживать беседу обязан. – Вы, конечно, не ожидали, что «в болезни и здравии» наступит так скоро?
Она рассмеялась.
– Мы с Энтони уже шутили по этому поводу. Он думает, что мне следовало бы осуществить свое право на гарантированный возврат денег, но я сказала, что поскольку все деньги были его, то я, как всегда, останусь с носом.
– Приятно видеть вас в таком хорошем расположении духа.
– Ну, я ведь не какая-нибудь угрюмая сиделка. Правда, в чем-то я лучше сиделки. Энтони подтвердит.
Ну почему такое милосердие жены являют лишь в начале брачной жизни? Что заставляет млеко человеческой доброты неизбежно скисать? Впрочем, неизбежно ли? Ведь бывают же пары, знающие, как избежать семейных раздоров, пары, которые счастливы вместе. Но это такая редкость…
– Когда я смогу встретиться с Моник? – спросила Бритт. – Я надеялась, что она придет с вами.
– Да, я тоже надеялся, но, увы, у нее оказались неотложные дела. Вечером она будет на посольском приеме.
Меньше всего ему хотелось бы вселять в сознание своей юной мачехи излишне радужные ожидания относительно Моник. Слишком вероятна возможность, что безобразная склока разразится еще до того, как Энтони и Бритт покинут Индию. Но не зная сам, как и когда скандал просочится наружу, он чувствовал, что благоразумнее ничего не говорить.
– Мы с Энтони не уверены, что сможем пойти на прием, – сказала Бритт. – Наверное, нам придется сидеть в отеле до тех пор, пока Энтони не избавится от этой бациллы. Весьма любезно было со стороны посла, мистера Вэлти, пригласить нас, но увы…
Элиот испытывал некоторую настороженность по отношению к ней, уж слишком она прекрасна и слишком в этом новом семействе все хорошо, чтобы быть правдой. Но эти ощущения объясняются, вероятно, его собственным болезненным положением. Бритт, решил он, молода и неопытна, так что трудно заподозрить ее в какой-то корысти. Правда, в ней несмотря на юность заметны некоторые едва уловимые признаки нервозности. С первого взгляда она показалась ему уравновешенной и даже безмятежной, но, присмотревшись повнимательнее, он заметил едва приметную дрожь се рук, а в голосе уловил проскользнувшие нотки тревоги.
– Элиот, у вас сейчас такое забавное выражение, – заговорила она. – О чем вы думаете?
Он смущенно улыбнулся, как мальчишка, пойманный на шалости.
– О вас. Вы меня весьма заинтересовали.
– В каком смысле?
Он ничего не ответил, опасаясь честности. Причина, по которой дипломаты лгут с особой осторожностью.
– Мне любопытно, что скрывается под всем этим юным шармом, – бойко ответил он. – Уверен, что из-за одного шарма Энтони не женился бы на вас, не тот он человек.
Замечание, казалось, смутило ее.
– Уж не знаю, за комплимент это принять или обидеться.
– О нет, только не обижайтесь, – сказал он быстро. – Это разрушит наши отношения, которые только начинают складываться, и внесет разлад в семейную идиллию.
Она посмотрела на него довольно строго.
– Никак не пойму, вы действительно хотите меня понять или это просто цинизм?
– Ох, цинизм, Бритт. Признаюсь…
– И это тоже дипломатический ход? Или такова ваша натура?
– С вашего позволения, это моя работа. Дипломаты, увы, бывают циничны.
Его ответ развеселил ее, но она пыталась сохранить серьезный вид.
– Говорят, профессионализм дипломата заключается в умении лгать. А как в частной жизни, Элиот? Могу ли я принимать ваши слова за чистую монету?
Ирония вопроса наступала на пятки его собственным мыслям о лживости дипломатов.
– Правда вещь весьма деликатная. Я не считаю разумным слишком легко доверять другому, – сказал Элиот.
– Как грустно.
– Лучше сначала погрустить, чем потом раскаиваться в излишней доверчивости.
– Подозреваю, что это самообман.
Здорово она его поддела. Да, видно, под ее красотой действительно таится незаурядный ум. Очевидно, это и привлекло в ней Энтони, что и понятно, ведь он и сам умница. Элиоту нравится ее интеллект, ее воинственная честность. Но, может быть, общаясь со столь разумненьким созданием, он рискует разоблачить себя?
– Вижу, вы способны точно указать на неоспоримую истину.
Его замечание, казалось, доставило ей удовольствие, но она с самым серьезным видом спросила:
– Надеюсь, вы не сочтете это моим недостатком?
– Нет, что вы!
Они сидели, рассматривая друг друга, когда раздался стук в дверь, и Бритт встала.
– Я заказала чай сразу же, как только мне сообщили, что вы здесь.
Он смотрел, как она идет к двери, восхищаясь стройностью и в то же время округлостью ее бедер. Она была более женщиной, чем он ожидал. Вкус никогда не изменял Энтони, не изменил и на этот раз. Надо обязательно сказать ему, что он сделал правильный выбор.
Официант вкатил тележку и, по указанию Бритт, начал сервировать для чая столик, стоящий рядом с диваном. Здесь были крошечные сандвичи, печенье, восточные сладости и фруктовые пирожные. Когда человек ушел, она спросила, какой он предпочитает чай.
– Черный лучше всего.
Бритт налила чаю, передала ему чашку и придвинула сахарницу.
– Вы решили избрать себе профессию жены, не так ли? – спросил он.
– Что вы имеете в виду?
– Вы кажетесь такой умелой, опытной хозяйкой. Да и слова «мы с Энтони» то и дело скатываются с вашего языка, будто вы говорили это уже много лет. А судя по тому, как вы передаете чашку, можно решить, будто вы с давних времен только этим и занимались.
– Ну, я же стараюсь, мне не хотелось бы разочаровать вас, Элиот, – сказала она, наливая себе чай. – Но я немножко нервничаю, как на последнем экзамене в июне. Вы мой первый официальный родственник, с которым я знакомлюсь после свадьбы, так что должны понимать.
Он понимал ее искреннее желание понравиться.
– Как недипломатично с вашей стороны признаваться в таких вещах.
– Так я же не дипломат, да и житейского цинизма еще не нажила… Все еще остаюсь прямой и открытой. – Она отпила чаю. – А что касается умения разливать чай, то я вам скажу: натренировавшись на щербатых облупленных глиняных кружках, вполне можно справиться и с тончайшим фарфором. Моя тетя, вырастившая меня, простая женщина, но не без грации. Кроме того, года два я имела возможность очень близко наблюдать Эвелин.
– У некоторых моих коллег есть дочери вашего возраста, и должен заметить, что они далеко не так хорошо воспитаны.
– Это комплимент, мистер Брюстер, или одна из ваших дипломатических уловок?
– Комплимент. И очень искренний.
– Тогда благодарю вас, приятно слышать. Я решила для себя, что моему мужу, зрелому человеку, с положением в обществе, просто не годится иметь дурно воспитанную жену.
Элиот отпил несколько глотков чая, наблюдая за ней. Какая обезоруживающая проницательность! Но что-то во всем этом беспокоило его. Впрочем, он тут же понял причину своего беспокойства. Его отчим не принадлежал к сорту людей, способных оценить такую живость и такую тонкость. Это, конечно, не в осуждение Энтони. Просто тот всегда был человеком, на первое место ставящим разум. Если он и нуждается в чем, так это в чувстве юмора. Ну хорошо, а ее-то чем так привлек Энтони, что она даже согласилась стать его женой? Неужели ее могла впечатлить его моральная чистота и занудство?..
– Не хотите ли что-нибудь съесть? – спросила Бритт, разряжая затянувшееся молчание.
– Пожалуй.
Бритт осмотрела содержимое подноса, выбирая для него что повкуснее. Когда она передавала ему тарелку с сандвичем и салфетку, он обратил внимание на ее тонкие, музыкальные пальцы.
– Скажите мне, Бритт, – заговорил он, – каким образом Энтони удалось заполучить вас в жены?
Она усмехнулась.
– На самом деле вам хотелось бы знать, как мне удалось женить его на себе?
– Нет, Бритт. Даже если бы я и думал так грубо, то никогда не позволил бы себе высказать это. Конечно, мы, дипломаты, циничны, лживы и способны еще на всякие пакости, но одного у нас не отнять – мы никогда не позволим себе грубость. Вежливость, кстати, часто бывает обратной стороной цинизма.
– Хорошо, пусть так. Тогда я просто и честно отвечу на ваш вопрос: мы с Энтони любим друг друга.
– В этом я не сомневался ни минуты.
Она посмотрела на него скептически.
– И все же, если вы думаете, что я вышла замуж потому, что во многих отношениях мне этот брак выгоден, то вы ошибаетесь. Преднамеренное устройство брака не в моем вкусе, тем более с таким человеком, как Энтони. Он замечательный человек. Потому я и вышла замуж. Иногда мне и самой не верится, что я стала частью его жизни.
– Если бы я мог позволить себе передохнуть от цинизма и попробовать хоть раз сказать правду, то знаете, что я сказал бы вам? Энтони удивительно повезло, что он встретил вас, Бритт.
– Именно от вас мне это особенно приятно слышать. Благодарю, Элиот. – Она отпила немного чая, глядя на него поверх чашки. – Не значит ли это, что мы теперь друзья?
– Полагаю, подобное соглашение нам ничем не грозит.
– Вот и прекрасно.
– Это так нужно для вас? – спросил он.
– Мне говорили, что вы в семейном стаде почитаетесь за паршивую овцу. Но я не желаю думать о вас как о неудачнике. К тому же, полагаю, лишний друг еще никому не повредил.
Он даже присвистнул.
– Я вижу, вы готовы совершать благородные поступки.
Дверь из спальни отворилась.
– Не здесь ли раздают бесплатный чай? – Это был Энтони в пижаме и шелковом халате, покроем напоминающем мантию.
– О, больной шутит, – поднимаясь ему навстречу, сказал Элиот, – значит, будет жить!
– Приветствую тебя, Элиот!
Они сошлись в центре гостиной и обменялись рукопожатием. Элиот испытывал ту обычную неловкость, что сопровождала все их встречи.
– Ты хорошо выглядишь, мальчик, – сказал Энтони.
– И вы тоже, Энтони. Как вы себя чувствуете?
Юрист показал рукой на живот.
– Я не был уверен, что перелечу Индийский океан за один присест, если уж ты хочешь знать правду.
– Иди сюда, Энтони, посиди с нами, – позвала Бритт.
Энтони приблизился к ней. Бритт обняла его и поцеловала. Он повернулся к Элиоту.
– Рад, что вы наконец познакомились. Знаешь, Элиот, ведь в этой женщине вся радость моей жизни.
– Догадываюсь. Мне показалось, что и она думает о вас, как о радости своей жизни.
– Звучит как романс, не правда ли, Элиот? – Энтони, несмотря на недомогание, выглядел весьма бодрым. – А что, Моник не смогла прийти?
– Да, у нее оказались срочные дела.
– Ну, думаю, мы еще успеем увидеться.
– Заранее трудно сказать, но я тоже надеюсь на это.
Энтони взял чашку, переданную ему Бритт.
– Как Моник? – обратился он к Элиоту.
– Вы, наверное, хотели спросить, как у нас с Моник?
Юрист нехотя кивнул.
– Полагаю этот вопрос уместным, – сказал Элиот, взглянув на Бритт. Он знал, что наступит момент, когда придется сказать правду. Но пока достаточно лишь намекнуть на нее. – В последнее время мы не особенно с ней ладим.
– Я искренне огорчен, – сказал Энтони.
– Но это не тема для обсуждения в настоящий момент. Начало брака много счастливее, чем конец оного, а Бритт сказала мне, что вы хорошо стартовали. Не хотелось бы омрачать ваши светлые дни.
Энтони улыбнулся и обнял Бритт. Она покраснела, и сразу стало заметно, как, в сущности, она молода. Элиот видел, что они оба совершенно открыты друг другу. Счастливая парочка.
Он так же не нуждался в сиянии, излучаемом ими, как они не испытывали нужды в лицезрении источаемого его душой мрака. Чувствуя себя лишним, он решил раскланяться.
– Так вы придете на прием к послу? – спросил он Энтони.
– Я бы и хотел, да только не знаю… Приступы все время повторяются. Полет я перенес ужасно тяжело, но, правда, успел вздремнуть. Сейчас чувствую небольшую слабость, но к вечеру, возможно, приободрюсь. Твердо могу сказать только одно, если я не смогу пойти, то хотел бы, чтобы Бритт пошла обязательно. Пусть немного развеется.
– Ну нет, мой милый, – сказала она. – Без тебя я никуда не пойду.
Энтони погладил ее по щеке.
– Дорогая, что за старческие причуды в столь раннем возрасте? Я ведь не на смертном одре.
– Предпочитаю остаться с тобой, вот и все.
– Ну хорошо, мы посмотрим, как я буду себя чувствовать. Но если неважно, то обещай мне, что пойдешь без меня. Элиот, скажи ей, что ты тоже настаиваешь.
Единственное, что хотел Элиот, так это поскорее убраться отсюда. А Энтони собирается переложить на него свою ношу.
– Нет, Энтони, увольте. Тут вы босс, а не я.
– Ну вот! Теперь боссом вплотную занялся клятый микроорганизм, так что… – Он поставил чашку и встал. – Извините, мэм, вы не подскажете, туалет тут платный? А вы, Элиот, уговорите все же ее пойти на прием. Я рассчитываю на вас. Надо же мне наконец отдохнуть от этой женщины.
Элиот и Бритт обменялись улыбками.
– Внешне такой симпатичный человек, а какая бесцеремонная настырность, – сказала Бритт. Энтони рассмеялся и направился в ванную. Они проводили его взглядом до дверей, и Бритт задумчиво проговорила: – Ох, и достается бедняге. Удивляюсь, как это еще ему удается шутить и проявлять великодушие к другим.
– Да, он такой, – сказал Элиот, вставая. – Так я пойду, пожалуй, Бритт.
– Жаль, я с удовольствием поболтала бы с вами еще.
– Да и я бы рад. Но мы поболтаем позже. Если не сегодня вечером, так в другой раз.
Бритт тоже встала.
– Чувствую, что вам не терпится уйти, и не смею задерживать. Но мне хотелось бы только спросить, можем ли мы вам чем-то помочь.
– В чем?
– С Моник. Ведь это одна из причин, почему Энтони так хотел заехать в эту часть света. Он надеялся как-то сгладить острые углы… Нам обоим неприятно думать, что здесь у вас не все ладно.
– Я преисполнен благодарности, Бритт. Это действительно так. Но Моник и мои проблемы не имеют отношения ни к Энтони, ни к тому факту, что он сюда приехал.
– Может, она просто не хочет встретиться с нами?
– Я знаю, то, что я скажу, звучит жестко, но грустная правда состоит в том, что она ни черта не хочет – ни вас, ни кого-то другого. Не думайте о ней. – Бритт выглядела потерянной. – Что касается сегодняшнего вечера, – продолжал он, – то сделаем, как вам лучше. Не чувствуйте себя обязанной присутствовать там. Если вы действительно предпочитаете остаться с Энтони, я позвоню и скажу им, чтобы машину за вами не присылали.
– Конечно, лучше бы мне остаться с ним, но он страшно рассердится, если я не пойду. Мы женаты всего лишь пару недель, но я уже поняла, что, когда он упрется, его не сдвинешь.
– Не могу не считаться с мнением столь многоопытной супруги.
Он направился к двери. Бритт последовала за ним, слегка улыбнулась и подала руку.
– Я рада, что мы наконец познакомились, пусть даже при не совсем благоприятных обстоятельствах.
Элиот взял ее руку, ощутив ее прохладу и тонкость, заглянул в ее теплые глаза и неожиданно почувствовал возбуждение.
– Всегда приятно приветствовать кого-то нового, входящего в твое семейство, – сказал он. – Добро пожаловать в нашу семью, Бритт!
Она оценила его доброту.
– К прибытию авто я буду готова и вся – в предвкушении приема.
Элиот кивнул и наконец выпустил ее руку.
– Да, я тоже весь буду в предвкушении…
Он вышел из номера, искренне полагая, что его последние слова просто забавно-вежливо завершают состоявшуюся встречу. Но тут же понял, что это не так: впервые за долгое время он чувствовал себя так, будто увидел что-то впереди.
* * *
Энтони, обложенный подушками, сидел в постели и наблюдал, как Бритт в ванной наносит на лицо косметику.
– Ты знаешь, Бритт, – сказал он, – говорят, что здесь, в Индии, есть такой обычай: когда мужья болеют, жены с головы до пяток обволакиваются во что-то вроде плаща. Считается, что так бедный малый скорее окрепнет.
Она с улыбкой повернулась к нему.
– Я существо слишком непристойное для тебя, дорогой? Если хочешь, я прикрою дверь.
– Небеса! Она хочет прикрыть дверь! И не вздумай! Я и так страдаю, что лишен радостей жизни.
Закончив макияж, Бритт вошла в спальню, присела на кровать и поцеловала мужа в губы.
– Может, ты не так уж и плохо чувствуешь себя? – проворчала она. – Может, тебе и самому хочется пойти со мной на этот прием? – Она опять поцеловала его. – В самом деле, если ты чувствуешь себя лучше, почему бы нам не пойти на этот дурацкий прием вместе?
И она, глядя на него, лукаво усмехнулась. Энтони нежно погладил ее по лицу.
– Что я должен сделать, чтобы стать достойным тебя, Бритт?
– То же самое я хотела спросить у тебя.
– Наш медовый месяц проходил безупречно, пока я не подцепил эту идиотскую бактерию.
– Он и сейчас безупречен. – Она посмотрела на часы. – Ой, надо поторапливаться, скоро машина придет, а я еще не одета.
Энтони смотрел, как она вернулась в ванную. Она была гораздо более изысканна, чем он заслуживал. Идя с ней рука об руку, он всегда испытывал ужасную гордость, но в то же время и некоторый стыд. Он прекрасно знал: большинство людей думают, что именно ее красота, и только, привлекла его. Но это не вся правда. Конечно, он находил ее неотразимой, все так, но она очаровывала его и множеством других своих черт. Бритт обладала зрелым интеллектом и глубоким характером, что необычайно сильно его вдохновляло. Кэтрин была умна, хорошо образованна и воспитанна. Они делились важными вещами, даже тем, что касалось его работы. Но столь высокой степени понимания он впервые достиг только с Бритт.
Однако решение создать новую семью далось ему нелегко. И не последнее место среди аргументов против занимало отношение к его браку со стороны близких ему людей, особенно брата…
Прежде чем сделать Бритт предложение, он пришел к Харрисону и Эвелин, чтобы обсудить с ними свои планы и как бы испросить их родственное благословение на этот брак. Они, конечно, знали о его отношениях с Бритт, но вряд ли думали, что все так серьезно. Встреча произошла в одно из январских воскресений. В этот день разыгрывался воскресный Кубок кубков, Энтони не знал этого, пока не прибыл в Джорджтаун, в дом своего брата, и не нашел его в кабинете уткнувшимся в телеэкран.
Энтони не хотелось отрывать брата от зрелища. Оба они были страстными болельщиками и недурными спортсменами. В Иельском университете Энтони играл в теннис и немного фехтовал. Харрисон предпочитал более жесткие виды спорта – регби, особенно борьбу. Борьбой он продолжил бы заниматься и после окончания университета, если бы не пожалел своих ушей, начавших терять форму.
Вот почему Энтони оставил брата болеть за «Дельфинов» и отправился на поиски Эвелин. Это даже лучше, сначала он поговорит с ней. Он нашел ее в гостиной, она вязала.
– Энтони! Я так рада за тебя! – воскликнула она, когда он сказал ей о своем намерении жениться. – Лучшая новость, которую ты мог бы принести! Это просто прекрасно!
– Ты действительно так считаешь?
– Конечно. И Бритт, должно быть, наверху блаженства.
– Я еще не делал официального предложения, но мы с ней кое-что обсудили…
Он нисколько не удивился реакции Эвелин. Она всегда была самой великодушной и добросердечной женщиной из всех, кого он знал. Когда умерла Кэтрин, она все время была рядом с ним, они тогда очень сблизились. И вот прошли годы, и однажды он осознал, что она стала ему гораздо ближе, чем Харрисон.
– Знаешь, Эвелин, я немного смущен тем, что мы с Бритт так увлечены друг другом, что не способны достаточно трезво посмотреть на этот брак.
– О чем ты говоришь?
– Ну, ведь я на тридцать три года старше ее.
– Полагаю, Бритт об этом догадывается. Так что если бы это пугало ее, уверена, ты бы об этом уже знал. С другой стороны, разве человек может предвидеть будущее? Возьми хоть нас с Харрисоном, мы оба знакомы с юных лет и уже столько лет вместе, но это определенно не гарантирует нам продолжения духовной близости. Иногда я с удивлением спрашиваю себя, а не было ли горечи в нашей жизни гораздо больше, чем радостей. – Энтони промолчал, и она перебила себя: – Что ж это я? Ты ведь пришел не затем, чтобы выслушать о горестях чужого брака.
– Разве наши отношения, Эви, не должны быть подобны улице с двусторонним движением?
– Да, конечно, и ты всегда был очень внимателен. Лучшего деверя женщине и не сыскать. Но сегодня мы говорим о тебе. – Она улыбнулась. – Знаешь, Энтони, счастье просто написано у тебя на лице.
– Я люблю Бритт и хочу жениться на ней.
– Так в чем проблема?
– Не хотелось бы воспользоваться ее неопытностью…
– Поговори с ней откровенно.
– Я говорил. Подробно. И не сомневаюсь в ее искренности. – Энтони как-то самоуничижительно улыбнулся. – Но иногда, просыпаясь утром, я спрашиваю себя, имею ли право на столь огромное счастье. Мне кажется, я просто боюсь посмотреть в глаза реальности.
– Какой реальности? – Она похлопала его по руке. – С твоего позволения, дорогой мой, скажу тебе, что я думаю. Я вижу, ты занимаешься обычным самокопанием, и не оригинален в этом, – тем же занят любой мужчина, собирающийся просить женщину стать его женой. Мы, женщины, тоже задаемся разными вопросами, и у нас бывают сомнения.
– Ты права, конечно.
Эвелин оценивающе посмотрела на него.
– Думаю, вы составите великолепную пару.
Энтони откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно, на заиндевелые ветви деревьев. Задумчиво потирая подбородок, он проговорил:
– Я очень дорожу твоим мнением, Эви. Признаться, я никогда ни к кому не испытывал подобных чувств, какие испытываю к Бритт. Даже к Кэтрин, упокой, Господи, ее душу. Я любил ее, но это было совсем, совсем другое. Бритт перевернула меня вверх тормашками, как выражаются в простонародье.
– Я понимаю, – сказала Эвелин и, немного поколебавшись, продолжила: – Как-то мы говорили с Кэтрин, за месяц примерно до ее смерти. Раньше я не говорила тебе об этом, потому что не видела в том особой нужды. Но теперь дело иное. Кэтрин сильно огорчало, что когда ты останешься вдовцом, то не предпримешь никаких попыток найти счастье с кем-нибудь еще. Она просила меня ободрить тебя, если ты подобным образом замкнешься на горе утраты.
