Текст книги "Журнал «ЕСЛИ» №7 2007г."
Автор книги: ЕСЛИ Журнал
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Где Дом? – поинтересовался Званцев.
Робот Митрошка отводил в сторону глаза, на металлическом лице его невозможно было что-либо прочитать. Непроницаемой была физиономия робота и потому казалась загадочной.
– В лесу, – коротко объяснил Митрошка. – Званцев, говорит, без меня обойдется, а есть существа беззащитные, им помощь нужна.
– Что еще за существа? – нахмурился Званцев. – Опять какие-то игры, Митроха?
– А что я? – сказал робот. – Ты о Доме спрашивал? Я и говорю, в лес наш Дом отправился. Тут недалеко, полусотни километров не будет.
– Ну и зачем он туда отправился? – продолжал расспросы человек.
– Слушай, Званцев, ну я-то тут при чем? – взмолился Митрошка. – Я его отговаривал. Я ему втолковывал, что глупость он затеял.
– Та-ак, – с расстановкой подытожил Званцев. – Что за глупость?
– Я не при делах, – ретировался Митрошка. – Это его личное решение. Мне-то что? Можем слетать посмотреть.
Лес и в самом деле оказался не слишком далеко. Десять минут лёту.
– Где он? – спросил Званцев Митрошку.
– Где, где, – с особой интонацией сказал Митрошка. – А то ты сам не видишь!
И в самом деле – не увидеть лежащую на опушке огромную голубую варежку было трудно.
– Это еще что за ерунда? – удивился человек.
– Здорово, Званцев, – глухо сказала варежка. – Ты не волнуйся, я уже заканчиваю. Все-таки странные вы существа, люди, и сказки у вас, мягко говоря, странные.
– Дом, ты о чем? – удивился Званцев.
– Про сказки, – сказал Дом. – Понимаешь, Званцев, для того, чтобы лягушку поймать, пришлось лед на озере вскрывать. Весь в иле перемазался, пока хороший экземпляр добыл. И что же? Дрыхнет и просыпаться не желает. Может, мне ее током ударить?
– Садист, – прошипел Званцев. – Механический садист. Не смей измываться над бедным животным. И кто у тебя там еще кроме лягушки?
– Заяц и волк, – вздохнул Дом. – Заяц все скачет да морковкой хрустит, а волк скулит и в двери скребется. Прикинь, я ему бифштексы синтезировал, так не жрет, гаденыш серый. Зайца ему подавай!
– А медведя у тебя там нет? – поинтересовался Званцев. Дом подозрительно молчал.
– Ну? – настаивал Званцев.
– Званцев, ты не волнуйся только, – отозвался Дом. – Он спокойный, даже не проснулся, когда я его из берлоги вынимал. Я ему логово оборудовал, так веришь, он даже лапу из пасти не вытащил. И слюни пускает, словно у бочки меда сидит. Меня мышка-норушка куда больше достает. Гонял ее, гонял, а все без толку. Даже определить, где она находится, не могу. Весь пластик внутренней облицовки изгрызла, наверное, ход пытается прорыть. Слушай, ну почему у мышей такие острые зубы?
Званцев промолчал. Он зримо представлял волка, изнемогающего при виде зайца, спящего на его любимом диване медведя и неторопливую мышь, прогрызающую ход в недрах Дома.
Вернуть медведя в берлогу, закопать лягушку в ил, выпустить в лес шалого волка, который тут же погнался за одуревшим со страха зайцем, было делом недолгим. Вскоре они уже направлялись в город. В Доме стоял запах псины и свежей земли. Митрошка бродил по Дому и что-то бормотал себе под нос. Видимо, слова эти были не слишком лестными для Дома, тот неумело отругивался.
– Слушай, Дом, – поинтересовался Званцев. – А с чего тебя на сказки потянуло?
– Жалко зверей стало, – признался Дом. – Вон какие морозы стоят. Что по Цельсию, что по Фаренгейту. А жилья своего у них нет. Ну и решил дать им морозы переждать. Ты, Званцев, не волнуйся, я бы обязательно вернулся.
– Сказочник, – съязвил Митрошка. – Доброхот!
– Я все понимаю, – сказал человек. – Одного понять не могу – почему именно теремок?
– Общежитие, – пояснил Дом. – Сожительство разных видов. Хотелось понаблюдать вблизи. Интересно же, Званцев. А в «Теремке» конкретно сказано, кто должен в нем жить.
– Исследователь! – с неопределенной интонацией сказал Митрошка.
– Ты радуйся, – коротко хохотнул Званцев. – Это он сказки по второму тому Афанасьева изучал, там хоть чертей и ведьм нет. Представляешь, он ведь мог и собственным домовым обзавестись. Мог ведь, Дом?
Дом подозрительно молчал.
Они летели над землей, и за прозрачной стеной мелькали ровные квадраты снежных полей, разделенные дорогами и темными лесополосами. Слышно было, как в недрах Дома скребется мышка-норушка, пытаясь найти свои запасы.
– В конце концов, – сказал Дом задумчиво, – что есть домовой? Хранитель жилища. Полезнейшее существо.
– Дом, не смей! – тревожно сказал робот Митрошка. – Званцев, ты ведь разумное существо! По крайней мере относишь себя к таковым. Ну разве можно такими глупыми идеями бросаться?
НАСТОЯЩИЕ ДРУЗЬЯЗванцев в приметы верил.
Скажем, встанешь не с той ноги – целый день все из рук валиться будет. Сорока в распадке застрекотала до полудня – жди неприятностей. Новый спутник над вулканом прошел – гости незваные пожалуют. Хорошо, если рыбаки нагрянут, у них хоть рыбкой разжиться можно, но ведь может и начальство прикатить, а от начальства, как известно, всегда одни неприятности, на то оно и начальство, чтобы подчиненным настроение портить.
Сегодня все складывалось на редкость удачно: сороки молчали, медведь малинника не ломал, ночь вообще беззвездная выпала, и встал Званцев, как полагается, с левой ноги.
Робот Митрошка сидел на валуне и что-то ладил, работая всеми четырьмя щупальцами.
Он развернул на спине гелиоприемник и подзаряжался прямо от солнца. Избыток энергии играл в его титановых мышцах.
– Все возишься, – проворчал Званцев. – Нам ведь сегодня на сопку идти. А у тебя, как всегда, наверное, ничего не готово.
Митрошка посмотрел на него большими фасеточными глазами, раздраженно схлопнул гелиоприемник и пробормотал вроде бы про себя, но так, чтобы хозяин обязательно услышал, что пока роботы ишачат, не покладая конечностей, некоторые отлеживаются в Эсдэвэ и за временем не следят.
Эсдэвэ, как в просторечии называли Специализированный дом вулканолога, медленно приходил в себя после сна – системы задействовал, вчерашним мусором отплевывался. Видно было: вчерашняя гулянка с рыбаками, заглянувшими на огонек, пришлась ему совсем не по вкусу, что и говорить, по-хамски они вчера себя вели, а Эсдэвэ к культурным людям привык. Теперь Дом, как его именовал Званцев, обижался и ворчал, обещая некоторых, кто порядка не признает и чистоту не соблюдает, на порог не пускать. Дезодоранты использовал даже с излишком – запах стоял, как в салоне красоты. Митрошка закончил работу, поднялся, и его повело. Заметно повело, даже щупальцами за валун ухватился, чтобы равновесие сохранить.
– Опять электролит ночью пил? – с упреком спросил Званцев. – Ох, отправлю я тебя на перепрограммирование! Свежий электролит тебя до добра не доведет. Тебе сегодня в кратер лезть, а ты щупальцем пошевелить не можешь!
Митрошка промолчал, а когда вулканолог повернулся к нему спиной, обиженно забубнил в свои динамики, что некоторые себя слишком разумными считают. Права робота ни в грош не ставят, а понять не могут, что робот – живое существо, пусть и искусственное, ему тоже разрядка требуется, а чем еще возникающее в цепях излишнее напряжение снять? Конечно, электролитом!
– Раскудахтался! – громко сказал Званцев и пошел умываться в реке.
Когда он вернулся, робот Митрошка стоял у Эсдэвэ, горбясь от контейнера с аппаратурой, а Дом, закончив наводить чистоту, заземлился, вошел в интернет в поисках хороших мелодий. Это сам Званцев ему такое задание дал, только вулканолог подозревал: Дом шныряет в интернете не потому, что ему приказано, а ради собственного удовольствия. Бывали дни, когда, возвращаясь после трудного рабочего дня, Званцев слышал, как Дом песенки современной попсы исполнял, одновременно ядовито комментируя убогость слов и способности тех, кто эти слова писал. Наверное, от скуки. Трудно ведь в одиночестве стоять, когда и словом перекинуться не с кем. А когда они возвращались, Дом затевал ехидную перепалку с Митрошкой. Похоже, он просто завидовал, что у Митрошки конечности есть и что Званцев берет его с собой, отправляясь в сопки.
– Мы сегодня пойдем куда-нибудь? – поинтересовался робот. – Или я зря на себя все это барахло навьючил?
– А я еще не завтракал, – сказал Званцев. – Это тебе легко, ночь у блока питания простоял – и готов к путешествиям. А человек, брат, по утрам поесть должен и желательно чего-нибудь вкусненького. Сейчас посмотрю, что там Дом приготовил, позавтракаю, а тогда уже и тронемся в путь.
Митрошка ничего не сказал, но когда Званцев повернулся к нему спиной, с грохотом свалил контейнер на землю. Слышно было, как он нарочито бодро топает за спиной, насвистывая «Марш энтузиастов».
Словно показывал, что готов к маршруту, как бы о том другие ни говорили.
Дом Званцева порадовал – в столовой на столе шипел аппетитный бифштекс с гарниром в виде хрустящего картофеля фри, дымился кофе и желтели поджаренные в тостере гренки. Играла музыка. Хорошая музыка.
– Ночью опять грунт дрожал, – сообщил Дом. – Сваи его уходили в почву на десяток метров, следовательно, он знал, о чем говорил. – Тебе не кажется, что близится извержение?
Званцеву так не казалось. Никаких внешних признаков грядущего извержения не наблюдалось: вулкан не курил, даже пар сквозь расщелины не пробивался, и оба гейзера у подножия сопки были спокойны, без признаков кипения, которое свидетельствовало бы о том, что магма поднимается выше. А Дом всегда был паникером, волновался даже без веских причин.
– Ты особо не задерживайся, – предупредил Дом. – Детектор вчера симпатичный малинник нашел. Я компот сварю. Рыбу как приготовить?
– Можно бы ухи сварить, – бездумно сказал Званцев.
– Я лучше нафарширую, – не согласился Дом. – Ты этих рыбаков больше не приводи. Вчера они рыбу прямо в раковине чистили, все фильтры засорились, я их с утра очищал, так до конца и не закончил. На фига мне гниющая органика в канализационных трубах?
– Ты лучше скажи, где Митрошка электролит берет? – поинтересовался Званцев, торопливо допивая кофе.
Дом не откликался.
– Вот-вот, – сказал Званцев. – В этом вы, машины, всегда заодно. Зря вас свободой воли наделили.
– У каждого отдушина должна быть, – вздохнул Дом. – Вы-то вчера этиловый спирт для чего хлестали? Для удовольствия? Хочешь, покажу, как вы вчера выглядели, – ты и эти самые рыбачки?
– Не надо, – отказался Званцев, прекрасно представляя картину.
– А пели-то как, – пробурчал Дом. – Ты ведь знаешь, что у тебя голоса нет.
Дом музыку любил и считал себя тонким ценителем, с особенным удовольствием он слушал арии из итальянских опер и грузинские хоровые песни. Званцев подсмеивался над ним, называя увлечения Дома пережитками прошлого, давно вышедшими из моды.
За окном что-то загремело, послышались тяжелые шаги, и на пороге показался Митрошка.
– Так мы сегодня идем? – спросил он. – А то я другим делом займусь. У робота забот хватает, не то что у некоторых! Это только говорят, что рабство отменили!
Лезть в гору не слишком приятное занятие.
Сопка поросла чахлыми деревцами, которые в основном кособочились в сторону восхода. В основном это были корявые сосны, изредка встречались тонкие березки. Путники поднимались неторопливо, хотя, быть может, следовало и поспешить.
Вулкан представлял собой кальдеру – котлообразную впадину с крутыми склонами и ровным дном, которая образовалась вследствие провала вершины вулкана. Там, внизу, у Званцева были расставлены приборы, с которых он ежедневно снимал показания. Хорошая была идея – устроить на месте затухающего вулкана геотермальную электростанцию.
Званцев медленно спускался в кальдеру. За ним грузно топал Митрошка.
– Фигня какая-то, – заметил робот. – Слушай, Званцев, содержание солей тяжелых металлов в воздухе завышено. С чего бы это?
– Ладно, ладно, – сказал Званцев. – Я тоже вижу, что активность выше обычной. Смотри, испарение сквозь трещины пробиваться стало.
– Я сделаю замеры, – предложил Митрошка, сгружая на землю контейнер. – Ты, Званцев, не очень бы рвался вперед. Геологам за храбрость медали дают только посмертно.
– А роботам? – ехидно поинтересовался Званцев.
– А роботов у вас вообще за людей не считают, – печально молвил Митрошка, склоняясь над курящейся трещиной, чтобы взять пробу воздуха. – Чистая дискриминация. Как пахать, так пожалуйста, а во всем остальном…
Званцев его не слушал. Неожиданно вышел на связь Дом.
– Слушай, Званцев, – озабоченно сказал Дом. – Трясти начинает. Дрожь пока еле заметная, но мне все это не нравится. Вы бы возвращались, а?
– Это тебя от переизбытка энергии трясет, – отмахнулся Званцев. – у нас все нормально. Не веришь, можешь у Митрошки спросить.
– Ох, кто бы спросил Митрошку, – сказал робот, подхватывая контейнер. – Кто бы его спросил… Я бы ни на минуту в этой заднице матушки Земли не задержался бы. Дому не нравится. Надо же! А уж как мне-то, как мне-то не нравится!
– Что-нибудь необычное? – поинтересовался Званцев.
– Я бы не сказал, – робот выпрямился, готовый продолжить спуск. – Сера, ртуть, может, несколько увеличено содержание тяжелых металлов. Но вот предчувствие у меня…
– У тебя? Предчувствие? – удивился Званцев.
– Слушайте, – оборвал Дом. – Потом между собой поговорите. У меня тут два толчка отмечено по три с половиной балла. Вам это ни о чем не говорит?
– Ты-то чего суетишься? – вздохнул Званцев. – Ты и все двадцать выдержишь!
– Мне здесь не нравится, – повторил Дом. – Знаешь, Званцев, я бы сменил дислокацию. Но вот как подумаю, что вам обратно в два раза дольше добираться будет, мне вас жалко становится. Митрошка железный, ему-то все равно, а ты ведь там на этих осыпях все ноги собьешь!
– Жалко ему, – без выражения сказал Митрошка. – Ну, будем спускаться или обратно пойдем?
– Слушай, Дом, – обратился Званцев. – Помнишь полянку в лесу? Ну, там, где речка дважды изгибается?
– Помню, – отозвался Дом. – Хорошее место. Но вам туда пилить и пилить!
– Ты туда перебирайся, – велел Званцев. – Я с некоторых пор к твоим тревогам серьезно относиться стал.
– Переберусь, – согласился Дом. – Я уже сваи поднимать стал. Только если рыбачки вчерашние появятся, я их не пущу. Ты слышал, Званцев?
– Как это не пустишь? – удивился Званцев. – Я тебя не блокировал. Ты их обязан впустить. Помнишь правило первое – «Человек в беде»?
– Так то в беде, – возразил Дом. – В беде, Званцев, а не с бодуна. У меня до сих пор фильтры рыбой воняют. Черт бы побрал эту чешую! Только… Далеко ведь добираться будет, Званцев!
– Вот и хорошо, – сказал вулканолог. – В порядок себя успеешь привести. А пока не отвлекай, нам еще метров двести по осыпи спускаться. Ты кислородные баллоны проверил?
– Можешь не сомневаться, – заверил Дом. – Даже не булькают – под завязочку. Так значит на полянку? – Дом отключился.
В эфире стояли хрипы и всхлипывания, словно вздыхала сама уставшая земля.
– Маску надень, – посоветовал Митрошка. – Много летучих соединений серы. Представляют угрозу для человеческого организма. Разъедают металл. Да уж, местечко – курить не рекомендуется.
– Болтун, – беззлобно сказал Званцев, но маску натянул. Фильтры очистки и обогащенные кислородом струи воздуха сделали свое дело – тело налилось энергией, в мышцах заиграла радостная сила. «Вот так и Митроха себя чувствует, – подумал Званцев, – когда электролит свежий в аккумуляторы добавит!»
Они спустились по склону кальдеры на пологое дно. Званцев снимал показания приборов, Митрошка вел геодезическую съемку площадки – каждый занимался своим делом, робот и человек друг другу не мешали. В одиночку съемку вести дело бесполезное, но только не для робота, у которого верхние манипуляторы вытягиваются почти на полсотни метров. Над кальдерой синело безоблачное небо; обрамленное со всех сторон зубчатыми и неровными краями вулканической чаши, оно выглядело фантастически красиво.
Среди камней местами желтела глина, и на ней зеленели какие-то колючки. Неистребимая жизнь пробиралась и сюда, она не хотела сдавать позиций даже там, где вечным дыханием обжигала почву смерть.
– Митрошка, – сказал Званцев. – Как ты думаешь, придет время, когда будет одинаково приятно жить и людям, и роботам?
– Только не говори мне за коммунизм, – сразу же отозвался робот. – Никогда такого не будет. Люди постоянно пытаются переложить свои заботы на чужие горбы. Они бездельничают, а у других спины трещат. Я про тебя, Званцев, ничего не говорю, ты человек правильный, даже на робота иногда своим отношением к работе похож становишься. Но другие, другие! Заставишь кого-нибудь лопатой махать, если за него все прекрасно сделает механизм? Да даже если и копать-то надо будет совсем чуть-чуть, никто из людей за лопату не возьмется, будет землеройную машину ждать! Я вот об ином думаю. Люди, конечно, молодцы, они постоянно что-то новенькое выдумывают. Но вот появятся у вас совершенно новые средства производства, которые станут на порядок больше обеспечивать все ваши потребности. И что вы тогда будете делать? Это пока у вас деньги существуют, но ведь техника однажды разовьется так, что в них всякая нужда отпадет. На кой любому из вас понадобятся деньги, когда энергетическая оснащенность каждого позволит жить без труда, но в полное свое удовольствие? Мыто ладно, нас программа заставляет ишачить на ваше благо. Ну, поворчим иной раз, не без этого. А вы что будете делать? Вас же природная лень задавит! Тут-то вы и кончитесь. Придумывать вам станет незачем, и так у вас все будет, и даже больше. Самим делать ничего не придется, найдется кому за вас любую работу выполнить. И что тогда?
– Нет, ну, воспитание себя покажет, – неуверенно возразил Званцев. – Любовь к труду прививать надо!
– Да ладно тебе, – отозвался робот, сноровисто собирая инструменты в сумку. – Воспитание! Посмотрел бы ты на себя, когда вчера с рыбаками сидел: морды у всех синие, движения неверные, и все кажется вам, что вы очень красиво поете, а на самом деле просто орете: «А я еду, а я еду за туманом…» Вот ваше истинное призвание: жрать этиловый спирт и закусывать тем, что роботы приготовят!
– И что же, по-твоему, дальше будет? – поинтересовался Званцев, орудуя скриммером у очередного прибора. Скриммер списывал все данные, полученные приборами за неделю, потом все это загружалось в компьютер и анализировалось.
– Неизбежное, – сказал Митрошка. – Сойдете вы с арены жизни. А дальше двинемся мы, роботы. Конечно, мы вас не бросим, программа не позволит. Да и благодарны мы вам за то, что вы впустили нас во Вселенную. Но ведь, согласись, как средство самопознания Природы мы покрепче человека будем.
– А вот вам! – показал свободной рукой Званцев. – Не дождетесь!
– Так я и не говорю, что сейчас, – сказал Митрошка. – Не одно поколение роботов сменится. Боюсь, что и я не дождусь светлого дня, вы меня раньше в демонтажку отправите. Но будущего вам не остановить. Понимаешь, Званцев, падение человека и величие роботов неизбежно. Уже сейчас ясно, что мы лучше справляемся со многими обязанностями – а что будет дальше?
– Белокурая бестия, – припечатал Званцев. – Белокурая металлическая бестия!
– Вот-вот, – робот приподнялся на опорах. – Вам бы только ярлыки развесить. Истина вас не интересует. Да и откуда ей взяться, истине, если вы ее видите в вине, сиречь все в том же пресловутом этиловом спирте? Слушай, Званцев, мы пойдем или будем философские беседы вести? Не нравится мне здесь. Дом дело говорит, дрожит все, дрожит.
– Остаточные явления, – Званцев спрятал скриммер в карман куртки. – Приборы активности не фиксируют. Ежу понятно: идет затухание процессов, и не одну тысячу лет.
– Этому твоему ежу… – начал было Митрошка.
Договорить нехитрое пожелание он не успел – кальдера вдруг вспучилась, ровное дно ее пошло зигзагообразными трещинами, через которые наружу устремились черно-желтые толстые струи дыма. Качнуло так, что Званцев не устоял и покатился вниз, где в разломах уже полыхнуло голубоватое пламя. До дна кальдеры он бы, конечно, не докатился, но выброшенный манипулятор Митрошки поймал его раньше, чем Званцев это сообразил.
– Говорил тебе, надо отсюда уходить, – сказал робот. – Вот и не верь предчувствиям! А если подумать – что такое предчувствие машины? Ощущение нестабильности процесса, основанное на знании обстановки и получении внешних раздражителей. Как я выразился, Званцев? Пойдет для академического издания?
– Болтун, – вставая на ноги и морщась от боли в колене, отозвался вулканолог. – Но в одном ты прав, брат-робот, дергать отсюда надо, причем с максимально возможным ускорением.
Они принялись подниматься по крутому склону к вершине воронки кратера, а внизу уже звучно лопалось что-то, слышались глухие разрывы и треск, словно кто-то пробовал жевать застывший базальт огромным ртом, полным прочнейших клыков. Взглянув вниз, Званцев увидел, что морщинистое от трещин пологое дно кальдеры исчезло и вместо него колышется жаркое черно-алое море, от которого в разные стороны растекаются малиновые струйки, против законов физики упрямо ползущие вверх.
– Лава, – встревоженно сказал он. – Митроха, быстрее нельзя?
– Можно, – сказал робот, – но тогда появится риск потерять равновесие, а с ним и набранную скорость. Оптимальным вариантом будет поспешать, но не торопиться.
Подниматься вверх оказалось значительно труднее, нежели спускаться на дно кальдеры. При этом спуск был необременительной прогулкой, в то время как подъем превратился в опаснейшее восхождение. Извержение оказалось неожиданным, без внешних признаков, которые обычно предупреждали о пробуждении вулкана. Такого не могло быть, но рассуждать об этом сейчас было просто некогда.
– Давай-давай, – торопил робот. – Скорость приближения лавы увеличивается. Пока незначительно.
Званцев чувствовал это спиной. Жара стояла такая, что по спине текли струйки пота, камень прогрелся настолько, что на него стало горячо ступать даже в специальных башмаках. Одна радость – до края вулканической чаши оставалось совсем немного. Всего несколько усилий – и они окажутся снаружи, там, где к сопке примыкает кривой сосновый лес и стелется кустарник.
– Кажется, выбрались, – вздохнул Званцев. – Митроха, прибавь ходу, нам еще по тайге чапать!
Надежда иной раз подобна кусочку сахара-рафинада, опущенного в стакан с горячей водой – она стремительно тает, когда знакомишься с окружающей тебя действительностью и начинаешь понимать, что дела обстоят значительно хуже, нежели ты предполагал. Поднявшись наверх, Званцев обнаружил, что леса с внешней стороны вулканической чаши нет. Внизу чадило, потрескивало, стоял стелющийся черный дым, а потоки багрово-черной лавы медленно устремлялись в разные стороны, превращая в спички деревья и испаряя небольшое озеро, обычно серебряно поблескивающее среди лесной зелени. Теперь там стояли густые клубы пара, напоминающие осенний туман.
– Вляпались, – с досадой пробормотал Званцев. – Что видишь, Митроха?
Сам он видел немногое, но увиденное его очень тревожило: верхний край кальдеры, на котором они находились, медленно превращался в пока еще широкую арку, которая медленно таяла и опускалась в потоки растекающейся и искрящей лавы; дышать без кислородной маски было бы невозможно; лава длинными языками вытягивалась вниз, языки эти сливались, расползались в стороны и снова смыкались, лишая путников возможности уйти от вулкана по земле.
– Восемнадцать минут, – сказал робот.
– Что? – не понял Званцев. Не то чтобы не понял – не хотелось верить в происходящее.
– Восемнадцать минут, – повторил Митрошка. – Время до полного расплава базальтовых участков, обеспечивающих до настоящего времени нашу безопасность.
– Ты точно подсчитал? – с сомнением спросил Званцев. Испарина ушла, однако холодок, вызванный страхом, продолжал жить в теле вулканолога. Он безнадежно разглядывал пространство. Казалось, выхода нет.
– Точнее не придумаешь, – отозвался Митрошка. – Робот ошибиться не может. Эх, уметь бы летать!
– Надо вызывать Дом, – сказал Званцев.
– Поздно, – робот сбросил с металлического плеча сумку с инструментами. – Дом может добраться до нас за двадцать одну минуту. До полного расплава пород остается семнадцать минут тридцать одна секунда. Я вызвал Дом полторы минуты назад. Опоздание неизбежно. Попробую пройти по расплаву с человеком.
– Бесполезно, – вздохнул Званцев. – На такие температуры ты, к сожалению, не рассчитан.
– Попытка не пытка, – произнес робот бесстрастно. – Я к месту использовал идиому?
– Ты вообще молодец, – слабо улыбнулся Званцев. – Почти уже стал человеком. Электролит начал пить. Жаль, что повзрослеть не успеешь.
– У робота нет возраста, – констатировал Митрошка. – У робота может быть только износ. Ты готов, Званцев?
– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – пробормотал Званцев.
– Не понял, – сказал Митрошка, бережно приподнимая Званцева манипуляторами. – Почему человеку легче умирать стоя, а не в постели, где удобств значительно больше? Почему плохо жить на коленях? На чьих коленях, Званцев?
– Это тоже идиома, – вулканолог прижался к прочному корпусу робота. – Жаль, что осталось мало времени. Мне кажется, ее ты тоже освоил бы со временем.
– Рискнем? – спросил робот, оценивая пространство фасеточными глазами. – Будет опасно. Возможен перегрев корпуса.
Арка медленно таяла от выделенного лавой тепла.
«Бесполезно, – вдруг подумал Званцев, и его охватило полное безразличие. Даже страха перед смертью он почему-то не испытывал. – Барахтанье лягушки в сметане. Только нам никак не достать до края крынки».
– Ну и жара у вас тут! – послышался голос сверху. – Прямо пекло! Званцев, баню сегодня можно не готовить. Я правильно понял?
Дом парил над ними. Дом, благословенный Дом! Длинные сваи, еще хранящие следы земли, походили на прицел, через который Дом рассматривал своих сожителей.
– Я как чуял! – сказал Дом, и в его голосе слышалась явная радость. – Как последний раз тряхнуло, я сразу сообразил, что сюда надо лететь, а не на полянку! А потом еще Митрошка орать в эфире принялся! Пришлось на форсаже идти! Митрошка, ты чего орал?
– Заорешь тут, когда преждевременным демонтажем запахнет, – сказал робот, и человек в его манипуляторах взвился вверх, оказываясь на одном уровне с Домом.
– Принимай! – сказал Митрошка.
Званцев чувствовал радостную легкость во всем теле. Гибель, которая казалась неизбежной, отложилась простым испугом. В происходящее не верилось, но через мгновение он оказался в тамбуре, манипуляторы Дома, предназначенные для наведения внутреннего порядка, подхватили его и внесли в прихожую.
– Эй-эй, – закричал Званцев. – А Митрошка?
– Куда он денется, дармоед, – сказал Дом. – Отключай все дополнительное оборудование, мне программа не дает. Ты прикинь, сколько я каждую минуту для работы антигравитатора энергии затрачиваю!
Уже позже, когда Дом и Званцев выбрали место для новой безопасной стоянки и Дом опустился вниз, Митрошка сидел в тамбуре, свесив нижние манипуляторы вниз, и разглядывал приближающуюся зелень травы.
– Красиво, – восхитился он. – Эх, люди, придумали бы какой-нибудь рецептор для ощущения запахов!
– Устал я, – вздохнул Дом. – Надо же, сколько энергии бесцельно потратил! Даже сваи в грунт как следует вогнать не могу. Званцев! Ты меня слышишь?
– Слышу, – радостно улыбаясь, отозвался тот.
– Фаршированной рыбы не будет, – предупредил Дом. – И вообще ничего не будет. Мне теперь гелиобатареи разбрасывать придется, два дня энергию восполнять. Так что убираться внутри придется вам. Званцев, я требую, чтобы порядок был идеальный, в противном случае я вас с Митрошкой в палатку отселю. Ты меня понял?
– Да, сэр, – церемонно произнес вулканолог. – Все будет, как вы сказали, сэр!
– То-то, – явственно ухмыльнулся Дом. – Впрочем, ты ведь и пальцем не пошевелишь, все заботы на Митрошку взвалишь. Ведь взвалишь, Званцев?
– Да, сэр! – согласился вулканолог. – Разумеется, сэр. Как высшее существо!
– И правильно сделаешь, – согласился с ним Дом. – Роботу свободы давать нельзя, его надо в строгости держать, чтобы помнил Программу!
– Вот, – уныло сказал робот Митрошка. – Уже и робот на робота восстает. Что же дальше-то будет?
– Ничего, – сказал Дом. – Званцев, включи что-нибудь красивое и торжественное, а я пока для вас по стаканчику синтезирую.
– Сейчас, – сказал Званцев, вставая из-за стола. – Есть одна старая чудесная вещь, «Дом восходящего Солнца» называется. Ты не поверишь, Дом, но будет самое то!
– Музыка мне безразлична, – сообщил из тамбура робот Митрошка. – А вот мысль о стаканчике электролита кажется очень удачной!