Текст книги "Смертельно безмолвна - 2"
Автор книги: Эшли Дьюал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
мальчишке показалось, будто Смерть понятия не имеет, о чем просит.
Я недовольно стискиваю зубы, а Норин срывается с места и выходит из кухни, стуча
толстыми каблуками об пол. Джейсон невесело улыбается, а затем выдыхает:
– Я схожу за ней.
Он уходит, а я устало придавливаю пальцами глаза и упираюсь спиной о шкафчики. Почему
все так пренебрежительно относятся к моему возрасту? Глухо усмехаюсь и вдруг понимаю, что
толика терпения удерживает меня от попытки проломить дыру в стене этого идиотского дома. Я
пытаюсь помочь, а мои слова воспринимают в штыки. Но зачем мне с ними спорить? Зачем
ставить палки в колеса? Я хочу вернуть Ари, возможно, больше всех их вместе взятых. Неужели
до них никак не дойдет эта банальная истина?
– Каждый переживает по-своему, Мэтт, – говорит Мэри-Линетт и стаскивает с миски
зеленое яблоко. – Кто-то злится, а кто-то кидается с головой в приключения.
– Приключениями вы называете попытки самоубийства, или попытки подвергнуть ту
девушку, из-за которой мы вообще собрались здесь, опасности?
– Мы не идеальные тетушки, а ты не идеальный парень. Норин испугана.
– Все испуганы.
– А тебя сложно переубедить, верно?
Я пожимаю плечами и бросаю:
– Наверно. Я соглашаюсь с людьми, когда вижу, что они говорят правду, но пока что вы
просто пытаетесь оправдать сестру, и решающий фактор тут эмоции, а не рассудок.
– Какой ты холодный и расчетливый, – ворчит Мэри, – а не ты кричал в ванной, что у тебя
голова кругом, и что ты ничего не понимаешь?
– Я не...
– Что?
– Это другое.
– Да ладно. – Мэри откусывает огромный кусок от яблока и невнятно бурчит, – а мне так не
показалось. По-моему, ты слишком много требуешь от людей, Мэттью. Научись не только себе
делать поблажки, но и тем, кто тебя окружает.
– Я делаю людям поблажки, – оправдываюсь я. – Делаю.
– Ты, наверно, сейчас говоришь про Бетти, которая убежала вся в слезах. Или, может, ты
говоришь про брата, которого оставил одного?
Я собираюсь ответить, но затем закрываю рот и отворачиваюсь. Горло вспыхивает, а лицо
краснеет, словно на него вылили тонну краски. Неужели я не прав?
– Люди должны сами выбираться, должны уметь выбираться, – нерешительно шепчу я и
замечаю, как Мэри-Линетт поджимает тонкие губы.
– А ты научился выбираться? Не говори чепухи, мальчик. Этому нельзя научиться.
Я ничего не отвечаю. Поправляю низ чужой футболки и вдруг понимаю, что обязан пойти к
брату. Слова этой женщины заседают в голове, и мне становится стыдно.
– Я вернусь к вам, хорошо?
– Спрашиваешь разрешения? – Усмехается Монфор, но затем на выдохе кивает. – Да.
Конечно. Ты можешь прийти в любое время, Мэтт.
Коротко киваю и быстро удаляюсь, намереваясь, как можно скорее увидеть брата.
ГЛАВА 6. НОВЫЕ РЕШЕНИЯ.
Я прихожу домой лишь к полудню. Пришлось потерять минут десять, когда я плелся по
неровной дороге вдоль парка. Башка звенела от каждого проделанного шага, будто бы проклятая.
Устало распахиваю дверь и едва не сталкиваюсь лбом с Долорес, стремительно уворачиваюсь, а
она ставит на пояс руки, собираясь, наверняка, отчитать меня.
– Куда. Вы. Пропали.
Мы? Я морщусь и принимаюсь отходить в сторону, надеясь, таким образом избежать ее
праведного гнева и пристального взгляда. Ничего не понимаю, собираюсь выдумать как всегда
какую-нибудь небылицу, как вдруг Долорес меняется в лице. Руки ее падают, глаза на меня
смотрят уже не раздраженно, а испуганно. Она прикрывает губы и бросает:
– Что это?
– Не понял.
– Твое лицо. Ты видел себя в отражении? Боже, Мэтт, что стряслось?
Я стремительно отворачиваюсь и смыкаю в кулаки пальцы. Черт! Я идиот. Как я мог забыть
о том, что вместо лица у меня месиво из багровых синяков и ссадин? Теперь она от меня не
отстанет, ни в коем случае. Собственно, у нее на это есть право.
– Послушай, – протягиваю я, обернувшись, – это не то, что ты думаешь.
– Опять? – Срывающимся голосом спрашивает она. – Ты опять это делаешь? Мэтт, я прошу
тебя, мы же рядом, ты же... – Она проходится дрожащей ладонью по волосам. – Ты же так
изменился, оставил все позади.
– Так и есть.
– Тогда что с тобой? И где Хэрри?
Я застываю. Что значит, где Хэрри? Внутри все лопается от напряжения, и грудь тут же
ошпаривает кипятком. Куда он ушел? Как додумался выйти из комнаты? Он ведь ноги едва
переставляет, слов даже не произносит! Куда он, черт возьми, поплелся?
– Это все из-за слухов про Ари, да? – Вновь прерывает тишину Долорес. Она стоит в
выглаженном костюме и, наверно, спешит на работу. Но семейные проблемы заставляют ее
торчать на пороге и в очередной раз отчитывать неуравновешенного пасынка.
Как же жизнь любит издеваться над теми, кто не в состоянии дать сдачи.
Я жутко устал даже для того, чтобы врать. Но выхода не остается. Пожав плечами, я
послушно киваю и сдавливаю пальцами переносицу:
– Ты права, все из-за слухов.
– Мэттью...
– Что?
– Это хорошо, что ты заступаешься за эту девочку, ведь ее оскорбляют неоправданно и
несправедливо. Я знаю, она важна тебе, знаю, потому что ты слишком много говоришь о ней, но
не переходи грань! – Восклицает Долорес. – Ты же едва на ногах стоишь.
– Я знаю.
– Знаешь и все равно дерешься?
– Да.
Долорес ждет продолжения, но мне хочется сбежать. Я должен найти Хэрри, должен лично
убедиться, что его нет в комнате, что он не оставил записку, не написал сообщение.
– Это все, что ты можешь мне рассказать? – Наконец, выпаливает Дол, а я хмурюсь.
– Послушай, я невероятно устал.
– Что с тобой происходит?
– Я просто хочу пройти к себе, – сомкнув ладони, рявкаю я.
– И потому кричишь на меня? – Повышает она тон, а я уже готов взвыть изо всех сил о том,
что меня дико раздражает этот дом, эти вопросы, этот день и эта жизнь.
– Нет, я не кричу. Я просто хочу отдохнуть. Извини.
– Мэттью...
– У Ари проблемы.
– Хэрри сейчас с ней?
Я вскидываю брови и неожиданно медленно киваю:
– Да, – киваю еще раз, – он с ней, и я думаю, что мы останемся у нее на пару дней.
– Что?
– Ты ведь не против?
Мой излюбленный прием: спрашиваю у Дол разрешения, ей кажется, что она за меня
принимает решения. Выходит так, будто я снимаю с себя ответственность, а она чувствует себя
старшей в доме, в итоге позволяя мне то, чего я и хотел добиться.
– Мэтт, – Долорес прокатывается ладонью по волосам, – я не думаю, что это хорошая идея.
Зачем уходить из дома? Разве нельзя помогать Ари, ночуя в собственной спальне?
– Ей нужна поддержка.
– И когда это ты стал хорош в поддержке? – Я закатываю глаза, а Дол эмоционально
взмахивает руками в стороны. – А что, ты со мной не согласен? Очевидно же, что ты не из тех,
кто сидит в комнате и крепко держит за руку.
– А, может, из тех, – быстро нахожусь я.
– А, может, и нет. К тому же, в школе возобновляются занятия.
– Что? – Переспрашиваю я и замираю. Этого мне не хватало. – С чего вдруг?
– С того что вам всем нужно учиться, а северное крыло привели в порядок, – Долорес
деловито вздергивает подбородок и глядит на меня строго, пусть совсем и не умеет строго
глядеть. Однако для нее это останется страшной тайной. – И не выдумывай. Ари взрослая
девочка. Она сама со всем разберется. К тому же у нее есть семья, она не сирота, чтобы ты с ней
носился, ладно?
– Мы с Хэйданом все равно пойдем к ней, – ровным голосом говорю я и замечаю, как лицо
женщины вытягивается от удивления, – мы можем решить этот вопрос по-хорошему. Ты
позволяешь мне сделать то, что я считаю нужным, и спокойно уходишь на работу. Или по-
плохому: мы ссоримся и не общаемся все те дни, что я проведу дома у Монфор, решать тебе. –
Пожимаю плечами и слежу за тем, как уголки губ Долорес опускаются все ниже.
Я никогда не относился к Долорес, как к матери.
Я знал, что мой отец полюбил новую женщину, и долго не мог даже смотреть на нее, встречаться с ней взглядом. Потом я принял то, что жизнь идет дальше, что моей отец не
ответственен за то, что случилось с мамой. Но мои чувства никогда не были теплыми, они были
нейтральными. Я ужинал с ними за столом, обсуждал свое будущее и ездил в кино.
Но я не видел в Долорес своего родителя, и слова ее редко для меня что-то значили.
Дол стаскивает с комода сумку, вешает на плечо и, направляясь к двери, отрезает:
– Вынеси мусор.
Она уходит, дверь хлопает за моей спиной. Становится невероятно тихо, тихо даже в моей
груди, будто бы у меня нет сердца, которое бы издавало глухой звук и билось в такт, разгоняемой
крови. Я поддаюсь эмоциям всего на несколько секунд, во время которых на мою голову
сваливаются сомнения, воспоминания об отражении в Веруме, усталость, мои жалобы и нытье,
что все слишком сложно, слишком трудно. Но потом я успокаиваюсь.
Я разжимаю кулаки, выпрямляю спину. Долорес считает, я груб и замкнут, но я веду себя так
лишь потому, что это может спасти жизнь мне и моим близким. Это имеет смысл, пусть даже
мои близкие этого смысла не видят.
Поднимаюсь на второй этаж и на ходу смахиваю с лица капли пота. Чужая футболка пахнет
какими-то травами, в духе Монфор. Я порываюсь снять ее, а потом решаю, что мне сейчас
нужно разобраться с Хэйданом, а потом уже приводить себя в порядок. Я надеюсь, брат сидит в
комнате и ждет меня с распростертыми объятиями.
На самом деле, я удивлен тому, что так привязался к этому очкастому парню. У него ведь
явно не все дома. Но я волнуюсь, и я переживаю, и веду себя, как его мамочка, когда у него
появляются проблемы или неприятности.
Решительно отталкиваю дверь в комнату Хэрри и замираю на пороге, увидев пустую
постель. В груди у меня холодеет, сосредоточенно осматриваюсь, изучаю разбросанные на столе
вещи, раскрытый портфель под кроватью, брошенный на стуле телефон. Не похоже, что Хэйдан
решил сбежать, ведь он не взял с собой ни одной нужной вещи.
Неожиданно я улавливаю в воздухе странный звук. Звук чьего-то тихого и неровного
дыхания. Хмурясь, перевожу взгляд на высокий шкаф с деревянной, жалюзийной дверью,
переношу вес с одной ноги на другую и настороженно прищуриваюсь. Если демоны вдруг
решили, что выпрыгивать из шкафов великолепная идея, позаимствованная почти из всех
фильмов ужасов, я умываю руки. Это даже не страшно. Это глупо. Тем не менее, здравый смысл
советует мне подхватить с пола железную биту, которую мой отец вручил Хэйдану на случай, если тот вдруг подастся в спорт, но, которую Хэрри упорно брал с собой в лес, когда выслеживал
ведьм и прочую нечисть. Я сжимаю биту в пальцах и неспешно крадусь к шкафчику, а затем
задерживаю дыхание и резко дергаю на себя дверцу.
– Хэрри? – Руки безвольно падают, я округляю глаза, когда вижу брата, забившегося в угол
темного шкафа, и растерянно покачиваю головой. – Что ты... что ты делаешь?
Откидываю биту, приближаюсь к Хэйдану и кладу руки на его трясущиеся плечи. Я давно не
чувствовал ничего подобного: стыд и страх одновременно. С одной стороны, мне неприятно
видеть брата сломленным и потерянным, совершенно отстраненным, будто бы у него совсем нет
сил бороться. Но, с другой стороны, мне становится страшно: а что если ужас так прочно засел в
его мыслях, что он больше никогда не станет прежним?
– Хэрри, какого черта ты сидишь в шкафу? – Брат голову не поднимает, шатается от
несуществующих порывов ветра и кусает губы. – Я серьезно, это странно, слышишь?
– Тут лучше, – едва слышно отвечает он, а я замираю.
Он ответил, он вымолвил два слова, не заикаясь, не шепча. Мне вдруг становится так
паршиво и приятно одновременно, что я пугаюсь своих эмоций. Наверно, я схожу с ума.
Прочищаю горло и рядом с ним плюхаюсь, сцепив перед собой руки. Хэрри заметно
расслабляется, расправив плечи, а я не берусь смотреть на него, не хочу спугнуть.
– Я тут ездил с Джейсоном в логово цыган утром, пытался узнать что-нибудь об Ари. Не
могу сказать, что поездка оказалась плодотворной. Но мы определенно сдвинулись на пару
сантиметров. Например, ты знал, что Джейсон оборотень? – Дергаю уголками губ и с
удивлением отмечаю, что Хэйдан морщит потный лоб, любая реакция сейчас важна. – И я тоже
удивился, но уверен, ты бы еще и был счастлив. А я перепугался. Но... – Запинаюсь и неуклюже
мну пальцы. – Там произошло много страшных вещей. Ари едва меня не убила. Она на себя
совсем не была похожа, Хэйдан. А еще, оказывается, есть зеркало, в котором отражаются только
всякие ублюдки и демоны. Так вот, я там тоже отразился.
Усмехаюсь и откидываю назад голову. Мне вновь становится тошно. Я собирался об этом не
думать, но только и делаю, что раз за разом прокручиваю в голове эти мысли.
– Мне не хватает твоих шуток, – едва слышно шепчу я, рассматривая темные дверцы шкафа,
и продолжаю мять пальцы, словно это соединяет меня с реальностью, не дает уйти в себя и
остаться в глубинах фантазии навечно. Что делать? Какой дальше план?
Я неуверенно оборачиваюсь и вижу, что Хэйдан смотрит на меня. Очки он не надел, оттого
глаза у него совсем другие, более яркие и живые. Он не произносит ни слова, а мне вдруг
становится легче. Словно он все-таки отпустил очередной анекдот или сморозил для меня, специально, по заказу, полную глупость. Я криво улыбаюсь и киваю:
– Пойдем. Нам пора собираться. Мы переезжаем к Ари на время.
Брат ничего не отвечает, послушно выползает вместе со мной из шкафа. Правда, не так
уверенно, как мне бы хотелось, но все же. Хэрри потирает пальцами плечи, смотрит по
сторонам и поджимает губы, будто бы ожидая угрозы, нападения. Я волнуюсь за него.
– Перестань, все в порядке, – я хмурю лоб, – не думай ни о чем плохом, хорошо? Ты собери
вещи, а я схожу в душ. На мне чужая футболка, да и лицо все в дряни какой-то.
Хэйдан, как мне кажется, кивает, и я быстрым шагом направляюсь к себе в комнату.
Принимаю душ, смываю с лица и с шеи кровь. Ссадины горят под напором воды, и я с силой
стискиваю зубы, оперевшись лбом о запотевший кафель. Гляжу на розовые линии, плавающие
под ногами, и громко сглатываю, невольно окунаясь в свое прошлое. Я помню запах крови очень
хорошо. Было время, когда я каждый день приходил домой в подобном состоянии, и мне
приходилось выползать из душевой почти без сознания... Однако тогда все было проще, если
честно. Тупая боль не позволяла мне жить нормально. Мама умерла, и я думал, что предам ее,
если начну есть, спать или даже дышать. Сейчас боль смешалась со многими чувствами, с виной,
ответственностью и страхом перед неизвестным. Сейчас я понимаю, что от меня многое
зависит, и это невероятно раздражает.
Выйдя из ванной, переодеваюсь в черные джинсы и черную рубашку. Так кровь едва ли
будет видна, а я не сомневаюсь, что прольется ее достаточно. Запихиваю в спортивную сумку
несколько футболок на смену, учебники, так как не собираюсь пропускать уроки и не хочу
угодить впросак с зимней аттестацией. Подхватываю на ходу куртку и быстрыми шагами плетусь
к Хэрри. На удивление брат ждет меня, подперев коленями подбородок. Я даже вскидываю
брови, когда понимаю, что Хэйдан застелил постель и собрал вещи.
– Ты метеор, – отрезаю я, смяв в пальцах ремень сумки, – готов идти?
Он поднимается, а я серьезно киваю. Он отлично держится, надевает очки, волосы за уши
заправляет, а я не сдерживаюсь от смешка. Ох уж эта любовь к странным прическам.
Я беру биту, вдруг пригодиться, и забираю из гостиной новый набор по стрельбе. Не помню,
куда я спрятал запасной комплект стрел, но, возможно, я еще вернусь за ним.
Уже на улице я вспоминаю о том, что Долорес попросила меня вынести мусор, и еле
слышно выругиваюсь. Стягиваю брезент с кузова и бросаю к прочим вещам биту и лук. Я уже и
забыл, сколько здесь добра: острые наконечники, палки, изолента.
– Где ты все это нашел? – Хэрри не отвечает, отводит взгляд, а я вздыхаю. – Ладно, я молчу,
забыли. Слушай, – хлопаю рукой по ржавому корпусу, – я должен мусор вынести.
Брат коротко кивает, открывая дверцу, а я возвращаюсь в коттедж. Каким бы крутым и диким
подростком я не был, мне становится стыдно за то, как я поговорил с Дол. Она не сделала
ничего дурного, и она не виновата в тех неприятностях, что размахивают передо мной своими
жирными задницами. Придется извиниться, но как же я ненавижу это делать.
Я выбрасываю мусор, едва не повалил на асфальт старые баки. Отряхиваю руки и на себя
смотрю немного иначе, ведь я поступил хорошо, сделал доброе дело, плюс к карме. И я
действительно думаю, что совершил нечто правильное, как вдруг вижу на левой стороне дороги
Джил и тут же неуклюже притормаживаю. Проклятье.
– Мэтт! – Восклицает она, помахивая мне ладонью, а я ощущаю ядовитую желчь, как по
команде прокатившуюся по пищеводу. Дерьмо, неужели я не заслужил хотя бы час без ссор и
выяснения отношений? Я ведь не скажу ей ничего такого, что она хочет услышать.
Моя бывшая девушка бежит ко мне в тонком, шифоновом платье, которое медленно
развивается от слабого ветра, а я прокатываюсь ладонью по лицу. Отворачиваюсь, а потом вновь
на нее смотрю, пытаясь выглядеть спокойно и нормально. Выходит паршиво.
– Мэтти, – выпаливает она, едва не врезавшись в меня лбом, – куда ты пропал, я тебя после
больницы никак найти не могу, тебе лучше, как мама?
Все ее слова сливаются в один сплошной шум, я не улавливаю интонацию, не слышу даже
завершения фразы. Просто стою и пялюсь на нее, словно превратился в статую.
– Эй, – Джил помахивает рукой, – ты здесь?
– Да, я... Я здесь. И я в норме.
– Как же хорошо, что все в порядке.
Джиллианна неожиданно обнимает меня, прижимается щекой к моей груди, а я тихо
выдыхаю, понятия не имея, что я должен ей сказать, чтобы описать хаос, происходящий в моей
жизни. Медленно отстраняюсь, а она прищуривает свои голубые глаза.
– Ты чего?
– Я просто... Нам с тобой надо поговорить. Наверно.
– Наверно? – Джил складывает на груди руки и морщится, будто бы впервые слышит мой
голос. Она покачивает головой. – О чем ты хотел поговорить?
– Слушай, на самом деле, я не думаю, что...
– Невероятно, – ядовито шепчет она, – ты собираешься поговорить об Ари.
– Я хотел поговорить о нас.
– Из-за нее.
– Подожди...
– Чего подождать? Пока ты расскажешь мне о том, что дело не во мне, а в тебе?
– Собственно..., – сжимаю пальцами переносицу и киваю, – это я и хотел сказать.
– Ты сошел с ума? – Громко восклицает Джил и неожиданно усмехается, сощурив от злости
глаза. Я виновато отворачиваюсь, а она подается вперед и прикладывает холодные ладони к моей
груди, замораживая все, что и так находится в анабиозе. – Мэтти, ты ведь и сам понимаешь, что
ведешь себя глупо. Ты ведь не собираешься... не собираешься...
– Что? – Гляжу на девушку, а она отшатывается назад, как будто я дал ей пощечину.
– Не притворяйся, словно не понимаешь, о чем я, – срывается шепот с ее губ, на что я лишь
вновь отвожу взгляд, сжав до скрипа челюсти.
Я пытаюсь придумать, что мне сказать, как сказать, я не хочу ранить ее чувства, ведь Джил
так много для меня сделала, ведь она была рядом, когда все отвернулись. А потом я вдруг
понимаю, что я больше ничего к ней не ощущаю: ни тяги, ни страсти, ни желания. У меня
внутри больше нет ничего, что когда-то заставляло держать эту девушку за руку. Эти чувства
просто испарились, исчезли, а я даже и не понял, когда именно их не стало, мне не было больно, не было одиноко. Я просто встретил другую девушку, и все.
– Ты собираешься сказать хоть что-то? – Не своим голосом разрывает тишину Джил, а я
перевожу на нее виноватый взгляд, потому что в отличие от любви, вина разливается у меня по
венам и бурлит где-то в легких, словно ядовитая жидкость.
– Я не знаю, что сказать.
– Придумай.
– Ты этого хочешь?
– Да, черт возьми, да, я хочу, чтобы ты хотя бы попытался объяснить мне, чем я хуже и
почему ничего для тебя не значу. Я плохо к тебе относилась? Сказала что-то не то?
– Не говори ерунды.
– Ерунды?
– Да, Джил. Ты не должна пытаться меня понять, не должна спрашивать. Я все равно не
знаю, что тебе ответить. Понимаешь? – Нервно взъерошиваю волосы и отступаю назад. Девушка
поджимает губы, а в глазах у нее проносится мутная пелена, которая разрывает в моей груди
каждый нерв, каждый орган. Я не могу смотреть на нее, но и не имею права не смотреть. Я
обязан из уважения сказать правильные слова, найти эти правильные слова.
Но что если происходящее сейчас уже неправильно, не может быть правильным.
– Просто моя жизнь изменилась, Джил, – наконец, говорю я, собрав в кулак волю, – я уже не
тот Мэтти, не тот человек, который тебе понравился. Такое бывает. Со всеми.
Девушка обхватывает ладонями оголенные плечи и говорит:
– Ты прав. Когда я тебя встретила, ты был сломлен, одинок. Но ты не был жестоким.
Она прожигает меня обиженным, блестящим от слез взглядом, а затем уходит, робко сжав в
пальцах замерзшие руки. Я наблюдаю за ней очень долго, даже когда она уходит, я стою возле
мусорных баков и не шевелюсь, пытаясь осознать то, что сделал. Я ведь любил эту девушку, я
хотел уехать вместе с ней, хотел держать за руку, провожать до колледжа и встречать после
занятий. Я хотел всего этого так сильно, но ничего не почувствовал, когда все мечты выпали из
груди и превратились в ненужный хлам. Как так бывает? Кто знает, в какой именно момент ты
сам окажешься тем ненужным хламом, который просто выкинут из своей жизни.
Я зажмуриваюсь всего на несколько секунд, а затем схожу с места. Хэрри ждет меня в
машине на пассажирском сидении. Я не ожидал, что брат сядет за руль, но почему-то со свистом
выдыхаю. Когда я вожу, я вспоминаю об аварии, и поэтому каждый день на место водителя
запрыгивал Хэйдан. Перспектива окунуться в прошлое меня совсем не радует.
– Ты в порядке? – Заводя двигатель, спрашиваю я и замечаю, как брат кивает. – Дома ничего
не оставил? Не хочу сегодня возвращаться.
– Нет.
– Отлично.
Ударяю ладонями по рулю и, наконец, выезжаю на дорогу.
Мы паркуемся у коттеджа Монфор минут через десять. Достаем вещи и плетемся по
знакомой дорожке в полной тишине: не хотим разрушить атмосферу полной обреченности и
серости, которая нависла над нашими головами и уже кажется вполне обычной, родной. Иссиня-
черный ворон, притаившийся на одной из веток, внезапно расправляет громоздкие крылья и
испускает мерзкий вопль, от которого дрожь прокатывается по спине, и я нервно шмыгаю
носом, изо всех сил пытаясь не искать символический смысл во всем, что сейчас меня окружает.
Но все равно ищу.
Входная дверь распахивается до того, как я успеваю нажать на звонок. Я недоуменно
вскидываю брови, а на пороге оказывается Мэри-Линетт. Она широко улыбается и кивает, зазывая нас внутрь приветливым взглядом.
– Давайте свои сумки.
– Да мы не...
Не успеваю договорить. Монфор каким-то волшебным образом умудряется ухватить правой
рукой и мой рюкзак, и вещи Хэрри, а затем захлопывает ногой за нами дверь.
– Что вы стоите? Поднимайтесь наверх. Я чувствовала, что вы вернетесь.
– Но вы ведь не обладаете способностью предвиденья.
– Зато я слышу все, что происходит вокруг на расстоянии нескольких километров.
Женщина подмигивает мне, а я ошеломленно застываю . Это. Просто. Немыслимо.
Я открываю рот, а потом захлопываю его и взмахиваю руками в стороны.
– Ну, разумеется. Конечно, вы все это умеете.
– Привет, Хэрри! – искренне пропевает Мэри-Линетт и касается свободной рукой его плеча,
на что мой брат внезапно дергает уголками губ и отстраняется.
– Мы еще работаем над самообладанием, – сообщаю я и замечаю, как лицо женщины
вытягивается. Она виновато морщится, будто чувствует свою принадлежность к тому, что с ним
случилось, и неуклюже прижимает ладонь к своей груди.
– Я не хотела.
– Порядок. Так, куда нам подниматься?
– Да, извини. – Женщина встряхивает черными волосами и вновь улыбается. – Идем. Я
проведу, а потом принесу кушетку из второй гостевой комнаты. Вам ведь лучше спать в одной
комнате, верно? Чтобы не было проблем.
– Да. – Я серьезно киваю, прекрасно понимая, о чем она говорит. – Так будет лучше.
Бросив вещи в спальне, расположенной напротив комнаты Ари, я оставляю Хэрри и
спускаюсь вниз, чтобы помыть руки и заглянуть на кухню. Ссадины до сих пор пылают, а у
Норин, возможно, еще осталось лекарство.
Я медленно плетусь по коридору, изучая старые снимки давно умерших людей, и на какое-то
мгновение мне становится жутко: неужели все женщины, изображенные на фото, были
ведьмами? Пробирает до костей. Я встряхиваю головой, сворачиваю к кухне и резко замираю, внезапно заметив, как Норин сидит напротив Джейсона, аккуратно обрабатывая рану на его
груди. Эта женщина при мне лечила Хэрри, помогала Ари, она и сейчас делает то, что делала
всегда, однако что-то не позволяет мне пройти дальше. Возможно, ее глаза, которыми она
смотрит на сидящего перед ней мужчину. Возможно, ее неровное дыхание, которое плавает по
комнате. Я застываю за дверным косяком и внезапно думаю, что, если я войду, я прерву нечто
личное. Эти двое не отрывают друг от друга взглядов. И что-то в этих взглядах воспламеняет
воздух. Неожиданно Джейсон делает одно движение. Нежное, откровенное и решительное
одновременно. Он заправляет локон волос за спину Норин.
Я отворачиваюсь порывисто и стыдливо. Стремительно ухожу, разрезая движениями воздух.
Слышу, как на кухне захлопывается дверь, и взлетаю по лестнице, будто бы умею отрываться от
земли. Несусь по коридору и забываю о боли в ногах и спине, я просто хочу как можно скорее
убежать от того, что увидел. От двух людей, которые смотрели друг на друга так, что даже я
ощутил пронесшееся между их лицами электричество. Я врываюсь в комнату и вижу, что Хэрри
лежит на кровати с закрытыми глазами. Наверно, уснул.
– Отлично, – отрезаю я, прокатившись пальцами по волосам. Осматриваюсь, вижу ту самую
кушетку, о которой говорила Мэри-Линетт, а затем вдруг порывисто опускаю руки.
Я гляжу себе за спину, гляжу на дверь в спальню Ариадны и сглатываю.
Что-то щелкает у меня в голове. Что-то определенно неправильное и дефективное. Я схожу
с места, не отдавая себе отчет в том, что делаю. Я бреду в ее комнату, и я закрываю за собой
дверь, задергиваю шторы. Я падаю на кровать, прислонившись лицом к холодной подушке. Я
зажмуриваюсь, втягиваю сладкий запах, ее запах и, клянусь, слышу голос Ари в своих мыслях.
«Соскучился?»
***
Я резко приподнимаюсь, услышав, звук битого стекла. Осматриваюсь, очутившись в
кромешной темноте, проглотившей комнату, и только потом понимаю, что нахожусь не у себя
дома, а в спальне Ариадны. Черт. Сжимаю в пальцах переносицу и спускаю с кровати ноги, их
тут же овивает холодный, колючий воздух, но я не обращаю внимания. Сражаясь с черными
точками, прыгающими перед глазами, я несусь к выходу и выбегаю из спальни, предчувствуя
нечто паршивое. Иначе ведь не бывает, верно?
Решительно спускаюсь на первый этаж, подхватываю на ходу биту Хэрри, которую я сам
оставил в коридоре, на случай непредвиденных обстоятельств, и плетусь дальше, даже не
чувствуя страха. И это настораживает. Я должен испугаться, ведь, возможно, я бегу так рьяно на
встречу с огромными неприятностями. Но я устал, я выжат, как лимон, и мне уже кажется, что
умереть – непозволительная роскошь. Мойра Парки не так добра, чтобы взять и раскошелиться
на билет в один конец.
На кухне горит свет, хотя сейчас середина ночи. Ненавижу все, что связано с ночью.
Ненавижу темноту, тишину и идиотское чувство внутри, будто в это время суток простые вещи
приобретают иные значения. Чушь. Наша фантазия – наш главный враг.
Я ловко перепрыгиваю через порог, стиснув в пальцах биту, но затем неуклюже биту
опускаю, одновременно с тем, как воздух выкатывается из меня, словно снежный шар.
– Вы, должно быть, шутите, – шепчу я.
Норин Монфор и Джейсон сидят за столом, пьют чай. Хэйдан на корточках собирает в
ладони уродливые стекла из-под сервизного набора, а Мэри-Линетт помогает ему кидать их в
мусорный бак. Глаза закатываются сами собой, и я выдыхаю, понятия не имея, когда сирена в
голове сигнализирует об опасности, и когда она взвывает абсолютно не по делу.
– Серьезно? – Спрашиваю я, расслабив плечи. – Чаепитие в три часа ночи?
– Никогда не поздно собраться вместе, – замечает Норин.
– Конечно. Странно, что я подумал совсем иное.
– И о чем ты подумал?
– Даже знаю, – я кидаю биту на пол и плетусь к столу, – например, о том, что в гости вновь
пожаловал Люцифер. Он ведь любит внезапно объявляться.
– И ты решил забить его этой штукой?
– Я решил хотя бы попытаться.
– Это в тебе и привлекает, мальчик, – улыбается Мэри-Линетт, искоса поглядывая на меня. –
Ты настолько уверен в себе, что даже не понимаешь, как глупо выглядишь.
– Спасибо, – киваю женщине и сажусь рядом с Джейсоном, – вы как всегда все верно
подметили. Хэрри, – смотрю на брата, – ты в порядке? Не поранился?
Он не отвечает, лишь неуклюже покачивает головой, а затем приподнимается с пола, поправляет квадратные очки и робко опускается на стул, притаившийся рядом со мной.
Откашливаюсь и сцепляю в замок замерзшие ладони. Такое ощущение, будто в этом доме не
включают отопление. Из треснутых щелей деревянных рам на кухню врываются ледяные
порывы то ли поздней осени, то ли отчаяния, и мы погружаемся в молчание, из-за которого
звенит между висков. Норин протягивает мне тарелку с вафлями, Мэри ставит на край овальную,
черную чашку, и я неожиданно и сам радуюсь, что мы собрались здесь так поздно, с целью
попить чай и немного погреться в абсолютно промозглой ситуации.
– Я надеюсь, вы не против, что мы пришли, – говорю я скорее ради приличия, внутри нет
никакой вины. Мне кажется, только здесь мы и должны быть.
– Конечно, нет, – отвечает Норин Монфор, обижено вздернув подбородок.
– Что будем делать? – Мэри-Линетт царапает деревянное покрытие, придвигая стул к краю
стола, а я с интересом перевожу на нее взгляд.
– Будем искать, – заявляет Джейсон. – У нас не так уж и много вариантов.
– Целых три, – вмешивается Норин, – Аллен, Роттер и Этел.
– Кто это?
– Три разные семьи, точнее три разных клана, в их роду были ведьмы водной стихии.
– Так просто? – Хмурюсь я. – Этот дар... или энергия передается по наследству?
– Что-то вроде того, – соглашается Мэри-Линетт, подперев подбородок ладонью. – Я не
помню, от кого ко мне перешла стихия воздуха, но Ари унаследовала огонь от Силест.
– Кажется, так звали вашу маму... ее бабушку, правильно?
– Да. То есть мы можем сделать вывод, что кто-то в роду Аллен, Роттер или же Этел
обладает на данный момент нужными нам способностями. Осталось понять, кто именно.
– Я разузнаю о них в Дилосе, – отпив чай, кивает Джейсон и смотрит на Норин. Та за его
локоть держится почти неосязаемо, и, возможно, абсолютно непроизвольно. Я почему-то
поджимаю губы и отворачиваюсь. Любое проявление чувств врезает по моей голове так сильно,
словно кувалдой, и мысли непослушно смешиваются, будто и не принадлежат мне вовсе.
Паршивое ощущение.
