Текст книги "Избранная (ЛП)"
Автор книги: Эрика О'Рурк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Он пытался сделать так, чтобы мне стало лучше, но мне нужны были факты, а не сочувствие. – Тогда скажи мне, кто они. Пожалуйста. Только имя и все. Ты должен мне помочь.
– В этом мире есть много вещей, которые я должен сделать, но помощь тебе к ним не относится. Кроме того, тебе самой в данный момент нечего предложить. – Он смотрел на меня оценивающе, прежде чем повернулся и пошел. – Если что-то измениться, дай мне знать.
Мои мысли метались, и я закричала ему вслед: – Что же например? Что же у меня могло быть такое, что могло бы тебя заинтересовать?
Он показательно медленно обернулся. – Что-то, что Ви привезла из своей поездки? Я сентиментальный молодой человек. Возможно, было бы очень мило иметь что-то на память о ней.
Сопутствующая интонация скрывала что-то срочное. Он был здесь из-за чего-то, и если я найду это до него, у него не останется выбора, кроме как помочь мне.
Как только я была достаточно взрослой, чтобы попросить десерт, поняла, что работать под давлением было дело принципа.
– Что, если я найду что-то? Признак, след или что-то связанное с воспоминанием для тебя?
– Иногда я бываю то тут, то там, – он прошел между зарослями большой плакучей ивы. – Я должен кое-что сказать, Мышка: я не ожидал, что ты так разозлишься.
– Я никогда не делала этого раньше, – пробормотала я и отодвинула завесу серебристо-зеленых листьев, чтобы проследовать за ним. Но Люк исчез.
* * *
Я могла измениться, но моя семья нет. Это было очевидно, когда я вернулась к стоянке и увидела их рядом с машиной моего дяди. Незнающему показалось бы, что мои мама и дядя мило беседовали.
Например, о строительной площадке на скоростном шоссе или доберется ли White Sox в этом году до самого верха, а также о том должны ли мы завтра иметь в ассортименте ежевичные тортики или пироги с ревенем. Все же почти восемнадцать лет опыта делали правду очевидной.
Эти алые пятна на щеках моей матери, то как она крутила обручальное кольцо, утешающее прикосновение моего дяди… моя мама была на грани срыва, и дядя Билли пытался успокоить ее.
– Где ты была? – она бросилась ко мне и осмотрелась по сторонам, прежде чем продолжить. – Мы не находили себе место! Кто-то сказал, что ты потеряла сознание!
– Со мной все в порядке, – я убрала ее пальцы. – Просто голова немного закружилась, вот и все.
– Почему ты не подождала нас? Я каждые пять минут звонила тебе на мобильный! Мы думали… Я даже не могу высказать, что я думала! Как ты могла так напугать меня?
Дядя Билли протянул мне теплую бутылку с водой, его лицо выражало опасение и недоверие. Если моей матери достаточно молчания, ему нужны были ответы.
Я сделала большой глоток, отчасти, чтобы освежиться, отчасти, чтобы выиграть время и придумать историю. Как Люку удавалось лгать так ловко?
Я натянула смущенную улыбку, вытащила мобильный телефон из сумки и протянула его своей матери. – Я выключила его перед началом службы.
Это было не позволительно, чтобы он зазвонил там, – это правда. И в тоже время практично, так как мама больше всех боялась, что я устрою театр. Только одна мысль об этом была моей личной картой «ты выберешься из тюрьмы.»
– Ну, – начала она мягко, – это понятно. Уверена ли ты, что чувствуешь себя лучше?
– Совершенно уверена. У меня просто немного закружилась голова.
– Это может быть чем-то серьезным, золотце! Сотрясение мозга! Вероятно, нам стоит снова отвезти тебя в больницу. Билли? Что ты думаешь…
Дядя Билли открыл для нее дверь и помог ей сесть в кадиллак. В его тоне слышался упрек. – Идем уже, Анна. Если она говорит, что с ней все в порядке, значит с ней все в порядке. Наверное, ей надо было побыть одной, как сказала тетя Петти.
Итак Евангелина не упомянула, что со мной был Люк. Кого из нас двоих она защищала?
Моя мама ждала, пока я пристегивала ремень безопасности, затем повернулась на сидении и продолжила с того места, где остановилась. – Ты не можешь просто так исчезать, Мо. Ты совсем ничему не научилась? Что-то могло произойти с тобой.
– Но ничего не произошло!
– В этот раз, – сказал дядя Билли и всё время, пока мы ехали в Грейсам, постукивал пальцем по рулю. – Если ты и дальше продолжишь в том же духе, Мо, нам придется лучше следить за тобой.
Моя мать энергично закивала. Если бы дядя Билли предложил, чтобы мы поставили невидимый забор вокруг дома, она до конца дня предоставила бы мне поводок и веревку.
Я ниже спустилась на сидении, и мы все молчали, пока не достигли прекрасного дома семьи Грейс в стиле прерии.
Люди постоянно входили и выходили, так что мы прошли в светлую гостиную. Почти сразу дядю окружили люди, живущие по соседству, которые просили его совета или доброжелательности.
Так было всегда: по воскресениям в церкви или же в пятницу в «Black Morgan». Дядя Билли знал всех и каждого в нашем маленьком городе. Он бы и через миллион лет не стал бы регистрироваться на Facebook, но все равно ему хватало бы контактов.
Между тем моя мама пошла прямо на кухню с пирогом, который она принесла, и присоединилась к остальному дамскому кругу, где подготавливали ветчину, нарезку и картофельный салат.
Люди толпились вокруг нас, и их бормотание было похоже на океан скорби. От всех этих сострадательных взглядов я оставалась предоставленная сама себе, что очень подходило мне.
Отец Армандо перехватил мой взгляд с другого конца комнаты, и я наклонилась, прежде чем он мог подойти и еще раз попытался заверить меня, что вера поможет нам в это трудное время.
Стоять в доме Верити было труднее, чем я представляла. Я видела ее в каждом углу: как она бездельничала на краю дивана, ковырялась в каменном камине или лежала на полу с миской поп-корна, пока мы смотрели ужасные реалити-шоу по телевизору.
Я прижала сжатые кулаки к животу, пытаясь сдавить его и тем самым заставить себя думать о миссии здесь, о чем-то реальном, что я могла бы сделать, чтобы помочь Верити.
Напряженная, безмолвная поездка от кладбища предоставила мне время для размышления, чтобы проанализировать слова Люка и его манеру, которые я не могла понять, когда он стоял прямо рядом со мной. Я хотела получить ответы, а он накормил меня вместо этого философией и предупреждениями.
Но у него тоже были вопросы, и это были единственные намеки, на которые я могла опираться. Верити кое-что привезла после летних каникул, и это было больше чем летний загар и решение бросить на ветер наши планы о колледже. Это было то, в чем нуждался Люк. Если я хотела получить его помощь, мне нужно это найти.
Я пыталась казаться непринужденной, и протиснулась в боковую комнату, чтобы найти маму Верити. Она была рядом с большим кирпичным камином, держась за руку Коны. Евангелина говорила тихим спокойным тоном с ними обеими. Кона кивала чисто по привычке, но выглядело так, что она ничего не слышала.
Это была паршивая попытка, и вообще паршиво делать что-то подобное, но дела по другому не делались. Я втянула плечи и пошла вперед. – Здравствуйте, миссис Грей. Привет, Кона.
Голова Коны поднялась, и выражение лица исказилось на секунду, превратившись во что-то безобразное, прежде чем снова принять ничего не выражающее состояние. Я, кусая губы, отвернулась в сторону и попыталась игнорировать боль.
– Мо, – сказала Евангелина, – мы как раз говорили о будущем учебном годе. Ты же в двенадцатом классе, не так ли?
Я кивнула, благодарная за попытку создать нормальную обстановку. Кона повернула голову к камину.
– Мо – очень хорошая ученица, – бросила миссис Грей, ее голос был тонким и пушистым как хлопок. – Очень усердная.
Да. Я была такой. Усердная и скучная, если не считать того, что как раз планировала, кое-что украсть из дома моей лучшей подруги. – А чем ты увлекаешься?
Я совершаю преступления?
– Фотография. В этом году буду одним из главных редакторов школьной газеты и я сделала также много фотографий для них. А еще играю в футбол.
– Только в команде В, – пробормотала Кона, мрачно осматривая каминную полочку.
– Мы так рады, что ты все еще в школе Святой Бриджит, Мо, и можешь помочь Коне. Ей понадобится родное лицо, чтобы ей показали… – голос миссис Грей сорвался. Никто не говорил очевидного.
Это Верити должна была бы показывать все Коне, научить ее, как сделать школьную юбку покороче, но понимание задушило разговор как одеяло.
– Я справлюсь сама, – Кона вырвала руку у матери и прижала ее к груди.
– Констанца, – сказала Евангелина, – не нужно вести себя так опрометчиво. Ты никогда не знаешь, откуда может понадобиться помощь или, вероятно, когда она тебе понадобиться
– Все равно, – она вышла из комнаты, а миссис Грей озабочено проследовала за ней. Дядя Билли отошел в сторону, чтобы пропустить их.
– Бедняжка, – сказал он и покачал головой. Он ласково прикоснулся к моей руке и одарил Евангелину печальной улыбкой. – Мои соболезнования. Верити была очень особенной девочкой.
– Да. Она была такой.
– Вы на долго останетесь в городе? – спросил он. Это было похоже на вежливую беседу-допрос. «Я занимаюсь тем же, чем и все остальные» – обычно говорил он.
Евангелина наклонила голову в сторону, ее глаза пылали и были зоркие как у птицы. – Пока все не урегулируется. Я закрыла свой магазин в Луизиане на неопределенный срок.
Дядя Билли кивнул. – Это преимущество, если ты сам себе шеф, я всегда это говорил.
– Действительно, – он держала чашку с кофе прямо перед собой и молчала. Тишину нарушал только звон тарелок, столовых принадлежностей и неясных голосов дамского круга на кухне, которые счищали остатки еды с посуды и ополаскивали ее.
Дядя Билли, кажется, был доволен тем, что оставался рядом со мной. Это было мне не на руку. Я не планировала, делать решающий шаг в его присутствии, но, наверное, другой возможности просто нет.
– Ах… Евангелина? Я оставила здесь пару вещей. В комнате Верити. Вечером, – вообще-то, это не было ложью. Моя сумка с камерой, зубной щеткой, косметичкой и, прежде всего, со статьей, которую я писала для подачи заявления в Нью-Йоркский университет, лежала в комнате Верити. – Мне нужно это вернуть прежде чем школа снова начнется. Ничего страшного, если я ненадолго загляну туда и заберу?
Надо надеяться, что она приписала факт того, что мои руки и голос дрожали, к обстоятельствам этого дня, но дядю Билли нельзя было обмануть.
Он прошептал что-то так тихо, что я едва могла слышать, однако, он освободил мою руку и пристально рассматривал свечи на каминной полке.
Евангелина поджала губы, бросила взгляд через дверь, через которую ушли Кона и ее мать, и кивнула один единственный раз. – Ты же знаешь дорогу, не так ли?
Я уже сотни раз поднималась по этой лестнице так, что, наверное, смогла бы сделать это с завязанными глазами.
Даже в черных балетках было довольно трудно подниматься по золотым дубовым ступеням, ведущим наверх. Мимо фотографий: Верити и Кона еще младенцы и ухмыляются, толстощекие маленькие дети, девочки с дырками на месте выпавших зубов, а затем подростки.
В отличие от общих школьных фотографий у меня дома на каминной полке там не было никаких личных фотографий Верити в возрасте между детством и юностью, так как она полностью перескочила эту фазу.
Это могло бы нервировать, если бы она не была моей лучшей подругой. Собственно, это все равно нервировало…
Были также фотографии Коны, маленькая сестренка, плетущаяся по пятам. Внезапно, я вспомнила, как мы с ней играли в Барби, и о том, как Кона никогда не жаловалась, если мы давали ей куклы с плохими прическами или странно сломанными ногами.
Она была просто рада тому, что Верити позволяла ей быть с нами. Теперь не будет никаких новых фотографий Верити, а Кона больше не была младшей сестрой.
Я также внимательно осмотрела семейный портрет, и даже промелькнула нотка ревности, которая всегда зарождалась во мне, когда я видела их. Этого никогда не было достаточно, чтобы вывести из себя, а Верити никогда ничего не говорила по этому поводу, но это всегда присутствовало.
Мои внутренности слегка стягиваются, как они стояли вместе из года в год, крепкая, улыбающаяся семья. У нас не было таких фотографий дома. Тяжело сделать хорошую рождественскую фотографию в бронированной стеклянной тюрьме.
Перед комнатой Верити я остановилась и прикоснулась рукой к стеклянной дверной ручке; моя ладонь была мокрая от пота, дыхание ослабело. Страх не помог бы мне. Потеря Верити тоже. Мне нужны были сведения, и это был самый верный шанс добраться до них. Поэтому я открыла дверь и вошла.
Запах Верити, лимонные свечи и дорогой шампунь, ударил в нос. Я вдохнула так глубоко, как могла и прищурила глаза. Ее облик начал расплываться в моем сознании, но запах заставил его вернуться вместе с миллионами воспоминаний.
Я не могла поверить, что за такое короткое время так много забыла.
Я тщательно закрыла за собой дверь и повернулась вокруг, осматривая комнату. Бирюзовые стены, шоколадное пуховое одеяло на кровати. Это была та самая уютно заставленная комната, которую мы покинули тем вечером.
Я услышала, как со звоном постукивают друг о друга висюльки на «музыке ветра», и движением руки остановила их движение.
Письменный стол Верити был все еще усеян стопками с журналами, различными дисками, музыкальными нотами с ее корявыми заметками и программами театральных представлений, которые мы посмотрели.
Между тем, там находился пустой прямоугольник, где стоял ее ноутбук. Полиция забрала компьютер с собой. Если она доверила все тайны ему, то теперь они были потеряны для меня.
Но я знала, что Верити не стала бы прятать что-то секретное на своем MacBookе, нет, если Кона могла войти внутрь и найти это. Ее способность подбирать пароли была просто удивительной и внушала уважение. Наверное, через десять лет она смогла бы стать руководителем NSA.
Это было чудом, что Верити и я перед лицом ее сестры и моей матери вообще могли иметь какие-то секреты. По крайней мере я так всегда думала.
Думай. Через несколько минут кто-нибудь может прийти в поисках меня, и тогда я упущу эту возможность. Я медленно повернулась по кругу, попыталась что-нибудь увидеть, что-то такое, что было не на своем месте, что-то новое, что-то из летних каникул.
Что-то, что совсем не подходило Верити, которую я знала. Девушку, которая умерла в проходе, как начинало мне казаться, я не знала совершенно.
На подоконнике стояла моя осевшая мрачная курьерская сумка оливкового цвета. Я быстро просмотрела ее, чтобы убедиться, что полиция случайным образом что-то не прихватила из моих вещей, закинула ее на плечо, продолжая искать дальше.
Ничто не бросалось в глаза, но в комнате чувствовались легкие изменения, как будто что-то было сдвинуто на пару сантиметров влево, с тех пор как я была здесь последний раз.
– Ты рада снова быть здесь?
Верити пожимает плечами. – Конечно. – Она кажется немного странной. Смущенной. – В Новом Орлеане все было так ужасно?
Она снова пожимает плечами и перекатывается по кровати, смотрит пристально в потолок. – Не очень.
– Сексуальные парни?
– Думаю, да. – Она выпрямляется и скрещивает ноги в позе лотоса. – Архитектура невероятная, Мо. Многое уже разрушено, но то, что расположено в районе Гарден, великолепно. И музыка безумно хорошая.
– Ну, ты получила жемчужины? – поддразниваю я ее. – Ты знаешь, я слышала, что нужно сделать, чтобы их получить.
Она бросает в меня подушку, смеется, немного пододвигается и лежит, свесив голову с края кровати. Ее волосы разлетаются в красивом золотом сиянии по темному пуховому одеялу. Она кажется нервозной, беспокойной и рассеянной.
Каждый раз, когда я спрашиваю ее о том, что что-то не так, она улыбается, но ее улыбка не достигает ее глаз.
Она встает, идет к книжной полке, рассматривает снежный шар, который она привезла с собой.
– Я действительно скучала по тебе, – говорит она через минуту. Она наклоняет шар и снова переворачивает его. – Ты знаешь, это была не моя идея.
– Конечно, – сказала я. – Я знаю. Но кого это беспокоит! Ты снова дома. Все будет так, как раньше.
Верити открывает рот, чтобы что-то сказать, затем снова закрывает его и смотрит в сторону. – Конечно.
– За исключением того, что мы теперь в двенадцатом классе. Это вообще самый лучший учебный год, я тебе точно говорю!
Какое-то время она не отвечает, только нежно трогает снежный шар и пристально смотрит на него. – Пошли поедим мороженое. Я сейчас расплавлюсь.
– Ты привезла с собой жару.
– Да, – говорит Верити. – Должно быть это так.
Я посмотрела на полку. Там стояли снежные шары ото всюду, где была Верити – из Нью-Йорка, Сан Франциско, Мехико, Минеаполиса и, конечно, из самого Чикаго. Ригли Филд, институт искусств, Нейви Пир, аквариум Шеда. Один у нее из района выращивания фруктов, другой из нашей поездки на лыжах в восьмом классе.
У нее были шары к каждому большому мюзиклу, который она видела, начиная с мюзиклов «Грешный», «Натуральная блондинка» и «Призрак оперы». Аккуратные ряды стеклянных шаров были настолько хорошо знакомы, что я едва их замечала. Но снежный шар из Нового Орлеана отсутствовал. Я посмотрела внимательнее и, наконец, обнаружила, что он был задвинут назад.
Светло-желтый пьедестал и сцена Марди Грас были едва видны среди множества стеклянных шаров. Почему она убрала этот шар? Самый новый шар всегда стоял на почетном месте, чем безвкуснее, тем лучше.
Я схватила его и вытащила, следя за тем, чтобы не толкнуть со звоном другие шары. Внутри находился ярко одетый Арлекин, который сидел на сундуке с сокровищами, прислонившись к железному фонарю. Ужасные снежные шары были ее особенностью, но этот шар был еще более безвкусным, чем все остальные.
Я повернула его, аккуратно покрутила, снова подняла и стала ждать, как блестящие хлопья будут падать.
Они не падали. Я зажмурила глаза и внимательнее посмотрела на него, чтобы удостовериться.
В нем не было снега.
Лестница заскрипела, и я, недолго думая, спрятала снежный шар с свою сумку и замотала его в старую футболку фирмы Wilco. Я схватила с полки фотографию с бала, который был в прошлом году, и попыталась выглядеть так, как будто придаюсь воспоминаниям.
Евангелина открыла дверь и выглядела как благовоспитанная девушка. Своими голубыми глазами она оглядела комнату; в конце ее взгляд остановился на моей сумке.
– Ты нашла, что искала? Ее голос с медово-сладким акцентом звучал жестко как сталь. Я пришла к выводу, что Евангелина не тот человек, с которым можно было чувствовать себя безопасно.
– Я думаю, да. – Я поставила фотографию.
Она подошла ко мне, и я невольно сделала шаг назад. Но все, что она делала, это убрала волос с моего виска. Без слов она взяла мою поврежденную руку и посмотрела на нее внимательно.
– Кажется, быстро заживает.
Я хотела вырвать руку и убежать вниз по лестнице, но я заставила себя стоять спокойно; я не хотела показать, что меня можно в чем-то упрекнуть. – Врач сказала, не так все плохо, как она думала. Она говорит, мне повезло, что не поврежден ни один нерв.
– Везение – вещь непостоянная, – сказала она и убрала руку. – Тебе следует быть осторожнее.
– Я подумаю об этом. – Ремень сумки врезался в мое плечо и я перевесила ее. – Мне нужно идти. Завтра мне нужно работать. – Конечно. Я провожу тебя до двери.
Я следила за тем, чтобы сумка не ударилась о стену, и в последний раз шла вниз по знакомым ступеням. Мое сердце выпрыгивало, а запах из комнаты Верити с каждым шагом становился слабее.
Но ее тайна была в пределах досягаемости – уверенность в этом зудела на кончиках моих пальцев. Люк сказал, что я должна ему что-то предложить, прежде чем он мне поможет.
Теперь переговоры можно начинать.
Глава 6
Хотя после смерти Верити он, словно заблудившийся медведь, нащупывал путь, Ковальски мог быстро действовать, если хотел того. Поэтому я встретилась со своим адвокатом на следующий день в полицейском участке.
Я чувствовала, что выделяюсь, когда сидела там у входа, в воскресной одежде, несмотря на то, что была среда, но так захотела моя мама.
Она тоже хотела пойти, но в ресторане снова нехватало персонала. Кроме того, ее излишняя жеманность – это совсем не то, что мне нужно было в момент, когда я рассматривала фото подозреваемых и выуживала информацию из Ковальски.
Вопреки моим предположениям, комната ожидания, в которую меня направили, была не убогая, а в бежевых тонах: бежевые пластиковые стулья, темно-бежевые стены, бежевый линолеум.
Даже жалюзи, которые скрывали улицу, оказались из бежевого пластика. Воздух был несколько застоявшимся, лампы на потолке гудели, а люди проходили мимо, едва замечая меня.
Анонимность в какой-то мере мне нравилась.
Я пальцем обрисовывала инициалы, которые были выцарапаны на сидении рядом с моим, и мысленно вернулась к Люку. Был ли он другом для Верити?
Они выглядели бы великолепно как пара, Верити – белокурая и сияющая, а Люк такой темный и пылкий. В отличие от меня она смогла бы его удержать.
Она получила бы гораздо больше ответов и меньшее количество оскорблений от него. Точнее никаких оскорблений. Тем не менее, я не могла поверить, что она выбросила наш план по поводу Нью-Йорка на ветер из-за парня, еще ради Люка.
Она не была такой нечестной. Что бы не произошло между ними, во что бы не была она впутана… это было настолько ужасно, что она бросила меня на произвол судьбы. Я колебалась между страхом и обидой. И от одного и от другого мне становилось дурно.
Женщина, лет пятидесяти, с хорошо подстриженными пепельными волосами, угловатым, умным лицом и в дорогом брючном костюме, вошла в приемную. Когда она заметила меня, подошла.
– Мо?
Я кивнула, нерасторопно поднялась и повесила сумку на плечо. Я оставила шар со снегом дома, спрятав в корзину с бельем.
Брать с собой в полицейский участок украденное было более чем глупо, а еще потому что мама стирала белье только по понедельникам, корзина с грязной одеждой была самым безопасным местом в доме. В этот раз железные привычки мамы пригодились.
– Эльза Стартон. Мы разговаривали вчера, – она пожала мне руку. Ее рукопожатие было крепкое, а на ногтях идеальный французский маникюр.
– Рада познакомиться с вами, – сказала я и дальше лгала по накатанной. Она выглядела устрашающе, как питбуль с духами Шанель № 5. Я не знала, какой счет она выставит дяде Биллу, но даже сейчас я понимала, что она стоит того.
– Мне тоже. Давай присядем на минутку. Кто-нибудь уже разговаривал с тобой, когда ты сюда пришла?
– Полицейский на входе сказал, что я должна подождать здесь.
– Отлично. Я не хочу сегодня столкнуться с какими-нибудь неожиданностями. Тебе нужно будет посмотреть несколько фотографий, и Ковальски еще раз задаст вопросы, которые он уже задавал в больнице. Если ты будешь в чем-то не уверена, предоставь это мне, – жестом она подозвала полицейского в униформе. – Скажите детективу Ковальски, что его час начался пять минут назад.
Полицейский исчез за дверью «только для авторизованного персонала», и Эльза повернулась ко мне. – Есть что-то, что мне нужно знать, прежде чем мы войдем туда? Что-то, что ты забыла упомянуть по телефону?
Я покачала головой. Конечно было много чего, о чем я не рассказала ей: кошмары, от которых я просыпалась в два часа ночи, Люк и его полуответы, мои попытки самостоятельно найти убийц Верити, но ничего из этого не входило в категорию вещей, которые должны знать Эльза и мой дядя.
Моя благодарность к дяде Биллу за то, что он, очевидно, предоставил мне самого высококвалифицированного юриста, не означала, что я буду ему верить.
Ковальски появился в двери, он выглядел уставшим и помятым, хотя был всего час дня. Эльза стерла бы его в порошок, и мысль об этом должна была придать мне уверенности.
Вместо этого почувствовала легкое сочувствие к нему. Вероятно, он искал убийц Верити в неправильном направлении, но по крайней мере искал.
Он держал в руках кофейную чашку с надписью «Лучший папа на свете» и толстую папку в другой. – Добрый день, миссис Стартон, – сказал он и поднял чашку в знак приветствия. – Привет, Мо. Спасибо, что смогла прийти.
Он придержал дверь ногой и кивком пригласил нас войти. В конце коридора находилась комната наполненная письменными столами, шкафами для деловых бумаг и полицейскими. Гул голосов и телефонных звонков доносился до нас, но Ковальски повел нас в комнату по соседству.
Мы сели за стол с одной стороны, Ковальски с другой. Эльза вытащила новый блокнот, положила его на стол и холодно посмотрела в глаза Ковальски.
Молчание, один из его неприятных видов, распространилось между нами.
– Вы не являетесь подозреваемой, – начал Ковальски внезапно, направил взгляд на меня, затем положил папку на стол и убрал в нее несколько бумаг. – Вам не требуется адвокат.
– Если вы еще раз посоветуете моей доверенной, чтобы она отказалась от адвоката, тогда я подам иск на вас и город, так что в конце вы останетесь без штанов.
Я укусила себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не засмеяться. Странно, что в такой момент мне стало смешно.
Ковальски пристально посмотрел на нее, а потом снова обратил все внимание ко мне. – Мо, у меня есть пара фотоальбомов с фотографиями преступников. Типами, которые уже не раз совершали насильственные действия.
Могли бы взглянуть на них? Скажите, покажется ли вам кто-то знакомым?
Когда я ответила, мой голос звучал запуганно и хрипло, даже для моих ушей. – Я не успела их рассмотреть, перед тем, как потерять сознание.
– Однако можно ведь хотя бы попытаться, правда?
– Я не знаю.
Он подтолкнул первый альбом через стол, и я, открыв его, начала медленно листать. Ни один из изображенных мужчин не показался мне знакомым, но даже сейчас, когда мои воспоминания постепенно восстанавливались, я не была уверена, что именно видела в переходе.
Я вглядывалась в лица мужчин, недовольные, гневные, невыразительные, с кожей всех цветов, разного роста, но никого не узнала, ни капельки страха не возникло внутри, не всплыло никаких воспоминаний.
Я покачала головой. – Мне очень жаль.
Ковальски передал мне другой альбом. – Не переживай. У нас еще много, – я продолжала разглядывать фотографии и задавалась вопросом, как мне выманить информацию из Ковальски, когда он заговорил снова.
– Мо, происходило ли что-то странное за последние пару недель? Кто-то околачивался в ваших излюбленных местах? Может даже несколько человек? Верити замечала что-нибудь?
Вероятно, мне даже не придется юлить. – Верити была в Луизиане. Если и произошло что-то необычное, меня не было рядом, чтобы увидеть что-то.
– Я имел в виду здесь, в Чикаго. Кто-нибудь вел себя подозрительно? Кто-то, кого вы не знали?
– Я же сказала вам. Все было совершенно нормально, – то, что я рассказывала ему все это время. Почему он не слушал меня?
– Никаких новых воспоминаний?
– Она уже ответила на вопрос, – вмешалась Эльза.
– Нет, – сказала я сквозь сжатые зубы. Мое самообладание было напряжено как канат, и я могла себе представить, как оно порвется с громким щелчком. – Ничего нового.
– Верити часто задерживалась по вечерам?
– Ее не было все лето, – он снова и снова задавал одни и те же вопросы, как будто надеялся, что я изменю ответ.
– Но в тот день она пришла на ужин?
– Да, – ресторан моей мамы называется «Кристалл правды», что немного неловко было, особенно если там работаешь. Но она делает прекрасные пироги, поэтому она смогла пробиться.
Ресторан небольшой, только восемь столов и барная стойка, которая видела лучшие дни, и настолько старомодное помещение, что оно уже почти снова вошло в моду.
Верити, золотая и светящаяся, ненадолго заходила после обеда и заставляла помещение выглядеть более свежим и светлым, в ее традиционной манере, как она всегда делает.
– Ты снова дома! Ты же должна была вернуться только через неделю! – мы обнимаемся и практически исполняем танец дружбы возле шестого столика. Верити пожимает плечами и убирает волосы с лица.
– Я была готова вернуться домой.
Я тяну ее к стойке. – Да? Расскажи мне все.
– Практически нечего рассказывать, – говорит она и играет с перечнем пирогов дня. – И я не могу остаться.
– Что случилось?
– Ничего, – она снова убирает меню в держатель. – Мне нужно позаботиться о нескольких вещах. Во сколько ты заканчиваешь с работой?
– В пять.
– Давай переночуешь сегодня у меня, хорошо?
От восьмого столика, где сидит мать с двумя озорными детьми, которые носились с остатками клубничного торта, на меня испуганно смотрит женщина, которая видимо прибегает к более жестоким мерам воспитания.
– Конечно. Я едва могу дождаться, когда ты расскажешь мне все.
Верити кивает, но смотрит куда-то мимо меня.
– И вы не заметили никого, кто выглядел бы подозрительным?
Ручка Эльзы тихо стучала по столу рядом со мной. Я потерла глаза, которые были сухими из-за недостатка сна и горели. Каждый раз, когда начинала дремать, эти темные фигуры набрасывались на Верити, и она кричала снова и снова, пока я стояла там и ничего не делала, слишком маленькая и напуганная, чтобы задержать их.
Моя голова болела от усилий, которые я прикладывала, чтобы не заплакать перед Ковальски. Порез на моей руке пульсировал. Мой стул был жестким и действительно неудобным. Наверняка, они сделали это намеренно.
Стены были простыми бетонными блоками, кроме зеркала позади Ковальски, так что мне не оставалось ничего, кроме как смотреть на свое собственное отражение, особенно ужасную желто-лиловый ушиб на лбу и круги под глазами. Я привыкла выглядеть довольно нормально.
Не красиво, не страшно, просто мило. Представительно, как сказала бы моя мать. Но теперь я предлагала довольно интересный вид, в том же смысле как и авария на скоростном шоссе, которая притягивает любопытных. Я была эквивалентом туризма катастроф в вопросах красоты.
– Мо? – настаивал Ковальски. – Никто не кажется знакомым оттуда?
– Это бесполезная трата времени! – я захлопнула альбом с фотографиями преступников. Ярость вспыхнула во мне, чистая и острая. Это была не я, а девушка, которая лгала, кричала и кричала. Я была воспитана так, чтобы говорить тихим голосом и делать то, что от меня ждут. Но эта новая девушка… она получила ответы, где старая Мо только покачала бы головой. И я начала надеяться, что она останется надолго. Она была той подругой, которую заслуживала Верити. – Нет! В сотый раз нет! Все было полностью нормальным. Почему вы не слушаете меня?
Эльза наклонилась вперед и вмешалась:
– Моя подопечная уже ответила на эти вопросы, детектив. Задавайте новые, или мы сейчас же уходим.
Ковальски опустошил свою чашку кофе. Он начал складывать бумаги, которые лежали перед ним, как будто он заканчивал допрос, и напряжение в плечах уменьшилось при мысли, что скоро я смогу сбежать.
– Верити знала вашего дядю?
Эльза застыла рядом со мной.
– Конечно, – Верити и дядя Билли часто встречались в течение нескольких лет. Он был учредителем в квартале и в церкви. Было бы странно, если бы они не были знакомы.
