Текст книги "Вторая кожа"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

– Оп-ля! – улыбнулся Леонфорте. – Выпей еще немного этой дряни, и ты уже не вернешься никогда, понял?

Т'Рин, окаменев от страха, уставился на Мика так, как будто у того выросла вторая голова.

– Теперь до тебя дошло, что обратной дороги для тебя нет? – продолжал Мик. – Нанги и Линнер никогда больше не будут сопредседательствовать в «Сато Интернэшнл», заруби это у себя на носу.

С трудом сглотнув слюну, Т'Рин кивнул головой.

– У Линнера есть свой план относительно завтрашней встречи с партнерами из фирмы «Денва». Он считает, что мы потеряем контроль над Киберсетью и даже над кайрецу.

– Вот тут Николас прав, – сказал Мик. – Но он уже потерял контроль над ситуацией и теперь ничего не может сделать, чтобы предотвратить неотвратимое. – Он притянул Т'Рина к себе вплотную. – Завтра утром исполнится то, что я задумал. Я связал фирму «Денва» по рукам и ногам, и они сделают все, что я захочу, но мне нужен человек, который поддержал бы меня изнутри «Сато». Тандзан доверяет тебе, это всем известно. Его заместители фактически не имеют никакой власти. Что ж, мне это только на руку, значит, они не станут сопротивляться. И когда ты согласишься назначить меня временным председателем...

– Вы не забыли о Николасе Линнере? – спросил Т'Рин.

– Нет, – сказал Мик, по-волчьи ухмыляясь, – я не забыл о нем.

Он обвел широко раскинутыми руками всю сюрреалистическую картину вокруг себя. Тело Микио Оками, висевшее вниз головой, походило на чудовищный кусок говядины.

– Это все для него, для Николаса Линнера.

* * *

Николас и Танака Джин шли по улице в районе Ситамаши, где находилось множество магазинов. Здесь можно было найти любую книгу – от самого узкоспециального научного труда до произведений великих писателей и откровенной порнографии. Моросил мелкий дождь. Водяная пыль висела, покачиваясь, в воздухе, и уличные фонари от этого казались призрачными, нереальными, как на картинах Рене Магрит.

– Это ловушка. Мик Леонфорте убил Исе Икудзо, – сказал Николас, – значит, он убил и Родни Куртца и его жену.

Он рассказал о своем визите к оружейному мастеру по имени Каичи Тойода.

– Этого достаточно, чтобы арестовать его?

– Вам лучше знать, – сказал Николас. – Мы имеем следующее: Тойода опознал Мика по той фотографии, которую вам удалось откопать. Он сделал кинжал с выбрасывающимся лезвием по рисунку Мика. Мастер подтвердил, что этот кинжал был сделан таким образом, чтобы иметь возможность наносить им как колющие, так и режущие удары. Я показал ему след от лезвия, и он сказал, что это кинжал его работы. Кстати. Каичи еще добавил, что этим кинжалом можно свалить наповал дикого разъяренного кабана.

Танака Джин тихо присвистнул:

– Как раз то, что нужно для ритуального убийства.

Николас кивнул.

– Тогда он у нас в руках.

– Может быть. Если мы сумеем его найти.

– Найдем. – Глаза прокурора загорелись. – Мы найдем его, потому что он сам того хочет. Убив жену Куртца, он оставил первую серьезную улику. Ведь он мог убить ее в любом месте Токио, но сделал это именно перед клубом, который любит посещать. К тому же зачем ему было использовать особый кинжал для ритуальных убийств своих жертв? – Танака Джин остановился. – Он знает вас, Линнер-сан, и был уверен, что вы тщательнейшим образом осмотрите раны, нанесенные Икудзе, и все поймете. Мне кажется, Леонфорте заказал этот кинжал Тойоде-сан именно потому, что вам знаком этот мастер.

Николас кивнул:

– Продолжайте.

– Он ведет нехорошую игру, кружась вокруг вас и медленно приближаясь к своей цели, как мотылек к пламени.

– И когда он окажется совсем близко...

Танака Джин пожал плечами:

– Кто знает?

Николас некоторое время размышлял над последними словами прокурора и наконец произнес:

– Тут есть еще одно обстоятельство. Как раз перед нашей встречей я проследил за Кандой Т'Рином, молодым членом правления «Сато», до бара в Тошима-ку, а потом в Роппонжи, к зданию напротив «Джинья». Туда-то он и вошел. – Линнер подробно описал местоположение и внешний вид здания.

– Я знаю, к кому он пошел, – сказал прокурор. – К Тецуо Акинаге.

– Вы уверены?

Танака Джин кивнул:

– Я изучил биографию Акинаги и состояние его дел. Он владеет многими заведениями, и по большей части под прикрытием подставных лиц и компаний. Года три назад одна из таких подставных компаний попала в поле нашего зрения. Казалось, в ней не было ничего особенного, но я копнул чуть глубже и выяснил, что Акинага с ее помощью скупал квартиры по всему городу. Время от времени он пользовался этими квартирами, и та, куда пошел этот молодой человек, одна из них.

– Так значит, я был прав, когда не доверял ему, – сказал Николас. – Он работает на Акинагу.

– Похоже, что так, – ответил Танака Джин.

Линнер покачал головой:

– И как только ему удалось одурачить Нанги-сан? Ведь он такой знаток человеческих душ.

– Ну не так-то уж это и плохо. По крайней мере, вы знаете теперь врага в лицо, – сказал прокурор.

– Вы имеете в виду лица. – Николас посмотрел на Танаку Джина. – Сдается мне, мой друг, у нас не один, а много врагов.

Следуя информации, полученной от Микио Оками, Линнер и прокурор свернули на одну из боковых улочек. Окна домов были ярко освещены. Люди занимались домашними делами, светились экраны телевизоров, вокруг которых сидели, ужиная, люди и слушали последние известия, а может быть, смотрели одну из тех глупых шоу-игр, где каждый игрок был готов бесконечно унижаться перед десятимиллионной зрительской аудиторией.

Это была самая обычная во всех отношениях улица, похожая на тысячи других в городе, и Танака Джин почувствовал мимолетный, но ощутимый укол боли. Ведь такой могла быть и его жизнь – небольшая квартирка на тихой боковой улочке, жена и двое детей, ежедневные домашние обеды, поездки на природу по выходным, два отпуска в год – катание на лыжах на Хоккайдо, солнечные пляжи на Гавайях, сбережения, предназначенные для образования детей. Все просто, аккуратно, удобно. Неожиданно его прошиб холодный пот. Он подумал, что, наверное, животные, сидя в своих клетках в зоопарке, испытывают такое же чувство, как эти люди.

Они добрались до нужного им дома и нажали на кнопку звонка, ниже которой было написано аккуратными буквами: Дж. Канагава. Хозяин оказался приятным на вид джентльменом лет за шестьдесят с серебристо-седыми волосами и усами, круглым лицом и приземистой крепкой фигурой. Обменявшись приветствиями с гостями, он представил их жене и двенадцатилетнему внуку, гостившему у деда, а затем провел Линнера и прокурора в свои кабинет.

Квартира оказалась больше, чем предполагал Танака Джин, – три спальни, обставленные дорогой мебелью, плюс еще одна комната, которую Канагава превратил в своего рода святилище. Жена хозяина дома подала им зеленый чай с соевыми конфетами и удалилась так же неслышно, как и вошла. За стенами кабинета, окрашенными в приятный серо-зеленый цвет, слышался приглушенный голос диктора телевидения.

Кабинет Канагавы был заставлен книгами, а стены увешаны дипломами и наградными грамотами Токийского университета, самого престижного учебного заведения во всей стране. Тут же висели фотографии самого Канагавы и прочих сановников и важных персон. Танака Джин узнал некоторых из них – бывших премьер-министров, нового императора.

Они уселись и выпили чаю. После традиционного обмена любезностями Канагава обратился к гостям:

– По телефону вы сказали, что хотите со мной срочно поговорить по важному вопросу. Могу я спросить, какое дело ко мне может иметь Банк Японии?

Это был предлог, использованный прокурором в разговоре с хозяином дома. Он не хотел преждевременно называть свое подлинное имя и положение, чтобы не спугнуть Канагаву. Николас, сложив на груди руки, наблюдал за Танакой Джином, который, открыв свой блокнот, сказал:

– Вы главный казначей Токийского университета, не так ли, Канагава-сан?

– Да, это так.

– И как долго вы занимаете этот пост?

– Пятнадцать лет.

– А кем вы были до того?

– Помощником казначея. – Канагава прищурился. – Послушайте, все это не является тайной, и вы могли бы прочитать об этом в любом справочном издании университета. Уверен, вам все это уже прекрасно известно.

– Да, вы правы. – Прокурор демонстративно огляделся. – А сколько вы платите за квартиру?

– Извините?

Тень тревоги легла на лицо хозяина дома. В иных обстоятельствах Танака Джин посочувствовал бы ему. Несомненно, жизнь Канагавы до сегодняшнего вечера протекала совершенно гладко и безмятежно. Да, попал он в историю...

– Вся эта мебель, – безжалостно продолжал Танака Джин, – очень дорогая, насколько мне известно. Скажите, сколько вы получаете в качестве главного казначея? – Он захлопнул свой блокнот и жестким взглядом уставился на Канагаву, на покрасневшем лице которого было написано изумление. – Не трудитесь с ответом, я и сам это знаю.

Прокурор показал свое удостоверение, и пока хозяин дома в полном замешательстве рассматривал его, сказал:

– Боюсь, вы попали в очень и очень неприятную историю, Канагава-сан.

Тот испуганно взглянул на Танаку Джина, и в глазах казначея, казалось, можно было увидеть все те грехи, которые лежали на его совести, и мучительный страх расплаты, преследовавший его.

– Насколько неприятную? – выдавил из себя Канагава. Его взгляд, полностью выдававший его мысли, перебежал на дверь кабинета, за которой мирно сидели его жена и внук, ничего не подозревая о страшной угрозе, нависшей над их благополучной семьей.

– Это как сказать, – резко ответил Николас. – Все зависит от того, захотите ли вы помочь нам.

– А если я сошлюсь на незнание закона?

Прокурор наклонился вперед и сказал:

– Хорошо, я сам вам все объясню, Канагава-сан. Вы систематически брали деньги в Тецуо Акинаги за то, что в течение многих лет принимали в университет тех молодых людей, которых оябун вам посылал. Кроме того, вы все делали для того, чтобы эти люди окончили университет, фальсифицируя, в случае необходимости, результаты успеваемости. И это не просто предположение, у меня есть документы, подтверждающие факты. Я получил доступ к вашим банковским счетам – их у вас оказалось шесть. Помимо крупных штрафов за уклонение от уплаты налогов, вам может быть предъявлено, и я постараюсь сделать так, чтобы оно было действительно предъявлено, обвинение в серьезном уголовном преступлении, состоящем в содействии и оказании помощи известному оябуну якудзы.

Танака Джин еще раз внимательным взглядом обвел комнату:

– Все это, Канагава-сан, и комфорт, и безопасность, и положение в академических кругах – все это будет утеряно вами безвозвратно.

Главный казначей вздрогнул всем телом. Казалось, он был готов расплакаться. Танака Джин очень хорошо понимал его состояние. Для такого человека, каким был Канагава, комфорт, обеспеченность и в особенности репутация значили все.

– Вы совершили серьезную ошибку, – сказал Николас, и в голосе его прозвучали суровые и повелительные нотки, – так не усугубляйте же свое положение еще одной ошибкой.

– Что вы хотите знать?

– В моем аппарате кто-то, подобно вам, работает на Тецуо Акинагу и получает от него деньги за это, – сказал прокурор. – Я хочу знать имя этого человека.

– И что тогда?

– Не надо торговаться с нами, – взорвался Николас, – иначе дело для вас примет дурной оборот.

Хозяин дома отвел взгляд от Николаса и облизал губы.

– Поймите, прокурор, ведь эта... эта информация – это единственная ценность, которая есть у меня. Так дайте же мне за нее хоть что-нибудь, прошу вас.

– Назовите имя.

– Хатта, – выпалил судорожно Канагава, – имя этого человека Такуо Хатта.

Какое-то время Танака Джин сидел совершенно неподвижно, затем одним стремительным движением, подобно развернувшейся стальной пружине, встал. Николас поднялся вслед за ним.

– Что же, очень хорошо, Канагава-сан. С этой самой минуты вы порвете всякие отношения с Тецуо Акинагой и никогда больше не возобновите их. В противном случае я все равно узнаю об этом, и тогда вам не миновать судебного преследования, в результате которого вы потерпите окончательный крах.

– Но... – Канагава со страхом переводил взгляд с Николаса на Танаку Джина, – если я прямо сейчас порву с ним, он узнает, что я натворил.

– Для него уже будет слишком поздно, – жестко произнес прокурор. – Таковы мои условия, вы вправе принять их или отказаться.

– Верните мне жизнь, – прошептал Канагава.

– Вы вольны распорядиться ею сами, – сказал Николас, направляясь к двери, – и подумайте о том, как вы ее чуть было не потеряли.

На лестнице пахло дождем и бетонной пылью, на ней были видны следы не одной пары мокрых ног.

– Ну, и что вы думаете обо всем этом? – спросил Танака Джин. – Достаточно ли он был напуган, чтобы раз и навсегда отказаться от прошлого?

– Я думаю, теперь он скорее даст руку на отсечение, чем снова свяжется с Акинагой, – ответил Николас.

Они вышли из здания, на улице лил дождь. У обочины стоял большой черный седан «тойота». Как только Линнер и Танака Джин вышли, все четыре дверцы машины одновременно распахнулись, и из них выскочили четыре человека – двое полицейских в форме, детектив в штатском и Джинджир Масида, главный прокурор, босс Танаки Джина.

– Масида-сан!

Приветствие Танаки Джина было похоже на отдание чести по-военному. Николас, стоявший сзади и чуть справа от своего друга, догадался, что тот понял все с одного взгляда.

– Джин-сан! – Масида небрежно поклонился в ответ. По обе стороны от него встали полицейские, а детектив в штатском позади. На его лице было написано нетерпеливое любопытство секунданта на дуэли.

Масида развел руками в притворном смущении, как бы извиняясь:

– Я ждал сколько мог.

Мимо прошелестела шинами машина, но между ними царило глубокое, как пропасть, молчание.

– Тецуо Акинага выпущен из-под ареста. Его адвокаты камня на камне не оставили от вашего обвинения.

У Танаки Джина упало сердце, когда он услышал «ваше обвинение», а не «наше обвинение».

– Джин-сан, прошу вас следовать со мной.

– Куда вы меня повезете?

– В полицейское управление, – ответил детектив в штатском, и двое полицейских в форме тут же сделали шаг вперед.

– Конечно, я поеду, но зачем?

Детектив уже раскрыл рот, чтобы ответить Танаке Джину, но Масида одним движением руки заставил его замолчать.

– Имеются подозрения, Джин-сан, и более того, заявления, что кто-то из моих людей в управлении работает на Акинагу.

Еще две машины проехали мимо, и звук их шин напоминал шелест женских юбок. Пропасть между людьми все увеличивалась.

Наконец Танака Джин тихо сказал:

– Так вы считаете, что это я?

– Именно ошибки в вашем обвинении позволили Акинаге ускользнуть от ответственности. – Масида повел плечами. – Что я должен думать?

– Но ведь это именно я его арестовал. – Еще не окончив фразы, Танака Джин понял, насколько глупо она прозвучала. В глазах детектива он увидел презрение, а глаза Масиды были устремлены куда-то мимо него. На Николаса никто не обращал внимания.

– Против вас будет возбуждено уголовное дело, – сказал Масида и направился к черной «тойоте», как бы отстраняясь от происходившего.

– Прошу садиться в машину, Джин-сан, – произнес невозмутимым тоном детектив. Прокурор посмотрел на своего босса. Но тот был непроницаем.

Линнер, чувствуя, что Танака Джин сейчас пойдет к машине, запустил два пальца в его правый задний карман и ловким движением вынул из него бумажник. Вряд ли он понадобится прокурору в ближайшее время, а Николас мог воспользоваться его удостоверением.

– Держитесь, – шепнул Линнер на ухо другу, но тот ничего не ответил.

По крыше «тойоты» забарабанил дождь, и Танака Джин быстро нырнул в машину, где уже сидели двое полицейских и детектив.

Взглянув на Николаса, детектив сказал:

– А я вас знаю.

Однако его голос ничего не выражал. Совсем ничего.

Вест-Палм-Бич – Токио

Услышав выстрел, Маргарита вскрикнула и выпрыгнула из кресла. Она была все еще в той самой комнате, где Пол Чьярамонте привязал ее к кровати. После первого допроса Чезаре она проспала несколько часов беспокойным сном, то пробуждаясь, то вновь погружаясь в забытье. Леонфорте развязал ее и позволил сколько угодно пользоваться ванной и туалетом, даже разрешил принять душ. Боже, как ужасно от нее пахло! Этот запах страха казался ей унизительным, тошнотворным, и Маргарита яростно намыливала свое тело, подобно Офелии, старавшейся смыть со своих рук несуществующую кровь. Но затем допрос был продолжен. На этот раз, слава Богу, обошлось без кровати и веревок, врезавшихся в руки и ноги женщины. Как она ни умоляла Чезаре, он не разрешил ей взглянуть на Фрэнси даже одним глазком. Сердце Маргариты переполняла боль: что с ее девочкой? Женщина знала, что, если дело дойдет до выбора между ее дочерью и секретами сети нишики, она не выдержит. Конечно, можно протянуть еще какое-то время, но потом терпение Чезаре лопнет, он приведет в комнату Фрэнси и приставит к ее виску дуло пистолета. Вот тогда-то она не выдержит и все ему расскажет.

Маргарита заплакала. Наверное, Доминик поступил бы в этой ситуации иначе. Наверняка он бы нашел выход из этого тупика, но она была матерью, и ее главной и единственной целью было спасти жизнь дочери.

Ночью она куталась в одежду, которую Чезаре принес ей после душа. Это была не новая одежда, она принадлежала какой-то женщине. Уж не его ли любовнице? Вот было бы забавно! Но что-то в этой одежде показалось ей знакомым – нет, не сама одежда, которая больше подошла бы блондинке, чем брюнетке, но что-то другое.

Ее ноздри затрепетали и расширились. Запах. Запах духов. Но чьих? Она, должно быть, знала эту женщину, близко знала. Кто же это? Маргарита долго ломала голову, но ничего не могла вспомнить. Ее мозг занят одним – страхом за жизнь дочери. Утром сам Леонфорте принес завтрак и кофе, и она, остро ощущая свое унижение, съела все, как голодное животное, в которое ее постепенно превращали. Женщина чувствовала, что он смотрит на нее, как укротитель в зоопарке.

Бэд Клэмс не стал ее связывать и, усадив в кресло, снова начал допрашивать. Очень скоро его терпение лопнуло, и он вскочил, запустив кофейником в дальний угол комнаты, и выбежал из нее, ругаясь.

И тут она услышала одиночный выстрел.

Подскочив на месте, женщина с безумной яростью, как неистовая горилла, затрясла запертую дверь. Она сразу же решила, что этим выстрелом была убита ее дочь. С диким криком: «Нет! Нет! Нет!» – она стала бить в дверь плечом, содрогаясь при каждом ударе, но не обращая внимания на эту боль. И тут услышала, как в замке двери повернулся ключ. Маргарита тут же отступила назад и снова села на прежнее место, в кресло, где он ее оставил. Плечо и ребра болели, но все тело свернулось в тугую пружину.

Когда в двери появился Чезаре с пистолетом в руке, она рванулась из кресла с такой силой и яростью, что он не смог ее удержать. Безоружная, она на полной скорости врезалась в него, и они вместе ввалились в гостиную. Женщина вцепилась в него и начала бить. Наконец ее колено попало между его ног, и она ударила изо всех сил. У Чезаре перехватило дыхание от боли. Она вскочила и с криком: «Фрэнси! Фрэнси!» – побежала искать свою дочь, распахивая двери в каждую комнату и не находя ее там. Наконец, вся в поту, едва дыша, Маргарита снова очутилась в гостиной. Чезаре, весь растрепанный и растерзанный, одной рукой держался за спинку кресла, а другую прижимал к паху.

«Ублюдок!» – хотела она закричать, но у нее уже не было сил. Адреналин, выброшенный в кровь страхом за жизнь дочери, прекратил свое действие, и Маргарита почувствовала невероятную слабость и дрожь во всем теле. Обхватив руками голову, она рухнула на софу.

– Боже, Боже ты мой, – шептала она.

– Ты ведешь не ту игру, – сказал Чезаре. – Ну и дура же ты, если думаешь, что после того, что я сделал с Тони, сумеешь сохранить свою власть. Тебе стоило выкинуть белый флаг.

– И когда мне лучше было это сделать? – спросила она, не глядя в его сторону. – До того, как твои парни убили моего шофера на моих глазах, или после этого?

– Что ты плетешь? Это ты вызвала полицию! К тому же Пол сказал мне, что ты собственноручно пришила одного из моих парней.

Маргарита вскинула голову, и Чезаре на секунду испугался злобной решимости, пылавшей в ее глазах.

– Хватит пудрить мне мозги! Ты давно задумал войну против меня, украл у меня компанию!

– Это бизнес, – пожал он плечами. – Я увидел хорошую возможность и воспользовался ею в своих интересах.

– Чушь собачья! – Маргарита убрала с лица прядь волос. – Ведь ты прекрасно знал, как много значила для меня эта компания. Я создавала ее с нуля!

Он развел руками:

– Побойся Бога, ведь это всего лишь компания, и ничего больше.

– Она была моей опорой, идиот несчастный! – Руки женщины сжались в кулаки. – Это она сделала меня такой, какая я есть сейчас. Моя дочь и эта компания – единственное, чем я могу гордиться в этой жизни! – Маргарита махнула рукой. – И зачем я все это тебе говорю? Тебе этого никогда не понять.

Однако Чезаре прекрасно ее понимал. И он уважал ее гораздо больше, чем Тони. Эта женщина до конца стояла за мужа горой, несмотря на все его фокусы. Ее хотели убить, но она не струсила, а выстрелила в нападавших, вызвала полицию и, если бы не Пол Чьярамонте, непременно удрала бы от них. А потом сумела стоически вынести и моральные мучения.

Но теперь, глядя на сжавшуюся в комочек фигуру на софе, он знал, что одержал верх. Стоило ему только притащить в комнату девчонку и пригрозить расправиться с ней, Маргарита сломается. Пора было приказать, чтобы Пол притащил Фрэнси из гостевого домика сюда, в комнату. Кривясь от боли, Чезаре подошел, к устройству внутренней связи.

Прозвучали три сигнала, но Пол почему-то не ответил на вызов, тогда он позвал двух стражей и приказал им выяснить, в чем там дело.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем запищало устройство внутренней связи. Нажав на кнопку рукояткой пистолета, Леонфорте рявкнул:

– Да!

– Они сбежали, – раздался металлический голос.

– Что за черт, что ты мелешь?

– Мы искали их везде, – снова раздался скрипучий, лишенный эмоций голос. – В доме, на территории, везде. Чьярамонте с девчонкой как в воду канули.

– Как же так, прах тебя побери?

– Не знаю, босс, они...

Чезаре направил свой пистолет на устройство внутренней связи и с яростным ревом выстрелил в него.

* * *

– Он убьет мою мамочку!

Пол Чьярамонте посмотрел в умные, проницательные глаза девочки и сказал, придав своему голосу как можно больше искренности:

– Нет, не убьет.

– Неправда! – крикнула Фрэнси. Она сидела у окна, наблюдая за людьми, которые прохаживались по бульвару.

– Почему неправда? – спросил Пол. – Ты была средством достижения цели, и твоя мамочка сделает все для твоего блага – даже предаст своих друзей. Бэд Клэмс очень хорошо это понимает. – Он хлопнул в ладоши. – И давай слезай с подоконника! Нечего демонстрировать всем свои прелести. – Он встряхнул волосами. – Говорил же я, если бы не ты...

– Без меня она ему не нужна. – Фрэнси отошла в глубь гостиничного номера. – Не надо было нам уходить без нее.

– Нам выпала такая возможность, и мы ею воспользовались, – сказал Пол. – Такова жизнь!

Девочка покачала головой:

– Нельзя бросать в беде людей, которых ты любишь, ни по какой причине!

– Сказала бы ты это моему папочке, – мрачно отозвался Пол. – Он бросил нас с матерью, бросил... вот так-то.

– Поэтому ты делаешь то же самое по отношению к членам семьи Абриола, которые относились к тебе как к сыну?

Он сжал руки в кулаки, но ничего не сказал.

Фрэнси вскинула голову.

– Неужели ты не понимаешь? – тихо спросила она. – Без меня мама ничего не скажет Чезаре, и он накинется на нее. Он запросто убьет ее!

Проклиная ее на все лады и посылая ко всем чертям, Пол озадаченно посмотрел на девочку.

– Да ты свою мамочку ни в грош не ставишь! Ты же ее недооцениваешь!

– Может, и так. А если ты ошибаешься? – Фрэнси не сводила с него глаз. – Мне кажется, Чезаре не принадлежит к числу ее поклонников.

Пол продолжал раздумывать, права она или нет, когда девочка сказала:

– Мы должны вернуться.

– Чего? – Он затряс головой. – Воском мне что ли залепило уши, не понимаю! Кажется, ты сказала, что нам надо вернуться?

– Да, – кивнула Фрэнси. – Мы должны вернуться за моей мамой.

Пол гоготнул:

– Да нас там тут же пристрелят! И твою мамочку тоже.

Девочка покачала головой:

– Нет, не пристрелят. Я нужна Чезаре.

– Ну конечно, кто же в этом сомневается! – Пол закатил глаза и тихо, отчетливо произнес: – Но мы же не хотим, чтобы ты попалась ему в лапы, а если мы вернемся, знаешь, что будет? – Он беспомощно развел руками, как бы говоря: «Ох уж мне эти детки-конфетки!»

– Не обязательно!

– Чего? – Пол так быстро повернул голову, что хрустнули шейные позвонки.

– Послушай, – сказала Фрэнси, подходя к нему ближе, – у меня есть идея.

– Ни о чем не хочу слышать. Ты же собиралась сразу ехать в аэропорт. Тогда Бэд Клэмс наверняка не сможет нас выследить.

– Ну да, это я сгоряча так решила, но потом хорошенько обдумала, как нам вернуться.

– Да ты просто свихнулась! Там же полно вооруженных бандитов! Как мы прорвемся в дом?

– Не проблема. Они сами нас пропустят. – Фрэнси заулыбалась. – Приставишь мне к виску пистолет и скажешь, что я сбежала, а ты меня поймал и теперь ведешь назад.

Пол уперся руками в бока.

– Ну-ну, умница, а дальше что?

– Дальше мы найдем мою мамочку и сбежим с ней вместе.

Пол вздохнул:

– Ну конечно, а Бэд Клэмс будет спокойненько сидеть и смотреть, как мы улепетываем...

– Конечно же, нет. Но если он попытается нам помешать, ты пристрелишь его.

Пол рассмеялся:

– Детка, ты слишком хорошо обо мне думаешь.

Фрэнси вскинула подбородок:

– Что, кишка тонка, да?

Чьярамонте так и подпрыгнул на месте:

– Ради Бога, перестань говорить так со мной...

– Как так? – В голосе девочки прозвучали металлические нотки.

Он замахал руками.

– Ну вот, заговорила как мужик, черт бы тебя побрал! Веди себя естественно!

– А Джеки тоже так делала?

Пол поджал губы и со свистом втянул воздух.

– Делала что?

– Она вела себя как девушка?

– Конечно, как девушка!

Это было ложью, и они оба это знали. Пол провел руками по волосам и сел на кровать.

– Черт побери! – Он взглянул на Фрэнси. – Вся моя жизнь пошла наперекосяк с того момента, когда я тебя увидел.

– Она уже давно шла наперекосяк. – Девочка подошла к мини-бару и открыла его. – Хочешь что-нибудь выпить?

– Не-а... ты цены-то видишь? Шесть баксов за банку кока-колы? Да пошли они...

– А тебе-то что? – Она бросила своему спутнику банку обычной кока-колы, а себе взяла диетической. – Ты же не собираешься платить за все это.

Пол засмеялся и отпил глоток. Напиток был почти так же приятен, как и пиво. Он не хотел пить при ней. Может, это было глупо, но он ничего не мог с собой поделать. Чьярамонте относился к Фрэнси, как если бы она была его собственной дочерью.

– И откуда ты взялась такая умная?

– Не такая уж я и умная. Просто очень быстро повзрослела, впрочем, я стала такой мудрой не без посторонней помощи, – брала пример с мамы, дяди Лью, сестры Мэри Роуз, то есть Джеки. – Она положила ногу на ногу и стала тихонько покачивать кончиком туфли. – Когда-то я просто ненавидела ее, называла маленьким фюрером. Правила, дисциплина, закон Божий. Однажды я сказала ей: «Тебе надо было быть часовым мастером или репетитором». Знаешь, что она мне ответила? «Наконец-то я слышу от тебя комплимент». – Фрэнси в задумчивости покачала головой. – Кажется, я тогда что-то швырнула на пол – гипсовую статую Девы Марии или что-то в этом роде. Она разлетелась на тысячу осколков.

– Ну и ну, не очень-то это здорово, – укоризненно произнес Пол.

Фрэнси отпила еще несколько глотков из своей банки.

– Ну да. Но сестра Мэри Роуз никогда не сердилась на меня, что бы я ни выкинула. Теперь-то я понимаю, как это было умно с ее стороны. Помнится, я все пыталась вывести ее из себя, а когда поняла, что это мне не удастся, потеряла всякий интерес к выходкам и перестала безобразничать. – Она сделала еще глоток кока-колы. – А знаешь, что было потом? Повзрослев, я узнала, что Джеки никогда на меня не жаловалась. Однажды мама сказала мне: «Сестра Мэри Роуз говорит, что ты просто ангел. Хотела бы я знать, как она этого добивается». – Фрэнси допила банку и отставила ее в сторону. – Вот тогда-то я и поняла, что сестра Мэри Роуз всегда на моей стороне, несмотря ни на что. Первый раз я увидела ее, когда мне было восемь лет, и с тех пор мы стали регулярно встречаться. Потом, когда появилась эта булимия и всякое такое... ты понимаешь меня?.. Мне нужен был человек, который не стал бы меня судить.

– Ага, а как же тогда все те правила, которым она заставляла тебя подчиняться?

– Но это были не ее правила, Божьи! – Фрэнси молитвенно сложила руки перед грудью. – Потом я нашла в ней родственную душу и полюбила ее. – Девочка засмеялась, но смех прозвучал несколько смущенно. – Представляешь, пока не появился дядя Лью, она, монашка, была единственным человеком, с которым я могла говорить обо всем на свете.

– Дядя Лью? Должно быть, ты говоришь о Лью Кроукере, бывшем полицейском, – сказал Пол.

– Ты знаешь его?

Чьярамонте отрицательно покачал головой:

– Я знаю о нем только то, что слышал от Бэда Клэмса. – Он помолчал немного, – Ты считаешь, он хороший парень?

– Да! – Глаза Фрэнси загорелись.

Пол поставил свою недопитую банку на мини-бар, потом вытер руки о собственные штаны. Вынув пистолет, проверил патроны. Потом убрал пистолет на прежнее место и повернулся к Фрэнси.

– Должно быть, я и сам с тобой совсем сошел с ума, но... – Он криво улыбнулся и покачал головой. – Ладно, давай вернемся и вытащим твою мамочку из этого бандитского гнезда.

* * *

– Ты так прекрасен.

Николас улыбнулся хрупкому мужчине европейского типа с короткой стрижкой и чувственными губами.

– Хочешь пойти со мной? Тут как раз неподалеку за углом есть отель любви...

– Извини, – сказал Линнер, – но у меня уже назначена встреча.

– Что ж, может, когда-нибудь в другой раз. – И европеец направился навстречу другому кандидату в спутники до отеля любви.

Николас прошел в бар для гомосексуалистов под названием «Двадцать одна роза» и заказал виски с содовой. Немало глаз было направлено в его сторону, но он не чувствовал себя в опасности. Нансёку, идея любовной страсти между мужчинами, имела в Японии весьма давнюю историю. Среди самураев проявление хоть малейшего интереса и любовной привязанности к женщинам считалось признаком слабости. Иметь в качестве любовника молодого мужчину или даже совсем юного мальчика – эта идея уходила корнями в культуру Древней Греции, где обожествлялись мужские формы и достоинства. В Японии гомосексуализм приписывался влиянию буддистских монахов, выходцев из Китая.

Николас заплатил за виски, повернулся лицом к залу и стал искать Такуо Хатту. О нем шла дурная слава, говорили, что пару раз в неделю он бывает то в одном, то в другом баре для гомосексуалистов, расположенном в этом районе. Жена Хатты сказала Николасу, что мужа нет дома, и он отправился его разыскивать, побывал в нескольких барах и наконец заглянул в «Двадцать одну розу». Мужские пары медленно танцевали на маленькой и тесной площадке. Многие прильнули друг к другу в сладострастном порыве. В помещении было темно и накурено.