Текст книги "Выбор Кота"

Автор книги: Эрик Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Дювалье задумчиво рассматривала карту.

– Занятно: никак не могу представить этих ребят во главе большой армии. Они мне кажутся скорее секретным элитным подразделением. Вообще-то, если это настоящее войско, тем лучше для нас. Мы их сможем вычислить и, чем черт не шутит, даже внедриться. Очень может быть, что это своего рода ответ куриан нашим Медведям – мощные отряды головорезов, чтобы колоть орехи там, где куриане не хотят подвергать риску своих Жнецов.

– Наемники вместо Жнецов? Ну что ж, тебе попались Жнецы, мне – люди. Может, это их версия команды прикрытия? Люди подменяют Жнецов днем, когда те спят, а Жнецы орудуют по ночам.

– Эта схема у них давно действует, Валентайн.

– Но они могут ее совершенствовать.

– На той горе, где мы с тобой встретились, я слышала, как Жнецы совещались. Это значит, что они не подчиняются одному и тому же Хозяину.

Курианский Хозяин управлял своими Жнецами посредством некой связи, той самой, через которую получал питательную энергию от ауры убитых Жнецом людей.

Пока Валентайн не видел в этих предположениях смысла.

– А что, если группа Хозяев решила разделить между собой ответственность за риск в борьбе против общего врага? Каждый из них отправил по одному своему Жнецу в общий отряд быстрого реагирования, чтобы… Нет, черт, это какая-то глупость. Чем дальше Жнец от курианина, тем слабее их связь.

Дювалье кивнула:

– Значит, курианам приходится много путешествовать. А это рискованно. Как только они обоснуются в своих укреплениях, ничто на свете не заставит их выйти оттуда. Они самые большие трусы на свете.

– Ты права. Это все непонятно. – В животе у него заурчало от запаха готовящейся пищи. – А вот что я понимаю, так это свой желудок. Давай-ка поедим.

Они принялись за хлеб и суп и какое-то время сосредоточенно жевали. На десерт у них были ранние сливы, и они соревновались, кто точнее и дальше выплюнет косточку. Валентайн выиграл в расстоянии, зато Дювалье плевалась с завидной меткостью. Они смеялись над винного цвета разводами на липах обоих. Нарезвившись вволю, словно дети, они наконец улеглись спать.

– Как ты стала Кошкой? Ты всегда была такой непоседой или это результат тренировки?

– И то и другое. Я выросла в курианской оккупации, в Эмпории, в Канзасе. Это городок на полпути между тем, что осталось от Топики и Уичито. Моего папу увели бог знает куда, в какой-то трудовой лагерь. Мама шила рабочую одежду. Эта часть страны называлась Гулагом Великих равнин. Я когда-то думала, что «гулаг» – это такое горячее кушанье, а потом мне сказали: это концентрационные лагеря. Моя мама была слишком молода и красива. Кое-кто из общества наведывался к ней. Общество – так мы называли Квислингов. За это она получала еду и разные вещи. Но я ненавидела эти визиты.

– Можешь не рассказывать, если не хочешь.

– У меня по сравнению с тобой преимущество. Я читала твой Q-файл. А ты обо мне ничего не знаешь. Разве только, что я спасла однажды твою задницу, а потом тебя завербовала. Я стала создавать проблемы, разнюхивая повсюду, выслеживая парней из общества. Они так задавались перед другими поселенцами, разъезжали на машинах. Господи, как я их ненавидела. Я начала устраивать пожары. Стала настоящей поджигательщицей.

– Поджигательницей, – поправил Валентайн и тут же об этом пожалел.

Он не мог избавиться от привычки, которую приобрел еще у отца Макса, когда помогал ему обучать школьников.

Но Дювалье не обиделась.

– Поджигательницей. Все началось с формы одного полицая. Пока он был с мамой, я стащила его мундир и сожгла в штольне. Когда я была маленькой, часто видела, как выжигают поля. После этого все вокруг становилось таким чистым, обновленным для молодых посевов и побеги так ярко зеленели на черной земле. Та форма была лишь началом. Потом мне всегда нравилось наблюдать, как огонь пожирает вещи, особенно если это были вещи полицаев. Однажды я спалила полицейский вагон с оборудованием внутри. Они тогда притащили к Жнецу двенадцать человек, каждые двенадцать часов – по одному. Все ждали явки с повинной. Я знала: старая миссис Финей видела, что это сделала я, но не выдала. Всегда удивлялась: почему? Мне было так плохо, и я все рассказала маме – ведь людей убивали из-за меня. Мама чуть не умерла, узнав об этом. Она села, уткнулась лицом в колени и заплакала. Она в тот год очень болела – теперь я думаю, у нее был сифилис. Она подхватила моего младшего братишку и пошла звонить по телефону, телефоны работали в этой части Канзаса. Я решила, что она позвонит кому-то из этих парней из общества, и дала деру. Убежала из дома в чем была. Почти год я жила сама по себе. И однажды я, совсем еще девчонка, попалась патрулю. Их было двое в машине – молодой и старый. – Ее голос вдруг стал тихим и каким-то безучастным. – Молодой подбил пожилого съехать с дороги, чтобы загнать меня в лес и там изнасиловать. Старик лишь открыл бутылку пива и сказал напарнику: «У тебя десять минут». Тот, второй, затащил меня в лес. Сама не знаю почему – я была тощая, грязная, мало чем отличалась от пацана. Сиськи от голода так съежились, что, считай, их не было. Он надел на меня наручники. Затем нагнул и стянул трусы, а потом опрокунул на спину. Он навалился сверху, пытаясь сунуть в меня свой член. Я что есть силы стиснула зубами его адамово яблоко. Он захрипел, все вокруг было в крови. Он попытался подняться, запутался в своих штанах и выронил оружие. Я вскочила и стала бить его ногами прямо в лицо. Он был здорово напуган и истекал кровью. Тогда я подпрыгнула и опустилась обеими ногами прямо ему на голову. Его челюсть хрустнула, но, скорее всего, он к тому времени уже умер, не могу сказать наверняка. Я знала, как выглядит ключ от наручников, но у меня заняло целую вечность найти его и затем вставить в замок. Мне ведь приходилось действовать на ощупь, сцепленными за спиной руками. И меня так трясло, что я то и дело роняла ключ. Казалось, прошли уже часы, и я боялась, что сейчас появится его напарник и убьет меня. Наконец я освободилась от наручников и подобрала оружие. Это оказался револьвер с белой рукояткой и вензелями на стволе. Он, видимо, его где-то украл. Револьвер был заряжен. Минут пять я пряталась в кустах, ждала, что явится напарник. А потом услышала, как он сигналит из машины. Я вылезла из кустов, трусы спущены, только кровь с лица наскоро обтерла. Я выбежала из лесу, держа пистолет за спиной, притворившись, будто все еще в наручниках. Я стонала и всхлипывала, это было не так уж трудно изобразить, если учесть, что только что случилось. Увидев меня бегущей к машине, старик взглянул мне на ноги и пробормотал не то: «Что, черт возьми…», не то: «Где, черт возьми…». Но он не успел произнести имя своего напарника – я с трех шагов пальнула ему прямо в лицо. И хотя его мозги уже забрызгали все вокруг, я еще два раза выстрелила в него через автомобильное стекло. Из машины полицаев я забрала все, что мне было нужно: отличную кожаную куртку, кое-какую еду, одеяла, компас, походные принадлежности. Оружие – пистолеты, дробовик и винтовку – я тоже захватила. Но на другой же день винтовку я бросила – слишком тяжело было нести оружие вместе с остальными пожитками. Я сожгла машину с патрулем внутри, что было идиотской затеей: привлекло внимание, и я едва сумела скрыться, ползком через болото. Еще в детстве я слышала, что на юго-востоке, в горах, есть место, где люди живут совсем по-другому, и решила пробираться туда. Мне это удалось лишь к зиме. Меня приютила семья по фамилии Дювалье. Они не знали, что со мной делать: я болтала без умолку. Казалось бы, мне следует помалкивать, но нет. Несчастный чиновник, которому поручили взять у меня показания, замучился их записывать. Я была наблюдательной, много чего заметила: где располагались посты, какой у них был транспорт. А на следующую весну у них был запланирован рейд в Ливенуорт. Там расположены тюрьмы, которыми пользуются Жнецы. Им нужны были разведчики и проводники, вот и вспомнили про меня. Хоть я была совсем еще зеленой, меня поставили во главе колонны. Я сдружилась с остальными разведчиками. Один из них был Кот по имени Рурки. Я ему понравилась и, прежде чем сама это узнала, была зачислена в его ученицы. С тех пор за последние восемь лет я возвращалась на Свободную Территорию всего четыре раза. Пять, считая этот раз, с тобой.

Когда Валентайн проснулся рано утром, у него в голове созрел план. Пока Дювалье спала, он еще раз его обдумал.

– Мы поедем на поезде, – сказал он, когда они приканчивали на завтрак остатки свежего хлеба.

– Хм? – промычала Дювалье.

Валентайн уже понял, что она соня и ей всегда нужно время, чтобы проснуться.

– Ты когда-нибудь путешествовала поездом? Я имею в виду не военный эшелон, а тот, что перевозит зерно или картошку.

– He часто. Но ехать на поезде – значит заезжать в паровозные депо. Они хорошо охраняются.

– Я делал это в Висконсине. Это рискованно, но возможно. В конце концов, в КЗ это обычный способ перемещения из пункта А в пункт Б. Я думаю, на это смотрят сквозь пальцы. Но для этого надо кое-кем быть.

– Ты имеешь в виду – квислингом?

Валентайн кивнул:

– Какую форму носят полицаи в этом Гулаге?

Она задумалась.

– По всему Канзасу их называют обществом. У них форма цвета хаки, как у полицейских, с погонами. На севере, в Небраске, они имеют больший вес и их обычно называют инспекторами. А в приграничных районах действуют вооруженные отряды, боевые. Ну, а в них, значит, числятся боевики. Инспекторы носят черную форму, с галстуком и все такое. Боевики ходят во всяком старье, зато почти все имеют полицейские пуленепробиваемые жилеты, с отличительными знаками и фамилиями на спине.

Он быстро соображал.

– Ладно, мы отправимся в Небраску за формой и кой-какими бумагами.

– У меня есть для нас поддельные документы. Я трудилась над ними, пока тебя гоняла Веллес. Я и еще могу сделать. Это премудрость, которой тебе еще предстоит научиться, Валентайн.

– Мы выдадим себя за путешественников. Лучше, если один из нас будет кем-то значительным или, по крайней мере, военным. В КЗ всякий опасается связываться с важными шишками, чтобы не попасть в лапы Жнеца.

– Это довольно опасно. Я предпочитаю держаться подальше от городов и воинских частей. Всегда что-то может пойти не так.

Он еще раз прокрутил в голове свой план, пытаясь нащупать слабые места.

– Риск можно свести к минимуму. Я повидал немало полицаев. Благодаря тебе все будет выглядеть правдоподобнее.

– Как это? – спросила она.

– Все, кто что-то собой представляет в Курианской Зоне, путешествуют с дамами. Ты вполне привлекательна, то, что нужно молодому офицеру-квислингу.

– Размечтался, Валентайн!

– Я только предложил. Даже если ты тоже будешь в форме, мы сойдем за офицеров, поехавших навестить родственников в Канзасе или старого друга в Омахе.

– Омахи больше нет, Валентайн. Это теперь руины на берегу Миссури, кишащие грогами, гарпиями, подземными змеями.

– Прости, забыл. Но все равно мы можем пересечь Гулаг и поискать след. Может, твоя сестра сбежала с парнем из «Ломаного креста», а я помогаю тебе ее найти? Много ли пропускных пунктов, скажем, на границе между Канзасом и Небраской?

– Нет, Гулаг простирается от Северной Оклахомы до Дакоты и от Скалистых гор до реки Миссури. Такие, можно сказать, княжества с сатаной на троне. Тут лучше подойдут взятки и обмен. Например, табак очень пригодился бы.

– Мы сможем раздобыть сколько угодно табака в форте Спрингфилд. У них должно быть и виски, которое в КЗ на вес золота. Слава богу, мы пока еще на территории Южного округа. Соберем урожай.

Она улыбнулась ему.

– О'кей, Валентайн, считай, ты меня подрядил. Мы поедем поездом. Но мне надо будет сделать парочку визитов, так что, как попадем в КЗ, позволь мне стать нашим штурманом.

На складе форта Спрингфилд, последнего поста на границе Свободной Территории Озарк, они запаслись кормом для лошадей. Дювалье и Валентайн доложились дежурному офицеру раз веду правления Южного округа; он будет хранить рапорт до их возвращения или же в течение года, после чего в силу вступят следующие процедуры.

Валентайн нашел здорового вьючного мула, и ему даже не пришлось употребить их влияние как Котов, чтобы заполучить это животное. Конюх, ухмыляясь, передал ему седло и поводья:

– Это дьявольское отродье. Ставлю пятьдесят баксов, что через пару дней ты пустишь его на бифштексы.

Кроме того, они подписали чек на изрядное количество дешевых сигарет, табака и папиросной бумаги, а также на несколько бутылок настоящего ликера. Лошадиный корм и продукты для себя они навьючили на спину мула.

По настоянию Дювалье, выйдя из города, они повернули на восток и еще на полдня задержались на Свободной Территории.

– Мы в Миссури не единственные разведчики. У куриан есть свои шпионы в каждом приграничном форте, не сомневайся, – пояснила она.

Валентайн удостоверился, что за ними нет хвоста, спешиваясь и прячясь за уступами холмистой местности в то время, как Дювалье вела его лошадь в поводу. Когда гвардейский патруль потерял их след, парочка повернула на север.

– Отличная работа. Ты справляешься, Валентайн.

– Как насчет того, чтобы называть меня просто Вал? – спросил он. – Так меня обычно зовут друзья.

– Смешно: мою фамилию тоже часто сокращают до Вал. Не будем же мы близнецами Вал. Зови меня Алисой или, если хочешь, Али.

– О'кей, Али. А я буду откликаться на Дэвида.

– Поглядим. Каждый раз, как я говорю «Дэвид», тут же вспоминаю Рю, с этим его отеческим тоном. Мне больше нравится Вал. Но если тебе понадобится быстро меня разбудить, зови Дювалье. Так орал мне в ухо старина Рурки, когда хотел, чтобы я мигом оказалась на ногах.

Они решили, что будут продвигаться по штату Миссури вдоль его западной границы, среди холмов восточнее Канзас-Сити. Затем пересекут реку Миссури где-нибудь в районе Сент-Джозефа, войдут в Небраску и там, вокруг Линкольна, начнут искать поезда западного направления.

Еще не уйдя далеко от размытых границ территории Южного округа, они перешли на ночные марши. Днем встреча с врагами была опаснее, поскольку троги, обитающие в долине Миссури, предпочитали нападать в светлое время суток. Как следует отдохнув после полудня, они взяли курс на закат по старой дороге. У мула было особое мнение насчет путешествия по ночам, и он предпринял все возможное, чтобы настоять на своем. Он то и дело останавливался, как вкопанный, и они не знали, как сдвинуть его с места.

– Не удивительно, что конюх так легко с ним расстался, – заметил Валентайн.

– Может, его чем-нибудь поманить? – предложила Дювалье. Она толкала мула сзади, в то время как Валентайн тащил его спереди. – У нас еще остались сливы?

– Это будет действовать, пока сливы не кончатся. Но уж потом он и шагу без них не сделает.

Проблему с заупрямившимся мулом удалось решить с помощью приема, который Дювалье в шутку окрестила «танцем буги-вуги». Когда Валентайн тащил мула за уздечку, тот двинул его так, что чуть не оторвал Валентайну ухо. Кровь потекла по его лицу, и Валентайн ринулся в лес, вскоре вернувшись оттуда с длинным тополиным прутом. Молотя свистящей веткой по земле, воздуху, мулу, поклаже, он выкрикивал какие-то тарабарские ругательства. Это необычное представление побудило мула по собственной воле припустить вдоль дороги. Отныне всякий раз, когда мул объявлял забастовку, Валентайн принимался размахивать своим прутом, осыпая упрямое животное непереводимыми проклятиями, которые, как ни странно, имели действие. Мул тут же пускался в галоп, спасаясь от противных криков и ударов.

– Нам скоро придется установить дежурство, – сказала Дювалье чуть позже, когда они остановились перекусить.

– Почему?

Она потянула за молодой кленовый побег.

– Начисто обглодан.

Кто-то ободрал с ветки листья и кору, оставив ее голой, как крысиный хвост.

– Гроги?

– Да. Если ты когда-нибудь присматривался к их дерьму, то знаешь, что их желудки не очень-то переваривают эту пищу.

Валентайн напряг слух и обоняние, но не учуял в лесу никого, кроме совы где-то вдалеке.

– Служба Волком лишала меня такого удовольствия. Я никогда не патрулировал в Миссури, только пересекал эти места несколько раз к востоку отсюда.

– Точно не знаю, способствуют листья и кора их пищеварению или они их просто заглатывают, чтобы утолить голод. В любом случае, если видишь обглоданные ветки, знай – здесь прошли гроги. И эти знаки сохраняются дольше, чем их следы. Или дерьмо. И первая очередь дежурить выпадает мне, – Она ущипнула его за нос и потянула, чтобы он лучше улавливал легкий ночной ветерок. – Бог знает почему, но я не могу заставить идти этого мула.

Уладив проблему с мулом, Валентайн обнаружил, что ему нравятся ночные переходы. При его нынешнем кошачьем зрении ночной приглушенный пейзаж был отчетливее, чем, как он помнил, при самой яркой луне. Слух его тоже не подводил, в темноте их сопровождали звуки ночных насекомых, а сами Коты передвигались намного бесшумнее, чем их дневные противники. Валентайн и Дювалье укладывались спать сразу, как рассветет, предварительно поев, и дремали в течение всего жаркого дня. Даже мул привык к этому распорядку.

Несколько раз они сталкивались со следами Волчьих патрулей, но они становились все более редкими по мере того, как Коты приближались к старому коридору Канзас-Сити – Сент-Луис. Если на первом отрезке их пути и имелся опасный пункт, то им был именно этот коридор. Теперь они действовали но очереди: один из них шел впереди, присматриваясь и прислушиваясь, а второй вел мула. Однажды, когда Валентайн всматривался в лес в излюбленном грогами районе на границе штатов, мул вздумал заорать в ночной тиши. Валентайн поклялся, что утром же разделает эту тварь на бифштексы. Но мула то ли никто не услышал, то ли услышали, но не захотели связываться, только все обошлось. Они прошли опасный коридор, не встретив ничего, кроме следов и отпечатков колес.

Было дежурство Валентайна, когда он их учуял. Три грога спали спиной к спине, как буддийские статуэтки, на поросшем лесом бугорке.

Он вытащил меч и помахал Дювалье.

– Пистолеты или сабли?

– Ни то ни другое.

– Они же храпят.

– Мы, конечно, можем их убить. Но их будут искать. Ладно, мы прикончим и этих. Тогда с любой стороны появится еще сотня.

– Когда я был Волком…

– Не хочу больше этого слышать. Теперь ты Кот, и этим все сказано. Убивать патрули грогов теперь не твоя задача.

К рассвету они уже были в нескольких милях от коридора и продвигатись на северо-запад. На подступах к Великим равнинам местность становилась более пологой. Они пополнили свои скудеющие запасы и накормили лошадей дикими злаками и бобами, обычными для этих мест. Коты устанавливали в подходящих местах ловушки, две-три каждое утро, и редкий день у них не было какой-нибудь живности, чтобы сварить в котелке.

Валентайн и Дювалье начинали читать мысли друг друга. Им уже почти не нужно было общаться при помощи жестов. Проходили дни, и они учились все больше и больше полагаться друг на друга без слов. Когда Дювалье содрогалась в мучительных приступах дизентерии (она ела мясо, к которому Кот-новичок даже не мог притронуться), Валентайн набрал полную рубашку коры вяза и заварил ее крутым кипятком, дал остыть и процедил. Он поил ее этим снадобьем три раза в день, и болезнь отступила.

Они отпустили лошадей и мула на берегу Миссури. Валентайну жаль было расставаться с мулом – ему будет не хватать строптивого спутника. Борьба с коварным животным сплотила двух Котов, как родителей непослушного ребенка. Они оставили лошадей и мула пастись среди сочной травы и белых головок клевера, взвалили на плечи тяжелые пожитки и вступили на территорию Гулага.

6
Юго-Восточная Небраска, июль

Гулаг Великих равнин – пшеничная и кукурузная житница общественно-экономического устройства куриан. Коллективные хозяйства с такой жесткой дисциплиной, что и Сталин позавидовал бы, рассеяны по широким просторам равнин. Этот плодородный край разделен на районы диаметром примерно пятьдесят миль, в каждом из них возвышается элеватор для зерна с подходящей к нему железнодорожной веткой. В центре круга, как паук в своей паутине, – хорошо охраняемая крепость местного курианского Хозяина. Его глаза, уши и прожорливость воплощены в Жнецах. Жнецы передают приказы Хозяина нижестоящим инспекторам и управляющим и следят, насколько ревностно выполняют свои обязанности те, кто освобожден от повинности отдавать свою жизненную ауру на корм курианскому Хозяину.

Торговля на этой территории сведена к простому товарообмену. Вагоны с зерном и кукурузой отправляются из Гулага в города и возвращаются с оплатой – несколькими дюжинами рассортированных пленников, преступников, бродяг. Инспекторы выгружают этих несчастных и ведут их на верную погибель, зная при этом, что каждая безымянная жертва голодному курианскому Хозяину – это чей-то друг или сосед, обреченный на смерть глубокой ночью. Ходят слухи, что в Далласе, Чикаго, Атланте и Сиэтле так же энергично, как при Старом Мире, действуют товарные биржи, торгующие пшеницей, кукурузой, соей, ячменем и бобами в обмен на человеческие жизни. Эти торги узаконены и проводятся бухгалтерами и поставщиками курианских Хозяев, которые бьются за лучшую цену, выраженную в телах, за тонну, совершая фьючерсные сделки на тех, у кого нет будущего.

Линкольн, бывшая столица Небраски, – типичный пример курианского правления в Гулаге. Хозяин обитает, весьма обособленно, в четырнадцатиэтажной каменной башне, нависающей над остальными, более низкими городскими постройками. Ее прочная конструкция, командное положение и многочисленные ниши и статуи соответствуют мании величия ее обитателя. Хотя одной ценной статуи, относящейся к предкирианскому времени, недостает: стоящего в задумчивости Линкольна, работы Дэниела Честера Френча. Считается, что куриане уничтожили статую, так же как и более известный памятник Линкольну в Вашингтоне. Но кое-кто утверждает, что он был похищен из города и сейчас спрятан на западе, на одной из Свободных Территорий, как тайный символ свободы.

Население района называет курианского Хозяина Номер Первый, и нет ничего важнее для местных полицаев, чем объявление входящего в комнату курьера: «Приказы от Номера Первого». Прямо напротив наводящей ужас башни стоит здание бывшей городской мэрии, сейчас его называют управой. Здесь находятся штаб-квартира инспекторов и вместительная тюрьма – последняя остановка для тех, кто предназначен на корм Жнецам. В городе также проживают ремесленники и технический персонал, обслуживающий курианский порядок, и здесь же базируется главный военный склад. Их бронированные автомобили и грузовики содержатся в огромном ангаре, некогда принадлежавшем компании «Першинг». Районный директор, держащий в руках бразды правления внутри курианского владения, проживает (с любезного позволения Номера Первого) в губернаторском особняке колониально-георгианского стиля. У этого здания плохая репутация: убийства, самоубийства, а также организованная Жнецами по ошибке «зачистка» привели к гибели нескольких директоров и их семей. Самоубийства особенно огорчили курианина – он усмотрел в них бесполезную растрату жизненной ауры.

У линкольнского Хозяина шесть Жнецов. Один-два из них всегда находятся в главной башне в качестве телохранителей и глашатаев. Еще один кружит по городу, присматривая за обстановкой в Линкольне, а другой – почти всегда в полях, в сопровождении свиты инспекторов – наводит страх всюду, где появляется. И наконец, двое оставшихся охотятся на нейтральных землях, разделяющих курианские владения, следя за безопасностью своей территории и подпитывая Хозяина случайными бродягами, беглецами и уснувшими на дежурстве военными.

– Это еще что такое? – спросил Валентайн, заглядывая в окно с разбитым стеклом припаркованной патрульной машины.

Это было странное на вид транспортное средство: приподнятый домкратом старый полицейский броневичок на толстых шинах внедорожника, с потерянными колпаками. Прежние отличительные знаки скрылись под камуфляжной коричнево-зеленой окраской.

Никогда не видел дырки, которые оставляют Жнецы? – поинтересовалась в ответ Дювалье, рассматривая неприглядную сцену внутри машины. Бронзовые мухи роились вокруг рваной раны. – Они просовывают свой язык прямо над ключицей. Лучше не придумаешь, чтобы проникнуть в сердце или большую артерию.

– Это случилось только что. – У Валентайна побежали мурашки, как если бы он вступил в ледяную воду. Жнец, должно быть, находился прямо за холмом, мимо которого они проходили.

– Повезло, что он уже ушел. – Дювалье сняла ключ с ремня мертвого тела. – Черт, никаких знаков.

– Но зачем, спрашивается, Жнецу убивать своего же полицейского?

Дювалье дотронулась до трупа:

– Еще не остыл. Возможно, это был Жнец-браконьер из Канзаса. Но вряд ли: он вероятнее напал бы на крестьянина, чем на солдата. Скорее всего, капюшонник застал полицейского спящим на посту.

– Надо отдать должное, курианское правосудие весьма эффективно.

– И решает для нас одну из проблем. Ты говорил о том, чтобы украсть форму. Вот она.

Валентайн старался не смотреть на ее ягодицы, пока Дювалье влезала через окно внутрь машины.

– Ты имеешь в виду жилет? Его придется чистить. Давай-ка вытащим тело целиком.

– Зачем? Ты хочешь похоронить его по христианскому обычаю? – Она плюнула прямо в лоб мертвому военному.

– Нет, просто они заподозрят что-то неладное, если обнаружат его тело без жилета и удостоверения.

– Твоя идея, ты и тащи. Лучше вскинь его на плечо, он скоро окоченеет, – сказала она, надевая лапы.

– Зачем они тебе? Думаешь, Жнец сюда вернется?

– Омаха – вотчина грогов. Мы представим дело так, будто это они разделались с трупом.

– А они разве притронулись бы к человеку в форме?

– Это еще те пираты. Мне рассказывали, что они не подчиняются приказам ни квислингов с востока, ни Жнецов с запада. И пока они не набредут на шоссе или железную дорогу, действуют, как им заблагорассудится. А еще гарпии, например, могли почуять кровь и напасть на тело. – Алиса поскребла крышу и капот машины когтями лап. Этот звук болезненно отозвался в чувствительных ушах Валентайна. Она заглянула внутрь. – Я бы оставила следы и на обивке, но не думаю, что это кто-то заметит. Три поколения выращенных на кукурузе военных сделали свое дело.

Валентайн обыскал автомобиль и остался разочарованным. Немного еды, кое-какие инструменты, помповое ружье да коробка патронов – вот и вся добыча. Он также обнаружил кольцо для ключей, размером с кулак, на котором, как бусины на шнуре, были нанизаны разноцветные диски. Дювалье объяснила, что диски заменяли деньги и имели хождение только в самом Линкольне, но не где-то еще в КЗ. Он все же на всякий случай спрятал их в карман. Грога наверняка забрали бы ружье, хотя бы на продажу, поэтому он era тоже забрал, прихватив и патроны.

– Даже радио нет. Просто дикари какие-то, – заметил Валентайн, взваливая труп на плечо.

Когда они свернули к западу от дороги, Дювалье замела следы.

Они привязали к телу камни и утопили его в болотце поблизости от мелкой речушки, по которой вышли к той машине. Вдалеке показались огни – первые с тех пор, как они покинули Миссури.

– Мы на окраине владений Номера Первого в окрестностях Линкольна. Если будем двигаться на север, то выйдем к железной дороге между Линкольном и Омахой. И там уж дело будет за тем, чтобы пристроиться к первому же идущему на запад составу.

Небо окрасилось зарей, и они устроились в высоких прибрежных кустах переждать дневную жару. Находясь в двух шагах от вражеской территории, Дювалье предпочитала естественные укрытия старым мостам и сараям. Она исследовала жилет и бумаги мертвого полицейского.

«ПРИС У» было написано поперек жилета на спине, а в удостоверении в графе «имя» значилось: Прис, Уэсли.

– Хм. О'кей, Вал, как тебе – Уэст Рис?

– Похоже на какое-то техасское блюдо из риса. А ты сможешь это сделать?

Она достала миниатюрный скальпель и бутылочку чернил.

– Да запросто. Только сначала отдохну, чтобы сосредоточиться. Разбуди меня попозже, к ланчу, Рис.

– Будет сделано, Фасоль.

Она сдержала слово и к вечеру стерла букву «П» со спины жилета, а там, где получилось не очень хорошо, поставила чернильные пятна. Валентайн примерил жилет. Чтобы его было удобнее носить, полицейский с внутренней стороны прикрепил кожаные прокладки, пришив к ним слой марли. В тяжелом жилете было жарко, даже если расстегнуть боковые застежки. Дювалье мастерски подделала удостоверение – наклеила поверх старой фотографии новую, сохранив печать при помощи острого кончика маленькой отвертки. Когда чернила высохли, она сложила бумагу и заставила Валентайна сунуть ее себе под мышку на часок.

– Ничто не придает документу большей правдоподобности, чем следы пота, – пояснила она.

– Можно подумать, они сами сделали это для нас, – сказал Валентайн, раскрывая влажное удостоверение и разглядывая его, чтобы получше запомнить указанные в нем сведения.

– Сгодилось бы, собирайся мы сидеть на одном месте. Но в Гулаге множество курианских лагерей. И в них пользуются разными документами. Нам понадобится целый рюкзак фальшивок. В окрестностях Линкольна мы в относительной безопасности, покуда не столкнемся с кем-то из приятелей Приса. В городе это, скорее всего, может быть кто-то из инспекторов.

– А меч не вызовет подозрений?

– А ты взял его у мертвого грога – он тебе показался ценным. Однажды в Оклахоме я видела территориала, разгуливающего бог знает почему с боевым топором, чертовски тяжелой штуковиной.

– Как скажешь, босс.

Меня больше беспокоит твой автомат. Этот большой круглый магазин сразу бросается в глаза. Любая вещь, которую никогда прежде не видел, кажется подозрительной. Его можно высунуть, но ненамного.

– У меня есть для него стандартная обойма. Или еще лучше – буду держать его незаряженным.

– Годится, – кивнула Дювалье. – А то это оружие, если не считать приклада, такое странное. Будто ты сам его смастерил.

Ночью они исследовали окрестности деревни, пробираясь сквозь кукурузные поля. Большинство домов с освещенными окошками сбились в небольшие группы, но и отдельно стоящая ферма оказалась обитаемой.

– Осталось не так много жаток и комбайнов, – заметила Дювалье, когда они проходили мимо высокого памятника Джону Диру, за которым, было видно, тщательно ухаживали. – Статуи опять стали делать конными. Куриане заставляют над ними потрудиться.

– Где ты планируешь вскочить в поезд?

– Я думала, это ты у нас знаток таких путешествий. Может быть, на реке Платт, между Омахой и Линкольном. Пойдем вдоль нее на север, пока не упремся в мост, и вспрыгнем там на поезд. Они всегда замедляют ход на мосту – никогда ведь неизвестно, что могут выкинуть эти изобретательные Волчьи патрули.