Текст книги "Кровь черного мага 1 (СИ)"

Автор книги: Эрик Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Кровь черного мага – 1

Глава 1

Мне всегда везло с родственниками. Чего только стоила моя тетка, старая ведьма Цецилия. Но иметь кузена оборотня, мне показалось, это уже перебор. Точнее показалось в тот момент, когда Финбарр схватил меня за горло и потащил на край крыши полуразрушенного донжона.

– Как ты мог, Харди! – рычал он в бешенстве. – Как ты мог так поступить со мной? Я думал…

От возмущения у него не нашлось слов. Вокруг разлился жуткий вой, от которого меня продрало морозом. Но это выл не Финбарр, а банши, принадлежавшая нашему роду. Интересно, кому на этот раз она предрекала смерть?

Я вцепился в руку кузена, пытаясь ослабить его хватку и упираясь ногами в неровности старой каменной площадки. Но эффекта от сопротивления не было никакого.

Финбарр дотащил меня до того места, где чернел провал и где зубцы башни давно разрушились. Внизу, метрах в тридцати под отвесной стеной замка, принадлежавшего нашему дяде, находилось нагромождение камней.

Над нами в черном ночном небе громыхнуло. Очередная вспышка молнии отразилась в полных ярости желтых глазах оборотня. Еще через миг под ногами ощутилась пустота.

– Я думал мы друзья, Харди, а ты ублюдок, каких еще поискать! – с презрением произнес Финбарр.

К сожалению возразить я ничего не мог, придушенный его ручищей. И сам же виноват, что хватка у него теперь железная. Моя задумка сделать кузена настолько сильным, что он мог бы порвать любого мага до того как тот начнет кастовать заклятия, обернулась против меня самого. Я захрипел, пытаясь выдавить хоть слово. В глазах стало темнеть от нехватки воздуха и теперь я почти не различал очертания руин, проступающих в чернильной ночной темноте в свете молний. Пальцы соскользнули с руки оборотня.

Жаль, что он не напал на меня в облике волка и не вцепился зубами. Попробовав мою кровь на вкус, он очень бы пожалел. Точнее, даже пожалеть бы не успел. Ну и я тоже хорош – недооценил его. Кузен, сильный, высокий и атлетичный имел характер кроткого ягненка. И до меня только сейчас дошло, в какую моральную пропасть я его толкнул. И что сейчас он действительно готов убить меня. Вот черт!

– Будь ты проклят, Харди, – прорычал Финбарр и швырнул меня во тьму.

Я падал с какой-то невероятной высоты. Что было внизу – не разобрать, то ли черные скалы, то ли всего лишь отражение гор в ночной спокойной воде озера. Ледяной воздух обжигал щеки так, словно с них сдирали кожу. Было больно дышать. Воздух проникал в легкие и казалось, что там он превращается в куски льда.

Я сел в постели задыхаясь. Вытер мокрый лоб. Опять этот проклятый сон… Комнату заливал сумеречный свет. В окно хлестал ливень, а в дверь настойчиво колотили.

– Эгихард! У тебя все в порядке? Эгихард⁈ – послышался малоприятный голос тети.

Следом я услышал короткое заклинание, ключ повернулся сам собой в замочной скважине и дверь распахнулась.

Увидев меня, тетушка Цецилия застыла на пороге. На вид ей было лет под шестьдесят. Высокая, сухая и прямая как жердь. С черными как вороново крыло волосами. Специально красила для образа, являясь в действительности платиновой блондинкой. Стоит теперь, прожигая меня серым как Ваттовое море взглядом.

– Это моя комната, – мрачно глядя на ведьму, произнес я. – Кто вам позволил ко мне вырваться?

– Я стучу уже десять минут…

– И? Я у себя дома, – я все-таки разглядел тревогу во взгляде опекунши. – Что случилось? Пожар? Наводнение?

– Кто-то из младших сказал, что дамбу прорвало и что Геркулес взбесился, а за вожаком – весь табун.

– Герке взбесился? С чего бы?

Тётя пожала плечами и добавила:

– Но у тебя еще совершеннолетие скоро, Эгихард…

– Скоро? Вы забыли когда?

Цецилия разгладила складки на юбке черного длинного платья, посмотрела на меня сквозь прищуренные глаза.

– Мы с тобой это уже обсуждали, Эгихард. То, что случилось девять лет назад… те, кто убил твою семью…

– Да, они как раз ждали девять лет, чтобы прийти и добить меня. Кому нужен маг, не умеющий колдовать? К дьяволу вашу паранойю.

Цецилия посмотрела на меня с неодобрением.

– Слишком много вопросов осталось из-за случившегося, – сказала Цецилия и добавила примирительно. – И я уже объясняла. Твое обучение не завершилось. А магии нужно время. Уверена, она проявится. И не важно когда. Сейчас или когда твои волосы поседеют от старости.

– Да я от вас скорее поседею, – произнес я и выбрался из постели.

Глянул в окно – там всё потонуло в серой дождливой мгле.

– Сам проверишь или мне из младших кого-то послать? – спросила Цецилия.

– Сам. Если там действительно наводнение, надо табун собрать и перегнать в верхнее пастбище. А Геркулес только меня слушает. Который, кстати, час?

– Уже давно за полдень.

С этими словами тётя исчезла с моего порога, будто ее и не было. Я стащил пижаму, умылся и, хмурясь, принялся одеваться. Слова Цецилии о событиях девятилетней давности окончательно испортили настроение. Я не помнил практически ничего, что происходило до момента, когда мою семью убили. Да и что случилось в тот проклятый день, я тоже помнил очень смутно. Всего несколько обрывочных образов. Огонь, крики, лица убитых родителей… Как призраки, воспоминания просачивались в сны, но ответов о случившемся не приносили.

Я поежился. В доме было холодно. Видимо кто-то из младших приемышей Цецилии не уследил за отоплением и дом очень быстро остыл, учитывая, что сейчас, в конце октября, лили непрерывные дожди и дули пронизывающие ветра. Я еще раз взглянул на окно и надел вместо ботинок болотные сапоги, стянул с вешалки куртку, а следом черный длинный дождевик.

В комнату заглянула взлохмаченная голова.

– Эги, доброе утро…

Я хмуро посмотрел на девушку. Она, увидев, что я не в настроении, улыбнулась, провела рукой по соломенного цвета волосам, приглаживая их, потом, расстегнув верхнюю пуговку, стащила с плеча ночную рубашку.

– Алике, не сейчас.

– Я слышала про дамбу. Но если бы это было так, твоя тётушка Цилли уже кричала бы на весь дом. И всех бы туда погнала.

Я увидел, как она расстегнула вторую пуговку, потом третью. Выдохнул сквозь зубы. Грудь у Алике была как у девушек с плакатов, рекламирующих Октоберфест. Она между тем зашла в комнату, закрыла дверь. Ее ночная рубашка соскользнула на пол.

– Давай по-быстрому, – шепнула она мне на ухо, обняв за шею.

– По-быстрому? С тобой? – я недоверчиво хмыкнул, обняв ее одной рукой. В другой я всё ещё держал куртку с дождевиком. – Сегодня что, Луна не в том знаке?

Ее глаза сузились и она притворилась рассерженной. Однако шаловливая ладошка Алике забралась под рубашку, скользнула вниз.

– Умела бы колдовать, навела бы порчу на девок из деревни, с которыми ты развлекаешься.

– Бессердечная. Я бы ужасно расстроился.

– Правда?

– Нет.

– Кто тут тогда бессердечный?

– Ты знаешь.

Я посмотрел ей в глаза. Видимо раздражение от недавнего разговора с Цецилией еще не исчезло, слова прозвучали грубо и жестко. На лице Алике отразилась некоторая растерянность.

– Эги, прости, я не поняла, что ты так сильно рассержен, – прошептала она.

Я чмокнул ее в губы и глянул так, что Алике мгновенно вспомнила, что я не нуждаюсь в сочувствии.

– Одевайся, а то совсем уже замерзла.

Я провел пальцем про ее плечу, по которому пошли мурашки. Выпустил девушку, стал натягивать куртку, а следом дождевик. Алике подобрала свою рубашку.

– Подожди, я с тобой пойду.

Она скрылась в своей комнате. Я прихватил мешок, где лежал аркан. Где-то в глубине дома зазвонил телефон.

Через пять минут мы спустились вниз по старой скрипучей лестнице. Внизу в холле тетушка Цецилия разговаривала с кем-то по телефону, задумчиво накручивая шнур от трубки на палец. Проводила нас недовольным взглядом, но от разговора не оторвалась.

Мы с Алике вышли на улицу, сбежали с терпа, на котором стоял дом. Древний земляной вал много столетий служил защитой от наводнений, возвышаясь метров на семь над уровнем моря. Впрочем, дамбу уже лет как двадцать не прорывало.

– Что-то не вижу никакого наводнения, – заметил я.

– Вряд ли бы Цилли ошиблась насчет этого. Точно кто-то из младших что-то напутал, – ответила Алике.

Я процедил проклятие.

Мы направились в сторону загона, который прилегал к границе дамбы и где сейчас находился племенной табун. Надо было всё-таки проверить, всё ли в порядке.

– Защищаешь ее? – бросил я на ходу.

– Если бы не Цилли, я оказалась бы в приюте. Сам знаешь, какие истории про него рассказывают. Особенно про то, что там делают с «пустышками»… – едва слышно отозвалась Алике. – И ты тоже туда бы попал…

– Пока воздержусь от благодарности. Как наступит совершеннолетие и я узнаю, что с моим состоянием, тогда и поговорим о достоинствах моей тёти.

– Эги…

– У нас похожие истории, Алике. Кто-то убил наших родителей. И родителей всех остальных приемышей. А потом появилась Цецилия и взяла нас всех под свое крыло.

– Но она слабая колдунья, ее магия в разы слабее магии, которой обладали наши родители.

– Ты это помнишь? Или повторяешь сейчас её слова?

Алике поджала губы. В какой-то миг мне показалось, что по ее щекам стекают не капли дождя, такое было выражение её лица.

– Цилли сказала, – выдавила она из себя. – Всё точно так же как у тебя, Эги. Обрывочные воспоминания. Всё – как в тумане. Я… Я иногда просыпаюсь и думаю, а происходило ли всё это? Не приснилась ли мне прошлая жизнь, когда родные были еще живы? Тебе ведь тоже это снится, сны о прошлом?

Я промолчал. Разговор, болезненный для нас обоих, угас и мы ускорили шаг.

По капюшону колотили крупные холодные капли. Под ногами хлюпало, пружинила напитавшаяся влагой земля. Высокие травы маршей, побуревшие по осени, но уже с новой, пробившейся зеленью, пригибало к земле струями ливня. Все вокруг превратилось в серую размытую пелену. Где-то левее в дождевой мгле чертил яркими снопами света Пильзумерский маяк, построенный наверху дамбы.

Я покосился на Алике, натянувшую капюшон на лицо. Точно сейчас на ее щеках был не дождь. Я обернулся.

Позади в серой дождевой хмари исчез дом на холме. Еще раньше за ним где-то в дожде растворились другие древние валы – верхние пастбища.

Я шел и думал, что мне снились совсем другие сны. Бесконечное падение в бездну. О прошлой жизни тоже были обрывочные и весьма смутные воспоминания. Но они не тревожили меня во снах. И это место, где я сейчас жил, оно не являлось моей родиной. А где я родился – это тоже было в тумане.

Всё это вызывало многочисленные вопросы, на которые надо было когда-то найти ответы. И я поклялся самому себе, что обязательно это сделаю. Докопаюсь до истины. Найду убийц моих родителей, братьев и сестер, и ключи к своей памяти.

– Эги, – подала снова голос Алике. – Цилли говорит, что ты нас всех выгонишь, как только наступит твое совершеннолетие…

– Никто из приемышей не принадлежал к бедным семьям. Ты сама понимаешь, что сейчас говоришь?

– Но… Если ты вдруг прав насчет тёти… И у нас ничего не осталось?

– Тогда надо жаловаться в профсоюз магов.

Алике уставилась на меня огромными от удивления глазами. И в них стояли слезы.

– Прости, дурацкая шутка, – я притянул ее к себе, приобнял. – Хотя, во фризскую Гильдию магов действительно можно подать жалобу.

– Эги…

– Я никого не буду выгонять, Алике. Хотя тётушку я бы выгнал.

– И из-за нас тебе придется её терпеть…

– Скорее ей придется терпеть меня, – я посмеялся, обнимая Алике крепче.

В голову пришло, что надо было плюнуть на слова Цецилии и остаться дома, затащить Алике в постель и чтобы было не по-быстрому, а как обычно – долго, жарко, приятно. Я поцеловал ее. На губах ощутился соленый вкус. Всё-таки Алике плакала. На неё не похоже. Она обычно не расклеивается. Но видно накопилось. Да и тетушка в последнее время давила морально и запугивала всех моим совершеннолетием и перспективой остаться без дома. Чертова манипуляторша.

«Не вычистите хорошо лошадей – Эгихард вас выгонит», «Не помоете машину – Эгихард вас выгонит», «Не ощиплете всех кур – Эгихард вас выгонит». В итоге она доводила всех до слез. А потом кто-то из них начал таскать мне конфеты и печенье, пытаясь таким образом задобрить. За ним потянулись остальные. Я пока молча наблюдал за происходящим, не понимая, что за «кашу» заварила моя тётя. Высыпал потом накопившиеся горы сладостей обратно в блюдо, которое стояло на столе в гостиной и всегда было для всех доступно. Сладкое я терпеть не мог.

– Пойдем, – я потянул Алике за собой. – Проверим, что с лошадьми и вернемся домой.

Впереди проступили очертания ограды и я увидел что она сломана. Где-то недалеко слышались знакомые детские голоса, переговаривающиеся о том, как поймать сбежавших лошадей.

Хотя непонятно – я увидел, что вожак табуна Геркулес, которого я звал просто Герке, всё ещё находился с большей частью лошадей в пределах загона. И в обычных обстоятельствах ни одна лошадь без него никуда бы не убежала.

– Ой, там Лоххи! – воскликнула Алике.

Я посмотрел, куда она указывала, и увидел исчезающую в дождевой дымке кобылу, которая должна была скоро ожеребиться. Да какого черта её выпустили к остальных лошадям? Она должна была находиться в специально отведенном стойле.

– Я за ней, – Алике побежала прочь.

Между тем в загоне творилось что-то странное.

Лошади, сбившись в кучу, словно обезумев, носились по кругу, со злым ржанием и всхрапываниями. Длинные гривы фризов слиплись в сосульки от ливня. Вместе с гневным ржанием в воздух вырывались облака пара. Геркулес в центре этого живого черного водоворота вставал на дыбы и словно пытался на кого-то обрушиться всей своей мощью.

В голову пришла дурацкая мысль, что в табун забрался хищник. Волк или медведь. Хотя откуда в наших болотных краях волки и медведи? Лисы еще встречаются. Но на лисицу бы лошади так не реагировали. Я залез на ограду, пытаясь рассмотреть, что происходит.

И наконец увидел его. За черными спинами, оскалившись, отступал от Геркулеса серый, как дождливая пелена, чужой жеребец.

– Ах ты ж гад, – выругался я.

Неужели кто-то из конкурентов додумался подпортить нам породу? Достав из мешка аркан, я рванул вперед, рискуя быть раздавленным и издавая условный свист, к которому привыкли лошади. Они пряли ушами, но всё же пропускали меня к эпицентру драмы. А потом что-то произошло. Узкий коридор, который образовали для меня лошади, схлопнулся. Я влетел в чей-то круп, рядом клацнули лошадиные зубы, в спину пихнули так, что я чуть не свалился под копыта.

Я вцепился в гриву первого попавшегося коня. Запрыгнул на спину. Что теперь терять – они тут все уже взбесившиеся. Необъезженный конь подо мной попытался крутиться и брыкаться, но плотно прижавшиеся к нему другие лошади мешали.

Я огляделся. Чужак между тем, прорвав ограду в другом месте, мчался по склону дамбы наверх. За ним с гневным ржанием следовал Герке. А за Геркулесом через мгновение сорвался весь табун.

Я едва не свалился, когда конь подо мной резко перешел на галоп, догоняя остальных.

– Да чтобы вас всех черти сожрали, – выругался я, сжав коленями бока и стараясь не слететь со скользкой мокрой конской спины.

Конь между тем достиг верха дамбы и, перевалив через вершину, не притормаживая, помчался дальше. И тут у меня зашевелились волосы на голове.

Миновав короткую прибрежную полосу, лошади на всей скорости влетели в прибрежные воды. Был как раз разгар прилива. Герке наконец нагнал чужого жеребца. Оба они взвились на дыбы, ударяя друг друга передними копытами и кусая шеи и бока. Через миг мой конь был уже там. А вода продолжала быстро прибывать и уже доходила лошадям до груди.

Море кипело от лошадей, беснующихся из-за дерущихся жеребцов. Вокруг серого чужака вдруг начало расползаться серебристое сияние. Он вцепился зубами в шею Геркулеса, рванул. Герке издал болезненное ржание. Из шеи фонтаном забила кровь. И вожак табуна рухнул в море.

В следующее мгновение все лошади свались в волны как подкошенные.

Нахлебавшись соленой воды, я вынырнул на поверхность. Спешно избавлялся от сапог, дождевика, куртки и так и не пригодившегося аркана, моментально набравших воды и тянущих на дно. Море по-прежнему бурлило под копытами коней. И все они кружили теперь вокруг серого жеребца.

Я подплыл к тому месту, куда рухнул Геркулес. Голова вожака мелькала над волнами. Я обхватил его за шею, зажал ладонью рану.

– Давай, греби к берегу, чёрта с два у нас уведут табун. Эй, Герке, давай, – ругался я, гребя одной рукой и бултыхая ногами, пытаясь хоть немного сдвинуть нас в направлении берега.

Геркулес отозвался тихим виноватым ржанием. В ответ раздалось злое всхрапывание. Заколдованный жеребец обернулся к нам, услышав поверженного врага. Но смотрел он не на Герке, а на меня. И заржал. Никогда я не слышал такого странного ржания. Мне почудилось, что лошадиным голосом кто-то прочел заклятие.

Герке дернулся в моих руках. Его глаза вдруг засветились призрачным синим и он, вцепившись зубами мне в плечо, утянул меня под воду.

Я едва успел сделать глоток воздуха.

Глава 2

Я пытался вырваться. Но жеребец, не ослабляя хватки, тащил меня на дно. Прилив уже был в полной силе, море поднялось метра на четыре. Под водой я увидел как Геркулеса окутывает синее сияние. Как задние ноги превращаются в рыбий хвост. Как на холке и шее вместо гривы вырастает плавник.

Изо рта у меня выскользнули пузырьки последнего воздуха. Я изо всех сил врезал коню ногами по шее. Вода пригасила удар, а Герке только сильнее сжал зубы, ломая мне кости ключицы. Я наверное бы заорал, но вместо этого наглотался воды, окрасившейся моей кровью.

Жеребец вдруг отпрянул. В кровавой мути я едва разглядел, как его губы, нос, морду начинает разъедать словно на них пролили кислоту. Струпьями стала распадаться шея, шкура слезала со спины жеребца лоскутами, как с гнилой сельди. Следом отваливались куски плоти. Последнее, что я видел, как в угасающем синем сиянии опускается на дно скелет.

Я вырвался на поверхность, закашлялся, выплевывая соленую воду. Тяжело дыша торопливо огляделся в поисках очередной угрозы. Но остальные лошади едва виднелись вдалеке, уплывая в открытое море.

Легкие горели, от ледяной воды знобило. Я погреб к берегу.

На побережье опускался ранний вечер. Хотя мне казалось, что времени с полудня прошло не так много. Определенно творилась какая-то чертовщина. Даже огни Пильзумерского маяка словно приглушили.

Я наконец достиг берега. Чуть ли не ползком преодолел узкую, метра в два полосу песчаного пляжа, свалился в прибрежных зарослях и едва не отключился.

Прошло минут пять, как я услышал крики.

– Эгихард!

– Эги!

– Харди!

Звали меня, каждый на свой манер.

Приподнявшись, я высунулся из зарослей. Далеко в стороне, на берегу появилась тётка со своими приемышами. Они светили на воду электрическими фонариками. А Цецилия даже изволила наколдовать несколько магических огоньков, которые носились над водой.

Однако у меня не было желания с ними общаться.

«Дамбу прорвало», «Геркулес взбесился»? Как-то это всё подозрительно в нынешних обстоятельствах. Заколдованного жеребца подослали. Точно подослали. Он не сам тут материализовался. Особенно учитывая, что на носу мое совершеннолетие, о котором недавно вспоминала моя «дорогая» тётушка.

Я подумал, что начинаю превращаться в параноика. Но…

С одной стороны, тётка, конечно, та еще колдунья, но не настолько крутая. С другой стороны, она вполне могла сговорится еще с кем-то. Это-то точно в её характере.

Насчет её отношения ко мне я не испытывал иллюзий. Но какая ей от этого выгода? Она могла бы прибить меня и как опекунша получить в наследство всё мое добро. Дом, огромный участок земли с пастбищами, еще более огромный с болотами. Если бы не одно «но». И это «но» не сулило ей ровным счётом ничего. И она об этом прекрасно знала.

К тому же, к лошадям Цецилия питала слабость и даже чувствовала какую-то гордость, хотя и не являлась их владелицей. Несмотря на свой возраст, любила конные прогулки и не боялась быстрой скачки. В то, что она могла погубить табун, я бы поверил в последнюю очередь.

Я выругался, осознав, что остался без табуна и лучшего в округе племенного жеребца фризской породы. «Черное золото», как называли фризов, вполне превращалось в золото настоящее. Что для меня, как мага, не умевшего колдовать, служило хоть каким-то утешением. Жаль что до совершеннолетия я не мог этим золотом полноправно распоряжаться. И очень хотел верить, что тётушка не спустила мое состояние на сомнительные дела. Учитывая, что на хозяйство и быт она тратила прилично.

Тем временем, кто-то из приемышей притащил длинные шесты и они выловили из волн прилива мои дождевик и куртку. Кто-то из мелких приемышей расплакался. Я даже высунулся сильнее, посмотреть, кто там по мне внезапно убивается. Пятеро самых младших приемышей Цецилии рыдали в три ручья. По мне.

Я скривился. Решив, что теперь с меня точно хватит, я направился к дому. Плечо всё ещё горело от боли и меня даже чуть пошатывало. Хорошо, хоть ливень начал стихать. Впрочем я всё равно был промокший до последней нитки.

Дома я стянул с себя мокрую одежду, посмотрел рубашку с футболкой, измочаленные зубами жеребца в районе плеча. Ничего похожего на действие кислоты на ткани не наблюдалось, лишь обычные кровавые пятна. Я отложил одежду и занялся ранами. Достал антисептик из лошадиной аптечки, обработал раны, которые перестали кровоточить. С недоумение разглядывал их в зеркале. Казалось, что они должны были быть глубже – в море, когда я пытался вырваться, показалось, что Геркулес прокусил плечо до кости. С еще большим недоумением я прощупал ключицу. Она была целой, хотя я отчетливо слышал хруст костей. Теперь же на коже оставалась только неглубокая ссадина. Дикая боль, которая чувствовалась на берегу, исчезла.

Не понимая, что происходит, я переоделся в сухое. Залез на кухне в буфет, достав бутылку с Ундербергом. Плеснул настойку себе в стакан. Выдохнул. Эта чертова дрянь способна была угробить кого угодно одним своим запахом. Ну или наоборот воскресить за мгновение. Я выпил, задержав дыхание. Потом все же вдохнул убойных прошибающих паров, закашлялся. Зато внутри все обожгло, озноб через несколько мгновений отступил. Прокашлявшись, я повторил. Однако согреться до конца после купания в холодном Ваттовом море не удавалось. Я направился в гостиную, закинул дрова в почти угасший камин и сжёг в нём на всякий случай подранную жеребцом одежду. Чтобы ни у кого вопросов не возникало.

После этого уселся в кресло у огня. Когда Цецилия с приемышами наконец вернулись, я уже успел согреться и даже задремал. Они застыли на пороге, увидев меня, а потом с радостными воплями бросились обниматься. Вот чёртовы засранцы. Мне стало вдруг приятно и даже немного совестно, что я действительно когда-то подумывал их выгонять.

В этот миг я поймал на себе недоуменный взгляд тети. Нет, она не была удивлена или расстроена тем, что я остался жив. Скорее досадовала, что её приёмыши так отнеслись ко мне вопреки её разговорам про меня и «выгонит из дома».

Придётся, похоже, вычеркивать, Цецилию из списка подозреваемых. Досадно. Потому что никаких других кандидатов, гипотетически желавших мне смерти, в этом списке не имелось. Ну, кто кроме тех неизвестных, кто убил моих родителей девять лет назад.

– Что случилось, Эгихард? – спросила между тем Цецилия.

– Коней заколдовали. Подослали одного чужого. Он увел их всех за собой в море… А Герке… Он боролся с ним, но в итоге стал превращаться в какую-то морскую лошадь с рыбьим хвостом. Что стало с остальными лошадьми, кто сбежал из загона? Поймали кого-нибудь?

– Нет, – печально отозвалась малышня. – Они потом все вдруг умчались в сторону моря. Когда мы до дамбы добрались, увидели, что они все уплыли. И заметили твою одежду среди волн.

Цицилия нахмурилась. На лбу ее пролегли хмурые складки.

– Геркулес перестал тебя слушать, Эгихард?

– Он вцепился мне в плечо и хотел утопить. А потом…

Я вдруг понял, что не хочу говорить о том, что было потом.

– Покажи-ка, – тетя подошла ко мне, стянула с плеча свитер и ничего не увидела. – Это плечо?

– Другое, – нехотя произнес я. – Эй, аккуратнее, это мой любимый свитер.

– Его моль скоро съест, – едко заметила тетя, оттянула горловину, чтобы посмотреть второе плечо. – Ничего нет, Эгихард. Даже синяков не осталось. Морок наверное навели.

Я не веря покосился на плечо. На коже, действительно не было ни следа. Хотя я совсем недавно обрабатывал раны. Впрочем чувствовал, что плечо уже совсем не болит.

Цецилия посмотрела на меня.

– Что было дальше?

– Выглядело так, как если бы кто-то плохо поработал с заклятиями. Герке стал превращаться в скелет.

– Завтра во время отлива посмотрим, – сказала тётя. – Так, дети, с Эгихардом всё в порядке, можете больше не волноваться. А теперь спать! Бегом!

Я окинул толпу взглядом.

– А где Алике? – спросил я. – И еще двоих не хватает.

Цецилия, нахмурившись, встревоженно оглядывала подопечных. Я поднялся. Глянул убийственно на тетушку. Потом снял охотничье ружье со стены, достал патроны из комода, зарядил, несколько бросил в карманы брюк.

– Эгихард…

– Возьмем двух старших с фонарями. Остальным – сидеть дома, никуда не уходить! Поняли?

– Да, – хором отозвались они.

– Кто и когда видел Алике и Блазе с Милли в последний раз?

– Они втроем ловили Лоххи… – отозвался кто-то робко.

Мы вышли из дома и снова направились к лошадиному загону. А оттуда уже в сторону, куда сбежали лошади.

– Эгихард, зачем тебе ружьё? – спросила Цецилия.

– Для красоты. Я ведь прекрасно знаю боевую магию, тётушка, – отозвался я.

– Сейчас не время для дурацких острот!

– Как и не время для дурацких вопросов, – огрызнулся я. – Чёрт бы вас побрал и всех моих родственников.

– О, да, – в сторону сказал моя тётушка.

Я покосился на нее с подозрением. Но она не стала ничего пояснять.

Около прорыва в ограде загона следов на земле не осталось – всё уничтожил ливень. Но меня словно вела интуиция.

Фонари пары тетушкиных приемышей светили на мокрую землю, на примятые влагой травы. Мы поднялись на один из терпов. И тут лучи света задрожали, заметались по залитой кровью земле. Кто-то испуганно вскрикнул и заплакал. Цецилия вырвала фонарь, направила его на оборотня. Ружьё уже лежало у меня в руках. Я взвёл курки.

– Лоххи…

Я медленно подошел к кобылице. Она перебирала передними ногами, пытаясь ползти в сторону моря. Из её окровавленного рта вырывалось злое всхрапывание. По земле яростно захлестал рыбий хвост. Не было у неё прежней длиной, поистине королевской гривы, по которой так легко отличить фризов от других пород лошадей. Вместо неё торчал острый хищный плавник. На шее с обеих сторон прорезались щели жабр, с которых стекала окровавленная пена.

Но у меня перед глазами мелькали другие картинки, выхваченные светом мечущегося фонаря. Я видел двух мёртвых детей и Алике с разорванным горлом. Это их кровь заливала травы на холме.

Я подошел к кобылице, упер дуло ружья в затылок.

– Прости, Лоххи, – прошептал я.

Грянул выстрел. Светящиеся синим светом глаза кобылицы угасли.

Я достал охотничий нож.

– Эгихард, ты не должен… – начала было Цецилия.

– Должен. Светите.

Я вспорол брюхо кобылице. У наших ног задергалось чёрное тельце.

– Будь ты проклят, ублюдок, – произнес я негромко, глядя на рыбий хвост жеребёнка, и обращаясь к неизвестному своему врагу. – Я доберусь до тебя, клянусь. И ты пожалеешь. Очень пожалеешь, что встал у меня на пути.

Я надавил на второй спусковой крючок. В грохоте выстрела дернулся луч света. Я посмотрел на тётушку.

– Эгихард, если ты вдруг думаешь…

– После всего, что случилось в моей жизни трудно не стать параноиком, – произнес я. – Но вы тут ни при чём.

– Спасибо… – Цецилия мгновение стояла, поджав губы.

Потом подошла к мёртвым детям, закрыла им глаза. Около нее стояли двое старших и рыдали. Где-то в стороне от них лежала Алике. Но я не смог себя заставить подойти к ней.

Какого чёрта я не остался дома? Будь проклят Геркулес, лошади и весь табун.

– Что теперь? – спросил я.

– Дети мертвы. Я обязана обратиться в полицию по делам магии, – отозвалась Цецилия.

– А ближайшее управление в Эмдене.

– Да…

– Значит сперва обычные булле* приедут?

– Да.

– Идите, звоните, сообщайте. Я тут останусь.

Я перезарядил ружье. Цецилия поднялась.

– Ружье, Эгихард.

– Могли бы не напоминать.

Она кивнула и, обняв за плечи приёмышей, направилась в сторону дома.

Скоро они растворились в ночи. Начал накрапывать дождь. И со стороны моря пополз туман. Фонарь, оставленный на земле, светил на трупы Лоххи и её жеребёнка. Батарейка садилась и луч света становился всё тусклее. Я повесил ружьё на плечо, дул на закоченевшие пальцы.

Наконец со стороны Гретзиля, ближайшего к нам городка, послышались сирены и замелькали синие огоньки. К подножию терпа подъехала полицейская машина и одна скорая. На сам вал въехать они не смогли бы. Хлопнули двери. Наверх забрались полицейский и медики. Ружьё, о котором беспокоилась Цецилия, я давно спрятал за камнями.

– Эгихард? – позвали меня.

– Я здесь.

– Ваша тётя сообщила о нестандартной ситуации. Коллеги из магической полиции уже выехали, тоже скоро будут здесь. Но вы-то нам расскажите, что тут произошло?

Обер-комиссар, который изо всех сил старался придерживаться официального тона, кривясь как от зубной боли, подобрал фонарь, осветил всё вокруг. Я посмотрел на него.

– Я знаю, как вы относитесь к нам, обер-комиссар. Говорите прямо уже. Не надо играть в кошки-мышки.

Обер-комиссар пошел ко мне вплотную, его рука сгребла ворот дождевика, притянула к себе.

– Ты можешь притворяться кем угодно, парень, но нас не обманешь.

– О да, обвините меня в убийстве подобных мне. Наверное, жалеете, что тут не обычные люди. Прищучить не за что, выходит.

Мне показалось, что услышал зубовный скрежет.

– Ты прекрасно знаешь, Харди, что ни тебя, ни твою чертову тётку с ее приёмышами тут никто не любит, хотя и терпят. Но не нарывайся лишний раз.

– Да я и не собирался. Я вообще сплю и мечтаю уехать отсюда сразу же, как только наступит мое совершеннолетие.

– Да неужели? – Полицейский выпустил меня. – И дом продавать будешь с землей?

– Если дадут нормальную цену. В худшем для вас случае я просто оставлю тут свою тётку. Будете с ней очень долго оставаться соседями.

Обер-комиссар выругался.

– Ушлый ты, парень… Но я поищу покупателей, будь уверен, лишь бы вы убрались отсюда поскорее.

– Да ради бога.

Полицейский уставился на меня.

– Что? Не нравится что-то про бога? Может быть, напомнить на чьи деньги вашу церковь отреставрировали?

В ответ я вновь услышал скрежет зубов. Полицейский отвернулся от меня. С юга послышалось очередное завывание сирен. Из Эмдена, большого портового города, до нас добралась магическая полиция. Очень живо, надо заметить.