Текст книги "Искатель. 1964. Выпуск №3"
Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел
Соавторы: Артур Чарльз Кларк,Владимир Михайлов,Анатолий Днепров,Александр Насибов,Вадим Охотников
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 2
Прямые расслабленные ноги ритмично движутся в воде – вверх-вниз, вверх-вниз. Руки совершают медленные длинные гребки, Это кроль, быстрый и экономный вид плавания.
В большом городе на Каспии, где прошли детство и юность Карцова, были традицией длительные проплывы от причальных бонов городского яхт-клуба до едва приметного на горизонте горбатого острова.
Он не раз участвовал в этих проплывах, а однажды даже пришел на финиш вторым. Плыть в холодном, бурном Каспии было куда трудней, но за каждым спортсменом двигались лодки с сидящими наготове спасателями.
И еще: на Каспии нет акул.
А здесь он уже видел одну. Его высоко подняла волна, и с ее гребня он заметил, как промелькнул на поверхности треугольный плавник.
Акула исчезла. Вероятно, не заметила человека. А вдруг плывет за ним под водой?
Карцов подтянул ноги, сжался в комок, опустил голову в воду. Вот почудилось: внизу появилась тень. Решившись, он ныряет наперерез.
Но море, пустынное на поверхности, пустынно и в глубине.
Он продолжает путь. Мысль об акуле гвоздем сидит в голове. Теперь он убежден, что ее смущает свет, что она, как все хищники, ждет темноты. А вечер надвигается.
Солнце уже коснулось воды. Еще четверть часа, и тьма окутает море…
Он плывет. Шея и руки затекли, бедра отяжелели. Перевернувшись на спину, он разбрасывает руки. Голова в воде, на поверхности лишь глаза да нос. Отдых.
Еще недавно небо было голубым. Сейчас оно бледно-сиреневое. Надвигается ночь. В этих широтах ночь сменяет день почти мгновенно.
Он почти с удовольствием лежит в прогретой солнцем воде. Если бы не акула! Ему все кажется: она где-то здесь. А он так утомлен! Так велика потребность хоть на минуту прикрыть глаза, отключить сознание, волю!
Карцов борется изо всех сил, но тщетно!
«Акула где-то рядом» – это была его последняя мысль, перед тем как он впал в забытье.
С этой же мыслью Карцов открывает глаза. Кажется, лишь секунду назад смежил он веки, но теперь над ним чернота и звездная россыпь.
Надо продолжать путь.
Он ложится на грудь. Первый гребок, и – о чудо! – руки его будто в огне. Жидкое серебро струится с пальцев, растекается по воде, и вскоре все вокруг усеяно крохотными бледными огоньками, они мерцают, приплясывают…
Он продолжает путь.
Изредка он оглядывается. За ним тянется полоса светящейся воды. Волны то заслоняют ее, то вновь открывают, и свет пульсирует.
Но ему нельзя отвлекаться, нельзя сбавлять скорость. Плыть вперед, точно на юг! Еще немного, еще пять или шесть часов – и он достигнет цели!
Если бы не акула!.. Мысль о ней неотступна. Неизвестность столь томительна, предчувствие надвигающейся беды так велико, что он ловит себя на том, что ждет ее, почти хочет, чтобы она пришла.
И вот – акула.
Из глубины скользнула к поверхности тень. Она двигалась наискосок, но вдруг свернула и ринулась к человеку.
Прежде чем Карцов смог сообразить, руки его взметнулись над головой, гулко шлепнули по воде. В следующий миг он нырнул и, яростно гребя, помчался к акуле. Он действовал так, будто имел дело с собакой. Она и была для него собакой. Но Собакой Баскервилей: огромная, черная, в ореоле синих призрачных огоньков, такая же мощная и свирепая. Акула скрылась. Он вновь увидел ее, когда всплыл. Она была у поверхности, но держалась в отдалении. Надолго ли?..
Надо плыть. Пусть акула, пусть сотня акул вокруг, он все равно должен плыть на юг, строго на юг!
Теперь движения его медленны. Он плывет брассом, ибо с акулы нельзя спускать глаз. И еще: ему хочется быть таким же неслышным, как она, медлительным и неторопливым.
Час проходит. И еще час… Ночное тревожное море. Тишина, изредка прерываемая всплеском волны… Внезапно акула сворачивает и мчится по дуге, оставляя за собой четкий пунктир света. Вскоре человек заключен ею в огневое кольцо. Она продолжает чертить круги. И Карцов видит: кольцо сжимается…
Секунда – и плавник исчез. В то же мгновение Карцов бьет по воде руками, погружается. Резкими гребками он поворачивается в воде. Акулы нет.
Он продолжает путь. Так же, как прежде, акула кружит у поверхности. Но теперь Карцов почти не следит за ней. Он устал. Ноги окоченели. Хорошо, что на нем свитер. В свитере слой воды, нагретый теплом его тела. Сердце и легкие защищены. Это счастье, что он сохранил свитер.
Появилась луна. По мере того как она восходит к зениту, свечение в море слабеет. Сейчас лишь отдельные искорки вспыхивают на воде. Сама вода кажется маслянистой, тяжелой.
Человек плывет на юг. Акула тоже. Они движутся, не изменяя дистанции, будто связанные невидимой нитью.
Постепенно к привычным шумам моря примешивается прерывистый шорох. Он все слышнее. Неужели прибой? Карцов пытается восстановить в памяти сведения об острове, где находится база союзников. Да, близ него должны быть рифы.
Сильно стучит сердце. Трудно поверить, что спасение близко.
И тут в третий раз атакует акула.
Теперь она мчится по волнам, с шумом расплескивая воду. Живая торпеда в ночном море!
Карцов погружается – ногами вперед, запрокинув голову, не отрывая глаз от расплывчатого очертания луны на поверхности моря. И вдруг – луны нет. Это акула. Она там, где секунду назад ушел под воду Карцов, он отчетливо видит ее силуэт на фоне желтого светового пятна. Она неподвижна. В замешательстве, потеряв его из виду? Или ждет?
Карцов камнем сжался на глубине. Давлением воды его подталкивает к акуле. Он возле ее головы. Совсем рядом желтый светящийся глаз чудовища с узким кошачьим зрачком.
В отчаянии, покоряясь судьбе, Карцов делает шумный выдох. Бульканье пузырей.
И в тот же миг – рывок огромного тела, рывок такой мощи, что Карцова вышвырнуло из воды. Акула исчезла.
ГЛАВА 3
Смутно белеет в ночи гористый остров. Еще немного – и Карцов будет среди друзей. Остров – база флота союзников.
Рифы остались в стороне. Все ближе берег. Где-то здесь должен быть вход в бухту. Так и есть! Карцов проплывает мимо рифа, и глазам открывается бухта. Остров темен, в бухте же нет-нет да и мелькнет огонек. Один, довольно яркий, горит на оконечности длинного мола. «Туда, – решает пловец, – и надо держать».
Бетонная громадина стеной поднимается из воды, ограждая базу от зыби. Там, где мол кончается, узкий вход в бухту, ее ворота. Сейчас бухта заперта – сведены плавучие боны, поддерживающие стальную сеть.
У противолодочной сети ячеи достаточно велики, чтобы сквозь них мог проплыть человек. В эту же и головы не просунешь. И сеть, надо думать, тянется до самого дна. Карцову остается одно – вплотную подплыть к молу: быть может отыщется щель между стеной и боном.
Сравнительно легко проскользнув в бухту, он плывет вдоль мола, высматривая, где можно выбраться из воды.
Вдруг в глубине бухты вспыхивает прожектор, стучит пулеметная очередь. Тотчас включаются прожекторы в десятке других мест. Видны корабли, стоящие у причалов и посреди бухты – на бочках. Прожекторы шарят по воде. Пулеметы, которые теперь бьют и с берега и с кораблей, тоже целят вниз – там, где вода освещена, она временами вскипает от пуль.
Плыть дальше нельзя, оставаться на месте тоже: одна из пулеметных очередей угодила в бетон над головой Карцова, другая вспенила воду совсем рядом.
Между тем переполох в бухте растет. В стороне проносится катер. Карцов кричит, но голос его тонет в реве мотора.
А пулеметы продолжают бесноваться. Отовсюду взвиваются осветительные ракеты. Где-то бьет пушка. «Надо быстрее выбраться из воды!» С этой мыслью Карцов продвигается вдоль мола, всматриваясь в стену. Впереди какая-то тень. Быть может, трап?
Карцов подплывает туда и вдруг оказывается в полосе света.
Голос сверху приказывает ему не шевелиться. Ослепленный, он бестолково вертится в воде. Рыча мотором, подскакивает катер, резко стопорит. Карцова втаскивают на борт.
– Эй, поглядите сюда, – по-английски доносится с мола, – вот он, второй. Хватай его, ребята!
В катер швыряют человека в черном резиновом костюме, с кислородным дыхательным прибором на груди.
Отвалив от мола, катер через несколько минут швартуется у трапа линкора. Владелец кислородного респиратора встает и, сопровождаемый автоматчиком, поднимается на борт корабля.
Очередь за Карцовым.
К нему по-английски обращается другой вооруженный матрос. Карцову ясен смысл приказа, но он плохо знает язык и по-русски объясняет, что встать и идти не может: очень слаб.
Тогда матрос переходит на немецкий.
– Живо! – командует он, подталкивая Карцова прикладом автомата. – Шиво лезь наверх!
– Я не могу, – по-немецки говорит Карцов. – Я долго плыл и совсем обессилел.
Матрос раскрывает рот, чтобы ответить, но в бухте всплескивает пламя, и все вокруг содрогается от оглушительного взрыва.
– Док! – горестно кричит матрос. – Они взорвали большой док!..
Он в упор глядит на Карцова. В его глазах ярость. Ствол автомата поворачивается. Вот-вот грянет очередь. И Карцову кажется: он прав, этот здоровенный моряк, который сейчас чуть не плачет.
– Отставить, Джабб! – раздается с борта линкора.
Матрос будто очнулся. Широкой пятерней он трет лоб, тяжело переводит дыхание.
– Доставьте его сюда! – приказывает тот же голос.
– Да, сэр. – Матрос Джабб запрокидывает голову. – Прикажите спустить фалинь, сэр. Пленный не может двигаться.
Сверху подали трос. Джабб обвязывает им Карцова, берется за трос сам, и вот они уже взмыли в воздух.
Над палубой их разворачивают и опускают. У Карцова подламываются ноги. Он бы упал, не поддержи его конвоир.
Карцова тащат по палубе, вталкивают в дверь.
Он жмурится от яркого света.
– Открой глаза, – требует Джабб, – открой глаза и отвечай!
– Карцов продрог. Его бьет озноб. На лбу и на щеках – кровь. Он поранил лицо, когда, выхваченный из воды, был с силой брошен на палубу катера.
– Холодно? – рычит Джабб. – Погоди, скоро согреешься!.. Будь моя воля, поджарил бы тебя на медленном огоньке!
Карцов дрожит все сильнее. Кровь из большой ссадины на лбу заливает глаза, мешая смотреть.
Кто-то накидывает ему на плечи одеяло, вкладывает в руку стаканчик. Стуча зубами по стеклу, он делает глоток, еще глоток, и чувствует, как по желудку растекается теплота. Окоченевшие мышцы расслабляются. Дышать легче.
– Кто вы такой? – спрашивает человек у стола.
Это лейтенант флота – представительный, осанистый, с темными внимательными глазами. Вот он достал сигарету, провел по ней языком, будто заклеил самокрутку, сунул в рот.
– Кто вы такой? – повторяет свой вопрос лейтенант.
Карцов объясняет.
– Ну-ну! – Лейтенант морщится. – Поберегите свои басни для других…
Карцов глядит в холодные со смешинкой глаза лейтенанта, и в груди поднимается волна злости.
Лейтенант берется за телефон.
– Пленный молчит, – говорит он в трубку, вновь облизывая сигарету. – Точнее, несет околесицу. Хорошо, сэр, сейчас доставлю.
Он кладет трубку, обращается к матросу:
– Приведите в порядок этого человека!
Карцову спиртом обмывают ссадины. Затем матрос неумело делает ему перевязку – обматывает бинтами голову и лицо, оставляя щели только для глаз и рта.
Карцова приводят в салон, где капитан-лейтенант допрашивает человека в резиновом костюме.
– Ага, – восклицает он при виде вошедших, – вот и другой явился! Давайте его сюда.
Снова, уже во второй раз, Карцов сообщает, как оказался у мола, как был схвачен и поднят на борт катера.
Матрос Джабб бесцеремонно кладет руку ему на затылок.
– Сэр, – говорит он капитан-лейтенанту, – все, что вы сейчас слышали, чистая ложь. Ни слова правды, сэр. Они были рядышком, когда мы вытаскивали их из воды. Я находился в катере и все видел. Готов присягнуть, сэр!
– Так… – тянет офицер, глядя на человека в резиновом костюме. – Вы действовали вместе? Да или нет? Отвечайте. Еще один взрыв – и обоих вздернут на рее!
До сих пор допрашиваемый сидел спиной к Карцову. Сейчас он чуть поворачивает голову. Его глаза странно неподвижны, зато непрестанно шевелится большая нижняя губа. Он то и дело подтягивает ее и облизывает кончиком языка. Остальные мышцы лица мертвы. Во всем этом есть что-то змеиное, и Карцова передергивает от отвращения.
Это была его первая встреча с Артуром Абстом.
Несколько мгновений Абст глядит куда-то поверх головы Карцова, затем принимает прежнюю позу.
– Нет, – говорит он.
Офицер кривит губы в усмешке.
– Разумеется, и вы впервые видите этого джентльмена? – обращается он к Карцову.
– Да, впервые! – кричит Карцов. – У вас есть радио, снеситесь со своим командованием, пусть сделает запрос в Москве!
Помощник следователя – лейтенант, ведущий протокол допроса, откладывает перо и поднимает голову.
– Вы согласны, чтобы туда было послано и ваше фото? – говорит он. – Вас не страшит ответ, который придет из далекой России?
– Я настаиваю на этом. Я требую!..
– Эй, вы, потише! – Капитан-лейтенант хмурится. – Скоро вы вдосталь накричитесь. – Он обращается к Абсту: – Выкладывайте, как вы проникли в бухту? Какие средства использовали при подрыве дока? Кто это сделал?
– Сколько вопросов! – Абст морщится. – А потом, когда я отвечу, меня уничтожат?
– Отвечайте чистосердечно, и я сохраню вам жизнь.
– Даете слово?
– Да, если будете откровенны.
– Хорошо. – Абст делает паузу, как бы собираясь с мыслями. – Я немец, член боевой группы пловцов из пяти человек, доставленных подводной лодкой. Она выпустила нас, лежа на грунте. Ваши люди разини. Мы проникли сквозь заграждения под самым их носом.
– Буксируя подрывные заряды?
– Именно так.
– Минирован был только док? Он один? А корабли?
– Оказавшись в бухте, мы расплылись по объектам, которые каждому были определены заранее. Внезапно мой дыхательный аппарат отказал. Я должен был подняться. Спрятавшись у стены мола, я пытался устранить повреждение. Не успел…
– Закончив, вы должны были вернуться на лодку? Она ждет вас?
– Этого я не скажу.
– Отвечайте, – кричит капитан-лейтенант, вытаскивая пистолет. – Даю минуту сроку!
– Хорошо. – Абст втягивает голову в плечи, опускает глаза. – Хорошо, я скажу… Да, она ждет нас.
– Где? – Следователь небрежно роняет вопрос. На лице его равнодушие. Но Карцов видит, как напряглась его шея и подрагивают пальцы руки, которыми он упирается в стол. – Где ваша лодка?
Абст медлит с ответом.
– Где подводная лодка? – повторяет вопрос капитан-лейтенант.
– Там же, – говорит Абст, не поднимая глаза от стола. – Там же, где и была.
– Ее координаты?
– Шесть миль к западу от оконечности мола. Она лежит на грунте.
Помощник хватает трубку телефона, набирает номер и передает следователю. Тот докладывает о германской субмарине.
– Вы потопите ее? – вяло роняет Абст.
– Продолжайте, – сурово говорит капитан-лейтенант, – выкладывайте все. Что еще должны были минировать ваши люди?
Абст молчит. Все его внимание поглощено кислородным прибором, который лежит на столе следователя. Вот он протянул к нему руку, ощупал гофрированный шланг, маску.
– Вы поймали меня, потому что отказал респиратор, – говорит он в ответ на вопросительный взгляд капитан-лейтенанта. – Никак не возьму в толк, что же с ним случилось… Позволите взглянуть?
Офицер не возражает. Немец сломлен, стал давать показания. Отчего и не разрешить ему эту маленькую вольность?
Абст умело разбирает клапанную коробку – металлический патрубок, соединяющий шлем со шлангом.
– Так я и думал! – говорит он со вздохом. – Перекосилась пружина. Достаточно слегка подправить ее. Вот так. Видите, она стала на место? Теперь все в порядке. Респиратором можно пользоваться.
Свинтив патрубок, Абст откладывает аппарат и вновь застывает в неподвижности.
Допрос продолжается. Задав Абсту еще несколько вопросов, капитан-лейтенант обращается к Карцову.
Тот пытается встать со стула.
– Можете сидеть.
– Отправьте меня к начальнику вашей базы. Я должен сделать важное заявление.
– Говорите.
– Я буду говорить только с комендантом базы!
– Садитесь, – повторяет капитан-лейтенант и вновь берется за пистолет. – Сесть на место!
Джабб подходит и толкает Карцова на стул.
– Ну, я жду. – Следователь опускает пистолет. – Делайте ваше заявление.
– Вы немедленно передадите его коменданту базы?
– Да.
– Доложите ему, что здесь находится офицер советского военного флота, который был взят в плен германской подлодкой, бежал с нее, вплавь добрался до вашей базы и вновь оказался в плену, но уже у своих союзников. Доложите, что русского моряка посадили рядом с фашистским бандитом и допрашивают наравне с ним!
– Это все?
– Все, – шепчет Карцов, – все!..
Капитан-лейтенант в замешательстве. Он видит состояние сидящего перед ним человека, протягивает руку к телефонной трубке.
И тут впервые показывает себя Абст.
Неожиданно он обнимает Карцова, дружески хлопает его по плечу.
– Ладно, ладно, – ласково говорит он, – хватит валять дурака! Мы проиграли, и теперь каждый должен подумать о себе.
Абст обращается к следователю.
– Это боевой пловец нашей группы. Ему было приказано подвесить два заряда под килем вон того корабля. – Абст подбородком показывает на иллюминатор, за которым в наступившем рассвете виден стоящий на бочке крейсер. – Он охотно расскажет, где заряды и как их обезвредить, если вы и ему сохраните жизнь.
Карцов изо всех сил толкает немца.
Капитан-лейтенант насмешливо улыбается.
– Ловко! – говорит он, проводя пальцем по своим усикам. – Ну что, мы и дальше будем ломать комедию?
Карцов ошеломленно смотрит на немца. А тот не сводит глаз с большого хронометра на переборке салона. Он подался вперед, ссутулился от напряжения, почти не дышит. Он весь ожидание.
Чего он ждет? Догадка приходит мгновенно: это он минировал крейсер. Теперь, подставив Карцова, он отводит от себя удар и, кроме того, губит противника – советского офицера.
– Крейсер, – кричит Карцов, – спасайте крейсер!
Могучий корабль недвижим в спокойной воде бухты. И вдруг он вздрагивает. Над бортом встают столбы воды, дыма.
Взрыв так силен, что линкор дрогнул, в салоне распахнулся иллюминатор. Карцова сбросило со стула. Конвоир и лейтенант валятся на него.
Сквозь ворвавшийся в помещение дым виден капитан-лейтенант, приникший к иллюминатору. Высоко поднимая ноги в ластах, к нему крадется Абст.
– Берегитесь! – кричит Карцов.
Поздно! Немец уже рядом, бьет противника, и тот падает.
Второй взрыв. Линкор снова качнуло.
– Держите его, Джабб! – кричит лейтенант, указывая на, Карцова. – Крепче держите! Я схвачу другого!
Он вскакивает на ноги, но, споткнувшись, падает. Пока он встает, Абст с респиратором в руках уже протиснулся в иллюминатор. Мелькнули в воздухе его широкие черные ласты…
ГЛАВА 4
Высокий тощий коммодор[5]5
Коммодор – первый адмиральский чин в военно-морском флоте некоторых стран.
[Закрыть] читает вслух бумагу, которую держит обеими руками. Слева и справа от него – по офицеру. В мундирах, при кортиках и орденах, они стоят навытяжку, как на смотру.
Три офицера – это военный суд. Карцова отделяет от них стол, крытый зеленым сукном.
Есть и четвертый член суда – тот самый представительный лейтенант, что участвовал в первых допросах Карцова и безуспешно пытался схватить Абста. Сейчас он выполняет обязанности секретаря, восседая за столиком в углу. Здесь же присутствуют матрос Джабб, еще один конвоир да два майора контрразведки – они стоят у двери.
Все это происходит на борту линкора, в салоне, где неделю назад излишне самоуверенный капитан-лейтенант устроил очную ставку Карцову и пленному немцу. С тех пор Карцов не видел этого офицера: допрос выловленного в бухте пловца вели чины морской контрразведки. С подследственным они разговаривали по десяти-двенадцати часов кряду, были вежливы и корректны, угощали кофе и сигаретами и… не верили ни единому его слову.
Ими было бесспорно установлено: в бухте, у мола, в одну и ту же минуту часовые обнаружили, а патрульный катер захватил двоих диверсантов – человека, который сейчас сидит перед ними, и другого, его партнера. Тот, второй, был в резиновом костюме и ластах, располагал кислородным прибором для плавания под водой. Отвечая на вопросы следствия, он установил личность своего коллеги, показав, что тому было поручено минировать крейсер. И действительно, вскоре корабль был подорван. Случай помог бежать человеку в резиновом костюме. Оставшийся должен отвечать за диверсию.
Карцов спорил, объяснял смысл показаний Абста. Но старший следователь, пожилой человек в чине майора, был непреклонен.
– А что, если предположить обратное? – говорил он. – Вас схватили, вы знаете: с минуты на минуту под килем корабля взорвутся заряды. Поэтому вы решаете разыграть невинность, все свалить на товарища. И вот мы видим ваши вытаращенные в ужасе глаза, слышим ваш взволнованный голос: «Крейсер спасайте, крейсер»! Вы отлично знали: взрыв неотвратим, уже ничто не спасет корабль.
– Я говорю правду: я советский моряк.
– Мне еще не случалось видеть советских моряков, которые татуировали бы на своей коже немецкие имена, да еще латинскими буквами.
– Я объяснял и это.
– Придумали, хотите вы сказать!
– Объяснял.
– А это как объясните?
Карцову показали радиограмму. Оказывается, они все же радировали на материк, а оттуда был сделан запрос в Москву. И вот ответ: командование советского Военно-Морского Флота подтверждает гибель корабля названного класса со всем экипажем такого-то числа, в таком-то квадрате. Подтверждена и фамилия врача. А в заключение указывается:
«На левой руке капитана медицинской службы Кирилла Карцова татуировки не было».
– Ну вот, – сказал следователь, иронически глядя на допрашиваемого, – вот как обстоит с «Хансом»!
– Ни в штабе флота, ни даже в штабе соединения, в которое входил мой корабль, не могли знать о татуировке.
– Кто же знал?
– Очень немногие… Вы видите, она у самого плеча, чтобы показать ее, надо снять китель.
– Кто же мог знать о татуировке? – настаивает следователь. – Отвечайте, я предоставляю вам все возможности оправдаться.
– Члены экипажа корабля, на котором я проходил службу.
– Люди «вашего» корабля, которые сейчас мертвы? – Следователь не скрывает сарказма. – Вы правы, это отличные свидетели!
– Но я наизусть перечислил весь экипаж моего корабля, назвал имена людей, их флотские звания, даже указал приблизительно возраст каждого. А вы не сочли нужным передать в Москву это важнейшее доказательство того, что я – это я!..
– Сдается мне, что корабль, о котором идет речь, ваши коллеги не утопили, а захватили. Люди с него убиты, или в плену. Эта же судьба постигла и судового врача. Кто мог помешать вам, разведчику и диверсанту, вызубрить два-три десятка имен?
– Еще аргумент: вы видите, как я владею русским языком. Был приглашен переводчик, и он…
– Не менее блистательно вы владеете немецким.
– Прошу вас, пошлите в Москву мое фото!
– Не вижу смысла. Да это и невозможно.
– Почему?
– Бильд с метрополией не работает. Самолеты туда не летают. Остается отправка со случайным судном. Долго. За это время вы столько успеете…
– Сбегу? Но мы на острове.
– Э, не выдавайте себя за желторотого!.. Старшина Динкер, который был назначен неотлучно находиться при вашей персоне, вчера явился с просьбой. Он, видите ли, сомневается в том, что вы немец. Вот и пришел просить тщательно во всем разобраться… А Динкер потерял на войне брата, от одного слова «наци» его бросает в жар. И этого-то парня вы окрутили и прибрали к рукам! Могу сообщить: вы его больше не увидите. Его место займет матрос Джабб. Он вылавливал вас из воды. Он слышал, как вас изобличил ваш же коллега. Попробуйте разложить его, добейтесь этого – и я скажу: вы сам дьявол!.. Впрочем, уже завтра дело ваше будет закончено.
– Меня будут судить?
– Разумеется.
– Но вы считаете меня немцем, а военнопленных полагается…
– Стоп! – Майор презрительно оглядел допрашиваемого. – Вон как вы поворачиваете. Не надо путать. Вы не были в форме армии своей страны, когда попали к нам, не смогли предъявить установленного воинского удостоверения. Поэтому вас будут судить как диверсанта и убийцу.
– Что же грозит диверсанту и убийце?
– Боюсь, что не могу вас обнадежить. На снисхождение можно надеяться в одном только случае. Вы знаете, в каком?
– Я должен дать ценные показания?
– Настолько ценные, чтобы они перевесили тяжесть совершенного вами преступления.
– Но я не немец. – Карцов устало потирает виски. – Поймите: вы совершаете ошибку.
Таков был последний разговор со следователем. Он происходил вчера. А сегодня Карцова судят. Точнее – уже судили, ибо сейчас читают приговор.
Процедура была недолгой. Огласили формулу обвинения. Задали несколько вопросов и опросили свидетелей – Джабба и еще двоих матросов. Далее коммодор совещался, сперва с соседом справа, затем – слева. Секретарь подал ему лист бумаги, коммодор просмотрел его, дал подписать членам суда.
Это и есть приговор, который сейчас оглашают.
У офицера, который читает приговор, глухой, простуженный голос. Вот он закончил, опустил бумагу, снял очки.
– Поняли все? – спрашивает он, строго моргая ресницами.
Карцов молчит.
– Вас приговорили к смерти. – Офицер таращит глаза, надувает щеки. Маленький, с непомерно развитым подбородком, он весьма горд выпавшей на его долю миссией. – Как лазутчик и диверсант вы будете казнены. Согласно уставу приговор военного суда обжалованию не подлежит…
Карцов поворачивается и медленно идет к двери. Пропустив его, конвоиры движутся следом.
Он выходит на палубу.
Просторная бухта сияет в лучах яркого южного солнца. Вода неподвижна, вдавленные в нее тяжелые тела кораблей – тоже. А на горизонте, который сейчас едва обозначен, четким треугольником проектируется далекая одинокая скала. Странно, что Карцов не заметил ее, когда плыл. Если бы он задержался там на часок, все могло быть иначе.
Сзади протягивается рука Джабба. Между указательным и большим пальцами с толстыми обкусанными ногтями зажата сигарета, остальные держат зажигалку. Карцов берет сигарету. Пальцы Джабба приходят в движение, крышка зажигалки отскакивает, и Карцов прикуривает от крохотного огонька.
После первых затяжек кружится голова. Но это быстро проходит. И вновь глядит он на далекую коническую скалу. Почему так притягивает к себе одинокий камень? На Каспии, у входа в родную бухту, тоже высится горбатый остров. Напоминает этот…
Сигарета докурена. Так хочется еще!.. Он оборачивается. Встретившись с ним взглядом, Джабб достает пачку.