Текст книги "Происхождение и развитие сознания"

Автор книги: Эрих Нойманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

     Эти подобные цветам юноши недостаточно сильны, чтобы противиться силе Великой Матери и превозмочь ее. Они в большей степени любимцы, чем любовники. Полная желания богиня выбирает Для себя юношей и возбуждает их сексуальность. Инициатива никогда не исходит от них; они всегда являются жертвами, умирающими, подобно восхитительным цветам. На этой стадии у юноши нет никакой мужественности, нет сознания, нет высшего духовного эго. Он нарциссически отождествлен со своим собственным мужским телом и его отличительным признаком, фаллосом. Не только мать Богиня любит его просто за фаллос и, кастрируя его, овладевает фаллосом, чтобы сделать себя плодородной, но и его самого отождествляют с фаллосом, и его судьба является судьбой фаллоса. Все эти юноши с их слабым Эго и отсутствием индивидуальности не обладают своей собственной судьбой, а имеют лишь судьбу общую; они пока еще не являются индивидами и поэтому не ведут индивидуального существования, только ритуальное. Мать Богиня также связана не с индивидом, а лишь с архетипической фигурой юноши.

     Даже возрождающая сторона Великой Матери, ее исцеляющий и положительный аспект, в этом смысле не имеют отношения к индивиду. Это не Эго, а тем более не "я" или личность возрождается и осознает себя возродившейся; возрождение – это космическое событие, анонимное и универсальное, такое же, как и "жизнь". С точки зрения Матери Земли или Великой Матери, все растения одинаковы, каждое новорожденное создание является любимцем матери и остается таковым каждую весну и при каждом рождении, точно также как и она остается такой же, какой была. Но это означает лишь то, что новорожденный является для нее возрожденным, и каждый возлюбленный является все тем же единственным любимым. И когда богиня ритуально соединяется с каждым царем плодородия, с отцом, сыном и внуком, или с каждым из ее верховных жрецов, для нее они всегда являются одним и тем же, потому что половое слияние означает лишь одно, кто является обладателем фаллоса – значения не имеет, важен исключительно сам фаллос. Точно так же в своих жрицах, священных проститутках, она проявляется как множественное лоно, но на самом деле всегда остается самой собой, все той же единственной Богиней.

     Великая Мать к тому же и девственница, только не в том смысле, который подразумевал патриархат, позднее ошибочно принявший ее за символ целомудрия. Она является девственницей именно в силу своего плодородия, которое не зависит ни от какого мужчины. ^[15]

     На

санскрите "независимая женщина" – синоним шлюхи. Отсюда женщина, не привязанная к мужчине, в античности является не только универсальным типом женственности, но и сакральным типом. Амазонка в своей независимости не связана с мужчиной, но не привязана к мужчине и женщина, которая символизирует и обеспечивает плодородие земли. Она – мать всего, что было или будет рождено; и лишь в кратком приступе страсти, если он вообще возникает, она жаждет мужчину, который является просто средством достижения цели, обладателем фаллоса. Все фаллические культы неизменно отправлялись женщинами. Они играли на одном и одном и том же: анонимной силе оплодотворяющего фактора, фаллосе, как таковом. Человеческий элемент, индивид, является только носителем – преходящим и временным носителем – того, что не исчезает и неподвластно времени, потому что вечно остается одним и тем же фаллосом.

     Соответственно, богиня плодородия – одновременно и мать, и девственница, гетера не принадлежащая ни одному мужчине, но готовая отдать себя любому. Она доступна всем, кто, как и она сама, состоит на службе плодородия. Обращаясь к ее лону, он служит ей, священной представительнице великого принципа плодородия. В этом смысле "брачную фату" следует понимать как символ кедеша,проститутки. Она «неизвестна», то есть анонимна. «Снять фату» значит обнажиться, но это всего лишь иная форма анонимности. Реальным, действующим фактором всегда является богиня, надличностное.

     Личностное олицетворение этой богини, то есть конкретная женщина, не имеет никакого значения. Для мужчины она кедеша,священная (кадош =священный), богиня, возбуждающая всю его сексуальность. Иони и лингам, женское и мужское, – два принципа, нераздельно слитые за пределами личности, в священном союзе, где исчезают и теряют значение личностные характеристики.

     Юноши, олицетворяющие весну, принадлежат Великой Матери. Они – ее рабы, ее собственность, потому что они – рожденные ею сыновья. В результате избранные служители и жрецы Матери Богини становятся евнухами. Они пожертвовали самым важным для нее – фаллосом. Кастрация, связанная с этой стадией, впервые появляется здесь в своем истинном смысле как относящаяся конкретно к половому органу. Опасность кастрации появляется вместе с Великой Матерью и является смертельной. Для нее любовь, смерть и кастрация – одно и то же. И только жрецы, по крайней мере в более поздние времена, избегают смерти, потому что, кастрируя самих себя, добровольно подвергаются символическому умиранию ради нее (Рис.15). ^[16]

     Стадия

сына-любовника и его отношение кВеликой Матери имеют фаллический акцент, то есть активность юноши символизируется фаллосом, а его миром правит ритуал плодородия. Поэтому опасности, для него гибельные, связываются с символизмом кастрации, часто практиковавшейся в реальном ритуале. Но символизм кастрации следует понимать в широком смысле, даже когда его терминология относится к фаллической юношеской стадии. Он в такой же мере присутствует в до-фаллических стадиях, как и в более поздних, постфаллических, мужских и героических стадиях. Практиковавшееся позднее ослепление является символической кастрацией. Отрицательный символизм кастрации является типичным выражением враждебности бессознательного по отношению к Эго и сознанию, но также он тесно связан с положительным символом жертвоприношения, который означает жертву Эго бессознательному. Оба символа – кастрация и жертвоприношение – объединяются в архетипе капитуляции. Он может быть выражен в активной или пассивной форме, может быть положительным и отрицательным, и управляет им отношение Эго к самости на различных стадиях развития.

     Существенная характеристика этой юношеской стадии Эго – то, что женщина в аспекте Великой Матери воспринимается как обладающая отрицательным очарованием. Особенно распространенными и хорошо выраженными являются две ее черты: первая – кровавая и дикая сущность Матери Богини, вторая – ее могущество как колдуньи и ведьмы.

     Почитаемая от Египта до Индии, от Греции и Малой Азии до самой черной Африки Великая Мать всегда считалась богиней преследования и войны; ее обряды были кровавы, ее празднества – оргиастичны. Все эти черты существенным образом взаимосвязаны. Этот "кровавый слой" в основе Великой Матери Земли лишь делает еще более понятным, почему юноши, любимые ею, должны бояться кастрации.

     Лоно земли требует удобрения, а кровавые жертвоприношения и трупы – пища, которая ей больше всего по вкусу. Это – ужасный аспект, смертельная сторона сущности земли. В самых ранних культах плодородия окровавленные куски умерщвленной жертвы раздавались как драгоценные дары и подносились земле, чтобы сделать ее плодородной. Такие человеческие жертвоприношения ради плодородия существуют по всему миру абсолютно независимо друг от друга: в ритуалах Америки и Восточного Средиземноморья, в Азии и в северной Европе. Повсюду в ритуалах плодородия и человеческих жертвоприношений ведущую роль играет кровь. Великий земной закон – что не может быть жизни без смерти, был рано понят и еще раньше представлен в ритуале. Это означало, что укрепление жизни можно было купить только ценой жертвенной смерти. Но слово "куплено" на самом деле – более позднее и является фиктивным логическим обоснованием. Резня и жертвоприношение, расчленение и кровавые дары предоставляют магические гарантии земного плодородия. Мы неправильно понимаем эти обряды, если считаем их жестокими. Для ранних культур и даже для самих жертв эта последовательность событий была необходимой и самоочевидной.

     Основным явлением, на котором основано верование о связи между женщиной, кровью и плодородием, по всей вероятности, является прекращение менструальных кровотечений во время беременности, из которых, с архетипической точки зрения, строился зародыш. ^[17]

     Эта

интуитивно прочувствованная связь лежит в основе взаимоотношений между кровью и плодородием. Кровь означает плодородие и жизнь, точно так же, как кровопролитие означает потерю жизни и смерть. Следовательно, первоначально пролитие крови было священным действием, будь то кровь дикого животного, домашнего животного или человека. Чтобы быть плодородной, земля должна пить кровь, и поэтому для увеличения ее силы совершались кровавые возлияния. Но владычицей кровавой зоны является женщина. Она владеет кровавой магией, которая заставляет течь жизнь. Поэтому одна и та же богиня очень часто является повелительницей плодородия, войны (Рис. 16) и охоты.

     Двойственный характер великой Матери Богини, если исключить Индию, наиболее отчетливо проявляется в Египте, где великие богини – будь то Нейт или Хатор, Баст или Мут – являются не только кормящими богинями, которые даруют и поддерживают жизнь, но также и богинями жестокости, кровожадности и разрушения.

     Нейт, небесная корова и первая родившая, "мать, родившая солнце, родившая до того, как существовали роды" и относительно которой Эрман указывает, что "в древние времена она особенно почиталась женщинами", ^[18]

была богиней войны и руководила наступлением в сражениях. Эта же Нейт, призванная выступить судьей в споре о Горе, угрожающе заявляет: "Или я разгневаюсь, и небо упадет на землю". ^[19]

     Хатор

, корова и дарительница молока, также является матерью. Она – также мать солнца, особенно почитается женщинами и является богиней любви и судьбы. Ее празднества свидетельствуют о её разгульной, оргиастической сущности и отличаются танцами, пением, звоном систрума (старинный египетский музыкальный инструмент), бряцанием ожерелий и ритмом ручных барабанов. Она является богиней войны или, скорее, кровожадной, безумной разорительницей человечества. "То истинно, не меньше чем ты жив, что одержала я над людьми победу, и это было утешительно сердцу моему", ^[20]

– сказала она, когда ее послали вершить суд над людьми. Она была настолько опьянена кровью, что боги, чтобы спасти человеческую расу от полного уничтожения, вынуждены были приготовить большое количество красного пива, которое она ошибочно приняла за кровь. "Тогда она выпила его, вкус его был приятен, она вернулась домой и забыла о людях".

     Ее отождествляют с дружелюбной богиней-кошкой Баст, которая в своем ужасном аспекте является богиней-львицей Сехмет. Так что совсем неудивительно, как считает Кеес, ^[21]

что в Верхнем Египте было широко распространено поклонение льву. Лев – самый красивый и самый очевидный символ свирепого характера великого женского божества.

     Сехмет также является богиней сражений, изрыгающей огонь. Празднование ее обрядов, как и ритуалов дружелюбной богини Баст, сопровождается танцами, музыкой и систрумом, но в лапе она держит львиную голову, "как будто демонстрирует, что эта страшная голова так же хорошо подходит и ей". ^[22]

     В

этой связи мы можем упомянуть легенды о богине-львице Тефнут, которую нужно было вернуть в Египет из пустыни. За эту задачу взялся Тот, бог мудрости. Когда он укоряет ее и говорит, каким несчастным стал Египет после того, как она. в гневе покинула его, она начинает плакать как "грозовая туча", но внезапно плач сменяется гневом, и она превращается в львицу. "Ее грива дымилась огнем, ее спина была цвета крови; ее лик пылал как солнце, ее глаза сверкали огнем". ^[23]

     Таурт

, огромное беременное чудовище, стоящее на задних лапах, культ которого относится к доисторическим временам, ^[24]

изображается как гиппопотам со спиной крокодила, задними лапами льва и руками человека (Рис.17). Она является защитницей рожающих женщин и кормящих матерей, хотя ее значение Ужасной Матери довольно очевидно. Позднее, в облике Хесамут ее связали с созвездием Медведицы, материнские черты которой хорошо известны.

     Кровь играет также решающую роль в женских табу, что с самых ранних времен и вплоть до патриархальных культур и религий вынуждало мужчин отворачиваться ото всех женских дел, как от чего-то нуминозного. Менструальная кровь, дефлорация и роды доказывают мужчинам, что женщины имеют естественную связь с этой сферой. Но в основе лежит смутное осознание тесной связи с кровью Великой Матери, хтонической повелительницы жизни и смерти, требующей крови и зависящей от пролития крови.

     Нам с доисторических времен известна роль божественных царей – они должны были либо убить самих себя, либо быть убитыми, когда их могущество изменяло им, и они больше не могли лично гарантировать плодородия. Все это многообразие обрядов, их значение и широкое распространение, описанное Фрезером, посвящено Великой Матери и служит ее плодородию. Если сегодня в Африке священный царь является творцом дождя, дождем и растительностью одновременно, ^[25]

то изначально он исполнял эти роли как сын-любовник Великой Матери. Фрезер говорит:

      «Есть некоторые основания полагать, что в ранние времена Адониса иногда олицетворяли живые мужчины, которые умирали насильственной смертью, как и этот бог». ^[26]

     Но

это – весьма сдержанное высказывание, ибо все указывает на то, что в древние времена, чтобы обеспечить плодородие земли, всегдасовершалось человеческое жертвоприношение, будь то жертва бога, царя или жреца.

     Первоначально жертвой был мужчина, оплодотворяющий фактор, так как оплодотворение возможно только посредством пролития наполненной жизнью крови. Женщине-земле необходимо оплодотворяющее семя-кровь мужчины.

     Здесь, как нигде больше, мы можем видеть значение женского божества.  Эмоциональный,  пылкий характер женщины,  предающейся необузданной страсти, является ужасным для мужчины и его сознания. Опасная сторона женского сладострастия, хотя и замалчиваемая, неправильно понимаемая и преуменьшаемая в патриархальные времена, в ранние века была живой реальностью. Глубоко в эволюционном слое юности страх перед ней все еще живет в каждом мужчине и всегда действует подобно яду, когда ложная сознательная позиция загоняет этот слой реальности в подсознательное. Однако мифология свидетельствует, что женская необузданность и жажда крови подчиняются высшему закону природы, закону плодородия. Оргиастический элемент встречается не только в сексуальных празднествах, представляющих собой праздники плодородия. Женщины также практикуют оргиастические обряды. Эти обряды, часто знакомые нам только по более поздним мистериям, главным образом вращались вокруг оргиастического расчленения священного животного или животного божества, окровавленные куски которого поедались, и смерть его служила плодородию женщины, а следовательно, земли.

     Смерть и расчленение или кастрация являются судьбой юного бога, обладателя фаллоса. И то и другое ясно прослеживается в мифе и обряде, и то, и другое связано с кровавыми оргиями культа Великой Матери. Расчленение трупа Сезонного Царя и погребение частей его тела является вековечной частью магии плодородия. Но только рассматривая эти disjecta membraв целом, мы можем понять первоначальное значение этого. Другой стороной этого обряда является сохранение фаллоса и бальзамирование его как залога плодородия. Это дополняет кастрацию, и вместе они составляют символическое целое.

     За архетипом страшной Матери Земли угадывается переживание смерти, когда земля забирает обратно свое умершее потомство, разделяет и разлагает его, чтобы стать плодородной. Это переживание заложено в обрядах Страшной Матери, которая в своей земной проекции становится пожирающей плоть, и в конечном итоге саркофагом – последним остатком вековечных и издавна практиковавшихся культов плодородия человека.

     На этом уровне кастрация, смерть и расчленение равнозначны. Их связывают с разложением растительности, жатвой и с рубкой деревьев. Кастрация и рубка деревьев, тесно связанные в мифе, символически идентичны. И то и другое встречается в мифе об Аттисе и Фригийской Кибеле, в мифе о Сирийской Астарте и Эфесской Артемиде и в сказке Бата из цикла об Осирисе. Значение некоторых совпадений, например, того, что aithc кастрирует себя под сосной, превращается в сосну, его вешают на сосне и валят как сосну, здесь прояснить не представляется возможным.

     Жреческое пожертвование волосами также является символом кастрации, и наоборот, густые богатые волосы считаются признаком повышенной половой потенции. Пожертвование мужчины своими волосами – это древний знак святости (Рис.15), начиная от полностью лысой головы Египетских иерофантов до тонзуры католических священников и буддийских монахов. Несмотря на огромные расхождения в религиозных взглядах, отсутствие волос всегда ассоциировалось с половым воздержанием и безбрачием, то есть с символической самокастрацией. В культе Великой Матери бритье головы играло эту роль официально, и ни в коей мере не являлось только знаком скорби по Адонису, так что здесь снова рубка дерева, жатва зерновых, разложение растительности, обрезание волос и кастрация являются тождественными. У женщины эквивалентом служит пожертвование девственностью. Отдавая себя, последователь культа становится собственностью Великой Матери и в конце концов преображается в нее. Жрецы Гадеса (современный Кадис), как и жрецы Исиды, были бритыми, а брадобреи – в связи с чем, нам неизвестно – входили в число служителей Астарты. ^[27]

     В

использовании женской одежды, которую, как нам известно, носили Галли, кастрированные жрецы Великой Матери в Сирии, на Крите, в Эфесе и т. д., сохранившимся сегодня в одеяниях католических священников, такое жертвоприношение выражается через отождествление (Рис. 15). Мужчина не только приносится в жертву Великой Богине, но и становится ее представителем, женщиной, носящей ее платье. Приносит ли он в жертву свою мужественность посредством кастрации или мужской проституции – является лишь модификацией. Евнухи, как и жрецы, также являются священными проститутками, так как кедешим,подобно кедешот,или священным женщинам-проституткам, являются представителями богини, оргиастический, сексуальный нрав которой превосходит ее роль в обеспечении плодородия. Так как эти кастрированные жрецы играют ведущую роль в культах Бронзового Века в Сирии, Малой Азии и даже в Месопотамии, то мы считаем справедливыми одни и те же предположения относительно всех территорий Великой Матери. ^[28]

Смерть, кастрация и расчленение – это опасности, угрожающие юному любовнику, но они не говорят всей правды о его отношении к Великой Матери. Если бы она была только страшной, только богиней смерти, то ее блистательному образу не доставало бы чего-то, что, возможно, делает ее еще более устрашающей, но в то же время и бесконечно желанной. Ибо она является также и богиней, которая сводит с ума и очаровывает, обольщает и приносит наслаждение, полновластной обворожительницей. С ней неразрывно связаны очарование секса и пьяная оргия, достигающие своей высшей точки в бессознательном состоянии и смерти.

     В то время как уроборический инцест означал растворение и исчезновение, потому что имел всеобъемлющий, а не половой характер, инцест в юношеской фазе носит половой характер и абсолютно ограничен половыми органами. Великая Мать становится большим лоном, юный любовник – большим фаллосом, и весь процесс полностью разворачивается на половом уровне.

     Поэтому фаллос и фаллический культ сопутствуют сексуальности юношеской стадии, а смертельный аспект этой стадии проявляется как убийство фаллоса, то есть кастрация. Оргиастический характер культов Адониса, Аттиса и Таммуза, не говоря уже о Дионисе, является частью этой сексуальности. Юный любовник участвует в разгуле секса, и его Эго растворяется в оргазме, расширяется в смерти. На этом уровне оргазм и смерть идут вместе, точно также как оргазм и кастрация.

     Для юного бога с его слабо развитым Эго положительные и отрицательные аспекты сексуальности находятся в опасной близости друг к другу. В состоянии возбуждения он теряет свое Эго и возвращается в лоно Великой Матери, регрессируя до состояния, предшествующего появлению Эго. Он не завершает блаженный уроборический инцест предшествующей стадии, а переживает смертельный экстаз полового инцеста, относящегося к следующей фазе, девиз которой: после совокупления животные печальны

     Сексуальность здесь означает потерю Эго и подавление женщиной, что является типичным или, скорее, архетипическим переживанием половой зрелости. Так как секс воспринимается как всемогущие надличностные фаллос и лоно, Эго исчезает и уступает высшему очарованию отсутствия Эго. Мать все еще слишком сильна, бессознательное находится все еще слишком близко для того, чтобы Эго могло сопротивляться волнам крови. ^[29]

     Ужасная

Мать является искусительницей, которая приводит чувства в замешательство и лишает мужчин рассудка. Ни один юноша не может противостоять ей; он преподносится ей как фаллос. Он либо захватывается силой, либо сломленный Великой Матерью, безумный юноша калечит себя и преподносит ей фаллос как жертву.

     Безумие является расчленением индивида, точно также как в магии плодородия расчленение тела символизирует растворение личности.

     Так как растворение личности и индивидуального сознания относится к сфере Матери Богини, то безумие является постоянно повторяющимся симптомом подчинения ее власти или власти ее представителей. Ибо – и в этом заключается ее магическая и страшная сила – юноша горит желанием, даже когда ему угрожает смерть, даже если удовлетворение его желания сопряжено с кастрацией. Поэтому Великая Мать является колдуньей, которая превращает мужчин в животных – Цирцеей, владычицей диких зверей, которая приносит мужчину в жертву и раздирает его. Действительно, мужчина играет для нее роль животного и не более того, ибо она правит животным миром инстинктов, которые служат ей и ее плодородию. Это объясняет териоморфность мужчин-любовников Великой Матери, ее жрецов и жертвы. И вот почему, например, мужчин-служителей Великой Богини, которые проституировали ради нее и носили женские одежды, называли келабим,«собаки». ^[30]

     Божественный

юноша приносит Великой Матери счастье, славу и плодородие, но она вечно остается неверна ему и не приносит ему ничего, кроме несчастья. Вот ответ Гильгамеша на обольщающие уловки Иштар (Рис.16), которой "устремила очи на красоту Гильгамеша":

      "Сохрани для себя свои богатства,

      Украшенья тела и одежды,

      Сохрани для себя питье и пищу,

      Пищу твою, что достойна бога,

      И питье твое, что владыки достойно.

      Ведь любовь твоя буре подобна,

      Двери, пропускающей дождь и бурю,

      Дворцу, в котором гибнут герои,

      Смоле, опаляющей своего владельца.

      Меху, орошающему своего владельца.

      Где любовник, которого бы ты всегда любила,

      Где герой, приятный тебе и в грядущем?

      Вот, я тебе расскажу про твои вожделенья:

      Любовнику юности первой твоей, Таммузу,

      На годы и годы назначила ты стенанья!

      Птичку пеструю, пастушка, ты полюбила,

      Ты избила ее, ты ей крылья сломала,

      И живет она в чаще и кричит: крылья, крылья!

      Полюбила ты льва, совершенного силой,

      Семь и еще раз семь ему вырыла ты ловушек!

      Полюбила коня, знаменитого в битве,

      И дала ему бич, удила и шпоры,

      Ты дала ему семь двойных часов бега,

      ты судила ему изнемочь и тогда лишь напиться,

      Силили, его матери, ты судила рыданья!

      Пастуха ты любила, хранителя стада,

      Он всегда возносил пред тобою куренья,

      Каждый день убивал для тебя по козленку,

      Ты избила его, превратила в гиену,

      И его же подпаски его гоняют,

      Его же собаки рвут ему шкуру!

      И отцовский садовник был тебе мил, Ишуллану,

      Приносивший тебе драгоценности сада,

      Каждый день украшавший алтарь твой цветами,

      На него подняла ты глаза и к нему потянулась:

      "Мой Ишуллану, исполненный силы, упьемся любовью,

      Чтоб мою наготу ощущать – протяни свою руку".

      И сказал Ишуллану: "Чего от меня ты хочешь?

      Мать моя не пекла ли? Я не вкушал ли?

      А должен есть снедь стыда и проклятий,

      И колючки кустарника мне служат одеждой".

      И едва ты услышала эти речи,

      Ты избила его, превратила в крысу,

      Ты велела ему пребывать в его доме,

      Не взойдет он на крышу, не спустится в поле.

      И, меня полюбив, ты изменишь мой образ!" ^[31]

     Чем

сильнее становится Эго-сознание у мужчины, тем больше оно осознает выхолащивающую, околдовывающую, смертельную и одурманивающую сущность Великой Богини.

Сферы Ужасной Матери

     Чтобы проиллюстрировать основные черты архетипа Великой и Ужасной Матери и ее сына-любовника, мы возьмем в качестве примера замечательный миф об Осирисе и Исиде (Рис.18). Патриархальный вариант этого мифа демонстрирует четкие следы перехода от матриархата к патриархату, и, несмотря на редакционные правки и изменения, мы все же еще можем различить первоначальные акценты. Этот миф также сохранился как древнейшая сказка в мировой литературе, а именно, как история о Бата. Несмотря на вторичные персонализации, которые неизбежно возникают, когда миф превращается в сказку, эта история также в ясной и понятной форме сохраняет взаимоотношения и символы, раскрывающие первоначальное значение.

     В мифе Исида, Нефти да, Сет и Осирис образуют четверку из двух сестер и двух братьев. Даже в лоне Исида и Осирис держатся вместе, и в своей завершающей части миф представляет Исиду как положительный символ супружеской и материнской любви. Но, наряду со своими характерными чертами сестры-жены, в отношениях с Осирисом Исида сохраняет также нечто магическое и материнское. Ибо когда последнего убивает и расчленяет его враг и брат Сет, именно его сестра-жена Исида возрождает его и, тем самым, проявляет себя одновременно и как мать своего брата-мужа. В последующих изложениях мифа она почти полностью теряет характер Великой Матери и выступает прежде всего как жена. Тем не менее, Исида, которая ищет, оплакивает, находит, узнает и возрождает своего мужа, все же остается великой богиней, обожаемой юношами, а для ее обрядов повсюду типична следующая последовательность: смерть, оплакивание, поиск, нахождение и возрождение.

     Существенная функция "доброй" Исиды – отказ от своего матриархального господства, которое было такой выразительной чертой в первоначальном матриархате Египетских Цариц. Типичной для этого отказа и для перехода к патриархальной системе является борьба Исиды за признание богами законности ее сына Гора. Тогда как в "маточной системе", как называет ее Море, ^[32]

сын всегда является сыном своей матери, Исида борется за признание отцовства Осириса в отношении Гора, который должен принять от него отцовское наследие патриархата. На этом наследовании была основана родословная Египетских Фараонов, каждый из них называл себя "Сыном Гора". Осирис является "тем, кто установил справедливость в двух странах; он оставил сына на месте отца". ^[33]

     Сохранилась

одна удивительная и очевидно несколько несообразная черта, которая противоречит доброму характеру Исиды как жены и матери. Гор возобновил борьбу своего отца против убийцы Сета и в этом его поддержала Исида. ибо когда в Сета попадает копье Исиды, он взывает к ней с мольбой о сострадании, молвя:

      «Как ты можешь поднять оружие против брата его [Гора] матери?» Ее сердце наполнилось состраданием, и она крикнула копью: «Оставь его, оставь его! Ты видишь, он мой брат единоутробный». И копье вышло из него. Тогда его величество Гор разъярился на мать свою Исиду, подобно пантере из Верхнего Египта. И она бежала от него в тот день, на который было назначено сраженье со смутьяном Сетом. И Гор отрубил голову Исиде. Но Тот с помощью своей магии изменил голову Исиды и водрузил на нее снова, теперь она стала называться «Первая из Коров». ^[34]

     Характерно

, что Сет, взывая к своей сестре Исиде, говорит, что он в конце концов ее брат от одной матери и что, следовательно, она не Должна любить "постороннего мужчину" больше, чем любит его. ^[35]

     этот

посторонний мужчина – либо Осирис, который выступает Здесь не как брат Исиды, а как ее муж, либо, как полагает Эрман, собственный сын Гор, То есть, точка зрения Сета – чисто матариархальная, уходящая корнями в век экзогамии, когда сын уходил из дома а  главой семьи был и оставался дядя по материнской линии.

     Патриархальную точку зрения, в противоположность матриархальной, классически сформулировал один из богов в споре о законности прав Гора: "Должно ли отдавать власть брату матери, когда жив еще сын от тела ее?" Сравните с возражением Сета: "Неужели ты отдашь власть моему меньшему брату, когда есть я, его старший брат?" ^[36]

     Так

что, по-видимому, Исида шагнула назад, вернулась к взаимоотношениям брата и сестры, которые, по свидетельству Бахофена, предшествующим взаимоотношениям мужа и жены. Исида защищает своего брата Сета, даже несмотря на то, что он убил ее мужа Осириса и разрубил его на части, потому что он является ей братом по матери. Гор, отомстив за отца, становится виновным в убийстве матери. Проблема Орестеи,ее мы будем рассматривать позднее как пример конфликта верности сына по отношению к отцу и по отношению к матери, возникает здесь в связи с Исидой, существенно важная функция которой – построение моста от матриархата к патриархальному общественному укладу.

     Дальнейший след первоначально "страшного" характера Исиды можно видеть в том странном факте, что, когда Исида вмешивается в сражение между Гором и Сетом, ее копье вначале попадает в ее сына Гора; это был промах, который она тут же исправила. Ужасная I сторона Исиды проявляется и в нескольких других, второстепенных чертах, и, хотя они не относятся к подлинной драме Исиды и Осириса, тем не менее все же исключительно важны. Во время своих поисков Осириса Исида становится нянькой ребенка "царицы Астарты" в [Библе]. Там она пытается сделать ребенка царицы бессмертным, поместив его в огонь, но эта попытка заканчивается неудачей. Младший сын царя умирает при виде ее страданий у гроба Осириса, а старшего она забирает с собой в Египет. Когда мальчик застает ее в слезах, целующей лицо мертвого Осириса, она бросает на него такой гневный взгляд, что ребенок тут же на месте умирает от испуга. ^[37]