Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 4. Под ливнем багряным"

Автор книги: Еремей Парнов

Собрав в Кале первых лиц королевства, Эдуард ознакомил их с военным положением. Алиса Перрерс, которой претил походный быт, склоняла короля к умеренности. Однако ни он сам, ни его сыновья, стоявшие теперь во главе крупных военных формирований, сперва даже думать не желали о мире. Но парламент, недовольный войной, которая перестала давать доход, все с большим скрипом голосовал за налог. После всевозможных оттяжек и проволочек переговоры все-таки начались.

Наследник престола Эдуард Уэльский, прозванный за цвет доспехов Черным Принцем, проявил крайнюю неуступчивость. Зарекомендовав себя доблестным рыцарем еще при Кресси, где отличился будучи шестнадцатилетним юнцом, он по мере возмужания становился все больше похожим на отца. Таким же ненасытным, упрямым и чадолюбивым.

– Нам не следует отказываться от статей Лондонского договора, – твердил Эдуарду-отцу Эдуард-сын.

И думал уже о собственном отпрыске, которому когда-нибудь отойдут завоеванные владения. Хотелось оставить побольше. Сделавшись наместником заморских территорий и получив титул герцога Аквитанского, Черный Принц на свой страх и риск предпринял новый карательный рейд. Пройдя от Гиени до Лангедока, он в который раз озарил заревом пожарищ истерзанную страну, но, столкнувшись с народным восстанием, вынужден был повернуть обратно. Добавив к своему гербу страусовые перья павшего на бранном поле чешского короля и его краткий девиз: «Служу», [13]13
  Эти перья и девиз по сей день украшают герб принца Уэльского – наследника английского престола.


[Закрыть]он не оправдал обязательства, сослужив своей стране дурную службу. И немудрено. Ведь Ян Люксембургский, несмотря на всю его славу, был поражен слепотой. Поводыри сопровождали его даже в бою. Черный Принц хоть и не страдал дефектом зрения, зато отличался слепотой нравственной. Храбрый рыцарь и талантливый полководец, церемонно вежливый и благородный в обращении с особами голубой крови, будь то друзья или враги, он всех прочих просто не считал людьми. Ни богатых горожан, ни тем паче крепостных крестьян. Его кровавые набеги и непомерные денежные поборы породили у французов такое ожесточение, что оно передавалось потом внукам и правнукам до четырнадцатого колена. Все его деяния шли прахом: административные меры, преследующие самую беззастенчивую корысть, и внешне респектабельные поступки, способные снискать рукоплескания дам. Стараясь во всем походить на Ричарда Львиное Сердце, он умел драться лишь в чистом поле и совершенно не понимал позиционной войны.

Осень 1368 года застала англичан вдали от неприступных валов Ла-Реоля, где можно было уютно перезимовать, чтобы с наступлением оттепели возобновить преследование скользкого как угорь неприятеля.

Остановившись в чудом уцелевшем замке Омер, построенном потомками знаменитого крестоносца, принц созвал военный совет.

– Меня волнует лишь одно, милорды: где противник? – Он с вымученной улыбкой взглянул на измотанных долгим походом сподвижников.

В полыхающем озарении смоляных факелов с особой рельефностью вырисовывались заросшие, влажные от испарины лица. Говорить не хотелось. Освобожденные от ненавистных лат, тела требовали немедленного отдыха. И то сказать: две ночи провели в седлах. Лошади и те не выдерживали. Сам принц успел сменить четырех, пятая пала под ним уже в воротах Омера.

Никто не знал, куда делось войско Карла, просочившееся через расставленные на всех дорогах посты, как песок сквозь пальцы. Даже думать об этом было противно, настолько слипались глаза и ныли кости. Но вопрос задан, и рыцарская вежливость не позволяла отделаться нечленораздельным мычанием.

Граф де Бомонт, грузный, состарившийся в походах, с мягкой укоризной покосился на Джона Чандоса. Главнокомандующий откровенно храпел, уронив на грудь налитую свинцом голову. Недаром ворчат старики, что война привела к огрублению нравов: молодежь совершенно отбилась от рук.

– Нам остается либо уверовать в колдовство, милорд герцог, – Бомонт счел себя обязанным поддержать разговор, – либо допустить, что французы пошли через лес. Первое нелепо, второе неслыханно, но все-таки более вероятно.

– Без дорог? Как звери? – Черный Принц только руками развел. – А как же обозы?

– Скорее всего, сожгли, а может, и схоронили в надежном месте.

– Так-так. – Принц размял занемевшие пальцы. Усталость как рукой сняло. Мысль обрела привычную четкость и быстроту. – Значит, кузен Карл снова хочет укрыться в Париже?

– Почему бы и нет? Как-никак зима на носу.

– Чандос! – гаркнул принц во весь голос.

– Милорд? – Коннетабль [14]14
  Главнокомандующий (франц.).


[Закрыть]перестал храпеть, но так и не оторвал подбородок от шнуровки колета.

– Выступишь с рассветом в направлении на Шартр.

– Выступлю, милорд, выступлю…

– Пока не поздно, нужно поджечь лес у Фонтенбло, граф Бомонт!

– Поздно, но я попробую. – Двужильный норманн с трудом отлепился от высокой спинки стула и с хрустом в суставах выпрямился. Пол уходил из-под ног, как палуба в шторм.

– Возьмешь кернов [15]15
  Легковооруженные ирландские воины.


[Закрыть]и лучник. – Принц невольно отвел глаза. Как и король, он все еще верил, что одним молниеносным броском можно свершить чудо. И не щадил, как отец, ни себя, ни других.

Глава вторая
Первая встреча

 
С ним йомен был – в кафтане с капюшоном.
За кушаком, как и наряд, зеленым
Торчала связка длинных, острых стрел,
Чьи перья йомен сохранять умел,
И слушалась стрела проворных рук.
С ним был его большой могучий лук,
Отполированный, как будто новый.
Был йомен кряжистый, бритоголовый,
Студеным ветром, солнцем опален,
Лесной охоты ведал он закон.
Наручень шитый стягивал запястье,
А на дорогу из военной снасти
Был меч, и щит, и на боку кинжал.
На шее еле серебром мерцал,
Зеленой перевязью скрыт от взора,
Истертый лик святого Христофора…
 

Джеффри Чосер.

Кентерберийские рассказы

Больше нигде в мире не встретишь таких широких дорог, как во Франции, проклятой и трижды благословенной. И приведут, куда надо, и места достанет, чтобы разъехаться с встречной повозкой. Метко подмечено: по королевской дороге невеста проедет, не зацепив воз с покойником.

Куда ни глянь, всюду трупы. По дороге на Шартр, по дороге на Орлеан.

Пять дней горел лес в Понтьерри. Фонтенбло и Эссон купались в густой удушливой пелене, а когда менялся ветер, едкая гарь заволакивала притихший Париж. Солнце едва проглядывало сквозь мглу бледным размытым пятном. Сбившись в стаи, волна за волной проплывали черные птицы. Всхлипывала и замирала усталая бронза колоколов. Тусклые зори остывали в угрюмой спешке, как вынутое из горна железо. Потом наползли тучи, и не стало ни утра, ни вечера. Но в канун дня усопших милосердное небо обрушило ледяной ливень. С короткими перерывами лило всю неделю, а перед праздником святого Мартена дождь сменился мокрым, липучим снегом. Изрядно попорченный огнем придорожный лес курился холодным туманом, словно преддверие адской бездны. В прелой листве, где совсем недавно рыли желуди вепри, ржавели пробитые латы. Тихо было в опустевших, разоренных домах. Ни грохота бочек, ни песен застольных:

 
A la Saint-Martin
Bonde ton vin. [16]16
  На святого Мартена открывай свое вино (франц.).


[Закрыть]
 

Если и уцелела непочатая бочка или забытый бурдюк, то бриганды-разбойнички осушили до капли. Чего сами не выпили, уплетая припасенные на зиму окорока, тем грязь напитали. Переловили птицу, распороли мешки с хлебом, унесли одежду и утварь. Известное дело: на войне как на войне. Считай, что легко отделался, если только ограбили подчистую. Кого с оружием застали, тех подвесили на просушку, кто за жену или дочку вступился – утопили в вине. Благодарную свечку поставьте перед девою непорочной, живые. И соседей не забудьте помянуть убиенных. Некому помолиться за души, погибшие без покаяния. Зачтется доброе дело на небесах. Гробовщики довольно потирали руки: товар пользовался бешеным спросом – не успевали сколачивать. Пока мороз не схватил землю, торопились отрыть могилы. Снежная морось оседает на вывороченные отвалы. Облетающие деревья, мглистое небо, тоска.

Выполнив поручение, Бомонт возвращался назад, уютно подремывая в седле. Могучий испанский жеребец уверенно месил белую глину. Противника англичане так и не обнаружили. По небольшому отряду могли ударить откуда угодно: спереди, сзади. Повсюду шныряли недобитые крестьянские шайки.

Обойдя Блуа стороной, граф выслал дозоры.

– Значит, так, Уот Тайлер, – он подозвал к себе коренастого бритоголового стрелка в насквозь промокшем зеленом кафтане вольного хлебопашца-йомена. – Надо хорошенько разведать дорогу. Если все тихо, подыщи подходящее место для отдыха. Я на тебя полагаюсь – ты парень смышленый. Только не очень забирайся вглубь.

– Разве на таком одре далеко ускачешь? – Лучник потрепал измученную лошадку по холке. – Сколько ребят взять, милорд?

– Трех-четырех, полагаю, будет достаточно. Выбери, кого хорошо знаешь, да смотри не зевай!

– Томас, Эндрю, Уил Хоукер, – позвал лучник. Поплотнее натянул капюшон и поскакал, обгоняя строй. Глинистая жижа так и брызнула из-под копыт.

На подходе к уютной, чистенькой деревеньке йомены наткнулись на монаха в обтрепанной, застиранной до рыжины сутане францисканского ордена. Стоя над мертвецом, он читал заупокойную молитву. Судя по латам и валявшемуся поодаль разбитому шлему с куцым плюмажем, убитый был бедным шатленом, [17]17
  Владелец замка (франц.).


[Закрыть]а может, и вовсе простым рыцарем. Хрупкое, почти детское личико закоченело в оскале, золотистые кудри прилипли к глазницам, раздолбанным вороньем.

Как отвратительна смерть, подумал лучник, особенно такая – в дорожной грязи.

– Gentilhomme! [18]18
  Благородный человек, дворянин (франц.).


[Закрыть]– невесело усмехнулся Тайлер, склонясь к монаху, и суеверно прикоснулся к оловянному образку под перевязью.

– Whanne Adam dalfe and Eve span who was rhanne a gentillman? [19]19
  Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином (староангл.).


[Закрыть]– скороговоркой бросил францисканец, продолжая бормотать по молитвеннику.

– Англичанин? – несказанно удивился Тайлер. – Что ты делаешь здесь один, когда кругом война? Каким ветром тебя занесло?

– Я божий человек. – Монах осенил павшего крестом и спрятал молитвенник. – По божьим делам иду в Авиньон к святому престолу.

– Пешком? В одиночку?.. Да ты просто рехнулся! Тебя выпотрошат, как цыпленка; хорошо, если не убьют.

– А меня уже выпотрошили. – Скорчив веселую рожу, монах развел руками. – Больше нечего взять.

– Далеко ли твоя обитель? – Тайлер спешился и дал знак товарищам продолжать путь.

– Я священник церкви святой Марии в Йорке, может, слыхал?

– Не бывал я на севере, божий странник. Кто же тебя обобрал? Небось воры-французы?

– Может, французы, а может, свои.

– Ну нет, англичанин вряд ли пойдет на такое.

– Ты не знаешь англичан, йомен. Вернее – не знаешь людей, потому что все мы дети Адама и Евы.

– Наверное, ты прав, отец, – согласно кивнул Тайлер. – Взять хоть этого, – ударом ноги он отбросил в сторону изрубленный шлем. – Одно слово что благородный. Виллан или лорд – всех черви сгложут. Прими его душу, господь. Он не виноват, что родился французом.

– Теперь он уже не француз. Там все говорят на одном языке.

– Почем ты знаешь, монах? Оттуда никто еще не возвращался. – Тайлер еще раз взглянул на убитого. Он видел множество мертвецов, целые поля костей, деревья, увешанные телами, но почему-то именно эта одинокая смерть пробудила в душе заунывные струны. – Скажи откровенно, отец, что ты думаешь насчет ада? Он есть?

– Есть, – с уверенностью ответил францисканец. – Здесь, на этой земле. Посмотри вокруг, и ты убедишься.

– А там?

– Не задавай глупых вопросов. Или тебе недостаточно мук и страданий людских? Мир стонет от крови и слез, переполнивших реки. Не ищи дьяволов в пекле, они среди нас.

– Ты говоришь про людей?

– Про злых и подлых, присосавшихся к жилам народа.

– Чудные речи для служителя церкви!

– Я не церкви служу, йомен. Нынче церковь – обитель греха и обмана.

– Да веруешь ли ты в бога?! – воскликнул пораженный стрелок.

– В правду я верую и правде единой служу, а правда и есть бог.

– Как же, слыхал я подобные песни! – Тайлер разочарованно усмехнулся. – Кто только не болтает о правде! Не заслоняется ею, как щитом… Уж не за правдой ли ты отправился на поклон к папе?

– А ты не дурак, йомен.

– Я-то не дурак, но вот кто ты, святой отец?.. Хотелось бы знать.

– Зачем, добрый лучник? Сведешь к начальнику, а может, сразу покончишь ударом меча?

– За кого ты меня принимаешь? Я не шериф, не палач. Всего лишь стрелок.

– Слишком любопытный стрелок. Тебе не кажется?

– А вдруг ты лазутчик? Военное время, монах…

– Ты хоть помнишь, когда оно было мирным? Эта война такая же мерзкая глупость, как походы в Святую землю. И уверяю тебя, она будет тянуться до скончания времен. Удобный способ вытягивать денежки придумали короли, ничего не скажешь. А Джон Простак знай себе платит. Ты давно не был на родине?

– Давно, отец. А что?

– Так, ничего… Получая шесть пенсов в день, можно не торопиться.

– Шесть пенсов? – осклабился Уот Тайлер. – Их забирает лорд, который взял меня под свое знамя. Мне достается немного поменьше.

– Все равно неплохой заработок. Небось лучше, чем надрываться на пахоте?

– Повоюй с мое, узнаешь.

– Воевать стоит за правое дело. Не под знаменем лорда.

– А твой архиепископ разве не лорд?

– Хуже. Он грабит, прикрываясь именем божьим. Лорды-епископы осквернили чистоту евангельского учения. Подумай об этом как-нибудь на досуге.

– Чего ж тут долго думать! Встречал я одного такого. Он сейчас в Бордо со своими людьми. Надел латы, перепоясался мечом и пошел на войну. И неплохой, скажу тебе, воин. Не знаю, каков он по вашей части, но рыцарь хоть куда. Клянусь святым Христофором! И скачет, и рубит, и хлещет вино. Я хоть и не шибко жалую попов, но этот мне пришелся по нраву. Мы вместе брали Лимож.

– Не богу, но противнику его служат подобные пастыри.

– А ты, часом, не из еретиков ли, блаженный странник? Сказывают, будто среди вашего брата их особенно много? Один так и вовсе колдун – сделал медную голову, которая отвечает на все вопросы.

– Веришь в глупые сказки?

– Пожалуй, не очень, мало ли о чем болтают в народе… Скажу тебе как на духу: ты мне нравишься, фриар. [20]20
  Монах.


[Закрыть]Не знаю чем, но честного человека я чую за милю. Нужна ли тебе какая помощь?

– Спасибо, йомен, но мне ничего не надо.

– Все же лишнее пенни в дороге не помешает? – Тайлер потянулся к висевшему на поясе кошельку.

– Денег не надо, – францисканец решительно покачал головой. – Если есть хлеб и немного вина – поделись.

– Будь по-твоему, – лучник полез в притороченную к седлу суму. – Хочешь, могу подвезти, пока не разойдутся дороги?

– Вот за это спасибо. Мне ведь шагать и шагать…

– Да, до Авиньона неблизко. Говорят, это второй Вавилон?

– Язык без костей. Но ты держи уши открытыми, а главное, думай. Не надейся на медную голову.

– Метко сказано! – засмеялся Уолтер, помогая монаху взобраться на круп. – Так вот о правде, отец: ты действительно думаешь, что папа – наместник господень?

– Кто из нас еретик? – в свою очередь улыбнулся монах. – Ты мне тоже понравился, парень… Поэтому насчет Авиньона скажу тебе так: рыба тухнет с головы. Приглядись хорошенько к хвосту.

– И где этот хвост?

– Да хотя бы у нас в Кентербери. Ты мне про сладкую жизнь, обжорство, разврат, а я тебе про тюрьмы и пытки. Свободных людей клеймят, как скот, только за то, что они не хотят быть рабами. А в Авиньон я послан по делам прихода. Мне нужен кардинал-камерленго, чтобы уладить тяжбу о наследовании земель, принадлежащих ордену кармелитов… Теперь ты доволен?

– Мне сразу показалось, что ты не из тех людей, кому доставляет удовольствие лобызать чужую обувь. Даже если она расшита жемчугом.

Стрелки поджидали своего вожака у покосившейся придорожной часовенки, утопающей в прелой листве.

– Сдается мне, Уот, что там орудуют люди Боба Кноллиса, – Том Крайтон кивнул на деревню. – Потеха в самом разгаре. Их там человек двадцать, не меньше.

Уолтер из-под руки оглядел деревеньку. Разбросанные домики под соломенной кровлей казались вымершими. Лишь возле самого большого и дальнего от дороги деловито сновали несколько черных фигур. Их хаотичное, внешне бессмысленное мельтешение удивительно напоминало муравьев, тщащихся завладеть слишком крупной добычей.

– Ловят свинью, – усмехнулся Уолтер, разглядев подробности. – Мы рискуем остаться без обеда.

– Я бы не стал мешать чужой охоте, – предостерег Том.

– А мне нравится это местечко. Слыхал приказ? Ребята чертовски устали.

Подъехав к крайнему двору, Тайлер спрыгнул и, передав повод товарищу, ссадил невозмутимого монаха.

– Побудьте пока тут, я сейчас…

Пружинистым шагом он осторожно обежал дом сзади, но только успел высунуться из-за угла, как с грохотом распахнулась дверь и на мокрую землю руками вперед вылетела отчаянно голосящая молодуха в разодранной короткой тунике. За нею с кинжалом в поднятой руке выскочил рослый огненно-рыжий бриганд. Едва удержавшись на ногах, он грубо схватил ее за косу и попытался втащить обратно.

– Эй, приятель, – негромко окликнул его Тайлер. – Может, лучше оставить ее в покое? – И с расчетливой медлительностью поднял могучий лук.

Грабитель уставился на непрошеного защитника сумасшедшими, налитыми кровью глазами, туго соображая, кто он и зачем вдруг здесь очутился. Потом, собравшись с силами, приподнял девицу и пинком загнал ее внутрь. Перебросив кинжал в другую руку, он схватился за филенку и, не глядя, метнул оружие.

Тайлер едва успел отклониться и в то же мгновение пустил стрелу. Она вонзилась в самую середину ладони, намертво пришив ее к дверной рамке. Рыжеволосый истошно взвыл, дернулся и с протяжным стоном привалился к стене. Йомен свистом окликнул своих, неторопливо приблизился и взялся за рукоятку меча. Близкий к обмороку, бандит с ужасом следил за ним, забыв про боль, не замечая крови. Фыркали, нервно переступая копытами, кони, позвякивала сбруя, из дома доносились прерывистые рыдания. Но он не слышал ничего, загипнотизированный зеркальным блеском клинка.

Все так же размеренно и степенно йомен ступил на крыльцо, сжал пригвожденную руку повыше запястья и коротким ударом срубил наконечник. Последовал резкий рывок и окровавленное древко отлетело в сторону. Бриганд согнулся, зажимая рану, и сполз на колени.

– Скажи остальным, чтоб убирались отсюда как можно быстрее, – склонившись над ним, процедил Тайлер. – Войска занимают деревню именем короля.

Тот скатился со стоном с крыльца и, бормоча глухие проклятия, поплелся в гору. Его шатало, как пьяного, а может, он и взаправду был одурманен вином.

Йомены проводили незадачливого налетчика беззлобным смехом.

– Ловко ты его, – облегченно вздохнул францисканец. – Я даже испугался, когда ты взмахнул мечом. Подумал – зарубишь.

– Зачем? – пожал плечами йомен. – Ведь мы не враги.

– Не враги? – Монах лукаво прищурился. – Слишком осторожно сказано. Враг моего врага – мой друг… Ты спас француженку, ранив при этом англичанина.

– Он ирландец, – заметил Том Крайтон. – Я знаю этого парня.

– Мы не воюем с женщинами, – собравшись с мыслями, молвил Уолтер. – Мне вообще не по душе, когда убивают и грабят невинных людей. Война войной, но должна же быть справедливость?

– А что вы думаете, парни, насчет крестьян, атакующих наши обозы? Слыхали про Жака Простака? – Монах явно старался втянуть в разговор остальных.

– Думать особенно нечего, – твердо сказал Том. – Есть приказ вешать всякого, кто будет пойман с оружием.

– Оружие оружию рознь. Серп или те же вилы?

– Кто он такой? – тихо спросил Уил Хоукер. – Чего ему надо?

– На смутьяна из этих «бедных проповедников» смахивает, – подал голос Эндрю. – Много их нынче бродит.

– Французскому Жаку не легче, чем английскому Джону, – продолжал гнуть свою линию францисканец. – Нам ли его осуждать? И за что? Уж не за то ли, что мочи не стало терпеть?..

– Переночуешь с нами или пойдешь дальше? – с ощутимой сухостью в голосе спросил Тайлер. Он устал от разговоров. Граф Бомонт на подходе. Самое время готовить квартиры.

– Я пойду. – Монах улыбнулся каким-то своим мыслям. – Не проводишь меня до часовни?

Йомен подумал и согласно опустил веки.

– Тогда прощайте, добрые лучники. Храни вас господь. Будете в Йорке, спросите Джона Болла. Вам каждый укажет.

– Желаю тебе поскорее отыскать свою правду, отец, – кивнул Тайлер, когда показались голые платаны королевской дороги.

– Правда – она одна на всех, йомен. Как родина. Как земля-кормилица. Опустись в глубины моря житейского, затаись там до срока, и тогда ты на многое взглянешь иными глазами. Будь здоров, храбрый Джон.

– Я не Джон, ты меня с кем-то спутал.

– Все мы дети одного великого Джона. Правдивого Джона, которого терзают крючья палачей-дармоедов. Больно ему, ох, как же больно! Что рука, что нога – все едино. Откликается сердце на всякую боль. Сегодня твоего брата забили в колодки, завтра тебя… Ты правильно сделал, заступившись за эту француженку… Жена есть?

– Нет, – односложно ответил йомен.

– Значит, будет… Мы еще встретимся на этой земле, когда Темза потечет кровью и в лесах запылают дубы.