Текст книги "Ханты, или Звезда Утренней Зари"

Автор книги: Еремей Айпин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Но главное – во всем, что сохранилось с тех времен, – он почувствует и увидит трогательную любовь к Северу и северянам. Все отмечено этой печатью, неподвластной годам. Многие из тех, чьими руками все создано, уже оставили землю. Но творения их рук и сердец все еще служат людям. И, наверное, будут служить еще немало лет и зим…

Микуль вспомнит те годы преобразований Севера. Призадумается. Куда все ушло? Где эта любовь к земле и к людям?

Припомнятся Микулю и ханты Васьюгана, левого притока Оби. В 1924 году тот район, Александровский, был передан в подчинение Томскому округу Сибирского края. Более полувека спустя окажется, что они почти полностью утратили родной язык и духовную и материальную культуру. Ибо в пяти районах Томской области, имевших статус национальных, не велось преподавание родного языка в школе, никто не занимался вопросами развития и сохранения культуры коренного населения. Ученые Томского университета ездили за научным материалом в соседний автономный округ, где только-только начало налаживаться преподавание родного языка в школе и возник интерес к национальной культуре.

Есть вопросы, требующие ответа.

Ну а кереки – народ Тихоокеанского побережья. Народ в восемь человек! Есть ученые. Об исчезающих растениях пекутся ботаники. Об исчезающих животных и птицах – зоологи. Об исчезающих насекомых – энтомологи. А кто печется об исчезающих народах?! Врач?! Но он отвечает только за здоровье человека. Есть ли такие ученые?.. И если кереки уйдут, Микуль чувствовал это, не только человечество, не только его народ, он сам что-то потеряет. Что-то очень нужное для продолжения жизни. Что-то очень необходимое, человечное. А терять не хочется. Ох как не хочется!..

Американка, встряхнув светлыми волосами, прикоснулась к груди и провела рукой вниз, спросила:

«Хон?»

«Хон», – подтвердил он.

Потом она показала на рыбу:

«Хул?»

«Хул», – согласился он.

После она подняла глаза к небу, – посветлела лицом, с чуть заметной улыбкой спросила:

«Хос?»

«Хос, – удивленно приподнял он брови. – Звезда!..»

Он все понял без перевода. И в ответ на его недоуменный взгляд она открыла номер журнала «Нэшнл джиогрэфик». И он увидел людей. Охота на мамонтов с копьями. Зимнее жилище, очень похожее, на хантыйский зимний дом-землянку. Наскальные рисунки, изображающие зверей. Выделка шкуры. Словно это не индеанка со скребком в руках наклонилась над работой, а бабушка из далекого детства. Знакомые орудия из кости, камня, железа. Копчение рыбы и мяса. Даже рогульки для котла точно такие же, какими до сих пор пользуются в тайге его сородичи.

Она развернула карту-схему. На ней он увидел Иртыш и Обь, а дальше, на восток, вдоль побережья Ледовитого океана – сплошная суша до самой Аляски, Берингов пролив обозначен только пунктиром. И она объяснила, что очень давно, когда не было пролива, возможно, остяки и вогулы жили вместе с американскими индейцами. Потом индейцы ушли на Аляску. «Шли за рыбой» – так мотивируют это переселение легенды и предания. И в доказательство этой теории она подобрала слова, обозначающие одно и то же у индейцев Америки и обских угров, остяков и вогулов. Вот только на буквы «к» и «х»: «утренняя заря», «седой», «копье», «узор», «бросать», «рыть» и так далее. Убедительно? Да. Что может быть убедительнее родного языка?! Пусть даже зазвучавшего на другом континенте…

«Кэтрин Джефферсон, Калифорнийский университет, – представилась она. – Хочу написать книгу про остяков, то есть про ханты».

«Почему именно про ханты?» – удивился он.

«Их мало. Нужно писать про вымирающие народы Земли…» – последовал ответ.

В ее широко распахнутых глазах он уловил неподдельный интерес к Северу и северянам.

Америка, американцы… Индейцы, коренные жители Америки, тоже американцы. Значит, что-то есть родственное с ними. Он задумался, начал размышлять, начал вспоминать…

«Пуритане Новой Англии – эти виртуозы трезвого протестантизма – в 1703 г. постановили на своей Assembly (Законодательном собрании) выдавать премию в 40 ф. ст. за каждый индейский скальп и за каждого краснокожего пленника; в 1720 г. премия за каждый скальп была повышена до 100 ф. ст., в 1744 г., после объявления в районе Массачусетского залива одного племени бунтовщическим, были назначены следующие цены: за скальп мужчины 12 лет и старше 100 ф. ст. в новой валюте, за пленника мужского пола 105 ф. ст., за пленную женщину или ребенка 55 ф. ст., за скальп женщины или ребенка 50 фунтов стерлингов! Британский парламент объявил кровавых собак и скальпирование „средствами, дарованными ему богом и природой“».[90]90
  Маркс К. Капитал. Том I. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.23, с.763.


[Закрыть]

Навсегда исчезли с лица земли индейцы многих племен.

Истреблены колонизаторами.

Истреблены колонизаторами английскими.

Истреблены колонизаторами французскими.

Истреблены колонизаторами испанскими.

Истреблены колонизаторами прочих мастей.

Истреблены колонизаторами и прочей мразью.

Хорошо вы поработали, колонизаторы, не правда ли?!

Могикане, шестьсот человек, резервация Стокбридж, штат Висконсин, США.

Делавары, две с половиной тысячи, резервации, штат Оклахома, США.

Кри, шестьдесят тысяч, резервации, Канада.

Оджибве (чиппева, сольто), сорок две тысячи, резервации, США, сто двадцать тысяч, резервации, Канада.

Если до прихода колонизаторов Старого Света ирокезов жило в Америке до полутора миллиона человек, то к тридцатым годам двадцатого столетия их осталось менее шести процентов.

Новый Свет…

Этот фундамент преуспевающих Соединенных Штатов.

Какая страна мира может сравниться с вами, Штаты?!

Кто еще с таким цинизмом и размахом расправлялся с человеческим родом?!

Как вы себя чувствуете на таком фундаменте, Штаты?!

Штаты молчат.

«Эта молодая женщина, апатичная, истощенная голодом, привела меня на глинистый косогор, где она постоянно скоблит себе и сыну глину на пропитание.

– Скажи, разве это вкусно?

– Да.

– Но какой же у этого вкус?

– Гм-м… А ты никогда не пробовал?

– Я бы хотел попробовать. А твои родители тоже это едят?

– Конечно, и притом постоянно.

– Как же вы это зовете? „Красная глина“?

– Нет, мы зовем это „сладкая земля“…

– А вот на Севере, я знаю, это зовут „миссисипская грязь“. Много ли еще людей едят глину в ваших краях?

– Конечно, много…

– Кто, например?

– Моя тетя…

По официальной статистике, десять миллионов американцев страдают от голода. Комиссия сената вынуждена была признать, что в штатах Миссисипи и Алабама каждая вторая негритянка вынуждена есть… землю».[91]91
  Хольдт Якоб. Американские картинки. – «Литературная газета», № 31, 29 июля 1981 г.


[Закрыть]

Он вспомнит: Якоб Хольдт из обеспеченной семьи, ни в чем не нуждался. Но в двадцать два года он успел во всем разочароваться: его не устраивали и «хилые европейские демократии». Но ему хотелось верить, что единственный «оплот надежды» – это Соединенные Штаты Америки. «Эта вера была во мне так велика, что я решил сделаться американцем…» – скажет позже Якоб Хольдт. За пять лет он пройдет по дорогам Америки сто шестьдесят тысяч километров, сделает пятнадцать тысяч снимков. Потрясенный всем увиденным, вернувшись домой, он напишет книгу и сделает фильм.[92]92
  Фильм Я. Хольдта «Американские картинки» демонстрировался на Международном кинофестивале в Канне в 1981 году.


[Закрыть]

По данным, опубликованным в журнале «ЮС ньюс энд уорлд рипорт», в сравнении с другими жителями США индейцы вдвое чаще кончают жизнь самоубийством, в шесть раз чаще гибнут от туберкулеза, в восемь раз больше подвержены алкоголизму.

Их, краснокожих аборигенов Америки, белые завоеватели угнетали всегда, а нынешняя вашингтонская администрация и вовсе свела на нет ничтожные суммы, отводимые на их образование и здравоохранение.

Мировую прессу ударит сенсация: в США, в целях планомерного сокращения численности «неполноценных», по рекомендациям ученого-расиста Уильяма Шокли, в принудительном порядке стерилизовали каждую четвертую индеанку![93]93
  Палладин А. И даже без права на материнство. – «Известиям» 7 октября 1984 г.


[Закрыть]

Он долго молчал, прокручивая в памяти то, что ему ведомо об Америке и американцах. «У этой страны было и есть немало прекрасных людей, – подумал он. – Но и нечисти всякой, конечно, хватает…» Вот и Кэтрин Джефферсон. Кто она?! Джефферсон, Джефферсон… Томас Джефферсон, кажется, третий президент: «Главная и единственная задача хорошего правительства – заниматься жизнью и счастьем людей, а не их уничтожением». Декларация Независимости – автор проекта. Может быть, родственник Кэтрин? Вернее всего, нет, просто однофамильцы…

«Почему не напишешь про вымирающие народы своей страны?» – спросил он.

Она промолчала.

«Я хочу сделать контраст, – наконец заговорила она. – Как живут эти народы у вас и у нас. Все как есть… Как остяки живут. Как думают, о чем думают. Как приходят на землю и как уходят. Как поют, любят, страдают, наконец. Словом, все-все…»

«Это надо ехать на Север», – сказал он и задумался. Он знал, что никакого материала она не наберет. В лучшем случае ей покажут образцово-показательный поселок – эту потемкинскую деревню двадцатого века, – которым потчуют всех гостей. Туда возят различные делегации и комиссии. Образцовая школа-интернат, коттеджи для учителей, детский сад, Дом культуры, музей, обшитые тесом с улицы и свежевыкрашенные дома коренных жителей… Местные власти не очень-то жалуют гостей не только дальних, но и ближних – ученых из Эстонии, Венгрии, ГДР. Всех пугает одно: как бы не увидели чего лишнего. В сущности же, просто похвастаться нечем. То, что было построено в тридцатые-пятидесятые годы, давно сгнило или пришло в крайнюю ветхость…

«Зачем тебе все это? – спросил он. – Могла бы без этого прожить».

«Да, могла бы прожить без головы, – согласилась она. – Но все время есть, пить… неинтересно. Нужно что-то делать».

Теперь к нему пришла мысль, что, возможно, и она, вернее, ее предки причастны к колонизации великого континента – Америки. К колонизации и истреблению народов континента. Причастные. Вроде бы в этом есть и доля ее вины. Хотя проделки предков сейчас никак не поправишь и ответа ни с кого не потребуешь. Отвечать некому.

«В истреблении людей приоритет принадлежит вашим колонизаторам…»

«Возможно. Но колонизаторы всех стран и времен совершенно одинаковые…»

«Да?»

«Колонизаторы английские, французские, испанские, русские и прочие. Будь они в Америке, в Африке или в Сибири. Все они одинаковые, все одного цвета».

«Колонизаторы русские?»

«А их не было?»

«Они не снимали скальпы. Даже в царские времена».

«Вам повезло. В отличие от индейцев».

«Повезло…»

«Конечно же, у моей страны приоритет во многих черных делах…»

По-русски она говорила с забавными оборотами речи:

«Мне как будто холодно».

«Почему „как будто“? – смеялся он. – Говори просто: „Мне холодно“».

«Мне холодно», – как старательная ученица повторяла она.

«Теперь правильно».

«Я буду тебе сказать…»

«Надо говорить: „Я тебе скажу…“»

«Я тебе скажу…»

«Верно».

«Туда ходить не можно…»

«Туда ходить нельзя».

«Туда ходить нельзя…»

Он узнал, что у нее есть работа по поэтике мифических песен остяков. «Откуда материал?»

«Из архивов: Венгрия, Финляндия, ГДР. Регули, Мункачи, Кастрен, Карьялайнен, Сирелиус, Штайниц».

И они попрощались. Он смотрел ей вслед, и к нему пришла мысль, что общечеловеческое начало, несмотря на расовые, языковые и прочие барьеры, у всех чувствуется одинаково. У человечности одна природа…

С некоторых пор он открыл в себе способность «чувствовать человека в людях». Возможно, многие и вовсе не подозревают о том, что в них есть «темные пятна». О себе он тоже не мог определенно сказать, есть в нем такое пятно или нет. Но в других он почти безошибочно стал улавливать это, словно в нем сверхчувствительный «луч», что ли, как рентген, просвечивающий людей. Наверное, иногда могут повлиять какие-то обстоятельства и не исключена оплошность. Все может быть.

Он смотрел, как она идет легко и уверенно, словно родилась и выросла здесь и ей знакомы и близки все улицы и закоулки этого старого города. Во всяком случае, город принял ее. И принял хорошо… Возможно, так и должно быть: каждый, где бы ни жил, прежде всего обязан чувствовать себя человеком своей планеты.

Он начал думать о работе, которая добавит светлые краски в жизнь многих землян…

А потом пришла она. Пришла неожиданно. Она, как невидимка, всегда исчезает и приходит неожиданно. Она пришла грустная и тихая. И пристально, не отводя глаз, посмотрела на него.

«Пока ничего не получается».

«Почему?» – Впрочем, он все поймет без слов.

«Ах, наши боссы все никак не могут – как это называется – не могут сговориться, заговориться, договориться…»

Он все понял и без слов. Так и должно было случиться. Все дело в боссах.

И она ушла. Ушла и медленно растворилась в серых тенях осеннего дня…

28

Выехал Демьян на Родниковое озеро и остановил упряжку. И теперь, когда он услышал шум машин, вдруг с новой силой вспыхнул безжалостный огонь души. А перед домом надо убить эту жажду-боль, обязательно надо. Если уж не убить, так хоть приглушить. Нельзя ее домой привозить, никак нельзя. Ведь дом совсем рядом. До дома долготы одного вечернего оленя не будет. Нельзя с такой болью домой приезжать. Домашние от него не жажду-боль ждут. Нет, нет… Кто поможет ему избавиться от этой боли? Помог бы кто, хоть поговорить с кем. С кем же? Отца нет, братьев нет, сыновья еще малы… Да и далеко они, в поселке… Разве что искатели? К ним заехать?! Тем более что он не с пустыми руками. Продавщице он правду сказал, когда покупал водку, – об искателях-гостях думал. Прикидывал, как встретит их в своем доме. Он знал, что к этой «белой водице» русские так же неравнодушны, как и многие его сородичи. Почитают особо, любят «к языку приложить» при встрече и расставании. Вроде разговор лучше идет. И, в отличие от сородичей, они крепки против этой водицы, так просто не валятся с ног. Крепки и, видно, давно привыкли к ней. А сородичи что? По-настоящему эту водицу увидели а его, Демьяновой, памяти, когда отстроились поселки и открылись магазины. В старину-то раз или два в году к языку прикладывали, если выезжали на ярмарку в иртышские или обские города. Купцы в глубинку редко забирались.

Есть белая водица – заехать, что ли?! Убить жажду-боль, приглушить ее. Поговорить с людьми о жизни этой земли, о будущем ее. По душам поговорить… Искатели-родственники – вот кто поможет! Сам Медведев ему поможет, сам начальник искателей…

В нем подспудно жило предчувствие, что кто-то ему должен помочь. Теперь только ясно осознал, что острие стрелы, направленное на его зимовье и на его сердце, может отвести в сторону только сам Медведев. У него уже сложился в голове образ Медведева: бородатый и круглолицый искатель богатырского сложения с сильными огрубевшими руками. Но глаза веселые и добрые. Он даже голос его слышал: звучный и неторопливый. Вот он какой, начальник искателей Медведев!..

А ведь искатели, которых он видел, звали в гости, сами звали. Не чужой он им – родственник.

И решил он сначала посоветоваться с оленями.

– К искателям заедем, Вондыр?! – обратился он к вожаку. – Это ж родня наша. Они совсем недалеко от дороги, долго сидеть и гостить не будем. Скажем «здравствуйте», поговорим немного о жизни да о делах наших и скажем «до свидания». И все… Нельзя с плохими мыслями домой приезжать, понимаешь, Вондыр? Боль надо оставить в стороне, нельзя домой брать. От этого домашним будет плохо. Мы ведь не хотим, чтобы кому-то плохо было. Что, Вондыр, поедем?.. А ты, Пеструха, что думаешь? Тебе, конечно, не хочется – тебе поскорее домой надо, я понимаю тебя. Но и ты меня пойми – мне нужно увидеть начальника искателей Медведева. Мне с ним поговорить надо… познакомиться. Сначала я к нему приду, потом он к нам придет, гостем будет. Мы его хорошо встретим. Гостей встречать мы умеем. Мы его обязательно в гости пригласим. Он тоже из рода медведя, он наш родственник. Так-то вот, Пеструха! Вот такие у нас дела! Много у нас родственников, а иметь много родственников, скажу тебе, это приятно, да! Это я знаю!..

Затем он обратился к важенке Пирни:

– А ты что думаешь, Пирни? Тебе даже лучше, пока я у искателей чаевничать стану, ты отдохнешь. Есть ты не хочешь, я недавно кормил вас. А вот отдохнуть надо, у тебя ведь сил меньше, чем у других. Вот и полежишь, пока я чай буду пить у родича своего Медведева. Значит, Пирни, ты не против – поедем к искателям. Я там совсем немного побуду!

Демьян развернул упряжку в сторону виднеющегося невдалеке леска.

В снежном вихре ворвались они в грохот машин, в резкий свет электрических лампочек, крепкий дух резины и домиков. Он привязал упряжку, снял кумыш и заглянул в первый домик на бревнах-полозьях – там горел свет, потрескивала печка, но никого не было. Только в третьем домике, стукнув в дверь, он услышал голос:

– Заходи, кто там!..

Голос ему показался знакомым. Толкнул дверь и огляделся: перед самым входом пышущая жаром железная печка, вдоль стен спальные полки в два яруса, под низким потолком электрическая лампочка, в одном углу столик. За столиком, наклонившись, сидели два знакомых бородача – кучерявый парень и широкоплечий мужчина в голубой майке. Демьян еще ничего не успел сказать, как кучерявый проворно выскочил из-за стола и сунул охотнику свою жесткую холодную руку.

– Ко мне он приехал! – крикнул весело. – Это мой охотник, мой!..

«Разве у каждого искателя есть свой охотник? – соображал Демьян. – Почему он меня своим охотником называет?»

– Эй, Семка, наш приятель явился!.. Шире ворота – мой охотник идет!..

– Вижу, – пробасил мужчина в голубой майке. – Веди его сюда!

– Давай, дед, раздевайся – жарко у нас!

Демьяну хотелось сразу же разыскать Медведева, поговорить с ним и ехать, чтобы оленям не пришлось долго ждать. Но кучерявый цепко держал его за руку, а обижать его не хотелось, и Демьян развязал пояс и опустился на табурет.

– Ну как, холодно? Замерз малость?! – спрашивал Семка. – Раздевайся, погрейся!

– Зима, – отвечал Демьян. – Какая зима без холода?!

– Как съездил, Демьян Романыч? Как дорога? Какие новости?

– Ничего съездил, дорога хорошая, – отвечал Демьян. – Народ помаленьку живет. Тяжелоболеющих нет. Люди вроде здоровы.

– Есть хочешь малость?

– Есть не хочу. А пить хочу. Чай есть?

– Ты никак, батя, с похмелья? – спросил кучерявый Поля-Аполлон. – В поселке водка есть?

– Есть, – кивнул Демьян.

Хозяева переглянулись.

– Сейчас мы с Полей угостим тебя, батя! С мороза согреем малость! – весело подмигнул Семка и пояснил: – У нас тут сухой закон. Да я в город летал за запчастями, прихватил малость. Вот сидим, вечер коротаем, закон мочим…

– А тут гость – по такому случаю сам бог велел! – подхватил Поля.

– Счас мы хлебнем огненной водицы малость!

– Я бы чай выпил, чаю хочется, – сказал Демьян.

– Сначала огненной, а потом чай! – зарокотал Семка. – Чай никуда не уйдет. Успеется.

– Не уйдет, – согласился Демьян и, оглядев пустые полки, поинтересовался: – А где остальные искатели?

– В соседнем балке кино смотрят, – пояснил Семка. – Сегодня свежие кинобанки привезли. Пожалуй, фильма два подряд смотреть будут. У нас тут народ такой – все сразу им подавай, а кроме кино, ничего нет.

«Весело, однако, у них, – подумал Демьян. – В тайгу им кино привозят, как в городе живут. Самолет все, самолет привозит». Сами они с Анисьей видят кино очень редко – только весной и летом, когда в поселке бывают. Обычно после сезона в поселке устраивается Большой праздник охотников – в клубе поют, пляшут и кино показывают. Хороший праздник. Раньше таких праздников не было.

Между тем Поля разлил водку по кружкам, чокнулись и выпили. Семка стал еще словоохотливее, а Поля, наоборот, насупил брови и угрюмо поглядывал на бутылку.

– Что скис малость, друг ты мой Поля? – пробасил Семка. – Держи выше! Аль опять свою шмару вспомнил?

– А-а, оставь ее, – лениво отмахнулся Поля. – Оставь…

– Плюнь ты на нее! – весело зарычал Семка. – Плюнь, пока тебя не прогнала! Рано ль, поздно ль все равно прогонит, слышь?!

– Меня прогонит, не тебя, – так же равнодушно отмахнулся Поля. – Не твоя забота!

– Стерва она! Форменная стер-рва! – зарокотал Семка, видимо, задетый равнодушным тоном приятеля. – Гнать надо вовремя стерву! У-у-у, мне бы ее…

– Не трожь! – вдруг тонко взвизгнул Поля и, вскинув руки, подскочил к Семке. – Не трожь! – кричал он. – Не трожь! Она моя!..

– Да бог с тобой! – протянул Семка с улыбкой. – Бог с ней!.. Успокойся!..

– Она моя! – кричал Поля. – Лучше один раз с такой стервой… Лучше один раз…

– Да бог с тобой! – опять примирительно сказал Семка. – Бог с вами! Кто ее трогает!

– Не трожь! – повторил Поля, остывая. – Не имеешь такого права! Не трожь!..

Его трясущиеся руки опустились, и, тяжело хлопнув промерзшей дверью, он выскочил вон.

– Чумной какой-то! – проговорил Семка. – Пусть побегает! Мороз его быстро остудит!

Демьян молча сидел за столом.

– Точно, чумной малость, – опять заговорил Семка, поскольку собеседник молчал. – Баба одна сбила его с панталыку. А он, чумной, и мотается туда-сюда. В один год его на Урал гоняла. Он там богу, вернее, медведю, говорят, душу чуть не отдал. Но все же достал нужный ей минерал. Он все может, если захочет. У самого черта из преисподней целым и невредимым выберется за-ради этой стервы…

– А что это такое – минерал? – поинтересовался Демьян.

– Минерал?! Да камень какой-то. Не то хрусталь, не то что-то другое. Камень какой-то красивый, ценный камень. Ну, птица она не простая – эта баба-то, скажу я тебе. Видно, и вправду хороша стерва! Крепко присушила парня. Сейчас он словом не дает задеть ее. А выпьет еще немного – и сам начнет поносить на чем свет стоит. А кончится сезон – снова к ней. Да не пустой. Все, что она пожелает, доставит ей. Будь то хоть птичье молоко. Вот какая у него стер-рвоза, а не баба! Запутался он в сетях бабьих, что рыбешка малая, да!.. Я вот выпутать его хочу, да он ерепенится малость!..

Прислушиваясь к рокочущему басу собеседника, Демьян пожалел бездомного и неприкаянного парня Аполлона. Каково ему по белому свету туда-сюда мотаться?! Без отчего дома, без своей Звезды?! А потом пришла мысль: может быть, у него любовь? И он счастлив?! Но никто об этом не знает…

– Все ему говорят: «Плюнь ты на нее!» Не слушает никого! – рассказывал Семка. – До добра она, конечно, не доведет его. Бабы – они такие!.. Придет время – прогонит его, выкинет, как щенка! Вот что его ждет!..

– Он знает это? – спросил Демьян. – Ведь у него голова…

– В том-то и дело: знает! А что голова? Все равно делает по-своему. Вернее, как женщина захочет. Эх, Поля, Поля! Тебя изведет она… Твоя ненаглядная подружка!..

Слушая Семку, Демьян представил себе женщину Поли. Но он увидел ее вовсе не такой, какой нарисовал ее злой на язык Семка. Нет-нет, она совсем другая…

И он снова подумал о парне: может быть, у него большая любовь…

В то памятное лето, к концу пути, дожди, видно, все перепутали в жизни Демьяна. Вдруг он обнаружил, что начисто забыл о Рыбе Удачи. Он случайно наткнулся на нее и понял – все пропало. Испортилась Рыба. Надо было сразу же ее разделать и засушить. Он молча смотрел на Рыбу и размышлял о том, что раньше с ним такого никогда не случалось. Смотрел и молчал. И, как вода в реке, потекли мысли. Потекли, одна сменяя другую, другая – третью… Что же будет?.. Что впереди ожидает их?.. Что ожидает их в жизни?.. Что им преподнесет Время?.. Что?.. Где?.. Когда?.. Скоро иль не скоро?.. Радость иль печаль?..

Девушка тоже почувствовала что-то неладное. Подошла, постояла молча, затем тихо спросила:

– Что случилось?..

Не сразу, после паузы, он сказал:

– Да Рыба Удачи… совсем плохая стала…

– Рыба Удачи?..

– Да, помнишь: птица подарила. В первый день.

– Ах, да…

– Это я позабыл. Совсем без ума остался. Помолчали. Потом, как бы утешая его, она улыбнулась глазами цвета вечерней лиственницы и сказала:

– Не расстраивайся – я не верю в приметы. Это все так, придумывают разное…

– Это же Удача, – возразил Демьян. – А в Удачу надо верить. Как без Удачи-то жить?!

– Удача-то во многом зависит от самого человека. Никто за него ничего не сделает, он сам должен…

Демьян, немного поразмыслив, согласился:

– Так-то оно так. Но без веры в Удачу тоже нельзя. Так я думаю…

Рыбу Удачи он все-таки не выбросил на землю, как это делают с обычной испорченной рыбой, а, приподняв наджаберную пластину, по-хозяйски вдел в еловый сучок. Пусть хоть повисит до той поры, пока не «капнет» на мшаник. Когда же «капнет», то голова все равно останется на дереве и высохнет. Значит, Удача вся не уйдет бесследно, что-то сохранится…

Теперь же весь остаток дня Рыба была в его памяти, не хотела уходить. Он задумчиво смотрел то на девушку, то на тихий огонь костра. В его голове свивала себе гнездо мысль о конце. О близком конце. О неминуемой разлуке. И он понял и ощутил физически всем своим существом, что это самое тяжкое, самое беспросветное, трагическое, что ожидает его впереди. Он не знал, будет ли что после… Будет ли?.. И душа взныла и яростно воспротивилась. И он, крепко прижав локти к бокам, невольно сомкнув пальцы рук и ног, весь сжавшись, как тугая пружина капкана, сдавил в себе эту боль… А ночью, в темени полога, рядом с Ней, вбирая в себя все ее тепло, все ее думы, всю ее самое, он беззвучно, одними губами не то скажет, не то подумает:

«МОЖЕТ БЫТЬ, НЕ НАДО ЕХАТЬ…»

И она также беззвучно, одним дыханием не то вслух, не то мысленно откликнется:

«Может, И НЕ НАДО…»

– Жаль мне дружка-то! Жаль… – гудел Семка. – Пропадет малость. Ни за грош пропадет!..

– Человеку нельзя пропадать, – возразил Демьян. – Человек не зверь. Человек должен жить…

– А сколько людей пропадает! – вскричал Семка. – В поисках нефти-газа! В поисках денег! В поисках себя! В поисках черт знает чего!..

– В поисках себя человек не пропадает, – опять не согласился Демьян.

– Ах, как бы не так! – воскликнул Семка. – Тоже малость помотался по свету. Всякого насмотрелся, всякое видел…

А Демьян слушал и размышлял о жизни искателя Аполлона. Как пояснил Семка, это имя дали ему в честь какого-то древнего бога. Искатель с божественным именем? Вроде бы неплохо. И Демьяну хотелось его понять: кто он и чего хочет в жизни. Его ум какими путями-дорогами ходит?..

Слушал-слушал Демьян слова Семки да наконец заерзал на табуретке: пора разыскать Медведева. Сколько времени олени будут хозяина ждать. Им ведь домой хочется, на отдых и корм. И он тронул Семку за рукав:

– Главный искатель…

– Искатель?! – перебил его Семка. – Слово-то какое хорошее придумал: «искатель». Я еще на озере заметил, когда в первый раз встретились.

– Ты-то какой искатель?! – закричал ввалившийся в домик Поля – видно, не совсем еще остыл. – Ты-то какой искатель?! К искателям хошь примазаться?! Ты – сшибатель! Монету сшибаешь! Копейка, рубли сшибаешь! Вот ты кто!.. Тебе бы пахать да сеять, ты спец по этой части! У тебя дом, короеды! Жил бы жил! Да нет – мало показалось тебе! Все бросил! Нет, ты не искатель, ты – копитель! Тебе кучу надо! А на нефть ты плевал! Тебе только монету подавай!.. Слышь, батя! – повернулся он к Демьяну. – Он не искатель! Нет, искатель не он!

– Может, ты искатель, а? – засопел Семка. – Верно, я не искатель малость. А ты, ты – настоящий искатель, а?!

– Я тоже не искатель! – согласился Поля. – Я – бродяга! Я родился тут – и брожу тут! Не лезу туда, где меня нет!

– Слышал, батя? Он – бродяга! Бич! – Семка приблизил к охотнику малиново-широкое лицо. – Он тоже не искатель! Я честный копитель, а он бродяга. Кто лучше? Не бродяга, конечно…

– Это еще как посмотреть! – встрепенулся Поля. – Может, тут бродяга-бич более к месту?!

– А тебе, батя, разве не все равно, кто нефть ищет – настоящий искатель или нет? – спросил Семка. – Не все ли равно, кто нефть найдет? По-моему, тебе все равно. Какое твое дело до нефти…

– Как не мое дело?! Почему не мое дело?! – заволновался Демьян. – Мое дело – кто на моей земле нефть ищет! Как раз мое дело! Хороший или плохой искатель тут ходит…

– Твое так твое! – согласился Семка. – Сразу так бы и сказал, что нефтяное дело тебя тоже интересует.

– Так его, варяга, так, земеля! – Поля одобрительно подмигнул охотнику. – Так его, пусть хозяина знает!

– Мое и есть! – громко повторил Демьян и, поднявшись и взяв малицу, спросил: – Главный искатель Медведев где тут живет? Я хочу видеть его.

– Нету Медведева.

– Как нету?! – остановился Демьян и дрогнувшим голосом переспросил: – Как нету?! Случилось что?! Заболел?!

– Не-е, в город улетел.

– А зачем улетел в город? – Демьян стоял с малицей в руках: не успел надеть.

«Какая беда, – соображал он, – главного искателя Медведева нету. Заехал только ради него, а его нет. Какая беда…»

– Что вскочил-то? Брось свой балахон, посиди еще! – остановил его Семка.

Демьян все мял в руках малицу и не решался ни надеть, ни положить на полку.

– А какой этот Медведев? – спросил он. – С бородой?

– Нет у него бороды. Всегда чисто бритый ходит малость!

– А роста… большого?

– Тоже нет. Вот с тебя, батя, примерно, ростом. Ниже среднего.

– А искатель он хороший? – все допытывался Демьян. – Настоящий искатель?

Семка с Полей переглянулись.

– Справедливый он искатель! – помолчав, ответил Семка. – Давно он тут, говорят.

– Строгий он искатель! – добавил угрюмый Поля. – Уважают его мужики! Вот он – искатель!.. Никто не будет отрицать это!

– А голос у него какой?

– Голос?.. Крепкий у него голос. Мужской.

– А зачем он тебе нужен? – заинтересовался Семка.

Демьян неторопливо ответил:

– Он мой родственник.

– Как родственник?! – воскликнул Семка.

– Родня?! – удивился и Поля. – Как так?!

– Родственник! – подтвердил Демьян. – Родня!

И он не спеша рассказал им свою родословную и про свое родство со всеми людьми Вселенной.

– Разрази меня гром – это великолепно! – заорал Семка. – Ну, батя ты мой, Демьян Романыч, давай хлопнем за братство-родство! Чтобы всем чертям тошно стало малость! Где кружки? Поля, наливай!

Выпили. И Демьяну так понравился тост, что он сходил и выставил на стол все, что купил для искателей, и сказал:

– За братство-родство!

– Жаль, ей-богу, жаль – не ведаю, откуда мой род идет! – бубнил Семка, обняв Демьяна. – Может, и я твой родственник!

Кто-нибудь наливал в кружки, чокались и пили.

Поля нервно поглаживал твердый подбородок – весь он неожиданно ожил, и его неуловимые глаза заметались еще быстрее.

– Ты и вовсе без роду-племени! – махнул на него Семка. – Все равно не подходишь к бате Демьян Романычу, не примазывайся!

Но Поля подвинулся к Демьяну и, не обращая внимания на Семку, тихонько стал расспрашивать охотника:

– Родственники должны помогать друг другу? Так?

– Так, так! – согласился Демьян.

– И мыс тобой можем быть родственниками. Я родился на этой земле. Значит, есть шанс – мы с тобой тоже родня?

– Есть, конечно.

– В таком разе помоги, Демьян Романыч, своему родственнику Аполлону! – торжественно-трагически произнес Поля и, вскинув голову, ребром ладони чиркнул по горлу. – Вот как нужно!.. Поможешь – вовек не забуду!