Текст книги "Без Сна (ЛП)"

Автор книги: Эприлинн Пайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Априлинн Пайк
Без сна
Хроники Шарлотты Вестинг – 1

Перевод для сайта http://vk-booksource.net, http://vk-booksource.online

Переводчики: Яна, Kirochka

Редакторы: Rovena

Оригинальное название: Sleep No More

Номер в серии: 1

0

Десять лет назад

Я сажусь на колючую кушетку и вглядываюсь в глаза матери, надеясь, что вскоре она их откроет. Все говорят мне, что она проснётся, но прошло уже два дня. Тётя Сиерра пообещала, и доктор сказал то же самое.

Но папа уже не вернется. Никогда.

Мне казалось, что Сиерра умерла. Я просто хотела остановить это.

Но вещи не случаются так, как хочу я.

Сиерра жива. А отец нет.

Леди вошла чтобы поговорить с ней. Они уже давно находятся в зале. Я смотрю на мамочку и после сползаю с кушетки и иду к двери. Они очень тихие, но, если я приложу туда ухо, где дверь слегка приоткрыта – я смогу слышать их.

– Это должна была быть я, – сердито шепчет моя тётя и у меня начинает болеть желудок. Я не хочу, чтобы она знала об этом. Теперь она узнает, что я изменила ситуацию.

– Ты?

– Да, это должна была быть я, и я ничего не сделала. Поверьте мне.

– Тогда кто? – спросила другая девушка.

Я скрестила пальцы, но Сиерра всё ещё говорит обо мне.

– Это, должно быть, Шарлотта. Это, наверное, её напугало.

– Вы знаете насколько серьёзно это нарушение, – говорит леди, и я не знаю, что значит нарушение, но её голос звучит не так, как будто это что-то хорошее.

– Ей всего шесть!

– Она нарушила правила, – говорит женщина. – Ты одна из нас, Сиерра. И, надеюсь, когда-нибудь эта девушка тоже будет. Но только если ты возьмёшь её под контроль.

– Я работала с ней с трех лет! – воскликнула Сиерра.

– Тогда тебе придётся больше работать, верно?

Сиерра что-то говорит, но так тихо, что я не могу её понять. Затем я слышу громкий стук высоких каблуков. Леди уходит. Сиерра возвращается.

Я бегу по скользкому полу и снова прыгаю на кушетку, и в это же время Сиерра открывает дверь и просовывает голову внутрь.

– Привет, дорогая, – говорит она. – Ты голодна?

Я не голодна, но вчера, когда я сказала нет, Сиерра рассердилась. Поэтому я киваю.

– Пойдём перекусим, – говорит она, протягивая мне руку.

Но она не ведёт меня в столовую. Она останавливается возле торгового автомата и покупает пачку M&M’s, и мы отправляемся в полутемную тихую комнату с большим крестом спереди. Это похоже на церковь, но кажется странным, что церковь находится в больнице. Думаю, все остальные считают, что это тоже странно, потому что комната пуста.

Может быть, поэтому Сиерра привела меня сюда.

– Шарлотта, – говорит Сиерра, – у тебя было видение об этом, не так ли?

Моя нижняя губа дрожит, и начинают катиться слёзы, и я киваю.

– И ты пыталась предотвратить это.

Я снова киваю, хоть она и сказала так, что это звучит не как вопрос. Это плохо, видеть видения вообще. С самого начала Сиерра учила меня бороться с ними.

Но это трудно.

И иногда это больно. В этот раз было очень больно.

– Я пыталась спасти тебя, – прошептала я, но едва слышу свои слова. Мой подбородок опускается на грудь, и я чувствую, как она тянет меня к себе на колени, где кудрявые кончики её красивых светлых с рыжиной волос щекочут мне лицо.

– Я собираюсь пожить с тобой, – говорит она, и я так удивлена, что мои слёзы катятся с новой силой, – твоей маме понадобится помощь, и… Я собираюсь следить за тобой какое-то время, – говорит она, и это звучит как плохая новость.

Она поднимает моё лицо и поглаживает мои мокрые щёки большими пальцами.

– Твоя мама проснётся, – говорит она, её голос очень серьёзный, – и когда она это сделает, ты не можешь сказать ей, что произошло. Ты ничего ей не скажешь.

– Но ты говорила…

– Я знаю. Я надеялась, что однажды мы скажем. Но эта авария всё изменила. Мы никогда не сможем ей рассказать.

– Почему нет? – спросила я.

– Потому что… потому что она может разозлиться. На нас обеих, – говорит Сиерра после долгого молчания, и у меня побаливает грудь при мысли о том, что мама может злиться на меня.

– Шарлотта, боюсь, пришло время тебе стать гораздо взрослее, чем ты на самом деле. Это будет сложно, но ты должна работать очень, очень усердно, чтобы следовать правилам, начиная с этой минуты. Ты понимаешь?

Я киваю, хотя на самом деле, я этого не хочу.

Сиерра смотрит на дверь, ведущую в маленькое церковное место.

– Расскажи мне правила, – говорит она.

– Ты знаешь правила, – говорю я, потирая глаза кулаками.

– Расскажи мне ещё раз, – говорит она, и её голос сейчас очень мягкий и нежный.

Я смотрю на неё, не уверена почему я делаю это здесь, но я всё равно начинаю пересказывать. – никогда не говори, что ты Оракул никому, кроме других Оракулов.

– Хорошо. Второе?

– Борись со своими видениями не жалея сил. Никогда не уступай. Никогда не сдавайся. Не закрывай глаза.

– Третье?

– Никогда, ни при каких обстоятельствах, не изменяй будущее. – Сиерра кивает, и на её щеке виднеется слеза.

И тогда я поняла.

Я сделала это. Папа мёртв, потому что я не следовала правилам. Я прячу лицо под рубашку тёти и начинаю всхлипывать.

Глава 1

Я отдала бы всё, чтобы жить где-нибудь, где нет снега. Не то, чтобы снег действительно лежал на земле. Просто мёртвая трава и горько-холодные ветра. Отвратительно холодные.

Так было, пока я не открыла входную дверь в школу, меня не окутало смесью тепла, влаги и шума. Зал кишит телами, музыкой и щебечущими телефонами, но я опускаю голову и бреду так, будто это извилистый лабиринт.

Пространство перед моим шкафчиком заполнено людьми, и на мгновение я позволяю себе думать, что они ждут, чтобы поговорить со мной. Но я знаю, что это не так. Роберт Джонс – один из самых популярных парней в школе, и его шкафчик справа от меня, то есть, он привлекает большую часть толпы.

Слева от меня Мишель.

Мы были друзьями. Теперь у нас такая странная разновидность дружбы. Мишель поглядывает в мою сторону, и, хотя я ловлю её взгляд на себе, – у неё слегка расширяются глаза – она жестикулирует двум девушкам, что находятся рядом с ней, и они вместе уходят в столовую.

Всё равно.

Я отталкиваю. какого-то крупного парня, разговаривающего с Робертом, чтобы иметь возможность подойти к своему шкафчику.

К сожалению, когда я касаюсь поцарапанной металлической поверхности, я чувствую в глубине сознания, что-то похожее на щекотку.

Видение.

Зашибись. То, что мне нужно перед самым началом школы.

Теперь моё задание – открыть свой шкафчик, чтобы наклониться и, опираясь на него, выглядеть так, будто я что-то делаю. Что-то другое.

Я кручу последнюю цифру и дёргаю ручку шкафчика. Она не сдвинулась с места.

Черт возьми! Я снова начинаю пробовать комбинацию, но уже слишком поздно. Мне придётся сесть на пол. Мои ноги сгибаются, настолько легко, что я больно падаю на колени. Я опираюсь лбом о холодный металл и медленно дышу, стараясь не привлекать к себе внимания.

Сами видения не так уж важны; они обычно заканчиваются менее чем за минуту. Но я ненавижу их, когда бываю среди людей, потому что в те секунды я слепа к остальному миру. Если никто не говорит со мной, я в порядке, никто не замечает и видение в конце концов рассеивается, мир обретает прежние краски, и жизнь продолжается.

Но если кто-то попытается привлечь моё внимание, немного сложно упустить тот факт, что я вообще не отвечаю. После этого я страдаю от насмешек в течении нескольких дней. Но я привыкла. После перехода в старшую школу стало немного лучше. Люди уже знают, что я странная и просто игнорируют меня. Плюс – это, конечно, то, что все знают, что я странная.

Не могу думать об этом сейчас. Я медленно вдыхаю воздух, словно дышу через соломинку, и смотрю прямо вперёд. Я представляю чёрный занавес и тяну его за мой внутренний глаз – мой «третий глаз», как всегда говорит Сиерра, – чтобы заблокировать видение. Кажется, что психические упражнения действительно помогают.

Я буду поглощена предсказаниями, несмотря ни на что, но, если я замаскирую свой разум, наполню его тьмой, тогда я не увижу их.

И если я не буду видеть, у меня не возникнет соблазна сделать что-нибудь по этому поводу.

В качестве дополнительного бонуса, когда я борюсь с ним, видение, как правило, проходит быстрее. Когда я в школе – это цель номер один.

Сиерра годами пыталась использовать разные методы, чтобы помочь мне заблокировать видения: большая чёрная кисть; выключение вымышленного переключателя; даже покрывая мой третий глаз воображаемыми руками. Чёрный занавес работает лучше всего.

Но никто не видит, что я делаю внутри, они видят только снаружи. А снаружи я – какая-то девушка, стоящая на коленях на грязном полу, голова на моём шкафчике, со всё ещё открытыми глазами.

Я не могу закрыть их. Закрытые глаза – это жест капитуляции.

Я полагаюсь на слова, которые раньше вызывали у меня возмущение?

Никогда не уступай.

Никогда не сдавайся.

Не закрывай глаза.

Я говорю их снова и снова, будто заклинание, сосредоточившись на словах вместо силы видения, борющейся за то, чтобы войти в мою голову.

Входящее видение кажется огромной рукой, сжимающей череп, пытаясь запустить пальцы в мозг. Нужно отталкивать её так сильно, насколько хватает сил, с каждой унцией концентрации, которая у меня есть – или она найдёт слабое место и войдёт. Давление растёт до лихорадки, а затем, как только становится очень больно, начинает исчезать. Вот тогда понимаешь, что выиграла.

Сегодня, как обычно, я побеждаю. Это так нормально, но я не чувствую триумф. Когда чувства возвращаются, моё тело снова принадлежит мне. Мои лёгкие борются за воздух, и, хотя я хочу проглотить его, я дышу словно через соломинку, поэтому я не начинаю учащенно дышать. Сделала эту ошибку один раз в четвёртом классе и потеряла сознание. Не мой лучший момент.

Ещё несколько секунд, и я снова смогу видеть. Прислушиваюсь. Это как будто увеличиваешь громкость радио, и, как только у меня будут силы, я выпрямлю позвоночник и позволю своим глазам осторожно глянуть из стороны в сторону, чтобы увидеть, заметил ли кто-нибудь.

Никто не обращает внимания. Я добираюсь до своего рюкзака, но вместо этого моя рука прикасается к ботинку. Я смотрю, чтобы увидеть Линдена Кристиансена, возвышающегося над моей головой и держащего мой рюкзак.

Ужас и восторг борются, чтобы утопить меня.

Он протягивает руку, и я хочу, чтобы это означало что-то другое, кроме того, что он хороший парень, помогающий девушке подняться. Но как только я встала на ноги, он опустил руку.

– Приступ мигрени? – спрашивает он, передавая мой рюкзак.

Ложь, которая управляет моей жизнью.

– Да. – бормочу я.

Он смотрит на меня, и я позволяю себе встретить его взгляд – и, таким образом, риск превратиться в болтливую дурочку при виде его светло-голубых глаз, которые напоминают мне бескрайний океан. – Сегодня утром я приняла новые медикаменты, – заикаюсь я, – но я думаю, они еще не подействовали.

– Ты не хочешь позвонить своей маме? – нахмурившись спрашивает он. – Пойдёшь домой?

Я заставляю себя улыбнуться и дрожащим голосом говорю:

– Нет, со мной все будет в порядке. Мне просто нужно зайти в класс и сесть. Скоро они начнут действовать.

– Ты уверена? Хочешь, я понесу твой рюкзак или ещё что-то?

Я хочу разрешить ему. Все что угодно, чтобы потянуть время. Но видение прошло – теперь я в полном порядке. И моё эго восстаёт против ложной слабости ради парня.

Даже Линдена. Который начал мне нравиться, когда мой возраст достиг двузначного числа.

Этого никогда не случится. Даже если каким-то чудом он был заинтересован, есть те глупые социальные линии, которые практически как каменные стены разделяют нас. Я нахожусь в категории Творческих-Недо-Ботанов. Линден находится в категории Супер-Популярный-Даже-Не-Пытайся. Несмотря на то, что он такой милый. И иногда разговаривает со мной. В основном в хоровом классе. Когда ему скучно. Он не очень хорошо поёт, ему просто нужна оценка по искусству.

Но он никогда не пригласит меня на свидание.

И что бы я сделала, если бы он пригласил? Я не могу встречаться ни с кем. Что я скажу этому парню, когда он спросит, почему я всегда такая напряжённая и нервная? Что я всегда на страже из-за нежелательных пророчеств? Да, это хорошее начало для отношений.

Как насчёт того, почему я не хочу идти в кино? Никогда. Почему-то рассказать кому-нибудь, что мне не нравятся тускло освещенные места, потому что, закрывая глаза, мне становится труднее бороться с видениями, даже более стыдно, чем лгать, что я боюсь темноты. Это то, что я должна была рассказать друзьям, которые приходили ко мне переночевать – только один раз, конечно, прежде чем они поняли, насколько я странная, когда они спросили, почему я сплю с включённой лампой у кровати.

Не ночник. Лампа.

– Ты уверена? – спрашивает Линден, и я киваю, ненавидя то, что хочу плакать внутри. Он бросает мне улыбку – настоящую, приятную – и говорит: – Тогда увидимся в хоре.

Я машу рукой и наблюдаю, как он уходит. Хотела бы я быть нормальной.

Но я не нормальная. Я Шарлотта Вестинг, и я – Оракул. Те, о которых вы читали, что они когда-то передавали мудрость и давал советы великим королям и королевам и помогали храбрым рыцарям в их приключениях. Но эти Оракулы существовали давным-давно. Когда они могли действительно раскрыть свои предсказания и использовать их, чтобы сделать жизнь лучше.

Мир сейчас другой. И наша роль другая. Оракулы когда-то работали с лидерами цивилизаций, чтобы создавать, формировать и менять будущее во благо человечества. Но коррупция привела к нескольким бедствиям, таким как падение Римской империи и монгольское вторжение в Китай, поэтому Оракулы отреклись от власти. С тех пор и до сегодняшнего дня Оракулы следовали древнему обету, позволяя будущему происходить самому по себе. Теперь, Оракулы считают, что лучше, чтобы никто не видел будущее. Так что никто не будет подвластен искушению изменить его.

И никто не умирает, потому что у Оракула нет сил противостоять этому искушению.

Грусть проникает в мою грудь, и я её прогоняю. Прошлое остаётся в прошлом. Никто, нигде, ничего не может изменить то, что уже произошло.

Но настоящее? Это то, с чем мне приходится иметь дело. Видения – часть моей жизни – и были с тех пор, как мне исполнилось три года. Как только я смогла, тётя Сиерра начала учить меня, как бороться с ними.

Ребёнок не должен быть обременён знаниями о будущем, она сказала мне, и я пыталась ей поверить, хотя в то время я была взволнована тем, что могу «делать волшебство».

Но теперь я усвоила урок.

Глава 2

Я более чем готова к завершению дня, направляясь на последний урок – тригонометрию. Сегодня мы проводим итоговый тест, и у меня не получается собраться. У меня странное приглушённое ощущение внутри, едва уловимое чувство, которое обычно предшествует предсказанию.

Но сегодня утром у меня было одно, два раза в день довольно необычно. И это предсказание мне кажется странным. Никогда не считала это странным. Странно – это непредсказуемо. Обычно, как только я почувствую, видение следует максимум через несколько минут. На этот раз ощущение длилось почти полчаса и до сих пор, ничего.

Урок почти закончился, когда чернота начинает опускаться от уголков моих глаз, лоб касается моих рук и это облегчает давление, чтобы я могла разобраться с видением.

Несмотря на то, что все мои мышцы напряжены и готовы, это похоже на то, что силы покидают меня, и я стараюсь не дрожать, когда болезненный вес оседает в моём теле.

На этот раз все по-другому. Это давление, которое окутывает всю мою голову. Сжатие, сжатие. Стон нарастает у меня в горле, и я отталкиваю его.

«Оракул никогда не теряет контроль», – голос моей тёти звучит у меня в голове, её слова накатывают, как штормовые волны в моём мозгу, как физическая вещь, пробивающаяся сквозь мой череп, пока я не дождусь, что кости сломаются. Что это?! Отдаленно я чувствую, как пальцами хватаюсь за край стола, и держусь неподвижно, прокручивая каждый прием, которому учила моя тётя, и новые, которые я придумывала сама на протяжении многих лет.

Но это видение слишком сильное. Оно отталкивает мою защиту в сторону, как если бы она была бумажной салфеткой, пытаясь сдержать паническое бегство.

Спустя несколько секунд, я ощущаю бесформенное присутствие пульсирующего предсказания вокруг себя. Я все ещё слышу, как миссис Паттерсон отвечает на вопрос о радиусе сходимости, но её голос всё сильнее отдаляется от меня, и я борюсь с силой, похожей на реку, уносящую меня в вихревом потоке. В моём сознании начинают появляться тени. Затем я падаю, вращаясь.

Нет, нет, нет! Я мысленно кричу, пытаясь сильнее схватить свой стол, а дышать ещё медленнее.

Ни один из моих трюков не работает.

У меня никогда не было такого сильного видения. Даже когда я была младше и не знала, как контролировать их, они не подавляли меня так. Какая-то крошечная часть меня знает, что я в школе, нахожусь в классе, окруженная другими шестнадцатилетками, но в разгар видения это кажется фантастическим, как рассказы о принцессах и драконах.

Затем яркая вспышка света, падающее ощущение прекращается, и я чувствую, как мой желудок переворачивается вверх ногами.

Мои ноги стоят на твердой земле.

Я на школьном футбольном поле.

Здесь темно.

Холодно.

Мои руки покрываются гусиной кожей, воздух липкий и влажный, как будто я стою в густом тумане. Видение тянет меня вперёд, заставляя меня ходить, наклоняя меня так, как оно хочет, будто это живое существо.

Я борюсь с каждым шагом, хотя знаю, что уже слишком поздно. Я всё ещё сражаюсь. Потому что я должна. Потому что Сиерра надеется на это.

Потому что я обязана маме и папе, по крайней мере, попробовать.

Сначала я вижу её ноги.

Чётко видно, что её маленькие ножки одеты в бордовые балетки с небольшими бантиками над пальцами. Я сосредотачиваюсь на этих бантиках. Я не хочу видеть остальное.

Но, направление моего взгляда выбирается не по моей воле, и я скольжу глазами вверх по её телу. Ноги, туловище, плечи. Лицо. Кажется, я задыхаюсь, надеюсь, что моё физическое «я» – нет.

Глаза у неё открыты, пустые и небесно-голубые. Брызги крови на её щеках настолько мелкие, что почти похожи на блёстки. Но ярко-красные ручейки у неё под шеей всё ещё текут из неподвижного тела. Лужа растет, и я смотрю на зияющую дыру на её горле, и из-за этого моё тело содрогается.

Убирайся!

Мне нужно бежать, нужно бежать, но видение ещё не закончилось. Я сосредоточена на остальной части её тела, глядя на другие раны, которые я не заметила сначала. Её рубашка разорвана на животе, и длинная, кровавая царапина украшает кожу. Нож? Ногти? Я не знаю. Её лодыжка скручена под неестественным углом, и её рука покрыта кровью, начиная с кончиков пальцев. Её собственной? Кровью нападавшего? Невозможно догадаться.

Шарлотта.

Голос почти поёт.

Ша-а-а-а-арлотта.

– Шарлотта!

Я дергаю головой, и вдыхаю воздух носом. С тусклым дождем искр, мой физический взгляд медленно возвращается.

– Да, миссис Паттерсон, – говорю я, как только моё горло перестаёт конвульсировать достаточно для того, чтобы я могла говорить. Хрипеть.

– Номер двадцать три, – говорит она, положив руку на свои бедра, её голос напряжён от раздражения.

Сколько раз она звала меня?

Я наклоняю шею, не могу сфокусировать взгляд, и числа плавают на бумаге.

– Сто шестьдесят семь точка, шесть восемь, – говорю я, наконец, отыскав ответ. Я смотрю вверх и встречаю её взгляд, надеясь, что она просто пойдёт дальше. Меня даже не волнует, правильно ли я ответила. Она смотрит на меня некоторое время. Слишком долго? Слишком коротко? Я не знаю.

– Джейк? Двадцать четыре.

Спасибо.

Моё дыхание возвращается в норму, но пальцы всё ещё сжимают край стола так сильно, что костяшки побелели. Я заставляю их расслабиться один за другим, но, когда отдёргиваю руки и кладу их себе на колени, они болят от напряжения.

На лбу выступает холодный пот и улавливает ветерок от кондиционера, заставляя меня дрожать. Пот течет по моему позвоночнику, собираясь под мышками я чувствую себя грязной и измученной, и всё, что я хочу сделать, это пойти домой и поспать.

И принять ибупрофена.

И что-нибудь, что заставит меня забыть.

Еще до того, как я стала лучше блокировать предсказания, вещи, которые я видела, не всегда случались – будущее постоянно меняется, и картины, которые Сиерра, и я видим, значат просто что так будущее совершится при текущем развитии событий.

Но мои видения довольно цельные. Потому что, если вы сделать ничего, чтобы изменить будущее, а я никогда больше не буду так делать, оно, вероятно, пойдёт по пути предсказания.

Моё сердце ускоряется, когда я пытаюсь вспомнить каждую деталь. Но мне больно вспоминать. Четкое изображение тягучей, густой крови, всё ещё льющейся вокруг её шеи, вызывает у меня тошноту. Это формально не настоящее тело, но, если ничего не изменится, это произойдет.

Прозвенел звонок – пронзительный и резкий – достаточно громкий, чтобы отвлечь меня на крошечную секунду, которая была мне так необходима. Я отворачиваюсь, глубоко вздыхаю, и тошнота проходит.

Я должна уйти отсюда, думаю я, засовывая книги и тетради в рюкзак. Выйду из класса, и со мной всё будет в порядке. Я могу пойти домой. Посплю. Забуду обо всём этом.

Я застегиваю рюкзак и поворачиваюсь к двери в задней части класса, надеясь, что смогу пройти прямо.

Мне становится холодно.

Бетани смеётся и касается плеча своего друга.

Я не думала о её лице в своём видении. Не пыталась её опознать.

Я видела порез. Кровь.

Она жива.

Сейчас.

Но на ней эти бордовые балетки.