Текст книги "Империя Вечности"

Автор книги: Энтони О'Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Однако, как это часто случается с блестящими рассказчиками, теперь он и сам уже не мог отделить правду от «красного словца». Само собой, взятая за основу легенда по большей части была изложена верно, хотя… Готов ли Денон поклясться в этом чем-нибудь ценным? Своей головой, например? Или репутацией? Готов ли поставить на кон свою золотую пуговицу? И вообще, разве он верит в подобные басни? Будучи приятелем и учеником Вольтера, Денон привык держаться на почтительном расстоянии от всяческих культовых отправлений и магических сфер. Нет, он, конечно, посещал сеансы в парижском храме Изиды, наслаждаясь их приподнятой атмосферой, раз или два позволял гадать себе по руке или на кофейной гуще, почитывал гороскопы, а в нежном одиннадцатилетнем возрасте услышал от цыганки-предсказательницы, что сделается знаменитым придворным, будет иметь успех у дам и навсегда останется под покровительством счастливой звезды. Впрочем, всей этой ереси он придавал не больше значения, нежели пылким стонам продажной женщины.

И все-таки в страстной вере Наполеона было нечто такое, что заставило Денона крепко призадуматься. А вдруг легенда и впрямь содержит зерно истины? В конце концов, кто может знать наверняка? Разве наш мир обеднел загадками, над которыми до сих пор ломают головы самые просвещенные люди?

Настало время признаться: Денон попал под влияние молодого генерала и почему-то совершенно не испугался этого. Инстинкт выживания, заострившийся в дни Революции подобно боевому клинку, на сей раз не подавал сигналов тревоги. (К слову: похоже, с его старинной подружкой Розой де Богарне творилось то же самое, иначе как объяснить этот немыслимый флирт?) Достаточно сказать, что и спустя много лет Денон будет ясно помнить подробности вечернего разговора с Наполеоном в отличие от сластолюбивой вдовушки, которую тут же забудет.

На следующий день, возглавив пять тысяч отрядов, Бонапарт защитил правительство от повстанцев, неустанно обстреливая картечью их тающие ряды. С приходом ночи более тысячи бунтовщиков остались лежать бездыханными на залитых кровью улицах.

Полгода спустя Наполеон взял Розу в супруги, дав ей новое имя – Жозефина.

Еще через два дня он объявил начало итальянской кампании.

Предупрежденный о том, что его снова разыскивает Наполеон, Денон решил укрыться в музейных хранилищах Лувра.

Шел февраль тысяча семьсот девяносто восьмого года. Первые встречи остались позади; с тех пор молодой генерал заметно перерос тщедушного низкорослого офицера артиллерии с сумасбродными амбициями. Он ворвался в Италию и с пугающей стремительностью обратил в беспорядочное бегство австрийские и пьемонтские военные силы, побеждая в битве за битвой, занимая город за городом, заключая одно соглашение за другим, прилагая добычу к добыче; создал Цизальпинскую и Лигурийскую республики на севере Италии, забрал в подчинение Бельгию и весь левый берег Рейна; и вот, двадцати восьми лет от роду, он вернулся в Париж, став предметом всеобщего изумления, – завоеватель, освободитель, грабитель, дипломат, командующий… кто угодно.

По этой гремучей смеси качеств, соединить которые смогли бы разве что самые мощные гальванические силы, Денон безошибочно узнал в Наполеоне человека с пугающей способностью быть всем сразу; вот почему один лишь намек на возобновление знакомства породил в его душе целую бурю восторга и ужаса. Впрочем, судя по тому как развивались события, встреча казалась тем более неизбежной, чем усерднее он ее избегал. Вот почему в тот ненастный зимний день, будучи со сверхъестественной легкостью обнаруженным в Лувре – точно выслеженным натасканным волкодавом, – Денон почувствовал лишь непривычную, но отнюдь не неприятную, обреченность.

– Знаете, что сказал мой дядя Грегорио? – спросил подозрительно жизнерадостный генерал.

– Ну и что же сказал дядя Грегорио? – отвечал собеседник ему в тон, одновременно притворяясь, будто ужасно занят: он ведь якобы явился сюда изучить хрупкие итальянские трофеи – вазы, алтарные фрагменты, бюсты из мрамора и бесценные произведения искусства.

– Он сказал: если хочешь поймать лису, которая съела кур, ищи лису, а не перья.

Денон прикинулся, что не понял намека.

– Умный у вас дядюшка. Нет, вы только взгляните! «Ужасы войны» Ван Дейка. Какое изящество!

– Это я лично переслал во Францию.

– И превосходно сделали! Какое запустение! А грязь! И осыпающаяся краска!

– Мой дорогой Виван, а вы не хотите узнать, кто такой дядя Грегорио и что он имел в виду под этой таинственной фразой?

– Даже в раме червоточины. Червоточины!

– Или, например, зачем я вообще к нему обратился?

– Надо же, червоточины!

Наполеон, чисто выбритый и помывшийся, в отлично сшитом костюме, только фыркнул:

– Мой дорогой Виван, вы что, не слышите? Я спросил, знаете ли вы моего дядю и почему я сделал крюк через Сан-Минато ради встречи с ним?

Денон сделал паузу, наморщил лоб и заморгал.

– Что?.. Ваш дядюшка? – Тут он опять повернулся к картине. – А ведь, я уверен, над ней пришлось поработать. Ах, эти червоточины!

Наполеон сложил руки за спиной.

– Падре Григорий Бонапарт – один из наиболее почитаемых и образованных христианских священников. Нет такого вопроса, касающегося церкви, который бы ускользнул от его внимания. Я изложил ему вашу историю о местных монахах, утаивших бесценный документ древности, причем, как мог, завуалировал подробности. И вы представляете, что он мне ответил? Догадываетесь?

По-прежнему не глядя на собеседника, Денон рассеянно теребил мочку уха.

– Ну и что же сказал ваш драгоценный дядюшка?

– Он тут же понял: речь идет о чертоге вечности. Понимаете, в ту же минуту! Он тоже слышал легенду, в точности совпадающую с вашим рассказом. И, по его словам, в чертоге помимо всяких мистических знаков и кодов содержится такое… Ну, что, по-вашему?

Денон сглотнул сухой ком в горле.

– Так что же?

– Личная подпись Бога.

– Подпись Бога?

– Вот именно.

Денон медленно шел по рядам, с показным восхищением оглядывая сокровища.

– Какое великолепие! – обронил он через плечо.

Наполеон безжалостно шагал следом.

– Увы, он был не в силах что-либо прибавить, хотя бы указать месторасположение документа или орден, к которому принадлежали эти скрытные монахи. Я искал повсюду. В замках. В монастырях. В библиотеках. В университетах. Я изымал самые разные рукописи, я сотнями отсылал их на исследование в секретный архив Ватикана – и не нашел ни единого упоминания о чертоге.

– Ну, значит…

– С другой стороны, как выражается мой дядя, нужно искать лису, а не перья.

– Лису… – отрешенно проговорил Денон, остановившись перед «Умирающим галлом» и устремив на него пристальный взгляд.

– Больше нет смысла работать над этим в Италии.

– Италия…

– Если перья и были, они уже разлетелись.

– Разлетелись…

– Так что выбора у меня не осталось. Никакого.

– Никакого выбора…

Наполеон приосанился.

– Я отправляюсь в Египет.

– Египет… – отозвался Денон, продолжая восхищаться изваянием.

– Подобно Александру Македонскому, я беру с собой несколько лучших умов.

– Ах, Македонскому!

– Это будет моя Commission des Sciences et des Arts. [25]25
  Комиссия по науке и искусствам (фр.).


[Закрыть]

– Надо же, комиссия!

– Архитекторы, математики, естествоиспытатели, астрономы, минералоги, химик, картографы…

– Да-да, понятно…

– Мой дорогой Виван, – озадаченно спросил Наполеон. – У вас такой безучастный вид. Неужели вы все пропустили мимо ушей? Я объявил, что еду в Египет.

– В Египет? – Денон по-прежнему не сводил глаз со статуи. – Что ж, полагаю, у вас благородные причины.

Наполеон с готовностью парировал вызов:

– Освободить достойных крестьян от ига мамелюков. Предоставить последние достижения техники и медицины народу, погрязшему в варварстве. Оросить долины Нила, вернуть колыбель цивилизации к процветанию, а также обогатить сферы искусства и истории путем самого тщательного изучения местной флоры, фауны и архитектуры.

– Чудесные планы!

– Я уже нанял Гаспара Монжа, [26]26
  Монж, Гаспар(1746–1818) – французский математик. В 1780 был избран членом Парижской академии наук, в 1794 стал директором Политехнической школы. В течение восьми месяцев занимал пост морского министра в правительстве Наполеона, заведовал пороховыми и пушечными заводами республики, сопровождал Наполеона в его экспедиции в Египет (1798–1801). Наполеон пожаловал ему титул графа, удостоил многих других отличий.


[Закрыть]Жоффруа Сент-Илера, [27]27
  Жоффруа Сент-Илер, Этьен (1772–1844) – французский зоолог. Профессор зоологии Национального музея естественной истории (с 1841) и университета в Париже (с 1850). С 1833 член Института Франции, в 1856–1857 президент Парижской академии наук.


[Закрыть]Николя Жака Конте [28]28
  Николя Жак Конте (1755–1805) – портретист, талантливый создатель миниатюр, соучредитель «Национальной школы искусств и ремесел». Во время Египетской кампании Наполеона изобрел систему предохранения винтовок от ржавчины, запал для пушечных ядер, гениальную систему подачи сигнала и множество других полезных вещей. Являясь членом Египетского института, участвовал в других научных разработках, в частности в изобретении барометра. Также с поразительной точностью вычислил высоту пирамид Гизы. В 1794 году Конте изобрел карандаш с искусственным стержнем. До сих пор для производства деревянных карандашей применяется только метод Конте.


[Закрыть]и Деодата Доломье. [29]29
  Доломье, Деодат Гюи Сильвен Танкред (1750–1801) – известный французский геолог и минералог.


[Закрыть]

Денон принялся обходить статую.

– Обратите внимание, какие муки выражает это лицо! Буквально каждая черточка! Здесь боль, которая превыше смерти!

– Мне не хватает лишь художника.

– Умирание духа – о, это даже страшнее, чем угасание плоти!

– И сочинителя, – гнул свое Наполеон.

– Как пятна света подчеркивают его страдания!

– А главное – шпиона.

– Надо будет непременно выставить эту статую в хорошо освещенном зале.

– У меня есть на примете подходящий человек.

Денон совершенно скрылся за «Умирающим галлом».

Наполеон улыбнулся.

– Вы что, не слышали ни слова, негодник? Я разыскиваю чертог, и мне нужен помощник. Это будет самое значительное путешествие в мировой истории. Мне очень важно, чтобы вы сопровождали меня в Египет. Вы перероете эту страну, покуда я буду усмирять каирских аборигенов.

Денон помедлил, чтобы собраться с мыслями, и наконец вышел из своего укрытия. Лицо его было бесстрастно, словно могильная плита.

– Я… не могу поехать.

Наполеон усмехнулся.

– С чего бы это?

– Мне пятьдесят один год.

– Гаспару Монжу пятьдесят два.

– У меня… у меня здесь полно хлопот. Нужно еще навести порядок среди этих шедевров и лично пронаблюдать за их реставрацией.

– В Египте нас ожидают сокровища, бесконечно более драгоценные.

– Я только что переехал в новый дом.

– Значит, без сожаления с ним расстанетесь, – ответил Наполеон и рассмеялся: – Да будет вам, скажите еще, будто вы не хотите своими глазами увидеть чертог вечности! Не вы ли первый заразили меня рассказами о его славе? А может, это судьба? Разве ей не под силу смести с дороги все надуманные преграды?

Денон заглянул в бледно-голубые глаза генерала и увидел в них отражение империй.

– Да, но я…

Наполеон подался вперед и ущипнул его за щеку.

– Мой дорогой Виван, известно ли вам, что сказал мой дядя Грегорио?

– Какой разговорчивый у вас родственник.

– Он сказал, что в серьезных делах следует отвергать послушных и с радостью принимать непокорных.

– Так говорит ваш дядюшка?

– Он же не только святой, но еще и философ.

Поразмыслив, Денон напустил на себя рассерженный вид.

– Ну тогда… тогда я решительно требую: возьмите меня в Египет! – воскликнул он, воздевая руки. – Я настаиваю! Я сейчас лопну от воодушевления!

Генерал нахмурился.

– Ах вот как! Теперь вы настаиваете?

– Именно!

Наполеон вздохнул, всем своим видом выразив разочарование.

– Ну раз уж вы столь воинственно настроены, мне остается только одно: будь по-вашему. Что ж поделаешь? – прибавил он.

И, миновав «Преображение» Рафаэля, беззаботно пошагал к выходу.

– До встречи в Тулоне, – обронил на прощание генерал, подавив усмешку.

Доминик Виван Денон был, несомненно, натурой творческой, но при этом лишенной любых романтических иллюзий в отношении смерти; не представляя себе более или менее достойного существования за гранью этой жизни, он пылко предался поискам земных удовольствий. Стратегический запас моднейших убеждений, отмеченных игривой двусмысленностью, помогал ему прокладывать путь в наиболее беспокойную для его нации эпоху и в конечном счете позволил стать одним из немногих подлинных счастливцев столетия. В свое время Денон успел свести знакомство с Людовиком XV и Людовиком XVI, с Марией-Антуанеттой, мадам де Помпадур, Фридрихом Великим, Вольтером, Екатериной Великой, с Робеспьером, Гёте, Стендалем и с Папой Пием VI. Но тайный агент всегда верен принципу: привлекать к себе как можно меньше внимания, и потому Вивану оставалось лишь восхищаться честолюбием людей, подобных Наполеону, столь охотно готовых отказаться от безвестности ради того, чтобы превратиться в живую легенду, мишень для наемных убийц, в дышащий холст, на котором свет напишет портрет собственных слабостей и тщеславных грез. Но, будто этого мало, какой безрассудной дерзостью нужно обладать, чтобы ринуться в битву из единственного желания – наделить миф плотью и кровью! Денону много раз доводилось вступать в сомнительную игру, но никогда еще его не дразнила близостью сама смерть.

Тем не менее он подавил свои страхи и с чувством обреченности отправился в Тулон, чтобы взойти на борт вместе с прочими участниками экспедиции. Великая армада из четырехсот с лишним кораблей занимала четыре квадратных мили Средиземного моря. На палубах и в трюмах теснилось тридцать пять тысяч растерянных солдат, шестнадцать тысяч бывалых матросов, двести недоумевающих ученых, тысяча рассерженных лошадей – и дюжины перелетных птиц, что беспрестанно садились на реи, принимая их за ветви бескрайнего плавучего леса.

Впереди, несомый теми же потоками, которые некогда благополучно доставили Цезаря к берегам Александрии, гордо рассекал волны флагманский корабль «Ориент» – ощетинившаяся грозными дулами громадина, до того перегруженная боевыми и прочими припасами, что, покидая гавань, она царапала килем дно. В роскошном салоне Наполеон установил свою кровать, закрепив ее на хитроумных шарнирах, дабы совершенно не чувствовать качки; как правило, чтобы заснуть, он почитывал что-нибудь историческое, наблюдал импровизированные представления на палубе или вел с избранными попутчиками бесконечные споры научного, философского и фривольного содержания.

Туманным вечером двадцать пятого июня вдалеке затрещали сигнальные выстрелы. Неужели эскадра лорда Нельсона пустилась в погоню? Наполеон посмеялся над этим предположением и с удвоенным пылом вернулся к спору о тайном значении снов. Кое-кто из ученых в угоду собеседнику предлагал свои толкования: к примеру, пригрезившаяся обезьяна, по их словам, означала близость озлобленного врага, звук трубы предвещал колебания фортуны, а град предсказывал несчастье. На что Виван Денон, нарочно доставленный на корабль ради этой вечерней дискуссии, колко возразил, что просто обязан теперь попасть в беду, ибо как раз накануне видел во сне обезьяну, которая рьяно трубила в трубу под ужасным градом. На этом беседа оборвалась.

Немного погодя, при плавно колеблющемся свете фонарей, художник представил командующему целую папку свежих набросков, на которых были изображены дельфины, резвящиеся перед носом «Юноны», сполохи ружейного огня на Мальте и вулкан Этна, плюющийся лавой на расстояние до пятидесяти лиг. Наполеон, в свою очередь, показал ему прокламацию, которую собирался издать по прибытии в Александрию. Денон пробежал документ глазами:

«Именем Милостивого и Сострадательного Бога… Бонапарт, командующий французской армии, обращается к вам… С давних пор эта свора невольников, купленных на Кавказе и в Грузии, властвует над прекраснейшей страной в мире… Но Всемогущий повелел, чтобы их владычеству был положен конец… Я пришел для того, чтобы возвратить вам ваши права, наказать похитителей… Я более, чем мамелюки, чту Бога, Его пророка Магомета и Аль-Коран… Трижды блаженны те, кто будет заодно с нами! Они обретут почести, и богатство их приумножится… Но горе, трижды горе тем, кто пристанет к мамелюкам и поднимет оружие против нас! Для них не будет надежды; они все погибнет… и самые их имена навеки сотрутся из памяти… Боже, храни славу французской армии!»

– Похоже на послание… пророка, – заметил Денон.

– Ну разумеется! Я много раз перечитывал Коран, а также историю арабов.

– Чтобы лучше понять их культуру?

– Нет, чтобы подчинить ее своей воле.

Тут Денон позволил себе выразить сомнение:

– Насколько я знаю мусульман, вряд ли они готовы принять неверного завоевателя с распростертыми объятиями.

– Вот еще! – отмахнулся Наполеон. – Египтяне будут в восторге от новых порядков. Эти мамелюки – всего лишь тираны.

– Да, но они тираны-единоверцы.

– Подумаешь! – презрительно фыркнул собеседник. – Трудности, конечно, возникнут: здешние края кишат фанатиками, как муравьями. Главное – сразу показать себя хозяином, распространить суровые воззвания и внушить почтение через страх. В общем, поддерживать свою власть ровно настолько, чтобы развязать себе руки для более важных дел.

Денон, облаченный во фрак с золотой тесьмой и панталоны до колен, словно собравшийся в оперу, с отчаянием посмотрел туда, где на правый борт надвигалась густая стена тумана.

– Я тут… я тут хотел сказать пару слов обо всем этом…

– О чем?

– Насчет чертога… Так называемого чертога вечности.

– А что такое?

– Ну… – Художник сглотнул. – Боюсь, я легкомысленно заставил вас понастроить воздушных замков.

– Ну-ка, ну-ка… Куда вы клоните? – Наполеон сощурился. – Хотите сказать, будто все выдумали? Теперь, когда осталась еще неделя – и мы в Египте?

– Нет, я ничего не выдумал, даже не имел в виду ничего подобного. Но ведь очень вероятно, вы понимаете, что чертог никогда не найдется или, скажем, легенды сильно преувеличивают…

– Что такое? – поразился Наполеон. – Значит, чертога, возможно, не существует и вы мне только сейчас об этом заявляете?

– Нужно учитывать и такую ужасную вероятность, – промолвил Денон под громкие вздохи вздымающихся парусов.

Наполеон сверкнул глазами, однако не смог сдержать ухмылки.

– Ах вы, старый злющий бездельник! Опасаетесь, что ваш командующий будет разочарован, верно?

– Ну-у-у…

Наполеон рассмеялся.

– Успокойтесь, дорогой Виван. Если уж Вольней предупреждал меня о том же самом…

– Вольней?

– Ну да, выдающийся египтолог Франции Константен Франсуа Вольней.

– Я знаю о нем. Но… вы и с ним это обсуждали?

– Очень даже подробно. Он тоже предупреждал меня, хотел уберечь от завышенных ожиданий. Однако не стал отрицать существования чертога.

– В самом деле?

– Естественно. Вольней назвал имена бесчисленных священников и естествоиспытателей, которые занимались поисками в Средние века, в основном под покровительством и при поддержке соответствующего Папы Римского. Не говоря уже о более известных личностях вроде Халифа аль-Мамуна… Вы, разумеется, слышали о таком?

– Халиф аль-Мамун?

– Да, сын Гаруна аль-Рашида из «Тысяча и одной ночи». Незаурядный знаток философии и многих наук. Наслушавшись захватывающих дух историй, он ради поисков нарочно прибыл в Египет из самого Багдада. В конце концов он сколотил себе состояние и, расписавшись в поражении, удалился восвояси. Но говорят, что его визирь, персиянин по имени Хасан ибн Сахль, где-то в песках нашел неописуемые сокровища и что некий таинственный жрец раскрыл ему извечные секреты.

– «Тысяча и одна ночь»?

– Нет, вы неисправимый скептик! Аль-Мамун существовал в действительности. Ибн Сахль тоже. Они так же реальны, как и я сам!

Денон нахмурился.

– Ну а чертог? Вам известно, что в нем таится?

– Все! Именно так, как вы утверждали. Ключ к бессмертию. История будущих веков. И даже смысл бытия. А что вас так удивляет?

– Просто… – Денон пожал плечами. – Смысл бытия… его весьма трудно найти.

– Как и сам чертог! Однако вы до сих пор не верите – я вижу, вы готовы лопнуть от недоверия. Но это же вольтерьянство! Послушайте, я подробно изучил историю Египта и знаю, что тамошние провидцы пользовались огромным почетом в древние времена, причем у правителей самых разных стран. Египтяне-ученые, архитекторы, астрономы опередили своих коллег по всему свету, чародеи и приверженцы каббалы не имели себе равных, а фараоны все без исключения грезили вечной жизнью. Считается, будто в устройстве храмов отразился сам космос. Так вот, я даже вообразить не могу, чтобы среди столь великих чудес и загадок не отыскалось чертога, который бросил бы вызов вечности!

И вновь Денон ощутил, как его заражает восторженность собеседника, очаровывает сама вероятность свидания с древними чудесами и неразгаданным волшебством. Какой же резон упорствовать дальше?

– А что до смысла бытия, – закончил Наполеон со смехом, – то будьте усердны в своем деле и вы отыщете его даже раньше, чем я!

Главнокомандующий явно проникся чувством собственной непобедимости. В сопровождении Денона он прогуливался по палубе, которой суждено было через пять недель, во время серьезной морской передряги при Абикуре, взлететь на воздух, словно при извержении вулкана; любовался четырьмя акрами трепещущих на ветру парусов, которые вспыхнут и сгорят подобно сухому пергаменту; обходил грот-мачту – годы спустя из нее изготовят гроб для лорда Нельсона, и дружески ударял по ладони проходящего мимо адмирала Брюэ, чье тело вскоре будет разорвано ударом пушечного ядра.

– Кстати, о «Тысяча и одной ночи», – напомнил Наполеон, глядя, как сырой туман сгущается вокруг судна. – Известно ли вам, что каждое арабское имя что-нибудь да значит? Аладдин – это «Слава веры», Камар-аз-Заман – «Луна времени».

– Разумеется. Арабы – весьма поэтичный народ.

– Да, и не только они. Вот, например, мое имя – Наполеон, знаете, как оно переводится? Лев пустыни.

– Ну а мое полное имя, – скромно потупился Денон, – ничего такого не означает. Доминик означает «раб Божий», а вот Виван Денон? «Живущий ради ничего»? «Не живущий»?

– «Живущий ради ничего», – поддразнил собеседника Бонапарт. – «Раб Божий, живущий ради ничего». – Он усмехнулся. – «Не имеющий иной причины для жизни, кроме поисков чертога вечности по воле льва в пустыне»!

Командующий обнял художника и прижал его к себе, словно брата.

Переворот песочных часов – и плавучая крепость, мерцая огоньками фонарей, глубже ушла в густое марево. На палубе одинокая скрипка затянула «Турецкий марш»; ближайший фрегат отозвался походной песней, а где-то вдали затренькало четырехпедальное фортепьяно. Матросы шептали молитвы у себя в гамаках, лошади глухо фыркали, во мгле гудели корабельные канаты.

В тот самый час перед рассветом грандиозная флотилия, укрывшись за пеленой тумана, чудесным образом миновала флот лорда Нельсона.

Первого июля тысяча семьсот девяносто восьмого года Наполеон ступил на землю Александрии.