Текст книги "Грязный бизнес (сборник)"

Автор книги: Энтони Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Глава 23

– Не говори, будто не знаешь, в чем дело, Нэш. Все ты прекрасно знаешь.

Гиббонс увидел Сэла, ворвавшегося в личный сектор Нэша. За спиной у него стоял Джозеф, готовый прийти на помощь брату. Монахиня дергала Сэла за рукав, безуспешно пытаясь оттащить в сторону. Красный как помидор Сэл орал на Нэша, тыча в него пальцем. Между ними сидела Сидни, откровенно наслаждавшаяся происходящим.

– Она говорит, что ты все переиграл и заключил с Уокером собственную сделку. – Он ткнул пальцем в белокурую головку Сидни. – Ты ведь так сказала, верно?

Та лишь загадочно улыбнулась в ответ и пожала голыми плечами.

Нэш поправил бабочку.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. По-моему, мы с вами вообще не знакомы, сэр.

Вид у Нэша был вполне спокойный – отличный актер и не дурак. Иммордино орал так громко, что его могли услышать не только несколько супружеских пар в заднем ряду, но и еще по меньшей мере сотня зрителей. Нэш не собирался признавать наличие сделки с Уокером и даже сам факт знакомства с Иммордино в столь людном месте. Ему не нужны были свидетели, особенно такие, как агент ФБР, изображающий из себя фотографа.

Гиббонс стоял позади кучки фоторепортеров, столпившихся у края ринга, откуда прекрасно прослушивалось все происходящее в секторе Нэша. Он таращился в видоискатель и наугад нажимал на кнопку, делая вид, будто внимательно следит за поединком. В секторе Нэша Гиббонс насчитал пятерых телохранителей – один стоял рядом с Джозефом, второй на другом конце ряда, еще двое наверху, в боковых проходах, пятый присматривал за остальными. Это был маленький, коренастый мужичонка с фигурой, похожей на огнетушитель. Наверное, тот самый поляк, о котором рассказывал Тоцци. Гиббонс мигом распознал в нем бывшего полицейского. Парень не промах, от его взгляда не ускользнет, что один из фоторепортеров не слишком интересуется поединком. Гиббонс уставился в видоискатель, разглядывая места по другую сторону ринга. Тоцци не было видно, вероятно, он не желал попадаться на глаза поляку. Что же там все-таки произошло у них с Иммордино, подумал Гиббонс. Будем надеяться, Что Тоцци в порядке.

– Не морочь мне голову, Нэш! Слышишь, не морочь мне голову!

Монахиня тянула его за руку, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места слона.

– Сядь, Сэл, и успокойся. Ты ведешь себя глупо. Пошли.

– Сэл, пусти меня, я поговорю с ним. Дай мне поговорить с ним, Сэл. – Джозеф молотил брата по спине. – Садись, Сэл, я поговорю с ним.

Сэл не обращал на них ни малейшего внимания, но, судя по всему, что-то тревожило его, он то и дело оглядывался на противоположный сектор, словно ища кого-то глазами. Гиббонс решил было, что он выискивает Тоцци, но нет, не похоже. Гиббонс окинул взглядом весь сектор, но так и не понял, на кого смотрел Сэл.

На ринге Уокер загнал Эппса в угол, нанося сокрушительные удары по телу противника. Эппс только вяло отбивался. Он уже выдохся.

– Пошли одного из своих парней к Уокеру, – взорвался Сэл. – Вправь ниггеру мозги. Слышишь? Ублюдок хренов! Пошевеливайся!

Монахиня снова попыталась оттащить его.

– Хватит, Сэл. Послушай же меня.

И тут Сидни протянула руку и погладила Сэла по щеке. У монахини отвисла челюсть. Казалось, она сейчас проглотит Сидни. Но той было плевать на сестру Сесилию. Она лишь повела огромными зелеными глазами и усмехнулась. Маленькая сексуальная кошечка.

– Послушайся сестру, Сэл, – сказала она. – Будь паинькой и сядь на место.

Монахиня рванула ее за руку.

– Оставь моего брата в покое. Не смей к нему прикасаться!

Телохранители ринулись к ним, но Нэш взмахом руки приказал им остановиться.

Сэл оттолкнул сестру, послал брата подальше и вперил злобный взгляд в Нэша.

– Пошевеливайся, Нэш! Я не шучу. Ты не понимаешь, что я не шучу. Пошли своего парня к Уокеру. Не теряй времени.

Не обращая на него внимания, Нэш обратился к монахине:

– Сестра, мы собрались тут, чтобы посмотреть на боксеров, но ваш брат мешает зрителям любоваться боем. Мне не хотелось бы показаться невежливым, но, если вы не успокоите его, я буду вынужден приказать вывести его отсюда.

Монахиня гневно сверкнула очками.

– Нечего угрожать мне. Вы не посмеете вывести его силой.

– Вы ошибаетесь, он посмеет, – вмешалась Сидни. – Кроме того, нет такого закона, который запрещал бы точно так же обойтись с монахиней, уличенной в нарушении общественного порядка. – Ледяная улыбочка, ну просто Мона Лиза.

Брови монашки от изумления изогнулись подковой.

Публика вдруг взревела и повскакивала с мест. Гиббонс оглянулся на ринг. Уокер что было силы вмазывал в живот противника один апперкот за другим. Руки Эппса безвольно повисли, лицо скривилось от мучительной боли. Зрители с задних, дешевых рядов устремились в проход, чтобы не упустить подробности захватывающего зрелища. Гиббонса прижало к фоторепортерам, он с трудом повернул голову, пытаясь понять, что происходит в секторе Нэша. Телохранители выбивались из сил, сдерживая рвущихся в проходы зрителей. Джозеф отталкивал в сторону огромного Сэла, они орали друг на друга, но Гиббонс в общем реве не слышал их слов. И тут он заметил холодный блеск металла – Джозеф выхватил из пиджака пистолет.

Гиббонс уронил фотоаппарат и устремился к ним, раздвигая руками головы, точно баскетбольные мячи. Нужно было преодолеть всего футов пятнадцать, но перед ним была плотная толпа из нескольких десятков человек. Он начал действовать плечами, но его, точно щепку, относило обратно к рингу.

Поверх голов Гиббонс видел, как Сэл пытается выхватить у брата пистолет, он рванул руку Джозефа вверх, и Гиббонс успел разглядеть девятимиллиметровое дуло из нержавеющей стали. Богачи в секторе Нэша вскочили на ноги, ища, где бы укрыться. Сэл схватил Джозефа за запястье – пистолет и наручники сверкнули над головами людей, – вывернул его и преспокойно забрал оружие. У Джозефа был обиженный вид, но Сэлу было уже не до него. Он перегнулся через голову Сидни, схватил Нэша за лацканы, приподнял с места и ткнул ему пушкой в живот. Нэш, побледнев, озирался, ища глазами телохранителей, но те были поглощены борьбой со зрителями и ничего не замечали.

– Эй вы, кретины, – закричал им Гиббонс, – ваш босс в опасности!

Никто его не услышал. Рев толпы перекрывал любой крик.

Гиббонсу не нравилось выражение лица Сэла – злобное, но довольное. Гиббонс понимал, что оно означает. Сэл смирился со своей участью. Сейчас он сделает это. О Боже. Гиббонс работал локтями, пробиваясь через толпу.

– Брось это, Сэл! – заорал он. – ФБР!

Его по-прежнему никто не слышал.

И тут он увидел вспышку. Выражение злобной радости скользнуло по лицу Сэла, когда он нажимал на спусковой крючок. Но вдруг, к его изумлению, сестра Сесилия в последний миг рванула его за руку. За короткой вспышкой последовал приглушенный треск выстрела. Сидни подпрыгнула в кресле, голова с гривой белокурых волос откинулась назад, дернулась и наконец склонилась на изящное обнаженное плечо. Телохранители услышали выстрел и недоуменно обернулись, не понимая, что произошло. Зато это хорошо поняли богачи, сидевшие в секторе Нэша, – они карабкались вверх по рядам, шагая прямо по головам, готовые на все, лишь бы поскорее убраться оттуда. Сэл тоже рванул было прочь, но идти было некуда. Он был зажат со всех сторон, кругом были люди, даже не подозревавшие о том, что стали свидетелями убийства.

На груди у Сидни виднелась небольшая аккуратная ранка с темными краями, несколько секунд крови не было, потом она хлынула потоком. Темно-красная струя текла по блесткам ее лилового платья, заливая подол. Неужели в такой маленькой, хрупкой женщине может быть столько крови, с ужасом подумал Гиббонс. Наконец поток превратился в тонкую струйку. Сидни не двигалась. Публика неистовствовала – кричала, свистела, махала руками, – а Сидни сидела не шелохнувшись. В общем безумии убийство осталось почти незамеченным. Внимание публики было приковано к смертельной схватке на ринге.

Гиббонсу наконец удалось пробиться к проходу между рядами, где стояли все Иммордино, прижатые друг к другу. Телохранители заблокировали проход, чтобы те не могли удрать. Поляк упирался спиной в спину Джозефа и решительно отпихивал всех, кто оказывался слишком близко от него. Гиббонс раскрыл удостоверение и сунул его в лицо поляку. Тот оттолкнул его, как и всех остальных. Сукин сын. Восстановив равновесие, Гиббонс ухватил его за галстук и снова сунул ему под нос удостоверение.

– Приди в себя, кретин. ФБР!

– Пошел прочь! Кто ты такой?

От напомаженных волос поляка шел противный сладковатый запах. Гиббонс с омерзением отвернулся.

– Федеральное бюро расследований, агент К. Гиббонс. Этого тебе достаточно?

Поляк усмехнулся ему в лицо.

– У вас здесь нет полномочий.

Гиббонс намотал его галстук на руку и дернул на себя.

– Послушай, приятель. Я из ФБР. У меня везде есть полномочия. А сейчас прикажи своим парням освободить проход, и немедленно, иначе я постараюсь, чтобы тебя привлекли как соучастника в убийстве.

– Предъяви сначала...

Гиббонс снова рванул его галстук.

– Думаешь, я шучу? Напрасно. Я знаю немало судей, которые с удовольствием полюбуются на бывшего полицейского, связавшегося с преступными элементами. Соучастие и сотрудничество с преступниками, противодействие представителям закона – они с радостью навесят все это на бывшего полицейского. Готов поспорить, что ты тоже знаком с такими судьями. Правда, Ковальски?

Некоторое время они таращились друг на друга – галстук врезался в подбородок поляка. Поляк лихорадочно обдумывал услышанное. Он понимал что к чему. Гиббонс отпустил галстук.

– А теперь прикажи своим парням освободить проход. Здесь буду действовать я.

Ленни бросил на него злобный взгляд, но подчинился, велев двум телохранителям отойти в сторону. Гиббонс понимал, что поляк кипит от ярости. Полицейские не любят сотрудничать с фэбээровцами, даже если это бывшие полицейские. Поляк подчинился слишком легко. Надо пока оставить его в покое, он еще может понадобиться, если не появится Тоцци. Куда же, черт побери, запропастился Тоцци?

Гиббонс выхватил из кобуры револьвер, бросился в проход позади Иммордино и приставил дуло к голове Сэла за ухом.

– Передай мне оружие. Двумя пальцами.

Сэл промолчал, только переложил пистолет в левую руку и опустил ее вниз. Гиббонс взял револьвер левой рукой, убедился, что он на предохранителе, и затем указал им на Джозефа.

– Руки на затылок! Все трое.

Монахиня поглядела на него – она была явно оскорблена таким приказом.

– Да, и вы тоже, сестра.

Джозеф медлил, тогда Гиббонс направил револьвер ему в лицо – сверкающее дуло прямо в его потное лицо, – и Джозеф сразу стал более сговорчивым.

– А теперь повернитесь ко мне, все трое, и выходите в проход. Держитесь на расстоянии друг от друга. Все, ступайте.

Гиббонс поглядел на Сэла, потом на Джозефа – и все трое двинулись к проходу. Монахиня шла посередине. Сэл, пожалуй, слишком умен, чтобы сделать какую-то глупость, подумал Гиббонс. Но надо быть начеку, особенно сейчас. Джозеф – полное ничтожество, но он так глуп, что вполне способен на любую выходку.

– Медленно повернитесь и держите руки так, чтобы я их видел, – приказал он.

Зрители словно обезумели. Можно себе представить, что творилось на ринге! Сэл старался казаться спокойным и равнодушным, но то и дело косился в ту сторону. Джозеф откровенно уставился на ринг, лицо его кривилось, словно от жуткой боли. Губы монахини были крепко сжаты, глаза прятались за стеклами очков. Все трое Иммордино вздрогнули, когда их лица осветили вспышки фотокамер. Репортеры столпились вокруг, решив, что успеют сделать несколько снимков прежде, чем Уокер отправит Эппса в нокаут.

– Эй! – крикнул кто-то в ухо Гиббонсу, он обернулся, и его ослепила вспышка. Чертов репортер. Перед глазами появились темные пятна.

– Лечь на пол, – рявкнул он, делая вид, будто с глазами у него ничего не случилось. – Лечь на живот, ноги в стороны, руки на голову. Все трое.

– Я не лягу, – сказала монахиня.

– Ты слышала, что он сказал? Выполняй приказ. Быстро!

Гиббонс узнал этот срывающийся от ярости голос. Еще бы. Зрение восстановилось, и он увидел Тоцци, продирающегося к нему через толпу репортеров. Гиббонс поморгал глазами. Вид у Тоцци был ужасающий: лицо землистого цвета, один глаз заплыл и почти не открывался. Что, черт возьми, он делал? Пытался прорваться сюда через ринг между Уокером и Эппсом?

– Вот, возьми, – сказал Гиббонс, протягивая Тоцци конфискованный пистолет. – Присмотри за Джозефом. Я беру на себя Сэла.

Гиббонс опустился на корточки и уперся коленом в спину Сэла, приставив дуло своего револьвера к его затылку. На правой руке Сэла были наручники. Тем лучше, подумал Гиббонс.

– Заложи левую руку за спину. – Гиббонс защелкнул наручники на другой руке. Покончив с этим, он поглядел на убитую и ее супруга.

Нэш сидел неподвижно и, открыв рот, смотрел на белокурые волосы жены и кровь на ее груди. Было трудно понять, что выражало его лицо. Что-то среднее между удивлением и отвращением. Во всяком случае, не любовь и не жалость.

Гиббонс поднялся с колен, взял Сэла за локоть и помог ему подняться. Тоцци уже обыскал Джозефа. Приказав ему оставаться на месте, он направился к монахине, которая распласталась на полу. Гиббонс увидел, как Тоцци остановился и покачал головой. Опускаясь на корточки, он потерял равновесие и чуть не въехал ей коленом по голове. Он скрючился на полу, опершись на одну руку, а другой стал обыскивать ее. Гиббонс хотел крикнуть, чтобы он не делал этого и подождал прибытия сотрудника полиции, но его опять ослепили вспышки камер. Целая дюжина фотокамер была направлена на Тоцци, ощупывающего монахиню.

– Тоцци! – закричал он. – Остановись!

Но тот не слышал его.

Толпа колыхнулась в сторону ринга, и Гиббонс обернулся. Уокер нанес Эппсу удар правой, тот упал на канаты, откинув назад голову. По лицу его текла кровь. Он с трудом оторвался от канатов, шагнул вперед и сразу же угодил в комбинацию из апперкота правой и хука левой. Колени его подогнулись, и он упал на них. Гиббонс невольно вздрогнул. Эппс несколько секунд стоял, раскачиваясь, на коленях – судья удержал Уокера, готового нанести новый удар, – потом рухнул лицом на ринг, как срубленное дерево. Бедняга выглядел ничуть не лучше, чем Тоцци, – разбитая щека, заплывшие глаза.

– Один... два... три... четыре... – начал считать судья.

Гиббонс поглядел на Сэла.

– Хороший бой, верно?

– ...восемь... девять... десять!

Крики, свист, ликование зрителей.

– Твою мать, – мрачно пробормотал Сэл и посмотрел куда-то в сторону. Гиббонс проследил за его взглядом и вдруг заметил в этом море безумия островок спокойствия. На них пристально смотрел Сабатини Мистретта. Он не сводил глаз с Сэла. Мистретта был похож на разъяренного бульдога. И на старика Эдгара Гувера... Гиббонс улыбнулся, как крокодил.

Сестра Сесилия и Джозеф стояли, положив руки на затылок. У Тоцци был такой вид, будто он вот-вот потеряет сознание, он с трудом держался на ногах, глаза остекленели.

– Садись, Тоцци. Теперь я управлюсь и без тебя.

Тоцци кивнул, отдал пистолет и рухнул в кресло, закрыв лицо руками. Гиббонс увидел вспышки камер и отвернулся. Ублюдки. Он засунул пистолет за пояс.

На ринге судья поднял вверх руку Уокера, объявляя победителя.

Сэл покачал головой и усмехнулся.

– Дерьмо, – пробормотал он и посмотрел на Нэша, уставившегося на мертвую Сидни. – Сукин сын.

Джозефа затрясло от ужаса, казалось, он сейчас наделает в штаны.

– Сэл, что нам теперь делать? Это же моя пушка. Что теперь будет, Сэл?

– Заткнись и не смей разговаривать со мной, – злобно сказал Сэл.

– Сальваторе, т-с-с-с. – Сестра Сесилия приложила палец к губам. – Ничего больше не говори. Послушай меня, – зашептала она. – Все будет в порядке. И не беспокойся по поводу мистера сам знаешь кого. Я уверена, что он все поймет и не станет сердиться из-за денег. Я возьму вину на себя. Не тревожься. Я поговорю с ним. Он меня любит.

Уокер горделиво расхаживал по рингу, размахивая чемпионским поясом над головой. Впервые за все время Гиббонс увидел, как он улыбался.

Сестра Сесилия мельком взглянула на Уокера, потом перевела взгляд на бездыханное тело Сидни. На лице ее было презрение. Она покачала головой.

– Видишь, Сэл, как все получилось. Как говорила наша бабушка: Господь все видит и провидит. Господь не оставит нас своей милостью. Я знаю. Поверь мне.

Сэл усмехнулся ей в лицо.

– Заткни свою дерьмовую глотку. Сил.

У монахини отвисла челюсть. Вспышки камер отражались в стеклах ее очков. Через толпу и сверху по проходу к ним пробирались полицейские с оружием наготове.

Гиббонс раздраженно усмехнулся, глядя на них. Успели как раз вовремя. Он поглядел по сторонам.

Тоцци стонал, закрыв лицо руками.

Сэл что-то бормотал и дергался, точно боров на цепи.

Джозеф с трудом удерживался, чтобы не зарыдать в голос.

Белый как мел Нэш сидел, теребя нижнюю губу.

Сидни мертва.

Рот у монашки был все еще открыт. Она быстро крестилась, один раз, другой, третий.

Гиббонс покачал головой. Аминь.

Глава 24

Вычурные бронзовые часы на столе Иверса показывали двадцать минут десятого. Куда он запропастился? Такому важному начальнику полагается быть более пунктуальным. Он сказал Гиббонсу, что желает поговорить с ним в понедельник в самом начале рабочего дня, и Гиббонс явился ровно в девять. А что же Иверс, никак не может дожевать свой завтрак? Гиббонс закинул ногу на ногу, положил руку на колено и окинул взглядом кабинет.

На столе рядом с часами стояли две фотографии в рамочках: на одной рядком чинно сидели трое сыновей босса, на другой была запечатлена достопочтенная миссис Иверс. Гиббонс чуть развернул к себе фотографию, чтобы получше разглядеть ее. Иверс обычно держал фото лицом к себе, и Гиббонсу никогда не удавалось толком взглянуть на нее. Когда-то миссис Иверс, вероятно, была вполне привлекательная, но теперь она была как две капли воды похожа на любую замужнюю даму из пригородных районов. Невзрачная усталая блондинка с болезненным лицом, чуть вздернутые брови придавали ее взгляду беспокойное выражение. Чем-то она напоминала ему актрису, которая играла роль жены в старом шоу «Дик Ван Дайк». Черт, как же ее звали?

Гиббонс поставил фотографию на место и перевел взгляд на картину на стене. Но мысли его по-прежнему были заняты миссис Иверс. Потом они, разумеется, обратились к Лоррейн: неужели она со временем станет такой же? Ему вдруг вспомнилась подружка Тоцци в шляпе а-ля Дик Трейси. Он попытался представить себе, как выглядела бы в ней Лоррейн. Скорее всего отлично и даже чуть загадочно. Он снова поглядел на фото. Впрочем, о какой Лоррейн он думает – о прежней или о нынешней? Неужели все закончится вот такими же унылыми фотографиями на столе? Он тяжело вздохнул. Может, стоит все-таки забыть о свадьбе, просто жить вместе? Чтобы снова все стало как прежде.

Как прежде... Мало вероятно. Когда он в последний раз видел Лоррейн, она вопила, что отменит свадьбу, если только он посмеет выйти за порог. Когда он в воскресенье наконец вернулся к себе, там не оказалось ни Лоррейн, ни даже записки. Он раз двадцать звонил ей в Принстон, но все время натыкался на автоответчик. Судя по всему, у него нет больше повода страшиться предстоящей семейной жизни с фотографией жены на столе...

Дверь кабинета открылась. Гиббонс глянул через плечо, ожидая увидеть Иверса, но это был Тоцци.

– Ну и вид у тебя, приятель, – сказал Гиббонс. – Ты что, с крыши свалился?

Тоцци захлопнул дверь. На носу у него была металлическая скобка, закрепленная перекрещивающимися полосками пластыря, и два огромных фингала под глазами – один слегка, припухший. Тоцци мрачно плюхнулся в кресло рядом с Гиббонсом.

Он указал на пустое кресло начальника.

– Ну и где же он?

Гиббонс пожал плечами.

– Задерживается. А ты что тут делаешь? Я думал, что ты сидишь дома.

– Какого черта мне делать дома? Принимать лекарства и валяться в кровати?

Глуховатый голос Тоцци не выражал никаких эмоций, украшенное фингалами и пластырем лицо оставалось непроницаемым.

– Ну... я просто думал, что ты еще плохо себя чувствуешь.

В ответ Тоцци пожал плечами и уставился в окно.

Они замолчали. Зазвонил телефон на столе Иверса, на панели загорелась лампочка. Телефон умолк на середине второго звонка, должно быть, секретарша сняла трубку.

Гиббонс повернулся к Тоцци.

– Что слышно о Валери?

Тоцци кивнул, по-прежнему глядя в окно.

– Я видел ее вчера. Был у нее в больнице. Ненавижу больницы.

– Ты говорил с ней?

– Да.

– И как она?

– Ей уже лучше. Она поправляется.

– Ну и?

– Что «ну и»?

– Ну и как вы с ней? Она все еще злится?

Тоцци снова кивнул.

– В общем-то да.

– Но она все же разговаривала с тобой. Уже неплохо.

– Неплохо... – Тоцци потрогал лицо. – По-моему, ее порадовал мой вид. Теперь мы с ней почти в одинаковом положении.

– По крайней мере, она не отказалась говорить с тобой.

Тоцци кивнул, но мысли его где-то блуждали. Может быть, она послала его к черту и он просто не хочет признаться в этом?

Они снова замолчали. Из-за двери доносилось негромкое постукивание принтера. Гиббонс ждал, что скажет Тоцци. Отчего он такой заторможенный? Наглотался болеутоляющего?

– Что они тебе прописали от боли?

– Перкоден.

– Нагоняет сон?

– Сегодня я не принимал его. Я же за рулем.

– Понятно.

Гиббонс сжал губы и кивнул. У Тоцци депрессия. Вероятно, он все же получил от ворот поворот, но не хочет говорить об этом. Бедняга.

– Черт побери, где его носит? – сказал наконец Тоцци. – Я думал, что он поджидает меня с пушкой в руках, чтобы разрядить ее в мою задницу.

– За что?

– Что значит «за что»? За то, что я завалил расследование. – Глаза Тоцци влажно заблестели. – Девять недель провел у Нэша и ни хрена не нашел. В последний день нам просто повезло. Вот и все. Так он и скажет. Он отстранит меня от оперативной работы, вот увидишь. Отстранит как пить дать.

– Ну, совсем необязательно, – неуверенно возразил Гиббонс. Ему хотелось надеяться на лучшее, хотя он понимал, что Тоцци скорее всего прав.

Снова зазвонил телефон. На этот раз был всего один звонок.

– Подумай сам. Гиб, – сказал Тоцци, – всего за один день мне трижды надавали по заднице. Я же специальный агент ФБР и должен уметь постоять за себя. Каждую неделю я два-три раза занимаюсь айкидо. А что толку? Мне по-прежнему дают по заднице.

Чтобы Тоцци так говорил про айкидо? Дурной знак – по-видимому, у него сильная депрессия. Раньше айкидо для него значило гораздо больше.

– Послушай, Тоц, в первый раз ты имел дело с пятью телохранителями Нэша. Во второй раз с тобой разбирался чемпион мира в тяжелом весе, а его парни буквально висели на тебе. А в третий раз – Иммордино. Ты уже изрядно выдохся и был сильно избит. Чего же ты еще ожидал?

– Да, но мне случалось видеть парней, владеющих айкидо так, что они с легкостью управлялись с пятью мужиками. Не моргнув глазом.

– Черные пояса? А ты кто? Всего-навсего оранжевый пояс. На изучение восточных единоборств уходят годы и годы. Придется еще изрядно попотеть, прежде чем ты научишься чему-то путному. И сможешь не тревожиться за собственную задницу.

Тоцци удивленно поглядел на него.

– А ты откуда знаешь?

– Может, ты и не поверишь, но я обычно слушаю тебя, когда ты морочишь мне голову своими байками про айкидо.

Ну улыбнись же, Тоцци, подумал Гиббонс. Я так стараюсь немного развеселить тебя. Будь хоть раз в жизни человеком, улыбнись.

Дверь распахнулась, и в кабинет влетел Иверс.

– Доброе утро, – поздоровался он с ковром на полу.

Иверс бросил бумаги на стол и уселся в кресло с высокой спинкой. Судебное заседание можно было считать открытым.

– Что вы тут делаете, Тоцци? Я думал, что вы дома. Вид у вас просто чудовищный.

Подумать только, сколько сочувствия. Задница.

– Я чувствую себя не так плохо, как может показаться. Со мной все в порядке.

Иверс одернул пиджак – черный в узкую полоску – со строгим серым галстуком двух тонов. Значит, сегодня у него деловые встречи. Он еще раз внимательно оглядел лицо Тоцци, оценивая нанесенный тому урон, и мрачно покачал головой. Его излюбленный жест.

– Ну, если вы полагаете, что с вами все в порядке... Вообще-то я рад, что вы тут, Тоцци. Я хотел бы, не откладывая в долгий ящик, прояснить некоторые обстоятельства, касающиеся последних событий в Атлантик-Сити. Кое-какие процедурные вопросы.

На лице Иверса появилось знакомое начальственное выражение, смысл которого угадать было нетрудно: «Можете заливать мне все что угодно, я все равно вам всыплю, потому что и без вас знаю, как это было».

Гиббонс решил попробовать перехватить инициативу.

– Мне кажется, Тоцци неплохо там потрудился. Взять хотя бы пленку с записью угроз Иммордино и его признанием в убийстве и во всем прочем. Ему теперь уже не удастся заморочить голову суду своим «мозговым кулачным синдромом». Плохо только то, что Иммордино будут предъявлены и все прежние обвинения. Он проведет в суде больше времени, чем в тюрьме.

Иверс забарабанил пальцами по бумаге.

– Пожалуй, – сказал он.

Жми дальше, не останавливайся, сказал себе Гиббонс.

– Я разговаривал со своим знакомым из службы генерального прокурора США. Адвокаты Иммордино вертелись там вчера целый день. Они понимают, что с прежними обвинениями не поспоришь, но горят желанием поучаствовать в новом процессе. Поскольку Нэшу будет предъявлено обвинение в попытке предрешить исход поединка и в незаконных ставках, Сэл, по их мнению, может свидетельствовать на суде против Нэша в обмен на то, что ему самому таковое обвинение не предъявят.

Тоцци насмешливо хохотнул.

– А что это ему даст? Он может получить пожизненное заключение за убийство Сидни.

– Что он получит, еще неизвестно, – важно заявил Иверс. – Как сообщил мне сам Генеральный прокурор, существуют некоторые разногласия по вопросу о том, какое предъявить обвинение. В худшем случае Сэла обвинят в неумышленном убийстве. Однако кое-кто полагает, что удастся выдвинуть обвинение в убийстве второй степени – со смягчающими обстоятельствами, основанное на его желании отомстить мистеру и миссис Нэш.

– А как насчет сестры Сесилии? – поинтересовался Тоцци.

Иверс сложил пальцы и коснулся ими верхней губы.

– Очень интересный вопрос. Они могут обвинить ее в соучастии, но тогда будет очень трудно доказать убийство второй степени в отношении Сэла. Они могут предъявить обоим обвинение в неумышленном убийстве, но я полагаю, что они не станут цепляться к сестре Сесилии, а предпочтут убийство второй степени.

– Они просто наделали в штаны со страху, потому что она монашка, – мрачно заметил Гиббонс. – Она ненавидела Сидни не меньше, чем Сэл. Кроме того, Сэл целился в Нэша, а не в его жену. Если желаете услышать мое мнение, монашка виновна в убийстве. Им обоим следует предъявить обвинение в убийстве второй степени.

Иверс откинул назад голову и, устало прикрыв веки, поглядел на Гиббонса. Ну прямо вылитый Уильям Ф. Бакли.

– Мы не предъявляем обвинений, Берт. Мы только производим арест.

Гиббонса всего передернуло, когда он услышал свое имя – Берт. Начальнику сегодня палец в рот не клади.

– Я слышал, что Генри Гонсалес тоже намерен свидетельствовать против Иммордино, – сказал он.

– Правда? Как у него дела? – спросил Тоцци.

Гиббонс пожал плечами и вскинул брови.

– Вроде бы ему уже гораздо лучше, но в полном порядке он не будет. Ему тяжело даже вспоминать о случившемся.

– Что ж, отличный свидетель, – насмешливо заметил Иверс.

Он помолчал, глядя на них. Гиббонс услышал постукивание принтера за дверью. Он уставился в потолок и громко вздохнул. Ну ладно, валяй, скажи все, что о нас думаешь.

Иверс наклонился вперед, кресло под ним заскрипело.

– Послушайте, у меня ощущение, что мы уже тысячу раз говорили с вами об этом. Вы оба опытные работники, оба добиваетесь хороших результатов, но объясните мне, почему вы вечно нарушаете приказы, упрямо действуете наперекор всем установленным правилам? Во мне все кипит от негодования, когда я думаю о вас. Признаюсь, я собирался задать вам жару, припомнить вам все. Но что толку? На вас ничто не подействует. Вы неисправимы. К чему тратить свои силы и время? – Иверс стиснул зубы. – И почему я никак не могу просто послать вас к черту, чтобы ноги вашей здесь не было? Ну почему?

– Погодите немного. – Гиббонс тоже стиснул зубы, стараясь сдержать себя. – Да, нам не удастся добиться надлежащего судебного приговора. Увы, это так. Но давайте рассуждать спокойно. Все было отнюдь не так, как вы желаете представить. Тоцци добыл более чем достаточно доказательств, чтобы можно было арестовать Иммордино. Я готов согласиться, что мы порой не выполняли ваши указания и даже приказы, но мы ни разу не преступили закон. Слышите, ни разу. Ничьи права не были ущемлены и не было никакого насилия над личностью, несмотря на то что обстоятельства ареста были, мягко говоря, сложными. Мы действовали согласно установленной процедуре.

Иверс ничего не ответил. Лицо его побагровело от злости, когда он принялся разворачивать лежащие на столе газеты, чтобы они с Тоцци могли полюбоваться заголовками. «Дейли ньюс» поместила на первой странице большую фотографию: сестра Сесилия и Джозеф лежат на полу, руки на голове, а Тоцци надевает на Джозефа наручники. Фото в «Пост» было куда более двусмысленным: Тоцци сидит на корточках над сестрой Сесилией и, засунув ей руку под мышку, обыскивает монашку. Заголовки гласили: «ФБР укрощает монашку» и "ФБР уговаривает монашку: «Расслабься, сестричка».

Гиббонс глубоко вздохнул и медленно выдохнул воздух.

Тоцци кашлянул в кулак.

– Весьма искаженная информация, – заметил он.

– Вы не могли подождать появления женщины-полицейского? На вас ведь были нацелены все камеры. Вы что, не понимали, Тоцци? Посмотрите сюда. – Иверс ткнул пальцем во второе фото. – Вы тут похожи на сальвадорского карателя.

– Погодите, погодите! – Теперь уже Гиббонс кипел от ярости. – У этой женщины могло быть огнестрельное оружие. Кругом находились люди, ни в чем не повинные граждане, чей покой мы обязаны оберегать. Не важно, монашка она или нет, но у нее мог оказаться еще один пистолет. И не говорите мне о нарушении процедуры задержания. Согласно любой процедуре, ее следовало обыскать. О Господи, да под таким облачением ничего не стоит упрятать даже базуку. Хватит, я больше не желаю даже говорить об этом. Тоцци поступил совершенно правильно.

Гиббонс готов был взорваться от ярости. Он же говорил Тоцци, чтобы тот не трогал монашку. Упрямый кретин.

– А не желаете ли узнать, почему я задержался сегодня утром? – язвительно спросил Иверс. – Потому что я завтракал с самим кардиналом. И знаете, Гиббонс, кардинал был сердит. Даже очень сердит. Он наговорил мне кучу гадостей, а мне пришлось сидеть и молча выслушивать их. Мне никак не удавалось его успокоить. Он грозился, что позвонит в Вашингтон директору Бюро. И даже президенту.