Текст книги "Очарование первой любви"

Автор книги: Энн Уил (Вэйл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Ее зовут Кэндейс. Американка, вдова богатого француза. После смерти мужа осталась в Ницце – здесь ей нравится больше, чем на родине.

– Вот как? А мне, когда я думаю о Ницце, всегда вспоминаются слова Тобайаса Смоллетта.

– Что же он сказал? – поинтересовался Ван, вертя в руках ее очки и глядя на нее с каким-то странным выражением.

– «В этом месте у меня не осталось ничего, кроме горьких воспоминаний».

– То же самое ты скажешь и об Оренго?

Этот вопрос, словно отмычка опытного взломщика, распахнул настежь двери, которые она так долго старалась держать закрытыми.

– Того Оренго, который я знала и любила, больше нет, – холодно ответила она. – Ты превратил его в какой-то музей. Я его не узнаю. А эта Кэндейс – твоя любовница?

К ее удивлению, он рассмеялся. На какой-то миг перед ней предстал прежний Ван – тот, которого она знала до разлуки.

– Это профессиональное или персональное любопытство? – поинтересовался он.

– Чисто профессиональное.

– Свою личную жизнь я с журналистами не обсуждаю. Можешь задавать вопросы о моей работе, доме и саде – остальные темы под запретом. Своей старой знакомой Энни Ховард я бы ответил, а так – извини. – И он бросил на нее насмешливый взгляд.

– Без таких вопросов не получится интервью!

– Напиши о том, что знаешь, – пожав плечами, ответил он. – Расскажи читателям о нашем романе. Попробуй для разнообразия раздеться перед публикой сама. Напиши, что была моей любовницей, – читатели придут в восторг!

Энни сверкнула глазами.

– Я никогда не была твоей любовницей! Я не жила у тебя на содержании – мы делили все расходы, как равные партнеры!

– И со многими мужчинами с тех пор ты вступала в такие... равные отношения?

Энни судорожно втянула воздух.

– Не твое дело.

– Сама ты не хочешь откровенничать со старым другом, но удивляешься, что я не желаю выворачивать душу перед миллионами людей? Хорошо, давай заключим сделку. Будь откровенна со мной, а я буду откровенен с тобой. Ответ за ответ. Идет?

Стоило ему заговорить об их прошлой дружбе, как острая боль пронзила Энни. Мучительные воспоминания, вырвавшись из глубин памяти, заметались в душе, словно осенние листья, гонимые ветром.

– У меня не было времени на романы, – с неохотой заговорила она. – Правда, был один человек...

– С серьезными намерениями?

– Да... но из этого ничего не вышло. Все кончено.

– По той же причине, что и в прошлый раз? Он хотел, чтобы ты бросила работу?

– Ты сказал «ответ за ответ». Допрашиваешь меня, а сам ничего не рассказываешь!

– Хорошо, что ты хочешь узнать?

– Много ли женщин здесь бывало? – Задав этот вопрос, Энни внутренне сжалась, не желая ничего слышать о своих «наследницах».

– Ни одной серьезной, – холодно ответил он. – Так, легкие интрижки. Лазурный берег полон женщин, которые надоели мужьям. Правду сказать, многие из них и впрямь надоедливы, но свою задачу выполняют, и ладно.

Неужели Ван говорит правду? Он сходится с женщинами лишь для того, чтобы удовлетворить физическое влечение? Эта мысль была Энни отвратительна, но все же приятно узнать, что серьезных романов у него не было.

– Какая гадость! – скривилась она. – Не проще ли пойти в бордель, если уж ты не можешь жить без секса?

– А ты, насколько я понимаю, до сих пор чиста и невинна? – Взгляд его напомнил Энни о тех временах, когда он встречал ее на пороге и уже в прихожей они в порыве безумной страсти начинали срывать друг с друга одежду.

– Я никогда не занималась сексом, просто чтобы удовлетворить свою похоть, – отрезала она, глядя на него с гневом и отвращением. Интересно, что бы он сказал, узнав, что все эти пять лет она прожила монахиней? Наверно, не поверил бы. Верность в наши дни вышла из моды – особенно среди светских людей, к каковым, без сомнения, принадлежат журналисты.

– Ты, Энни, никогда не умела лгать. – Он окинул ее откровенным взглядом, и Энни почувствовала, что краснеет.

– Какого черта... – яростно начала она.

Ван слегка улыбнулся – казалось, гнев Энни его забавлял, – однако глаза остались холодными, словно арктический лед.

– Хорошо, выражусь более вежливо, – с убийственным сарказмом ответил он. – Ты любила меня, помнишь? Любила страстно. Порой ты так хотела меня, что не могла дождаться конца рабочего дня и убегала раньше.

Удивительно – после стольких лет разлуки он все еще читал ее мысли!

– И не говори, что с таким же энтузиазмом ложилась в постель с этим твоим... кто там у тебя был. Все равно не поверю. – Он блеснул зубами в холодной усмешке. – Ты хочешь меня, Энни. Я не успел и прикоснуться, а ты уже была готова. Я могу овладеть тобою хоть сейчас. И ты это знаешь.

В душе у Энни бушевала буря, но голос оставался тихим и спокойным:

– Попробуй прикоснуться ко мне хоть пальцем – я закричу так, что сюда сбегутся все твои слуги.

Ледяной блеск в его глазах внезапно сменился синим пламенем. Энни хорошо знала это пламя – оно загоралось в его взгляде, когда они лежали в постели. В то время его нескрываемая страсть возбуждала в ней какое-то дикое, первобытное желание; теперь – пугала.

– Не закричишь, – мягко ответил он. – Ты растаешь в моих объятиях, как таяла всегда.

Он схватил ее за руку и рывком притянул к себе. На мгновение замер, давая ей возможность закричать. Глаза Энни сверкали гневом, но уста не проронили ни звука, и Ван довольно рассмеялся.

– Видишь? Ты презираешь меня за то, что я хитростью заманил тебя сюда, и все же не можешь сдержать тайного желания. Ты понимаешь, что отдашься мне, если я захочу. Не знаешь только, захочу ли я.

– Собираешься меня изнасиловать? – Голос ее дрожал от ярости и ужаса.

Но не от того отчаянного ужаса, который испытывает женщина при приближении насильника. Энни боялась не физической боли. Ее снедал совсем иной страх.

– Изнасилование, если не ошибаюсь, – это склонение женщины к близости против воли. – Вкрадчивый голос и прищуренный взгляд Вана вызвал в Энни такую реакцию, что ее лицо запылало. – А ты, едва мы пожали друг другу руки, потеряла всякую волю к сопротивлению. Думаешь, я этого не понял?

– Черт тебя побери, Ван! Отпусти! – Она пыталась вырваться, хоть и знала, что это бесполезно.

– Всему свое время, – почти ласково ответил он. – Сперва мы завершим эксперимент.

По-прежнему держа ее одной рукой, другой он поднял ее голову за подбородок. Поцелуй начался с неожиданной нежностью, но вскоре стал неистово страстным. Энни слабо, протестующе застонала, а затем угли, тлевшие в ее душе пять долгих лет, вспыхнули и занялись пламенем.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Когда поцелуй наконец завершился, Энни и Ван уставились друг на друга, словно злейшие враги. Вулканический взрыв эмоций так потряс обоих, что на несколько секунд они лишились дара речи.

Энни чувствовала: возбуждение Вана достигло такой степени, что он готов повалить ее на пол в беседке, нисколько не заботясь о том, что их услышат садовники, работающие неподалеку.

Он сказал, что может овладеть ею прямо сейчас, – и сказал правду.

И у Энни не было ни физических, ни, что гораздо важнее, моральных сил ему сопротивляться. Поцелуй лишил ее всех чувств, кроме единственного – желания вновь ощутить себя женщиной, самкой в объятиях властного самца. Решать будет он – это ясно. Разум ее протестовал против позорной капитуляции, но в данный момент его голос заглушали чувства, а они были подвластны лишь Вану.

Он очнулся первым. Отпустил ее и, отступив на шаг, произнес хрипло:

– Результат я знал заранее. Как и ты. Но тебе по-прежнему неизвестно, будешь ли спать со мной сегодня ночью. – С насмешливой улыбкой он откинул со лба густую прядь черных волос. – Не трудись изображать праведный гнев. Не клянись, что скорее умрешь, чем ляжешь со мной в постель. Ты не сможешь отказать себе в столь сильном наслаждении, ты его не забыла. – Немного помолчав, он продолжал: – Может быть, хочешь сбежать? Не советую. Потеряешь не только гордость, но и работу. Нет, Энни, ты никуда не убежишь.

Энни уже готова была гневно наброситься на него, но в этот миг послышались шаги. Приближался мужчина в темном костюме и при галстуке, должно быть дворецкий.

– Прошу прощения, что беспокою вас, сэр, заговорил он по-английски с итальянским акцентом, – но вам звонят из Америки. Очень важный звонок. Просили кое-что передать, – он протянул хозяину исписанный листок из блокнота, – и перезвонить, как только сможете.

Ван взглянул на записку и кивнул.

– Прошу меня извинить, – обратился он к Энни, изображая вежливого хозяина, – продолжим нашу беседу позже.

Немного придя в себя, Энни окольным путем вернулась в дом и заперлась в спальне, чтобы Ван не застал ее врасплох, прежде чем она решит, что делать.

Она долго сидела на балконе, невидящими глазами глядя на знакомую линию побережья и понимая, что размышлять, в сущности, не о чем.

Много лет назад, будучи еще ребенком и ничего не зная о силах, управляющих человеческой жизнью, она удивлялась, почему дядя Барт не бросает пить. Ведь знает же, что это вредно! По работе Энни приходилось общаться и с алкоголиками, и с наркоманами. Не раз встречалась она и с заядлыми курильщиками, и с людьми, не способными заснуть без снотворных, и с толстяками, которые, несмотря на страстное желание похудеть, не могут даже на один день отказаться от булочек и пирожных.

Всем этим, по-видимому, различным явлениям есть одно название: пристрастие. Избавиться от пристрастия трудно, иной раз почти невозможно.

Но до сих пор Энни не понимала, что испытывает то же самое. Ее гложет болезненное влечение к Вану. С одним лишь отличием. Можно бросить пить или курить, можно отказаться от пирожных и снотворных. Даже от наркомании можно – хотя и очень нелегко – вылечиться самостоятельно. Самая жестокая «ломка» рано или поздно кончается. Надо просто перетерпеть. А у нее «ломка» продолжается уже пять лет, и конца не видно.

Поцелуй в беседке произвел на Энни то же действие, что ломтик шоколада на голодающего или одна затяжка – на бывшего курильщика. В душе и теле ее мгновенно проснулось жгучее желание. Энни не знала, действительно ли он собирается затащить ее в постель. Знала одно: если это правда, она не сможет ему отказать. Она всегда принадлежала Вану. И будет принадлежать ему вечно.

Ей не верилось, что Ван до сих пор к ней неравнодушен. Но если он из жажды мести или из желания ее наказать захочет провести с ней ночь всего одну ночь, – она не сможет сказать «нет». А если и скажет, то не сдержит слова. Разумеется, она не собирается сдаваться без боя. Но капитуляция неизбежна – это так же ясно, как то, что солнце встает на востоке и заходит на западе.

Пять лет назад Энни отказалась подчиниться Вану и гордилась своей победой. Но победа оказалась пирровой. Она получила независимость ценой счастья. В глазах сторонних зрителей она, без сомнения, в выигрыше. Карьера ее весьма успешна, и, если так пойдет и дальше, через несколько лет она станет примером для честолюбивых молодых журналисток. Но ни слава, ни известность не согреют ее долгими одинокими ночами.

Она могла бы разделить жизнь с любимым, но отказалась от этого счастья. Навсегда. Беднягу Джона она не любит и не полюбит никогда. Ван хочет затащить ее в постель, но едва ли когда-нибудь вновь впустит в свое сердце. Однажды она уже отвергла его дар. А Ван не из тех, кто предлагает дважды.

Несколько часов спустя Энни вышла на террасу, где накрывали на стол. Дворецкий спросил, не хочет ли она чего-нибудь выпить, и Энни попросила минеральной воды со льдом. Ей хотелось сохранить ясную голову.

– Что это у тебя? Джин с тоником? – На веранду вышел Ван – еще более ослепительный, чем тогда, когда она в первый раз увидела его в смокинге. В нем всегда чувствовалась спокойная властность и уверенность в себе, но сейчас это было особенно заметно.

– Вода, – ответила она. – В отличие от многих моих коллег я не налегаю на спиртное.

– Вижу. На женщинах злоупотребление алкоголем отражается раньше и сильнее, чем на мужчинах. Если бы ты много пила, я бы сразу это заметил.

Оценивающим взглядом он прошелся по ее блузке с замысловатым вырезом и длинной черной юбке с разрезом.

– Ты всегда прекрасно одевалась. Хоть это в тебе не изменилось.

– Спасибо, – вежливо ответила Энни, понимая, что комплимент – с подтекстом. – Сегодня какой-то особый день? Или ты часто принимаешь гостей?

– По сравнению с большинством здешних жителей – очень редко. Меня здесь считают почти отшельником.

– Сегодня днем ты вовсе не выглядел отшельником. Так наслаждался обществом американской вдовушки!

– Уж не ревнуешь ли ты, Энни? Ревность чувство собственника, а ты никогда не была собственницей. И терпеть не могла, когда кто-то предъявлял права на тебя.

– Надеюсь, ты не собираешься издеваться надо мной при гостях? Если попробуешь, я встану и уйду, так и знай!

Губы его раздвинулись в усмешке – так усмехается палач, осматривая орудия пытки.

– Из дома не уйдешь, – мягко ответил он. – Такой жест тебе слишком дорого обойдется.

Сверхъестественным усилием воли Энни удалось сдержаться и не выплеснуть содержимое бокала в его красивое лицо.

– Слишком уж ты в этом уверен, – холодно ответила она.

Ван только расхохотался в ответ.

– Кажется, я слышу, как подъезжает машина. Прибыли первые гости. Прости, я должен тебя покинуть.

И исчез, оставив ее дымиться от бессильной ярости.

Вечеринка удалась на славу – для всех, кроме Энни. Да и ей вечер доставил бы удовольствие, если бы происходил где-нибудь в другом месте. Друзья Вана – холеные, уверенные в себе мужчины и нарядные женщины с прекрасными манерами – были, без сомнения, богаты. Энни боялась, что богатство изменило характер Вана, что он примкнул к тем, кто превыше всего ставит деньги и социальное положение. Но люди, собравшиеся у него, были не из этой категории. Барту они бы понравились.

Представляя Энни гостям, Ван упомянул о написанной ею биографии Аристида Дюнуа. Но никто из гостей, похоже, ее не читал, и едва ли кто-то понял, что перед ними восходящая звезда английской журналистики. Энни это не задело: она давно уже поняла, что слава – штука относительная. Настоящей известностью пользуются только телевизионщики, а газетному журналисту нужно работать много лет, чтобы его фамилию запомнил кто-то, кроме начальника и коллег. Да и книга ее, хоть и хорошо встреченная критикой и быстро распроданная, была отнюдь не бестселлером.

Угощение и вина были первоклассными как и ожидала Энни. После ужина на двух террасах поставили кофе, ликеры и шоколадные пирожные.

Первым собрался домой престарелый генерал Фостер. Перед тем как попрощаться с хозяином, он подошел к Энни. Та в этот момент стояла на террасе в одиночестве, любуясь луной.

– Простите меня, старика, – смущенно заговорил он, – я не сразу вспомнил, где вас видел, но теперь-то все сообразил! Позвольте принести вам свои поздравления. Вы выходите замуж за поистине необыкновенного человека! Сам-то он ничего вам не расскажет, но я открою, что это он помогает соотечественникам, оказавшимся в беде. На юге Франции живет довольно много англичан: почти все они уже стары, одиноки, бедны... Я состою в организации, которая помогает таким бедолагам. Так вот, Ван уже пять лет обеспечивает престарелым беднякам медицинскую помощь, а двоих из них, которые мечтали дожить свой век на родине, отправил в Англию... Кроме того, мне известно, что он регулярно жертвует крупные суммы в пользу французских благотворительных организаций...

– Но, генерал, – изнемогая от волнения, прервала старика Энни, – что заставляет вас думать, что мы с Ваном... в таких отношениях?

– Он сам мне об этом рассказал. Но я бы и так догадался – по тому, как он смотрел на вас за ужином и как вы смотрели на него. Когда двое влюблены друг в друга, это всегда видно. По вашим взглядам я и понял, что его признание правда.

– В чем он вам признался? И когда?

– Несколько месяцев назад. Мы сидели в библиотеке, он показывал мне свою коллекцию рисунков. Среди них я заметил акварель, изображающую молодую красавицу, – это были вы, моя дорогая. Когда я спросил, кто это, Ван ответил: «Это акварель из другой папки, она попала сюда случайно». А затем, поколебавшись, добавил: «Надеюсь, что рано или поздно эта девушка станет моей женой». Дорогая моя, когда же вы с Ваном объявите о помолвке?

Энни не знала, что ответить.

– Можете на меня положиться, – ободряюще заметил генерал, неверно истолковав ее молчание. – Если хотите хранить помолвку в тайне, пусть так и будет. От меня никто ничего не услышит. Я просто хотел объяснить вам, какой замечательный человек ваш будущий муж. Несомненно, внутренне вы так же прекрасны, как внешне, иначе вам не удалось бы завоевать сердце такого мужчины! Рад буду увидеть вас снова.

Доброй ночи, мисс Ховард. – и пошел прощаться с другими гостями.

Откровения генерала привели Энни в смятение. Что это значит? – спрашивала она себя. Неужели Ван действительно надеется ее вернуть? И откуда у него ее портрет? Энни никогда не позировала художникам. Может быть, рисунок сделан по одной из фотографий Эмили? Но все это вместе – признания Вана и то, что он заказал ее портрет и хранит его, – доказывает, что чувства его к ней гораздо глубже, чем он пытался ее уверить сегодня днем.

Генерал ушел, но остальные продолжали веселиться. Около полуночи Энни почувствовала, что не может больше удерживать на лице дежурную улыбку, и решила подняться к себе.

Она подошла к Вану: тот был занят беседой с гостем. Подойдя ближе и подождав, пока внимание мужчин обратится на нее, Энни произнесла:

– Я очень устала, и, думаю, мне пора спать. Надеюсь, вы меня извините?

– Разумеется. Спокойной ночи.

Он смотрел на нее равнодушно, как на постороннюю. Трудно было представить, что этот же человек за ужином бросал на нее страстные взгляды. Однако, если верить генералу, так оно и было.

По крайней мере в том, что касалось ее, старик не ошибся. Сидя за столом, Энни не раз украдкой поднимала глаза на Вана, и, должно быть, тщательно скрываемые чувства ее все же отражались во взгляде.

– Спокойной ночи. – Энни вежливо улыбнулась собеседнику Вана и, не прощаясь с остальными гостями, поднялась к себе.

Уединившись в спальне, она начала мерить комнату шагами, размышляя о ситуации, в которой оказалась. Где найти решение этой головоломки? Ей вспомнились слова Эмили, сказанные давным-давно на пороге лондонского клуба: «Он упрям, а ты еще упрямее!»

Прошло пять лет, но ничего не изменилось. Ван умело изображает презрение, она в ответ притворяется, будто терпеть его не может. Гордость и боязнь оказаться отвергнутым мешает каждому из них признаться в своих истинных чувствах. Есть лишь один способ разрушить эту баррикаду...

Стоя у окна, Энни нетерпеливо дожидалась ухода гостей. Ван любит ее, а значит, не осуществит угрозу, вырвавшуюся у него в пылу вполне понятного гнева.

Первый шаг она сделает сама.

Как только гости разойдутся и Ван поднимется к себе, Энни зайдет к нему и спросит, правда ли то, что рассказал генерал.

Последние гости покинули дом около часа ночи. Подождав для верности еще пятнадцать минут, Энни вышла из комнаты и направилась в спальню графини, где, как она полагала, теперь ночует Ван. Она была раздета – в одной ночной рубашке, купленной в Ницце, и халате, который нашла в ванной, – с распущенными волосами, без макияжа.

Энни кралась по знакомому коридору, сердце ее билось учащенно и взволнованно. Она постучала в дверь: ответа не было. Может быть, он в ванной? Энни толкнула дверь и вошла.

В спальне было темно. Энни нащупала выключатель, и комнату залили потоки света. Да, это его спальня: на бюро Энни увидела фотографию Кейт с мужем в окружении улыбающихся ребятишек, на ночном столике – стопку любимых книг Вана. Но где же он сам?

Немного подумав, Энни сообразила, где искать Вана. Конечно, у бассейна!

Он только что выкупался и теперь сидел в кресле у бортика, завернувшись в халат и вытирая голову махровым полотенцем.

Он заметил Энни, но не встал при ее приближении. Глаза его таинственно мерцали в лунном свете, на бронзово-смуглой коже сверкали капельки воды. Растрепанные мокрые волосы придавали Вану какой-то дикий, разбойничий вид. На столике рядом стояла бутылка шампанского и полупустой стакан. Может быть, Ван слишком много выпил? Энни случалось видеть его в гневе, но никогда еще в ее присутствии он не терял над собой контроль. Ей вдруг стало не по себе. Сейчас Ван выглядел по-настоящему опасным, и она вспомнила слова Джули: «Выглядит как настоящий джентльмен, но в глубине его души таится что-то дикое и необузданное».

– Ты сказала, что устала и хочешь спать, – резко обратился он к ней. – Что же ты здесь делаешь?

– Ты сказал, что придешь ко мне.

– Я передумал, – почти грубо ответил он. – Иди к себе. Я не стану мешать тебе спать.

– Уже пять лет мне мешают спать мысли о тебе, – тихо ответила Энни. – И сегодня я говорила не о физической усталости. Я устала лгать. – Она глубоко вздохнула, словно собираясь нырнуть, и продолжила: – Не могу больше притворяться, что счастлива без тебя. Не могу. И не буду. Я не могу жить без тебя, Ван. И хочу вернуться... конечно, если ты меня примешь.

На скулах у него заходили желваки.

– Почему ты вдруг решила вернуться?

– Потому что люблю тебя. Ты – часть меня.

И ты, если верить генералу Фостеру, чувствуешь то же самое. Он рассказал, что ты хранишь у себя мой портрет. И на его вопрос, кто это, ты ответил, что это женщина, на которой надеешься жениться. Скажи, может быть... может быть, он что-то перепутал?

Реакция Вана была неожиданной. Вскочив на ноги, он в два прыжка очутился возле нее, вцепился стальными пальцами ей в плечи и гневно уставился в ее перепуганное лицо.

– Я тебя убить готов! – прогремел он. – С каким удовольствием я бы свернул тебе шею! Ты хоть понимаешь, сколько лет счастья мы потеряли из-за твоей глупости? Почему, черт побери, ты не вернулась ко мне сразу, как только осознала свою ошибку? Какого черта я должен был силой тащить тебя сюда? Или ты вообразила, что я живу по принципу «с глаз долой – из сердца вон» и забыл тебя, едва ты исчезла из виду?

Энни не могла даже пошевелиться – так сильно он сдавил ей плечи. Она просто молча смотрела на него, пораженная и испуганная таким внезапным взрывом чувств.

– Сегодня я солгал тебе, – хрипло продолжал он. – У меня не было других женщин. Ни одной. Пять лет целомудрия – это нелегко даже для монаха, а для меня тем более. Но что мне оставалось? Ведь все эти годы я желал только одну женщину – а она предпочла мне карьеру!

Последние остатки самообладания покинули его: подхватив Энни на руки, Ван швырнул ее в бассейн.

Может быть, он ожидал, что Энни вынырнет, фыркая и отплевываясь? В таком случае Ван недооценил свою возлюбленную. Она успела закрыть рот и задержать дыхание и, грациозно появившись из воды через несколько секунд, в самых отборных выражениях на трех языках изложила Вану все, что о нем думает.

– И не стыдно тебе так ругаться?! – воскликнул Ван и вдруг... расхохотался. Вскочил, отбросил прочь халат и полотенце и, все еще смеясь, прыгнул в воду. – Так-то лучше! – заметил он, несколькими мощными гребками приблизившись к ней. – Теперь ты снова похожа на мою русалочку!

Энни в ответ плеснула в него водой.

– Ну, держись! – взревел Ван и бросился за ней.

В былые времена они часто затевали шутливую борьбу в воде. Но теперь Энни не стала ни убегать, ни сопротивляться: она подчинилась Вану и с радостью приняла от него сладкое наказание.

Несколько минут спустя Ван и Энни подплыли к лестнице, ведущей на берег. Ван помог Энни выйти из бассейна. Ночная рубашка облепила ее тело и ничего уже не скрывала, губы горели от жарких поцелуев.

– Это тебе больше не понадобится. – С такими словами Ван снял с нее рубашку.

Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Обнаженные тела, покрытые капельками воды, таинственно блестели в лунном свете.

– Пять долгих лет, – произнес наконец Ван. – Пять лет я мечтал о тебе, но тебя не было рядом. Теперь я вознагражу себя за все эти годы!

Они вместе приняли горячий душ в пляжном домике. Вытирая голову, Ван сказал:

– Прости меня за то, что произошло сегодня в беседке. Признаю, я вел себя как свинья. Но ты держалась так спокойно и уверенно, словно тебе и вправду не было до меня никакого дела. Я чуть с ума не сошел...

– Неважно, – тихо ответила Энни. – Ты был прав. Я безумно хотела тебя... и сейчас хочу, – добавила она с улыбкой.

Они не стали возвращаться домой. Благоухание ночных цветов в саду, звездный полог над головами, таинственное мерцание голубой глади бассейна – все это добавляло в их переживания новые краски, вносило в их радостное воссоединение особую романтическую нотку. Влюбленные постелили на кушетке несколько полотенец и, даже не потрудившись вытереться, бросились на импровизированную постель.

Она проснулась на той же кушетке, завернутая в огромное толстое полотенце, какие можно найти лишь в пятизвездочных отелях или в домах миллионеров.

Было еще очень рано. В воздухе – ни ветерка, вода в бассейне спокойная и гладкая, как зеркало. Ни шаги, ни голоса не нарушали тишины в парке. Энни не слышала вокруг ни звука – даже птицы не щебетали.

Однажды Энни брала интервью у выдающегося музыканта, и ей запомнилось одно его высказывание: «Шум – враг мысли». Только теперь Энни поняла, как редки минуты тишины в большом городе, где она прожила последние годы. В детстве она принимала тишину как должное, но, став взрослой, лишилась этого удовольствия. А Ван не забыл радостей детства. Он наслаждается тишиной каждый день.

Ван! Мысль о прошлой ночи помогла Энни окончательно проснуться. Что, если это был только сон? Но нет, ведь она здесь. И потом, сны никогда не бывают такими яркими и реальными. В них всегда что-то не так, что-то упущено, или же они прерываются в самый интересный момент.

Нет, это не фантазия, навеянная подсознанием. Все произошло на самом деле. Но где же мужчина, разделивший с ней это счастье? Почему ушел и оставил ее здесь?

Сев на кушетке, Энни заметила корзины. Они стояли вокруг ее ложа – не меньше десяти корзин, полных свежих роз. Должно быть, с цветочного рынка в Ницце. Сколько они могут стоить – даже подумать страшно. В последний ее приезд в Ниццу – а было это несколько лет назад – обычный букет роз стоил очень дорого. Но в этих корзинах таких букетов несколько сотен!

Как же глубоко она спала, если не слышала, как принесли цветы! Кто сделал это – сам Ван или его слуги? До чего же они, должно быть, были удивлены таким распоряжением! Подобные широкие жесты, обычные для начала века, в наше прозаическое время выглядят чудачеством.

Энни встала, завернувшись в полотенце, как в саронг, вышла и поняла, что сюрпризы сегодняшнего yтpa не исчерпываются розами. На мраморном бортике бассейна лежали красные гвоздики. Цветы, уложенные по три в виде стрелок, указывали путь прочь от бассейна.

Халат и тапочки Энни куда-то исчезли, зато рядом с кушеткой стояла пара пляжных «вьетнамок». Энни хотела уже бежать по указанному пути, чтобы выяснить, куда приведет ее цветочная дорога, но тут сообразила, что не умыта и не причесана. Выглядит она, должно быть, ужасно.

Энни бросилась к дверям женской раздевалки. В просторном помещении было все, что может понадобиться женщине, чтобы привести себя в порядок: туалет, душ, большое зеркало, а также несколько расчесок, множество заколок и шпилек и даже два фена. Энни могла бы принять душ и высушить голову, но ей не терпелось поскорее увидеть Вана.

Цветочная дорога вела вдоль бассейна, а затем сворачивала не к дому, а вниз, к морю. На полпути Энни остановилась, чтобы полюбоваться открывшимся видом на залив.

Зеленоватая морская гладь была чиста до самого горизонта, только вдали деловито спешил по волнам паром на Корсику. А у самого берега покачивалась на якоре...

У Энни перехватило дыхание. Что здесь делает «Мечта морей»?

Остаток пути она бежала бегом. С борта шхуны донесся до нее аромат жареного мяса.

– Эй! – закричала Энни, сложив ладони рупором. – Эй, там, на «Мечте»!

На палубе мгновенно появился Ван в белых шортах. Загорелые плечи его блестели в солнечном свете.

– Доброе yтpo! – крикнула Энни. – Можно мне подняться на борт?

– Если ты еще не разучилась плавать!

Энни со смехом сбросила полотенце. Несколько мгновений она стояла, раскинув руки, наслаждаясь солнечным теплом и светом, легким дуновением ветерка, любовью и восхищением в глазах мужчины на пaлу6е. А затем вошла в воду. Сперва у нее перехватило дух – вода показалась холодной, но, едва Энни окунулась и поплыла, ощущение холода сменилось давно забытым наслаждением. Она не стала подплывать прямо к трапу, а вместо этого обогнула шхуну, словно проверяя, нет ли где течи, притворяясь, что не замечает, как жадно следит за ее движениями Ван.

– Видишь? Не разучилась! – крикнула она, перевернувшись на спину.

– Я так и думал. Хватит демонстрировать мне роскошное тело, лучше поднимайся на борт и будем завтракать!

Он ждал ее у трапа с халатом в руках. Как только Энни ступила на палубу, Ван накинул на нее халат, помог затянуть пояс и поцеловал в губы.

– Спасибо тебе за розы! Это так романтично, совсем как в том стихотворении...

– В каком? – охрипшим голосом спросил Ван.

Энни прижалась к нему.

– «Я постелю тебе постель из сотен тысяч роз...» Во сколько же ты встал?

– Не так уж рано. Надо же мне было чем-то заняться, чтобы не будить тебя раньше времени.

– Мог бы и разбудить!

Ван мягко отстранил ее от себя.

– Нам с тобой, Энни, надо поговорить. А для этого ты должна быть свежей и отдохнувшей. Садись, я принесу тебе кофе.

Энни с интересом оглядывалась вокруг. За прошедшие годы «Мечта морей» сильно изменилась: судя по всему, перенесла капитальный ремонт. Интересно, что же делается внизу, в каютах?

– Где ты ее разыскал? – спросила она, когда на палубе появился Ван с подносом.

– Она уже несколько лет моя. А вчера я попросил парня, который за ней следит, поставить ее на якорь у берега и исчезнуть на весь день. Хотел сделать тебе сюрприз... если все пойдет как надо.

– Что значит «если все пойдет как надо»? – удивилась Энни.

– Потом объясню. А сейчас давай завтракать. – Он поставил кофе на стол и снова исчез внизу.

Обычно завтрак Энни ограничивался яблоком и стаканчиком йогурта; но сейчас она вдруг почувствовала, что умирает от голода.

Наконец появился Ван с яичницей, ветчиной и консервированными бананами. В отдельной корзинке лежали горячие булочки, по которым Энни поняла, что кухня «Мечты» теперь оборудована микроволновой печью.

Они завтракали в молчании. Энни не спешила задавать вопросы – ведь на самый главный свой вопрос она уже получила ответ. Прошлой ночью на берегу бассейна они с Ваном стали единым целым.