Текст книги "Очарование первой любви"

Автор книги: Энн Уил (Вэйл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Нет, что ты! Он даже не знает, что я в Лондоне. Просто пару недель назад мы ужинали вместе в Нью-Йорке. Он объяснил, что произошло, очень коротко, должна заметить, но, когда я попыталась его расспросить, оборвал разговор, и все остальное время мы обсуждали развитие Интернета. Понимаешь, мужчины не любят жаловаться. Им трудно говорить о своих чувствах... хотя до сих пор мне казалось, что Ван, в отличие от многих других, в ладу со своими эмоциями.

– А что он тебе сказал?

– Что у вас разные жизненные ценности. Ты на первое место ставишь карьеру. А он считает, что семейная жизнь должна быть для тебя важнее. Это так?

– В общем, да, – ответила Энни, отведя взгляд к окну, за которым высились стройные здания георгианской эпохи. Затем снова перевела взгляд на сочувственное лицо Эмили. – А ты что об этом думаешь?

Эмили молчала, устремив задумчивый взгляд на мерцающую на столике свечу. Свет отражался в хрустальных бокалах и в вазе из цветного стекла.

– Я давно знаю Вана, – заговорила она наконец. – Он мой лучший друг. А ты мне понравилась с первого взгляда. Надеюсь, что это взаимно, – улыбнулась она. – Мне понятны его чувства и желания – но понятны и твои. Знаешь, я благодарю Бога за то, что не родилась в прежние времена, когда жизнь женщины была ограничена домом и семьей. – С этими словами она поднесла к губам бокал шабли. – Но в то же время, продолжала она, – иногда мне бывает одиноко. В такие минуты я понимаю, что одной работы даже самой интересной и увлекательной – для счастья мало. И еще понимаю, что стоящие мужчины на дороге не валяются. За всю жизнь я встречала лишь трех-четырех, к кому подходило это определение, и все они были уже заняты. Так что, если когда-нибудь судьба столкнет меня с прекрасным принцем, я позволю ему взять командование на себя. И поеду с ним всюду, куда он захочет, – хоть в Антарктиду, хоть на Андаманские острова! Но, с другой стороны, я ведь старше тебя, Энни. Для меня свобода уже утратила свою привлекательность, я начинаю ею тяготиться. Так что у нас с тобой разные ситуации.

Энни задумчиво молчала. Но Эмили и не ждала от нее ответа: высказав свое мнение, она деликатно переменила тему.

– Если эти выходные у тебя будут не заняты – приезжай ко мне, – предложила она, прощаясь. – И вообще, в любое время, когда тебе захочется отдохнугь, ворота Кренмира для тебя открыты. Вот, держи, – и она протянула визитную карточку с адресом.

Эмили подняла руку, и к строгому портику клуба подъехало такси.

– Спасибо тебе, Эмили, – сказала Энни. – Я прекрасно провела время. В следующий раз моя очередь угощать!

– Обязательно. – Эмили поцеловала кончики пальцев и прикоснулась ими к щеке подруги. – Помни одно: Ван любит тебя, но он мужчина, со всеми мужскими потребностями и желаниями. Не думаешь же ты, что он станет вечно жить один в этом огромном доме? Поверь, найдется немало женщин, которые захотят составить ему компанию.

– То же самое могу сказать и о себе, – ответила Энни. – у женщин тоже есть свои потребности и желания. У меня полно коллег-мужчин, которые хорошо знают, что такое работа журналиста, и не станут мешать моей карьере.

Эмили со вздохом покачала головой.

– Он упрям, а ты еще упрямее! – мрачно заметила она. – Ну что ж, очень рада была тебя повидать.

– Я тоже. Еще раз спасибо. Пока. – Энни села в такси и назвала водителю свой адрес.

Автомобиль рванул с места и, лихо развернувшись, в излюбленной манере лондонских таксистов, помчал ее домой. Теперь Энни понимала, что напрасно не прислушалась к своему внутреннему голосу и не отказалась от встречи с Эмили. Последнее ее замечание о Ване поразило девушку, словно нож в сердце.

Джилл не было дома, зато Энни застала Джона: он чистил камин. Энни приветствовала приятеля с искренней радостью: ей не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Она сварила кофе, и молодые люди с удовольствием болтали о том о сем, пока не пришла Джилл.

Прошло пять месяцев, прежде чем Джон впервые решился поцеловать Энни. Случилось это под Рождество. Энни встречала праздник вместе с семьей Картеров. Джон и Джилл так уговаривали ее прийти, что у Энни не хватило духу отказаться, да и идти ей было некуда. Мистер и миссис Картер тепло встретили подругу дочери.

В рождественскую ночь Джон поцеловал Энни в щечку под веткой омелы. На следующий день на прогулке повторил опыт – но на этот раз прикоснулся губами к губам. Энни не возражала, но и не отвечала на поцелуй: ей было любопытно, что она почувствует при поцелуе другого мужчины.

Многие пытались за ней ухаживать, но до сих пор Энни твердо пресекала все попытки. Она была еще не готова к новому роману, сама мысль о другом мужчине отталкивала и пугала ее. Но Джон – другое дело, думала Энни. Он ее друг, она ему доверяет и с ним может расслабиться.

– Я мечтал об этом целую вечность! – произнес он, не выпуская ее из объятий. – Но чувствовал, что спешить нельзя, иначе могу все испортить. Мне казалось, в Париже у тебя остался...

– Да, но та история давно кончена, – торопливо ответила Энни. – Однако я пока не готова к серьезным отношениям. Мне бы хотелось... давай останемся просто друзьями.

К ее удивлению и облегчению, он ответил:

– Хорошо, согласен. Не хочешь рассказать, что произошло в Париже? Иногда бывает полезно выговориться.

Энни не собиралась делиться всеми подробностями своей печальной истории, но понимала: Джон имеет право знать, что случилось, хотя бы в общих чертах.

Мистер и миссис Картер прожили вместе тридцать восемь лет и передали детям свои взгляды на семейную жизнь. Старшая сестра Джона была замужем и растила троих детей; другая сестра была помолвлена, но не жила с женихом. По сравнению с другими семья Картеров казалась каким-то осколком патриархального прошлого.

Энни восхищалась строгими принципами Картеров, но опасалась, что, услышав ее историю, они в ней разочаруются.

– Простая история, – осторожно начала она. – Я любила одного человека. Он хотел, чтобы я вышла за него замуж и бросила работу, а я была к этому не готова. А его работающая жена не устраивала. Ну и... и мы разошлись.

– Знаешь, у меня с моей предыдущей подругой были те же проблемы, – ответил Джон. – Ей не нравились мои частые отлучки. Она неуютно себя чувствовала в одиночестве и устала от постоянного ожидания. Из командировок я писал ей длинные письма, но она почти не отвечала, да едва ли и читала их: ей нужны были не письма, а мужчина рядом. Когда она сообщила мне, что встретила другого, я не огорчился и даже не удивился особенно, ведь все к этому шло. Но, похоже, тебе пришлось тяжелее.

– Верно, – признала Энни. – Только в книгах люди умирают от несчастной любви. Многие мои знакомые разведены или расстались с любовниками – и ничего. Журналистам вообще противопоказаны прочные отношения.

Возвращаясь в Лондон, Энни подсознательно надеялась увидеть в почтовом ящике поздравление от Вана. Сама она, правда, не поздравляла его с Рождеством, но ответила бы на его послание. Однако в почтовом ящике лежала одна-единственная открытка – от Эмили, с акварельным видом Кренмира, занесенного снегом. « Мне очень понравилась твоя статья о бездомных в рождественскую ночь,– писала Эмили. – Обязательно покажу ее Вану. В феврале мы с ним, с Джеймсом и Саммер едем в Австрию кататься на лыжах».

Эта открытка, написанная, без сомнения, с самыми добрыми намерениями, вновь пробудила в Энни муки ревности. Ей казалось, что Гардинеры специально сводят Эмили с Ваном. Вспоминались слова Эмили о том, что стоящих мужчин можно по пальцам пересчитать и все, которые ей попадаются, уже заняты. Но Ван теперь свободен... А кто, как не Эмили, с ее аристократическим происхождением и отменным вкусом, поможет ему восстановить палаццо? И в его работе она разбирается куда лучше Энни, для которой компьютер так и остался всего лишь электронной пишущей машинкой. Сложности программирования, как и проблемы, связанные с использованием Интернета, оставались выше ее понимания.

Прошел год, и Энни вновь получила письмо, написанное изящным почерком Эмили. Руки ее дрожали, когда она открывала конверт. Напрасно Энни надеялась вычеркнуть Вана из своего сердца: власть его над ней была сильна, как и раньше.

Разворачивая листок бумаги, Энни была почти уверена, что сейчас прочтет сообщение о помолвке. Ван женится на Эмили – хотя бы для того, чтобы новая любовь стерла из памяти старую. Так поступают многие, и он не исключение.

Однако Эмили всего лишь сообщала, что на год уезжает в Индию. Энни испытала облегчение, но ненадолго, ибо к письму была приложена вырезка из журнала: фотографии, сделанные на каком-то благотворительном ужине в Америке. Возле одной стояла галочка. Гости в вечерних нарядах сидели за столом, один из мужчин повернулся к соседке, словно делился с ней каким-то наблюдением. Под фотографией красовались имена присутствующих. Два имени бросились Энни в глаза, словно выделенные жирным шрифтом:

«Мистер Джованни Карлайл и его спутница мисс Робина Макстон».

В последнее время за Ваном охотились все средства массовой информации, но он предпочитал держаться в тени. Поэтому Энни удивилась, увидев его фотографию. Но скоро поняла, в чем дело: очевидно, снимок вырезан не из журнала, а из рекламной брошюры, отпечатанной благотворительным обществом и не предназначенной для широкой публики. На снимках были изображены самые богатые и знаменитые люди Америки: похоже, Ван уже входил в первую сотню богачей. Но Энни не сомневалась, что он никогда не отправился бы на тоскливое великосветское мероприятие по собственной воле. Его кто-то уговорил. И нетрудно догадаться, кто. Женщина в черном бархатном платье с глубоким вырезом, которая улыбалась своему спутнику, несомненно, обладала большим даром убеждения.

Закончив работу в Голландии, Джон почти сразу же улетел в Турцию.

В отличие от его предыдущей подруги, Энни писала ему регулярно. Она всегда любила писать письма; кроме того, у Джилл завелся дружок, с которым она пропадала все свободное время, и Энни было очень одиноко.

Когда Джон снова прилетел домой на праздники, Энни встречала его в аэропорту. Он крепко обнял ее и чмокнул в щеку, совсем как сестру, но вслед за этим поцеловал в губы, совсем не по-братски, и она почувствовала, что Джон устал ждать. Он хочет большего, чем просто дружба.

Джилл в эти выходные не было дома: она поехала в гости к родителям своего приятеля, откуда втайне надеялась вернуться уже с колечком на пальце.

По предложению Джона они поужинали в индийском ресторане неподалеку от его дома, а затем пешком дошли до квартиры Энни, чтобы выпить кофе.

По дороге Джон рассказывал длинную историю о каких-то махинаторах, которые вывозят из Грузии обмороженные цветочные луковицы и продают их ничего не подозревающим европейским садоводам. Он был очень озабочен и даже уговаривал Энни написать об этом статью. Но та слушала без особого интереса.

За кофе они болтали обо всем понемногу. Энни предусмотрительно не стала садиться на диван рядом с Джоном, но даже со своего места в кресле она чувствовала, как он напряжен. Интуиция подсказывала ей, что Джон мечтает о поцелуе.

Что делать? Нельзя же вечно держать его на расстоянии! У нее было два выхода: или объяснить ему прямо и твердо, что она намерена и дальше оставаться «снежной королевой», или... позволить ему отогреть свое замерзшее сердце.

Но Джон взял инициативу на себя. Он вдруг поднялся и, подойдя к креслу, протянул ей руки.

– Скажи, ты скучала по мне? – спросил он, обнимая ее нежно, но уверенно, словно не сомневался, что его объятия для нее желанны.

– Да... очень. Ведь вы с Джилл – мои лучшие друзья.

– Энни, Я хотел бы стать для тебя не только другом, – хрипло произнес Джон.

Энни уткнулась ему в плечо, раздираемая противоречивыми чувствами. Половина ее души жаждала принять его предложение, другая половина с ужасом отвергала его.

Джон нежно приподнял ее голову за подбородок.

– Я хотел бы сегодня остаться с тобой. Согласна?

Энни понимала, что не готова к этому. Может быть, она никогда и не будет готова.

– Прости. Ты мне очень нравишься, но не знаю... не могу...

– Хорошо, Энни. Не переживай. Пусть пока все идет как раньше.

Несомненно, он испытывал глубокое разочарование, но был слишком добр и деликатен, чтобы давить на нее.

Позже, когда Джон ушел, Энни подумала, что могла и согласиться. Достаточно было малейшего нажима с его стороны... Порой – особенно бессонными ночами – жажда любви становилась почти невыносима.

Однако Энни не могла отдаться другому мужчине, даже Джону, который ей так нравился. Почему? Неужели все еще надеялась, что Ван вернется? Нет, Энни смирилась с потерей возлюбленного. И все же не в ее силах было отрешиться от странного чувства, что она принадлежит ему навеки и, если ляжет в постель с другим, предаст не только Вана, но и себя.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ни в чем так ярко не проявилось благородство Джона, как в том, с какой – по крайней мере внешней – легкостью он вернулся к прежним чисто дружеским отношениям с Энни.

Он часто уезжал, а возвращения его порой совпадали с командировками Энни. Однако в те редкие дни, когда им удавалось пообщаться, Джон ни словом, ни жестом не намекал на свои истинные желания.

Что же до самой Энни, то ей было некогда разбираться в своих чувствах. Жизнь била ключом, и на самокопание не хватало ни времени, ни сил. Всю свою энергию Энни вкладывала в работу, и не напрасно: по своему карьерному росту она намного опережала коллег.

Шли годы; мастерство Энни оттачивалось, а задания, которые давал ей редактор, становились все важнее и интереснее. Срок контракта истекал, и Энни решила перейти в свободную журналистику. Это, полагала она, расширит ее кругозор, обогатит новыми полезными знакомствами и даст возможность выбирать.

Друзья восхищались энергией и работоспособностью Энни, коллеги завидовали ее успехам. Но сама она знала, что завидовать нечему. По ночам ее мучили кошмары, и не раз она просыпалась от собственного крика, вся в поту, с сильно бьющимся сердцем. Порой наваливалась депрессия, которая весь мир окрашивала в черное.

Но Энни отвергала общепринятые средства от стресса – сигареты, выпивку и снотворное. Вместо этого она бегала по утрам и до изнеможения занималась в тренажерном зале, а когда выдавалось свободное время, посещала различные курсы и секции.

Порой, когда редакция посылала ее на континент, удавалось отдохнуть день или два. От долгих командировок, которых многие журналисты ждут как манны небесной, Энни неизменно отказывалась, понимая, что несколько недель под ласковым южным солнцем не только оживят болезненные воспоминания, но и дадут ей время для размышлений.

А Энни старалась не задумываться о себе. Жизнь ее идет по намеченному плану – о чем тут еще размышлять, в чем еще сомневаться?

Но прошло пять лет, и в налаженную жизнь Энни как гром среди ясного неба ворвались два события. Одно из них, впрочем, она предвидела. Но второе... Энни не верила своим ушам, когда Грег предложил ей взять интервью у отшельника по имени Джованни Карлайл.

Забыв о своих благих намерениях, Джон обнял ее и привлек к себе.

– Я люблю тебя, Энни, и хочу на тебе жениться. Все время только о тебе и думаю. Поверь, я смогу сделать тебя счастливой... если ты позволишь. Скажи, милая, ты выйдешь за меня замуж?

«Что бы я ответила, – думала Энни, – спроси он меня об этом вчера? Или даже сегодня утром?» Чувства Энни к Джону очень напоминали любовь. Но именно напоминали. Ибо истинная любовь не оставляет в сердце места для иных чувств, не считая дружбы и родственной привязанности. Энни очень хотела полюбить Джона. Отчаянно старалась. Временами казалось, что она близка к успеху. Но звонок Грега открыл истину. Вихрь эмоций, взметнувшийся в ее душе при словах «интервью с Джованни Карлайлом», ясно показал Энни, что все ее старания безуспешны. До тех пор пока одно имя Вана будет повергать ее в смятение, Энни не сможет отдать сердце ни одному мужчине.

Она мягко высвободилась из его объятий.

– Нет, Джон, я никогда не выйду замуж. Не смогу. Мне самой очень жаль: я хотела бы иметь семью и детей. Но, похоже, я навеки прикована к своей карьере. Прости, нельзя было так поступать с тобой, надо было с самого начала объяснить, что я не могу дать тебе ничего, кроме дружбы.

– А разве для брака этого мало? Любовь, как правило, проходит, а дружба остается.

– Проходит влюбленность, Джон, а истинная любовь – с тобой до конца жизни. Ты – лучший из всех, кого я знаю. В тебе есть все, чего я жду от мужчины. Вот почему я думала, что смогу полюбить тебя. Оказалось – не смогла. Ты заслуживаешь большего, чем просто дружба.

Боль, написанная на его лице, отозвалась в ее сердце. Как могла она так с ним поступить? Зачем тешила его ложными надеждами? Неужели не понимала, чем это кончится? В глубине души, конечно, понимала, но эгоистично предпочитала об этом не задумываться.

Джон не стал с ней спорить. Просто заметил угрюмо:

– Насколько я понимаю, ты любишь другого. – Губы его искривились в горькой улыбке. – Я думал, что для тебя все осталось позади. Но, как видно, переоценил себя.

– Прости, Джон. Меньше всего на свете я хотела причинить тебе боль.

Несколько часов спустя, укладывая вещи в дорожную сумку, Энни размышляла о том, сумеет ли Джон оправиться от нанесенного ему удара. И очень надеялась, что сумеет. Никому на свете она не пожелала бы мук неразделенной любви! Но, быть может, через несколько лет на горизонте Джона появится женщина, и он возблагодарит судьбу за то, что Энни Ховард его отвергла.

Странная все-таки штука жизнь! Если бы родители Вана не развелись, а ее – не умерли, судьба их сложилась бы совершенно по-другому: Ван не гостил бы в Оренго каждое лето, она не выросла бы на «Мечте морей» и дороги их никогда бы не пересеклись. Она бы встретила кого-то еще и влюбилась в него и никогда не тосковала бы по несбывшимся надеждам. А теперь она обречена всех встречных мужчин сравнивать с Ваном – и всегда в его пользу.

Полночи Энни проворочалась без сна, а наутро проснулась с головной болью. Вообще она любила путешествовать: ей нравилось даже то, чего обычно люди терпеть не могут, например, ждать самолета в аэропорту. В последние годы она уже не летала туристическим классом: редакторы ценили ее труд и не скупились на расходы. Теперь интервалы между проверкой билетов и взлетом стали короче и ожидание проходило в более комфортабельных условиях. Вместо автобусов и метро она теперь ездила на такси, бывала на мероприятиях, недоступных простым смертным, для того, чтобы увидеть там какую-нибудь знаменитость: промышленного магната, политика, оперную звезду или известного спортсмена.

Поначалу Энни все это очень нравилось, но постепенно восторг сошел на нет. Работа перестала увлекать ее – пожалуй, сегодня она впервые за много месяцев испытывала интерес к новому заданию. Ей очень хотелось увидеть, что сделали богатство и слава с человеком, который, сложись все по-иному, мог бы стать ее мужем.

Поворачивая к въезду в Оренго, Энни не находила себе места от волнения. Во рту у нее пересохло, побелевшие пальцы напряженно сжимали руль.

Внимание ее сразу привлекла стена. Она была выкрашена в обычный для Средиземноморья розовый цвет. И плющ, обвивающий стену, выглядел как-то по-другому: не сразу Энни сообразила, что он подстрижен и от этого цветет гуще, чем прежде.

Ворота Оренго, оплетенные цветущими лозами, впечатляли и в прежние времена, сейчас же они выглядели просто великолепно.

Энни поставила машину возле стены и вышла. Тут же на балкончике над воротами появился человек в униформе.

Ей пришлось показать документы, прежде чем привратник открыл дверь. Прошли времена, когда по парку бегали беззаботные дети; теперь здесь царил холодный, официальный дух богатого поместья.

Энни въехала в ворота и медленно двинулась по аллее, подмечая все изменения в окружающем пейзаже.

На месте вековых дубов, медленно умиравших от старости и плохого ухода, зеленели молодые деревца. На клумбах трудились садовники – Энни насчитала четверых. Старый знакомый плющ – все так же обвивал седые кипарисы и украшал их гордые главы пурпурными венками. Все вокруг было в идеальном порядке; но дух Оренго, который так любила Энни, исчез. Что, если такая же перемена постигла и хозяина этого роскошного парка?

На ступенях палаццо Энни встретила аккуратно одетая женщина средних лет. Она представилась как Чарлин Мур, личный помощник мистера Карлайла.

– К сожалению, мисс Ховард, нас неверно известили о времени вашего прибытия. Мы ждали вас к полудню. Мистера Карлайла сейчас нет. Интервью он наметил на завтрашнее утро. Сегодня вечером он дает ужин, на котором вы сможете познакомиться с его друзьями. Позвольте показать вашу комнату. Бенито принесет сумку и поставит вашу машину в гараж.

Снова ждать!.. Энни готова была вспылить, но вовремя сообразила, что в происшедшем недоразумении нет никакой вины мисс Мур. Эта женщина казалась воплощением точности и обязательности.

– Я рассчитывала сегодня же вернуться в Лондон, – проговорила она, подавив возмущение. – Без ночной рубашки я смогу обойтись, но нельзя же появиться на вечере в этом! – и она указала на свой дорожный костюм.

– В спальнях у нас хранится все необходимое – на случай, если кто-то из гостей потеряет багаж, – успокоила ее Чарлин. – Не сомневаюсь, мы подберем для вас вечернее платье.

Внутри, как и снаружи, дом очень изменился. Шаги женщин тонули в толстых восточных коврах и дорожках. И на лестнице, и в коридоре тоже лежали ковры. На стенах висели великолепные картины. В стенных нишах стояли мраморные вазы с цветами. Во всем чувствовалась роскошь, и вместе с тем – отменный вкус. Но совсем не об этом мечтала Энни, когда представляла свою будущую жизнь здесь! Так выглядят работы профессиональных дизайнеров: нынешний Оренго великолепно смотрелся бы где-нибудь на выставке интерьеров, но Энни не представляла, как можно в нем жить.

– А миссис Карлайл дома? – спросила она. – Может быть, я пока поговорю с ней?

– Миссис Эдвард Карлайл, мать мистера Карлайла, живет в Коннектикуте. А жены у мистера Карлайла нет.

– О... я слышала... то есть... мне казалось, что...

– О личной жизни мистера Карлайла ходит много слухов, но по большей части они лишены всякого основания. – Помощница отворила дверь и пропустила Энни вперед. – Отличная спальня с балконом и видом на побережье. Надеюсь, мисс Ховард, вы здесь удобно устроитесь. Если вам что-нибудь понадобится, звоните. А я поищу для вас вечернее платье.

Оставшись одна, Энни окинула роскошную спальню наметанным глазом журналиста. Лепной потолок, старинная итальянская кровать с кораллового цвета балдахином. Ванная – розовый мрамор с темными прожилками, огромное зеркало из великолепного римского стекла. Душа нет, но гибкий шланг позволяет мыть голову. Не в первый раз Энни поблагодарила Бога за то, что ее густые белокурые волосы, подстриженные всего полтора месяца назад, всегда прекрасно выглядят и не требуют специального ухода.

Она расстегнула сумку и принялась выкладывать на письменный стол содержимое. Портативный компьютер – уже не тот, что был когда-то подарен ей Ваном. Диктофон – такой маленький, что через некоторое время собеседник перестает обращать на него внимание. Довершала ее экипировку тридцатипятимиллиметроваяметровая однофокусная камера.

Энни вышла на балкон и оперлась на балюстраду, любуясь видом. Где-то теперь бороздит волны «Мечта морей»?

В дверях появилась мисс Мур, в руках она несла черную юбку длиной до колен и белую шелковую блузку.

– Думаю, это вам подойдет, мисс Ховард.

– Это ваше?

– Да, но я с удовольствием вам одолжу.

– Спасибо, вы очень добры. Знаете, чем слоняться без дела, ожидая мистера Карлайла, я лучше съезжу в Ниццу и пройдусь по магазинам. Моя машина все еще у крыльца?

– Нет, но ее подадут через три минуты.

По дороге в Ниццу Энни вновь и вновь спрашивала себя, не были ли все эти недоразумения частью хитро разработанного плана. Что, если Ван специально отложил интервью, заставил ее ждать, принудил идти на ужин в чужом наряде, чтобы смутить и сбить с толку? Пять лет назад он не был склонен к таким играм, но Энни знала, что деньги и власть сильно меняют людей, и не всегда в лучшую сторону. Многие богачи славятся эксцентричностью, от которой недалеко и до помешательства.

Энни была благодарна мисс Мур за предложенный наряд, но белая блузка ей совсем не понравилась. Слишком чопорно. Энни предпочитала более свободные наряды. В Ницце она найдет себе подходящее вечернее платье. А еще – купит такую бижутерию, от которой у респектабельных приятельниц Вана, увешанных золотом и бриллиантами, слюнки потекут!

Энни не любила, как иные женщины, бродить по магазинам часами. Она направилась прямиком к модному бутику, который помнила с юных лет. В то время она могла лишь бросать на его витрину завистливые взгляды; теперь же смело вошла и через полчаса покинула магазин, нагруженная покупками.

В этой части города небольшие магазинчики чередовались с барами и кафе на открытом воздухе. Местные жители сидели под навесами, лениво потягивая кофе и наблюдая за снующими по улицам туристами. Энни выбрала кафе на перекрестке, где на глазах у кучки зевак разыгрывал свою вечную пантомиму бродячий артист.

Энни заказала чай с лимоном. Несколько минут она наблюдала за артистом, затем начала оглядываться вокруг в поисках интересных лиц. Такое наблюдение за окружающим миром вошло у нее в привычку. Кафе было почти пусто. За соседним столиком две француженки вели оживленную беседу. В дальнем углу смаковала вино элегантная дама, а рядом с ней... Сердце Энни замерло, а затем забилось так, словно хотело выскочить из груди. Она почувствовала, что задыхается, совсем как вчера, когда Грег объявил ей сногсшибательную новость.

Рядом с незнакомкой сидел Ван.

Женщина что-то говорила, и Ван кивал в ответ. Словно зачарованная, вглядывалась Энни в его лицо, пытаясь понять, что изменилось в нем за пять лет.

Внешне он остался таким же, как был: стройным и поджарым, годы не оставили на нем своего следа. И все так же скуп на жесты: руки его спокойно лежали на столе, а чувства жили только в глазах и в легкой улыбке, так хорошо знакомой Энни. Так же как прежде, он слушал собеседницу с предельным вниманием, не отрывая глаз от ее лица. И, переведя взгляд на незнакомку, Энни нисколько этому не удивилась.

Женщина не была красавицей, но в чертах ее чувствовался сильный характер, а улыбка излучала обаяние. На вид ей было около сорока – тот возраст, в котором, по наблюдениям Энни, одни женщины начинают гоняться за уходящей молодостью, другие же только в эти годы и расцветают по-настоящему. Подруга Вана явно принадлежала ко второй категории. Одета она была элегантно, но просто, в деловой костюм; юбка прикрывала колени. Вокруг сновали юные француженки в обтягивающих мини, но Ван не удостаивал их взглядом. Взор его не отрывался от незнакомки, и, заметив это, Энни вдруг ощутила острую боль в сердце.

Кто ему эта женщина? Любовница? Выходит, он оставил мечты о браке и удовлетворяется такими вот ни к чему не обязывающими отношениями?

Энни забыла о чае: ее переполняла ярость. Всю жизнь она считала ревность чувством, недостойным цивилизованного человека, а теперь сама испытала на себе ее жестокую власть. Но гнев ее был обращен не на соперницу, а на Вана. За то, что заставил ее приехать, за то, что послужил причиной ее разрыва с Джоном, а сам как ни в чем не бывало развлекается с подружкой, за то... да хотя бы за то, черт возьми, что он по-прежнему так потрясающе красив!

Наконец незнакомка взглянула на часы и с явной неохотой встала. Ван, поднявшись, поцеловал ей руку на прощание и проводил ее взглядом. Затем сел, чтобы допить вино с содовой.

«Что, если подсесть к нему?» – думала Энни. Но нет, сейчас она еще не готова с ним разговаривать. Она уплатила по счету и вышла. Ван так ее и не заметил.

Лицом к лицу они встретились час спустя, в той же самой беседке, где когда-то увидели друг друга впервые. Но на этот раз Энни не разговаривала сама с собой, и Ван не застал ее врасплох. Она услышала его шаги, когда любовалась морем, и вовремя обернулась, прислонившись к балюстраде. Темные очки скрывали выражение ее лица.

– Добро пожаловать в Оренго! Как поживаешь, Энни? – для постороннего взгляда и приветственные слова, и протянутая рука Вана выглядели вполне по-дружески. Но он не улыбался, и синие глаза его были холодны, словно осколки льда.

– Добрый день, – вежливо и бесстрастно отозвалась Энни, неохотно протягивая руку в ответ. Ей не хотелось прикасаться к Вану – пусть даже из простой вежливости.

Много лет назад, когда у них как-то зашел разговор о рукопожатиях, Ван признался, что терпеть не может пожимать руки женщинам. «Вечно боюсь слишком сильно сжать и сделать ей больно», – заметил он. На этот раз Ван осторожным не был: он сдавил ей руку так, что Энни едва не скривилась от боли. И по странной ассоциации это жестокое рукопожатие напомнило ей об иных временах, когда прикосновения Вана были куда нежнее...

В те времена его сильные пальцы ласкали самые интимные уголки ее тела с такой нежностью, что Энни и в голову не приходило бояться боли. Долгими одинокими ночами сердце ее разрывали воспоминания об этих ласках, а тело стонало от неудовлетворенного желания...

Запретные воспоминания уже готовы были ворваться в мозг, но Энни захлопнула перед ними дверь.

– Если уж ты вызвал меня из Лондона, – заговорила она холодно-официальным тоном, – мог бы дать себе труд быть на месте и встретить меня.

– Все претензии к твоему начальству. Чарлин – настоящий гений точности и аккуратности. Она работает у меня три года и за это время ни разу ничего не перепутала.

– Мне сказали, будто ты хочешь дать интервью именно мне. Это тоже недоразумение?

– Нет. В разговоре с редактором я специально подчеркнул, что ни с кем, кроме тебя, разговаривать не буду.

– Но почему?

– Хотел узнать, что произошло с тобой за эти годы. – Небрежным движением он снял с нее очки. – Здесь не так уж светло, и к солнцу ты стоишь спиной. А я люблю смотреть собеседнику в глаза.

Из уст ее уже рвался резкий ответ, но Энни прикусила язык. Ему не разозлить ее! Что бы он ни вытворял, она останется холодной и невозмутимой.

– А ты? – спросил он. – Неужели тебе не интересно, что сталось со мной?

– Не особенно. Я сейчас слишком занята, чтобы тратить время на воспоминания.

– Мне-то казалось, любопытство у журналистов в крови. Раньше твоя любознательность не знала границ.

– Правильно, но лишь когда это касается работы. – Она решила перехватить инициативу. – Сегодня утром я ездила в Ниццу. И там, в кафе на улице, видела тебя. Что это за женщина была с тобой?