Текст книги "Любовь и месть"

Автор книги: Энн Хэмпсон (Хампсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Я думаю, – сказала Тони супругу на следующий день, когда они сидели вдвоем после обеда, – преступление – заставлять девушку выходить замуж за нелюбимого человека.

– Ты имеешь в виду Джулию? – Губы Дароса сжались в жесткую линию.

– Она не любит своего жениха, которого ты для нее выбрал.

– Очевидно, она доверилась тебе, – заметил мужчина. – Она намекнула, что ее вынудили обручиться?

– Нет, – быстро ответила девушка. – Джулия сказала, ты посоветовал ей выйти за Стефаноса. – После недолгой паузы Антония спросила: – Какой он?

– Очаровательный молодой человек без вредных привычек, умный и богатый. Чего еще может желать женщина?

– Она может желать любви, – резко парировала жена. – Женщины стремятся к ней, знаешь ли!

Супруг приподнял брови:

– Для тебя, похоже, это слово не пустой звук. – Его вниманием завладели дети, которые возились в песке. С ними были Пэм и Джулия. – Если мне не изменяет память, – продолжил судовладелец своим самым сухим тоном, – ты считала, что ради денег жертвовать можно всем.

Девушка прикусила губу и подняла глаза.

– Мое положение было другим.

– Полагаю, тут ты права. – Внимание Дароса теперь привлекли две изящные белые яхты, плывущие к бухте Святого Павла. Скалы над бухтой потемнели, когда солнце скрылось за тучей. Перемена была поразительной, и игравшие на пляже дети посмотрели на небо, словно ожидая, не пойдет ли дождь. – Сколько рассказала тебе Джулия? – неожиданно спросил муж, вновь повернувшись к Тони. – Я так понимаю, ты знаешь о Костасе?

Девушка насторожилась.

– Джулия упомянула о нем, да. – Выдавать тайну золовки Антония не собиралась.

– Упомянула? – Казалось, супруг не поверил ее словам. – Она думает, что любит его.

– Я уверена, что любит.

– Но он не любит ее, Тони. – Голос Дароса стал вдруг печальным. – Если бы этот молодой бездельник хотел обручиться с Джулией, он бы давно уже обратился или ко мне, или к маме.

– Ты доволен предстоящим браком сестры и Стефаноса? – не удержалась от вопроса Антония и пристально посмотрела на мужа.

– Ты осуждаешь меня? – задал он встречный вопрос, высокомерно подняв бровь.

Девушка склонила голову. Чувствуя себя неуютно, она пробормотала:

– Я не вправе осуждать тебя, Дарос. Но Джулия несчастна, и… и мне кажется, ей надо позволить разорвать помолвку. Если она захочет, конечно.

– Значит, она не утверждала, будто хочет разорвать помолвку? – уточнил грек.

Тони отрицательно покачала головой. Она лезла не в свое дело.

– Она только сказала мне, что не любит своего жениха. Я же не выдала ее секрет, – добавила Антония, всматриваясь в лицо супруга. – Ты знал, что она не любит Стефаноса.

– Гречанки выходят замуж не ради любви, – напомнил судовладелец.

– Поэтому здесь столько несчастливых браков.

Дарос тихо выругался.

– Я не принуждал Джулию, – рявкнул он.

– Ты позволишь ей разорвать помолвку, если она захочет? – настаивала девушка.

Брови ее мужа сошлись у переносицы. Возникло такое впечатление, что он пытается разрешить запутанную проблему.

– Я должен попросить тебя не вмешиваться в судьбу моей сестры, Тони, – произнес Дарос наконец. – Видишь ли, в ее жизни произошли некие события, о которых тебе неизвестно.

Ее глаза встретились с его, и пульс Антонии участился. Знал ли он тайну Джулии? Нет, он наверняка не догадывался о ней, иначе он не был бы так спокоен.

– Извини, – прошептала девушка. – Это действительно не мое дело.

– В каком-то смысле это твое дело, – вздохнул мужчина. – Я помогаю твоей сестре, и в обычных обстоятельствах твоим долгом было бы поддержать мою сестру. Но к несчастью, сложившиеся обстоятельства нельзя назвать обычными, – произнес он с сожалением. Даросу все известно, теперь Тони была в этом уверена. Почему же тогда он не выбранил Джулию? – Будет лучше, если девочка выйдет за Стефаноса, – произнес грек тихо. В его голосе звучали доверительные нотки, словно он на самом деле не был против вмешательства жены в эту семейную проблему.

«Лучше, если девочка выйдет за Стефаноса». Глаза Антонии засияли, когда ее осенила гениальная догадка, и девушка совершила непоправимую ошибку.

– Стефанос влюблен в Джулию? – предположила она.

Мужчина бросил на нее пронзительный взгляд:

– Почему ты так решила?

Девушка покраснела и принялась смущенно барабанить пальцами по столу.

– Я н-не знаю. Просто м-мысль в голову пришла.

– Основанная на чем?

Тони помотала головой и стала нервно оглядываться по сторонам, словно отыскивая путь к бегству.

– Похоже, сестра во всем тебе призналась, – прозвучало утверждение. Жене оставалось лишь кивнуть, потому что врать было бесполезно. – Мне она, понятное дело, не говорила, – продолжил судовладелец бесстрастным тоном. – Я узнал о ее… проступке от своего друга, чей сын учится в Афинском университете. Естественно, я предпочел бы, чтобы Джулия стала супругой Костаса, и я намекнул, что ее счастье для меня драгоценно, хотя ее избранник беден, а Стефанос богат. Однако этот самый Костас, очевидно, не хочет просить руки моей сестры, и ни один другой мужчина не возьмет ее в жены, поэтому у Джулии выбор невелик.

– Ты вынужден был сообщить Стефаносу о… о… – Тони осеклась, пытаясь подобрать подходящее слово. – Я догадалась, поэтому и решила, что мужчина влюблен в нее. Ведь Стефанос, очевидно, примирился с этим.

Дарос кивнул.

– Он обратился ко мне, желая жениться на Джулии, и мне пришлось рассказать ему правду, – подтвердил он. – Естественно, молодой человек был потрясен и расстроен, но не отказался от намерения обвенчаться с ней. Сестре очень повезло, потому что в этой стране подобный неблагоразумный поступок обычно полностью лишает девушку шансов выйти замуж.

– Повезло ли ей, Дарос? – засомневалась Антония. – Будет ли она счастлива с человеком, которого не любит?

– Либо она будет супругой Стефаноса, либо останется старой девой, – сухо отметил хозяин дома. – Главная цель гречанки – выйти замуж и нарожать детей.

После непродолжительного молчания Тони вслух выразила свое удивление его спокойным восприятием случившегося.

– Ты кажешься таким чутким, Дарос. Разве ты не сердишься на Джулию?

Губы мужчины сурово сжались.

– Сначала сердился, – признался он, подумав. – Но потом моя английская половина победила. Я с удивлением обнаружил, что отношусь к безрассудному поступку сестры терпимо и реалистично. Жизнь юных девушек в большом мире, в университете, сильно отличается от их прежнего замкнутого существования в родительском доме. Они вдруг оказываются свободными, свободными увлечься мужчинами, чего в обычных обстоятельствах никогда бы не случилось. Если бы только им не повезло влюбиться уже после свадьбы. Эти девочки, которых до сих пор охраняли отцы и братья, остаются без защиты. Они невинны и неопытны. – Грек говорил мягко, его голос был наполнен теплом и сочувствием.

Антония уставилась на мужа, лишившись дара речи и чувствуя стыд. Среди вызывающих чувство вины воспоминаний были его забота о благополучии детей, его щедрость к Пэм и даже его недоумение, вызванное поведением жены, которая почему-то из кожи вон лезет, пытаясь сделать его жизнь невыносимой. Сколько нового девушка узнала о супруге! Если бы только она встретила Дароса до того, как он познакомился с Оливией. Она знала теперь, что у него были причины осуждать англичанок. Возможно, в то время рана, нанесенная Оливией, была свежа и болела. Оливия… Как далеко зашло их воссоединение? Тони не хотелось забивать голову этими мыслями, и она отбросила их.

– Ты утверждаешь, что ни один другой мужчина не женится на Джулии, – с сомнением в голосе произнесла она. – Но предположим, какой-нибудь молодой человек воспылает к ней страстью и она ответит взаимностью?

– Он не захочет жениться на сестре, узнав правду, – отозвался супруг. – А он узнает ее, потому что будет катастрофой для девушки, потерявшей невинность, выйти замуж, не признавшись жениху во всем. Ее муж может сразу же развестись с ней, и, скорее всего, так и сделает.

– Нет, если будет любить ее! – воскликнула Антония страдальческим голосом.

– Требование сохранять целомудрие до свадьбы непререкаемо, и поэтому Джулии по-настоящему повезло, что такой просвещенный человек, как Стефанос, влюбился в нее, – объяснил грек. – Я, честно говоря, не верю в возможность повторения подобного. Сестра правильно сделает, согласившись на его предложение.

Тони раздраженно встряхнула головой, выдав тем самым свои чувства. Она постаралась направить беседу в нужное ей русло, желая получить ответ на вопрос, мучавший золовку.

– Будет ли Стефанос ждать признания от самой Джулии?

– Я уже говорил, он хороший человек, и, думаю, ты согласишься со мной, – начал мужчина. – Если Джулия признается, он простит ее. А если сестра промолчит, муж не будет винить ее, и она никогда не узнает, что я выдал ее тайну.

– Да, похоже, он хороший человек, – вынуждена была признать Антония. А затем с любопытством добавила: – Почему ты не сказал Джулии, что тебе все известно?

– Я не понимал, какой в этом смысл, – отозвался Дарос. – Сестра бы потом всю жизнь чувствовала неловкость в моем присутствии. Я очень люблю ее, Тони, и, если наши отношения станут натянутыми, это не принесет пользы ни ей, ни мне.

Довольно долго после ухода мужа миссис Латимер размышляла об их разговоре и о терпимости и чуткости, проявленной греком в отношении неблагоразумного поступка его сестры. Она никогда бы не поверила, что такое возможно. Суровое осуждение и презрение гораздо больше соответствовали образу того мужчины, за которого Антония вышла замуж. Мужчина, за которого она вышла замуж… Судовладелец утверждал, что она не та женщина, на которой он женился, но и этот новый Дарос был не тем человеком, с которым она заключала супружеский союз.

Мысли Тони вернулись к Джулии. Девушка чувствовала облегчение при мысли, что, если ей снова будет задан мучивший студентку вопрос, она сможет дать своей золовке совет.

И вопрос был задан страдальческим голосом, сопровождаясь горькими слезами.

– Ты должна открыться ему, без сомнения, – ответила Антония, не колеблясь ни секунды. – Я уверена, он простит тебя.

– Ты… – Плач прекратился, и Джулия уставилась на свою невестку. – Почему ты так решила? Ты даже не встречалась со Стефаносом.

– Он хочет жениться на тебе, Джулия. Вероятно, потому, что любит тебя.

– Он никогда не говорил мне этого, – робко возразила гречанка.

– А у него была возможность? – спросила Тони, и золовка отрицательно покачала головой.

– Не было, потому что мы никогда не оставались наедине.

Миссис Латимер улыбнулась:

– Тогда почему бы тебе не подождать, пока вы останетесь одни, и тогда ты, может быть, узнаешь, что он хочет обвенчаться с тобой по любви. – Она увидела, как последние капли слез исчезли с очаровательного личика гречанки и как на нем появилась робкая улыбка.

– Я никогда об этом не думала, – призналась Джулия, в голосе которой смешались неуверенность и надежда. – Ты и вправду веришь, Тони, что если Стефанос любит меня, то простит мою ошибку?

– Я уверена, он простит, – кивнула Антония и тут же добавила: – Но, Джулия, ты не должна никогда больше встречаться с Костасом.

Студентка энергично замотала головой. В ее глазах светилось раскаяние.

– Никогда! О, Тони, интересно, права ли ты! Каким же для меня будет облегчением, если Стефанос все-таки захочет жениться на мне после… после того, как узнает. – Она подняла глаза, которые снова заблестели от слез. – Понимаешь, я очень боюсь, что Дарос узнает о моем грехе. Он добрый, но этого он мне не простит. Он вычеркнет меня из своей жизни навсегда!

Значит, даже Джулия на самом деле не знала своего брата.

– Ты сможешь полюбить Стефаноса? – полюбопытствовала невестка.

Воцарилось недолгое молчание перед тем, как девушка ответила:

– Наверное, когда забуду Костаса. – Она задумчиво кивнула. – Да, я думаю, что смогу полюбить своего супруга. – Джулия улыбнулась. – Я постараюсь, ведь, по словам моего брата, он хороший человек.

Вполне вероятно, у этой истории все-таки будет счастливый конец. Антония страстно надеялась на это. «А у моей собственной истории?» – уныло думала девушка. Ее жажда абсолютной гармонии в отношениях с мужем могла быть порождена лишь любовью. С осознанием этой истины пришел страх. Полюбит ли ее когда-нибудь Дарос? Тони не могла вообразить себе подобного, и ее будущее представлялось ей тоскливым и одиноким, полным несбывшихся мечтаний.

Глава 9

С присущей ему деловитостью мистер Латимер очень скоро запустил процесс передачи собственности новому владельцу. Но, пока подписывались разнообразные документы, Пэм вручили ключ, и частенько сестры вместе поднимались по узенькой тропинке вверх по склону холма. Девушки проводили около часа, обсуждая цветовые гаммы комнат или делая замеры для приобретения занавесок и ковров. Пэм уже полностью поправилась и скоро должна была ехать в Англию, чтобы упаковать свою мебель и организовать перевозку в новое жилище. Ее дети были просто образцами вежливости и послушания. В то же время не было заметно никаких признаков того, что их дух сломлен, как в приступе раздражительности предсказала когда-то Антония. Джордж Тарсули, обаятельный фотограф, друг Дароса, вернулся в Линдос, и место его ассистентки было закреплено за Пэм. Причем сумма зарплаты заставила глаза англичанки округлиться.

– Наконец-то удача меня нашла, – радовалась она. – Я до сих пор не могу поверить, что все это происходит со мной!

Был вечер. Муж Тони вместе с девушками поднимался по склону холма, в основном чтобы осмотреть сад – большой, запущенный и сильно разросшийся из-за того, что в доме больше года никто не жил. Они уселись в патио, единственной части здания, где уже стояла мебель. Очаровательный комплект из плетеных кресел и такого же стола был даром Джулии, которая, увидев его в магазине, решила, что он замечательно подойдет для патио Пэм. Ковры должны были стать подарком от Дароса, еще какие-то вещи англичанка должна была получить от Маргариты и ее матери, не говоря уже о презенте Тони – старинном бюро с инкрустацией, которым Пэм восхищалась в Родосе, будучи там с сестрой и ее мужем. «Она должна получить его», – решил Дарос позже. Он поможет Антонии купить его. И хотя англичанка пыталась протестовать против этого преподнесения даров, ей приказали не спорить. «Это традиция, – сказал ей зять. – Все члены семьи приносят подарки тому, кто переезжает в новый дом».

– У меня прямо голова кружится, – говорила мать семейства, глядя вниз и любуясь открывающимся с холма великолепным видом. Белые домики на склоне сияли в лучах быстро заходящего солнца. Сверкал храм на мысе, блестела прозрачная вода бухты Святого Павла, и в угасающем свете дня светлым пятном выделялась одинокая рыбацкая лодка, лежащая у самой кромки неподвижной водной глади. – У меня такое чувство, что я вот-вот проснусь, – выдохнула Пэм, переводя застенчивый взгляд с мужчины на свою сестру.

Антония была рада за нее. Борьба за выживание кончилась благодаря Даросу, его щедрости и осторожности, с которой он все устроил. Пэм даже и не догадывалась о степени этой щедрости. Он был замечательным человеком, подумала Тони с гордостью. Однако несмотря на то, что ее супруг был добр ко всем остальным, к жене он продолжал относиться с прохладной вежливостью. И хотя между ними больше не было стычек, нежности тоже не прибавилось.

– Остается надеяться, что реальность окажется такой же приятной, как и сон, – произнес мужчина с улыбкой, наблюдая за Тони, наливающей кофе из термоса, взятого с собой. – Ты почувствуешь себя еще счастливее, когда все твои вещи будут здесь и ты, сможешь обставить дом по собственному вкусу.

– И привести в порядок сад, – добавила Антония, передавая мужу его кружку.

– Я внимательно осмотрел эти заросли. Одна ты не справишься, – непререкаемым тоном заявил судовладелец. – Я устрою, чтобы один из наших садовников приходил к тебе пару раз в неделю.

«Наших садовников». Тони кинула удивленный взгляд на супруга. Ничего подобного он раньше не говорил.

– Нет, Дарос, я не могу позволить тебе оплачивать уход за моим садом, – запротестовала англичанка. – Я с удовольствием займусь им сама, ведь у меня никогда раньше не было собственного клочка земли.

– Садовникам не хватает работы… – Грек осекся, потому что Пэм отрицательно качала головой, в этом ее жесте были и извинение, и мольба. Дарос все понял. Дело было в ее гордости. И он не стал больше настаивать, предупредив твердо, что к новоселью сад приведут в порядок его люди, после чего за растениями не так сложно будет ухаживать.

Потом они молча пили кофе в патио пустого дома. Вокруг них тоже царила тишина, лишь изредка нарушаемая стрекотом цикады, спрятавшейся в серебристо-серой листве оливкового дерева, или позвякиванием овечьих колокольчиков, доносящимся со склона холма. Постепенно малиновое пламя заката стало темно-бронзовым, и лишь у горизонта виднелась небольшая светлая полоска. Фиолетовая вуаль скрыла бронзу, и в мягких сумерках маленький домик, казалось, погрузился в волшебную дрему, тогда как люди в патио пошевелились, забормотали что-то и вдруг очнулись.

– Пора все здесь запирать и идти домой.

Дарос поднялся, со стула и стоял, ожидая, пока девушки занесут чашки и блюдца в дом. Потом он закрыл окна, ставни и, наконец, входную дверь. Поднялся легкий ветерок, покрывая море мелкой рябью и заставляя кроны пальм покачиваться на фоне темного бархата ночного неба. Экзотические ароматы, наполнявшие воздух, издавали неповторимую, пропитанную волшебством атмосферу Востока, пока луна медленно выплывала из-за скрывавших ее облаков и заливала дышащую жаром землю серебристым сиянием.

– Обожаю здешние вечера и ночи, – выдохнула Пэм, спускаясь вниз по тропинке, которая стала слишком узкой, чтобы они все трое могли идти по ней плечом к плечу.

– Я тоже, – пробормотала Тони. – Они такие теплые и мягкие. И романтичные.

Непроизвольно она взглянула вверх; ее глаза встретились с темными глазами мужа, и девушка покраснела. Выражение лица ее супруга изменилось, сарказм и ирония уступили место недоумению. Совершенно неожиданно мужчина положил руку на плечо Антонии, и она задрожала от его прикосновения. Небольшая группа пальм, окаймлявших дорогу, скрыла их своими листьями от лунного света. И в это мгновение внезапно опустившейся на них темноты Дарос нагнулся и поцеловал жену.

Еще долго потом она вспоминала этот поцелуй. Секунду назад девушка наделяла его огромной важностью, а в следующую – корила себя за глупость. «Но этот поцелуй отличался от остальных, – шептала Антония. – Он не такой, как те, другие, которые заставляют меня чувствовать себя не более чем собственностью мужа».

Но словно специально для того, чтобы усилить ее сомнения, судьба дала возможность Тони самой увидеть Дароса с Оливией. Антония и Пэм поехали в Родос, поскольку сестра хотела купить несколько сувениров родителям и брату. Миссис Латимер свои уже купила, они были упакованы и ждали, когда Пэм их заберет.

– Думаю, всё, – решила ее сестра, наблюдая, как улыбающийся продавец-грек заворачивает купленную ею вышивку. – Мама будет в восторге от этих тканей.

– Мы можем здесь поужинать, – предложила Тони. – Как насчет кафе в гавани? Мне хочется поесть на открытом воздухе.

Когда они сидели за столиком, глядя на проходящих мимо людей и ожидая заказанные блюда, Пэм приглушенно ахнула. Антония резко подняла голову. Следя за направлением потрясенного взгляда сестры, девушка заметила своего супруга и Оливию, входящих в великолепный ресторан, из окон которого открывался восхитительный вид на гавань.

Повернув голову, Пэм заметила краску на щеках Тони и по-детски дрожащие губы.

– Это Оливия? – Голос сестры охрип от огорчения. – Не могу поверить! Только не твой муж… – Ее глаза потемнели, когда мать семейства снова посмотрела на ресторан. – Между ними ничего не может быть, Тони, – добавила Пэм успокаивающим тоном, который, однако, не умерил тревоги девушки.

– Подозреваю, это Оливия. Я никогда не встречалась с ней.

– Ты говорила, она его старая пассия, – произнесла сестра нерешительно. Антония молчала, и Пэм добавила: – Ты намекнула однажды на какую-то тайну, касающуюся твоего знакомства с Даросом, и пообещала, что однажды раскроешь ее мне.

После недолгих колебаний Тони призналась:

– Он спас меня от убийцы.

Медленно ее сестра наклонилась вперед:

– Что ты сказала?

– Это правда, – подтвердила Антония. – Но ты никогда не должна говорить об этом маме и папе и уж точно не рассказывать Хью. Обещаешь?

– Ты серьезно? – Пэм нахмурилась и уставилась на девушку с недоверием.

– Совершенно серьезно. – Тони перевела взгляд на ресторан через дорогу. Сидели ли они сейчас в каком-нибудь укромном уголке? Наслаждались ли обществом друг друга, забыв разногласия? С мрачной решимостью миссис Латимер отвела взгляд и посмотрела на Пэм, будто так она могла забыть, что ее муж рядом, но предпочитает ей общество другой женщины. – Я расскажу тебе все, – предложила девушка. – Но только после того, как ты пообещаешь мне не открывать этот секрет никому из семьи.

– Я обещаю, но…

– Это была вендетта, – начала Антония и поведала сестре всю историю, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает ее…

– Звучит, как сюжет одного из этих дурацких фильмов про убийства! – ахнула Пэм, когда рассказ подошел к концу. – Каким кошмаром это было для тебя… А мы дома и не подозревали об опасности, в которой ты находилась. Люди на Крите, должно быть, варвары!

– Нет, совсем нет, – быстро возразила Тони. – Кровавый обычай до сих пор остается в силе лишь в немногих отдаленных деревнях. И люди там искренне верят, будто исполняют свой долг. Они не считают подобные убийства преступлениями. Это действительно непостижимо для европейцев.

– Вот уж точно. – Появился официант с их заказами, и Пэм откинулась на спинку стула. – Значит, у вас один из тех фиктивных браков, – пробормотала она проницательно.

– Был сначала. Но теперь уже нет.

– Но… – Сестра озадаченно замолчала. – Вы влюбились друг в друга? – недоуменно спросила женщина. Пэм покосилась на ресторан через дорогу, выражение лица у нее при этом было растерянным.

– Ничего такого романтичного, – ответила Антония с горечью. – Дарос меня совершенно не любит.

– Но, Тони, он же не стал бы… не стал бы. – Она замолчала, смутившись, и миссис Латимер с кривой улыбкой ответила:

– Стал бы, Пэм. Эту его сторону ты не знаешь. – Антония смолкла, испытывая стыд и раскаяние. Завладевшая девушкой ревность чуть не вложила в ее уста злые слова. – Полагаю, мне следует рассказать тебе остальное, – произнесла Тони после недолгого размышления.

– А есть еще что-то?

– И немало.

Девушка дополнила свою поведанную ранее историю, и, когда она наконец замолчала, собеседница уставилась на нее с недоверием.

– Тони, ты, наверное, сошла с ума, если решила, что легко справишься с Даросом, – выдавила она потрясенно.

– Почему? – Антония поглядела на сестру с любопытством.

– Достаточно один раз посмотреть на него. Мужчина с таким волевым подбородком и квадратной челюстью не позволит никому командовать собой!

– Думаю, я была так зла из-за услышанного, что мне даже в голову не пришла мысль о возможном сопротивлении супруга.

– Ты, наверное, чокнулась или ослепла, – заявила мать семейства. – Я бы никогда даже и пытаться не стала доводить до белого каления такого человека, как Дарос. Я бы сразу поняла, что он этого не потерпит.

Тони молчала, размышляя о своих многочисленных ошибках, и Пэм спросила с некоторым сомнением, действительно ли судовладелец награждал англичанок всеми этими отвратительными эпитетами.

– Именно так он и говорил, – заверила ее девушка мрачным и осуждающим тоном.

– Он не мог так думать, – твердо заявила сестра. – Иначе меня бы здесь не было, правда? Только подумай, сколько он сделал для меня… – Она развела руками. – Нет, он так не считал. Вероятно, какая-то англичанка здорово разочаровала его незадолго до вашей встречи. – Пэм бросила быстрый понимающий взгляд в сторону Антонии. – Оливия?

Тони кивнула и пересказала услышанный ею на званом ужине разговор Эвиании и Дароса, добавив, что о существе нанесенной мужу обиды ей ничего не известно, так как в беседе об этом не упоминалось.

– Подозреваю, Оливия каким-то образом умудрилась прибрать к рукам его деньги, – поделилась своими соображениями Антония. – И он, естественно, разгневался, ведь его оставили в дураках. Однако Дарос, похоже, простил ее. – Девушка подумала, что на нее саму подобное всепрощение не распространяется, и у нее в горле возник маленький горький комок. Но ведь грек был влюблен в Оливию – женщину, которая была гораздо красивее и сексуальнее Тони. – Ее раскаяние, видимо, произвело на него впечатление, – закончила Антония с отчаянием в голосе.

– А ты раскаиваешься в своем вызывающем поведении?

– Конечно, я сожалею о нем.

– Ты могла бы сказать об этом мужу, – предложила Пэм.

– Теперь уже нет смысла, – возражала девушка. – Слишком поздно, ты и сама должна понимать.

– Тебе подобные мысли когда-нибудь раньше приходили в голову?

– Да. Я даже подумывала рассказать ему о своем знании греческого, но к тому времени ему уже названивала Оливия, и я решила, что не интересую его, – объяснила Антония. – Поэтому и не захотела выглядеть идиоткой. – Она взяла нож и вилку. – Давай приступим к еде и забудем об этом.

В кафе было включено радио, и из динамика раздавалась мелодия бузуки. Туристы в ярких нарядах прогуливались по берегу, глядя на два грациозных круизных лайнера, стоявшие на якоре неподалеку. Корабли доставили своих пассажиров в город Родос, чтобы те могли несколько часов побродить по его узким улочкам, прежде чем отплыть к другим островам.

– Я все еще не могу поверить в то, что Дарос способен поступить с тобой бесчестно, – заявила сестра через некоторое время. И тем не менее в ее голосе слышалось сомнение, сомнение и разочарование. – Начала ты свою семейную жизнь просто ужасно, – пожурила она Антонию после очередной паузы. – Требовать деньги! Он, наверное, считает тебя самой жадной женщиной на свете. Почему бы тебе не объяснить ему, что ты сделала с пятью тысячами?

Тони подняла голову. На ее лице была написана обреченность, и Пэм заметила лихорадочный блеск в глазах девушки.

– Я тоже думала об этом, но у Дароса сложилось жуткое мнение обо мне. Он просто не поверил бы, что я могла выпустить из рук деньги. А теперь, – закончила она горестно, – уже слишком поздно. Даже если муж мне и поверит, наши отношения не изменятся. Да и как бы они могли перемениться, если он вернулся к Оливии?

– Вернулся?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Пэм казалась расстроенной так же сильно, как и она сама. Тони постаралась изобразить жизнерадостность, сказав, что, вероятно, когда-нибудь Дарос заскучает и бросит Оливию. – Тогда мы, может быть, будем счастливы вместе, – закончила девушка на светлой ноте.

– Да, думаю, он когда-нибудь бросит ее, – согласилась сестра. – Я надеюсь на это.

Два дня спустя Пэм уехала в Англию. Антония была так занята организацией косметического ремонта в ее доме, что у нее не оставалось времени размышлять о своей несчастливой судьбе. Необходимо было немного оштукатурить жилище снаружи, а затем появились дизайнеры. К возвращению сестры на полах уже лежали ковры, а на окнах висели занавески.

– Мебель привезут примерно через две недели, – сообщила мать семейства, восхищаясь своим преобразившимся домом. – Мне придется пожить с вами еще некоторое время.

– Мы не возражаем, Пэм, ты же знаешь. Но нетрудно заметить, что тебе не терпится въехать в собственное жилище. – Дарос улыбнулся ей, и его суровое лицо преобразилось, как случалось всегда, когда он пребывал в хорошем настроении. Он в любом расположении духа был красив, что не могла не отметить Тони, даже когда его лицо сохраняло привычную жесткость. Однако, когда грек улыбался, он становился неотразимо привлекательным.

Какой была Оливия? – гадала Тони. Она видела бывшую невесту своего мужа не настолько близко, чтобы судить о ее красоте, которую расхваливала Эвианиа. Но девушка была высокой и держалась с уверенностью фотомодели.

– Да, я просто умираю от желания переехать туда, – подтвердила слова зятя Пэм. – Дом кажется таким притягательным теперь, после того, как его покрасили и привели в порядок сад. Ты заметила, Тони, что у меня есть апельсиновое и фиговое деревья?

Выйдя из задумчивости, девушка улыбнулась:

– Да, я заметила. А еще у тебя есть два олеандра – один розовый, а другой белый – и прекрасная бугенвиллея у заднего крыльца, – добавила она.

– Я знаю. – Глаза сестры сияли. – Вы оба такие замечательные! Впервые я чувствую себя счастливой со… со дня смерти Фрэнка.

– Ну, с этих пор ты обязана оставаться счастливой. – Хотя голос мужчины был мягким, от Дароса веяло строгостью. Обе женщины вопросительно посмотрели на него. – И с этих пор я не желаю слушать никаких слов благодарности. Ты покупаешь жилье и сама за него платишь. Ты перевозишь в дом собственную мебель. – Он сделал небрежный жест рукой. – На самом деле никто для тебя ничего особенного и не делал. – Взгляд грека встретился со взглядом жены, после того как он закончил говорить.

Дароса, казалось, удивило увиденное. Отражалась ли в глазах Антонии вся ее признательность? Искренняя признательность за все, что он сделал для Пэм? Девушка догадывалась, что так оно и было, ведь ее сердце было переполнено. Но ее беспокоило другое. Что, если ее муж увидит нечто большее, чем благодарность, в ее глазах? И Тони опустила взор и не поднимала до тех пор, пока не услышала, как ее сестра воскликнула:

– А вот и мой маленький выводок возвращается из школы. Случайный прохожий может подумать, что за ними сам дьявол гонится!

Дэвид первым добежал до террасы, где трое взрослых сидели, наслаждаясь теплом и солнцем. Начинало холодать, потому, что ноябрь был уже не за горами.

– Мы завтра не учимся! – выдохнул мальчик, плюхаясь в кресло. – Завтра праздник.

– Это означает, что мы целый день будем праздновать? – захихикал Робби, посылая маме озорной взгляд.

– Я голодная, – заныла Луиза с надеждой в голосе. – Мой живот пустой.

– Очень жаль, – бесстрастно ответила Пэм. – Ему придется оставаться пустым до того часа, когда мы сядем пить чай.

– Отдых должен ему помочь, – добавила Тони, смеясь над внезапно надувшимися губками девочки.

– Нет смысла выпрашивать, – напомнил Дэвид смиренно. – Ты же знаешь, Мария не даст тебе ни крошки, пока не наступит время полдника.

– До пяти часов ждать очень долго.

– Ты же брала с собой в школу бисквиты, – напомнила ей мама, но Луиза помотала головой.

– Я их потеряла, – заявила девочка. – Или, может, Майкл Ватиокотис стянул их.