Текст книги "Охота"

Автор книги: Эндрю Фукуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Я протягиваю руку к ее носу. Вибриссы на ее морде коротко острижены и колют мне пальцы. Я поглаживаю ее шею – достаточно сильно и уверенно, чтобы успокоить, а не пощекотать. Лошадь выглядит ухоженной и, судя по высоко посаженному хвосту, изогнутой шее и сильному крупу, породистой. Похоже, она еще и неплохо обучена.

Несмотря на первоначальный испуг, животное быстро успокаивается. Я отвязываю повод от коновязи и отвожу лошадь от конюшни. Копыта громко стучат по гравию, но мне все равно – вряд ли кто-то выбежит за мной на солнце.

– Хороший мальчик, ты же хороший мальчик, правда? – Конь поворачивает голову и смотрит на меня своими большими умными глазами.

Экипаж тоже в идеальном состоянии. Колеса хорошо смазаны и поворачиваются совершенно бесшумно. Конь недовольно фыркает. Он думал, что я веду его в конюшню отдохнуть.

– Не сейчас, милый. Придется еще побегать.

Он снова протестующе фыркает. Но я глажу его морду и лоб, и он успокаивается. Я дергаю за повод, и он идет, почти не сопротивляясь. Хорошая лошадь. Мне повезло.

Я забираюсь на козлы, кладу записки Ученого рядом с собой и берусь за вожжи. Наверное, следовало бы покормить коня, прежде чем отправляться, но еда скорее всего в конюшне. У меня нет возможности туда попасть. И времени тоже.

– Но! – кричу я, встряхивая вожжами.

Конь не двигается с места.

– Но! Но! – кричу я громче.

Он стоит на месте, мои крики его не впечатлили.

Я не знаю, что делать. Раньше я всегда ездил верхом, а не в экипаже.

– Пожалуйста, – тихо произношу я, – давай поедем.

Конь ржет и мелкой рысью трогается с места, высоко подняв голову, гордый и уверенный в себе.

Обожаю его.

Мы останавливаемся у Купола. Конь пьет из пруда, а я захожу в хижину за одеждой геперов. Когда я возвращаюсь, он все еще пьет, опустив морду в воду. Наконец он поднимает голову и одобрительно фыркает. Кажется, он готов сотрудничать, так что я подношу одежду к его морде. Судя по тому, что конь прижимает нос к ткани и принюхивается, пока не запоминает запах, он понял, чего я от него хочу. Пауза. Он снова фыркает, разбрызгивая смесь воды и слюны, а затем с видом мудреца смотрит большими печальными глазами куда-то за горизонт. Моргает, один, два раза, а затем, словно это было достаточным приглашением, не спеша идет вперед, не дожидаясь, пока я вернусь на козлы. Я хватаю вожжи и прыгаю наверх.

«Приведи геперов обратно…»

Перед моим внутренним взором вновь встают слова, написанные Пепельным Июнем. «Я стараюсь, – хочется мне сказать ей, – стараюсь как могу». Мне столько хочется ей сказать. Что я жив. Что ее жертва была не напрасна. Что я получил ее письмо. И что сейчас я изо всех сил стараюсь ее спасти. Мне хочется отправить к ней свои мысли. Через расстояние, через цемент и металл, через дверь люка, прямо в ее разум.

Быстрее.

«Я не знаю», – хочется мне сказать ей. Я не знаю, есть ли у меня время. Я даже не знаю, удастся ли мне вообще найти геперов или убедить их пойти со мной. Не знаю, получится ли у меня обмануть их или они сразу поймут, что я просто пытаюсь заманить их в ловушку. Что я собираюсь использовать их как приманку, заставить вернуться сюда, в логово хищников, где они окажутся так близко, что никто – ни охотники, ни гости, ни сотрудники Института, ни конюхи, ни уборщики, ни охранники, ни кухонная прислуга, ни портные, ни репортеры, ни операторы – не сможет с собой совладать. Особенно когда прольется кровь геперов и воздух наполнится ее запахом. И в этот момент, когда сотни хищников вырвутся наружу и попытаются присоединиться к пиру… Даже тогда, Пепельный Июнь, не знаю, хватит ли у меня времени проскользнуть внутрь и спасти тебя.

Быстрее.

– Но! – вскрикиваю я, хлопая вожжами сильнее, чем нужно. – Но!

И он скачет быстрее, земля под нами превращается в размытое пятно, его мышцы ходуном ходят под шкурой. От неожиданной скачки у меня кружится голова, такое впечатление, что мое дыхание сдувает. Институт превращается в точку, скрывается позади, мы углубляемся в неисследованные просторы Пустоши, и я испытываю странное чувство. Может быть, дело в ветре, треплющем мои волосы, солнце, без помех льющем свои лучи на меня, восточных горах, которые становятся ближе, или блестящей конской шкуре и свободно развевающейся гриве. Но не только красота так действует на меня. Нет, дело в противоречии. В том, что она открылась мне посреди невыразимого ужаса. Красота этого места, этой лошади. У меня текут слезы. Я не в состоянии все это осознать.

– Ха! – кричу я на пределе голоса. Пыль, летящая из-под копыт, делает мой крик хриплым. – Ха!

«Приведи геперов обратно».

Я иду, Пепельный Июнь. Иду.

Охота на геперов

Сапфировое небо расстилается над нами. Небольшие облачка усеивают небо, как пропущенные кусочки выкрашенного в синий холста. Когда песок сменяет твердая корка, конь набирает скорость и яростно скачет вперед. Так быстро, что на ухабах я подскакиваю со своего места и на какую-то долю секунды оказываюсь в воздухе.

Я гляжу по сторонам со всем старанием, но, за исключением редких акаций, не вижу ничего, кроме жесткой травы и еще более жесткой земли. Никаких животных, нет даже гиен или диких собак. Только грифы парят высоко в небе.

Спустя полчаса бешеной скачки я по-прежнему не вижу никаких признаков геперов.

– Тпру, родной, тпру, – кричу я, натягивая вожжи. Конь переходит на рысь и наконец останавливается. На его черной как смоль шкуре блестит пот, струйки стекают по мощной груди. – Отдохни немножко, хорошо, лошадка?

Я развязываю завязки записной книжки Ученого и открываю ее на пустой странице. Под светом солнца цвета и линии карты просачиваются из глубины бумаги. Принимается дуть сильный ветер, и я вынужден прижать страницы руками. Используя груду валунов неподалеку как ориентир, я ищу, где мы находимся. Детальность карты снова поражает меня: передан не только цвет камней (грязновато-серый), но и их количество (четыре).

Но где же геперы? Они не могли уйти так далеко. Даже если они бежали, я бы уже нагнал их.

Я снова беру одежду геперов и подношу к носу коня. Но он не обращает на меня внимания. Когда горячее дыхание вырывается из его рта, на губах выступает пена. Не в настроении что-то нюхать, спасибо за понимание.

– Хорошо, родной, ты хорошо бежал. Давай еще отдохнем, ладно?

Конь снова пристально смотрит на меня своими умными глазами, моргает, а потом переводит взгляд вдаль.

Я забираюсь на козлы и встаю на сиденье, всматриваясь в горизонт. Передо мной возвышаются восточные горы, их вершины покрыты снегом. Справа и слева от меня нет ничего, кроме выжженной равнины, на горизонте ничто не движется. Я смотрю на коня. Возможно ли, что все это время он вез меня просто куда глаза глядят? Может быть, он не представляет, куда скачет, и то, что я принял за свет разума в его глазах, – безумный огонь.

Как будто подслушав мои мысли, он неожиданно наклоняет голову, поворачивая ко мне левое ухо. Затем поднимает морду в воздух, принюхивается. Ветер стал порывистым и закручивает вокруг нас песок. Я вижу, как на ветру дрожат волоски на конском носу. Конь ржет, и вот мы снова движемся. Я едва успеваю спрыгнуть с сиденья и схватить вожжи. Мы вновь летим по равнине, на этот раз на юг. Прямо на юг, почти на девяносто градусов.

Теперь мне действительно интересно, знает ли конь, что делает. Он скачет уже не с прежней убежденностью, время от времени переходит на шаг и принюхивается к воздуху. Затем, слегка изменив направление, снова пускается в галоп. Может быть, дело в ветре, который, кажется, дует одновременно со всех сторон. То с востока, то с севера, то с юга. Может быть, потому коню так нелегко идти по следу.

Я замечаю черную точку в небе, и поначалу мне кажется, что это просто стая грифов. Затем она увеличивается в размерах, становится чернее, и я понимаю, что это темная туча, растущая на глазах, как пятно от пролитых чернил. За ней следует целая армия таких же туч, смоляных, как шкура моего коня.

Быстрее.

Ветер хлещет меня по лицу, загибает углы мечущихся страниц.

– Ха! – Я хлещу коня вожжами. Он понимает и скачет быстрее, как будто ему передается моя паника. Песок несется над равниной с поразительной быстротой, закручиваясь в небольшие желто-коричневые вихри, похожие на привидения.

Скорость.

Я, напрягая глаза, вглядываюсь в горизонт, стараясь в гаснущем свете увидеть хоть какое-то движение. Ничего. Кажется, безжизненная равнина не меняется.

– Скачи, давай! – кричу я. Но конь устал, разочарован, не слушается, он тяжело дышит и бежит уже не так плавно. Я спрыгиваю с козел, хватаю одежду геперов. На этот раз он еще меньше настроен ее обнюхивать и отталкивает мордой мои руки. Рассерженно бьет по твердой земле задними ногами. Небо темнеет. Очень скоро облака закроют солнце, и всю землю заволочет тьма. Станет еще труднее отыскать геперов.

– Надо попытаться еще…

Конь неожиданно поднимает голову. Он что-то почуял. Его ноздри, затянутые нитками слюны, похожи на темные глаза внезапно прозревшего. Он бросается вперед, я едва успеваю схватиться за вожжи и запрыгнуть наверх. Одежда геперов остается валяться на земле.

Не то чтобы конь в ней нуждался. Он скачет быстро и прямо, в его движениях нет никакого сомнения. В стуке копыт слышится решимость и спешка, как будто он пытается компенсировать потерю времени, как будто понимает, что эти полосы скоро затянут все небо.

Минут десять спустя я их вижу. Линия крохотных точек, похожих на муравьев.

– Вон они, лошадка! Вон они! – Но ей не нужны ни понукания, ни указания.

К тому времени когда мы их нагоняем, они сгрудились и готовы защищаться. Я заставляю коня перейти на шаг и спрыгиваю на землю на некотором расстоянии от них. Мне не хочется их пугать.

Они выглядят уставшими и измученными, и на их лицах написаны страх и отчаяние.

Когда они заговаривают, слова обращены не ко мне.

– Я говорил тебе, что надо заглянуть на конюшню. Экипаж нам бы не помешал. Часов шесть назад, – едко произносит Эпаф.

– Я так и сделала, – отвечает Сисси. – Пока ты собирал свои драгоценные рисунки. Она была заперта, как всегда.

– Ну, он-то сумел найти лошадь и экипаж.

Теперь они все смотрят на меня. Эпаф и Сисси с подозрением. У каждого из них тяжелый мешок, на боку ножи и копья в ножнах, на плечах – бутылки с водой. И дипломаты. Пять штук. Лица, волосы и одежда у всех геперов покрыты песком.

– Идите со мной, – говорю я. Голос мой звучит неестественно высоко, выдавая ложь.

Они смотрят на меня, не зная, что сказать.

– Ну, – повторяю я, – времени нет.

Эпаф выходит вперед.

– Куда? – спрашивает он язвительно.

– Назад. Назад к Куполу.

Он удивленно приоткрывает рот, а потом ухмыляется.

– В этом письме, – он лезет в карман, – которое мы получили сегодня через Пуповину, говорится, что Купол неисправен. Фотоэлемент сломан. Он не закроется на закате.

– И они сказали вам про убежище. Дали карту, сказали, что до него шесть часов пути, и велели поторапливаться. А если я скажу, что это ложь? Купол не сломан. Никакого убежища нет. – Мне легко быть убедительным, пока я говорю только правду. И они тоже это чувствуют. В глазах у них паника, плечи напрягаются от страха. Маленький Бен встревоженно смотрит вдаль. Никакого убежища не видно, хотя они должны были уже прийти к нему. Они все это знают.

Сисси, молчавшая до сих пор, говорит:

– Зачем им это?

– Садитесь в экипаж. Я все расскажу по дороге. Но нам надо спешить.

– Я не сяду ни в какой экипаж – который, кстати, вполне может стать гробом, – пока ты не объяснишь, в чем дело, – злобно произносит Эпаф.

И я рассказываю. Все, что знаю об Охоте на геперов. Зачем им дали оружие, почему в Институте в последние ночи было столько суеты.

– Чушь, – говорит Эпаф, – ты что, собираешься поверить в бред, который он несет?

Сисси, пристально глядя на меня, произносит:

– Продолжай.

– Нам надо вернуться в Купол. Он не сломан. – А вот теперь начинается ложь. – Там вы будете в безопасности. Мы успеем добраться до заката, до того, как стены поднимутся. Представьте себе их лица, когда они выйдут на Охоту, а вы все будете сидеть у костра под надежной защитой Купола.

Эпаф резко поворачивается и смотрит на Сисси.

– Мы не можем ему довериться. Если он лжет, а мы вернемся, нам конец. Солнце опускается, Купол не поднимается, и все, привет.

– А если я говорю правду, но вы никуда не пойдете, вы умрете прямо здесь.

– Мы не можем ему доверять!

– А что, по-вашему, случилось с вашими родителями? – взрываюсь я. – Это был не несчастный случай в походе за фруктами. Это была Охота, их отправили в Пустоши как дичь! Точно так же, как вас сейчас! Не понимаете? Разве это не очевидно? То же самое. Письмо, которым вас выманивают из безопасности и отправляют в Пустоши. Как вы можете быть настолько наивными?

Судя по выражению лица, Сисси разрывается между решениями.

– Сисси, не слушай его! – кричит Эпаф. – Он мог сказать нам об этой Охоте вчера, но он же не сказал, верно? Так почему мы должны верить всему, что он говорит? Готов поклясться, он не работает на месте Ученого!

При упоминании Ученого мне в голову приходит идея.

– Подождите. – Я бегу обратно к экипажу за книгой. – Вот. Это написал Ученый. Тут говорится об Охоте. Ну что, я вру? – Я протягиваю книгу Сисси, она крутит ее в руках, с подозрением смотрит на меня и открывает первую страницу. Остальные подходят, чтобы взглянуть.

Они молча читают. Я вижу, как их тела напрягаются с каждой минутой. Лицо Сисси по очереди искажают ужас, недоверие, гнев.

– Теперь вы мне верите? – тихо спрашиваю я.

Они молчат. Наконец Дэвид выходит вперед и говорит:

– Я не знаю, кому верить – тебе или этому письму. Но судя по карте в письме, убежище уже недалеко, и теперь, когда у нас есть экипаж, мы можем быстро до него добраться. Если ничего не найдем, поедем обратно к Куполу.

– Эта карта – фальшивка. Нет никакого убежища.

Неожиданно свет меркнет. Я оборачиваюсь: солнце закрывает узкое, похожее на спутанный кишечник облако.

Скорость.

– Давайте, поехали, – повторяю я.

– Нет! – Эпаф не намерен уступать.

– Посмотри на карту в записях Ученого. На ней нет никакого убежища. Там нарисованы все растения, все животные, каждый камень, тебе не кажется странным, что он упустил что-то столь примечательное? Идите, если хотите, я устал спорить с вами, устал пытаться доказать вам, что убежище – просто мираж. – Это блеф, мне надо, чтобы они вернулись со мной, но у меня не осталось других вариантов.

Сисси поднимает глаза от карты:

– Мы сделаем, что сказал Дэвид. Поищем убежище, а потом вернемся, если не сможем его найти.

– Нет времени, – восклицаю я, – нам нужно торопиться прямо сейчас. Видите эти тучи? Через час станет темно как ночью. И мне не нужно объяснять вам, что это значит. – Сейчас я не блефую. Зловещие тучи несутся по небу, грозясь скрыть солнце за несколько часов до настоящего заката.

– Заткнись! – выкрикивает Эпаф с красным от злости лицом. – У тебя здесь слова нет.

Он шагает навстречу мне, согнув напряженные худые руки в локтях.

– Тихо, успокойся.

Но он не останавливается.

– Ты нам даже не нужен. – Он оглядывается на остальных геперов и жестом приглашает их подойти. – Идите сюда, заберем экипаж.

Я протягиваю руку, но он отбрасывает ее.

– Прекрати, – тихо, но жестко произносит Сисси. – Мы останемся вместе. Все, до единого. – Она смотрит на запад, в сторону Института.

– Мы не можем ему доверять, – настаивает Эпаф.

– Можем. И нам придется. Он прав. Времени нет, эти облака кое-что значат.

Эпаф сплевывает себе под ноги.

– Почему ты ему так доверяешь?

Она смотрит на него долгим взглядом, как будто дает шанс самому прийти к очевидному ответу.

– Потому, – наконец произносит она, направляясь к экипажу, – что он не обязан был сюда ехать.

Бен сидит рядом со мной на козлах. Остальные втискиваются внутрь. Они молча сидят и смотрят в окна. Сисси уткнулась в записи Ученого и с интересом их изучает.

– Как зовут коня? – спрашивает Бен.

– Не знаю.

– Может, мы с тобой придумаем ему имя?

– Не думаю, давай просто помолчим, хорошо? – отрезаю я. Я не в настроении разговаривать. Мысль о том, что я веду мальчика на смерть, мешает беседе.

Он молчит совсем недолго.

– Здорово, что ты приехал. Как только я увидел облако пыли, то понял, что это ты. Все остальные перепугались, они думали, это кто-то из них. Я знал, что этого не может быть, солнце же светит. – Он пораженно смотрит на коня. – Так здорово, что ты приехал на лошади. Мы давно пытались украсть лошадь.

Несмотря на подавленное настроение, я заинтригован.

– Почему?

– Сисси ненавидит Купол. Говорит, что это тюрьма.

– А почему тогда вы не сбежали давным-давно? Стены Купола опускаются, вы выходите наружу и уходите как можно дальше.

Бен качает головой со слишком взрослой грустью.

– Не получилось бы уйти далеко. Даже летом, когда солнце светит четырнадцать часов, мы бы прошли миль сорок, не больше. Ночью они бы догнали нас за три часа. Да и идти некуда. Вокруг просто бесконечная равнина, и все.

Опять поднялся ветер, он перемешал облака и придал им еще более зловещий оттенок. Над равниной встают новые песочные вихри, похожие на пытающихся сбежать от собственной тени призраков. Время от времени ветер наталкивается на экипаж, и раздается жутковато-радостный свист.

На солнце набегает сплошная пелена облаков. Его лучи еще пробиваются на землю, но вскоре исчезают.

Пустоши погружаются в серую мглу умершего дня.

Бен хватается за меня. Ему страшно.

Я смотрю на его пухлую ладонь. Экипаж налетает на кочку, и мальчик почти падает на меня.

– Все нормально, – говорю я.

– Что?

– Все нормально, – кричу я, перекрикивая ветер, – все будет хорошо.

Он поднимает на меня глаза. Губы у него сжаты в тонкую линию, два ручейка стекают по лицу, оставляя след в засохшей грязи. Он кивает, потом еще раз, продолжая на меня смотреть.

Я отворачиваюсь.

Одно дело – задумать что-то подобное, и совсем другое – выполнить.

«Не забывай».

Я натягиваю вожжи, заставляя коня остановиться. Бен вопросительно смотрит на меня.

– Слушай, – говорю я, глядя прямо перед собой, – иди внутрь.

– Там нет места.

– Есть. Мне надо побыть одному, ладно?

– Почему мы остановились? – Эпаф высовывается из окна.

– Он пойдет к вам, – небрежно отвечаю я, – тут нет места.

Я спрыгиваю, жестом предлагая Бену последовать за мной.

– Тут тоже нет места, – отвечает Эпаф. – Вроде бы вы до сих пор нормально умещались.

– Почему бы тебе не заткнуться? – взвизгиваю я.

Они все выбираются наружу, в воздухе нарастает напряжение. Я смотрю на Дэвида и Джейкоба по обеим сторонам от Эпафа.

– Не можешь драться без помощников?

– Заткнись! – кричит уже Эпаф.

– Успокойся, Эпаф. – Сисси тоже спускается из экипажа. – Он тебя провоцирует.

– А без нее не знаешь, что тебе делать?

Он подбирается, готовясь прыгнуть на меня – я вижу, как его ноги сгибаются в коленях, как рот вот-вот растянется в оскале, – но в этот момент слышится звук рога. С запада, со стороны Института.

На секунду мы все настолько поражены, что просто смотрим друг на друга. Потом медленно поворачиваемся на звук.

Ничего не видно. Горизонт утонул в сером мраке.

Заунывный, протяжный вой повторяется.

– Что происходит? – спрашивает Эпаф. – Что это за звук?

Все смотрят на меня.

– Охота, – говорю я. – Они идут.

– Это просто ветер дует в валунах, – пытается возразить Эпаф, указывая на неаккуратную груду из пяти камней неподалеку от нас.

Никто ему не отвечает.

– Вон, – говорит Бен. Он стоит на сиденье кучера и, как флюгер, показывает пальцем вдаль. Тон у него почти небрежный.

– Я ничего не вижу, Бен, – произносит Сисси.

– Вон там, – повторяет он более взволнованно. Испуганно, пожалуй.

И тут мы все это видим. Облако пыли на горизонте.

У меня внутри будто открыли люк, в который проваливаются все мои внутренности.

Охотники приближаются. Как быстро.

Я стараюсь не думать о Пепельном Июне. О том, как она сидит в холодной темной яме и надеется…

Кто-то хватает меня за шиворот.

– Тебе придется кое-что объяснить. – Это Эпаф. – Что происходит?

– Отцепись, – выкрикиваю я, ударяя рукой назад.

Мой локоть попадает ему в скулу. Его голова запрокидывается, но он тут же наклоняет ее вперед, его глаза загораются бешенством. Он бьет в ответ, кулак у него неожиданно тяжелый и твердый как камень. Прежде чем я успеваю что-то сделать, он бьет меня в живот, так, что я не в состоянии дышать. Я сгибаюсь пополам, падаю на колени. Но он еще не закончил. Он пинает меня в ребра. Перед глазами у меня все вспыхивает.

– Ты слабак! Тощее чучело! Тебе не хватит сил сдуть пух с одуванчика даже под угрозой смерти!

«Приведи геперов обратно».

– Объясни, что это! – орет он.

Я сплевываю кровь. Плевок расплескивается по грязи, как птичий след. Перед глазами все еще бело.

– Они приближаются!

– Кто они?

– Охотники!

Молчание. Я не осмеливаюсь поднять голову и посмотреть им в глаза.

Раздается вой. Не одинокий, а слаженный хор.

Моя кровь. Они ее почуяли.

– Спасибо тебе, недоумок. Теперь они точно знают, где мы.

– Нет. Не мы, а ты. – Эпаф поворачивается к остальным. – Оставим этого здесь. Сами уедем в экипаже. Это…

– Нет, – говорит Сисси.

– Но, Сисси, мы…

– Нет, Эпаф! Ты прав, мы не можем ему доверять. Он не все нам рассказал. Но именно поэтому мы не можем его и оставить. Нам нужно его знание. – Она подходит ближе, поднятая ее шагами пыль сыпется на меня. – Он выжил. Это мы точно знаем. Если он выжил, значит, нам стоит держаться к нему поближе, вдруг это поможет выжить и нам. – Она впивается в меня взглядом. – Так что говори. Что нам делать?

Я встаю, и мой совсем было поникший боевой дух вдруг оживает.

– Мы встретимся с ними лицом к лицу и будем сражаться. – Я отряхиваю пыль с одежды. – Мы застанем их врасплох тем, что не станем бежать. Этого они от вас никак не ожидают. Они ждут, что вы будете слабыми, трусливыми, неорганизованными – все, что угодно в этом роде, – но только не что вы встретите их лицом к лицу и ответите ударом на удар.

Эпаф пытается меня перебить:

– У нас нет шанса…

– Есть! Я видел, как вы управляетесь с метательными кинжалами и копьями. Вы можете серьезно их ранить. Они не ожидали, что вы так хорошо научитесь владеть оружием – вам его дали только для красоты. Посмотрите, нас больше, чем их. Осталось всего три охотника. Нас шесть, и у нас есть пять излучателей. Мы можем справиться, можем перебить их. И тогда между нами и безопасностью Купола не будет никаких препятствий.

– Ты псих! – кричит Эпаф. – Ты не представляешь, на что они способны. Один из них сильнее и быстрее, чем десять нас. Так что мы в меньшинстве на самом деле. Шесть против тридцати. Их больше, они сильнее, быстрее. Драться с ними – самоубийство.

Эпаф прав, я знаю это. У нас нет никаких шансов справиться с охотниками. Но единственная надежда спасти Пепельный Июнь – это постараться вместе с геперами проскочить мимо охотников и добраться до Института. Однако для этого мне сначала надо убедить геперов остаться на месте и сражаться, а не убегать. Если мы решим бежать, Пепельный Июнь умрет. Вот так просто. Но если мы будем драться, есть какая-то надежда спасти ее. И не важно, насколько эта надежда мала.

Эпаф резко поворачивается к Сисси.

– Надо бежать. Прямо сейчас. Мы оставим его здесь, он их отвлечет, и мы сумеем от них оторваться.

Я качаю головой.

– Ты не понимаешь. Бегство даст вам минут двадцать, в лучшем случае. Меньше. Конь устал, он скакал весь день. Они вас догонят, рано или поздно.

Они умолкают. Они знают, что я прав. Бен, все еще на козлах, плачет. Даже конь принимается жалобно ржать, глядя на облака.

Сисси подходит ко мне.

– А что насчет карты? – Меня поражает ее тон, ее спокойствие, несмотря на ситуацию.

– А что насчет нее?

– На ней к северу от нас нарисована лодка. Привязанная к причалу. Если мы доберемся туда вовремя, у нас может быть шанс.

– Ты свихнулась? Мы не можем доверять карте. Вдруг Ученый был ненормальным?

– Нам он казался вполне разумным.

Я смотрю на север, туда, где должна быть лодка.

– Если лодка действительно существует, почему он тебе об этом не сказал?

Она хмурится.

– Не знаю. Зато знаю, что все остальное на карте указано точно. Холмы, горы, даже вон те валуны, – она кивает на них, – так почему лодка должна быть исключением?

Я качаю головой.

– Слушайте, даже если она существует – что вряд ли, – вам не успеть к ней.

– Я предпочту умереть, попытавшись.

«Мы не можем бежать, мы должны остаться и сражаться, – напоминаю я себе. – Единственный шанс спасти Пепельный Июнь – это попытаться сразиться с охотниками».

– Говорю вам, единственный шанс спастись – это сразиться с ними лицом к лицу.

Эпаф шагает вперед.

– Пошли, Сисси. Оставим его. Пошли.

Геперы – не дураки. Они способны понять, что бой безнадежен. У них действительно больше шансов, если они решатся бежать. Мне нужен план. Такой, который все-таки заставит их драться. Я смотрю на искаженные страхом лица. Здесь, в Пустоши, вдали от Купола, они кажутся такими крошечными и беззащитными. Тут мне в голову приходит мысль. Ведь охотники не догадываются, что я с геперами. Они уверены, что я один, одинокий беглец, и у них нет причин думать иначе. А запах моей крови даже на таком расстоянии перебивает запах геперов.

Я еще раз смотрю на геперов, их оружие и излучатели. И на валуны, возвышающиеся неподалеку. Задумчиво моргаю. Теперь у меня есть план.

Сисси выходит вперед, останавливается передо мной и с интересом на меня глядит.

– В чем дело? У тебя такой вид, будто ты что-то придумал.

Я заглядываю им всем по очереди в глаза.

– Поджимайте хвосты, убегайте, если вам так страшно. Но если вы хотите остаться со мной и сражаться, то у меня есть план, – наконец произношу я.

Ночь погружает все во тьму. В небе ни проблеска света, звезды скрылись за огромными черными тучами, закрывшими небо, как сотканные из тьмы континенты. Восточные горы тоже исчезли за этой чернотой.

Я один. Сижу на земле, прижавшись спиной к валуну. В руке у меня копье, которое Сисси дала мне, прежде чем исчезнуть во тьме. Я прижимаю острие копья к ладони и задумываюсь. Передо мной расстилается огромная пустота – Пустоши, затянутые серым мраком, не успевшим еще стать непроглядной чернотой. Только валун, на который я опираюсь спиной, составляет мне компанию. Его поверхность холодная и настолько шершавая, что царапает тело. Но здесь, в бесконечном море тьмы, приятно чувствовать хоть что-то твердое.

Я прижимаю острие копья к ладони и распарываю кожу.

Остается небольшой порез, из которого выступает только капля крови. Но для охотников, идущих по следу, этого более чем достаточно. Все равно что если бы я внезапно зажег огонь на маяке.

Спустя всего несколько секунд небо над Пустошами прорезает хищный вопль. Так близко, так громко, в обертонах слышится такая жажда. Они будут здесь меньше чем через минуту.

Я сжимаю кулак. Из пореза выдавливается еще немного крови. Теперь ее достаточно, чтобы они не смогли заметить слабый запах геперов. Я чувствую, как в ране пульсирует кровь, почему-то не в такт лихорадочному биению моего сердца.

Геперы оставили мне только копье.

Моих ушей достигают топот, шорох взрываемого ногами песка, тихое шипение.

Охотники здесь.

Я поднимаюсь, ноги у меня подгибаются.

Какое-то движение, что-то мелькает справа налево. Затем обратно, где-то на краю моего поля зрения. Из темноты выступают три тени, сперва едва различимые, но быстро принимающие знакомые очертания.

Пресс.

Тощий.

Алые Губы.

И тут из серой тьмы возникают еще двое, сначала призрачные, но вскоре становящиеся пугающе реальными.

Платьице.

Директор.

Я ожидал только троих.

Все пятеро совершенно раздеты, их тела обильно покрыты солнцезащитным кремом, как торт взбитыми сливками. Там, где защита не выдержала, зияют открытые раны, я вижу эту влажную красноту даже в темноте. Последствия дня, проведенного с открытой дверью. Самое страшное – это их глаза. В них пульсируют неприкрытая злоба и дикая ненависть, смешанные с жаждой моей крови.

– Давно не виделись, – приветствую я их.

Они подходят, скалясь и рыча. Медленно. Останавливаясь через каждые несколько ярдов.

Что-то не так. Я по-другому представлял себе их поведение. Я предполагал, что они впадут в голодное безумие, что они бросятся на меня с оскаленными клыками, не помня себя от желания впиться в мою плоть, что меня за несколько секунд разорвут в клочки. Но они действуют со странной методичностью.

– Не выспались? – интересуюсь я. – Что-то вы отвратительно выглядите.

Они растягиваются и окружают меня широкой дугой.

Я не спускаю глаз со всех них, но в первую очередь – с Директора, который оказывается прямо передо мной. Он спокойнее остальных, дыхание у него не сбивается, его ноги твердо ступают по каменистой поверхности пустыни. Длинная левая рука свисает плетью, и он слегка постукивает ногтями по колену. Правая рука как-то странно спрятана за спину.

– Мы решили поиграть, – говорит он.

– И что за игра?

Тощий слева сгибается в три погибели, продолжая двигаться ко мне.

– Я никак не могу решить, как же ее назвать. Пока лидируют варианты «Дележка» и «Дегустация».

Платьице, как оплывший шар для боулинга, катится ко мне справа. Ее складки жира свисают, словно готовые упасть капли воды. Сквозь оскаленные зубы просачивается тихое шипение. Она не останавливается, пока не упирается в валун.

Так же, как и Тощий слева от меня. Все охотники заняли позиции, теперь они смотрят на Директора, ожидая дальнейших указаний. Потом медленно сжимают кольцо.

– Понимаешь, – продолжает Директор, – мы хотим, чтобы ты послужил примером. Ты выставил на посмешище не только Охоту, Институт, Правителя, но и меня. На моей репутации теперь несмываемое пятно. Что же я за специалист по геперам, если не могу заметить гепера прямо у себя под носом? – Впервые в его голосе слышатся какие-то чувства. – Тебя недостаточно просто сожрать – это слишком быстро и для нас, и для тебя. Мы решили – разумеется, это моя идея – поделить тебя между нами, насладиться твоим вкусом. Медленно. По кусочку.

Они продолжают приближаться. Глаза бегают из стороны в сторону, изучают меня, заглядывают мне за спину.

Алые Губы неожиданно бросается вперед.

– Стоять! – выкрикивает Директор, и она застывает в неудобной позе, как испуганная кошка. Тут я замечаю, что в правой руке Директор держит излучатель, и сейчас он направлен на Алые Губы. Должно быть, это излучатель Пепельного Июня – тот, который остался в библиотеке.

Алые Губы отходит обратно на свое место.

– Это сложная игра, иногда можно слишком увлечься. – Директор взмахом головы дает приказ остальным охотникам. – Ближе.

Они подходят ближе, сжимая кольцо, их глаза изучают меня, но никто не решается напасть.

– Мы разорвем тебя на куски, по одному за раз, – говорит Директор. – Сначала руки, потом ноги, одну за другой. Мы будем делать перерывы. Минут по пять, наверное. Разумеется, мы постараемся, чтобы ты оставался жив все это время. Это так хорошо будет смотреться в книге, понимаешь. Растянуть этот конец, подержать читателя в напряжении. Поразительная, единственная в своем роде кульминация. – Он смотрит на меня, его глаза влажно поблескивают, как будто тоже истекают слюной. – Последним буду я. Мне достанется твоя голова.