Текст книги "Браво-Два-Ноль"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Я словно со стороны услышал свой собственный крик:

– Черт! Черт! Черт!

Криками огласилась вся наша цепочка.

– На твоем краю что-нибудь видно?

– Твою мать! Твою мать!

– Ну же, подходите ближе, не тяните!

– Они уже здесь?

– Нет, твою мать.

– Долбаные «тюрбаны»!

Вся напрягали слух, пытаясь определить, с какой стороны приближаются бронемашины.

У-ух!

Рядом со мной все ребята пригнулись.

– Мать вашу, что это было такое?

Вместо ответа на противоположном конце цепочки кто-то, Быстроногий или Винс, еще раз выстрелил из «шестьдесят шестого».

У-ух!

Даже если иракцы до сих пор не знали, что мы прячемся здесь, теперь это было им известно. Но ребята не стали бы стрелять без причины. Вытянув шею, я разглядел, что далеко слева БМП, вооруженная пулеметом калибра 7,62 мм, выезжала из небольшой канавы, которую не было видно с нашей стороны. Она надвигалась прямо на Винса с Быстроногим.

– Твою мать, за дело! За дело! За дело! – что есть силы заорал я.

Теперь, после первого выстрела, я внезапно ощутил облегчение. Я не знал, к кому обращен мой крик – к себе или ребятам. Наверное, и то, и другое.

– Давай! Давай!

Вторая БМП с крупнокалиберным пулеметом в башне принялась палить без разбора в нашу сторону. Не слишком приятно сознавать, что тебе противостоят бронированные машины с пехотинцами на борту. Мы – пешая разведгруппа, и эти безликие твари неумолимо надвигались на нас. Тебе известно, что внутри сидят пехотинцы, известны все технические характеристики. Тебе известно, что водитель сидит впереди, а пулеметчик наверху, в башне, пытается что-нибудь разглядеть в призматический прицел. Ему приходится очень нелегко, он обливается потом, его швыряет из стороны в сторону, не давая прицелиться. Но видишь ты лишь бронированную махину, которая с ревом ползет на тебя, безликая и ужасная, внезапно ставшая в десять раз больше, теперь, когда ты понимаешь, что она целится в тебя. В ней нет ничего человеческого. За собой она оставляет след разрушений. И тебе предстоит с ней сразиться. Ты чувствуешь себя муравьем, и тебе страшно.

Пулемет ближайшей ко мне БМП снова затрещал, наобум выплевывая пули. Одна очередь вспорола землю метрах в десяти передо мной.

В британской армии учат, как вести себя под огнем неприятеля: надо распластаться на земле, чтобы представлять собой как можно меньшую цель, отползти в сторону, принять положение для стрельбы лежа, отыскать неприятеля, установить прицел, прицелиться и выстрелить. Это называется «Тактика поведения под огнем неприятеля». Однако когда вокруг действительно начинают свистеть пули, все эти наставления отправляются в глубокую задницу. По крайней мере со мной произошло именно так. После первого же выстрела ты валишься на землю и ищешь самую глубокую дыру, чтобы в ней спрятаться. Если бы это помогло, ты бы схватил ложку и начал бы копать ложкой. Это совершенно естественная реакция. Все инстинкты призывают тебя лежать не поднимаясь, сжавшись в маленький комочек, и ждать, когда все это закончится.

Рациональная сторона сознания говорит, что нужно делать – то есть подняться, осмотреться, разобраться в происходящем и вступить в бой; лежать неподвижно бессмысленно, потому что в этом случае тебя все равно убьют. Однако эмоциональная сторона кричит: «Забудь обо всем, лежи неподвижно, быть может, все как-нибудь рассосется само собой». Но ты понимаешь, что этого не произойдет и надо что-то делать.

Прогремела еще одна длинная очередь из пулемета. Пули с глухим стуком впивались в землю, подбираясь все ближе и ближе к тому месту, где я лежал. Надо что-то делать. Собравшись с духом, я приподнял голову. Метрах в ста от меня остановился грузовик; из кузова в полной неразберихе вылезали солдаты. Несомненно, они знали, где мы находимся, потому что слышали выстрелы из гранатометов и видели, куда стреляют башенные пулеметы, однако огонь, который они открыли из автоматов, был направлен лишь приблизительно в нашу сторону.

Похоже, связь между БМП отсутствовала. Каждая машина занималась своим делом. Из задних люков выскочили пехотинцы, крича, стреляя. Они не знали точно, где мы находимся. Но даже так с их стороны в нас летело достаточно, чтобы мы не могли поднять головы. Нет никакой разницы между тем, что в тебя попадет случайная или прицельно выпущенная пуля.

Кричали и вопили и мы, и иракцы. Перестрелка началась. Не было никакого смысла лежать без движения и надеяться, что неприятель тебя не заметит и уйдет, потому что этого не произойдет. Вероятно, иракцы станут подходить ближе и искать нас, так что надо быть готовыми к этому. Для победы в перестрелке необходима максимальная огневая мощь, уравновешенная бережным расходованием боеприпасов. Весь вопрос в том, чтобы обрушить на врага больше пуль, чем он на тебя, и в первые же минуты вывести из строя как можно больше солдат, чтобы оставшиеся или отступили, или сами стали окапываться. Однако сейчас иракцы значительно превосходили нас в огневой мощи.

БМП остановилась. Я не мог поверить своим глазам. Вместо того чтобы двигаться вперед вместе с пехотой и в конечном счете смять нас, она остановилась, используя башенный пулемет в качестве огневого прикрытия. Для нас это было просто замечательно.

Все ребята считали каждый свой выстрел. «Миними» стреляли короткими очередями по три-пять патронов. Боеприпасы надо было беречь. В грузовик было выпущено две гранаты из «шестьдесят шестых», нашедшие цель. Оглушительно рванул фугас. Должно быть, это здорово деморализовало иракцев.

Решения. Прошли первые минуты боя; что делать дальше? Оставаться до конца на месте, отходить назад, двигаться вперед? Нам нужно было что-то делать, иначе все кончится для нас плохо: потери будут у нас, потери будут у иракцев, но нам достанется больше, просто потому что числом их гораздо больше. Возможно, это лишь передовой отряд; не исключено, уже на подходе целая мотострелковая рота; пока что мы ничего не знали. Единственный выход заключался в том, чтобы идти вперед, иначе это противостояние будет продолжаться до тех пор, пока у нас не кончатся патроны.

Я бросил взгляд на Криса.

– Идем вперед, мать вашу! Все готовы? Все готовы?

Он передал по цепочке:

– Идем вперед! Идем вперед!

Каждый знал свое дело. Мы психологически настраивали себя. Наступать в подобной ситуации – это что-то противоестественное. И твоя уязвимая плоть хочет совсем другого. Она мечтает лишь о том, чтобы закрыть глаза и, открыв их уже гораздо позже, обнаружить, что все в полном порядке.

– Все готовы?

Неважно, услышали ли меня на противоположном краю цепочки. Все чувствовали, что сейчас что-то произойдет, понимая, что мы скорее всего пойдем вперед и атакуем многократно превосходящего числом врага.

Не раздумывая, я заменил магазин. Я понятия не имел, сколько в нем еще оставалось патронов. Он по-прежнему был довольно тяжелым; быть может, я сделал всего два или три выстрела. Тем не менее я бросил его в подсумок, чтобы разобраться позднее.

Стэн поднял вверх большие пальцы и передвинул вверх переводчик огня на своем «Миними», показывая готовность.

Поднявшись на четвереньки, я посмотрел вверх. Затем набрал полную грудь воздуха, вскочил во весь рост и побежал вперед.

– Твою мать! Твою мать!

Ребята открыли шквальный огонь, поддерживая меня. На бегу никто не стреляет. Это лишь замедляет движение. Надо лишь пробежать вперед, лечь на землю и открыть огонь, давая бежать другим. Как только ты очутишься на земле, твои легкие раскрываются и сжимаются, тело поднимается и опускается, ты ищешь взглядом врага, но твои глаза застилает пот. Ты его вытираешь, винтовка, упертая прикладом в плечо, взлетает вверх и падает вниз. Тебе хочется принять удобное положение для стрельбы, как это происходило на стрельбище, но сейчас у тебя ничего не получается. Ты пытаешься успокоиться, чтобы появилась возможность разобраться в своих действиях, но тебе хочется всего и сразу. Ты хочешь успокоить дыхание, чтобы можно было хорошо взять винтовку и прицелиться. Хочешь прогнать пот, чтобы видеть цель, но не хочешь шевелить рукой, вытирая глаза, потому что уже принял положение для стрельбы и тебе хочется стрелять, прикрывая движения остальных, которые вот-вот побегут вперед.

Вскочив на ноги, я пробежал еще метров пятнадцать – гораздо больше, чем написано в учебниках. Чем дольше ты остаешься в полный рост, тем дольше ты представляешь собой мишень. Однако попасть в быстро бегущего человека довольно непросто, а мы были накачаны адреналином.

Ты погружен в свой собственный мирок. Мы с Крисом бежим вперед, Стэн и Марк прикрывают нас огнем из «Миними». Огонь и маневр. Остальные делали то же самое, перемещаясь вперед. Должно быть, «тюрбаны» приняли нас за сумасшедших, однако они загнали нас в такое положение, из которого был только один вот этот выход.

Ты видишь летящую прямо на тебя трассирующую пулю. Слышишь обжигающий свист, когда пуля проносится мимо или, ударившись о землю, отскакивает в воздух. Тебе очень страшно. Ты ничем не можешь защититься: тебе остается только вскочить, пробежать вперед, плюхнуться на землю; вскочить, пробежать вперед, плюхнуться на землю. И потом лежать, задыхаясь, обливаясь потом, пытаясь отдышаться, и стрелять, отыскивая новые цели и стараясь сберечь боеприпасы.

Как только я, перебежав вперед, начинаю стрелять, пулеметы умолкают и в свою очередь делают рывок. Чем раньше они снова откроют огонь, тем лучше, потому что огневой мощью они превосходят винтовки.

Чем ближе мы подходили, тем больше начинали суетиться иракцы. Несомненно, такого они от нас никак не ожидали. Вероятно, они не понимали, что мы сами пошли на такое от полной безысходности.

Полагается, стреляя, вести учет израсходованных патронов, однако на практике делать это крайне сложно. Нужно в любой момент, если понадобится стрелять, знать, сколько патронов осталось, и при необходимости менять магазин. Стоит сбиться со счета, и тотчас же услышишь «щелчок мертвеца». Ты нажимаешь на спусковой крючок, боек идет вперед, но ничего не происходит. На практике считать до тридцати нереально. Поэтому ты ждешь, когда твое оружие перестанет стрелять, после чего нажимаешь рычаг защелки, роняя пустой магазин, и тотчас же вставляешь на его место новый и продолжаешь стрелять. При хорошей подготовке это становится второй натурой и не требует мыслительного процесса. Это происходит само собой. Автоматическая винтовка «Армалайт» сконструирована таким образом, что при окончании стрельбы весь рабочий механизм остается сзади, поэтому можно вставить новый магазин и толкнуть затвор вперед, чтобы дослать в патронник патрон. После чего можно начинать стрелять по всему, что движется.

Мы оказались метрах в пятидесяти от иракцев. Ближайшая ко мне БМП поползла назад, продолжая огонь из пулемета. С нашей стороны скорострельность уменьшилась. Нам нужно было беречь патроны.

Грузовик полыхал. Я не знал, задет ли кто-нибудь из наших. Впрочем, мы все равно мало что смогли бы предпринять в этом случае.

Я не мог поверить в то, что БМП пятится назад. Очевидно, ее командир, зная о том, что вторая машина подбита, беспокоился по поводу наших противотанковых гранатометов, и все же его действия не поддавались объяснению. Пехотинцы тоже побежали назад, запрыгивая внутрь через задний люк. Они бежали, оборачивались, выпускали в нас длинные очереди, но зрелище это было великолепное. Я решил пальнуть по БМП из своего «шестьдесят шестого» и только тут спохватился, что, опьяненный адреналином, оставил гранатомет вместе с рюкзаком. Твою мать!

На противоположном конце нашей цепочки Винс и Быстроногий все еще бежали вперед. Они громко кричали, заводя друг друга. Остальные залегли и вели заградительный огонь.

Марк и Динджер, вскочив с земли, побежали вперед. Все их внимание было приковано к БМП, застывшей перед ними, которую они подбили из своих гранатометов. Им удалось только лишить машину мобильности: гусеницы ее не двигались, но пулемет продолжал стрелять. Ребята палили по башне, надеясь разбить призматический прицел пулеметчика. Я бы на его месте поскорее выбрался из железного гроба и вставил ноги, но, с другой стороны, он не знал, с кем имеет дело. Добежав до БМП, ребята обнаружили, что оба задних люка остались открыты. У бродяг не хватило ума запереться. Граната «Л-2» влетела внутрь и взорвалась с характерным тупым грохотом. Все, кто находился в БМП, погибли на месте.

Мы продолжали бежать вперед к грузовикам четырьмя группами по двое, каждая из которых разыгрывала свою маленькую драму. Все метались из стороны в сторону со скоростью Себастьяна Коу.[9]9
  Коу, Себастьян Ньюболд – знаменитый английский бегун на средние дистанции, двукратный олимпийский чемпион, установил восемь мировых рекордов.


[Закрыть] Мы делали пару выстрелов, после чего отскакивали вбок, делали рывок вперед, и все начиналось сначала. Мы старались стрелять только прицельно. Ты выбираешь кого-нибудь и стреляешь до тех пор, пока он не упадет. Иногда на это требовалось до десяти патронов.

Подствольный гранатомет оснащен отдельным прицелом, но не всегда есть время перед выстрелом его установить. В нашем случае приходилось стрелять навскидку. При выстреле «двести третий» издает хлопок. Я проводил взглядом свою улетающую гранату. Раздался громкий взрыв, и во все стороны полетели комки земли. Послышался истошный вопль. Очень хорошо. Это означало, что враг обливается кровью, а не стреляет, – и у него теперь появились раненые, о которых надо было заботиться.

Мы оказались на позициях иракцев. Все, кто мог бежать, убежали. Прямо перед нами пылал ярким костром грузовик. Далеко слева дымилась сожженная БМП. Повсюду валялись тела. Человек пятнадцать убитых, гораздо больше раненых. Не обращая на них внимание, мы двинулись дальше. Я испытывал огромное облегчение от того, что бой завершился, но все еще не мог полностью избавиться от страха. Это было только начало. Тот, кто говорит, что ничего не боится, или лжец, или умственно неполноценный.

– Это же просто неслыханно, твою мать! – крикнул Динджер.

В воздухе пахло соляркой и дымом, и бифштексом – обгорелыми телами. Один иракец вывалился из кабины грузовика, у него было обуглено лицо. На земле корчились раненые. Я узнал работу «двести третьих» по большому количеству страшных ран на ногах. При взрыве гранаты во все стороны разлетаются острые стальные осколки.

Мы сейчас думали только о том, чтобы поскорее уйти отсюда. Мы не знали, что может принести следующая волна. Когда мы повернули назад за рюкзаками, позади взметнулись фонтанчики земли. Уцелевшая БМП, отъехавшая метров на восемьсот и окруженная иракцами, продолжала вести по нам огонь, но совершенно безрезультатный. Мешкать было нельзя.

ГЛАВА 7

Ночь станет нашей защитой, и стемнеет уже скоро. Удравшая БМП снова двигалась вперед. Пехотинцы следовали за ней, паля, как одержимые.

Мы взвалили рюкзаки на плечи. Отходить на юг не имело смысла, так как в этом случае иракцы бы догадались, что нам нужно именно в эту сторону. Наша цель заключалась в том, чтобы как можно дальше оторваться от преследователей. Идти мы могли только на запад, что означало риск оказаться в зоне поражения зенитных орудий.

Теперь мы двигались не так, как ходят в разведывательном дозоре. Мы шли так быстро, как только было физически возможно с тяжелыми рюкзаками за спиной, стараясь побыстрее удалиться от места боя. Этот маневр пехоты с незапамятных времен известен как «уносить ноги к такой-то матери».

На востоке показались два грузовика с солдатами. Поднявшись на гребень, они нас заметили и затормозили. Солдаты высыпали из кузова и открыли огонь. Их было человек сорок, то есть огонь на нас обрушился мощный.

Затем иракцы стали приближаться. Повернув на восток, мы выпустили в них несколько патронов, а затем стали отступать на запад, не переставая стрелять. Огонь и маневр, огонь и маневр, но только на этот раз мы отходили назад: двое разворачивались и бежали, затем снова разворачивались и прикрывали огнем двоих других.

Мы неуклонно поднимались вверх. Поднявшись на гребень, мы оказались в поле действия зенитных орудий северо-западной батареи. Они начали стрелять. Каждый выстрел сопровождался низким, раскатистым, басистым звуком. 57-мм снаряды с воем проносились мимо нас, все до одного трассирующие. Падая, они взрывались с оглушительным грохотом, обдавая нас комьями земли.

Мы с Крисом вместе поднялись и побежали назад. Он был метрах в двух-трех справа от меня, когда я вдруг услышал что-то вроде очень громкого шлепка. Обернувшись, я успел увидеть, как Крис падает. В него попал зенитный снаряд. Я подбежал к нему, готовый вколоть дозу морфия в то, что от него осталось, – если он не был убит наповал.

Крис корчился на земле, и на мгновение мне показалось, что это предсмертные судороги. Однако на самом деле он был жив-здоров и просто возился с лямками рюкзака. Освободившись, Крис, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Твою мать! – выругался он. Из его рюкзака, пробитого снарядом, шел дым.

Мы пробежали несколько шагов, и вдруг Крис остановился.

– Я кое-что забыл.

Вернувшись к растерзанному рюкзаку, он принялся лихорадочно в нем рыться. Наконец Крис прибежал назад, торжествующе сжимая в руке серебряную фляжку.

– Рождественский подарок от жены, – сияя, объяснил он. – Оставлять его нельзя, она бы меня прибила.

Остальные ребята тоже стали шарить в своих рюкзаках. Мне хотелось надеяться, что Быстроногий не забудет захватить из своего рацию.

БМП ползла на нас очень агрессивно, выпуская длинные прицельные очереди из пулемета. К охоте присоединились два «Лендкрузера», набитых солдатами.

Остановившись, мы сделали несколько выстрелов из подствольных гранатометов. Машины резко затормозили, и 40-мм гранаты разорвались перед ними. Из них высыпали иракцы, неистово паля в нас.

Марка и Динджера огонь «С-60» прижал к земле. Им пришлось бросить гранаты с белым фосфором, и вокруг тотчас же поднялись клубы грязно-белого дыма. Вся беда отдельной дымовой завесы заключается в том, что она немедленно привлекает шквал неприятельского огня, но тут уж ничего нельзя было поделать. Иракцы понимали, что ребята прикрывают свой отход, и разряжали магазины, стреляя в дымовое облако. Пара выстрелов из «двухсот третьих» по скоплению иракцев вынудила их ослабить огонь. Марк и Динджер вскочили и побежали.

– Господи, как же здесь хорошо, ты не согласен? – бросил Динджер, пробегая мимо меня.

Мы отходили все дальше и дальше. Начинало темнеть, и с наступлением сумерек нам наконец удалось оторваться от неприятеля. Однако мы здорово рассыпались по полю, и возникла опасность в темноте потерять друг друга. На бегу мы осматривались вокруг, подыскивая подходящее место для сбора. Решение в данном случае мог принять любой боец группы.

Внезапно впереди и справа от меня послышались громкие крики:

– Сбор, сбор, сбор!

Кто бы это ни был, он нашел укрытие, где мы сможем собраться и перевести дух. Эта новость была очень хорошей, потому что мы до сих пор оставались разрозненными и каждому приходилось действовать за себя. Место сбора – это почти то же самое, что ТВЧС, но только оно выбирается по ходу, а не заранее. Его главное назначение – как можно быстрее собрать всех вместе, чтобы можно было двигаться дальше. Если кто-нибудь из ребят не появится, нужно будет убедиться в том, что он убит, если это не произошло раньше. В противном случае мы должны будем вернуться назад и найти «отсутствующего».

Подбежав, я обнаружил Криса и Боба сидящими в глубокой яме. Я тотчас же вставил новый магазин и приготовился стрелять. Мы втроем заняли круговую оборону, прикрывая все 360 градусов, и стали ждать остальных.

Я считал по головам ребят, прыгавших к нам в яму и бравших оружие на изготовку. Прошло минут пять-шесть, прежде чем появился последний. Если бы мы так и не дождались кого-нибудь, я должен был бы спросить: «Кто видел его последним? Где вы его видели? Он просто упал или был убит?» Если бы никто не смог сказать наверняка, что отсутствующий убит, мы должны были вернуться назад и попытаться его найти.

Лучи прожекторов гусеничных машин лихорадочно чертили по земле метрах в трехстах перед нами. Время от времени вдалеке раздавалась очередь и слышались громкие крики. Наверное, иракцы палили по скалам и друг в друга. Среди них царило полное смятение, что устраивало нас как нельзя лучше.

Мы ввосьмером устроились на тесном пятачке площадью пара квадратных метров. Ребята быстро разбирали вещи, снимали свитеры и запихивали их в подсумки или за пазуху. Никому не нужно было объяснять, что ждет нас впереди. Все понимали, что мы или вернемся к месту высадки, где нас должен будет ждать вертолет, или пойдем до границы с Сирией. И в том, и в другом случае потопать нам придется изрядно.

– Рацию захватил? – спросил я Быстроногого.

– Никак не смог, – ответил тот. – Огонь был просто шквальным. Впрочем, по-моему, от рации все равно ничего не осталось, потому что мой рюкзак был продырявлен словно решето.

Я понимал, что Быстроногий обязательно захватил бы рацию, если бы смог. С другой стороны, теперь это не имело особого значения. У нас на всех было четыре ТМ, с помощью которых мы могли в течение пятнадцати секунд связаться с АВАКСами.

Я до сих пор никак не мог отдышаться, в горле у меня пересохло. Отхлебнув пару глотков воды из бутылки, я порылся в кармане, достал две карамельки и засунул их в рот.

– Я успел сделать всего одну затяжку, – печально произнес Динджер. – Если один из этих ублюдков подберет мой окурок, надеюсь, он задохнется.

Боб прыснул, и вдруг мы все заржали как одержимые. И дело было не в том, что сказал Динджер. Просто мы испытывали громадное облегчение, что из такой серьезной драмы вышли без единой царапины и снова вместе. На все остальное нам в данный момент было наплевать. Это так замечательно – быть целым и невредимым.

Мы израсходовали четверть боеприпасов. Равномерно распределив оставшееся, мы снарядили свежие магазины. У меня оставался «шестьдесят шестой» – единственный на всех, потому что я как полный козел забыл его в рюкзаке.

Я привел в порядок одежду, подтянул брюки, чтобы не натереть ноги, и заново застегнул ремень, проверяя, что мне удобно. Начинало холодать. Я здорово вспотел, и теперь во влажной рубашке меня бил озноб. Нам нужно было двигаться.

– Предлагаю выйти на связь прямо сейчас, – сказал Быстроногий. – Иракцы все равно знают, что мы здесь. Так что можно воспользоваться ТМ.

– Да, – поддержал его Винс, – давайте решим этот вопрос, твою мать.

Он был прав. Достав свой ТМ, я потянул рычажок, и послышалось шипение. Нажав кнопку передачи, я стал говорить:

– Всем АВАКСам, говорит «Браво-два-ноль», мы на земле и мы по уши в дерьме. Прием.

Ответа не последовало.

Я повторил сообщение.

Ничего.

– Обращаюсь ко всем, кто меня слышит, – сказал я. – Говорит «Браво-два-ноль».

Молчание.

Я повторял так секунд тридцать, но безрезультатно.

Теперь наша единственная надежда заключалась в том, чтобы над нами пролетел наш самолет, и мы смогли бы связаться с ним посредством ТМ на аварийной частоте. Однако самолеты над нами не летали. Оставалось надеяться на то, что одно из сообщений, которые Быстроногий передал уже после того, как нас обнаружили, все же было услышано, и с ПОБ нам пришлют на помощь самолет поддержки. Определенно, подтверждение не поступило. Может быть, нашим известно, что мы в заднице, а может быть, и нет. Однако тут мы ничего не могли поделать.

Я быстро оценил ситуацию. Мы могли или топать триста километров на юг до Саудовской Аравии, или идти на север в сторону Турции, однако в этом случае нам предстояло переправляться через Евфрат, или двигаться на запад в Сирию, до которой было всего сто двадцать километров. В непосредственной близости от нас были сосредоточены войска и бронетехника. Нас обнаружили, следовательно, нас ищут. Естественно, иракцы предположат, что мы направимся на юг к Саудовской Аравии. Даже если нам удастся добраться до ТВ с вертолетом, высока вероятность того, что неприятель будет идти следом за нами, – то есть окажется вблизи от места посадки «Чинука».

Я решил, что у нас нет иного выхода, кроме как идти в сторону Сирии. Сначала мы будем какое-то время двигаться на юг, совершая обманный маневр, поскольку именно этого от нас ждут, затем повернем на запад, обходя стороной место скопления иракских войск, и, наконец, двинемся на северо-запад. Нам нужно будет постараться до рассвета оказаться на противоположной стороне магистрали, поскольку она, вероятно, будет психологически служить для иракцев северной границей зоны поисков. Ну а уже затем можно будет направиться в сторону границы.

– Все готовы? – спросил я.

Мы двинулись на юг, вытянувшись в цепочку по одному. Где-то в полукилометре от нас разъезжали взад и вперед машины. Не успели мы пройти и несколько сотен метров, как одна из них, «Лендкрузер» вдруг повернула прямо на нас, слепя фарами. Мы тотчас же залегли, однако укрыться на этом голом и ровном месте было негде. Мы отвернулись от «Лендкрузера», спасаясь от отблесков, которые могли нас выдать, и сохраняя способность видеть в темноте. Машина была метрах в двухстах от нас и продолжала приближаться. Если она подъедет еще ближе, нас обнаружат. Я внутренне приготовился к новому бою. Вдруг послышался крик. Приподняв голову, я увидел, что метрах в трехстах слева от нас другая машина мигает фарами, подавая знак. «Лендкрузер» развернулся и помчался к ней.

Мы шли вперед быстрым шагом. Несколько раз нам пришлось остановиться и залечь, укрываясь от подъехавших слишком близко машин. Это очень действовало на нервы; мы не только хотели как можно быстрее уйти отсюда, нам также требовалось постоянно быть в движении, чтобы согреться. Куртки у нас были надеты прямо на нательные рубашки, потому что мы не хотели слишком сильно потеть, а температура, похоже, только и делала, что понижалась.

Я страшно злился на АВАКСы, не отвечавшие на наш сигнал, и мысль о том, что нам предстоит пройти больше ста двадцати километров, чтобы добраться до Сирии, ничуть не улучшала мое настроение.

Мы топали вперед, казалось, целую вечность. Наконец, обернувшись, мы увидели, что свет фар суетящихся машин остался вдали. Непосредственная опасность миновала; небольшая впадина предлагала хоть какое-то укрытие. Если пробовать еще раз связаться с помощью ТМ, это надо делать сейчас, пока мы движемся на юг. Боб и Динджер тотчас же заняли позицию на северном склоне ямы, направив свои «Миними» назад на тот случай, если за нами была погоня. Все остальные заняли круговую оборону. Я снова стал подавать сигнал с помощью ТМ, и снова тщетно.

Затем попытку связаться предприняли все, у кого был ТМ. Мы не могли поверить в то, что все четыре наших ТМ разом вышли из строя, но, похоже, это было так.

Марк определил наше местонахождение с помощью «Магеллана» и установил, что мы протопали двадцать пять километров. Мы преодолели это расстояние так быстро, что, если повезет, иракцы не поверят в то, что подобное возможно, и потеряют наш след.

– Теперь мы направимся на запад, чтобы уйти отсюда как можно дальше, – сказал я. – Затем мы пойдем на север, чтобы до рассвета пересечь магистраль.

Ребята принялись ругать последними словами производителей ТМ. Мы решили больше не тратить времени на бесплодные попытки подать сигнал бедствия. На связь мы выйдем только в том случае, если над нами будет пролетать самолет. Мы не знали, есть ли самолеты у иракцев, но нам оставалось лишь рискнуть. Мы были по уши в дерьме, причем в ледяном.

Мы позвали Динджера и Боба и сообщили им приятные новости, после чего тронулись в путь. Мы остановились всего на минуту-две, но как хорошо было двигаться снова. Было просто жутко холодно; пронизывающий ветер промораживал до мозга костей. Небо затянули сплошные тучи, и нам приходилось двигаться в кромешной темноте. Мы не видели землю у себя под ногами. Единственный плюс заключался в том, что по крайней мере и иракцам будет очень сложно нас найти. Время от времени мы видели свет фар, но далеко. Мы оторвались от преследования. Я начинал чувствовать уверенность.

Мы прошли на запад пятнадцать километров, двигаясь по азимуту. Местность была такая плоская, что мы бы заранее узнали о присутствии иракцев. Это было равновесие между скоростью и наблюдением.

Через каждый час пути мы устраивали пятиминутный привал, что является стандартным правилом. Если двигаться непрерывно, очень быстро выдохнешься и в конечном счете не достигнешь назначенной цели. Поэтому нужно останавливаться, садиться, отдыхать, пить воду, разбирать вещи, укладывать их поудобнее и снова трогаться в путь. Холод стоял ледяной, и, стоило нам остановиться, меня начинала бить дрожь.

На пятнадцатикилометровой отметке мы устроили очередной пятиминутный привал и снова обратились за помощью к «Магеллану». Я принял решение: вследствие фактора времени нам нужно прямо сейчас поворачивать на север, чтобы до рассвета пересечь магистраль.

– Давайте просто перейдем через эту дорогу, – сказал я, – и дальше можно будет двигаться на северо-запад до самой Сирии.

Мы прошли еще километров десять, и вдруг я обратил внимание на то, что в нашей цепочке стали появляться бреши. Определенно, теперь мы двигались медленнее, чем в начале пути. Этого не должно быть. Я отдал команду остановиться, и мы собрались вместе.

Винс прихрамывал.

– Дружище, у тебя все в порядке? – спросил я.

– Да, я подвернул ногу еще в бою, и она сейчас здорово разболелась, мать ее.

Наша задача заключалась в том, чтобы всем переправиться через границу. Не вызывало сомнений, что у Винса серьезная травма. Теперь придется повторить все расчеты заново, учитывая то обстоятельство, что у него неприятности. Никакой хреновины в духе «ничего страшного, командир, я потерплю», потому что тот, кто разыгрывает из себя супермена и молчит о своих проблемах, ставит под угрозу жизнь своих товарищей. Если остальные не знают о твоих ранах, они не вносят поправки в свои планы, оказываются не готовы к последствиям. Если честно предупредить остальных о своей травме, они будут строить планы на будущее, отталкиваясь от этого.

– Что у тебя с ногой? – спросил Динджер.

– Не знаю, просто болит зверски. По-моему, кость цела. И кровотечения нет, но нога распухла. Я не могу идти быстро.

– Хорошо, останавливаемся и разбираемся, что к чему, – сказал я.

Достав из-за пазухи свою видавшую виды шерстяную шапку, я натянул ее на голову. Винс принялся растирать опухшую ногу. Очевидно, он злился на себя за то, что подвернул ногу.

– У Стэна хреновое состояние, – сказал мне Боб.

Динджер и Марк помогли Стэну опуститься на землю. Ему было очень плохо. Он сам это сознавал и очень переживал по этому подводу.

– Черт возьми, в чем дело? – сказал я, снимая с головы шапку и натягивая ее на голову Стэну.