Текст книги "Это называется зарей"

Автор книги: Эмманюэль Роблес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

IV

Когда, собираясь идти к Фазаро, Валерио вышел из дому, ему показалось, что старая Дельфина провожает его взглядом из окна кухни. Она явилась за четверть часа до его ухода и вскрикнула от удивления, увидев, что доктор сам приготовил себе завтрак, вскипятил молоко… «Надо быть с ней поосторожнее. Только бы Сандро сидел спокойно! В мое отсутствие она наверняка всюду сует свой нос!» У него было такое ощущение, будто его понесла лошадь, пустившаяся галопом по полям, со всех сторон окруженным пропастью, а он не может ни остановиться, ни направить ее. «Посмотрим, чем все это кончится». Сквозь великолепные кучевые облака молочной белизны, похожие на гигантские порции мороженого, проглянуло солнце. Над склонами холмов поднимался пар, обнажая чередующиеся полосы зеленых и красных участков, омытых недавним дождем. Навстречу Валерио шли люди, спускавшиеся к рынку. «Люди любят друг друга и умирают! Любят и умирают!» Голос Сандро преследовал его, настойчивый, жалобный. Кто-то, проходя мимо, поздоровался с ним, он машинально ответил, даже не пытаясь вспомнить, кто это. Идти к Фазаро ему было неприятно. Валерио опасался предстоящей встречи. «От этого типа трудно что-нибудь утаить. Надо быть начеку». Он знал, что не стоит особо полагаться на свое умение скрытничать. Дойдя до полицейского участка, он принял решение внимательно следить за своими словами и поведением. И все-таки немного нервничал. «Постараюсь уйти как можно скорее!» Но именно это могло показаться подозрительным. Ему подумалось, что после целой ночи напрасных поисков под дождем настроение у полицейских должно быть прескверное. «Сейчас увидим». Он пошел вдоль ограды маленького садика, окружавшего здание, и увидел море, кусок мола, красную трубу буксирного судна и длинные ряды волн, с яростью устремлявшихся к волнорезам и разбившихся об их массу, вздымая к небу высокие снопы пены.

Как только он вошел, его тут же проводили в кабинет главного инспектора Фазаро.

– Садитесь, доктор, прошу вас.

На столе Валерио сразу увидел люгер, лежавший рядом со стопкой папок.

– Вы читали утреннюю газету? – любезно спросил инспектор.

– Нет.

– Там опубликован краткий отчет об этом деле. Но я дожидаюсь вечерних газет из Неаполя. Уж эти-то, по своему обыкновению, состряпают из этой истории целый роман.

Он улыбнулся. Он так и не снял бежевого плаща. От него слегка пахло лавандой. На нем был довольно яркий галстук, желтый в тонкую черную полоску, и Валерио обратил внимание на его ухоженные руки, ухоженные, но тем не менее сильные, нервные, с короткими пальцами.

– Почти вся первая страница посвящена сегодня международной обстановке.

Он с презрением щелкнул по утренней кальярской газете. Возможно, он сожалел, что убийству Гордзоне не отвели места побольше.

– Война, доктор. А вы в нее верите, в эту войну?

Наклонившись над письменным столом, он глядел на Валерио, слегка вытянув вперед голову, словно придавал его ответу большое значение. Его тщательно причесанные волосы блестели. Он походил на светского танцора, привыкшего очаровывать богатых старых дам в дансингах на модных пляжах. Валерио держался настороже. Этот парень был умен и отлично владел своим ремеслом. Он, должно быть, умел вытягивать признания у людей, которых допрашивал, не повышая тона, не раздражаясь и не угрожая, все с тем же привычно приветливым видом. «Подумать только, ведь он, возможно, знает, что Сандро прячется у меня, и просто разыгрывает комедию!» Валерио, однако, не стал поддаваться этой мысли и спокойно ответил:

– Прежде всего, мне кажется, что сейчас на этот счет ведется умелая кампания в прессе, умелая и хорошо продуманная.

– Вы не верите в угрозу скорой войны – войны, которая может разразиться в ближайшие месяцы?

– О! – молвил Валерио. – Угроза, возможно, существует и вполне реальная…

И он поднял руку, словно желая тем самым сказать, что не имеет никакого особого мнения на этот счет. Он по-прежнему держался настороже. Порою взгляд его останавливался на люгере, дуло которого было повернуто к нему. Маленькое черное отверстие, похожее на сложенные губы, казалось, предостерегало: «Тсс!», советуя ему быть осторожным и немногословным.

– Что вы имеете в виду под «хорошо продуманной кампанией прессы»?

– Большинство наших газет оболванивают нас идеей неизбежной войны, то есть, иными словами, вынуждают нас согласиться с ней заранее, смириться. Это психологическая подготовка, результаты которой вам, конечно, известны.

– Вот как? – с некоторым удивлением сказал инспектор.

– Когда полиция преследует какого-то человека, о котором ничего не знает, она дает сообщения в газетах, где утверждает, что его арест неизбежен, что след его обнаружен, что это всего лишь вопрос времени и что, само собой разумеется, необходимо строгое соблюдение тайны. И в девяти случаях из десяти человек, которого разыскивают, совершает грубые ошибки, считая, что ему грозит более серьезная опасность, чем он предполагал.

– Что за идея! – воскликнул, заинтересовавшись, Фазаро. – Мы никогда не прибегаем к подобным методам, уверяю вас.

– Я и не говорил, что речь идет о каком-то методе.

– Вы сказали: «Полиция дает сообщения в газетах…»

«Черт возьми, – подумал Валерио. – Я здесь всего-то каких-нибудь пять минут, а он забросал меня вопросами и, судя по всему, следит за каждым моим словом. Далеко же у него заходит профессиональная привычка». И хотя держался он вполне непринужденно, было ясно, что ему не удается скрыть свое раздражение. Он поймал себя на том, что нервно барабанит пальцами по подлокотнику кресла. Острый взгляд Фазаро смущал его.

– Я имел в виду, – сказал он, – что полиция дает иногда сообщения такого рода, чтобы оправдать свои промашки в глазах публики, а человек, которого преследуют…

– A-а! Теперь ясно… Я понял.

– Точно так же и в отношении войны: изображая ее как неизбежную, газеты, на мой взгляд, опасно настраивают умы.

– A-а, понятно. Вы прекрасно объяснили. И все-таки вы меня заинтриговали своими словами об «умелой кампании в прессе».

– Верно, – согласился Валерио. – Я употребил это выражение.

– И я подумал: по-вашему, американцы решились развязать превентивную войну против СССР. Мы связаны с американским лагерем. И значит, наши газеты ведут кампанию, умелую кампанию, дабы подготовить нас к такой возможности. Так ведь?

– Я вижу, вы каждое мое слово интерпретируете с некоторой долей предвзятости, и если во время ваших допросов…

– Боже милостивый! – со смехом воскликнул Фазаро. – Ни о каком допросе и речи нет, доктор. Что за идея! Прошу прощения, что досаждал вам! От всего сердца прошу прощения. Поверьте, я вовсе не хочу вас задерживать понапрасну, хотя мне всегда доставляет огромное удовольствие беседовать с вами. Вы приготовили заключение?

– Вот оно, – сухо сказал Валерио.

Фазаро встал и с непринужденным видом взял листок, развернув его, он стоя прочитал написанное, затем снова сел.

– Хорошо, – сказал он. – Дело ясное: этот несчастный Гордзоне не мог уцелеть. Печальная история. Надо было видеть отчаяние его бедной жены. Она упала в обморок. Бедная, бедная женщина!

Валерио вдруг понял, что ему следовало задать вопрос: «Вы поймали Сандро?», но что-то удерживало его, быть может, опасение выдать себя голосом, самим тоном фразы. «Мне не следует поддерживать его игру, вступать в долгие разговоры».

– Все свидетели сходятся на одном, – продолжал Фазаро, играя теперь изящным разрезным ножом с рукояткой из слоновой кости. – Сандро вошел с блуждающим взглядом. Он искал Гордзоне.

«Откуда вы знаете, что он искал именно Гордзоне?» – чуть было не спросил Валерио, но вовремя удержался.

– Сандро, верно, выпил и едва держался на ногах. Он обвел взглядом весь зал. Гордзоне испугался, встал и тем самым привлек к себе внимание Сандро, который, по словам управляющего, сначала вроде бы и не узнал его. Сандро, как я уже говорил, был пьян, не так ли? А выстрелив, внезапно протрезвел. Он бросил револьвер и убежал, никому и в голову не пришло броситься за ним вдогонку.

– Вы… Вы не арестовали его? – с усилием спросил Валерио.

– Нет. Я знаю, что он из числа ваших друзей и что вы проявляете интерес к этому несчастному парню, эта печальная и тягостная история потрясла вас. Мы не стали продолжать поиски. Погода была неблагоприятная. Но нам известно, что он бежал к Красному мысу.

Достав из среднего ящика письменного стола карту, Фазаро разложил ее и, сделав знак доктору приблизиться, концом разрезного ножа помогал ему следить за своими пояснениями.

– Найти его будет несложно. Это ведь полуостров, не так ли? Узкий перешеек окружен лагунами. Трудно себе представить, что минувшей ночью он мог воспользоваться лодкой. Море разбушевалось. И стало быть, он в ловушке, живой или мертвый, так как не исключено, что он покончил с собой. Если он жив, мы скоро его поймаем. Сегодня мои люди ведут поиски в прибрежной зоне, вот здесь, видите? Там есть пещеры. Я уверен, что ему содействуют крестьяне. Достаточно было увидеть толпу, собравшуюся на похороны несчастной Магды. Люди не любили Гордзоне. Нельзя отбрасывать версию, что Сандро предупредили о возвращении Гордзоне в Салину. Возможно, вы не в курсе, доктор? Гордзоне находился в Кальяри, решив провести там два или три дня. К несчастью, его вызвали обратно из-за продажи отеля. Поэтому он и вернулся в «Палермо». Откуда об этом стало известно Сандро? Загадка. Однако его предупредили. Не случайно же он оказался в «Палермо», вы с этим согласны?

– Я… Я не знаю. Он был в отчаянии после смерти своей жены, Магды, которую обожал.

– Разве это причина, чтобы убивать человека? – негромко, словно разговаривая сам с собой, сказал Фазаро. – Итак, Гордзоне вернулся. Роковое стечение обстоятельств, не так ли? Он опасался какого-нибудь акта насилия со стороны Сандро. Его маклер рассказывал о нежелании Гордзоне возвращаться в тот вечер в Салину. Да и сам Гордзоне, пока мы вас искали, сказал, – с большим трудом, конечно, – что ожидал этого, что вы его предупреждали.

– Я? – воскликнул Валерио.

– Ну да. Гордзоне уже говорил об этом своей жене. Несколько дней назад вы приходили к нему и предупредили: если Магда умрет, Сандро готов убить его.

– Ничего подобного я не говорил.

– Вот как? – молвил Фазаро, с удивлением взглянув на него. – Но это же очень важно! Надо занести это в дело! Я как раз собирался задать вам этот вопрос. Это очень важно.

– Я просто предупредил Гордзоне…

– Подождите, прошу вас. Я запишу это, если позволите.

Казалось, его крайне заинтересовало это обстоятельство, Валерио же почувствовал, что нервы его сдают.

– Итак, вы утверждаете… – начал Фазаро, отвинчивая колпачок авторучки.

– Я утверждаю, что не говорил Гордзоне о намерении Сандро убить его.

Голос его был твердым, в нем слышалась некоторая доля возмущения. В действительности же Валерио охватила легкая паника. Он изо всех сил старался справиться с собой.

– Когда это было?

– О… Думаю, 17 марта. Да, 17 марта. Это был день моего посещения приюта. Я точно помню.

– Утром?

– Да, около одиннадцати часов.

– Вы заходили к Гордзоне по его просьбе?

– Мне надо было поговорить с ним о намерении горнорудной компании приобрести «Палермо», с тем чтобы переоборудовать его в больницу.

– Гордзоне собирался выселить Сандро из дома, который тот занимал в его поместье, это так?

– Да. Он решил, что новый сторож займет одну из комнат дома, а Сандро с Магдой останутся в другой. Но это оказалось невозможно. У нового сторожа большое семейство, да и Сандро был уже на пределе. Я застал его в состоянии крайнего возбуждения и потому предостерег Гордзоне.

– Вы действительно ничего не говорили Гордзоне об угрозах, которые будто бы исходили от Сандро?

– Нет.

– Вы в этом уверены, доктор?

– Да.

Фазаро застрочил пером по широкому листу бумаги, и Валерио воспользовался этой передышкой, чтобы справиться немного со своим волнением. В окно он видел здание таможни, а чуть подальше – пост карабинеров с развевающимся по ветру флагом. По небу с головокружительной быстротой пронеслась какая-то птица.

– Так, так, – прошептал Фазаро, став теперь совершенно серьезным. – Вы просто-напросто предупредили Гордзоне об опасности.

Он вертел между пальцами авторучку, о чем-то задумавшись. Валерио ждал, тихонько потирая руки. Горячая волна внезапно захлестнула его от поясницы до самого затылка.

– Что вы в точности ему сказали? – настаивал Фазаро.

Валерио устало взглянул на него.

– Когда я попросил его проявить сострадание к Сандро и Магде, Гордзоне ответил, на мой взгляд, немного насмешливо, что призыв к его добрым чувствам обычно не остается без ответа. На это я возразил, что в противном случае мне пришлось бы обратиться к его инстинкту самосохранения.

– И все?

– Конечно.

Фазаро медленно провел рукой по волосам.

– Вы уверены, доктор, что не истолковали на свой лад угрозы, которые высказал Сандро в вашем присутствии?

– Разумеется.

– Вы в этом абсолютно уверены?

– Конечно. А почему вы так настаиваете?

– Да нет. Просто… То возбуждение, о котором вы мне сейчас рассказывали, могло ведь вылиться в серьезные слова, намерения, не так ли?

– Ничего подобного не было.

– Ладно. Я присоединю к делу ваши показания. Мы еще увидимся. Вы можете подписать это, когда пожелаете.

– Ну разумеется…

И в этот момент раздался телефонный звонок, заставивший Валерио вздрогнуть. Фазаро сразу снял трубку. Он внимательно слушал гудевший в трубке голос. «Я неумело солгал, – подумал Валерио. – Мои ответы звучат неубедительно. Они уже, наверное, допросили кучу людей, которым Сандро выкладывал свой бред… Все это крайне опасно… Я ясно даю понять, что склоняюсь на сторону Сандро». Он рассеянно обвел взглядом строгую обстановку комнаты, и вдруг его словно в сердце ударило: позади него стоял человек, тот самый инспектор с акульей головой. Зачем он здесь находился? И когда вошел? Почему не слышно было, как он входил? И почему он не дал знать Валерио о своем присутствии?.. Все эти вопросы, теснившиеся у него в голове, лишь усилили беспокойство Валерио и даже в какой-то мере разозлили его. «Только бы Сандро в мое отсутствие не наделал глупостей! Только бы Дельфина…» Тут он впервые почувствовал, насколько глубоко втягивал его в это дело совершенный им поступок. Но он ни о чем не жалел. Напротив, желание спасти Сандро лишь окрепло. «Эти типы станут истязать его минута за минутой вплоть до финальной комедии. А дальше – ад тюрьмы или каторги. Но если они обнаружат, что я его прятал, мне это дорого обойдется…» Он тотчас подумал о Кларе, об отчаянии Клары.

Но что же все-таки делал полицейский за его спиной? Он собирался обернуться и вдруг заметил, что, слушая то, что ему говорили по телефону, Фазаро не спускал с него глаз, тогда что-то сжалось у него внутри, на грудь внезапно навалилась ледяная глыба. Фазаро пристально смотрел на него, а таинственный, неутомимый голос продолжал журчать.

– А, хорошо… Хорошо… – говорил иногда инспектор.

И тут длинная спираль с невероятной быстротой начала раскручиваться в мозгу Валерио, мешая образы Сандро, Дельфины, Клары с обрывками фраз, которые его память глупейшим образом продолжала перемалывать, словно куски стекла, превращая их в сверкающие, больно ранящие осколки.

И все же, несмотря на охватившее его смятение, какая-то часть его существа оставалась начеку, подобно зверю в засаде, выдающему свою настороженность подрагиванием усиков и незаметным, едва уловимым трепетом.

– Хорошо… Хорошо… Да, – говорил инспектор.

Он отвел взгляд, однако – хотя это, может, только показалось? – Валерио почудилось, будто он насмешливо улыбается. То была всего лишь складка в уголке губ, мимолетный знак, словно ирония, едва коснувшись его лица, не оставила на нем следа. Но Валерио инстинктивно почувствовал себя в опасности. Снежные вихри захлестнули его и без того заледеневшую душу. Он вздрогнул. Во дворе послышались голоса. «Они, возможно, ничего не знают. Главное, не терять головы». Он чувствовал за своей спиной присутствие другого полицейского. «Это он меня разволновал. Они, возможно, ничего не знают. Однако следует быть осторожным».

– Пока! – сказал инспектор, вешая трубку. Затем встал, потирая руки.

– Итак, доктор… На чем же мы остановились? Ах, да… Я благодарю вас за ваше заключение и… что же еще? А-а! Вы зайдете еще ко мне, чтобы подписать ваши показания. Я должен отдать дело сегодня после обеда. И вот еще что: тело Гордзоне забрала семья. Вы полагаете, можно выдать разрешение на его захоронение?

Когда он произносил последние фразы, в больших глазах Фазаро, в его прекрасных женских глазах вспыхнули серые, мертвящие блики, мрачный, похоронный свет.

– Я отошлю его госпоже Гордзоне после того, как вы подпишете, – сказал Валерио бесстрастным тоном.

– Значит, мы с вами согласны.

Валерио направился к двери. Полицейский, заложив руки за спину, стоял теперь у окна и, казалось, был поглощен созерцанием улицы. На голове его, посреди редких, седеющих волос розовым и немного отталкивающим пятном светилась лысина.

– Что же касается Сандро… – начал инспектор.

Валерио обернулся, не отрывая правой руки от дверной задвижки.

– Так вот, что касается Сандро, то мы напали на его след. Мы не сомневаемся, что скоро арестуем его и…

Внезапно он умолк. Губы его растянулись в улыбке, лицо сморщилось.

– Ах, доктор! Простите меня!

И он расхохотался.

Валерио почувствовал, как у него вдоль спины, до самой поясницы стекают крупные капли ледяного пота. Если бы Фазаро в эту минуту сказал ему, что у него в доме произвели обыск, он отреагировал бы точно так же. Застыв на месте, Валерио буквально вцепился в задвижку, а тут еще эта вода, струящаяся из его тела, разъедала плоть, прокладывая, словно ядовитая жидкость, длинные, глубокие бороздки.

– Ах, доктор! – весело сказал Фазаро. – Я как раз подумал о нашем с вами разговоре. Помните? Ваш намек на пресловутые сообщения полиции!

– Ну конечно, – ответил Валерио, пытаясь улыбнуться.

– Однако я говорю вам это вовсе не для того, чтобы скрыть наши… промашки. Мы очень скоро поймаем этого несчастного.

Он подошел к Валерио, который совсем рядом ощутил запах ухоженного мужчины, свежий аромат мыла, лаванды, легкого табака, новой ткани. Он мог различить на лице Фазаро мельчайшие морщинки в уголках глаз и даже легкий пушок на его щеках…

– Между нами говоря, – тихо сказал инспектор, – я с вами заодно. Этот Гордзоне был не слишком симпатичным…

Он протянул ему руку. Валерио машинально пожал ее и вскоре очутился на улице, ему не хватало воздуха, словно ныряльщику в момент появления на поверхности, он испытывал боль в ушах и чувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди.

V

Покрытая грязью дорога шла вдоль моря над темным нагромождением скал, похожих на груды трупов китообразных, выброшенных сюда бурей и блестевших от пены, волны с неукротимой яростью бросались на приступ этих глыб, рассыпаясь на миллионы сверкающих осколков, потом отступали, чтобы ударить без устали с новой силой, с темным и мрачным упорством диких зверей. Меж облаков растерянно скользило солнце. Посетив нескольких больных, Валерио сходил за машиной. И теперь мчался к Красному мысу. Предлог: проверить, что «волчица», то есть Камелия Линарди, выполнила его распоряжение. «Если она не отправила Роберто в больницу, он может умереть». Валерио мог бы позвонить в Кальяри главному врачу, однако Красный мыс неодолимо влек его к себе. Он никак не мог успокоиться после разговора с Фазаро. «Возможно, он пока еще не знает. Возможно, он вообще ничего не знает. В конечном счете, я просто дал себя запугать». Прежде чем закрыть гараж, он заглянул на кухню. Дельфина мирно трудилась, склонив свое лошадиное лицо над раковиной. Она подняла тощий пучок волос, удерживая его на макушке при помощи широких гребенок, украшенных маленькими блестящими камешками. Заметив, в свою очередь, доктора, она кивнула ему и жестом дала понять: «Нет, никаких писем, никаких пациентов в приемной, никаких телефонных звонков».

– Я вернусь в полдень! – крикнул перед уходом Валерио.

Он немного успокоился. «Сандро, наверное, спит наверху. Сегодня же вечером надо повидаться с Пьетро». Пьетро поможет. Дорога нырнула в короткий туннель. У выезда двое карабинеров, сидевших на парапете, взглянули на доктора. «Значит, они продолжают здесь поиски. Следят за окрестностями. Они ничего не знают!»

Он с удовольствием уносил с собой образ двух карабинеров, положивших руки на дула своих ружей. Валерио поздравил себя с удачной мыслью: «Я хорошо сделал, что заехал сюда». Он испытывал облегчение. И за Клару тоже был рад, словно уберег ее от самой настоящей опасности.

Он решил ничего не говорить ей. Зачем ее понапрасну тревожить. Однако он был убежден, что Клара одобрила бы его.

У Красного мыса еще один сюрприз. Приятный сюрприз: двое других карабинеров с оружием на ремне пробирались между кактусов вдоль откоса, дорогу им, видимо, показывал мальчишка в черной куртке. Его чересчур широкая куртка, словно траурный флаг, раздувалась на ветру. Двое крестьян, неподвижно застывших на вершине холма, мрачно и сурово смотрели, как они поднимаются. «Но почему Фазаро сказал мне, что, как и я, считал Гордзоне малосимпатичным?»

После поворота солнце ударило ему прямо в глаза. Ослепленный, он вынужден был притормозить. Вскоре он добрался до Красного мыса, где церковные часы показывали одиннадцать. Валерио быстро нашел дом Роберто Линарди. Он стоял в конце деревни, маленький домишко с потрескавшейся крышей. На веревке, возле шаткой веранды, сушилось белье. Какой-то пес рылся в куче отбросов под окном с открытыми ставнями. Когда машина остановилась, пес повернул голову и быстро убежал.

По первому зову дверь ему открыла старая женщина. Наверняка мать Роберто. На ней было черное платье из грубой материи. Узнав доктора, она застонала и, закусив губы, бросилась внутрь дома. Валерио последовал за ней. В соседней комнате в плетеном кресле дремал Роберто. Луч солнца, проникнув сквозь окно, упал на его впалую щеку землистого цвета. «Так я и думал», – проворчал Валерио.

– Pronto! – сказала старуха, тряхнула сына за плечо. – Il dottore [19]19
  Доктор пришел! (итал.)


[Закрыть]!

– Ты все еще тут? Почему не в больнице?

Оторопевший Роберто попытался подняться.

– Сиди, – приказал доктор сердитым голосом. – Где твоя жена?

– Она стирает в подвале.

Откуда-то чудом появились трое ребятишек. Сгрудившись в углу комнаты, они шмыгали носами, зрачки их маслянистых глаз так и бегали. У всех троих были худенькие мышиные личики, они с удивлением глядели на Роберто и доктора, непрестанно посапывая или поднося к носу почерневшую от грязи ручонку.

– Пускай кто-нибудь из вас сходит за мамой, – сказал Роберто, вытянув свою исхудавшую руку.

– Не надо! – сказала появившаяся вдруг с воинственным видом Камелия. Она с вызовом взглянула на доктора.

– Да, этот бездельник все еще здесь. Да. Я из сил выбиваюсь, чтобы накормить всю эту банду. Что он мне дал, а? Все, что зарабатывал, пропивал. И вот вам результат! Пьяница, весь прогнивший внутри!

Тут она внезапно обнаружила присутствие ребятишек.

– А вы, марш на улицу! Быстро! Паршивцы!

Затем она сняла свой огромный фартук из мешковины и снова повернулась к Валерио.

– Да, доктор, я отдала ему лучшие годы своей жизни, этому прохвосту! Я была девушкой, доктор, он взял меня девушкой. Я была красивой, а этот бандит только и думал, как бы напиться, напиться, и пропивал все свое жалованье, заставляя меня работать. Потому что ничего другого не умел делать, кроме как пить да лепить ребятишек, и если бы я не потеряла троих моих бедных ангелочков, то сейчас бы мне пришлось кормить всю ораву, не считая этой грязной старухи, этой отравительницы, которая сглазила меня! Потому что это она, доктор, она виновата во всех несчастьях, это она приходила к моей матери просить меня в жены своему ублюдку сыну, а я, как дура, согласилась, не противилась, я была бедной девушкой и понятия ни о чем не имела, я погубила свою жизнь, а теперь, если ему суждено сдохнуть, пускай подыхает или пускай его сволочная мать служит ему сиделкой! А я должна работать, надрываться над стиркой, чтобы всех их кормить, так что с меня довольно!

Задохнувшись, она умолкла, лихорадочно поправив падавшие ей на щеки пряди волос. Старуха не шелохнулась. Ее застывший, патетический взгляд был прикован к доктору, в то время как Роберто, бессильно откинув голову за спинку кресла, закрыл глаза.

– Его надо отвезти в больницу, – спокойно сказал Валерио.

– Ну нет! Я этим заниматься не стану! У меня слишком много работы, чтобы терять полдня. К тому же у меня нет ни гроша. Чтобы доехать до Кальяри, надо платить за автобус. А мне нечем.

Она снова вошла в раж и визжала, уперевшись руками в бока, ее слова хлестали, подобно ударам кнута. В комнате стояла фотография, на которой были изображены Камелия с мужем, она влюбленно склонила голову на плечо хвастливо красовавшегося усатого Роберто. Это была старая фотография, безжалостное свидетельство их прежней жизни, того краткого мгновения, когда они, возможно, верили в счастье, хотя всегда жили во мраке. Валерио взглянул на злобное лицо Камелии.

– Я оплачу поездку, – с усилием сказал он. – Я провожу Роберто в Салину. Его мать тоже поедет. Автобус проезжает мимо больницы. Я беру все расходы на себя.

Он чувствовал, как слова обдирают ему горло, словно ощетинившиеся шипами шарики. Но он знал, что его защищает, знал, что только благодаря Кларе он мог противостоять пронзившему его отчаянию. Прикованные к нему взгляды стесняли его, жгли до самых костей.

– Надо собираться, Роберто.

Но никто не шелохнулся. Валерио положил ладонь на руку старухи.

– Вы тоже собирайтесь. Мы едем через пять минут. Нельзя опаздывать на двенадцатичасовой автобус.

Камелия уже ушла. Он догнал ее на веранде.

– Вы проявили много мужества. Но вам его понадобится еще больше.

В ответ она злобно пожала плечами, рот ее распирали ругательства.

– Пускай подыхает. И его грязная свинья мать вместе с ним. Если бы не вы!

Она помахала кулаком и спустилась по лестнице вниз.

Когда они выехали на дорогу, Роберто наклонился к доктору:

– Она хотела заставить всех поверить, будто это моя мать отравила меня. Ну и скотина!

Старуха на заднем сиденье смотрела на пробегающий мимо пейзаж все с тем же выражением затравленного зверя.

– Счастье, что вы приехали. А то я уж собирался послать к вам сына. Она говорила мне: если бы ты умер, гора с плеч свалилась бы! Разве можно говорить такие вещи больному человеку? Она упрекала меня за то, что я пью. Она права. Но если я не буду пить, я пропал. Приходится пить, потому что иначе мне захочется убить ее, убить всех ребятишек и самому броситься в море. Что ни говори, но когда выпьешь, чувствуешь себя намного лучше, внутри теплеет, и тебе становится спокойнее, верно? Но она не понимает. Жалеет, что вышла за меня замуж. Завидует своим подругам, которым больше повезло. Разве я в этом виноват? Она говорит, что жизнь ее не удалась, что она никогда не была счастлива. Да разве такие вещи говорят? Правда в том, что я не всегда мог найти работу. Мне следовало бы поехать работать в Алжир. Или в Тунис. Если бы я не женился, я уехал бы туда и жил бы теперь хорошо, не болел.

В отсутствие жены он снова обрел красноречие закоренелого алкоголика. Но тут возле туннеля они увидели двух карабинеров, преграждавших им путь. Поравнявшись с ними, Валерио остановился.

– Это доктор, – сказал один из карабинеров.

– А этот тип сзади? Спроси у него документы!

Тот, что был помоложе, открыл дверцу и протянул руку к Роберто.

– А ну, давай пошевеливайся.

Старая женщина даже головы не повернула. Своими изуродованными цементом руками Роберто вынул бумажник, достал оттуда засаленное удостоверение личности.

– Все в порядке, – сказал молодой карабинер с плоским, как уж, черепом и зеленоватой кожей, которая вроде бы шелушилась у глаз. – Извините нас, доктор!

Валерио снова тронулся в путь, а Роберто с облегчением откинулся на сиденье.

– Вы видели, доктор?

Он положил руку на свою тощую грудь. Щеки его слегка порозовели. Казалось, он был крайне взволнован этой встречей.

– Они ищут Сандро. По-прежнему ищут Сандро. Обыскивают все машины. Но Сандро надежно спрятался. Пускай себе ищут с самого утра, все равно ничего не найдут. Они обошли все фермы и пещеры. Да! Сандро хорошо сделал, что ухлопал этого негодяя Гордзоне.

– Роберто, – с упреком сказала старуха.

В смотровое зеркало Валерио мог видеть ее, печальную и далекую, с изможденным лицом, обрамленным черным платком, туго завязанным под подбородком.

Роберто зябко поднял воротник пиджака, покрепче затянул тонюсенький шарф вокруг своей облезлой, сморщенной шеи цвета глины и проворчал:

– Ничего! Сандро им так просто не поймать!