Текст книги "Это называется зарей"
Автор книги: Эмманюэль Роблес
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
II
– Наконец-то ты пришел! – воскликнула Клара, бросаясь в его объятия.
– Я задержался…
– О, я уже начала беспокоиться!
– За мной пришли как раз в тот момент, когда я спускался по лестнице, собираясь идти сюда. Но скажи мне…
Слегка отстранившись, он взял ее за подбородок и поднял ей голову.
Она неловко попыталась спрятать от него глаза.
– Ты плакала?
– Пустяки. Этот ветер делает меня больной, – сказала она. – Сегодня после обеда у меня страшно разболелась голова. Теперь все прошло.
Однако такое объяснение, казалось, вовсе не убедило его, и тогда она, поцеловав его в губы, увлекла за собой в соседнюю комнату.
Большой светящийся аквариум, вделанный в стену, переливался золотистыми бликами.
– Пойду на кухню. Я сама приготовила ужин. Сейчас сядем за стол.
– Хорошо, – молвил Валерио, опускаясь на диван.
Сначала он рассеянно листал иллюстрированный журнал, но встреча с Сандро оставила какой-то неприятный осадок, и ему не удавалось избавиться от этого ощущения. Он встал и прошелся по маленькой гостиной, где царил свойственный Кларе очаровательный беспорядок. Всюду были разбросаны подушки, куски материи, книги. На столе, на креслах валялись журналы вроде «Оджи», «Эуропео», «Соньо». На одной из полок маленького книжного шкафа, украшенного сардинскими куклами, разноцветными стеклянными зверушками и крашеными ракушками, стояли на видном месте все романы Альберто Моравиа. В освещенном аквариуме медленно скользили красные рыбы или, сверкая чешуей, проносились стрелой сквозь сказочный пейзаж.
Валерио застыл, завороженно наблюдая за его переливами. Длинные зеленые и розовые водоросли раскачивались под струей поступавшего в аквариум воздуха. Всю толщу воды пронизывали пузырьки, и ему чудилось, будто это Сандро смотрит на него из глубины загадочного зеркала. Сандро с люгером в руке. На мгновение он замер в задумчивости перед этим призраком, недвижно застывшим в подрагивающей пелене, потом, вздохнув, направился к дивану. В ту же минуту появилась Клара.
Он тотчас обнял ее. И пока он покрывал поцелуями ее затылок, лицо, губы, рука его ласкала под пеньюаром круглую, твердую грудь, словно птица, излучавшую чудесное тепло.
– Каждый вечер мне кажется, что ты в первый раз будешь моей, – молвил он. – Это всегда в первый раз.
– Луиджи, – прошептала она.
У нее было красивое треугольное лицо с карими, горячими глазами, слегка вытянутыми к вискам, ее тяжелые, черные волосы были собраны на затылке. От нее так хорошо пахло, будто веяло ароматом весенних лугов. Он знал, что ради него она ревностно следит за своим телом и дважды в неделю посещает институт красоты в Кальяри. Порой он подшучивал над ней: «Но тебе ведь только тридцать! Предоставь это пожилым дамам!» Она со смехом трясла головой: «Я хочу нравиться тебе всегда».
В семнадцать лет, сразу после окончания коллежа святой Анны, ее выдали замуж за богача Карло Дамьяни, хозяина огромного поместья. Первая жена Дамьяни умерла, не оставив ему детей. Убедившись, что и от Клары ему тоже нечего ждать, он от нее отвернулся, даже не пытаясь скрыть своей враждебности. Дело кончилось тем, что он подолгу отсутствовал, предпочитая общество своих крестьян и лошадей обществу этой дурочки, которая никуда не годилась в постели и все время плакала, глядя на него глазами затравленного зверя, он охотно побил бы ее, если бы не опасался трех здоровенных парней, братьев своей жены.
И вот, наконец, он умер. Как раз в день своего пятидесятилетия.
Не теряя ни минуты – и без того столько пришлось ждать! – семейство Клары набросилось на поместье Дамьяни, соседствующее с их собственными владениями в тридцати километрах от Салины. Клара могла оставаться у себя, в своем великолепном городском доме, и ничего не делать. Теперь у нее появилась возможность пожить спокойно, покой свой она заслужила. Впрочем, остальной части «племени» вполне хватало, дабы способствовать процветанию обоих владений, в том числе и поместья Дамьяни, на которое все семейство так долго зарилось. Правда, оставалась одна опасность: рано или поздно Клара может надумать снова выйти замуж, на этот раз за какого-нибудь парня по своему выбору. И отец уже собрался было заставить свою дочь подписать акт об уступке имущества по всей форме, но тут появился Валерио. Ниспосланный самим провидением Валерио! Он устраивал всех. Не такой он был человек, чтобы развестись и жениться на Кларе. А Клара после стольких лет, принесенных в жертву этому старому медведю Дамьяни, полностью заслужила право вести такую жизнь, какая ей нравится.
Когда умерла мать, связь между фермой и Салиной стал осуществлять старший брат, Витторио. Он довольно часто навещал Клару, как правило, по утрам – из деликатности, – он привозил ей яйца, овощи, птицу и цветы, букет обычно подбирала одна из золовок: Джина, Эрминиа или Элена. Клара, со своей стороны, посещала родных только по большим праздникам, в общей сложности раза четыре или пять в год, да и то гостила там недолго. В Салине же она жила в обществе старой служанки Торелли, Марии Торелли, на лице которой застыло горестное выражение аристократки, потерявшей после кровавой революции свое имущество и вынужденной трудиться в изгнании, выполняя работу ниже своего достоинства. Мария Торелли любила Клару, как собственную дочь, истово шпионила за ней в интересах «племени», знала часы, когда приходил Валерио, и, как только он появлялся, становилась призраком. В этот вечер, например, она уже успела скрыться у себя в комнате, на другом конце дома, и слушала Миланское радио, передававшее «Риголетто».
Покончив с едой, Клара и Валерио вернулись в маленькую гостиную.
– Много было сегодня работы, дорогой?
Она часто задавала этот вопрос и всегда с неизменным оттенком сожаления в голосе, словно сокрушалась о том, что приходится тратить такую уйму времени и сил на второстепенные вещи, в то время как всю жизнь должна была бы заполнять одна любовь.
– Да. Работы было много, – ответил он.
На диване она крепко прижалась к нему. Он чувствовал, что теперь она довольна и счастлива. Быть может, она плакала, потому что знала: скоро вернется Анджела!
– Ничто не сможет нас разлучить, Клара, – сказал он. – Ничто и никто. Никогда…
Она что-то пробормотала. И закрыла глаза. На лице ее появилось хорошо знакомое ему выражение, которое означало сладость наслаждения и горечь страдания. Он тихонько опрокинул ее на подушки, ощущая себя могучим, всесильным богачом, его охватила бурная радость, в порыве которой он ласкал плечи и грудь Клары. Под пеньюаром на ней ничего не было, она казалась такой горячей и невесомой, и он лег на нее, а она продолжала шептать несвязные слова, сжимая его в своих объятиях.
Они долго лежали, прижавшись друг к другу, оторванные от мира, словно потерпевшие кораблекрушение. Буря внутри стихала, море отступало, оставив их совсем без сил, но шум его все еще раздавался у них в ушах.
Время, казалось, остановилось чудесным образом, окаменев, словно цветок, омытый известковой водой. Этот час был прозрачно чист, без всяких воспоминаний и связей с землей. Этот час никуда не спешил. Он не бежал, подобно реке, а как бы кружил вокруг себя, впитывая пьянящий запах разгоряченной, трепещущей плоти.
Валерио медленно провел губами по груди и животу Клары. Рука его блуждала по всему ее телу, жившему таинственной неиссякаемой жизнью.
– Луиджи, – вздохнула она.
Не открывая глаз, она протянула ему губы, и он поцеловал ее с отчаянным пылом, словно этот поцелуй должен был уберечь их обоих от смерти, спасти от той пучины, куда увлекало теперь их время, которое снова стремительно побежало вперед…
– Почему ты сегодня плакала?
– Все прошло, не будем больше говорить об этом! – с улыбкой сказала она и добавила: – Я счастлива.
При этом ее алые пухлые губы выглядели так соблазнительно.
– Я хочу иметь ребенка, – помолчав, негромко сказала она. – Я хочу ребенка от тебя…
– Да, – молвил Валерио, прижимая ее к себе.
Умиротворенный, он испытывал глубочайшую признательность. Без всякой обиды вспоминал он тяжелое время своей молодости, войну и все эти годы одиночества. В какой-то мере он даже испытывал благодарную любовь к той бескрайней пустыне, которая оставалась позади, ибо она привела его к Кларе, и теперь прошлое представлялось ему лишь долгим и неуклонным путем к Кларе.
Она повернулась к нему:
– Иногда мне становится страшно. После твоего ухода я начинаю говорить себе, что ты уже не вернешься, что я тебя больше не увижу, и мне хочется кричать, как безумной.
– Какая же ты дурочка, – с нежностью сказал он.
– Ты понятия не имеешь, что значит для меня день ожидания…
Словно выдохнувшаяся лошадь, ветер начал ослабевать, но временами вместе с его порывом доносилась далекая мелодия Миланского радио, странная, пламенная песнь, в которой порою слышались волнующие, скорбные стоны.
– Твоя жена скоро вернется, правда?
– Да.
– Она тебе об этом написала?
– Да.
Выпрямившись, он обнял ее, и они умолкли. Однако Валерио чувствовал, что она уже не та: что-то в глубине ее души восставало, хотя по виду ничего как будто не было заметно, лицо ее оставалось спокойным, с него не сходило привычное ласковое выражение.
– Клара, я ведь уже сказал: ничто и никогда не сможет нас разлучить. Верь мне.
– Я тебя знаю. Ты очень добрый и не захочешь причинять ей страданий.
– Она ничего не узнает. Откуда, ты думаешь, она может…
– Она все узнает, и очень скоро.
– Но если мы будем соблюдать осторожность…
– Да. По ночам ты будешь пробираться сюда, дрожа при мысли, что тебя увидят. Будешь искать объяснений по поводу своих отлучек, опозданий. Будешь лгать. И конечно же, неумело. Заранее могу себе это представить. Твоя жена будет несчастна, и постепенно наше счастье начнет угасать.
Помрачнев, он встал, а она с огорченным видом, но все же улыбаясь, следила за ним глазами.
«Зачем говорить об Анджеле?» – думал Валерио. Все, что могла сказать Клара, он уже сам себе много раз повторял. Зачем оставлять эти с трудом отвоеванные часы, если все доводы натыкались на одну простую мысль, рассыпаясь в прах от соприкосновения с этой мыслью: Клара ему необходима. Без Клары его жизнь потеряет свою притягательную силу, целостность, тепло и надежду. Без Клары для него начнется одинокое блуждание средь человеческих существ, словно среди деревьев в лесу без конца и края, жутком, враждебном, бесприютном лесу.
С Анджелой он познакомился в октябре 1945 года в Неаполе. Ей было восемнадцать лет. Она казалась такой хрупкой и робкой и в то же время такой жизнерадостной, на ее свежем личике блестели ласковые глаза.
Однажды во время экскурсии в Помпеи в конце прогулки Анджела почувствовала усталость, они сели рядом на ступенях Форума, и вдруг она положила голову на плечо Валерио с таким чарующим доверием, что он был потрясен. Чудо случилось спустя некоторое время, когда он, наконец, обнял ее, увидел совсем близко это худенькое, еще детское личико, и овладел этим едва оформившимся телом, таким крепким и нежным. В феврале следующего года они поженились, и он увез Анджелу на Сардинию.
Разлуку с ней родители восприняли как нечто временное. И для Анджелы, никогда не расстававшейся с ними, жизнь в изгнании на этой бесплодной земле день ото дня становилась все тягостней, несмотря на нежную заботу, которой окружал ее муж.
Да и Валерио тоже очень скоро распростился со своими иллюзиями. Маленькая девочка. Он женился на красивой маленькой девочке, сожалевшей об утраченном рае и богатых апартаментах своей семьи, о подругах и театрах в Неаполе, о вилле в Сорренто.
Рядом с ним томился избалованный ребенок, не утративший своей приветливости, прилежной приветливости, и робости, потерявшей, увы, в его глазах свое очарование. Она утверждала, что довольна и счастлива, однако ее покорный, смиренный вид говорил о другом.
Мало-помалу Валерио отдалился от нее. Он ощущал, как ширится в его душе огромная пустота, но силился скрывать свои чувства, неизменно проявляя предупредительность и внимание и продолжая играть комедию любви. Хотя ему уже не доставляло удовольствия это худенькое тельце, которое так трудно было разбудить, – оно оставалось безучастным, несмотря на трогательное послушание. Во всяком случае она ни о чем не догадывалась, ничего не подозревала и жила в этом большом доме в Салине, словно в пансионе, терпеливо дожидаясь каникул. Она пользовалась малейшей возможностью, чтобы съездить в Неаполь, где проводила дней пять или шесть, не больше. Валерио поощрял эти короткие отлучки, ибо после возвращения она выглядела такой счастливой, что это всякий раз трогало его. Он знал, насколько она хрупка и уязвима, и испытывал по отношению к ней что-то похожее на жалость.
Встречаясь иногда со своим тестем, Латансой, он охотно соглашался, что Салина далеко не идеальное место для молодой женщины, привыкшей к преимуществам жизни в большом городе и его развлечениям. Но несмотря ни на что, Валерио любил Салину, привязавшись к этому малопривлекательному селению, во всяком случае у него не было ни малейшего желания перебираться в Неаполь. А между тем нельзя было не признать, что Анджела чахнет в здешнем климате. Пришлось спешно отправить ее в Альпы…
– Луиджи! – тихонько позвала Клара, забившаяся в уголок дивана в своей излюбленной позе – подобрав под себя ноги. Она снова запахнула пеньюар. Валерио подошел и сел рядом с ней. Клара тотчас с живостью схватила его за плечи:
– Послушай, что бы ни случилось, я никогда ни в чем тебя не упрекну. Я навсегда останусь твоей. У меня такое ощущение, будто я ворую свое счастье, но свою долю я получила. Никто не сможет отнять того, что принадлежало мне.
– Я люблю тебя, – прошептал Валерио, и слова его приобрели какой-то новый, глубокий и мрачный оттенок.
– Сердце мое, – едва слышно молвила она, и это было похоже на зов другого существа, ребенка, который хотел войти в нее, родиться и жить ею, и тогда он, не говоря ни слова, стал ласкать это совершенное тело, округлые бедра, горячий и мягкий живот.
И тут вдруг в дверь кто-то громко постучал. Клара тихонько вскрикнула. Валерио выпрямился. Они с тревогой взглянули друг на друга. Кто мог явиться в столь поздний час?
– Доктор! – послышался чей-то голос.
Валерио встал.
– До-октор!
То был голос Пьетро.
– Это еще что такое!
– Что ты собираешься делать? – спросила Клара.
– Не знаю…
И он нервно провел ладонью по затылку.
– Хочешь, я посмотрю, в чем дело?
– Нет. Я сам пойду.
Он был зол и обеспокоен.
– Откуда ему известно, что ты здесь? – спросила Клара с некоторой тревогой в голосе.
– Понятия не имею. Пойду узнаю.
Одевшись, он поспешно вышел на улицу.
– Это я, доктор! – донесся из темноты голос Пьетро.
– Чего тебе надо?
Он силился разглядеть его лицо в этом непроглядном, застывшем мраке. Словно догадавшись, какое неудобство он причиняет, оставаясь в тени, Пьетро сделал шаг в сторону, очутившись в треугольнике света, вырывавшегося в полуоткрытую дверь. Валерио смотрел на него, стоя на пороге.
– Доктор, вас спрашивает инспектор Фазаро. Какая-то скверная история вышла у Фуоско, знаете, у тех, что живут на улице Таренте?
– Тебя прислал Фазаро?
– Да. Я играл в карты в Сальви. Он велел мне сходить за вами. А сам сидел в машине. Он сказал, что если вас нет дома, то надо зайти сюда.
Пьетро говорил совершенно естественным тоном. Даже не вынул рук из карманов своей старой солдатской шинели, спокойно дожидаясь ответа доктора.
– А что там случилось у Фуоско?
– Дед пытался изнасиловать малышку Лидию. Просто уму непостижимо, какой развратник этот старый негодяй. Надо же, десятилетняя девочка. И он уже не в первый раз пытается это сделать.
– Я иду. Через пять минут.
– Малышка сама не своя. Ей здорово досталось. Шум там у них стоит страшный. Просто уму непостижимо. Даже на площади слышно.
– Скажи Фазаро, что я сейчас приду.
– Ладно. Извините за беспокойство. До свидания, доктор.
Закашлявшись, он пошел прочь. Валерио глядел ему вслед, пока тот не скрылся в темноте. Ветер утих. Все пришло в порядок, успокоилось в ночи, тишину теперь нарушало лишь сладострастное кваканье лягушек.
Вернувшись в дом, он увидел, что Клара ждет его стоя, она была очень бледна.
– Что случилось?
– Скверная история у Фуоско. Полиция уже там, ждут меня.
– Что за история?
– Изнасилование маленькой девочки, – обронил Валерио, отыскивая свое пальто.
– Но откуда он узнал, что ты здесь? – спросила встревоженная Клара, пытаясь помочь ему попасть в рукава.
«Это все Фазаро!» – хотел он было ответить, но, спохватившись, предпочел солгать:
– Пьетро мой старый товарищ. Должно быть, он следовал за мной, когда я вышел от Сандро. Это он сейчас приходил.
Объяснение выглядело нелепым. Зачем Пьетро было преследовать его? Клару не удалось обмануть, ее взволнованный взгляд ясно говорил об этом.
– Может, он случайно видел, как я вошел сюда.
Сады их соседствовали друг с другом, и обычно Валерио мог приходить к Кларе и уходить, не опасаясь неприятных встреч.
– Напрасно ты волнуешься, – добавил он, забирая свою сумку и электрический фонарик.
Она ничего не ответила.
– Успокойся, дорогая, все не так страшно!
Но голос его звучал фальшиво, и он прекрасно сознавал это.
III
Фуоско жили в самом конце улицы, рядом с рыбацким портом. Надо было пройти всю виа Реджина-Элена, пересечь площадь, а затем спуститься по лестницам, ведущим на консервный сардинный завод. Ветер совсем утих. Безмолвные улицы с закрытыми ставнями выглядели заброшенными, от них веяло холодной печалью. «Палермо» с его зелеными дверями и плутоватой зеброй на рекламе «Чинзано» тоже закрылся. Афиша кинотеатра «Империале» зазывала на «ULTIMO INCONTRO» [8]8
«Последняя встреча» ( итал.).
[Закрыть]с участием Алиды Валли и Жан-Пьера Омона.
Валерио был озабочен. Как расспросить Фазаро? Тот «знал». Доказательство налицо. Что он собирается делать с тайной, которую открыл? И каким образом ему удалось ее открыть? А главное, известна ли она кому-нибудь еще, кроме него? Мария Торелли тоже, конечно, в курсе, но она слишком предана Кларе, чтобы проболтаться. И Пьетро, видимо, знает, хотя он мог, ни о чем не подозревая, просто-напросто выполнить поручение Фазаро. А впрочем, какое это имеет значение? Валерио не сомневался, что сумеет защитить Клару от всех. На какое-то мгновение к его горлу подступила ненависть, горячая и липкая, словно волна крови, ненависть ко всем тайным врагам и к этой тысяче следивших за ним глаз, к тысяче ртов, готовых оплевать Клару своим ядом! Но что делать, что делать? А тут еще Анджела! А тут еще тесть!
…говорили стены, вдоль которых он шагал. Терпкий запах консервного завода ударил ему в нос, как только он начал спускаться к порту.
…Да, тесть. Фоско Латанса возглавлял в Неаполе большую ткацкую фабрику. Он был далеко не в восторге, отдавая единственную дочь за господина, собиравшегося затем увезти ее в какую-то гнусную дыру на Сардинии. В каждом своем письме он неизменно соблазнял Валерио самыми разными преимуществами жизни в Неаполе. Но успеха так и не добился. Судя по всему, уклончивые ответы зятя раздражали его. Теперь же основным доводом стало здоровье его дочери. Аргумент весомый, спору нет. Старик Латанса далеко не глуп! И в конце концов, возможно, докопается до истины, заподозрит, что кроется за этаким упрямством и холодной сдержанностью! Ясно одно – уж если он вызвался проводить Анджелу и провести в Салине двое суток, то не для того ли, чтобы самому осуществить небольшое расследование? Здесь, на месте, он собирался найти необходимые объяснения, а может быть, знал в Салине людей, способных сообщить ему нужные сведения.
Например, Фазаро.
«Даже если начнется война, я не расстанусь с Кларой!»
Война! Столько всяких опасностей подстерегало их! Он вдруг почувствовал, что его охватывает отчаяние, оно пронзило его, словно лезвие ножа. Им казалось, что они добились счастья, а это было всего лишь пламя, подвластное всем ветрам. «Всего лишь пламя», – мысленно повторил он. Однако минувший час был слишком хорош, чтобы вот так сразу поддаться тоске. Эта радость была такой чистой, такой лучезарной, она чудесным образом отгораживала их от мира, с непревзойденной гордостью служила оправданием жизни!
Дойдя до конца лестницы, Валерио очутился на набережной. Перехлестывая через парапет, волны оставляли на тротуаре черные лужи. Угадав таинственное и сумрачное негодование стихии, он окинул взглядом морской простор. Справа поблескивали красные и зеленые огоньки, которыми была обозначена сеть на тунца.
Это было здесь. Человек двадцать оживленно переговаривались у закрытого магазина, возле маленького «фиата» с откидным верхом, принадлежавшего инспектору Фазаро. Узнав доктора, люди тотчас смолкли. Валерио знал Фуоско, отец которого в свои шестьдесят четыре года стал проявлять опасную склонность к маленьким девочкам. Потому-то его и поселили на одной половине комнаты, отделенной от остального семейства высокой садовой решеткой, прикрепленной двумя концами к противоположным стенам. Ибо расположенная над магазином квартира была чересчур мала, а ребятишек было слишком много, чтобы они могли пожертвовать ему целую комнату.
Валерио взобрался по деревянной лестнице, на верхней площадке его тут же встретили пронзительные крики матери:
– Моя девочка, доктор! Моя красивая девочка! Этот несчастный! Поглядите, что с ней сделал этот несчастный!
Лицо у нее опухло от слез, волосы разметались, она размахивала руками, непрерывно тряся пальцами, словно пыталась стряхнуть с их кончиков огромных пауков. Женщины окружили кровать, где с заострившимся носом и побелевшими губами лежала Лидия.
– Добрый вечер, доктор, – послышался красивый низкий голос, похожий на мелодичный голос какого-то оперного певца. То был Фазаро. Оба мужчины торопливо пожали друг другу руки. Кто-то уже помогал Валерио снять пальто.
– Poverina [12]12
Бедняжка (итал.).
[Закрыть]! – простонала одна из старух, стоявших у стены.
Валерио склонился над девочкой, которая, придя в себя, тихонько жаловалась:
– Он сделал мне больно. О, он сделал мне так больно…
– Poverina, poverina, – причитали женщины с неподдельным выражением жалости.
– Посмотрите, как она бледна, доктор! Посмотрите! – со слезами воскликнула мать.
– Уберите всех этих людей, – приказал Валерио. – Где Фуоско?
– Он не захотел подняться, – сказал Фазаро. – Не беспокойтесь. Я сам этим займусь.
Женщины, одна за другой, молча удалились.
– Вскипятите воду! – обратился Валерио к матери.
Пока он щупал пульс девочки, Фазаро спросил, наклонившись:
– Укол камфары?
– Кофеина. Это то же самое.
Валерио раздраженно выпрямился.
– Я буду вам признателен, если вы тоже уйдете, – сказал он, глядя инспектору прямо в лицо. – Помощи матери будет достаточно.
– Ну конечно, доктор, – ответил Фазаро, ничуть не смутившись.
Девочка продолжала стонать, медленно раскачивая головой из стороны в сторону. Вернулась мать, она рыдала, прикрывая рот руками.
– Встаньте здесь, – спокойно сказал Валерио.
И он откинул простыню, обнажив маленькое, истерзанное тельце…
Когда спустя некоторое время он вышел в соседнюю комнату, где находился Фазаро, то увидел там старика. Тот с вытаращенными глазами и открытым ртом стоял за решеткой, вцепившись пальцами в железные перекладины и уставясь в пустоту. Его заросший длинной серой щетиной подбородок напоминал подушечку для иголок. Он был небольшого роста и ужасающей худобы, расстегнутая рубашка открывала узкую, тощую грудь с редкими волосами. Его, должно быть, били: на шее и левой щеке виднелись фиолетовые подтеки. Усевшись на стол и свесив ноги, инспектор наблюдал за ним, покуривая с непринужденным видом. Другой полицейский чистил себе ногти перочинным ножом и, казалось, полностью был поглощен этим занятием. У него была вытянутая акулья голова и скошенная нижняя челюсть. С циничным видом он бросил на Валерио насмешливый взгляд.
– А вот и дед, доктор! – сказал Фазаро. – Ну что с малышкой?
– Дело серьезное, – отвечал Валерио, холодно взглянув на него.
– К утру ваше заключение будет готово?
– Ну конечно.
– Спасибо, – молвил Фазаро.
Это был малый лет тридцати пяти – тридцати восьми, очень красивый, с черными, горячими и как бы бархатными глазами. «Несколько сладковат», – подумал Валерио. Однако он знал, что не следует доверять внешности. Под этим беззаботным видом скрывалась отвага, целеустремленная решимость. Одет он был изысканно: костюм хорошего покроя, булавка для галстука, шелковый платочек в кармашке, золотые запонки…
«И этакий красавчик обнаружил наш с Кларой секрет», – с презрением подумал Валерио.
– Хотите знать, как это случилось? – любезным тоном спросил Фазаро.
– Если позволите, – сухо сказал Валерио.
– Так вот, родители находились еще в магазине. Девочка поднялась, чтобы уложить младшего братишку. Она собиралась спуститься вниз, когда старик в своей клетке притворился, будто ему плохо. Вместо того, чтобы позвать отца, бедная девочка поддалась порыву жалости. Она знала, где лежит ключ. Как только она открыла решетку, старик набросился на нее, пытаясь заглушить ее крики. Тогда младший братишка с воплем выбежал на площадку и всполошил всех, кто находился внизу.
Он говорил совершенно свободно, без всякого стеснения, а старик, уткнувшись лбом в решетку, с остановившимся взглядом слушал его.
– Я пришлю кого-нибудь за вашим заключением к вам домой часов в десять, – добавил Фазаро. – Вам не придется беспокоиться.
– Что вы собираетесь делать с этим человеком?
– Мы заберем его сейчас же!
Он подал знак своим помощникам, и те тотчас подскочили к старику. Достав пачку сигарет, Фазаро хотел угостить доктора, но тот молча отказался. Пламя зажигалки осветило лицо инспектора, его гладкие щеки, прямой нос, дуги густых бровей. «Такой должен нравиться девушкам», – подумал Валерио, а полицейские тем временем пытались оторвать старика от решетки. Но тот с неукротимой энергией цеплялся за железные прутья.
– Нет! – кричал он. – Нет! Я не хочу! Оставьте меня!
Двое полицейских тащили его за плечи, однако им не удавалось заставить старика оторвать от решетки руки.
Тогда Фазаро, подойдя к нему, принялся давить каблуком его пальцы, старик застонал от боли и отнял одну руку, но другой продолжал цепляться за решетку в поразительной силой.
– Оставьте меня! Нет! Я не хочу!
Не выпуская изо рта сигарету, нахмурив брови и положив руки в карманы пиджака, Фазаро, балансируя на одной ноге, методично бил другой, и старик с дрожью дожидался каждого удара. Блестящая пена стекала у него по подбородку.
– Прекратите! – с отвращением сказал Валерио.
Инспектор как-то странно посмотрел на него, но остановился. На мгновение все замерли в ожидании. Затем полицейский с акульей головой отступил назад и изо всех сил ударил старика кулаком по затылку, тот вскрикнул и смешно качнулся вперед, словно в приветственном поклоне, потом уронил руки. Его сразу же выволокли наружу.
С минуту инспектор с Валерио молча стояли рядом. Полицейские бросили старика на заднее сиденье «фиата» и оттолкнули любопытных.
– У меня есть одно свободное место, доктор. Хотите, я отвезу вас домой? – спросил Фазаро предупредительным тоном.
Валерио с удивлением взглянул на него.
– Спасибо, – ответил он. – Я пойду пешком.
Затянувшись сигаретой, Фазаро, казалось, задумался, потом махнул рукой.
– Как хотите. Доброй ночи.
Проворно спустившись по ступенькам лестницы, он сел за руль. На соседнем дворе причитали женщины. С моря налетали влажные порывы ветра.
Едва Фазаро включил мотор, как старик выпрямился, одеревенел, но рывок тронувшейся машины заставил его снова упасть на сиденье, и он в отчаянии смешно задергал длинными руками.
