Текст книги "История климата с 1000 года"

Автор книги: Эмманюэль Ле Руа Ладюри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

К тому же, известно, что основные ряды дат сбора винограда в современную эпоху составлены для районов, расположенных вблизи Швейцарии и Савойи – родины альпийских ледников.

Поэтому тем более законно сопоставить сведения о ледниках и датах сбора винограда.

Сопоставить такие данные за весь период нового времени (XVI—XVIII вв.) можно по двум типам процессов, различающихся по масштабу времени: краткой и средней длительности и большой длительности.

В области изучения процессов краткой и средней длительности представляются возможными некоторые сопоставления гляциологических и фенологических данных. По датам сбора винограда в XVIII столетии можно выделить три группы холодных весенних и летних периодов: 1711—1717 гг. (кульминация в 1716 г.), 1740—1757 гг. (максимум в 1740—1743 гг.), наконец, до и после 1770 г. Этим холодным периодам, на протяжении которых абляция была определенно ослаблена, соответствуют (со сднигом в несколько лет) периоды максимального положения ледников: 1716—1719 гг.; 40-е годы XVIII в., 1770—1776 гг. Менли отмечал поразительное соответствие между наступлением холодных весенних и летних сезонов в Англии и продвижением альпийских и скандинавских ледников в 40-е годы XVIII в. [246]. Зато уверенно можно сказать, что известные данные и о ледниках и о сборе винограда, выводы приобретают еще большее значение.

Заслуживает внимания такое сопоставление в применении к XVII столетию:

Поздний сбор винограда: 1591—1602 == 1639—1644 гг.

Наиболее выраженный ледниковый максимум в Альпах: 1601 == 1643—1644 гг.

Не все периоды холодных лет, определенные по фенологической кривой, связаны с ледниковыми максимумами. Это нормальное положение вещей, ибо, с одной стороны, весенние и летние температуры – не единственный фактор, от которого зависит продвижение ледников, а с другой стороны, далеко не все случаи наступания ледников упоминаются в архивных материалах или известны историкам. Зато уверенно можно сказать, что известные случаи наступания ледников часто следуют за рядом лет, характеризующихся дефицитом тепла в основной период абляции, или совпадают с ним.

Сопоставление таких данных не представляет собой ничего нового. Так, в 1856 г. геолог Фавр отмечал, что «шесть холодных летних сезонов» предшествовали прорыву ледников в Альпах в 1817—1822 гг. [266, стр. 165]. Кривая хода дат сбора винограда и кривая наблюдений Парижской обсерватории ([143] и рис. 4) полностью согласуются с этим. Сопоставив ряды метеорологических наблюдений в Англии и Голландии и гляциологических наблюдений в Альпах и в Скандинавии, Гордон Менли отметил как показательное явление то, что в 1691—1702, 1740—1751, 1809—1818, 1836—1845 гг. наступанию ледников предшествовали прохладные летние сезоны [246].

Наконец, Альман [4, стр. 120—123; 238б, стр. 834] показал, что между 1900 и 1940 гг. семнадцать ледников Ютунхейма наступали или отступали в соответствии с тенденцией к понижению или повышению средней температуры теплого сезона (в Норвегии с мая по сентябрь), отмечающейся на протяжении нескольких лет подряд. Флуктуация ледников – положительная или отрицательная – начинается спустя два-три года после начала флуктуации метеорологической. Этот латентный период относительно непродолжителен, что же касается зимних температур или снегопадов, то они также сказываются на кратковременных процессах, но в меньшей степени.

А впрочем, не следует придавать чрезмерное значение сопоставлению данных о ледниках и сборе винограда. Для кратковременных флуктуаций ледников абляция льда (с которой коррелирует фенология сбора винограда) не является единственным важным фактором. Вступает в игру также накопление снега, но, само собой разумеется, что даты сбора винограда об этом не могут дать никаких сведений.

Ллибутри справедливо напомнил о местных особенностях, часто оказывающих влияние на десятилетние и внутривековые движения ледников: «Время, разделяющее две флуктуации, может составлять от двадцати пяти до пятидесяти лет, и возникает вопрос, не обусловлено ли это временем реакции ледников, их размерами и расходом», в такой же степени (и даже в большей), как и метеорологическими факторами [238б, стр. 727].

Местные особенности очевидны, например, для ледника Боссон. Очень чувствительный к климату, этот ледник обнаруживает флуктуации климатического происхождения, в общих чертах сходные с флуктуациями ледников Аржантьер и Мер-де-Гляс. Но в силу особенностей своего строения он реагирует на изменения климатические всегда на несколько лет раньше, чем эти два гиганта (рис. 9, по [238б]).

Теперь о рядах дат сбора винограда, рядах большой длительности, соответствующей вековым и многовековым изменениям ледников.

Предварительно необходимо сделать краткий методологический экскурс.

Критическое и методическое исследование проблемы дат сбора винограда было осуществлено Анго, Дюшоссуа, Гарнье [11; 100; 143]. Я возвращался к их тезисам, а иногда и развивал их в предыдущих главах и в различных публикациях [226; 227; 230; 231]. Сами даты, образующие десятки и сотни местных рядов, как и представляющие их средние кривые, можно найти у вышеуказанных авторов, а также в Приложении 5.

Как известно, даты сбора винограда представляют собой хорошие показатели кратковременных флуктуаций, которые обусловлены метеорологическими флуктуациями в собственном смысле этого слова. Эти флуктуации могли бы также быть и вековыми, строго говоря, относящимися уже к подлинно климатическим флуктуациям. Но в этом случае напомним о некоторых специфических трудностях.

В некоторые эпохи вековая кривая дат сбора винограда искажается не климатическими, а чисто антропогенными факторами. Поздние сроки сбора винограда в XVII и XVIII столетиях объясняются желанием виноделов получить вино высокого качества [226; 231]. В XIX в., как это показал Робер Лоран, виноград собирают рано: виноградари, желая удовлетворить потребности общедоступного рынка, непрерывно расширявшегося, на котором качество вина не имело значения, практикуют все более и более ранние сроки сбора винограда [220]. В обоих случаях (в течение трех столетий) вековые колебания дат сбора винограда не имеют ничего общего с изменением климата.

Если, однако, виноградарство и техника виноделия установились, если на протяжении длительного времени требования потребителей и рынка изменяются мало, то можно располагать стабилизированными «закрепленными» фенологическими кривыми. Это случай XVI в.

На самом деле, обратимся вновь к кривой, которую я опубликовал в работе [231, II]. Эта кривая отражает даты сбора винограда во Франции или в соседних с ней районах с 1490 по 1610 г. Она объединяет добрую дюжину местных рядов, для которых географический центр тяжести находится (не так уже далеко от ледников) в одной из частей Французской Швейцарии.

Не обладая высокой точностью фенологических кривых XVII и XVIII столетий, построенных по 150 рядам, эта диаграмма тем не менее дает достаточные гарантии надежности в климатическом отношении. Результаты проверки внутренней согласованности (между виноградниками, расположенными на различном расстоянии друг от друга) и внешней согласованности (с дендрохронологическими кривыми) оказались положительными. Любопытный период 1530—1540 гг., на протяжении которого теплое лето строго следовало за каждым холодным, точно отражается со своими зигзагами и на моих фенологических кривых дат сбора винограда и на дендрохронологических диаграммах для дуба, построенных по растущим деревьям и по спилам старинных балок из Оденвальда [187].[186]186
  См. также рис. 29 (Шов сообщил об этом замечательном сопоставлении).


[Закрыть]

Кривая, построенная для XVI в., оказалась выверенной, таким образом, дважды. С другой стороны, по конфигурации она отличается от фенологической кривой для XVII и XVIII вв., особенно после 1650 г. ([231, II], см. также рис. 1). Последняя кривая во всех своих частях указывает на неуклонное повышение – касается ли это лет максимума или минимума, очень поздних или очень ранних дат. Как те, так и другие даты в эпоху Людовика XV на кривой смещены вверх приблизительно на десять дней относительно эпохи Людовика XIII. Совершенно очевидно, что это результат влияния человека: виноградарь делал выбор, решал собирать виноград позднее независимо от того, был ли это год теплый или холодный, с ранним или поздним созреванием. Метеорологические флуктуации находят свое отражение на поднимающейся вверх кривой, но в другой ее части (время правления Людовика XV) даты сбора винограда систематически запаздывают в каждом году более чем на неделю.

Рис. 28. Даты сбора винограда во Франции и Швейцарии (1) и дендрологическая кривая для дуба в Оденвальде (2) в 30-е годы XVI в. Кривые прекрасно согласуются между собой. На оси ординат (слева) – отклонение дат сбора винограда от средней (в днях; использованы цифры, приведенные в Приложении 5, раздел 2, графа Г) и (справа) толщина годичных колец прироста дуба (в мм; кривая 2 заимствована из [187]).

В XVI столетии (1490—1610 гг.) мы не встречаем эволюции, сравнимой с эволюцией в период с 1640 по 1760 г. Флуктуации, твердо можно сказать, существуют. Я вернусь к этому позже. Но кривая стабилизировалась, во всяком случае она устойчиво сохраняет смещение «вверх», в сторону запаздывания дат сбора винограда. В начале и конце XVI в. во всех рассмотренных районах поздние даты сбора винограда приходятся почти на одно и то же время: на неделю позднее средней даты сбора винограда в этом столетии. Следовательно, выражаемый этой кривой тренд не искажается или мало искажается влиянием человека. При таких условиях длительные флуктуации кривой могут приобрести климатическое значение.

Итак, что мы можем утверждать? Повторяемость поздних дат сбора винограда, показательных для прохладной весны и лета, нисколько не изменилась на всем протяжении XVI столетия. Но иначе обстоит дело с ранними датами сбора винограда, характерными для ясной весны и знойного лета.[187]187
  Если судить по графикам, то видно, что этот вывод справедлив для района Швейцария—Бургундия [231, II, график 1]. Верно, что кривая для юга, или, строго говоря, для Франции, имеющая множество пробелов и мало содержательная для первой половины XVI в., не позволяет сделать какие-либо выводы о вековом тренде в 1490—1610 гг.


[Закрыть] Очень выразительна таблица, приведенная в Приложении 5. В ней использован коэффициент С (C = NJ), учитывающий два множителя: N — определенное для каждого десятилетия число ранних сборов винограда по сравнению со средней вековой датой (обычно бывает 2, 3, 4, 6 за десятилетие); J — интенсивность опережения (рассчитанная для каждого десятилетия как функция числа дней опережения по отношению к средней вековой дате). Из таблицы видно, что после 1540 г. и совершенно определенно после 1550—1560 гг. число теплых летних сезонов и их интенсивность (опережения) уменьшаются вплоть до 1610 г., если сравнивать этот период с периодом, предшествовавшим 1540 г. Иными словами, с 1540—1560 до 1610 г. больше нет длинной серии теплых летних сезонов (в отличие от того, что наблюдалось с 1880 по 1950 г.). Ледники имеют при этом полную возможность увеличиваться.

Рис. 29. Эволюция произведения NJ в XVI в. (десятилетние индексы теплых летних сезонов). Следует (см. гл. IV и Приложение 5) отметить уменьшение числа и интенсивности теплых летних сезонов в 60-е годы, которые предшествуют наступанию альпийских ледников.

Стало быть, фактические данные о зимах, датах сбора винограда и ледниках дополняют друг друга и позволяют высказать следующую рабочую гипотезу: в XVI столетии, с 1540—1560 гг. до 1600 г. и позже, происходит процесс, противоположный тому, который возникнет между 1850 и 1950 гг. Становится меньше мягких зим, появляются серии менее знойных летних сезонов. Средние годовые температуры [238б, стр. 847] при этом не должны понижаться больше чем на 1°С, если даже и достигается эта величина. Однако такого отклонения достаточно, чтобы нарушить равновесие в балансе альпийских ледников в пользу аккумуляции и создать условия для недостаточной абляции. Одним словом, статья прихода в балансе ледников становится больше статьи расхода – устанавливается постоянный режим избыточности, и в конце XVI в. ледники достигают своего максимума. Несмотря на флуктуации меньшего масштаба, они начнут отступать (уменьшаться) лишь после 1850 г.

На таких небольших высотах, как рассматриваемые нами, отмеченное похолодание не должно как будто иметь значительных биологических и сельскохозяйственных последствий. Но в высокогорной зоне не создает ли ухудшение климатических условий, приводящее к увеличению площадей фирна и ледников (которые сами по себе служат факторами местного похолодания), своего рода «порочный круг» и специфическое ухудшение горного климата? Об этом, по-видимому, свидетельствует удивительный показатель – растущие в Берхтесгадене (Альпы), на верхней границе леса, лиственницы, наиболее старые из которых имеют возраст шестьсот лет.

Бреме, изучавший кривые их годичного прироста, пишет: «До 1600 г. прирост этих деревьев был вдвое больше, чем после 1700 г., что указывает на ухудшение климата, уже известное по другим источникам и особенно по исследованию ледников» [45].

ГЛАВА VI. ТОРФЯНИК ФЕРНАУ

Таким образом, межвековая фаза наступания альпийских ледников, называемая также «колебанием Фернау», была определена по своей специфике, своеобразию, климатическим условиям, которые могли ее определять. Насколько было возможно, по этой фазе было установлено, хотя и не с полной уверенностью, существование изменения климата, вероятно, в сторону похолодания – гипотетического и неощутимого похолодания не более чем на 1°С. Похолодание, интенсивность которого, несомненно, менялась, захватывало обширные пространства Западной Европы в период между 1590 и 1850 гг. Оно стало проявляться после 1540 г. и постепенно закончилось в конце XIX—XX столетии.

Следует отметить, что представление о нем, судя по многовековой амплитуде, – не очень плохая рабочая гипотеза. Продолжение исследований покажет, придерживаться ли этой гипотезы или же заменить ее какой-то другой, более приемлемой. Как бы то ни было флуктуация ледников 1600—1850 гг. не является ни единственной, ни даже (что бы об этом ни думали Кинзл и Матте) самой сильной из известных за историческую эпоху. Относительное обилие документов, хорошее состояние недавно образовавшихся морен – свидетелей этой флуктуации – делают ее заслуживающей очень точного описания и оценки. Но на самом деле она представляет собой лишь повторение эпизодов, неоднократно случавшихся в течение исторического периода, или, точнее, со времени окончания теплого периода, климатического оптимума, или Wàrmezeit, и начала субатлантического похолодания.

Вслед за Лео Аарио [1] Франц Майр в своем замечательном исследовании 1964 г. [258] насчитывает с субатлантического периода в общей сложности пять вековых или многовековых эпизодов такого же типа, как стадия Фернау. Майр занимается исследованием именно ледника Фернау (Тироль). Это название благодаря Кинзлу [202] было присвоено и наступанию ледников 1600—1850 гг. По счастливому стечению обстоятельств, максимальные морены этого ледника заканчиваются в торфянике, или болоте, Бунте Моор (фронт ледника находится в настоящее время в 800 м от этого торфяника). Следовательно, прослойки торфа в болоте Бунте Моор соответствуют минимумам оледенения (сравнимым с современным), когда торфяник, высвободившийся из-под отступающего ледника, мог функционировать, производить торф без затруднений. Прослойки торфа в болоте чередуются со слоями моренных песков, которые служат показателями того, что ледник подходил к болоту. Датировка определяется по пыльцевым ярусам, хорошо установленным со времен работ Аарио и Фирба [1; 125; 258], различными геоморфологическими методами, по С-14 и по точно измеренной скорости нарастания (торфа). Составленная Майром диаграмма дает упрощенное представление о времени отложения слоев торфа и моренных песков: наполовину по данным пыльцевого анализа, наполовину по моренам.

Группировка выявленных таким образом пяти ледниковых эпидозов не может оставить равнодушным историка, занимающегося процессами очень большой длительности. На диаграмме Майра (см. рис. 30) совершенно четко выделяются два длинных периода. Это прежде всего первое тысячелетие до нашей эры, почти полностью занятое двумя длительными интервалами наступания ледников, которые разделены лишь столетним интервалом отступания. На протяжении же двух последних тысячелетий (нашей эры) ледники Фернау достигали торфяника Бунте Моор на значительно более короткое время. Интервалы мягкой или теплой погоды и отступания ледников определенно преобладали по продолжительности над интервалами похолодания и наступания.

Укажем теперь последовательно на пять главных эпизодов за последние 3500 лет:

а) «Максимум альпийских ледников между 1400 и 1300 гг. до нашей эры», когда язык (находившийся на 750 м дальше, чем при максимуме 1850 г.) «достигал наибольшего развития за всю послеледниковую эпоху».

б) «Максимумы ледников между 900 и 300 гг. до нашей эры». Речь идет о двух последовательных случаях наступания ледников, каждое из которых продолжалось два или три столетия. Они следуют друг за другом и разделены интервалом отступания, продолжавшегося не более полутора столетий. Оба случая наступания накладывают свой отпечаток на большую часть первого тысячелетия до нашей эры.

в) Новый максимум ледников наступает между 400 и 750 гг. нашей эры, после промежуточного отступания, соответствующего римской эпохе.

г) Кратковременное наступание в средние века происходит между 1200 (возможно 1150) и 1300 гг. (возможно 1350).

д) Наконец, максимум 1590—1850 гг., которому в этой книге уделено так много внимания.

Этот торфяник – настоящая находка! Ведь для того чтобы в общих чертах восстановить этот максимум (1590—1850 гг.), потребовалось поднять сотни текстов и иконографических документов.

Рис. 30. Современная гляциоклиматическая периодизация по данным о подледниковом болоте.

В таблице (заимствованной из [258]) схематически представлена (в графе Штубайские Альпы, осадочные отложения Фернау) стратиграфия торфяника Бунте Моор: черный цвет – слои торфа (отступание ледника); белый цвет с черными точками – моренные пески (наступание ледника), а также послеледниковые и послеоптимумные периодизации различных (Аарио – для Балтики, Фирбаса и Годвина по пыльце – для Западной Европы, Карлстрома – для Аляски и т.д.).

И вот вдруг благодаря стратиграфии Бунте Моор этот самый максимум прослеживается по слоям песка и морен, зажатым между двумя слоями торфа. Нижний слой торфа соответствует уменьшению оледенения в средние века, а верхний – современному сокращению ледников, еще не закончившемуся.

Трудно представить себе более полную «перспективу» и более очевидную конкретизацию процесса большой длительности. Наум приходит сравнение с космонавтами, которые со своих космических кораблей могут сразу увидеть сложные очертания целого континента, в то время как раньше, для того чтобы правильно изобразить эти контуры, картографам требовались столетия труда... Межвековая фаза наступания альпийских ледников (1590—1850 гг.), с таким трудом восстановленная по документам, на фоне тысячелетий сразу превращается в частный случай, в один из эпизодов, которому предшествовали еще четыре или пять эпизодов того же рода.

То же можно заметить и о фазе, которая до настоящего времени считается вековой, – фазе отступания альпийских ледников. Она длится с 1860 г. и еще не известно, окончится ли она через несколько десятилетий или будет продолжаться одно или несколько столетий. Но одно можно сказать с уверенностью: и эта фаза – всего лишь частный случай, один из пяти-шести эпизодов, каждый из которых был материализован в виде слоя торфа в торфянике Бунте Моор. Или в более общем виде можно сказать, что сложный вопрос о вековых и межвековых колебаниях климата на Западе в историческую эпоху если и неокончательно решен, то по крайней мере получил освещение и частичное обобщение благодаря стратиграфии этого подледникового болота.

Этот вековой процесс в настоящее время установлен для двух столетий (по современным метеорологическим наблюдениям) и для четырех или пяти столетий (по движениям ледников, известным по документам и по положению наиболее молодых морен).

И вот неожиданно данные, собранные в скучном досье, оживают и оказываются на самом высоком уровне обобщения, находят свое настоящее место, в контексте длинной шкалы времени. Оказывается, что два типа крупных известных вековых или межвековых колебаний – похолодание (1590—1850 гг.) и потепление (1860—1960 гг.) – повторяются около десяти раз. И указанные климатологами, особенно Пьером Педелабордом в 1957 г. [292, стр. 412], характеристики межвекового процесса становятся достоверными, экспериментально подтвержденными. Этот процесс, вне всякого сомнения, связан с колебаниями длительными, чередующимися и, если угодно, периодическими. Но их периодичность не является ни регулярной, ни строго циклической в математическом смысле этого слова. Ибо «фазы», теплые или холодные, не бывают одинаковой продолжительности. Периоды наступания ледников могут иметь продолжительность приблизительно два с половиной столетия (как, например, колебание 1590—1850 гг., носящее название Фернау), быть чуть больше столетия (например, с 1150—1200 гг. до 1300 г.) или более трех столетий (в первом тысячелетии до нашей эры). И наоборот, фазы отступания ледников и смягчения климата могут едва превышать одно столетие и продолжаться три-четыре столетия или более.

Другой важный вывод относится к вопросу однородности во времени. Многие климатологи считают, что все колебания климата – будь это колебания годовые, десятилетние, вековые, тысячелетние... или масштаба геологических эпох – в конце концов относятся к одному и тому же типу [292, стр. 413]. Во всяком случае, мы можем констатировать, что сочетание межвековых колебаний, выявляемых по комплексу ледник—болото Фернау (Бунте Моор), показывает ход процесса тысячелетнего и межтысячелетнего масштабов, и этот процесс целиком укладывается в свою очередь в субатлантическую фазу и включается на протяжении этой фазы в основные хронологические подразделения послеледниковой эпохи и четвертичного периода. Таким образом устанавливается связь, тесное единство исторического времени с временем геологическим.

Различные колебания ледников, длительность которых меняется, но всегда превышает столетие, имеют, кроме того, большую географическую однородность. В самом деле, на протяжении тех или других периодов наступания рассматриваемый ледник (Фернау) никогда не переходил более чем на 200—800 м за конечные морены 1850 г.

С точки зрения методов научного исследования два из этих «наступаний» занимают особое место. Это наступание нового времени (1590—1850 гг.), описанное во множестве исторических документов. И наступание в средние века (с 1150—1200 гг. до 1300 г.), которое, хотя в основном и лишено документации (как и предшествующие ему), все же (для умеющих читать) может стать доступным в случае серьезных попыток изучения, пренебрегать которыми нельзя с точки зрения историка-профессионала.

И действительно, для этого наступания можно собрать и проверить путем сопоставления достаточно показательные как собственно документальные, так и геоморфологические данные, и не только о леднике Фернау, но и о других ледниках.

Я уже приводил выше любопытный текст (1712 г.) Бенедикта Куэна [315, стр. 384] об одном старинном протоколе, найденном у некоего Тумбхерра, в котором утверждалось, что первоначальное наступание ледника Фернагт имело место «в XIII в.» (Anfang... im dreyzehnten saeculo). Геоморфологические исследования Майра полностью подтверждают это утверждение тирольского летописца.

Для ледника Алеч, основного источника дат, относящихся к средним векам, археологические, документальные данные и радиоактивные определения сходятся. Ведь именно здесь Кинзл [202], проводя изыскания с текстами в руках и непосредственно на местности, определил, что значительно меньшие размеры ледника Алеч, чем в XVII в. и даже сегодня, относятся к средним векам. Трубопровод (трасса которого отмечена обломками стен[188]188
  Я мог их видеть еще в 1961 г. благодаря Берхтольду – проводнику по району Алеча.


[Закрыть]) начинался у подледникового потока или у одного из его притоков, на месте, которое к настоящему времени было сглажено и снова покрыто ледником. Трубопровод был заброшен, судя по текстам, уже в 1385 г. Датировка углеродным методом позволила еще отодвинуть эту дату в прошлое [282].

Действительно, в последние десятилетия (1940 г.) при отступании ледника Алеч обнаружились следы перегноя и ископаемый лиственничный и лиственный лес со стволами, укоренившимися в скале. По данным о различных образцах, проверенных на С-14 в Берне, лес существовал около двух столетий, а затем был уничтожен при наступании ледника: 720±100 лет назад (образец 1 – лиственница) или 800±100 лет назад (образец 2 – лиственное дерево), то есть в среднем около 1210 г.

Так как начало трубопровода еще и теперь (1961 г.) покрыто ледником, то следует предположить, что к 1210 г. им уже не пользовались.

Во всяком случае, Алеч (как и Фернау) в XIII в. находится в состоянии наступания, в отличие от предшествовавшей эпохи (IX—XI вв.), когда он явно отступал и когда здесь, на месте, свободном от льдов, произрастал лес, работал трубопровод.

Один из поздних текстов (XVI или XVII столетия) местной хроники Гриндельвальда сообщает [314, стр. 16], что в 1096 г. церковь была перенесена из «Бургбиля» на свое современное место «из-за ледника и опасности наводнения». Текст вызывает сомнение: старинная церковь в Бургбиле была основана не ранее 1140 г. Может быть, следует читать: «была перенесена в 1196 г.»? Или просто бросить текст в корзину для бумаг?

Гораздо более серьезны и точны данные об ископаемом лесе в Гриндельвальде. Послушаем Грюнера [162, стр. 82; 163, стр. 63, 330] – хорошего свидетеля XVIII в. (1760 г.): «На леднике Гриндельвальд, около места, называемого Хейесе Платте, или Шварце Бретт (Горячая Плита, или Черная Доска), видны лиственницы, еще совсем свежие, хотя они находятся там уже давным-давно... Эти деревья совершенно очевидно свидетельствуют о том, что в свое время эта местность была плодородной». И далее: «В Гриндельвальде, на склоне Фишерхорна и Эйгера, посреди льда имеется ряд стволов лиственничных деревьев, находящихся там, возможно, уже несколько столетий. Те, кто там побывал, говорят, что даже острым ножом невозможно отделить от этих деревьев самую маленькую частицу». И Грюнер сравнивает эти ископаемые деревья с окаменелыми бревнами, обнаруженными на Дунае, под устоями римского моста.

В 1960 г. я посетил место, описанное Грюнером. Действительно, на боковой правой морене (рис. 20), недалеко от местечка Штирег, обнаруживаются великолепные стволы pin cembro, выступающие из гравия морены. Стволы ободраны и обтесаны льдом. Они поддаются дендрохронологическому исследованию. Интересно, что на обоих склонах, прилегающих к леднику и к его моренам, совсем нет живых деревьев.

Следовательно, можно предположить, что «некогда» в этой зоне рос лес. Он воспользовался довольно длительным отступанием ледника... а, возможно, также тем, что выпасов скота на этом месте было мало. В дальнейшем лес был уничтожен наступавшим ледником, в моренах которого сохранились эти стволы.

Десять лет назад один из этих стволов, подобранный пастором Нилом[189]189
  «ВМ 95, Шрекхорн, 680+150 лет назад. Древесина (pinus cetnbro) с поверхности старой правой боковой морены рядом с дорогой из Барега в Шварцег, на высоте 1700 м над ур. моря, на правом берегу Нижнего Гриндельвальдского ледника (47° 35' с. ш., 08° 05' в. д.). Найдена в июле 1947 г. покойным пастором Нилом из Гриндельвальда н передана сэром Гейвин де Бир, директором Британского музея (естественная история).» (По приложению к American Journal of Science под названием Radiocarbon Supplement т. 3, №44.) Нил н де Бир не знали текста Грюнера.


[Закрыть] из Гриндельвальда, был датирован по С-14. Согласно этой датировке, гибель леса произошла 680±150 лет назад, то есть в 1270±150 г. Эта дата наступания ледника в XIII столетии очень близка к датировкам, полученным для Алеча (1210±100 г.). Следовательно, своего рода начало наступания (terminus a quo) относится самое раннее к 1150—1200 гг.

Совокупность ледник—торфяник Фернау (Бунте Моор) дает возможность определить и другим путем начало этого средневекового наступания (258]. И действительно, два слоя моренного песка, бесплодного, глинистого, с галькой, соответствующие двум наступаниям ледника – наступанию Фернау 1590—1850 гг. (или, по терминологии Майра, Xf) и наступанию средних веков (Xd) – разделены слоем торфа в 8—10 см высотой, который соответствует промежуточной фазе отступания ледника (Хе). Нормой прироста торфа на этой высоте считается слой 3 или 4 см за столетие.[190]190
  Точное исследование этого вопроса см. в [258, стр. 277].


[Закрыть] Следовательно, между начальной фазой Xf (около 1550—1600 гг.) и конечной фазой Xd прошло от двух с половиной до трех столетий. С учетом всех данных можно сказать, что средневековое наступание ледника должно было начаться около 1150—1200 гг. Оно закончилось к 1300 г., а может быть к 1350 г. В этом случае мы имеем дело с эпизодом бурным, с наступанием хотя и относительно коротким, но весьма сильным и резко выраженным: явления эрозии, денудации и солифлюкции, сопровождавшие Xd, были более интенсивными, чем даже в начале Xf.

Существует ли для этого средневекового наступания (как для Xf в конце XVII столетия) эквивалент в Скандинавии? Чтобы ответить на этот вопрос, следовало бы вновь вернуться к досье о колонизации Гренландии викингами, вновь пересмотреть заключения, возможно, сделанные весьма поспешно по данным раскопок Нёрлюнда [279, стр. 228—259; 280], пересмотреть более основательные данные Лонгстафа [239, стр. 61—68] о расположении норманских ферм в Гренландии XIII в. Эти места стали впоследствии почти недоступными из-за льдов, перегородивших фьорды. Знаменитый текст Ивара Бордсона, к сожалению, единственный (и, возможно, несколько более поздний по сравнению с нашими альпийскими данными), остается одним из наиболее обещающих ориентиров.[191]191
  Текст, опубликованный в Meddelelser от Gronland (1899, XX, стр. 322). В отношении этого текста см. комментарий Нёрлюнда [279, стр. 232]. Эквивалентно ли запаздывание в Гренландии относительно Альп в XIII в. запаздыванию в Исландии относительно Альп в XVII в.? (см. стр. 124 и далее – исландская хронология нового времени, смещенная на сто лет вниз по сравнению с Альпами).


[Закрыть] Норвежский священник Ивар Бордсон, проживавший в Гренландии между 1341 и 1364 гг., пишет: «От Снефельнесса в Исландии до Гренландии – наиболее короткий путь, он занимает два дня и три ночи. Направление – прямо на запад. Посреди моря (фактически на побережье Гренландии) находятся рифы, называемые Гунбьернершир. Так плавали раньше, но теперь с севера пришел лед (en nu er kommen is) и подошел настолько близко к этим рифам, что никто не плавает старым путем, чтобы не рисковать жизнью».

Распространялись ли географические корреляции дальше Гренландии, как это было для последнего наступания Xf? Вполне допустимо. Во всяком случае, на Аляске, на леднике Бей, как говорит Франц Майр [258, стр. 279], образец окаменевшей древесины, датированный по С-14 и числящийся по описи под номером Y 7-1955, по-видимому, указывает на наступание ледников, современное средневековому наступанию в Альпах.

Итак, похоже на то, что это средневековое наступание, по крайней мере альпийских ледников, было довольно кратковременным, не более одного или полутора столетий и совершенно точно – не более двух столетий. Это наиболее короткий из всех длительных ледниковых эпизодов за три последние тысячелетия. Действительно, все эпизоды обычно длились два или три столетия, а может быть и больше.