Текст книги "Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610"

Автор книги: Эмманюэль Ле Руа Ладюри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

В плане военном или дипломатическом Людовик XII проявлял упорство, настойчивую последовательность в замыслах, постоянную волю поставить военные средства на службу ясно намеченных целей, хотя и не всегда глубоко продуманных и достижимых. «Отец народа», как его назовут, всегда может опереться на французское население, которое в эту эпоху переживает возбуждение от быстрого здорового развития и созидательной активности.

В то же время король не располагает стратегами, на уровне тех планов, которые они призваны реализовать. Ла Тремуйль стареет, и его таланты меркнут. Выдающийся генерал Гастон де Фуа умирает молодым. Немур показал себя полным нулем в Неаполе. Но с военными гениями или без них, сердцевиной замыслов короля остается завоевание Миланской области. С 1495 года, когда Карл VIII думал только о Неаполе, Людовик Орлеанский начал войну за завоевание Миланского герцогства, которое, как он считал, должен законно унаследовать от Валентины Висконти. Окруженный в Новаре войсками Лодовико Моро, Людовик Орлеанский в ту пору был обязан своим спасением финальному броску армии короля Карла, которая обрела второе дыхание благодаря прорыву при Форново.

Став, в свою очередь, монархом (1498 г.), Людовик не видел более срочного дела, чем завоевание «своего» дорогого Миланского герцогства. Но вначале ему надо было расстаться с Жанной-калекой и затем жениться на Анне Бретонской. Решительная сторонница независимости Бретани, она тем не менее была счастлива сочетанию на гербе Франции горностаевых вкраплений Бретонского герцогства с цветами лилий Французского королевства (январь 1499 г.).

Супруг ловко проводит дипломатические приготовления. Он включает в свою игру венецианцев, которые питают надежды получить за это территориальные приращения на границах с Миланской областью. В результате переговоров Папа Александр VI (отнесшийся снисходительно к новой женитьбе Людовика) позволяет на время склонить себя на сторону Франции. Чезаре Борджиа, обольстительный и опасный бастард этого Папы, получает от Валуа заверения, что он добьется руки французской принцессы с юга – Шарлотты д'Альбре, с приятным довеском в виде обширного герцогства и цепи ордена Святого Михаила для молодого супруга. С помощью Людовика Чезаре становится герцогом Валентийским.

Наконец, и швейцарцы выступают в поддержку (временную) замыслов монарха Франции, обуреваемые желанием добиться права контроля над миланской долиной, снабжающей их пшеницей. В этих условиях, которым особую значимость придает союз с венецианцами и савойцами, королевская армия (23 000 человек, в том числе 5000 наемников-швейцарцев) в сентябре 1499 года завладевает Миланом почти без выстрела. Предварительно армия осуществила на равнинной части региона кровавый террор, что вписывалось в военные обычаи эпохи, от которых не отказался и грозный Людовик XII, хотя в мирное время он отличался мягкостью. Так, вступление в регионы по ту сторону Альп сопровождалось насилием, вместе с тем монарх проявлял определенный литературный и художественный гуманизм. Людовик доказывает это в ряде областей, когда оказывает свою моральную и даже материальную поддержку латинистам, эллинистам и итальянистам, таким как Бюде, Сейсель, Ласкари, наперекор галлофильскому шовинизму писателя Жана Буше[59]59
  Жан Буше (1476 – ок. 1550 гг.) – поэт и прозаик, автор многочисленной «литературной» продукции. Родившийся в среде мелких юристов в Пуатье, ставший протеже высшей знати, он с туповатой прямолинейностью выступил в защиту чисто франкофонской культуры в «Романе о розе». Утверждал, что троянцы (псевдо-) являлись предками подданных Валуа, – и все это для того, чтобы противостоять влиянию итальянцев, включая Данте и Петрарку.


[Закрыть]. Но все это, конечно, еще далеко от восхищенного отношения к классикам гуманизма, которое станет характерным для времен Франциска I…

Повторное завоевание Миланской области в 1499 году было кратковременным. Французы быстро становятся непопулярными. Лодовико Сфорца, так называемый Моро, без особых трудностей возвратился в марте 1500 года в свою столицу, стал ее полным хозяином, изгнав солдат короля Людовика.

Немедленно, не теряя присутствия духа, французский суверен направляет Ла Тремуйля во второй поход по другую сторону Альп. В апреле 1500 года в Новаре в результате предательства Лодовико «выдается» королевским войскам. Удивительная сцена. Сгруппированные по принадлежности к областям или деревням, швейцарские наемники с той и другой стороны принимают совместные решения: они сговариваются выдать Моро, который окончит свою жизнь в Лоше жалким пленником. Милан вновь занят французами под руководством кардинала Амбуаза. Войдя во вкус, французские войска, как когда-то Карл VIII, направляются к Неаполитанскому королевству, которое они в 1501 году, действуя жестоко, завоевывают при вооруженном участии испанцев. Однако вскоре между союзниками возникает ссора. Гонсалве Кордовский, которого, не соблюдая никакой меры, величают «великим полководцем», изгоняет армию Людовика из южных регионов Апеннинского сапога за несколько сражений (Чериньола, затем Гарильяно, где, кстати, отличился в 1503 г. Байяр – яркий прототип благородного воина Франции). Неаполь потерян. Людовик XII, действуя по классическим правилам, вымещает свою злость за поражение на некоторых финансистах метрополии, избранных козлами отпущения. Некоторым утешением служит тот факт, что Милан – жемчужина семейства Висконти – в течение некоторого времени остается в руках солдат короля. Неаполитанские амбиции похоронены окончательно, если не считать их проявления гораздо позже в интронизации в 1735 году неаполитанских Бурбонов – подчиненной ветви Бурбонских древ Версаля и Мадрида.

Северная Италия, где с 1506 года царит мир при обилии хлеба и дешевого вина, тем не менее остается «высшей надеждой и высшей идеей» для вершителей судеб в Блуа и Париже, опирающихся без всяких угрызений совести на уже подавляющее демографическое превосходство Франции, вступившей в эру Возрождения. Являлась ли итальянская земля объектом борьбы за богатство или это был обманчивый мираж? Во всяком случае, генуэзцы, особенно плебейские слои, недооценивали решимость французов в этом деле и в 1507 году попытались взбунтоваться против господства и присутствия своих западных соседей. Французская армия численностью 15 000 человек, в том числе Байяр, перешла через горы и покарала Геную, но не очень строго и не использовав все возможности наказания (весна 1507 г.). Продвижение французов вдоль реки По продолжится в последующие годы: в 1508-1509 годах была создана Камбрейская лига, которая объединила под знаменами крестового похода (вечный предлог!) короля Франции, подталкиваемого Маргаритой Австрийской, германского императора, арагонского короля (бывшего еще накануне союзником Генуи и ведущего двойную игру) и, наконец, Папу… против Венеции, проявлявшей больше непокорности, чем Генуя[60]60
  Соглашение о создании Камбрейской лиги было заключено в конце 1508 года. Она объединила против Венеции четыре крупные державы (французскую, арагонскую, папскую и Империю), каждая из которых имела зуб на Венецию и территориальные претензии. Одни считали ее своим традиционным врагом (Папа), другие – ненадежным союзником, которого надо наказать за неверность данному слову и предательство (такова точка зрения императора Максимилиана и его дочери Маргариты, а также французского короля).


[Закрыть]. Каждый из членов коалиции рассчитывал на расширение своей территории. Поддавшись обману или наущениям, монархия Валуа, обладая крупными пехотными соединениями, предоставляет фаланги для проведения решающих военных операций. Королевские военачальники рассчитывают таким образом укрепить свои позиции в миланских землях, продвигаясь ad libitum к востоку Паданской равнины. Действительно, войска Людовика, который лично участвует в боях, наносят поражение венецианской армии в ходе кровопролитного сражения при Аньяделло (май 1509 г.)[61]61
  Около деревни Аньяделло, недалеко от реки Адда, 14 мая 1509 г. венецианцы сначала сдерживали королевскую армию, но в итоге были разгромлены наголову ценой жизни 400 французов против 9000 у их противников. Это была мясорубка, в которой Байяр отличился как умелый тактик.


[Закрыть]. В этой связи на Людовика XII в королевстве обрушивается поток льстивых похвал. Но не лила ли Франция в этом случае воду на мельницу Юлия II, генуэзца по происхождению, пылкого приверженца Ренессанса, просвещенного покровителя Рафаэля, стремившегося к тому же связать свое имя с защитой «Лигурийского» итальянизма против сателлитов королевства лилий? Королю, щедро осыпанному похвалами, вскоре придется на себе ощутить коварство и приступы ярости Папы, материализовавшиеся в перемене союзников. Изменив курс, выдав индульгенцию Венеции, Юлий II, который столь же легко отлучает и канонизирует, как другие благословляют, берет на вооружение лозунг «Изгоняйте варваров». Странное дело, он использует этот лозунг против армий вторжения французской монархии – самой современной в Европе (а в будущем против и швейцарцев, и германцев, и испанцев). Папа Юлий, своего рода Микеланджело в тиаре, вояка, распутник или, как говорили в те времена, «раб рабов» («cerfdes cerfs»)[62]62
  Игра слов: «cerf» – по-французски «олень», но так же произносимое слово «serf» – «раб, слуга, крепостной». И Папа в принципе является «serf des serfs», то есть «служителем слуг Божьих».


[Закрыть], выбрасывает в Тибр ключи Святого Петра и берет в руки меч Святого Павла. В 1510 году он создал враждебную Людовику XII коалицию, в которой помимо Ватикана окажутся швейцарцы (раздосадованные невиданной жадностью французских нанимателей), а также арагонцы, венецианцы и даже англичане. В Равенне (апрель 1512 г.) после артиллерийской дуэли завязалось яростное сражение. Французы выигрывают битву, но проигрывают войну. В битве в возрасте 24 лет гибнет их полководец Гастон де Фуа, блестящий и по-рыцарски благородный племянник Людовика XII, решивший сражаться в самых первых рядах авангарда. Присутствие французов в Северной Италии несколько раньше «прославилось» неслыханной массовой бойней мирных граждан в Брешии. С этого момента оно стало сокращаться повсюду, за исключением нескольких крепостей. Однако весной 1513 года армия Валуа, мобилизовав все силы, во главе с Ла Тремуйлем и Тривуольцио вновь вернулась, но успеха не добилась. Швейцарцы наносят обоим полководцам поражение в битве при Новаре в начале июня. Тем не менее спустя 18 месяцев упрямый Людовик, уже будучи на пороге смерти, все думает о возвращении в миланские земли. Но задачу эту придется завещать наследнику.

Такое упрямство Людовика XII не было ни навязчивой идеей, ни чистой фантазией. Покорить окончательно миланские земли означало бы в действительности установить контроль, по крайней мере частичный, над нижней частью Паданской равнины от Альп до Апеннин. Это означало бы обеспечить королевству получение доходов – хотя бы фискальных – в богатейшем четырехугольнике передового капитализма: Венеция – Флоренция – Генуя – Милан. Правда, с этим четырехугольником конкурировал другой полюс (и с более блестящим будущим) передовой экономики, находившийся вокруг Антверпена, Брюгге, Амстердама… Когда Людовик XI завладел Бургундией, он имел намерения заняться Нидерландами или их южными регионами, но не достиг цели: фламандцы французов не любили. К тому же они уже отчетливо осознавали свою коллективную идентичность. Четверть века спустя Людовик XII решил действовать с другого фланга капитализма – вдоль реки По. Предприняв несколько попыток, одержав несколько побед, Франция в конечном счете потерпела неудачу и на некоторое время была обречена оставаться маргинальной полупериферией по отношению к собственно капиталистическим регионам – Нидерландам и Северной Италии.

Впрочем, в этой второй зоне силы были явно неравны. Людовик XII сталкивается здесь сразу с несколькими противниками: папство (которому Лютер еще не обломал рога) переживает наивысший подъем престижа как носитель культуры, духовности… Облеченное растущей мирской властью, папство как нельзя лучше воплощает сильную, но разобщенную Италию. На юге Апеннинского сапога и на пиренейских границах антифранцузский пыл Папы поддерживает Испания. Венеция, вековой закат которой еще и не начался, пользуется поддержкой крестьян, проживающих на материке. Наконец, швейцарцы, которые в любой момент готовы двинуться на Милан с того времени, как французское присутствие, которое они на первых порах поддержали, стало для них помехой. Людовик XII, следуя своей привычной тактике, придерживался политики малых дел. Она состояла в том, чтобы направлять в Ломбардию на каждом «спазматическом» этапе завоевания армейский контингент численностью до 20 000 солдат. Это слишком мало (к великому счастью), чтобы разорить французского налогоплательщика и подорвать лестную репутацию короля как «Отца народа», сберегающего жизнь и налоги подданных и пользующегося поэтому огромной популярностью в своем королевстве. Но этого также слишком мало, чтобы одержать на полях сражений по другую сторону Альп военную победу. Впрочем, Людовик XII, несмотря на благоговение своей супруги Анны Бретонской перед Папой и Италией, не отказывается от поощрения стремления галликанской Церкви к автономии, чтобы успешнее противостоять козням Юлия И. Такая национальная политика, естественно, отвечает глубинным чаяниям духовенства Франции и большой части светской элиты. В определенном смысле она предвещает антиримские инициативы Лютера и англиканские шаги Генриха VIII, которые увенчаются успехом в соответствующих странах. Но в этом вопросе, в отличие от того, что предпримет позднее (и добьется успеха) английский монарх, король Франции проявит себя слишком нерешительным, чтобы продвинуться далеко вперед: ведь Людовик – не Филипп Красивый[63]63
  Филипп Красивый, родившийся в 1268 году, король Франции (1285-1314 гг.), вел чрезвычайно энергичную политику против Папы для установления над Папской областью господства – Франции и французской монархии.


[Закрыть]. Он, естественно, поддержал дерзкие тезисы Турской ассамблеи епископов (1510 г.) и Пизанского убогого собора (1511 г.), носившие в обоих случаях враждебный Ватикану характер[64]64
  В сентябре 1510 года ассамблея французских епископов, созванная в Туре по инициативе Людовика XII, осуждает участие Папы в мирских войнах против государей и, напротив, выступает в поддержку борьбы королей и наций против Ватикана, заранее аннулирует любое папское решение об отлучении, жертвой которого может стать французский монарх, и провозглашает превосходство Всеобщего церковного собора над папством. В ноябре 1511 года церковный микрособор в Пизе, состоявший почти полностью из французов, также предпринимает попытку (несмотря на возмущение пизанцев) ограничить «всемогущество» Святого престола.


[Закрыть]. Однако после смерти неподражаемого Юлия II король встает на путь подчинения (не столь славный…) апостольской столице и откровенной поддержки с 1513 года пропапских тезисов большого собора в Латране[65]65
  Всеобщий церковный собор в Латране в мае 1517 года свидетельствует об окончательном подчинении Людовика XII и французских епископов папской власти и подтверждает полновластие Папы в вопросах созыва и роспуска церковных соборов.


[Закрыть]. Правда, новый Папа Лев X (менее непредсказуемый, чем Юлий), возведенный на престол в 1513 году, охотно протягивает руку помощи действительно наихристианнейшему королю.

В своем стремлении дестабилизировать Италию, Людовик, с другой стороны, спровоцировал на своих собственных границах несколько незначительных, но болезненных неприятностей. В последние годы правления противники королевства доставляют немало хлопот «Отцу народа»[66]66
  Прозвище «Отец народа» соответствовало реальной популярности Людовика XII при его жизни, а особенно после смерти, в частности, за его относительно умеренную налоговую политику.


[Закрыть]: в 1512 году Арагон окончательно подчиняет себе юг Наварры и таким образом переносит северные границы Испании в наваррской зоне на линию хребта Пиренейских гор. Отсюда антииспанизм династии Альбре – Бурбон – Наварра, который будет еще остро проявляться в поведении Генриха IV. Что касается швейцарцев, то они попытались бросить вызов крепостным стенам Дижона. Ловкий Ла Тремуйль, за неимением других возможностей, добился их ухода ценой денежного выкупа и территориальных уступок. Но эти уступки не были одобрены Людовиком XII. В этом же году Генрих VIII высаживается в Кале и принуждает к постыдному «бегству» французскую армию в «битве» при Гингате, недалеко от Сент-Омера (август 1513 г.). Людовик XII вскоре овдовел, он глубоко опечален кончиной Анны Бретонской в январе 1514 года. Одряхлевший к своим 50 годам, он уладит все проблемы на северном фронте, женившись на обольстительной и галантной Марии Английской, сестре Генриха VIII. «Ничуть не меланхолична и вся в забавах» – ей всего 16 лет. Наихристианнейший король, изнуренный физическим недугом или медовым месяцем, утехам которого он отдается с рвением неофита, уходит в мир иной 1 января 1515 г.

Попав – и в общем неудачно – в итальянское осиное гнездо, Людовик XII тем не менее оказал стране огромную услугу, экспортировав столь лелеявшийся дворянством воинственный пыл и избавив таким образом своих подданных от гражданской войны в 1498-1515 годы (и первое, возможно, объясняет второе). Королевство ведет себя воинственно за своими пределами, в частности в юго-восточном направлении, но, за исключением отдельных вооруженных стычек между частными лицами, оно находится в состоянии глубокого мира внутри своих границ, которые иногда подвергаются лишь мелким нападениям со стороны англичан, швейцарцев… Ни Карл VII, ни Людовик XI, ни даже малолетний Карл VIII не могут похвастаться достижением такого внутреннего мирного спокойствия, которого добился Людовик XII и которое сохранится при Франциске I и Генрихе II, столь же поглощенных внешней политикой. Какое свидетельство неосознанной национальной мудрости! Взаимокомпенсируемые хитрости разума: спокойствие дома, в рамках границ, достигается ценой крупных человеческих и финансовых издержек за их пределами…

Заслуга в этом принадлежит, конечно, королю, но в большей мере – государственному аппарату – гражданскому и особенно военному, который намного усилился за два поколения после Столетней войны: теперь он достаточно силен, чтобы отбить у крупных сеньоров охоту вступать в междоусобные войны. И чтобы они возобновились (значительно позднее, в 1560-1561 гг.), магнатам потребуется такой весомый предлог (еще немыслимый в 1515 г.), как «ересь», или «новая религия».

Кроме того, Людовик XII предпочитает брать в долг, чем увеличивать налоги. С восшествием на престол он вводит существенные налоговые послабления, которые приветствует народ. Скуповатый, он был патологически прижимист: все это на пользу налогоплательщика. Он повысит налоги (умеренно) за счет налогового потенциала бурно развивающейся страны только в последние годы своего правления. Его популярность понятна. Она еще больше возрастет после его смерти в результате и пропаганды, и снисходительности потомков. Контраст в этом плане огромен по сравнению с жестокими 1420-ми или 1560-ми годами. Но что же происходит с самой властью и центрами принятия коллективных решений? Наблюдаются ли здесь единство, относительная гармония или банальные раскол и разногласия? В этой связи следует различать королевскую семью и за ее пределами – политическую элиту в целом.

У семьи есть свои слабые места. С племянником, сыном своей сестры Марии Орлеанской, Гастоном де Фуа Людовик близок и по духу и по крови. Что же касается королевской четы – Людовика и Анны, то здесь царит надежная привязанность и порой горячая любовь, хотя есть нюансы, связанные с некоторыми различиями в стратегии и тактике. Королева доставляет своему супругу чувственное удовлетворение, что обеспечивает семейную гармонию. Телесные прелести Анны, возможно, и преувеличиваются, но она обладает «живым, тонким, рассудительным умом», увлечена литературой и искусством. Королева перенесет, как это было в обычае в те времена, много беременностей. Но выживут только две девочки – Клод и Рене. Анна скончается в 37 лет, прожив короткую, но богатую жизнь. В неудачной «Истории Франции» Лависса об Анне говорится с пренебрежением, она, в частности, названа «прекрасной бретонкой и плохой француженкой». Упрек необоснован. Можно ли требовать от женщины, которая, конечно, гордилась тем, что она королева Франции, но первое замужество которой поначалу было очень тяжким, чтобы она с опережением на три века сжигала себя с улыбкой на устах на якобинском алтаре во имя единства великой страны? В промежутке между двумя замужествами Анна в течение некоторого времени была вдовой, которую никто не ограничивал, и полновластной герцогиней. Сразу после свадьбы с королем Людовиком она настойчиво пыталась сохранить автономию и даже независимость Бретонского герцогства, которым продолжала править. Еще более поразительно, что она, упорная и надменная, пользуясь моментами слабости своего супруга Людовика XII, добивалась уступок в пользу их общей дочери Клод Французской. В 1504 году речь идет о выдаче ее замуж за Карла, будущего Карла Пятого, внука императора Максимилиана и короля Фердинанда Арагонского. В соответствии с договором, заключенным в этом году в Блуа между представителями Максимилиана и королем, ряд территорий Франции или дорогой ценой ею завоеванных (Бургундия, Бретань, Генуя и даже графства Асти и Блуа) должны были быть переданы венценосной чете и, таким образом, изъяты из-под контроля Валуа. Нет более ярких свидетельств того, в каком инфантильном состоянии пребывала нарождающаяся французская дипломатия. Людовик XII, независимо от своей привязанности к королеве, пошел на это, чтобы добиться благорасположения Максимилиана… даже с риском отказаться от своего обещания, которое он не воспринимал полностью всерьез, если это благорасположение потеряет свою привлекательность. В конце концов речь шла еще пока о помолвке, а не о самом замужестве. Более того, с самого начала король Франции держит наготове два решения. В 1506 году, после тяжелой болезни, которая предоставляет случай проверить свою высокую популярность «Отца народа», он решает выпутаться из этой передряги, в которую его втянула Анна. Он созывает в провинции Турень собрание высшей знати и депутатов городов, которое иногда называют, греша большим преувеличением, «Турские штаты». Участники этой ассамблеи, несомненно, привержены нации. Такова распространяющаяся мода. Они готовы исполнять все прихоти власти, чего она и ожидает от их послушного неопатриотизма: совершенно искренне они «нежно» умоляют монарха избежать расчленения страны. И чтобы этого достичь, они просят его выдать дочь замуж за кузена Франциска Ангулемского (будущего Франциска I), который может взойти на трон, если Людовику XII так и не удастся произвести на свет потомков мужского пола[67]67
  Как показывает генеалогическая схема на с. 407 Франциск I после смерти своего отца Карла Ангулемского следует непосредственно за Людовиком XII в порядке престолонаследия. Напомним, что по мужской линии Людовик XII являлся правнуком Карла V, а Франциск I – его праправнуком.


[Закрыть]. Таким образом, брак Клод и Франсуа стал бы франко-французским решением, союзом кота и мышки королевства. И, следовательно, логично было бы избежать пагубного «брачного союза» – с австро-испано-фламандским Карлом… Поставленная перед свершившимся фактом этой резолюции Штатов, Анна вынуждена проглотить горькую обиду (в действительности свадьба Клод с Франциском Ангулемским состоялась уже после смерти бретонки). В дальнейшем набожная королева будет мучиться угрызениями совести и большими сомнениями, размышляя о войнах, которые ее супруг Людовик вел против Папы… Она решительная армориканка, правоверная католичка, австриячка! Франция, если не последняя, то самая малозначительная ее забота.

Неожиданно в этих делах она нашла поддержку у кардинала д'Амбуаза[68]68
  Об этой важной персоне министерского масштаба, каковым был кардинал Жорж д'Амбуаз (1460-1510 гг.), см. с. 115.


[Закрыть]. Однако он не решается идти в этом далеко. Как показывают эти разногласия между супругами, Анна олицетворяла другую логику, особую феодальную, ультракатолическую ветвь в наборе альтернатив, которые вставали перед королевской системой. Венценосные супруги, как и прежде, питают друг к другу любовные чувства, что представляло контраст по сравнению с галликанским протоцентрализмом, характерным для Людовика XII и его группы. Анна же вписывалась в старое русло тенденций к расчленению территорий и расколу среди принцев, которые проявились, и в гораздо более опасной степени, во времена Прагерии, «общественного блага» и «безумной» войны. Они представляются нам преступными, абсурдными и реакционными лишь потому, что мы судим о них с доминирующей сегодня точки зрения о необходимости национального единства, которое в то время являлось лишь одной из возможных перспектив для «действующих лиц» на дипломатическом игровом поле. Однако, по правде говоря, Анна – лишь слабая женщина, простой симптом, и самое большое, «шум в коридоре». Она все меньше значит в сравнении с энергичной Луизой Савойской, тесно связанной с Людовиком семейными узами и тем фактом, что она являлась матерью Франциска Ангулемского[69]69
  Узы между Французским и Савойским домами стали действительно тесными во второй половине XV века. Более того, герцог Амедей IX Савойский был мужем Иоланды Французской, сестры Людовика XI.


[Закрыть]. Эта высокородная дама стремится быть хранительницей французских принципов. И не без оснований: ведь ее сын Франциск, став королем, ее Цезарем, будет выступать в роли их хранителя или зерцала. Луиза будет этим гордиться и извлекать для себя пользу.

При всем этом можно ли утверждать, что идея брака, который не состоится, Клод Французской с будущим Карлом Пятым, была безусловной глупостью? В конечном итоге, став супругом португалки[70]70
  Карл Пятый женится в 1526 году на инфанте Изабелле Португальской.


[Закрыть], Карл позднее положит начало вековой борьбе Австрийского дома на границах Германии, Испании и Фландрии против Валуа, а затем против Бурбонов. Но если бы Карл женился на француженке, могли бы дела пойти по другому, более мирному, более «европейскому» пути? Глупо задавать подобные вопросы. Пустые мечтания… Как бы там ни было, Анна со своей враждебностью к определенного рода французскому национализму окажется, к сожалению для нее, вне направления развития истории, по воле которой будет расти блоковое противостояние между формирующимися лингвистическими отечествами – Францией, Испанией и даже Германией – под легким покровом слабого императорского единства. Гордая и амбициозная Анна соблазнилась – и ее можно понять – перспективой (иллюзорной?) блистательного союза своей дочери с Карлом Пятым, который через некоторое время в любом случае станет хозяином части Европы и не менее обширной части Америки.

Тайны власти находятся внутри королевской семьи. Но за ее пределами она – ничто без олигархов: владетельных сеньоров, простого дворянства, разбогатевших в одночасье буржуа, alias разжиревшей публики. И те и другие по воле короля входят в состав Высшего королевского совета. В начале правления Карла VIII коалиция высокородной знати и принцев крови во главе с семейством Боже контролировала основную часть правительства и первенствовала в борьбе против запевал «безумной» войны. Но в 1490-х годах их место заняли разночинцы и мелкопоместные дворяне. Среди них выделялись Этьен дю Веек и особенно Гийом Брисонне. Семья Брисонне, торговцев панталонами и чулочно-носочных фабрикантов из Тура, благодаря успехам в торговле, в финансовых делах, в выполнении доверительных миссий, поднялась высоко, вплоть до окружения Людовика XI и Карла VIII. На момент, о котором идет речь, в ее составе пять епископов и один архиепископ. Она завершит свою карьеру в XVIII веке среди людей в мантии, а не при шпаге. Вот еще одно доказательство среди многих других, что для возвышения по социально-политической лестнице не всегда обязателен доступ к высшим авторитетам аристократии наиболее благородной крови. В последнее десятилетие XV века Гийом Брисонне, человек талантливый и богатый, проявляет особое рвение в обогащении, желании занять различные посты, используя для этого деньги или давление. Он предстает фактическим премьер-министром короля Карла VIII. В 1495 году, то есть тогда, когда Папа не может ни в чем отказать французским войскам, оккупировавшим Рим, он становится кардиналом. «Панталонная» профессия отца Гийома послужит поводом для появления язвительных куплетов о Его Преосвященстве.

Восшествие на престол Людовика XII ознаменовалось мощным возвращением дворянства на вершину власти, что, впрочем, не сопровождалось радикальными изменениями принципов правления. Пьер Роган, маршал де Жье (1451-1513 гг.), влияние которого было в апогее в первые шесть лет правления «Отца народа», по происхождению принадлежит к самой высшей аристократии Бретани. Но он – младший из самой младшей ветви и, следовательно, в известной мере выглядит выскочкой. Правда, в эти времена короли не слишком ценят безупречную генеалогию у других. Они предпочитали окружать себя бастардами и младшими по генеалогии, поскольку и те и другие были более податливыми. Хороший солдат, прекрасный командир роты Роган подавил бунт горожан в Бурже. Людовик XI полюбил его за это еще больше и произвел в совсем молодом возрасте в маршалы Франции, позволив ему в течение десяти лет спать в своих покоях. Обогатившись за счет земель неудачливого коннетабля Сен-Поля, Жье проявляет большую тягу к деньгам, ко всем мирским благам. Правда, это широко распространенная черта у властей предержащих: модель бескорыстного руководителя в идеале, а зачастую и в реальности станет обязательной лишь в XIX веке. Следовавшие один за другим короли Людовик, Карл, Людовик не будут покушаться на состояние Пьера де Рогана: до 1503 года он, вместе с кардиналом д'Амбуазом, «мог все» за счет влияния на Людовика XII. Выражаясь современным языком, у д'Амбуаза «иностранные дела и культы», а у Жье – «внутренние и военные дела». Умеющий работать с документами и в боевой обстановке, маршал проявляет проницательность. Он высказывает смелые предложения о создании национальной инфантерии численностью 20 000 человек. Они неосуществимы в ближайшее время, но предвосхищают стратегию будущего, в которой дворянская кавалерия прекратит играть a priori первые роли.

Двойная свадьба объединяет Жье и его сына с двумя сестрами из влиятельного дома Арманьяков. Эта спаренная свадьба – вершина успеха новоиспеченного супруга. Среди коллег из высокородных семей это порождает зависть, которая и ускорит падение маршала. Ловкий карьерист Жье совершает ошибочный ход и сталкивается в 1504 году с королевой Анной, феодально-армориканский и раскольнический менталитет которой противостоит «национальным» тенденциям господствующей группы, в которую входит и наш герой (сторонник брака Клод Французской с Франциском Ангулемским). Анна

Бретонская, которая была и остается ярой сторонницей независимости герцогства, досадует на него за такую позицию. Да, он – бретонец, но это обстоятельство лишь усугубляет в ее глазах его положение давнишнего коллаборациониста французов[71]71
  Употребление слова «коллаборационист», когда речь идет об отношениях между Францией и еще недавно независимой Бретанью, может шокировать читателя. Тем не менее этот термин «отделяем» от несколько дьявольского контекста, который за ним сохраняется с 1940-1944 годов. Позвольте нам использовать его в нейтральном плане в том, что касается отношений между оккупантом и оккупируемым, которые могут поддерживать между собой две державы, неравные по весу, одна из которых в результате конфликта стала победительницей, а другая – побежденной или просто лишенной суверенитета.
  Жан Никола приводит интересные примеры на этот счет в своих книгах о Савойе, касающихся военных отношений этой страны с воинствующей Францией Людовика XIV.


[Закрыть].

С другой стороны, Жье из интриганских соображений и по причинам личного соперничества расстался с влиятельной Луизой Савойской-Ангулемской, матерью будущего короля Франциска I. Он, кроме того, настроил против себя кардинала Амбуаза, своего бывшего соратника, который, огорченный тем, что не стал Папой, решил удовлетворить свои претензии на власть на французской политической сцене. И он терпеть не может с кем-то делиться. Жье с 1504 по 1513 год – год своей смерти – был сначала в опале, затем в почетной ссылке в своем поместье. Это падение, случившееся по окончании громкого процесса, от которого на короткое время его спасает независимая позиция судей Большого совета[72]72
  Большой совет, создание которого относится к временам Людовика XI, представляет собой grosso modo относительно независимый Верховный суд. Он позволяет королю, в частности, решать, минуя парламенты, некоторые деликатные и общенациональные дела.


[Закрыть], ни в чем, однако, не повредит его потомкам: представители ветви Рогана будут входить в «суперэлиту» королевства вплоть до эпохи первых Бурбонов.

Жье, он же Роган, входил в состав Высшего королевского совета[73]73
  Напомним, что Высший королевский совет – очень удачное название, которое используют историки, – объединяет вокруг короля ограниченное число его самых близких советников. Но это по преимуществу орган принятия самых важных решений.


[Закрыть] как олицетворение военной верхушки благородного происхождения. Со своей стороны, высшие круги Церкви представлены в этом органе кардиналом Жоржем д'Амбуазом. Этот неутомимый клерк с 1498 по 1510 год, то есть до самой своей смерти, занимает самые высшие должности в правительстве. Человек власти, из большой семьи, «большой и жирный, с фиолетовым носом, с толстым брюхом и тройным подбородком», Амбуаз, как и Роган, принадлежит к высшей аристократии. Амбуазы обосновались на берегах Луары с 1100 года, имеют влиятельных родственников. В XV веке выходцы из их семьи служат Орлеанскому дому. Поэтому не удивительно, что Жорж д'Амбуаз сделает блестящую карьеру под покровительством одного из Орлеанцев, которого назовут потом Людовиком XII. Среди 17 сестер и братьев кардинала д'Амбуаза (будущего) – уже влиятельные советники Людовика XI и епископы Пуатье, Лангра, Альби. Как раз в этом городе прелат Луи д'Амбуаз, опираясь на епископские сеньориальные права и свое влияние, выступает в суде против местных буржуа (мещан). Он таким образом дает свою интерпретацию, в общем-то, точному тезису, но содержащему массу исключений, согласно которому город и монархия являются необходимыми союзниками против «феодализма».

Судьба Жоржа д'Амбуаза «индексируется» взлетами и падениями карьеры его патрона и интимного друга Людовика Орлеанского. Как и он, Жорж был в затруднении после поражения в «безумной войне». Потом все нормализуется: Амбуаз, куртизан на первых ролях, руководит восстановлением отношений между королем Карлом и Орлеанским домом в ожидании взлета с вступлением на трон Людовика XII. С этих пор он фактически первый министр и вскоре назначен кардиналом при посредничестве не делающем ему чести Борджиа. А позже он – представитель Людовика на зарубежных территориях, оккупированных французской армией. Он почти диктатор в Милане, но вскоре уступает полномочия своему племяннику Шомону д'Амбуазу, молодому военному из этой же семьи. Вместе с тем кардинал поддерживает и стремится укрепить университет в Павии (Ломбардия).