Текст книги "Капитан Кортес"

Автор книги: Эмма Выгодская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава тринадцатая
ГОРОД ТАБАСКО

Утром Кортес собрал всех солдат и капитанов на круглую площадь между двумя храмами, трижды ударил обнаженной шпагой по стволу большого дерева в центре площади и громко объявил, что передает город Табаско во владение испанского короля.

– Клянусь, я буду отныне защищать этот город мечом и щитом от всякого посягательства со стороны врага как исконное владение кастильской короны! – сказал Кортес.

Секретарь армады, Диего де Годой, записал эти слова латынью в толстую тетрадь, капитаны подписа-лись, и так индейский город Табаско стал законной частью владений короля Карла.

Войску надо было кормиться – с судов почти не взяли запасов. Эконом де Торрес наутро снова пошел по домам – искать провиант. В загородках возле домов солдаты наловили много кроликов. По дворам бегали индейские свинки, маленькие остроносые, похожие на крупных жирных крыс. Свинки кусались и, едва до них дотрагивались, испускали какой-то острый запах. Попробовали прирезать и изжарить несколько таких свинок, мясо оказалось жирное, белое, но запах был неприятен.

– Не стану я есть этой индейской дряни! – заявил баск Эредия.

Хлеба тоже не было, только кое-где возле домов лежали кучи маисового зерна, наполовину проросшего. Кашевары накормили солдат похлебкой из маиса и кроличьего мяса.

Кукурузные поля простирались за городом; там, дальше за ними – кустарник, леса. Индейцев нигде не было видно, но Кортес никому не позволил выходить безоружным за ограду, да и с оружием – только группами, не в одиночку.

На полях было пусто; ночью индейцы унесли оставшиеся трупы своих воинов. Никаких следов боя – только где-нибудь изорванная повязка или перо из боевого убора. Листья кукурузы шелестели, обрызганные засохшей кровью.

Так прошли сутки. Съели и кроликов, и проросший маис. Солдаты ловили по дальним загородкам последних одичалых кур. Кое-кто уже выполз за ограду и принес молодые початки кукурузы. Еще нарвали за городом каких-то мелких светло-зеленых бобов. Бобы были твердые и горьковатые на вкус. Они росли на низеньких деревцах, посаженных правильными рядами. Есть эти бобы было невозможно.

Кортес ждал индейских послов. Придут с повинной, принесут подарки, – надеялся Кортес. Но послы не приходили.

На третий день стало уже по-настоящему голодно. Кортес выслал два больших отряда, по пятьдесят человек, осмотреть местность, поискать продовольствия.

С одним отрядом шел начальником Сандоваль, с другим – старший Альварадо.

Отряды пошли в разные стороны, но часа через два вернулись, соединенные вместе, быстрым маршем и с большим уроном: вели и несли восемнадцать раненых. Весь обратный путь они отбивались от индейцев.

Табасканцы осмелели: они начали показываться из лесов большими полчищами и грозили городу издали. Должно быть, перебежавший к ним в первую ночь Мельчорехо расскавал, что испанцев не так уж много и что, соединив силы, легко можно взять их измором.

Сандоваль привел с собой двух пленных. Долго бились с индейцами, – без Мельчорехо никто не умел с ними объясниться. Кто-то догадался позвать Агиляра.

Привели Агиляра. Ему индейцы отвечали охотно. «Много людей! – говорили индейцы и показывали на дальние холмы. – Много людей собиралось там, большое войско. С востока, с запада, – со всех сторон идут воины на город Табаско».

– Спроси у них, брат Агиляр, – сказал Кортес,– спроси у них, почему они хорошо приняли первых людей, пришедших с моря, – капитана Грихальву, – и почему теперь так плохо принимают нас?

Агиляр спросил. Индейцы в ответ быстро-быстро заговорили.

– Капитан Грихальва не поднимался по реке, не трогал селений, – объяснил Агиляр. – С ним табасканцы охотно менялись. Да и за эту мену досталось им от соседних племен. – «Вы изменники, трусы, – говорили табасканцам соседи. – Надо было гнать пришельцев от своих берегов. А не то уйдут одни, придут другие…» Так и получилось. Теперь все соседние племена – с того берега реки и с верховьев, и с дальних предгорий – большими полчищами собираются вокруг города, хотят, соединившись, прогнать и уничтожить белых людей.

Капитаны переглянулись, слушая Агиляра.

– Слишком смел Кортес, слишком смел! – осторожно сказал соседу на ухо Алонсо Пуэртокарреро. – Уйти далеко от судов, в чужой стране с тремястами людей, без тыла, без продовольствия… Слишком смел капитан Кортес!..

Кортес не показал тревоги. Он одарил индейцев бусами и цветными поясами.

– Идите к своим! – сказал им Кортес. – Скажите вашим вождям: я каждого из них вдвое одарю, если он придет ко мне с миром.

Кортес выпустил индейцев за ограду. Они убежали быстро, не оглядываясь.

Кортес ушел к себе в палатку и долго не выходил.

– Что делает наш капитан-генерал? – спрашивали любопытные. Педро де Альварадо раза два заглянул в палатку. Он не увидел ничего особенного: Кортес шутил с пажом, потом поел горячего супа и долго играл с Леонсико, не разговаривая ни с кем.

Кортес еще мог уйти. Устье реки было свободно от индейских лодок; он мог пробиться к своим судам, погрузить обратно людей и уйти. Путь армады лежал дальше, на север, к тем берегам, к которым грудами привозят золото из глубины горной страны. Остановиться здесь, в Табаско, на половине пути, дать возможность врагу окружить себя в чужом городе? А продовольствие? А порох? Убыль людей, которую ничем нельзя восполнить, в то время как всё новые и новые индейские племена будут стекаться к городу?

Нет, это могло кончиться неудачей, разгромом, гибелью армады в самом начале путешествия. Оставаться в Табаско было безумием. Значит, что же? Поворачивать назад?

Кортес долго сидел в палатке. Не стерпев, Педро Альварадо снова заглянул к нему.

– Как вы решили, дон Фернандо? – спросил Педро.– Уходить отсюда?

– Нет, – сказал Кортес.

– Ждать осады?

– Нет, – сказал Кортес.

Педро раскрыл удивленные голубые глаза.

Что же тогда, дорогой дон Фернандо? – спросил Педро. – Я не понимаю вас.

– Выйти за стены города и принять бой в открытом поле, – вот что я решил, дорогой дон Педро, – сказал Кортес.

* * *

Ночью испанцы повезли своих раненых на суда. Устье реки было свободно от индейских лодок; меньшая испанская бригантина добралась благополучно, выгрузила раненых, взяла на борт еще полсотни солдат и десять коней. Шесть пушек еще прежде были подвезены в город. Половина матросов с судов и оружейники с «Санта Тересы» последовали за бригантиной в лодках. Всем удалось незаметно подняться по реке до тропинки, ведущей в город, и еще до наступления утра укрыться за стенами Табаско. Кони едва шли, – они застоялись на судах за долгие дни плавания.

В городе Табаско в эту ночь спали неспокойно. На дальних холмах горели костры. Весь горизонт с севера и с востока был розово-дымный от отсветов огня. Тысячи людей собрались на холмах вокруг костров-индейские племена с гор, с равнины и с другого берега реки. Индейцы здешних мест готовились дать отпор пришельцам.

Дважды просыпался Лопе этой беспокойной ночью и слышал шаги, видел неподвижную тень часового на белой стене, слушал беспокойное бормотание товарищей, лежавших рядом. По правую руку от него лежал Хуан де Торрес. Старый эконом мог бы остаться на «Санта Тересе» – капитан не стал бы посылать его в бой, – но вот пошел старик со всеми, не захотел отстать от товарищей и теперь лежал, прислушиваясь, с открытыми глазами; не спал, как все вокруг.

Индейцы били в барабаны; издалека доносились глухие ровные раскаты. «Точно кожаные мехи хлопают над чьим-то дьявольским горном!»– думал Лопе, прислушиваясь к ровному гулкому звуку. Беспокойные мысли томили солдата.

– Не спишь, земляк? – тихонько спросил Лопе соседа.

– Не сплю, – так же тихо ответил Хуан де Торрес.

Лопе живо привстал и наклонился к уху старика.

– Путь на суда чист, – прошептал Лопе. – Со стороны устья реки индейцев нет, и суда стоят на рейде наготове. Уходить надо, пока не напали на город индейцы. Их многие тысячи, нас малая горсть против них. Зачем Кортесу здешний берег и город Табаско? Не сюда мы держали путь и не за тем вышла в море армада. Уходить надо скорее!

– Теперь уж не уйдем! – хрипло вздохнул де Торрес. – Не уйдет капитан Кортес, не приняв от индейцев боя.

– Не надо бы ему заходить в эту проклятую реку, ах, не надо!.. – шептал Лопе. – Разобьют нас индейцы: их тысячи собрались со всего берега, – нас меньше пятисот человек.

– Поживем до утра, увидим, – сказал Хуан де Торрес.

Глава четырнадцатая
БОЛЬШОЙ БОЙ

Открытые холмы простирались на север от города Табаско, невысокие, круглые, поросшие колючей индейской травой. В полутора – двух милях от селения гряда холмов расходилась в стороны и снова замыкалась, образуя посередине ровное круглое пространство, похожее на цирковую арену. Вокруг этого природного цирка огромным амфитеатром расположились невысокие холмы.

Эту круглую равнину, похожую на цирк, табасканские индейцы называли «Синтла». Двое суток к Синтле стягивались воины четырех племен. В самом центре под навесами, наскоро сделанными из ветвей, сидели вожди – «калачуни», как называли их табасканцы. Вожди держали военный совет.

Вокруг, на равнине и по склонам холмов, расположилось войско: племя Волка, племя Змеи, Оленя, Собаки и племя Кролика.

Страшнее всех были Волки с севера: у каждого воина над головой торчала маска волка с оскаленными зубами. Груди и спины индейцев были расписаны полосами; пестрые перья вплетены в волосы, ожерелья из перьев надеты на шеи; каждый потрясал копьем или пикой с раздвоенным концом. Воины били в барабаны, дудели в дудки, гудели в раковины: индейцы ожидали врага.

На холмах день и ночь стояли дозорные и глядели в сторону города. Вожди индейцев были согласны в одном: не нападать на пришельцев, пока они в стенах города. Подождать, когда голод заставит их выйти из-за стен, и дать им бой в предгориях Синтлы.

Между первыми холмами Синтлы и городом тянулись низкие засеянные поля; здесь канавы и искусственные водоемы на каждом шагу перерезали путь. Пришельцы завязнут среди канав, и тогда легко будет засыпать их с холмов камнями, дротиками, стрелами, горящими головнями, навалиться сверху, окружить, раздавить. Их мало, несколько жалких сотен, – об этом рассказал вождям перебежавший от белых человек– воин из племени Лисы, захваченный и увезенный белыми тринадцать лет назад. Их мало, и они боятся смерти, – перебежчик сам видел: они умирают, их можно ранить, у них красная кровь,– как у всех людей.

– Вождя белых можно принести в жертву, – хорошая будет жертва богу Вицлопучтли, – сказал один вождь.

– Да, вождя белых и его слугу: он молод. Юноши угодны нашему богу, – сказал второй вождь.

– А всех остальных сделать рабами! – сказал третий вождь.

– Пускай приходят сюда, – племя Волков встретит их так, как волки встречают врага. Табасканские волки еще не потеряли своих зубов.

Воины дудели в дудки, били в барабаны, ждали врага.

* * *

Едва рассвело, Кортес собрал всю свою армию на площади города Табаско.

– Мои капитаны!.. Мои храбрые солдаты! – сказал Кортес. – Не станем сидеть и ждать, пока враг возьмет нас измором. Выйдем в поле, померяемся силами с неприятелем. Наступление – половина победы!

– Наступление – половина победы! – подхватили капитаны.

Начальником пехотного отряда Кортес назначил Диего де Ордаса; пушками ведал де Меса, а во главе кавалерии стал сам Кортес. Всего десять коней было в отряде, но Кортес еще по опыту войны на Кубе знал силу конного войска в стычках с индейцами и сильно надеялся на свою кавалерию.

Конный отряд – сам Кортес и девять его капитанов (Пуэртокарреро, Монтесино, Кристабаль де Олид, Альварадо и другие) – все лучшие наездники и искусные бойцы – должен был выйти из города позже, поска-кать берегом реки, в обход и напасть на индейцев неожиданно с левого фланга.

Пехотинцы выступили первыми, за ними вслед шла артиллерия. Позади, в арьергарде, шли еще сорок человек пехоты.

Разведчики нашли дорогу: по затопленным полям шла твердая насыпная дорожка, похожая на дамбу или на межу. Дорожка была узка: едва двое человек могли шагать по ней рядом, плечо к плечу. Идти пришлось очень медленно: пушки то и дело сползали с межи в сторону и проваливались в болото.

Место было открытое, потом пошли заросли. Высокие колючие кустарники скрыли солдат с головой. Из-за кустарника ничего не было видно впереди, но скоро стал слышен гул, грозный, колеблющийся гул тысячного войска, собравшегося на склонах Синтлы.

Пушки несколько поотстали, авангард вырвался из колючих зарослей вперед. Гул и свист оглушили солдат, и даже самые храбрые попятились назад, в заросли. Все склоны Синтлы, насколько хватало глаз, покрыты были народом. Ближние холмы и дальние, и те, что за ними, едва различимые под ослепительным солнцем, и склоны к реке, и вся круглая равнина – все пестрело людьми, шевелилось, шумело, оскалилось масками, ощетинилось пиками; все готовилось броситься навстречу, окружить, смять, уничтожить жалкую горсть кастильцев.

– Раны господни! – сказал Лопе. – Раны господни, мы отсюда не уйдем живые.

Он крестился, косясь на Хуана де Торреса. Но раздумывать времени не было. Капитан де Ордас обернулся к своим.

– Вперед!-сказал де Ордас.

Люди бросились вперед.

И тут Лопе показалось, точно само небо с воем и грохотом обрушилось на него.

Свет дневной потемнел от летящих камней, от тучи дротиков и стрел. От топота, свиста и воя загудела земля.

– А-ла-та-а-ла-а! – с устрашающим воем индейцы двинулись вперед.

– Огонь! – скомандовал Диего де Ордас.

– Ра-та-тах!.. Та-так!..

Стрелки разрядили мушкеты и аркебузы. Передние ряды индейцев дрогнули и смешались, попятились, но сейчас же задние, напирая, вынеслись вперед, и все войско плотной стеною снова надвигалось на испанцев.

– Они уже не боятся огня, пречистая дева! – сказал Лопе.

Снова ударили мушкеты; десятки раненых и убитых упали среди индейцев. Мушкетеры палили без промаха по такой густой толпе. Но сотни и тысячи смыкались вокруг упавших, позади набегали все новые и новые, расписанные полосами груди уже врывались в испанские ряды, волчьи головы грозили вплотную.

– Мне кажется, ты прав, земляк, мы отсюда не уйдем живые, – сказал Хуан де Торрес.

Десять – пятнадцать раненых свалились на землю среди испанцев; индейцы наскакивали с длинными пиками, целясь прямо в глаз, и солдаты, прикрываясь щитами, отбивались каждый от десятка таких пик.

– Не давайте себя окружить! Не давайте! – кричал Диего де Ордас.

Под таким напором невозможно было удержать строй, – каждого испанца готовы были окружить тридцать– сорок индейцев; солдаты вертелись во все стороны, отражая удары и направо, и вперед, и налево. Лопе шел плечом к плечу с Хуаном де Торресом, но почувствовал, что его оттесняют; справа шел Пако Арагонец, но того уже тоже оттерли; Пако вертелся волчком, отбивая удары; десять – двенадцать индейцев сразу насели на него. Лопе видел, как с Пако сбили шлем, как струя крови от удара индейской пики потекла у него по лицу; несколько секунд еще мелькало бледное лицо Пако с красной полоской крови на лбу, среди волчьих масок индейских воинов, потом исчезло. Арагонца смяли.

Где же пушки? Куда девался де Меса?..

Новый залп из мушкетов на секунду отогнал передние ряды индейцев, и тотчас они надвинулись.

Де Меса замешкался позади: он со своими людьми вытаскивал пушки из толпы, устанавливал на пригорке. Долго провозился де Меса со своими тяжелыми пушками.

– Теперь послушаем, что скажут мои сеньориты,– промолвил де Меса.

Де Меса поднес фитиль к первой пушке; грохнул пушечный выстрел, чугунное ядро ударило в плотные ряды индейцев.

Столб земли и пыли поднялся над толпой, десяток индейцев разметало в стороны, ближние попятились с воем. За первой грохнула вторая пушка, за ней – третья. На сотни шагов впереди очистилось поле: индейцы отступали.

Чудовища с толстыми шеями оказались злыми чудовищами, они умели плеваться раскаленными шарами!..

Индейцы разбегались; передние ряды, отступая, теснили задние, и скоро все огромное войско, вся толпа пришла в движение, колебались самые дальние ряды.

– Бегите! – кричали воины. – Бегите от белых дьяволов!

Но силы индейцев были огромны. С дальних холмов спускались новые отряды, новые племена, готовые к бою. С топотом и свистом, с устрашающим воем, поднимая облака пыли, подкидывая в воздух пики, копья, новые толпы надвигались на испанцев. Они уже не боялись ни пуль, ни ядер: там, где падало трое – четверо, там десятки нарочно взметали ногами пыль, чтобы скрыть от врага урон, смыкались и шли вперед. Бой шел врукопашную, вплотную. Подбирались и к пушкам. Лопе сам видел, как молодой индеец, пробившись сквозь ряды испанцев, нацелился из лука в пушку; стрела сломалась о бронзовый ствол орудия, индеец подскочил к нему с пикой, но тут де Меса мечом пробил индейцу горло.

Бились все вокруг; Габриэлю Нова пробили ногу, и он вышел из строя, трое наседали на Хуана де Торреса; огромного рябого Эредия теснили восемь человек. Капитан Сандоваль отбивался, раненный в ляжку; слабея, он делал выпад то вправо, то влево; трава окрасилась кровью вокруг него.

А с холмов надвигались все новые и новые толпы, в белых и красных полосах, в кроличьих шкурках, в змеиных и лисьих масках.

– Что же Кортес?.. Что же не идет капитан Кортес с конным отрядом?.. – люди оборачивались в сторону реки.

Но Кортес не шел. Что-то задержало его в пути. Может быть, приречные затопленные поля оказались непроходимы для лошадей?

– Господи, мы все погибнем, и солдаты и капитаны!– застонал Лопе.

Рослый индеец в кроличьих шкурах наскочил на него; бросив пику, индеец схватился с ним врукопашную. С силой индеец заворачивал ему руки назад и давил грудь. Лопе почувствовал, как у него хрустнули ребра; он не мог поднять руки и пустить в ход шпагу. Индеец давил все сильнее. Стиснув зубы, Лопе пытался высвободить руку. Он вспомнил в эту минуту, как поспорил когда-то с товарищами в Дариене: кто сильнее в рукопашном бою без оружия – индеец или испанец? Если оба вооружены, сильнее испанец, у него и меч, и мушкет, и стальная шпага. А вот если схватиться обоим по-честному, голыми руками? Лопе чувствовал, что индеец одолевает его. Сам не зная как, он высвободил левую руку и с отчаянным усилием сдавил горло индейца. Индеец пошатнулся было, но удержался на ногах; с силой он оторвал руку Лопе. Индеец отбивался молча, с яростной гримасой, перекосившей лицо. Снова Лопе почувствовал себя в тисках; индеец схватил его обеими руками и валил на землю; у Лопе уже не было сил сопротивляться, он качнулся, теряя равновесие. И тут он вдруг почувствовал, что его отпускают. Индеец ослабил тиски; он отступал, с ужасом глядя поверх головы Лопе, куда-то вдаль, в сторону реки. С криком индейцы отхлынули назад; все смотрели в ту сторону. От реки, от группы деревьев скакали огромные, невиданные в этой стране чудовища, высокие, с двумя головами: одной – человеческой и одной– звериной, с налитыми кровью огромными глазами, с четырьмя ногами, подбитыми железом.

– Конные!.. Конные идут на помощь! – закричали испанцы.

Это Кортес с девятью капитанами на конях подоспел на подмогу своим.

Индейцы Юкатана никогда не видели лошадей; всадника на лошади они приняли за одно существо дьявольской силы. Самые храбрые бежали с поля битвы, не помня себя.

– Чудовища со дна моря!.. – Ужас передался от ближних рядов к дальним; индейцы бежали, бросив луки, копья, оставляя раненых. Чудовища топтали людей железными ногами, скакали по трупам, опрокидывая живых.

– В головы цельте, сеньоры, прямо в головы! – кричал Кортес своим капитанам. Капитаны разили с коней длинными пиками прямо в головы, в лица, в шеи; трупы индейцев валились под ноги коням.

– Белые дьяволы призвали на помощь чудовищ со дна моря! Спасайтесь, воины Табаско, спасайтесь!..

Смятение передалось дальше; оно распространялось от ближних рядов к дальним. Смятые полчища табасканцев отступали за гряду холмов.

Мушкетеры послали залп вдогонку; приободрились и пешие испанцы. Но Кортес не велел преследовать бегущих. Враг и без того был уничтожен, разбит: вместо многочисленного стройного войска за холмы отступали беспорядочные толпы насмерть перепуганных людей. Сотни убитых валялись в притоптанной траве.

– Победа! – кричали капитаны. – Победа!..

Появился патер Ольмедо, скрывавшийся во время битвы в пальмовом лесу. Хуан Диас, помощник в лиловой рясе, нес за ним церковный ящик с дарами.

– Возблагодарим Иисуса за победу! – громко затянул патер.

Он шел по полю, держа дароносицу на вытянутых руках. Тяжело раненные стонали, прося отпущение грехов. Патер склонялся к ним.

– Не тяжка смерть в бою, сын мой! – говорил он. – Сам господь бог незримо вел вас к победе.

– Отец, спасите!..– Мигель Тинто, смуглый астуриец, хрипел, зарывшись головой в траву. Камнем из индейской пращи ему перебило позвоночник.

Многие еще полегли на поле, – кто от стрелы, кто от удара индейской пики.

Патер Ольмедо не торопясь обошел всех. Когда он приблизился к Мигелю Тинто, тот уже не дышал. Товарищи кружком стояли вокруг него.

– Помолимся за душу усопшего! – возгласил патер. – Смерть его легка, ибо милость господня нисхо-дит на тех, кто бьется и погибнет во славу нашего короля.

Хуан Диас поставил на траву свой ящичек с дарами, уже ненужный. Товарищи крестились, хмуро глядя на Мигеля, Судорога еще раз пробежала по телу солдата, пальцы впились в землю. Нет, смерть его была не легка.

Стали считать убитых, раненых. Солдаты помрачнели: больше ста человек вышло из строя, из них – пятнадцать убитых.

Кортес обошел поле. Индейцев полегло гораздо больше, – около шестисот человек.

Даже по приблизительному подсчету, в этом бою против четырехсот семидесяти испанцев стояло не меньше десяти тысяч индейских воинов.

– Только с божьей помощью одержали мы такую победу! – радовался патер Ольмедо. – Иисус и святая дева охраняли нас.

– Да, индейцы здешние получили хороший урок евангелия, – сказал Кортес.

Капитан де Монтехо перекрестился.

– Иисус помог нам и святая дева, и еще святой Яго, покровитель воинов Испании! – набожно сказал капитан Монтехо.

– Да, да, святой Яго! – Капитаны были согласны. Святой Яго особо покровительствует испанским конкистадорам.

– Я сам видел!.. – Диего де Ордас, льстец, расширил глаза и поднял руки перед собой, точно перед видением свыше, – я сам видел, сеньор Кортес, когда вы выехали из лесу на конях, сам святой Яго скакал с вами рядом, стремя в стремя, на белом коне.

– Ошибаетесь, дон Диего! Это был не святой Яго, а святой Педро, покровитель рода Кортесов, – поправил его Кортес.

– И конь был не белый, а серый в яблоках. Я сам видел, – пропищал шут.

– Молчите, Сервантес!.. – Кортес остановил шута презрительным взглядом. Но легенда о святом на коне уже поползла дальше.

– Сам святой Яго был на поле битвы. Или нет – святой Педро? Кто видел его? – Солдаты сомневались.

– Ты? Ты видел? – кричал баск Эредия, наседая на

Пако Арагонца. – Почему капитаны видели святого, а я не видел?

– Может быть, и был среди конных святой, только мне было не до того. – Пако, раненный в бою, держался за обвязанную голову. – Мне святой не помог. Спроси у Хуана де Торреса, он постарше нас; может быть, он видел.

– Не всякому дано увидеть святого, – вздохнул Хуан де Торрес. – На ком греха нет, тот увидит. А кто много грешил, тому ни за что не увидать.

– Ты? Ты видел? – насел на де Торреса баск Эредия. – Сам-то ты видел или нет?

Хуан де Торрес улыбнулся.

– Я старый солдат, – сказал де Торрес. – В трех походах побывал, в двадцати пяти сражениях кровь лил. В Тунисе был, в Италии, в Марокко, в Панаме и на индейских островах. И голод терпел, и жажду, и раны, и обиды от капитанов. Посчитай, брат, сколько у меня за тридцать с лишним лет накопилось грехов!.. Нет, старому солдату ни за что не увидать святого!..