Текст книги "Капитан Кортес"

Автор книги: Эмма Выгодская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Каков сеньор!.. – прошептал Лопе. – Со времени Васко Нуньес Бальбоа я не слыхал таких слов, такого обращения.

Лопе повернулся к старому индейцу, притихшему в углу.

– Васко Нуньес Бальбоа был великий капитан, – сказал Лопе, точно решив доверить индейцу свою тайну.– Бальбоа был великий капитан, пока его не заковали в цепи и не казнили его собственные друзья и земляки. Только бы с этим сеньором, охрани нас, святая дева, не случилось того же!..

Глава вторая
СЛУГА ДВУХ ГОСПОД

Паж Ортегилья внес жаровню и поставил ее подле кровати, у шелкового полога. Он постоял, прислушался и вышел, легко ступая в мягких полотняных сандалиях. За пологом было тихо. Только к вечеру начиналось кряхтенье, сонное фырканье, громкие зевки. Хозяин спал весь день и просыпался к вечеру. Своим делом хозяин Мильян де Карнас мог заниматься только по вечерам.

На террасе, завешанной циновками, на высокой подставке чернела большая, уставленная в небо труба. Чертежи, карты, глобус с выпуклостями гор и провалами морей, схемы созвездий и непонятные рисунки раскиданы были по террасе, на полу, по столам. Прикрытый медным экраном, в углу стоял небольшой горн, рядом какие-то сосуды, перегонные кубы. Хозяин дома, сеньор Мильян де Карнас, был космограф, алхимик и звездочет.

К вечеру сеньор де Карнас проснулся. Он долго грел ноги у жаровни, вздыхал – ночью и в тропиках пробирала сырость, дом стоял низко, среди болот. Потом сеньор оделся и прошел на террасу. Губернатор Веласкес просил де Карнаса этой же ночью, не откладывая, составить гороскоп на ближайшую треть года. Губернатор хотел знать, что сулит ему новый поход.

Де Карнас долго возился, устанавливая трубу. В Старом свете все было так понятно. Ясным светом сиял Орион, и рядом, привычной парой, расположились Близнецы. Лебедь простирал многозвездные крылья над Дельфином, а возле них сияла Лира. Дракон и Гончие Псы, Малый Лев и Большой Лев – все были на своих местах. Здесь, в Новом свете, все непривычно, все не то. Медведица скрылась за чертой неба, зато сиял Стрелец, и рядом с ним длинный звездчатый хвост раскинул Скорпион. Южная Рыба мерцала непривычно большим глазом, а Водолей переместился куда-то в сторону, на край неба, к самой черте горизонта. Нет, непривычное, непонятное небо было здесь, над чужими островами.

Де Карнас долго возился, устанавливая трубу. Туман покрыл левую нижнюю четверть неба. Ауспиции неясны, весною здесь так много падающих звезд, словно осенью в Испании. У самого края горизонта, точно обрывок туманности, дождь мелких звезд, в которых невозможно разобраться. Плохая армада предстоит тебе, губернатор Веласкес!..

Сеньор де Карнас засопел, набрасывая на бумагу поспешные кривые значки.

– Сеньор, ваша милость, сам губернатор изволил прибыть к нам!-Ортегилья, худой, губастый мальчишка, слуга астронома, просунул голову меж циновок.

– Сеньор губернатор? Сам? У меня еще не готово!– де Карнас смял листок и пошел навстречу Веласкесу. Но губернатор уже поспешно поднимался на террасу.

Губернатор Веласкес был чем-то очень смущен. Жидкие волосы упали на вспотевший лоб, воротник камзола губернатор расстегнул, задыхаясь, и даже перевязь шпаги ослабил, так что шпага волочилась по полу. Губернатор ужасно спешил.

– Сеньор де Карнас, дорогой, скорее, мне нужна ваша помощь сейчас, немедленно!

– Что случилось с вами, сеньор? – спросил де Карнас, пугаясь. – В силах ли я буду вам помочь?

– Мне нужен совет, ваш совет, гадание, сейчас, не откладывая до утра. Мой шут… о, этот ужасный негодяй…

– Сумасшедший Сервантес? Знаю, знаю… Что же он сделал с вами, дорогой сеньор?

– Он лишил меня покоя вдруг, в одну минуту. Сегодня в полдень, у церкви на паперти, после Мессы, при всем народе, он крикнул мне несколько ужасных слов…

– Какие слова, мой сеньор?..

– «Ты дурак, Диего!» – крикнул он, – «Ты просто старый идиот!.. Зачем ты посылаешь с армадой Фернандо Кортеса генерал-капитаном?.. Ты думаешь, он забыл старую вражду? Ты думаешь, он заботится о твоей чести и твоих доходах?.. Дурак ты, Диего, старый дурак!.. Фернандо Кортес набьет доверху золотом свои каравеллы, а тебе только издали покажет корму, когда повернет суда в Испанию, к самому королю».

– Так сказал шут?

– Так он сказал. Я пришел к вам, дорогой де Карнас! Только вы один скажете мне: какова будет армада. Верить мне или не верить словам шута?

– Гороскоп еще не готов, – сказал де Карнас.

– Не гороскоп, нет… Гадание!-умоляюще попросил губернатор. – Вы так много знаете, дорогой де Карнас. Черное гадание!..

– Гадание? – Сеньор де Карнас стал серьезен. Он задернул циновки у входа на террасу, осторожно отодвинул медный экран. В малом горне медленно разгорелся синий огонь. Де Карнас растопил на этом огне какую-то странную темную смесь, потом вылил коричневую массу в сосуд с водой. Вода зашипела, и темная масса расплылась по поверхности, приняв причудливую форму. Де Карнас наклонился над сосудом. Человек? Дом? Дроги? Он долго стоял и глядел на образовавшуюся фигуру, не говоря ни слова.

– Что вы видите, дорогой сеньор? – теряя терпение, наконец спросил губернатор.

– Я вижу… мой сеньор, я вижу церковь!-замогильным голосом ответил де Карнас. – Я вижу церковь и человека в дверях церкви. Человек молод, ему лет двадцать пять, двадцать шесть – не больше. На человеке странная одежда… – де Карнас еще ниже наклонился, рассматривая фигуру, – да, на нем плащ дворянина, он при шпаге, но под плащом рубище пленника, на ногах обрывки цепей. Этот человек убежал из тюрьмы…

– Из тюрьмы?.. – губернатор насторожился.

– Да, из тюрьмы, это ясно видно… Еще есть люди – рядом, у стены церкви, и за углом; я вижу много фигур, все они стоят неподвижно и смотрят на него.

– Это все вы видите в вашем сосуде, дорогой де Карнас?

– Да, сеньор, я вижу все это в моем сосуде,– астролог скрыл, отвернувшись, мгновенную хитрую улыбку. – Я вижу все это так ясно, точно предо мною живые люди, которых я знавал лично и беседовал с ними не раз.

– Продолжайте, де Карнас, продолжайте!

– Так вот: все эти люди смотрят на него, на молодого дворянина. Они серьезны – он беспечен. Они неподвижны– он в движении. Он сходит с верхней ступеньки на нижнюю, потом снова возвращается к порогу храма. Ему наскучило в церкви, – он укрывается в ней уже семнадцать дней. Пока он внутри церкви, – никто не посмеет его тронуть: сам святой Яго, покровитель Испании, охраняет его. Но, едва он сделает один шаг за пределы храма, эти сеньоры схватят его и бросят в ту же тюрьму, из которой он убежал.

– Кто посадил его в тюрьму? – жалобно спросил губернатор.

– Вы сами, сеньор Веласкес, вы сами…

– Значит, речь идет о…

– Сейчас вам будет ясно, сеньор Веласкес, о ком идет речь; сейчас будет ясно!.. Так вот: молодому дворянину наскучило в церкви, там темно, душно, едва мерцают свечи; он вышел и стоит на ступеньках, на солнце, стоит и улыбается беспечно. Он видит людей, которые притаились рядом, он знает, что ему угрожает. Один шаг, один неосторожный шаг со ступенек на землю, – на него бросятся с четырех сторон люди, его схватят, и тогда он снова в ваших руках, предоставлен вашей милости и вашему справедливому суду. Но он весел. Вот он играет шпагой, легко вертит ее в руках,– вы сохранили ему шпагу в тюрьме – это ужасная неосторожность, сеньор Веласкес! Он играет шпагой, точно хочет вызвать этих сеньоров на дуэль. Вот он вынимает из кармана кусок хлеба, отламывает кусок, жует. К ступенькам церкви подходит птица, большая индейская птица с пестрыми перьями. Индейцы называют эту птицу «гуари»; испанцы еще не придумали ей имя. Дворянин бросает птице крошки хлеба. Птица клюет; он улыбается, бросает ей еще. Кажется, он занят птицей больше, чем людьми, притаившимися рядом. Те стоят, не дышат, зубами скрипят от нетерпения, готовы броситься при первом его неосторожном шаге. Пленник хочет погладить птицу, у нее красивые пестрые перья, синие, золотистые… Птица сердится, она отступает, потом наскакивает на пленника, точно дразнясь. Пленник вынимает шпагу; он шутя фехтует, целясь птице в глаз. Вот он делает, увлекшись, выпад вперед и, сам того не заметив, с последней ступеньки сходит на землю…

Легкий стон послышался за циновкой, в спальне астролога. Паж Ортегилья в ужасе отполз в глубь комнаты, от циновки, под которой подслушивал. Мальчишку трясло от волнения. Но сеньор де Карнас ничего не заметил.

– … Пленник делает шаг вперед и в это же самое мгновение огромный альгвасил – имя этого негодяя вы знаете, сеньор губернатор, это Хуан Эскудеро, ваш любимый помощник, – огромный альгвасил бросается на пленника сзади, прямо на спину, как ястреб на теленка, и накрывает его своим плащом. Остальные шестеро подскакивают с разных сторон, пленнику вяжут руки, у него отбирают шпагу, его снова ведут в тюрьму…

– Да, но из тюрьмы он снова убегает!..

– Конечно, конечно, он убегает, у него на острове много друзей.

– Вы говорите о Кортесе?..

– Конечно, я говорю о нем, о Фернандо Кортесе. Этот человек помог вам завоевать Фернандину, а вы посадили его в тюрьму, сеньор Веласкес.

Губернатор вскочил и забегал, тяжело дыша, по террасе.

– Это было так давно! – сказал губернатор. – Зачем вы мне про это говорите?.. Я о будущем просил вас гадать, а не о прошлом, сеньор де Карнас! Теперь мы с Кортесом друзья. Я сделал его, худородного дворянского сына, алькальдом города Сант-Яго. Я подарил ему поместье и дом. Я назначил его генерал-капитаном всей армады. Я доверил ему завоевание новых земель во славу нашего короля! Скажите мне о будущем, сеньор де Карнас! Какова будет армада? Много ли золота привез мне из похода Фернандо Кортес?

– Фернандо Кортес еще не забыл о прошлом, дорогой Веласкес.

– Значит, вы думаете, – он мне изменит? Предаст?

– Я ничего не думаю, мои сеньор, я говорю только о том, что вижу.

– Что еще покажет вам ваш сосуд?.. Меня интересует не прошлое, а будущее. Посмотрите еще, дорогой де Карнас!

– Мой сосуд говорит: прошлое живо; Кортес его не забыл. Или вы думаете, – ему легко забыть, сеньор Веласкес, как вы заковывали его в цепи и в рубище пленника гоняли по городу? Как он ободрал в кровь ноги и спину, спускаясь из окна тюрьмы, в цепях, из верхнего этажа? Как он плыл морем, спасая свою жизнь, и едва не погиб, ослабев, у самого берега? Вы думаете, что это можно забыть, сеньор Веласкес?

– Я так и думал, – вяло сказал Веласкес, садясь и опуская голову. – Я так и думал: он не забыл.

– Да, это была большая неосторожность, сеньор Веласкес, большая неосторожность тогда посадить его в тюрьму, а теперь назначить генерал-капитаном.

Веласкес весь поник в кресле.

– Мне кажется, вы правы, сеньор де Карнас, – сказал Веласкес. Он вздохнул и подтянул съехавшую шпагу. – Значит, и шут не шутил?

– Да, и шут не шутил.

– Но погодите, сеньор де Карнас, еще не поздно! – Веласкес снова забегал по террасе. – Еще не поздно! Флотилия еще не ушла в море. Кортес еще в моих руках! Я могу сместить его, пока он здесь. Суда, люди – все принадлежит мне. Остров еще в моих руках. Я сегодня же ночью приказом смещу Кортеса и объявлю генерал-капитаном другого! Памфило Нарваэс – он мне родня, он верный человек. Да, да, еще до наступления утра Памфило Нарваэс станет генерал-капитаном всей армады!

– Нарваэс? – астролог не скрыл насмешливой улыбки, но закивал согласно головой. – Да, да, сеньор Нарваэс, конечно!

– Прощайте, сеньор де Карнас, спасибо! – Губернатор вложил в руку астролога двадцать золотых кас-тельяно и выбежал вон.

Астролог занялся своим горном. Он крикнул пажа, чтобы тот принес воды вымыть руки: «Паблико!..» Но паж не откликался. Куда он делся, негодник? Только что мальчишка был здесь, за циновкой, подметал пол в спальне. Куда же он делся, безбожник?..

Де Карнас не нашел пажа ни в спальне, ни в других комнатах. Паблико Ортегилья был уже далеко. Он бежал дальней улицей к дому, над которым висело черное с белым крестом знамя, к дому Фернандо Кортеса.

Паблико бежал не оглядываясь. Его мальчишеские губы дрожали. Он нес полный короб вестей для дона Фернандо. Паблико и сам весь дрожал от гордости, от радости, от нетерпения. Он летел быстро, прижав руки к бедрам, точно боялся невзначай просыпать свои важные срочные вести.

Глава третья
ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ

Весь следующий день Лопе ходил счастливый.

Солдат! Солдат армады! Рано утром Лопе привел в порядок одежду, вычистил плащ, натер мелом рукоять шпаги и серебряные перемычки на поясе. Единственный цирюльник в Сант-Яго бесплатно подбрил ему бороду и усы. К полудню он позавтракал в харчевне в счет будущих доходов. Веселый, гордый, откинув плащ с левого плеча и небрежно приподняв полу сзади кончиком шпаги с щегольством старого солдата, Лопе подошел к дому Кортеса.

Здесь, у столов, у знамени с белым крестом, день и ночь толпились люди. Конкистадоры, дворяне, солдаты со всей Фернандины – из Пуэрто де Лос Пинос, из Макаки, из Тринидада, с острова Ямайки, из Сан-Доминго– толпой стояли у дома: всех привлекала новая армада.

Когда подошел Лопе Санчес, небрежно звеня по камням кончиком шпаги, концом острой бороды упершись в воротник, сияя выпученными глазами и синим перебитым носом, молодежь перед ним расступилась.

– Лопе Бенито Санчес из Новой Кастилии, – важно сказал Лопе писцу, сидевшему за столом.

Писец вписал имя в книгу и пододвинул Лопе пятнадцать песо из кучки, лежавшей на столе.

– Сеньор Кортес обещал мне камзол и полное снаряжение, – гордо сказал Лопе.

Писец небрежно взглянул на него.

– Камзол проси у самого сеньора, если тебе его обещали,– сказал писец. – А снаряжение? Вот, можешь выбрать себе щит на том столе; только за него у тебя отсчитают пять золотых песо из твоей доли доходов.

– Арбалеты? – спросил Лопе.

– Арбалетов у нас не хватило и на первую сотню, – сухо сказал писец!

Лопе огорчился. Без коня, без арбалета, придется идти в поход простым пехотинцем, ни в стрелковую, ни в конную часть.

Лопе долго выбирал щит и выбрал хороший, прочный, обитый кожей, с переплетом из медных прутьев. Щит несколько утешил Лопе. Он прошелся перед домом раз, другой, оглядывая толпу. Может быть, он найдет здесь кого-нибудь из прежних товарищей, участников старых походов?

Людей было много, но все незнакомые, молодежь. Были и совсем мальчишки, лет по шестнадцати, – безусые лица, восторженные глаза. На Лопе смотрели с завистью,-на его шрам, на выправку старого солдата, на перебитый нос. Лопе стало грустно, – он вспомнил себя таким же безусым парнем, молодость вспомнил, итальянский поход… Хосефина тогда еще была ему невестой… Лопе вздохнул. Куда девались товарищи, с которыми он делил опасности давних походов? Где они все? Полегли там, за морем, или здесь, в Новом свете, в болотах Дариена, в лесах Твердой Земли? Где Пабло Руис, где Каталано, где Мигель, верный друг, Мигель Самбора? Луис Кастанья жив, но уже не годен в солдаты: стрелой пробило коленные связки, остался хром. Где-то он теперь? Лопе еще раз вздохнул.

Возле дома и на площади кучками стояли люди, толковали про новости, про поход. Суда пойдут на запад, к Юкатани, к берегам, у которых в прошлом году побывал капитан Грихальва. Сеньор Кортес хотел пройти поначалу тем же путем, что и Грихальва, но потом двинулся в глубь страны, в земли, в которых никто из христиан еще не побывал.

Только в прибрежных деревнях Грихальва наменял золота на тридцать тысяч песо. А там, в глубине страны, его больше, много больше!.

– Индейцы там по берегу живут разные, одно племя не похоже на другое, – рассказывали те, кто побывал с Грихальвой. – В иных местах хорошо принимают: плодов принесут, птицы и к себе на берег зовут. Золота дадут, песку золотого отсыплют целый мешок за железный топорик. А в других местах – презлые живут индейцы, к берегу ни за что не подпустят. Встречают дротиками, а то и отравленной стрелой.

– Жарко пришлось нам на обратном пути, – рассказывал Берналь Диас, красивы^ стройный солдат с сухим лицом кастильца. Вокруг Диаса стояло много народу. Диас был опытный, бывалый солдат; он провел весь поход на судах Грихальвы, да еще раньше побывал у тех же берегов и у Флориды, с капитаном Эрнандо де Кордова.

– Плохо пришлось нам на Потончане, на обратном пути, – рассказывал Берналь Диас. – Индейцы не давали набрать пресной воды, не подпускали к своим колодцам. Немало людей положили мы на берегу, и все же ушли без воды, – едва не погибли на судах от жажды.

– Потончан? О, там, говорят, у индейцев и бадьи, и ступки, и даже плошки из чистого золота! Правда ли это? – Люди сдвигались ближе, глаза разгорались, руки сжимали рукоятки мечей и шпаг. Фернандо Кортес, новый генерал-капитан, – смелый человек, он не станет лепиться к берегу, как этот трус Грихальва. В новом походе они все станут богаты, вернутся с золотом, с пленными, покрытые славой.

– Новые земли!.. – толковали солдаты. – Уже на Эспаньоле, на Фернандине по берегам рек исчезло золото, оскудели рудники. Прошли времена, когда в руслах рек Эспаньолы находили самородки с церковное блюдо величиной; теперь и в королевских рудниках не набирают золота на тысячу песо в год. Поделены земли, розданы грамоты, кто половчее, – прибрал к рукам лучшие участки. Ни одного мирного или немирного индейца не осталось на долю вновь прибывшего человека. Надо искать новых земель!

В Старом свете, в Испании, остались семьи, жены и дети, старики, нищета. Многие солдаты не имели вестей из дому годами. Дома, в Испании, был голод, нищая крестьянская земля, злой сеньор, налоги. Здесь, на островах Нового света, эти люди надеялись стать богатыми и свободными. Мало ли было случаев в прежних походах? Нищие привозили по сто тысяч золотых песо, садились помещиками на плодородной индейской земле. Никто не знает, какие богатства ждут их всех в новых, еще никому неведомых землях.

Лопе переходил от группы к группе. Все ждали Кортеса,– он еще не вернулся от дневной мессы.

Месса кончилась. Несколько женщин показалось вдали, в конце улицы. Это шла из церкви сеньора Каталина Кортес со своей свитой. Открытая карета ехала позади. Не прикрывая лицо платком от дневного зноя, не умеряя шага, донья Каталина шла быстро и развалисто, как кавалерист, и улыбалась своим сеньоритам. В руке она держала молитвенник. Леонсико шел рядом. Осторожно ставя сильные лапы, пес нес в зубах веер сеньоры.

– Добрый день, сеньора!.. Добрый день, ваша милость, – каждый старался первый поклониться супруге генерал-капитана. Донья Каталина кивала слегка, милостиво и небрежно, точь-в-точь Мария де Толедо, жена наместника Индии. У Марии де Толедо Каталина служила прежде камеристкой.

Не останавливаясь ни с кем для разговора, донья Каталина прошла к себе в комнаты. За нею важно проплыли ее сеньориты.

Нет, Кортес был не таков. Став генерал-капитаном, он нисколько не изменился в обращении, не стал ни груб, ни высокомерен. «Все придет!» – твердил Кортес. Он был терпелив. Он вооружал людей. Он продавал свою землю и покупал порох и пушки. Когда его суда вернутся в этот залив с трюмами, полными золота, остров Фернандина станет тесен для него. Тогда все придет. До той поры ему для себя ничего не было нужно. Походный коврик вместо постели, голые стены да добрый конь на конюшне. Он был равнодушен к лишениям.

– Я приехал сюда не для того, чтобы копаться в земле, как простой мужик, – сказал Кортес, когда впервые прибыл на индейские острова, – а для того, чтобы добыть славу и золото вот этим мечом!

Нищий дворянский сын из Эстремадуры, он узнал дома, на родине, всю горечь нищеты: протертый камзол отца, похлебка без мяса в будни и постный пирожок в воскресенье, голые стены, портреты предков и бахвальство заслугами деда. Золото, богатство, и еще сильнее, чем богатство – слава, сила, власть над людьми с первых отроческих лет привлекали Кортеса.

Путь к славе, наконец, открылся ему. Он отправлялся в новые земли, генерал-капитан большой армады.

Все ждали Кортеса. Он показался, наконец, в дальнем конце улицы, и люди перед домом пришли в движение. Каждый хотел подойти поближе, спросить, узнать, перекинуться словом или просто поклониться пониже генерал-капитану. Взволновался и Лопе, – он хотел напомнить сеньору про камзол.

Но на этот раз Кортес шел один, далеко обогнал своих капитанов, не останавливаясь для разговоров, не глядя ни на кого. Он был сердит. Ковыляя, за ним шагал длинный тощий человек в странном наряде; широких сборчатых турецких шароварах, желтом камзоле с большими пуговицами и плоском старомодном берете, сдвинутом на ухо. Это был шут губернатора, Хуан Сервантес.

– Возьмите меня, ваша милость, сеньор Кортес! – негромко умолял шут. – Возьмите меня в поход!.. Я буду вам полезен.

– Как? И ты еще просишь, чтобы я взял тебя с собой?– вдруг останавливаясь, спросил Кортес. – Ты сошел– с ума, Сервантес!

– Возьмите меня, ваша милость! Слово шута! Я буду вам полезен, слово шута! У меня есть конь – кобыла, замечательная кобыла!.. Я достану меч. Я биться буду не хуже любого из ваших капитанов!..

– А шутки шутить будешь? – очень серьезно спросил Кортес.

– Буду, ваша милость!..

– И такие шутки, как сегодня у церкви, тоже шутить будешь? – Кортес усмехнулся.

Шут побледнел; видно было, что ему стоит немалых усилий говорить с улыбкой.

– Если вашей милости мои шутки не по вкусу, – я постараюсь придумать другие.

– Я хотел бы знать, кто тебе подсказал твою сегодняшнюю шутку, – медленно сказал Кортес.

– Вы и так это очень хорошо знаете, ваша милость, – смиренно ответил шут.

Кортес улыбнулся.

– Пожалуй, ты прав.

– Возьмите меня с собою, ваша милость!.. – опять заскулил шут. – Вы теперь важный сеньор, у вас – свита; должен же в свите быть шут!

Кортес не отвечал.

– Ай-ай, как разозлится этот старый дурак, Веласкес, когда узнает, что даже его шут ушел с вами! – пропел шут.

Кортес улыбнулся.

– Пожалуй, я тебя возьму! – сказал он.

Шут подпрыгнул на месте и завертелся вокруг сеньора.

– Кортес смел! Кортес добр!.. Кортес великодушен!..

Кортес снова остановился.

– А ты меня не продашь, Сервантес? – спросил он и взглянул шуту в серые глаза.

– Нет, нет, ваша милость! Слово шута, – не продам!– ответил шут, но глаза спрятал.

Кортес поднялся на крыльцо хмурый, ушедший в свои мысли. Никто с ним не заговаривал. Лопе тоже не решился напомнить о себе, – сегодня сеньору, видимо, не до камзола.

Толпа у дома поредела.

– Сегодня в церкви, перед дневной мессой, шут Сервантес что-то громко кричал о генерал-капитане, – передавали в толпе. – Шут хотел поссорить Кортеса с губернатором.

– Поссорить? Они и без того враги,– тихо сказал Алонсо Пуэртокарреро, самый старый из капитанов.

Многие разошлись; другие стояли еще долго, до вечера, точно ожидали чего-то.

Деваться Лопе было некуда; он побродил по улицам и снова вернулся к дому Кортеса. В церкви уже отошла вечерняя месса. Горели фонари у столов, но утреннего писца уже не было; люди стояли вокруг и сидели прямо на столах. Тусклые кормовые огни одиннадцати судов светились на рейде.

Еще не все готово было к отплытию, мало запасли зерна, солонины, мало пороха и оружия. Кортес продал собственное поместье и закупал коней и боевое снаряжение. Зато людей было много – четыреста с лишним человек – большая армада.

Губернатор Веласкес тоже вложил свою долю в расходы по снаряжению армады: две бочки кислого вина.

– Губернатор и так получит свою долю доходов,– толковали вокруг столов. – Пятая часть всей добычи пойдет королю, десятая – наместнику Индии, и двенадцатая – губернатору острова.

– Да еще генералова доля, да капитанам, пушечным мастерам, арбалетчикам, мушкетерам, – всем по двойной и по тройной доле, – сказал кто-то из Темноты. – Что же тогда останется нам, простым солдатам?

Никто не ответил солдату. Людям точно не хотелось сейчас думать о будущем.

– Там видно будет! – помолчав, пробормотал пожилой солдат с обвисшими усами.

– Не бойтесь, сеньор Кортес нас не обидит! – крикнул чей-то мальчишеский неуверенный голосок.

– Не обидит, сеньор Кортес не обидит, – поддержали парня еще два – три голоса.

Кортес все еще не выходил из дому. Он заперся у себя в дальней комнате с секретарем армады и никого не велел пускать.

Было поздно. Толпа уже собиралась разойтись, когда увидели какого-то мальчишку, который бежал через площадь прямо к дому Кортеса. Мальчишка был без шляпы и очень взволнован.

– Пропустите меня!.. Пропустите меня! – кричал он, расталкивая сторожей, нырнул через боковой проход во внутренний двор дома и исчез.

– Чей это мальчик? – Откуда-то появившийся утренний писец уже шнырял между столами. – Чей это мальчик? Что ему нужно от сеньора Кортеса?

– Я знаю парня. Это слуга сеньора Мильяна де Карнаса, астролога, – сказал кто-то из толпы.

Писец нырнул в ту же каменную калитку, во внутренний двор. Не сдержав любопытства, прошел за писцом и Лопе. Никем не замеченный, он добрался до внутренней галереи и здесь, в тени навеса, подошел к неплотно закрытому окну.

Кортес тряс мальчишку за плечи.

– Ты сам слышал? – спрашивал Кортес. – Завтра будет приказ? Ты ничего не спутал?

– Я сам, ваша милость!.. Пускай я умру без святого причастия; я все сам слышал, своими ушами!.. -

Паблико божился, дрожа всем телом, плечи у него так и ходили. – Завтра или еще сегодня ночью будет приказ о новом генерал-капитане…

– Хорошо. – Кортес поверил. Он отпустил плечи мальчика. – Спасибо, Паблико! Сегодня ночью? Значит, еще не поздно!

Дальше Лопе не слышал. Он вернулся к товарищам, на улицу.

Минут через пять из дому вышел Кортес. Он звал к себе своих капитанов.

– Франсиско де Монтехо, Пуэртокарреро, Монтесино… Сеньоры, сюда, ко мне!..

Его окружили. Кортес встал под факелом. Красный колеблющийся свет лег на его непокрытую голову.

– Внимание, сеньоры!.. Внимание, мои солдаты!.. Оружейники, моряки, мушкетеры! Старые и новые мои друзья!.. Приказ по армаде!..

Кортес поднял руку. Плотным кольцом толпа окружила его.

– Во имя Христа и святого Яго, покровителя наших душ! – сказал Кортес. – Сегодня, еще до полуночи, все мои люди должны быть на судах. Мы отплываем на рассвете!