Текст книги "Капитан Кортес"

Автор книги: Эмма Выгодская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава шестая
ПРИКАЗ ГУБЕРНАТОРА

Пили и на следующий день. Пожилые капитаны уже хмурились: почти два месяца потеряно в портах Фернандины, пора плыть дальше. Скоро начнутся северные ветры, немало трудностей будет в плавании к малознакомым берегам. Да и лучше бы поскорее уходить из портов Фернандины. Пока они на острове, длинная рука Веласкеса еще может их достать.

Франсиско де Монтехо, немолодой и самый опытный из капитанов, попытался сказать Кортесу два-три осторожных слова. Но генерал-капитан ничего не хотел слушать; он просил своих сеньоров есть и пить, и веселиться; обо всем остальном подумает он сам.

Пили весь следующий день до вечера. На третий день алькальд вертел в руках письмо с печатью губернатора Веласкеса.

Губернатор приказывал: немедленно задержать самовольно отплывшего из Сант-Яго Фернандо Кортеса со всей флотилией, припасами и людьми.

Алькальд позвал Кортеса к себе в кабинет. Марианно был растерян: весь город на стороне генерал-капитана. Половина офицеров уходит с ним. Как его задержать? Алькальд показал Кортесу письмо.

– Что мне делать, дорогой сеньор? – простодушно спросил алькальд.

Кортес рассмеялся.

– Задержите нас, сеньор алькальд, – сказал он.

– Весь мой город возмутится против меня, если я вас задержу, – вздохнул алькальд. – Завтра же мой дом разнесут по бревнам!

– Что же, если так, – не задерживайте нас, сеньор алькальд, – пожал плечами Кортес.

Кортес улыбался, но оживление двух последних ночей словно сразу слетело с него; он был деловит, серьезен. Время для пира кончилось.

В утро накануне разговора с алькальдом Кортес отдал распоряжение снять часть пушек с судов и перевезти их на берег для проверки и починки, – в Сант-Яго это не успели сделать. Но сейчас Кортес отменил свой приказ; пушки подняли обратно на суда. Письмо Веласкеса еще ничем не угрожало, но вслед за письмом мог прийти вооруженный отряд.

В ту же ночь вся флотилия отплыла.

Пушки свезли на берег в Хаване. Был уже январь, времени терять не приходилось. Всех оружейников Хаваны согнали чинить и проверять пушки и фальконеты с судов.

Индейских женщин посадили за починку обуви, по-походных солдатских сандалий. Все панцири, безрукавки и кожаные нагрудники Кортес велел простегать в два ряда толстыми хлопковыми нитями, для защиты от индейских стрел. Индейцы тоже носили подбитые хлопковой ватой тесные панцири до бедер; но, что не пробивали индейские стрелы, то легко можно было проткнуть стальным испанским мечом.

И Лопе и Хуан де Торрес очень одобрили эту предосторожность.

Кортес всех оружейников Хаваны взял с собой на суда: кого уговорил, кого и обманул. Оружейники тоже нужны в походе.

Все одиннадцать судов армады собрались на смотр к мысу Сан-Антонио, на крайней оконечности Кубы.

Кортес подсчитал силы. Всего было в армаде пятьсот восемь человек, не считая матросов. Кортес разделил свое войско на одиннадцать отрядов, во главе каждого отряда поставил одного из своих капитанов. Сам он был двенадцатый – старший из капитанов – генерал-капитан.

Восемнадцатого февраля тысяча пятьсот девятнадцатого года флотилия отплыла в море.

Лопе Санчес, стоя рядом с де Торресом, в последний раз поглядел назад, на светлые горы Кубы, на полоску прибоя у берега. Суда отплывали при ясной погоде, подняв все паруса под слабым ветром.

Капитанская каравелла «Санта Роса» шла впереди, все остальные держали курс на «Санта Роса». Они шли на запад, к берегам Юкатана. Пилот Аламинос вел флотилию, седой андалузский моряк – тот самый Антонио Аламинос, который водил суда еще Старого Адмирала – Кристофора Колумба.

Глава седьмая
ОРУЖЕЙНИК АНДРЕС

Едва отошли полсотни лег на запад, по судам хлестнуло штормом. Огромные валы заходили до самого горизонта. В снастях ревел ветер: это начинались весенние бури Антильского архипелага.

Лопе Санчес присмирел. Он не любил моря. Восемь лет назад ему посчастливилось при переезде: весь путь от Испании до индейских стран через весь океан он проделал при тихой погоде. Зато сейчас «Санта Тересу» трепало ветром и кидало, как малую лодку, с волны на волну. Ветер все усиливался. Людей швыряло от борта к борту.

Тучи налегли на потемневшее небо, к вечеру пошел дождь. Все продрогли под дождем и ветром; одежда намокла от соленых брызг. На палубе «Санта Тереса» не было даже простого навеса из парусины для защиты от непогоды. А тут еще эконом Хуан де Торрес не велел разводить огня в корабельном очаге. Хуан де Торрес боялся, как бы при сильной качке не раскидало головни из очага по судну и не начался бы пожар. Настроение у солдат упало: нельзя было ожидать даже горячего ужина в такую непогоду.

Лопе Санчес, весь взмокший, пробирался по шатким доскам носового настила, от столба к столбу. Поминутно его окатывало волной. Лопе падал, ругался, вставал и шел дальше. В трюме, в кладовых, страшным голосом хрипел Хуан де Торрес: бочку с маслом сорвало с креплений, и катало по трюму. Де Торрес звал людей на помощь.

Лопе и еще несколько человек спустились в трюм. Сорвавшаяся бочка перекатывалась в темноте, ударяясь о другие бочки, угрожая каждому, кто попадется на пути. Из бочки струей текло масло, растекалось по доскам; люди скользили и падали. Громко ругаясь, Лопе вылез на палубу за веревкой и фонарем. И какой-то человек в серой куртке оружейника налетел на него, сбитый с ног огромной волной. Лопе тоже упал; оба покатились вместе, вцепившись друг в друга, и только у самого борта остановились.

Лопе встал, отчаянно ругаясь: он сильно ушиб колено.

– Сатана унеси твою душу в ад! – свирепо сказал Лопе. – Какой незадачливый дьявол подбросил тебя мне под ноги?

Оружейник молчал.

– И так тесно было на судне, а тут еще вас, чертей закопченных, подкинули!..

Лопе хотел выругаться еще, но вдруг замолчал, вглядевшись в лицо оружейника. Смуглое горбоносое лицо, совсем еще молодое, под слоем копоти, показалось ему знакомо. Да, конечно, это он, тот самый молодой монашек, которого он встретил на берегу возле Сант-Яго!..

– Это ты? Значит, ты оружейник? – изумился Лопе.

Монах тоже узнал его.

– Да, я оружейник, – просто ответил он.

И опять чуть хрипловатый гортанный голос монаха что-то напомнил Лопе из прежней жизни, из детства.

«А как же… Почему же в ту ночь на тебе была ряса?» -хотел было спросить Лопе, и не спросил. Что-то удержало его, – может быть, испуг, отчаянная мольба, на секунду проглянувшая в глазах человека.

Времени на разговоры не было. «Ладно, бог с тобой!»– подумал Лопе и снова побежал вниз, к Хуану де Торресу.

Бочку поймали, укрепили; скоро все пошли наверх. «Где же он сел на судно, этот монашек… то есть оружейник?– размышлял Лопе. – Должно быть, в Хаване; там посадили партию оружейников и кузнецов… И как же это он из послушника стал оружейным мастером?!.»

Сам того не сознавая, Лопе все искал глазами своего знакомца. Шторм продолжался, дождь хлестал, точно сотни бочек опрокинулись там, наверху, в тропическом небе. Солдаты, матросы, кузнецы ругались вокруг, сбитые с ног штормом. Двое солдат – Эредия, рослый баск с рябым лицом, и маленький смуглый Пако Тавилья, по прозвищу Арагонец, – нечаянно налетев друг на друга, рассвирепели и затеяли драку.

– Я тебя, червяка, одной рукой придушу! – кричал Эредия. Пако Арагонец налетел снизу, дробно колотя баска кулаками в живот. Штормом их обоих то кидало друг на друга, то раскидывало в разные концы.

Лопе опять увидел своего оружейника: он стоял и смотрел на драку. Куртка на нем была черна от копоти горна, руки обожжены. Лопе подошел к нему.

– Кто ты?.. Да кто же ты? – теряя терпение, спросил Лопе. – Монах? Послушник? Оружейник или сам дьявол?.. Говори, кто же ты, не томи меня, сын мавра!.. Как тебя зовут?

– Андрес, – ответил юноша. – Андрес Морано.

– Из каких мест?

– Медивар, Андалузия.

«Так. Может быть, и правда, а может быть, и нет»,– подумал Лопе. Он хотел спросить еще, но тут с кормы донеслось хриплое пение. На капитанском судне служили мессу, и слова молитвы подхватывали на всех судах.

Солдаты, Пако Арагонец и Эредия, все еще дрались. Оба лежали уже на палубе и лежа ломали друг друга.

– Отложите драку! – кричал им сверху штурман Кастро. – Вечерняя месса!

Все вокруг, и матросы, и солдаты, кто где стоял, опустились на колени. Шторм усиливался; темнело. На всех каравеллах пели молитвы. Подтягивал и штурман Кастро; когда штурман пел, он нисколько не заикался. В реве бури голоса звучали испуганно и глухо. На капитанском судне зажегся тусклый, в роговых пластинах, кормовой фонарь. Свет едва мелькал сквозь брызги и пену. «За грехи наши, господи, покараешь нас!» – слова молитвы звучали как угроза. Ветер все так же яростно трепал и рвал снасти. Лопе присмирел, крестясь. Левой рукой он почесывал ушибленное колено. Нечаянно Лопе взглянул на оружейника Андреса. Андалузец стоял, как и все, на коленях. Но он не крестился и не пел молитву. Он стоял на коленях молча, сжав губы, и глаза у него глядели куда-то поверх голов, в море, в темноту.

Холодок пробежал по спине Лопе.

«Что это ты вправду, земляк, уж не язычник ли? Или, помилуй нас святая дева, – нечистый мавр?» – чуть не спросил было Лопе, но вспомнил, как они оба с этим парнем сидели под кустом на берегу, прячась от альгвасилов, и промолчал.

Супу на ужин не дали, да и мало толку было бы от него: штормом все равно расплескало бы весь суп из чашек. Всем дали по полкруга жесткого индейского хлеба, по куску сыра да по флягам разлили свежей воды, подкрашенной вином. Легли кто куда: кто – на доски, кто – на связки канатов в тесной кормовой башне. Случайно или по умыслу, оружейник Андрес оказался рядом с Лопе, на груде мятой пеньки.

Они лежали молча. Лопе не спал.

– Как же ты… – решился, наконец, Лопе, – как же ты, парень? Если ты честный оружейник из Медивара, зачем же ты сидел в Сант-Яго под кустом и прятался от альгвасилов?

Андрес повернулся к Лопе.

– А ты? – сказал оружейник. – А как же ты сидел со мной под тем же самым кустом и прятался от тех же альгвасилов? Разве ты не честный солдат?

Лопе вздохнул.

– Видит бог, – горько сказал Лопе, – видит бог и святая дева, я честно, кровью своей в двух походах и двадцати двух сражениях служил моему королю и моим капитанам!..

Они замолчали оба, слушая ветер. Шторм, казалось, утихал, но ветер еще яростно выл и свистел в снастях.

Каравеллу бросало по волнам то вверх, то вниз. Андрес молча лежал рядом с Лопе. Он закрыл глаза, но дышал неровно, неуспокоенно, – значит, не спал. Юноша дрожал от холода в худой полотняной куртке. Лопе оттянул полу своего широкого плаща.

– Ладно, парень, спи! – примирительно сказал Лопе. – Ты еще молодой, не привык, а я уже всего повидал.

И Лопе заботливо прикрыл андалузца полой своего рваного солдатского плаща.

Глава восьмая
ОСТРОВ ЛАСТОЧЕК

Буря далеко разбросала суда друг от друга, и наутро на «Санта Тересе» не увидели ни капитанской каравеллы впереди, ни других судов позади себя. Шторм затих; до вечера они плыли по гладкому морю, не видя никого, и только перед заходом солнца различили впереди себя силуэт большой каравеллы. Это была «Исабель» – быстроходное судно, На котором плыл старший Альварадо. «Исабель» шла быстро и скоро исчезла из виду.

Наутро «Санта Тересу» обогнало капитанское судно, за ним показались и остальные. Море было спокойно, ветер утих. Суда плыли близко друг от друга, только «Исабель» не было видно, – каравелла Альварадо ушла далеко вперед.

Буря отнесла суда флотилии много южнее первоначально взятого курса. Слабым течением их и сейчас упорно относило к югу. Как ни боролся Аламинос, берег Юкатана уходил в сторону. Течением их несло в обход, южнее, к маленькому островку, недалеко от восточной оконечности Юкатана.

Часам к трем пополудни, в жарком свете дня, они увидели белые слоистые скалы и зеленые холмы острова. Аламинос уже побывал здесь в прошлом году с Грихальвой; он знал и остров и море вокруг. Глубокие узкие заливы в нескольких местах вдавались в берег. Над скалами стаями вились ласточки, хлопали крыльями, перелетали с выступа на выступ. Этот островок индейцы называли «Косумел», что значит: «Остров Ласточек».

«Санта Роса» вошла в узкую бухту, за ней -другие суда. Вода здесь была глубока и черна, солнце сюда не заглядывало.

Аламинос осторожно вел суда дальше. Узкий извилистый залив глубоко вдавался между скал в сушу. В одном месте под скалами виднелась неширокая полоса плоского берега. Здесь Аламинос велел бросать якорь.

Высоко над водой, на скалах, испанцы увидели белый, сложенный из камня домик с тростниковой крышей, за ним – второй, третий. Людей возле домов не было видно.

До захода солнца оставалось немного времени. Кортес не велел пускать людей на берег до утра.

Ночь провели на судах. Утром отряд в полсотни человек высадился с капитанского судна на берег. Люди вскарабкались на скалы и осмотрели дома. Диего де Ордас, начальник отряда, вернулся смущенный.

– Никого нет! – сказал Диего. – Селение пусто!

Кортес разрешил солдатам и с остальных судов сойти на берег. С «Санта Тересы» пошел Хуан де Торрес с Лопе Санчесом и еще десятка два солдат.

От прибрежной узкой полоски наверх, в скалы, вела крутая тропинка. К скалам лепились дома, сложенные из дикого камня. Ни на Кубе, ни на материковых землях Лопе таких индейских домов не видал: каменной кладки, промазанные глиной.

Испанцы рассыпались по селению, осмотрели дома внутри. Кое-где между загородок еще бродили куры; теплая зола лежала на камнях брошенных очагов; индейские толстоголовые собаки молча, без лая, удирали от пришельцев. Жители покинули селение совсем недавно, еще этой ночью.

Что же произошло здесь? Испугались косумельские индейцы подошедших судов и убежали в глубь острова? Или готовили нападение и хотели заманить пришельцев в свои дома, чтобы осадить их в селении? Испанцы не знали, что думать.

Капитана Грихальву здесь, на Острове Ласточек, встретили хорошо, об этом рассказывали все, побывавшие в экспедиции Грихальвы, – меняли хлеб и кур на стекло и ножи. Может быть, кто-нибудь еще из белых навестил этот берег за последний год и напугал прибрежных жителей?

Лопе и Хуан де Торрес пошли искать по домам – чем бы пополнить судовые припасы. Они не нашли ни маиса, ни маниоки, – должно быть, индейцы собирали здесь урожай по два – три раза в год и жили, как птицы; не запасаясь зерном. Зато почти у каждого дома были тростниковые ульи, над которыми роились пчелы. Отбиваясь от пчел, они нашли в одном доме пару щенят особенной, индейской породы; такие попадались и на Кубе– толстоголовые, жирные, с отвислыми мягкими ушами. Индейцы этих щенят ели. Нашлись еще кролики по загородкам да десятка два кур, только и всего.

– Ни людей, ни продовольствия! – ворчал Хуанде Торрес. Они пошли искать пресную воду. Нигде на берегу не видно было ни реки, ни даже маленького ручейка. Хуан де Торрес набрел на колодец – глубокий, каменной кладки, как в Испании. Колодец был пуст.

– Какие здесь дома! – удивлялся Лопе, осматривая стены. – Как построены! Не хуже, чем у нас, в Новой Кастилии!..

Об этих домах рассказывали люди Грихальвы: по всему берегу Юкатана и на ближайших островах индейские дома были не плетеные, травяные или тростниковые, как на Кубе или Эспаньоле, а каменные, грубой кладки, крепленные довольно умело. Только крыши были тростниковые, с крутым скатом.

Испанцы расположились на ночлег частью в пустых домах селения, частью на судах. Генерал-капитан остался у себя на каравелле. Утром большая лодка с «Санта Росы» пошла обследовать берега залива.

Все суда собрались в заливе; не видно было только «Исабель», так и не возвратившейся в строй после шторма.

Кортес заперся у себя в кормовой башне «Санта Росы». Кортес ждал Альварадо.

Лодка пошла в глубь залива и скоро вернулась: «Исабель» стояла на якоре неподалеку, за двумя – тремя поворотами скал. Но Альварадо на судне не было: еще утром предыдущего дня Альварадо, подойдя на «Иса-бели» к острову раньше других судов, высадился на скалы и с большим отрядом пошел в глубь острова.

Кортес потемнел лицом, выслушав донесение.

– Вот почему индейцы оставили деревню!

Он продолжал ждать у себя в башне.

– Как только сеньор Альварадо вернется, везите его ко мне, на «Санта Росу»! – приказал Кортес.

Уже после полудня голоса и шум послышались в зарослях за селением. Отряд Альварадо возвращался из вылазки в глубь острова. Сам Педро шел впереди, за ним вели двоих связанных индейцев, довольно светлых кожей. Паж Альварадо нес, перекинув через плечо, полупустую кожаную сумку.

Альварадо был весел. Остров мал, беден, добыча ничтожна, но все же он, Педро Альварадо, первый сделал вылазку, первый привел индейцев!

Внизу, под скалами, Альварадо перехватили посланцы Кортеса и повезли на капитанскую каравеллу. Двумя большими прыжками, кичась своей прославленной ловкостью, Педро взобрался на «Санта Росу». Кортес ждал его у входа в кормовую башню. Он собрал на корме всех своих капитанов.

Альварадо легко подбежал к Кортесу.

– Дон Фернандо! – с детской улыбкой сказал Альварадо. – Я несу вам все!

Он взял у пажа сумку и бросил ее к ногам генерал-капитана. Несколько тонких колец желтого металла выкатились из сумки, где – три пластинки не то золота, не то желтой меди.

Кортес отодвинул сумку носком ноги. Он был бледен от ярости.

– Так начинать плавать, – глухим от бешенства голосом сказал Кортес.-Так начинать плавание со мной, дон Педро?.. С грабежа, с погони?.. Вы хотите всех индейцев разогнать на моем пути?

– Индейцы здешние – трусы! – горячо сказал Альварадо. – Все селение разбежалось от двух выстрелов из мушкета. Я взял у них вот это… – Он показал на кольца и пластинки, выкатившиеся из сумки.

– Сами должны отдать! – твердо сказал Кортес. – Индейцы сами, доброй волей, должны прийти просить милости моей и моего короля и принести дары! И только если сами не отдают, – тогда… – Кортес ткнул концом шпаги в доски пола, – тогда… забирать силой! Вы не поняли моих наказов, дон Педро!

Кортес отвернулся.

– Ступайте на ваше судно, Альварадо! – сказал он. – Восемь дней, извольте просидеть у себя на «Иса-бели», ко мне не являйтесь без вызова.

У Педро Альварадо по-детски задрожали пушистые рыжие брови.

– Дон Фернандо, – сказал Альварадо. – Дон Фернандо, я не думал…

Кортес не повернул головы. Он не слушал.

Сумка и кружки металла еще валялись у его ног. Шут Сервантес подбежал и поддал ногой индейское кольцо.

– И это вся ваша добыча, Альварадо?

Альварадо метнул на него быстрый бешеный взгляд.

Шут замолчал.

– Я привел индейцев, – сказал Альварадо.

– Ведите их сюда, – коротко приказал Кортес.

Индейцев привезли на лодке, голых, перевязанных по ногам, с прикрученными руками.

– Развязать! – сказал Кортес.

Людей развязали, и они отвалились друг от друга, едва живые. Один стонал, не поднимаясь, – должно быть, потерял сознание; второй, приподняв голову, испуганно осматривался по сторонам.

– Подведите ко мне! – указал Кортес на второго. – Позовите переводчика.

Индейца подвели. Снизу прибежал Мельчорехо.

Индеец с Косумела был светлее кожей, выше ростом и сильнее на вид, чем жители Кубы. Руки у него еще были прикручены к спине пеньковой веревкой.

По приказу Кортеса индейцу развязали руки. Он огляделся, ступил вперед, к Кортесу. Узнав в нем вождя, индеец приветствовал его по обычаю своей земли: склонившись вперед, одной рукой коснулся палубы, другую приложил ко лбу.

Кортес приподнял индейца с пола.

– Ты свободен!-сказал Кортес. – Я отпускаю тебя.

Мельчорехо перевел слова генерал-капитана.

– Я и мой государь даем тебе свободу! – милостиво сказал Кортес. – Переведи ему, Мельчорехо.

Он протянул индейцу связку зеленых стеклянных бус:

– Я и мой государь дарим тебе эти подарки!..

Только тут индеец понял, поверил, быстро заговорил. Слезы радости выступили у него на круглых детских глазах.

– А-га!.. Ра-тани!.. – сказал индеец.

Мельчорехо перевел. Это значило: «спасибо».

– И это я дарю тебе!.. И это, и это!..

Индейца задарили. На шею ему навесили две связки бус и еще по связке на каждую руку. В пальцы сунули дешевый ножик с деревянной рукояткой.

– Все это мы даем тебе, – я и мой великий государь!

Мельчорехо перевел.

– А теперь пускай идет, – сказал Кортес. – Мельчорехо, объясни ему: так мы будем поступать с каждым, кто доброй волей придет к нам. Пускай приносят жемчуг, золото, хлеб, – мы всех одарим!

Кортес поднял и показал индейцу большую двойную связку блестящих красных и синих бус.

– Вот! Скажи своему вождю: пускай приходит миром ко мне, – я все это ему отдам.

Индеец закивал головой. Он понял.

Второму индейцу тоже навесили бусы на шею, сунули детский бубенчик в руки. Индеец только что пришел в себя и стоял, оглядываясь в удивлении.

Пленников свезли на сушу. Лодка еще не успела пристать к берегу, как оба выскочили на камни и бегом пустились по тропинке вверх.

Капитан Монтехо покачал головой.

– Пожалуй, не вернутся! – сказал Монтехо.

– Вернутся! – уверенно сказал Кортес. – Не эти,– так другие. Они тоже захотят получить от меня подарки.