Текст книги "Жемчужина Лабуана"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)

Глава V
Спасение

Сандокан, не мог так легко погибнуть. Выждав, чтобы крейсер прошел мимо, перепахивая воду огромными гребными колесами, Сандокан мощным рывком снова всплыл на поверхность. Его душу переполняла ярость и клокочущая жажда борьбы.

– Стой! – закричал он, видя уходящий от него в темноту корабль. – Стой, проклятое корыто! Я разнесу тебя на тысячу железных кусков!.. Я уничтожу тебя, где бы ни встретил!..

Дрожа от пожирающей его ярости, несмотря на рану в груди, он бросился вплавь вслед за крейсером в безумной надежде догнать и наказать его за гибель своих кораблей. Он грозил ему кулаком, он посылал вслед уходящему крейсеру страшные проклятия, но за шумом колес и грохотом паровой машины на палубе его никто не слышал. Долго еще не мог он успокоиться и, пока вражеский крейсер можно было различить в ночной темноте, посылал ему вслед страшные угрозы. Были моменты, когда он вновь бросался вслед за кораблем и голосом, в котором не было ничего человеческого, голосом безумного, орал вдогонку.

Но наконец разум победил, и Сандокан пришел в себя. Он сбросил одежду, которая стесняла его, обмотал собственным поясом кровоточащую рану и, стиснув зубы, превозмогая страшную боль, поплыл к берегу. Он перевернулся на спину и дал приливу нести себя, слегка подгребая руками. Время от времени он замирал на месте, стараясь хоть немного отдохнуть и набраться сил.

Вдруг он почувствовал легкий толчок: что-то твердое коснулось его. Акула?.. При этой мысли, несмотря на всю смелость Сандокана, мурашки пробежали у него по спине. Инстинктивно он протянул руку и ухватился за какой-то твердый предмет, слегка возвышавшийся над поверхностью воды. Он притянул его к себе и увидел, что это обломок, кусок палубы его корабля, на котором все еще болтаются обрывки канатов.

– Очень кстати, – пробормотал Сандокан. – Силы мои на исходе.

С трудом он взобрался на этот обломок, держа над поверхностью воды свою рану, с краев которой, красных и вспухших, еще сочилась кровь, смешиваясь с морской водой. Запах крови мог привлечь к нему акул. А, значит, нужно было как можно быстрее плыть к берегу, хотя уже и просто держаться на воде было ему почти не под силу.

Начинало светать, когда сильный толчок вывел его из забытья. С трудом он приподнялся на руках и огляделся вокруг. Волны с шумом бились вокруг обломка, на котором он лежал, обдавая его пеной и брызгами. Похоже, под обломком уже были отмели.

Впереди, совсем близко, но как бы через кровавый туман, он увидел лесистый берег.

– Лабуан… – прошептал он. – Вот куда меня вынесло, на землю моих врагов.

Но делать было нечего, собрав последние силы, он оттолкнул обломок, который спас его от неминуемой смерти, и, с трудом поднявшись, чувствуя под ногами песчаную отмель, пошатываясь, побрел к берегу.

Волны толкали его в спину, накатывали сбоку, яростно били по ногам, точно свора голодных псов. Он падал, вставал и снова падал, и снова вставал…

Шатаясь, он пересек песчаные отмели, из последних сил, борясь с последними волнами прибоя, вышел на берег и упал под деревьями, дававшими здесь густую тень. Хотя он был совершенно измучен долгой борьбой с волнами и большой потерей крови, он не мог позволить себе отдыхать. Обнажив рану, он внимательно осмотрел ее.

Это была рана от пули, скорее всего, пистолетной, с левой стороны под пятое ребро. Пуля, скользнув по кости, затерялась внутри, но не затронула, насколько модно было судить, важных органов. Наверное, рана не была бы особенно опасной, если бы он занялся ею сразу. Но в его положении она становилась смертельной, и Сандокан это понимал.

Услышав неподалеку журчание ручья, он дополз туда, промыл рану, воспалившуюся от долгого контакта с морской водой, и тщательно перевязал ее обрывком рубашки.

– Я поправлюсь! – стиснув зубы, пробормотал он. – Я очень скоро вновь встану на ноги.

Он припал к ручью и сделал несколько глотков, чтобы успокоить начинающийся жар. Затем ползком добрался до большого дерева с густой тенистой кроной и прилег у его ствола. И вовремя – Сандокан снова почувствовал, что силы оставляют его. Он закрыл глаза, в которых плавали кровавые круги, и впал в тяжелое забытье.

Так пролежал он много часов, пока солнце не начало спускаться к западу. Нестерпимая жажда и резкая боль в воспаленной ране привели его в чувство.

Он хотел было подняться, чтобы добраться до ручейка, но тут же снова упал.

– Нет, – сказал он, превозмогая мучительную слабость и боль. – Я Тигр – меня нельзя победить. У меня есть еще силы.

Хватаясь за ствол дерева, он поднялся на ноги и, чудом сохраняя равновесие, двинулся к ручью, на берегу которого снова упал. Собравшись с силами, он утолил жажду, еще раз обмыл рану и, сжав голову руками, устремил взгляд на море, которое с глухим равнодушным рокотом разбивалось о берег в нескольких шагах.

– Ах! – воскликнул он с горечью. – Не думал я, что дело так закончится. Кто бы сказал мне, что леопарды Лабуана победят тигров Момпрачема? Кто бы сказал мне, что я, непобедимый Сандокан, буду беспомощно валяться здесь на берегу, потеряв свои корабли и всех до единого людей. Нет, этим не может все закончиться! Я за все отомщу! Месть!.. Клянусь, я отомщу!..

Он вскочил, в полубреду готовый сию же минуту сразиться с врагом, и сразу же, как подкошенный, упал на траву.

«Терпение, Сандокан, – морщась от боли, приказал он себе. – Я выздоровлю, даже если два месяца придется жить в этом диком лесу, питаясь лишь травой и устрицами. Но когда силы вернутся ко мне, я возвращусь на Момпрачем, клянусь, я сумею!»

Несколько часов он лежал, раскинувшись под широкими ветвями дерева. Он чувствовал, что жар все сильней охватывает его, ощущал, как кровавая волна заливает его мозг. Рана невыносимо болела, но ни стона, ни жалобы не срывалось с его уст.

Вскоре солнце ушло за горизонт, и гнетущая тьма спустилась на море, окутав лес. То, чего не могли сделать с его душой ни жестокое поражение, ни гибель всех его соратников, ни жестокие раны и страдания, добилась вечерняя тьма – душа его дрогнула, и сознание помутилось.

– Эта тьма! Это черная смерть!.. – вскричал он, царапая землю ногтями. – Я не хочу, чтобы была эта тьма!.. Я не хочу умирать!..

Он зажал рану обеими руками и с трудом встал. Диким взглядом окинул море, ставшее черным, как смола, и вдруг бросился от него, уже не сознавая, что делает, пустился бежать, как сумасшедший, в чащу леса, продираясь сквозь колючие кусты.

Куда он бежал? Зачем? Какие демоны его гнали вглубь острова?.. Сознание уже покинуло Сандокана. В страшном бреду он слышал глухое рычание и лай собак, конское ржание, крики людей. Ему казалось, что он зверь, раненый тигр, которого обнаружили и теперь преследуют охотники. Вот они уже близко, их много, они стреляют из ружей и вопят, сейчас они нагонят его и затравят собаками…

Сердце прыгало в груди, словно желая вырваться, а рану точно жгло серным огнем. Он бредил… Повсюду, со всех сторон: и под деревьями, и в кустах, и на берегу, и в воде – повсюду были враги… Легионами летающих призраков они носились над головой, какие-то скелеты с дикими ухмылками прыгали и плясали перед ним… Покойники поднимались из-под земли, гниющие, страшные, с окровавленными головами и вспоротыми животами. И все они смеялись, хохотали, издевались над ним, над жалким бессилием страшного Тигра Малайзии.

Во власти ужасного приступа бреда, он падал, вставал, он катался по земле, сжимал кулаки и скрежетал зубами.

– Прочь! Прочь, собаки!.. – кричал он. – Что вам нужно от меня?.. Я Тигр Малайзии и не боюсь вас!.. Нападайте, если осмелитесь!.. Ах, вы смеетесь?.. Вы считаете меня бессильным? Врете, псы, я еще переверну всю Малайзию!.. Что вы глазеете на меня? Какого черта кривляетесь и пляшете вокруг? Зачем вы пришли сюда?.. И ты, Патан? И ты пришел посмеяться надо мной?.. И ты, Морской Паук?.. Убирайтесь! Убирайтесь к себе в преисподнюю! Прочь! Все прочь! Возвращайтесь в глубь моря, в царство тьмы. Я не пойду с вами! Я не хочу!.. А ты, Джиро-Батол? Тебе что нужно?.. Отмщения? Да, ты будешь его иметь, потому что Тигр воспрянет, он еще встанет на ноги, он вернется на Момпрачем… И он всех… Всех… леопардов… всех до последнего…

Он остановился, замер на секунду, вцепившись в волосы руками, с глазами, вылезающими из орбит, и, вновь рванувшись вперед, продолжал свой безумный бег.

– Кровь!.. – хрипел он. – Дайте мне крови, чтобы я мог утолить жажду!.. Я Тигр Малайзии!..

Так он бегал и метался в ночном лесу, не заметив, когда выбежал на открытое место, на равнину, в дальнем конце которой виднелась какая-то изгородь. Он покачнулся и рухнул на землю, испустив страшный крик, раскатившийся в ночи гулким эхом.

Глава VI
Жемчужина Лабуана

Придя в себя, он с удивлением обнаружил, что лежит не на траве, где сознание ночью покинуло его, а в уютной и светлой комнате, оклеенной цветными обоями, что рана его перевязана чистым бинтом, а тело покоится на удобной и мягкой постели.

Он подумал, что все еще спит, что все это снится ему, но, протерев глаза, убедился, что все это реальность.

«Где это я? – спросил он себя. – Я еще жив или мертв?»

Он посмотрел вокруг, но не увидел никого, к кому можно было бы обратиться с вопросом.

Тогда он внимательно осмотрел комнату. Она была просторная, довольно элегантно обставленная и освещалась через два окна, за стеклами которых покачивались высокие деревья.

В углу он увидел фортепьяно, на котором были разбросаны ноты; справа – мольберт с незаконченной картиной, представляющей море; посередине – стол красного дерева с оставленной на нем вышивкой, сделанной, несомненно, женскими руками; а около постели – низкий табурет, инкрустированный черным деревом, на котором лежал его верный крис, а рядом какая-то полураскрытая книга с засохшим цветком между страниц.

«Но где же я? – снова спросил он себя. – В доме друзей или в плену у врагов? И кто перевязал мою рану?»

Внезапно его глаза остановились на книге, лежащей на табурете, и, движимый любопытством, он взял ее. На обложке ее, с обратной стороны, было что-то вытеснено золотом.

«Марианна! – прочел он. – Что это значит? Это имя или слово, которое я не понимаю?»

Он снова прочел его, и словно что-то мягкое и нежное ударило в сердце этого человека, стальное сердце, казалось бы, навеки закрытое и для более сильных чувств.

Он открыл книгу, вернее, рукописный альбом. Его страницы были исписаны чьим-то легким изящным почерком, но ни единого слова понять он не мог. Это был какой-то незнакомый язык, немного похожий на португальский Янеса, но, казалось, более мягкий и мелодичный. Весь во власти странных чувств, Сандокан закрыл книгу и положил на табурет.

И вовремя: ручка двери повернулась, и в комнату вошел человек. Он шагал неторопливо и с тем уверенным в себе достоинством, которое отличало людей англосаксонской расы. На вид ему было лет пятьдесят, лицо его окаймляла рыжеватая борода, начинавшая седеть, глаза были голубые, глубокие, и взгляд такой, что сразу ощущалось, что этот человек привык повелевать.

– Рад, что вы наконец пришли в себя, – сказал он Сандокану. – Три дня и три ночи вы были без сознания.

– Три дня! – воскликнул удивленный Сандокан. – Уже три дня, как я здесь?.. Но где я?

– Вы у людей, которые позаботятся о вас и сделают все возможное, чтобы вас вылечить, – сказал вошедший господин.

– Но кто вы?

– Лорд Джеймс Гвиллок, капитан флота ее величества королевы Виктории.

Сандокан вздрогнул:

– Благодарю вас, милорд, за все, что вы сделали для меня, незнакомца, который не принадлежит к числу ваших друзей.

– Это мой долг – оказать помощь раненому, быть может, даже раненному смертельно, – ответил лорд. – Как вы себя чувствуете сейчас?

– Гораздо лучше. Я уже не чувствую боли.

– Очень рад, но, скажите на милость, кто же вас так отделал? Кроме пули, которую извлекли из груди, ваше тело было покрыто ранами, нанесенными холодным оружием.

Несмотря на то что он ожидал этого вопроса, Сандокан не сразу нашелся, что ответить на него. Но он не выдал себя и не потерял присутствия духа.

– Я бы сам хотел это знать, – ответил он. – Какие-то люди набросились на мои суда, взяли их на абордаж и перебили матросов. Кто они были? Я не знаю, потому что, раненый, упал в море и едва сумел добраться до берега.

– По-видимому, на вас напали пираты, которыми предводительствует некий Тигр Малайзии, – сказал лорд Джеймс.

– Пираты?.. – воскликнул Сандокан.

– Да, пираты с Момпрачема, которые три дня назад были замечены вблизи острова. А скажите мне, где они напали на вас?

– Около Ромадес.

– Вы добрались до наших берегов вплавь?

– Да, ухватившись за какой-то обломок. Но вы где нашли меня?

– Вы лежали без сознания на траве, неподалеку от изгороди моего парка. А куда вы направлялись, когда на вас напали?

– Я вез подарки султану Варауни от моего брата.

– Но кто ваш брат?

– Султан Шайя.

– Так, значит, вы малайский князь! – воскликнул лорд, протягивая руку Сандокану, который, немного поколебавшись, пожал ее без особого удовольствия.

– Да, милорд.

– Очень рад предложить вам свое гостеприимство и сделать все возможное, чтобы развлечь вас, пока вы поправитесь. Мы можем вместе, если не возражаете, навестить затем султана Варауни.

– Да, конечно, и…

Сандокан вдруг запнулся и, прислушиваясь, наклонил голову, чтобы лучше уловить звуки лютни, снова донесшиеся из сада. Те же самые, что он слышал недавно.

– Милорд! – воскликнул он с волнением, причину которого даже не пытался себе объяснить. – Кто это играет?

– А зачем вам это, мой дорогой князь? – улыбаясь, спросил англичанин.

– Не знаю… но я бы очень хотел видеть того, кто так прекрасно играет… Эта музыка трогает мне сердце… Она заставляет меня испытывать странное чувство…

– Подождите немного.

Лорд сделал ему знак снова лечь и так же неторопливо, как вошел, покинул комнату. Сандокан снова упал на подушки, но тут же поднялся, не в силах лежать неподвижно. Прежнее необъяснимое волнение охватило его с новой силой.

– Что со мной? – спросил он себя. – Похоже, ко мне возвращается бред.

Едва он произнес эти слова, как лорд снова вошел, но уже не один. Следом за ним, едва касаясь ковра, парящей походкой, скользнуло чудесное создание, при виде которого Сандокан не мог сдержать возгласа удивления и восхищения.

Это была девушка лет шестнадцати или семнадцати, очень тоненькая, гибкая и изящная, с голубыми глазами и таким румяным и свежим лицом, что вся она походила на только что распустившийся утренний цветок. Ее светлые локоны спускались по плечам в живописном беспорядке, как золотой дождь, падали они на кружевную косынку, прикрывавшую грудь.

При виде этой девушки, которая казалась почти девочкой, несмотря на свой возраст, Сандокан замер, и дыхание его пресеклось. Этот жестокий, непобедимый пират, готовый сражаться хоть с целым светом, в мгновение ока был сломлен и побежден.

Его сердце, которое и так уже взволнованно билось, теперь горело каким-то жгучим огнем.

– Ну, мой дорогой князь, что вы скажете об этой милой особе? – шутливо спросил его лорд.

Сандокан не отвечал; неподвижный, как бронзовая статуя, он пожирал девушку глазами, в которых сверкал странный огонь. Казалось, что он больше не дышит.

– Вы плохо себя чувствуете? – встревоженно спросил лорд, который наблюдал за ним.

– Нет! Нет!.. – воскликнул пират, встряхнувшись.

– Тогда позвольте мне представить вам мою племянницу, леди Марианну Гвиллок.

– Марианна Гвиллок!.. Марианна Гвиллок! – повторил Сандокан глухим голосом.

– Что вы находите странного в моем имени? – спросила девушка, улыбаясь. – Оно вас очень удивляет?

При звуках этого голоса Сандокан затрепетал. Никогда в жизни не слышал он голоса, который бы так ласкал его слух, привыкший лишь к грохоту пушек и смертельным воплям сражающихся.

– Нет, – отвечал он взволнованно. – Просто ваше имя уже знакомо мне.

– Вот как! – воскликнул лорд. – От кого же вы его слышали?

– Я прочел его на обложке этой книги, и мне сразу подумалось, что та, которая носит его, должна быть чудесным созданием.

– Вы шутите, – сказала молодая леди, покраснев. И, стараясь переменить разговор, спросила: – Это правда, что вас тяжело ранили пираты?

– Да, – глухим голосом отвечал Сандокан. – Меня ранили, мне нанесли поражение, но когда-нибудь я поправлюсь, и горе тем, кто сделал это.

– Вы очень страдали?

– Не очень, миледи. А теперь и совсем не чувствую боли.

– Надеюсь, вы поправитесь быстро.

– Наш князь храбрец, – сказал лорд. – Я не удивлюсь, если дней через десять он будет уже на ногах.

– Надеюсь, – ответил Сандокан.

Внезапно, не отрывая глаз от лица девушки, на щеках которой играл свежий утренний румянец, он порывисто воскликнул:

– Миледи!.. Это правда, что вы носите другое, еще более прекрасное имя?

– Как так? – спросили одновременно лорд и молодая девушка.

– Да, да! – с силой воскликнул Сандокан. – Только вас, именно вас, местные жители называют Жемчужиной Лабуана!..

Лорд сделал удивленный жест, и глубокая морщина обозначилась у него на лбу.

– Друг мой, – сказал он строгим голосом. – Как же вы узнали это, если приехали с далекого малайского полуострова?

– Невозможно, чтобы это достигло вашей страны, – удивилась и леди Марианна.

– Я услышал это не в Шайе, – ответил Сандокан, который едва не выдал себя, – а на Ромадес, где я высаживался несколько дней назад. Там мне рассказали про девушку несравненной красоты, с голубыми глазами, с волосами, ароматными, как жасмин, амазонку, которая скачет на лошадях и охотится на диких зверей, о таинственной девушке, которая на заходе солнца появляется на берегах Лабуана, очаровывая всех своим пением, более нежным, чем журчание ручья. Ах, миледи, я тоже хочу услышать ваш голос.

– Вы мне приписываете слишком много достоинств! – ответила леди, смеясь.

– Нет, я вижу теперь, что эти люди говорили мне правду! – пылко воскликнул пират.

– Это лесть, – покраснела она.

– Дорогая племянница, – вмешался лорд, – нам пора уходить, иначе ты околдуешь и нашего князя.

– Я уже покорен! – воскликнул Сандокан. – И, когда я покину этот дом и возвращусь в мою далекую страну, я скажу моим соотечественникам, что есть девушка, которая покорила сердце человека, считавшееся неуязвимым.

Беседа продолжалась еще немного, касаясь то родины Сандокана, то пиратов Момпрачема, то Лабуана, и вскоре, пожелав ему скорейшего выздоровления, лорд и его племянница ушли к себе.

Оставшись один, Сандокан долго лежал неподвижно, с глазами, устремленными на дверь, за которой исчезла прекрасная Марианна. Он был охвачен глубоким волнением. В его сердце, которое никогда не билось ни для одной женщины, разыгралась страшная буря.

Несколько минут он оставался неподвижным, с горящими глазами и взволнованным лицом, со лбом, покрытым потом, запустив пальцы в свои густые длинные волосы, потом губы его сами собой приоткрылись, и имя Марианны сорвалось с них.

– Ах! – ломая руки, воскликнул он почти с яростью. – Я чувствую, что схожу с ума… что я… я люблю ее!..

Глава VII
Выздоровление и любовь

Леди Марианна Гвиллок родилась под голубым небом Италии, на берегу прекрасного Неаполитанского залива. Мать ее была итальянка, а отец – англичанин.

Оставшись в одиннадцать лет сиротой и наследницей значительного состояния, она воспитывалась у дяди Джеймса, единственного родственника, который остался у нее в Европе.

Сам Джеймс Гвиллок был одним из самых бесстрашных морских волков Старого и Нового Света, он избороздил за свою жизнь все океаны и почти все моря планеты. Лет шесть назад, оснастив на свои средства военный корабль, он прибыл на Саравак, чтобы поддержать Джеймса Брука, истребителя малайских пиратов, страшных врагов английской торговли в этих далеких морях.

Суровый, как все моряки, лорд Джеймс не был особенно сентиментален со своей молодой племянницей. В течение трех лет юная девушка была здесь свидетельницей многих событий, не исключая и кровавых схваток, в которых гибли тысячи человек и которые принесли будущему радже Джеймсу Бруку печальную известность истребителя пиратов, множество которых пало от его рук.

Но в один прекрасный день лорд Джеймс, уставший от кровопролития и опасностей, которым подвергал себя всю жизнь, а отчасти и вспомнив, что у него есть племянница, которую надо воспитывать, оставил море и поселился на Лабуане в небольшом поместье, разместившемся в самом центре острова.

Леди Марианна, которой шел тогда четырнадцатый год, и которая рано повзрослела и закалилась в этой опасной жизни, хотя и казалась еще совсем хрупкой девочкой, пыталась было воспротивиться этому решению дяди, считая, что не сможет привыкнуть к замкнутой, почти дикой жизни в глуши, но морской волк, которому доводилось усмирять на своих кораблях и не такие бунты, остался непреклонен.

Принужденная терпеть эту замкнутую, уединенную жизнь, леди Марианна всей душой отдалась чтению и своему музыкальному образованию, для чего прежде у нее не было достаточно возможностей.

Наделенная мягкой душой, но при этом твердым характером, она сочетала в себе много странных, казалось бы, взаимоисключающих качеств, что поражало всех, близко знавших ее. Была доброй, мягкой, милосердной, любила музыку и цветы, но вместе с тем испытывала настоящую страсть к охоте, могла часами неутомимо скакать на лошади, преследуя диких зверей, или, как наяда, бесстрашно ныряла в голубые волны Малайского моря, точно дикарка, выросшая в этих краях. Но чаще всего ее можно было встретить в бедных хижинах, где она учила грамоте местных детишек, помогала бедным и старикам. Ее тянуло к тем самым людям, которых лорд Джеймс недолюбливал и откровенно презирал как существа низшей расы.

Своей красотой, своей отвагой и добротой Марианна заслужила у местных жителей имя Жемчужины Лабуана. И слухи о ней разнеслись так далеко, что дошли до ушей и заставили забиться железное сердце Тигра Малайзии.

В глуши лесов, вдали от шумного общества и больших городов, она и не заметила сама, как выросла и превратилась из девочки в юную женщину, но встреча с раненым красавцем-князем впервые заставила ее почувствовать это.

Очаровав его своими глазами, своим голосом, своей красотой, она, не отдавая себе еще в этом отчета, была и сама очарована им и побеждена.

Она пыталась подавить в себе это волнение, это биение сердца, столь новое для нее и пугающее, но тщетно, с каждым днем оно делалось только сильнее. Она все время чувствовала, что какая-то неодолимая сила влечет ее к этому человеку, и не находила спокойствия нигде, кроме как возле него. Она была счастлива, когда сидела у его постели, стараясь облегчить ему страдания от раны своей болтовней, своими нежными взглядами и так чаровавшей его игрой на лютне.

Нужно было видеть его, Сандокана, взгляд, бесконечное блаженство на его побледневшем, исхудавшем от болезни лице, нежную улыбку, которая заставила бы застыть от изумления всех знавших Тигра Малайзии прежде.

Теперь он не был больше Тигром Малайзии, не был кровожадным, жестоким пиратом. В эти минуты он забывал Момпрачем, забывал свои прао, своих пиратов и друга-португальца, которые, быть может, именно в этот час, думая, что он погиб, готовились отомстить англичанам на Лабуане своим свирепым, кровавым набегом.

Так проходили у них день за днем, и страсть, пожиравшая Сандокана, помогала его выздоровлению.

На четырнадцатый день, когда после обеда лорд Джеймс неожиданно вошел в его комнату, он застал Сандокана на ногах, готового к выходу.

– О! – воскликнул он радостно. – Очень рад видеть вас здоровым и бодрым!

– Я больше не могу оставаться в постели, милорд, – ответил Сандокан. – Я чувствую в себе столько сил, что поборолся бы сейчас даже с тигром.

– Прекрасно, я предоставлю вам эту возможность!

– Каким образом?

– Я пригласил нескольких друзей на охоту на тигра, который часто бродит возле стен моего парка. Поскольку вы уже здоровы, я приглашаю на завтрашнюю охоту и вас.

– Спасибо. Я обязательно приму в ней участие, милорд.

– Я очень рад и надеюсь, что, выздоровев, вы останетесь еще какое-то время моим гостем.

– К сожалению, мои дела и так уже слишком запущены, и мне придется вас покинуть вскоре, милорд.

– Покинуть вскоре? Даже не думайте об этом! Для дел всегда найдется время. Я предупреждаю, что не позволю вам уехать раньше, чем через месяц-другой. Так что обещайте погостить у меня.

Увы, Сандокан не мог отказать ему в этом. Остаться еще на месяц в этом доме рядом с девушкой, которая покорила его, стала для него всем в этой жизни, видеть каждый день ее лицо, слышать ее чарующий голос – отказаться от всего этого он уже просто не мог.

Он бы все отдал, чтобы жить этой жизнью еще сто лет, он бы забыл ради этого свой Момпрачем, свои корабли, своих тигрят и даже свою кровавую месть.

– Да, милорд, я останусь, если вы этого хотите, – сказал он порывисто. – Благодарю за гостеприимство, которое вы так сердечно мне предлагаете, и, если придет день, когда мы встретимся не как друзья, а с оружием в руках, как непримиримые враги, не забудьте эти слова, как я не забуду вашего гостеприимства.

Англичанин посмотрел на него с удивлением.

– Почему вы так говорите? – спросил он.

– Придет день, и, возможно, вы это узнаете, – серьезным тоном отвечал Сандокан.

– Ну что ж, пока оставляю вам ваши секреты, – сказал лорд Джеймс, улыбаясь. – Подождем того дня.

Он вытащил часы и взглянул на циферблат.

– Пора предупредить моих друзей, что завтра охота. Прощайте, мой дорогой князь, – сказал он.

И уже выходя, добавил:

– Если захотите спуститься в парк, вы найдете там мою племянницу. Надеюсь, она составит вам компанию.

– Благодарю, милорд.

Это было то, чего больше всего на свете хотел и сам Сандокан, – быть рядом с ней, смотреть на нее неотрывно, говорить с ней, раскрыть перед ней свое сердце.

Оставшись один, он быстро подошел к окну и посмотрел в огромный парк. Да, в тени китайской магнолии, усыпанной ароматными цветами, сидела на поваленном стволе дерева молодая леди. Она была одна, в задумчивом ожидании, с лютней на коленях.

Но вдруг лицо его омрачилось, и он отпрянул от окна, издав сдавленный стон, похожий на глухое рычание.

– Что со мной? В кого это я превращаюсь? – внезапно воскликнул он, проводя рукой по пылающему лицу. – Неужто я и на самом деле так безумно влюблен в эту девушку? Неужели я больше не пират Момпрачема, чтобы склониться перед дочерью той расы, которой я поклялся в вечной ненависти?.. Я влюбился, позабыв свой долг!.. Я, который не испытывал к этим людям никаких других чувств, кроме ненависти! Я, который носит имя кровожадного зверя!.. Я забыл мой дикий Момпрачем, моих верных тигрят, моего Янеса. Я забыл, что соотечественники этой девушки только и ждут подходящего момента, чтобы уничтожить их всех, уничтожить мое могущество. Вперед, Тигр, и пусть все услышат твой рык! Беги скорее от этих мест, возвращайся в то море, которое выбросило тебя на эти берега, стань снова неустрашимым пиратом непобедимого Момпрачема!

Он стоял у окна, сжав кулаки, стиснув зубы, весь дрожа от нахлынувшего возбуждения. Ему казалось уже, что он слышит вдали призывный клич своих тигрят, лязг сабель и грохот артиллерии.

Тем не менее он не двинулся с места, сверхъестественной силой пригвожденный к окну, горящими глазами глядя на девушку.

– Марианна! – вскричал он вдруг. – Марианна!

И при звуке этого имени его гнев, его гордость растаяли, как туман на солнце. Тигр снова стал человеком, нежным, любящим, как никогда!..

Он торопливо откинул крючок и быстрым движением распахнул окно. Он наклонился над подоконником и молча, в исступленном восторге любовался восхитительной девушкой. Жгучий жар охватил его, огонь, заливая сердце, разливался по жилам, красный туман стоял перед глазами, но и сквозь этот туман, застилавший для него все, он все время видел ту, что околдовала его.

Спустилась тьма, и на небе сверкали звезды, а он все ходил по комнате, со скрещенными на груди руками и склоненной головой, погруженный в мрачные думы.

– Смотри! – сказал он себе, возвращаясь к окну и подставляя горящий лоб ночному свежему ветерку. – Здесь новая жизнь, спокойная, сладкая, здесь вечное счастье. А там, на Момпрачеме, вечные тревоги, жестокость, кровь, ожесточенные схватки. Здесь моя любовь, но там мои быстрые корабли, мои верные тигрята, мой храбрый Янес!.. Какая из этих двух жизней моя?..

Он замолчал, прислушиваясь к биению своего сердца, к шуму крови в ушах и вихрю чувств, обуревавших его душу.

«Нет, я положу между собой и этой девушкой леса, потом море, потом ненависть!.. – снова начал он. – Ненависть! Неужели я смог бы ненавидеть ее?.. Нет, мне нужно бежать, я должен вернуться на мой Момпрачем! Если я останусь здесь, любовь погубит меня. Этот жар пожрет всю мою энергию, навсегда угаснут моя доблесть и мощь, я не буду больше Тигром Малайзии… Итак, решено, бежим!..»

Он посмотрел вниз: только три метра отделяло его от земли, от возвращения к прежнему, от побега. Он прислушался, но в доме была тишина.

Он перелез через подоконник, мягко спрыгнул в траву среди клумб и направился к дереву, на котором за час до этого сидела Марианна.

– О как она была прекрасна! – прошептал он грустным голосом. – О Марианна! Я никогда больше не увижу тебя, никогда не услышу твоего голоса!.. Никогда, никогда!..

Он наклонился и подобрал цветок, дикую розу, которую она уронила. Он долго смотрел на него, подносил к губам, целовал и наконец страстным движением спрятал на своей груди.

– Вперед, Сандокан! Все кончено!.. – приказал он себе, и решительно двинулся к ограде парка.

Он собирался уже вспрыгнуть на нее, когда вдруг быстро повернул назад, в отчаянии обхватив голову руками.

– Нет!.. Нет!.. – шептал он. – Не могу, не могу!.. Пусть провалится в тартарары Момпрачем, пусть погибнут мои тигрята, пусть исчезнет мое могущество, но я остаюсь!..

Он бросился бегом, точно боясь снова оказаться у изгороди, и остановился только под окном своей комнаты.

Здесь он заколебался снова, но вдруг подпрыгнул, ухватился за ветку дерева и по стволу его взобрался на подоконник.

Оказавшись опять в той же комнате, в этом доме, который только что покинул с твердой решимостью никогда не возвращаться сюда, он горестно поник головой, и тяжкий вздох вырвался из его груди.

– Ах! – воскликнул он. – Вот до чего ты дошел, Тигр Малайзии!..