Текст книги "Солнце в декабре"

Автор книги: Эмиль Брагинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Невозможно – циклон!

Дело шло к тому, что мы все-таки увидим спектакль. Пьесу написал министр. Это внушало некоторые опасения, однако он написал пьесу, когда еще не был министром, и это внушало надежды. Мы должны были посмотреть еще один спектакль на классическом тамильском материале, и в нем должен был играть наш друг Минакшисундарам…

Но коль не везет, так не везет. Мы не увидели ни первой, ни второй пьесы. Когда уже ничего не могло помешать, природа устроила циклон.

До поездки в Индию циклон был для меня неким теоретическим понятием, за которое прячется Бюро прогнозов, чтобы оправдать свое неведение по поводу внезапной перемены погоды. Вдруг похолодало, и по радио сообщают, что вот циклон прибыл. А он не предупреждает заранее о своем прибытии.

Про тропические циклоны я читал в энциклопедии. Они возникают между пятым и двадцать пятым градусами северной или южной широты. Часть из них развивается в циклоны с ураганной силой ветра – до семидесяти метров в секунду. Отдельные порывы достигают скорости ста метров. В море начинаются штормы. Наиболее часты тропические циклоны летом и в начале осени…

Наш циклон возник в декабре и захватил Мадрас краешком. Те, кто любят ходить по грибы, знают, что попасть под край тучи – значит наверняка промокнуть до нитки…

Наш циклон напоминал вот что: кто-то, неизвестно кто, стоял наверху и с упорством, достойным лучшего применения, в хорошем темпе опрокидывал на Мадрас ведра воды.

Вот уж когда действительно оправдывалась поговорка «Льет как из ведра». Стена дождя стояла между небом и землей. Она дрожала и гудела, потому что ее сотрясал ветер. Ветер пытался сломать стену, но ему это никак не удавалось. Он отыгрывался на крышах домов, на фонарных столбах, на хижинах бедняков.

Дождь лил несколько дней подряд, безо всякой передышки, не прекращаясь ни на секунду, не оставляя никакой надежды на то, что этому будет конец. Стрелы дождя с упругой силой вонзались в асфальт и, казалось, должны были просверлить в нем миллионы дыр. Неба не было видно вовсе. Просто часть серого океана переместилась и повисла наверху, над городом. А та часть океана, которая осталась на прежнем месте, щедро выплескивала на берег тонны воды. Заливала знаменитую Сауф-Бич-Роуд и так, богатырской силы ради, выкинула большой греческий пароход. Он беспомощно завяз в прибрежном песке, но и на песке его качало, как в открытом море.

Дождь бил по крыше отеля. Ночью чудилось, что идет ремонт и сотни молотков прибивают новую крышу.

Дорогу, которая связывала город с одним из ближних островов, размыло совсем. На острове были разрушены дома. Замыкало электрические провода, и вспыхивали пожары. Без перерыва работали спасательные команды.

По улицам Мадраса плыли какие-то обломки, коробки, ящики, корзинки, циновки. Это циклоном в очередной раз разбило жилища свипперов – мусорщиков из касты неприкасаемых.

Автобусы продолжали ходить. Пассажиры высаживались из них, оказываясь по колено или по пояс, в зависимости от роста, в воде. Легковые машины тоже ходили. Тормозные колодки у них намокали, и останавливались машины с трудом. Велорикши брели по воде, измученные и мокрые. Они не могли позволить себе такую роскошь – не работать в циклон. А дождь лил и лил, и бил ветер, мокро хлестал по лицу, вырывал из рук зонты; надо было ходить согнувшись, чтобы не упасть.

В довершение ко всему температура держалась плюс тридцать один. Дышать было нечем. Вместе с остатками воздуха в легкие проникали капельки дождя.

Газеты печатали карту распространения циклона и подробные сообщения о жертвах и разрушениях.

Циклон нанес урон и нашей делегации. Заболел Руководитель. От перемены температуры, от чрезмерной влажности, словом, от тропиков стало пошаливать сердце и поднялось давление. Наши гостеприимные хозяева начали возить к больному врачей.

Врачи приезжали несколько раз в день, брали анализы, измеряли давление и изучали показания электрокардиографа. Но этим они не ограничились. Они повезли нашего Руководителя в больницу, чтобы часть анализов проделать в клинических условиях. Там они предприняли попытку оставить больного в клинике на неопределенный срок, вылечить от всех болезней, явных и тайных, и даже… заново прооперировать аппендицит. Аппендикса давно уже не было, его удалили лет двадцать назад, если не больше, но местным хирургам шов показался некрасивым… Больной оказал сопротивление и из больницы удрал. Врачи не ослабили усилий и строго следили за тем, чтоб пациент не вставал с постели и принимал лекарства во все возрастающем количестве.

В разгар циклона в Мадрасе появились афиши, возвещавшие, что город осчастливила своим прибытием советская футбольная команда «Жальгирис» из города Вильнюса. Футболистов расселили в нашем же отеле. По утрам можно было видеть, как неутомимые ребята выскакивали на зеленую лужайку и там под ливнем бегали, прыгали, кувыркались, а вратарь раз за разом падал в большую лужу. Было ясно, что футболисты готовились к игре и никакой циклон не мог остановить их спортивный порыв.

При команде обнаружился доктор. Плотный мужчина с широкими плечами и тяжелой походкой человека, которого вырубили из камня. Глядя на него, в голову могла прийти мысль, что, заболей кто-нибудь из защитников, доктор подменит его. Нападающие противника столкнутся с доктором, и их унесут с поля.

Футбольный доктор тоже пришел посмотреть нашего Руководителя.

– Ну что? – спросил он. – Болеете?

Больной был вынужден сознаться, что да, дескать, случилась такая беда.

– Чем болеете?

Больной прозрачно намекнул, что медицине виднее.

Доктор с этим согласился, выслушал больного и сказал:

– Вполне может быть воспаление легких и бронхит тоже, а может, что-нибудь с сердцем, а может, просто перемена климата. Чтобы установить диагноз, надо сделать двести анализов…

– Местных лекарств я не знаю… – продолжал доктор. – Но от витамина С вреда не будет. Мы всегда даем его футболистам перед игрой…

Спустя несколько дней индийская профессура установила: больной транспортабелен. Мудрое слово, которое в данном случае означало, что нашего Руководителя можно и должно отправить домой, на Родину. А продолжать путешествие и оставаться в тропиках ему противопоказано.

Мы проводили Руководителя на аэродром и посадили в самолет, который летел в Дели. Мы нагрузили больного человека письмами и наказом незамедлительно по приезде вручить эти письма родным. Мы распрощались с грустью, ибо уже привыкли друг к другу и успели подружиться. Писатель Сундарам набросил на плечи уезжающему цветную шаль, а на шею надел гирлянду из сандала. Запах сандала не исчезнет и будет напоминать о Мадрасе.

К моменту вылета дождь поутих, «Каравелла» взмыла в воздух, и мы остались без начальства.

На аэродроме я встретил футболистов. Они ждали самолета в какой-то маленький городок. Сыграть в Мадрасе им не удалось – циклон! На стадионе можно было играть в водное поло, но никак не в футбол. Для меня, футбольного болельщика, их отъезд был очередной неприятностью, причиненной циклоном.

Потом мы снова встретились в Бомбее. Здесь мне опять не повезло, и на стадион я не попал: матч был назначен как раз на то время, когда мы покидали город. А в центре, чтобы нас поддразнить, висела афиша: «В Бомбее играет „Жальгирис“, лидер советского футбола».

Выступая в ответственной роли нашего футбольного лидера, литовцы оказались на должной высоте: чуть ли не все матчи они выигрывали с одинаковым счетом 6:0! В Индии футбол, конечно, популярен, но не так, как травяной хоккей. В этой игре индийцы были и чемпионами мира и чемпионами Олимпийских игр. И матч по травяному хоккею мне не удалось посмотреть. Правда, в Мадрасе я видел мальчишек из миссионерской школы. Они шли на урок физкультуры, и каждый нес в руке клюшку. Миссионер-индиец тоже нес клюшку. На стадионе в Бомбее несколько минут я наблюдал за тренировкой местных чемпионов. Они мчались по полю на таких скоростях и так владели клюшкой, что мне казалось, будто старшиновская тройка вдруг очутилась здесь…

Советские спортсмены дружат с индийскими и часто сюда приезжают. Незадолго до нашего прибытия здесь побывали наши борцы. Советские теннисисты регулярно выступают на открытом первенстве в Индии и даже выигрывали его. А в Национальном институте спорта в Патиале (штат Пенджаб) работают советские тренеры. Один из них, Николай Такайшвили, был тренером сборной Индии по спортивной гимнастике…

Циклон внес существенные поправки в нашу мадрасскую программу.

Мы приехали в Государственную художественную школу, она была закрыта – циклон.

Мы должны были поехать в город тысячи храмов, иначе его называют «золотой город» – Канчипурам. Говорят, это город неслыханной красоты, но дорога к нему была непроезжей – циклон.

Нас позвали в гости в очень интересный дом и отменили приглашение – циклон.

Наш милейший Минакшисундарам никак не мог попасть к себе в Академию. Улицу заливало водой. Он добирался по… трубам, которые случайно лежали вдоль дороги. Минакшисундарам нырнул в одну из них и так пропутешествовал целую милю. Циклон! Белую одежду, отороченную золотой полоской, которую носил Минакшисундарам, надо было менять ежедневно. А стиральщик не пришел – циклон! Мы вместе добрались до магазина и срочно купили новую одежду.

Мы не смогли подняться на маяк и поглядеть на Мадрас с высоты – циклон!

Мы не встретились с министром, с которым должны были встретиться, – циклон!

Мы не смогли побывать на портовом рынке – циклон!

В газете была напечатана новая реклама оборудования для эр-кондишн. Она начиналась так: «Погоду трудно предсказать и невозможно контролировать. Погода внутри дома – другое дело. Если вы собираетесь строить дом и даже в циклон иметь в нем хорошую погоду…»

И наконец, только циклоном можно объяснить такое:

«Волны возмущения против нескромности женской одежды вызвали к жизни организацию «Фронт скромности», которую возглавил священник Фр. Фаустино Соуза.

Фронт будет бороться за соблюдение следующих правил:

1. Шея не должна быть слишком открытой, то есть никаких декольте.

2. Нижняя линия должна закрывать колени (т. е. никаких миниюбок).

3. Рукава должны закрывать локти.

4. Платья не должны облегать фигуру, дабы не было намека на то, что надето под платьем.

5. Сари следует носить так, чтобы ни спереди, ни сзади не было видно голого тела».

Бедный Фр. Фаустино Соуза! В циклон ему стало невмоготу бороться с соблазнами.

Но циклон кончился так же внезапно, как и начался. И новая организация, может быть, распадется.

Бедняки принялись латать крыши и стены хижин. Все имущество их сушилось на заборах или на тех же крышах.

Птицы тоже сидели на крышах, распускали крылья, высушивали их, чтобы снова научиться летать.

На прибрежной полосе рыбаки восстанавливали свои жилища и спешно спускали на воду катамараны. А детишки бродили по песку и собирали ракушки.

Улицы, дома, одежда – все просыхало под палящим солнцем. Туман стоял над Мадрасом. Дышать было нечем. Но настроение было отличным – циклон кончился! Кончился циклон!

Интермедия со змеями…

Побывать в Индии и ничего не написать про змей, значило бы нарушить традицию. Все, кто посетил эту страну, рассказывают или пишут про заклинателей; про змею, которая заползла в квартиру, но случайно никого не укусила; про змею, которая оказалась в бассейне, потом из него спускали воду и выяснилось – это не змея, а длинный кусок черной резины…

Первый раз я встретил заклинателей змей в Агре. На зеленой лужайке в тени под деревом расположилась какая-то компания. Завидев, что останавливается машина, четверо (наверно, была их очередь) бросились к ней. Двое несли в руках корзины, третий был оплетен тугой лентой буро-желтого цвета, а четвертый, казалось, мчался просто из чистого энтузиазма. Когда они подбежали ближе, я понял, что третий, который нес тигрового питона (а может быть, это была исполинская ная или еще какая-нибудь гадость), не справлялся с тяжестью, и четвертый держал змеиный хвост.

Первые двое сели на корточки, поставили перед собой плетеные корзины и достали из-за пазухи дудки. У одного она была простенькая, коричневая, а у другого разноцветная с серебристыми украшениями. Потом они сняли с корзин крышки и задудели, что было сил. Сначала показалась змея у заклинателя с простенькой дудкой. Она подняла над корзиной круглую голову, в центре которой были нарисованы очки. Оттого ее называют очковой, или попросту коброй. Правда, по зоологии это не голова, а расширение шеи. Из этого расширения показался раздвоенный язык, и змея стала слегка покачиваться из стороны в сторону. Ее язычок играл со струей воздуха, выходившего из флейты. Другая змея ни за что не хотела работать. Она чуть высунулась из корзины, но то ли мы ей не понравились, то ли силы ее уже были на исходе, то ли не было у нее актерского настроения – словом, она спряталась обратно. Хозяин продолжал дудеть, змея не вылезала. Хозяин дудел изо всей мочи, казалось, лопнут оба – и он и дудка. Змея чуть приподняла голову-шею, хозяин изловчился и как даст ей по этому месту! Выяснилось, что змеи не любят, когда их бьют. Она поднялась как миленькая и принялась покачиваться и играть языком. Правда, змеи не шипели и не кидались на хозяина или на нас…

В том, что заклинатель бьет кобру, не боясь быть укушенным, нет ничего особенного. Ядовитые зубы у змеи выдраны. Без зубов же ей кусаться нечем. Так что каждый может стать заклинателем, если научится дудеть и… выдирать у змей ядовитые зубы. Следует учесть, правда, что змея оказывает посильное сопротивление. И что у нее в отличие от людей удаленные зубы вырастают снова. И надо не прозевать этот момент. А в остальном спокойная профессия…

Те, которые были с питоном, хотели показать нам изумительное зрелище: питон душит человека. Но мы были не кровожадны.

Когда заклинатели вдоволь надуделись, показался еще один маэстро. Он тащил на поводке упирающегося симпатичного зверька, мохнатенького, похожего на большую белку.

– Мангуста! – закричали заклинатели нестройным хором.

За демонстрацию кобр мы заплатили. Теперь за несколько дополнительных рупий нам предлагали еще одно зрелище: бой мангусты со змеей. Маленький бесстрашный зверек кидается на змею и в жестокой схватке прокусывает ей голову. В этой схватке девяносто девять шансов у мангусты и только один у кобры. Кобра, представляющая для человека такую опасность, для мангусты – обыкновенная еда. А павлины, например, тоже ловко бьют кобр острыми клювами, как наши куры бьют гадюк…

Просто так, «лицом к лицу», мы со змеями не встречались…

Но однажды, это было в Мадрасе, мы поехали в Академию музыки, драмы и танца. Двухэтажный особняк, где она разместилась, окружен прекрасным садом, который выходит к морской лагуне. Я пошел гулять по саду, любуясь деревьями, травой и ослепительными тропическими бабочками – пределом мечтаний московских коллекционеров. Вдруг раздался отчаянный крик. Наш милый хозяин, писатель Сундарам, увидел меня в саду. Не понимая причин паники, я медленно повернул обратно. Как выяснилось, я гулял по известному змеиному месту. Здешний сад кишмя кишел ядовитыми гадами. Правда, змея никогда не нападает первой, предварительно нужно на нее наступить. Очевидно, я не наступил. Перед тем как напасть и цапнуть, змея закидывает назад голову, выдерживает паузу и только потом выбрасывает вперед переднюю половину тела. Во время этой паузы можно успеть прочесть начальные слова молитвы. Больше я не гулял по садам…

Советское консульство в Мадрасе тоже расположено в неплохом особняке с садом. Время от времени туда приглашают «дударей». Они дудят, змеи выползают из нор, заклинатели хватают их за хвосты и переправляют в мешки. Осенью выловили дюжину кобр, а при нас – двадцать пять. Причем двадцать пятая была уже дохлой. Она погибла при попытке проникнуть в дом через установку для кондиционирования воздуха. Ее победила техника.

Во дворе консульства живет дикий мангуста. Когда змей отлавливают, он остается без прокорма и переходит на колбасу.

Если все это правда и змей действительно ловят при помощи музыки, возникает естественный вопрос: можно ли в Мадрасе пользоваться магнитофоном?

Змеями принято пугать всех приезжих. Один мой знакомый с серьезным видом объяснял: в отеле одеяло подворачивают с боков под матрац, чтобы не забралась змея. И слуга, который заходит в номер вечером, смотрит, не заползла ли кобра, и, если находит ее, просит удалиться.

Змей в Индии обычно не убивают. В Кочине рыбаки при нас выловили в сетях ядовитую морскую змею. (Однажды мне довелось видеть, как она плавает, гордо подняв над водой тонкую голову.) Они ее не убили, а взяли палку, расщепленную на конце (у нас на юге такими палками снимают с дерева груши), подцепили змею и отправили обратно в море.

В Индии змеи священны. Они живут в храмах и, говорят, безобидны. Они уничтожают мышей и крыс. Рассказывают, что в некоторых деревнях крестьяне держат ручных змей, которые пьют молоко и ловят мышей, как кошки.

Но есть у кобр еще одно свойство, что дает им возможность в какой-то степени конкурировать с мавзолеем Селима Чишти в Мертвом городе. Дело в том, что, по народному поверью, человек, который убьет кобру, не будет иметь детей! В музее Мадраса можно увидеть древние «змеиные» камни. Их устанавливали под священным деревом те, у кого не было детей. Раз нет детей, значит, в предыдущем рождении они прикончили кобру и теперь замаливают грехи (по индийской религии, человек рождается много раз. Но про предыдущие жизни ничего не помнит)…

В Агре я упал. Примитивно и некрасиво упал в номере, когда складывал чемодан, и растянул мышцу на спине. Я кое-как доплелся до машины. Потом с трудом перебрался в поезд и вышел в Дели полным инвалидом. Меня начали одолевать всякие грустные мысли. Утешало лишь то, что с моим другом и постоянным соавтором Эльдаром Рязановым приключилась в Бразилии аналогичная история. Он, правда, и на этот раз перещеголял меня – упал не в номере гостиницы, а роскошно свалился на бетон у новейшего достижения архитектуры. Он получил растяжение мышц, и его вылечили втираниями випратокса, препарата, содержащего змеиный яд. Мне тоже купили випратокс, я растер им спину и наутро был почти здоров, а после второго растирания вовсе забыл про неприятное происшествие.

Поэтому я присоединяюсь к призыву, который был опубликован в газете «Известия»: «Берегите змей, особенно ядовитых».

Очевидно, в этой главе следует рассказать и о настоящей интермедии со змеями, которая разыгрывается обычно в середине августа в деревне Ширала, в двухстах пятидесяти милях от Бомбея. Существует предание, что жители Ширалы обладают наследственным иммунитетом против укуса кобр. Когда-то, очень давно, в Ширале жил святой, который считается основателем иммунитета.

Праздник называется Нааг Панчами. Мужчины отлавливают сотни кобр и приносят их к храму. Разумеется, живыми. Причем каждый из мужчин старается добыть как можно больше змей.

Женщины надевают на себя лучшие одежды, приносят в храм глиняные блюдечки и кувшины с молоком. Над головами живых кобр наливают в блюдечки молоко и предлагают им угощение. После долгого богослужения кобр (тех, которые не расползлись) относят в поле, и там опытные мастера показывают традиционные представления. Наверно, играют на свирелях, а змеи «танцуют». Я пишу «наверно», потому что, по счастью, на этом празднестве не был. Но то, что поздно вечером, когда уже совершенно темно и не видно, в какую сторону змеи направятся, их всех отпускают, это совершенно точно…

Нисхождение Ганги

В наш электронный, космический, кибернетический, сверхскоростной век мы постепенно разучились поражаться, все принимаем как должное.

Архитектура нас тоже не потрясает. Сидя дома у телевизора, попивая, ну, скажем, томатный сок, мы спокойно взираем на творения Казакова, Палладио и Оскара Нимайера. «Ну и что?» – говорим мы. «Корбюзье спланировал город Чандигарх. Посмотрите, пожалуйста», – приглашает нас ведущий передачу. Мы смотрим на голубой экран и в этот же момент едим творог, который полезен человеческому организму и от чего-то предохраняет. Мы смотрим на экран и делаем замечание сыну, чтобы он наконец оставил свой нос в покое. Телевидение прочно вошло в нашу жизнь, расширило наш кругозор и сделало нас образованными в мировом телевизионном масштабе. Телевидение было последним этапом в разрушении человеческой эмоции, которая называлась когда-то «удивление, смешанное с восторгом». Из туристских поездок никто не шлет теперь восторженных писем. Пишут обычно так: «Были в Венеции. Очень симпатичные каналы. Только вот пахнут… Посетили могилу известного художника Тициана. Катались на гондолах. Гондола – это лодка без весел, лодочник-гондольер держит в руках шест. Помнишь, мы видели его в передаче Клуба кинопутешественников, которую ведет товарищ Шнейдеров. Еще мы ели лепешки с сыром. Да, на мосту Риальто я купил кофточку тебе и кофточку дочке, зеленую…»

Телевидение – это великая сила. Теперь оно стало цветным. Скоро картины Рембрандта, Веронезе, Ван-Гога, Серова станут «транслировать» в цвете. И тогда мы перестанем удивляться поразительному красочному богатству великих мастеров.

Нет, нас не удивишь. И мы гордимся этим. Мы верим в торжество разума, который расщепил атом. Да, кто-то расколол атом, как грецкий орех, а кто-то написал собрание сочинений. Оно вышло в зеленых переплетах и называется собрание сочинении Рабиндраната Тагора. Каждому свое. Мы отдаем должное, но не удивляемся.

В первый день после циклопа мы поехали в Махабалипурам. Есть такое местечко под Мадрасом. Гостеприимные хозяева собирались пас удивить. Мы вежливо помалкивали, зная, что этого не произойдет…

По дороге возле рынка мы увидали святого. Нормальный святой с длинными спутанными волосами и в мятой рубахе. Он говорил речь. Я попросил остановиться и послушал.

Вот что он декларировал:

– Возьмем электричество. Что это за явление? Это – энергия. Она, энергия, проявляется по-разному: в роторе крутит машину, в холодильнике дает холод, в лампочке – свет и так далее. В конечном счете, – продолжал святой, – электрический ток – это движение материн. А что такое материя? Она все, она бесконечна, не имеет ни начала ни конца. Точно так же наша религия. Она все, она бесконечна, не имеет ни начала ни конца. И проявляется по-разному…

Даже святые на окраине Мадраса не забывают, что живут в век техники.

В Махабалипурам вела прекрасная асфальтированная дорога, сорок миль ровно на юг, вдоль берега океана. Дорога иногда сворачивала в сторону, но потом, чтобы не сбиться с направления, опять возвращалась к воде. Впрочем, после циклона вода держалась и на полях. И пальмиры – долговязые пальмы с голым стволом и хохолком зеленых волос на самом верху – стояли по щиколотку в воде. Это полезные деревья. Их почки едят, как овощи. Из стволов и соцветий гонят ароматное вино под названием «тодди». Очень вкусное. А из древесины делают массу нужных вещей.

Мы ехали по естественному ботаническому саду. Тут росли арековая пальма, из орехов которой добывают главную часть для бетелевой жвачки, кокосовая пальма. Плоды, еще зеленые, наполненные тягучим соком, на мой вкус приторно-сладким, свисали с нее, как украшения. Кое-где орехи стали уже желтыми и годились на то, чтобы из семян выжимать масло, остаток пустить на корм скоту, из твердой оболочки изготовлять домашнюю посуду и даже настольные лампы. И на многое другое годятся орехи и сами пальмы. Их используют больше чем в двухстах случаях. И даже музыкальные инструменты делают из пальм. Их чуткий ствол вобрал в себя говор моря и шелест ветра. Встречались и другие растения, названия которых мы не знали.

Одна за другой мелькали деревни. Сравнительно с деревнями на Севере они выглядели богаче, но, когда мы вглядывались повнимательнее, обнаруживали потресканные глиняные стены и ветхие крыши. Возле домов, вроде бы на завалинках, сидели старухи и, прикрыв лица анчалами, верхней частью сари, так что видны были только морщинистые лбы и углы глаз, пристально смотрели на проезжающих. На полях с мотыгами в руках работали семьи. От стариков до детей. Участочки маленькие, а семьи большие. Земли не хватает, и на благодатной почве низкие урожаи: нет здесь ни машин, ни удобрений! То и дело попадались крестьяне, которые на длинных коромыслах тащили пальмовые ветви. Значит, строили или ремонтировали дома.

Миновали рыбаков. Это про них когда-то кто-то невесело пошутил, что одеты они в чалму и в носовой платок. Их темные тела от сочетания с белым казались еще темнее. Они вылавливали рыбу, которую в циклон занесло в узкие лагуны.

Проехали странную деревню, где работали портные, числом восемь. Наружных стен в домиках не было, и взору открывались крохотные комнатушки, в которых портные бодро наяривали на швейных машинах. Что они шили? Кому?

Потом нас остановили какие-то люди с плакатом «Пейте кока-колу!». Дорогу преграждал патруль. Кока-кола отличный напиток, но нельзя же заставлять его пить насильно. Оказалось, студенты-медики организовали больницу для бедных. Средств нет. Они на дороге торгуют кока-колой, зарабатывают на содержание больницы.

На шоссе было оживленно. Мы обгоняли автобусы – линия № 19/А, 19/В, 68. В одном месте пришлось дать изрядный крюк в сторону: дорогу размыло циклоном. По кочкам гордо вышагивали белые цапли. На асфальте грелись вороны. Шофер их аккуратно объезжал. Объехал он и собаку, которая лежала как раз посередине шоссе и выглядела мертвой. Вдруг мертвая собака встала, сделала несколько шагов и снова легла – спать хотела. По пути наша машина выполняла различные дополнительные функции. Помогала высушивать мешки, разложенные на асфальте, – проехалась по ним. Давила какие-то колосья, то есть работала в качестве молотилки. Как нужна техника индийскому крестьянину!

Мы добирались до Махабалипурама около двух часов. Проскочили центр маленького городка, даже не городка, а скорее поселка, и через минут пять остановились на каменном пригорке. Прямо перед нами росли пальмы, сквозь них внизу виднелся океан. А слева и справа громоздились одна на другую серые гранитные скалы.

Надо было вылезать. Солнце палило нещадно. Я пожалел о том, что не купил в Москве белую кепку или картузик, как у велосипедиста. Перекинув через плечо аппарат, я проверил еще раз в кармане блокнот и шариковую ручку, лениво поднялся и, хотя никто не указывал мне, куда идти, сделал несколько шагов вправо…

Первое впечатление было… Даже не знаю, как его описать. Представьте, вы устали, не выспались, потому что пришлось рано вставать, хотите пить, вы понятия не имеете об этих исторических памятниках да и перевидали их достаточно (одним больше, одним меньше). И вдруг все это, словно надпись на школьной доске, разом стирается. Вы начинаете жить будто в другом измерении, забываете о себе, забываете о других. Вы испытываете потрясение. Выходит, рационализм двадцатого века не сумел вытравить из вас все живое. И сейчас вам хочется смотреть и смотреть… и кружится голова…

Передо мной на глубине ну три четверти метра оказалась расчищенная каменная площадка. И на ней кто-то когда-то играючи вырубил из скал фигуры животных и маленькие изящные храмы. Помните, Роден говорил, что профессия скульптора весьма проста: надо взять глыбу мрамора и отсечь все лишнее. Вот эти безвестные гении пришли, увидели скалы и отсекли лишнее. Среди камней, среди осколков гранита (видимо, не успели убрать), среди желтого песка остались на века пять игрушечных храмов высотой двенадцать-тринадцать метров.

Каждый из храмов, их называют «ратхами», украшен изумительно. Здесь и колонны, и маленькие львы, охраняющие вход, и десятки фигур в нишах – гордые мужчины и пленительно изогнутые женщины. И так стоят они в тишине, в этих каменных дворцах, на каменном распадке тысячу двести лет. Дуют ветры, гонят желтый песок, льют тропические дожди. Приходят поколения, уходят поколения. Уже давным-давно нет дравидийских императоров Паллавов, при которых воздвигли все это. И про Паллавов иностранцы, как правило, даже не слышали: их имена можно повстречать только в исторической литературе и в путеводителях. Да и тем, кто приезжает сюда, в Махабалипурам, в общем-то все равно, при ком это построено.

Впрочем, тысячу двести лет назад некоторые сильные мира сего имели вполне сегодняшние слабости – были хвастливы и тщеславны. И, может быть, догадывались, что потомкам надо о себе напомнить. Император Мамалла Нарасимхаварман повелел среди статуй богов установить собственную статую и обозначить, чтобы потомки прочли. Он это делал не зря. Вот я, например, упоминаю его имя, а о тех, кто превратил обыкновенные скалы в произведения искусства, не знает никто. Такова историческая справедливость…

Четыре ратхи, изящные пирамидки с плоской крышей, стоят рядом, а пятая – чуть в стороне. Ученые выяснили – одна из них посвящена богине Дурге. Рядом лежит огромный каменный лев, собран и напряжен, готов к борьбе. Возле другой ратхи спокойно отдыхает бык. Тут храм Шивы. У третьей замер, ждет команды слон. Это храм бога Индры. Лев смотрит на север, слон – на юг, а бык – на восток…

Было тихо-тихо. Вдруг с пронзительным криком пролетела птица, которую здесь именуют Кингфишер – «король рыбаков». Продавец кокосовых орехов принес тяжелые зеленые плоды, кривым ножом срезал верхушку и вложил в сердцевину полиэтиленовую трубочку. Торговцы ракушками – лотки их стояли чуть в стороне – не зазывали. Они уже знали по опыту: когда человек бродит среди этих каменных памятников, лучше его не трогать.

Я попытался представить себе, как в далекие времена приходили сюда воины помолиться перед походами, а моряки – перед отплытием. Махабалипурам был известным торговым портом, о нем писал Птолемей. О нем упоминали греческие мореходы еще в I веке. Корабли дравидов часто плавали на Цейлон. Торговые суда многих стран бросали здесь якоря. Тысячи людей приходили сюда выпрашивать у богов счастье. Потому что все люди во все времена хотят быть счастливыми.

Потом распалась империя, жители ушли из Махабалипурама, и порт исчез, словно его и не было. Люди воздвигли новые храмы в новых городах и в сердцах своих. А танцовщицы в каменных нишах все так же кокетливо изгибаются. Богиня Дурга все так же стоит на лотосе, Шива облокотился на своего быка. Бродят туристы, щелкают затворы фотокамер, стрекочут киноаппараты.

Тысяча двести лет назад умели строить и умели лепить. Наверно, им было неинтересно, этим силачам, работать в тесных мастерских. Для них подходящей мастерской была сама природа. И если уж резали по камню, так крушили гигантские скалы! Чтобы оставалось на века!