Текст книги "Солнце в декабре"

Автор книги: Эмиль Брагинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Остров Элефанта

Остров Элефанта, то есть Остров слона, или Слоновий остров, не знаю, как лучше перевести, входит в число тех объектов, которые осматривают все туристы.

– Как, вы не были на Слоновьем острове? – И вам становится стыдно, вы готовы бросить дела и поехать туда хоть сейчас.

Рано утром, лихорадочно поглощая завтрак, чтобы не опоздать на катер, мы услышали сводку погоды. Диктор предсказывал проливной дождь.

– Возьмем плащи? – спросил я Переводчицу.

Она поглядела на меня свысока, ей захотелось что-то сказать на тему о старых перестраховщиках. Может быть, она и сказала что-нибудь, но я уже этого не слышал. Я мчался наверх за плащом и за джемпером. Я осторожный путешественник и не люблю болеть за пределами родной квартиры.

В машине было нестерпимо жарко, солнце палило изо всех солнечных сил, джемпер и плащ давили меня своей ненужной тяжестью, и я не слишком лестно думал о бюро прогнозов.

Отправились на Слоновий остров почти из центра города, от роскошной арки желтого базальта, которая называется «Ворота Индии».

Когда мы прибыли на площадь возле Ворот Индии, полил дождь. После циклона в Мадрасе этот дождь в общем-то не произвел на меня особого впечатления, но в циклон я мог отсиживаться в отеле, а сейчас… Поль внимания на дождь – Переводчица вышла из машины, направилась к набережной и там спокойно пошла к ступенькам, которые прямиком вели в Аравийское море.

– Возьмите плащ! – крикнул я.

Меня не удостоили ответом, я накинул плащ и бросился вслед.

Катер плясал на волнах, которые появились вместе с дождем. Неизвестно откуда взявшийся подул пронизывающий, холодный ветер. Дождь хлестал по волнам, будто подгонял их. Я спустился по скользким ступеням, сделал неудачную попытку свалиться в воду и очутился на катере.

Я искренне надеялся, что в связи с ухудшением метеорологических условий поездка будет отменена. Но рулевой включил двигатель, и теперь к качке прибавился озноб. Двигатель, очевидно, был мощным: он сотрясал катер с такой силой, что тот ходуном ходил. Рулевой, элегантный мужчина, одетый по-европейски – белая рубаха, узкие брюки, теплый шарф на шее, повязанный с нарочитой небрежностью, – скинул узконосые ботинки (только они мешали ему плыть по морю), повернул руль, и мы отбыли. Я сидел на мокрой скамейке рядом с модным молодым французом, служащим парижского аэродрома Орли. Смелый паренек твердо помнил, что он находится на юге, южнее двадцатой параллели. На нем была тонкая розовая распашонка без рукавов. Губы у него побелели, и он, как поется в старой песенке, «посинел и весь дрожал». Зато Переводчица стояла, гордо выпрямившись и умудряясь сохранять равновесие, когда катер делал попытку вышибить пол у нее из-под ног. Она мерзла, конечно, но не брала плащ у мужчин, показывая, что женщины более выносливы, более мужественны – одним словом, мы старались на нее не смотреть, чтобы не чувствовать своего мужского ничтожества.

Сквозь пелену дождя видна была знаменитая, многократно описанная бомбейская гавань. Я увидал советское судно, по-моему, поручиться не могу, это был танкер под названием «Григорий Ачканов». В голову мне пришел следующий сюжет: «Сейчас наш катер перевернется. И моряки с советского судна, к собственному удивлению и радости, спасут соотечественника. Переводчица, она, конечно, сама выплывет…»

В подтверждение моих мыслей волна выглянула из-за борта, встала в рост и окатила меня несколькими литрами мокрой, холодной и очень соленой воды. Мне сразу расхотелось участвовать в кораблекрушении.

Появились мальчишки, юнги нашего катера. Грязной парусиной они затянули, по-морскому – задраили борта. Теперь мы ничего не видели, кроме спины рулевого, и вместо полезного морского воздуха вдыхали запах тоненьких крепких цигарок, которые курил рулевой.

Таким приятным образом, коротая время в беседе, мокрые с головы до ног – волны то и дело приподнимали парусину и напоминали нам о себе, – мы провели час.

Вдруг катер резко повернул. Мы заглянули под парусину и увидели остров, маленькую и симпатичную зеленую гору. Катер приближался к дощатому причалу. Возле него «по колено» в море стояли деревья, их корни были вывернуты наружу. Мне объяснили, что у этих деревьев всегда такая незавидная жизнь. Волны пополам с дождем захлестывали причал. Человек двадцать спрыгнули с катера и побежали по скользкому настилу. Всеми владела единственная мечта – где-нибудь спрятаться от этого ветра и от потоков студеной воды. Спрятаться было негде, и мы, задыхаясь и рискуя подорвать напряженную деятельность туристского сердца, побежали вверх по ступеням, надо было взбежать приблизительно на десятый этаж. У подножия те, кто был без плаща, взяли на прокат большие черные зонты, они мало помогали, ветер рвал их из рук, и обладатели зонтов думали уже только о том, чтобы не потерять эти легкие, но оказавшиеся буйными предметы. Можно было вместо зонта нанять… паланкин. И тогда двое дюжих носильщиков по идее доставили бы пассажиров наверх. Почему-то никто не воспользовался их услугами… Наверху – о спасение! – был ресторан, плохонький, что там греха таить, но в этом ресторанчике можно было заказать горячий кофе.

Я спросил, по невежеству конечно:

– А где тут слоны? Ведь это же остров слонов? – При этом мои зубы стучали о край чашки.

Мне было холодно, но я эгоистически ликовал, потому что Переводчица насквозь промокла и, наверно, жалела теперь, что не взяла с собой непромокаемый плащ или не воспользовалась моим.

– Следовало бы знать, – с усмешкой ответила Переводчица, – что, когда португальцы, это было в средние века, прибыли на остров, они увидели каменную статую слона. Отсюда и название острова. Теперь этой статуи нет. А живых слонов никогда не было, нет и вряд ли их сюда привезут…

– Обойдемся! – сказал я, не удержался и добавил: – Вы согрелись, хотите еще кофе?

Вскоре мы снова вылезли под ливень, опять побежали наверх, и вдруг перед нами открылся каменный дворец. Он был вырублен в той самой горе, которую мы видели с моря. Мы вошли во дворец, теперь над нами была каменная крыша. Мы были в знаменитых пещерах, описанных во всех путеводителях, справочниках и рекламных буклетах. Обязательно побывайте!.. Всего 6 миль от Бомбея!.. Приятная прогулка на комфортабельном катере!.. Пещеры, украшенные скульптурами, относятся… тут мнения авторитетов расходятся… в общем им тысяча лет!

Достаточно было пройти в глубь каменного зала и увидеть шестиметрового каменного Шиву, как все мы забыли про непогоду и гнусное путешествие по бурному морю.

Тысячелетний Шива смотрел на нас спокойно, ощущая свое бесспорное превосходство. В грех лицах, трех одинаковых лицах переданы три разных характера. Шива-хранитель, искусствоведы называют его охранителем, потому что он охраняет нас с вами, Шива-творец и Шива-разрушитель. Фас и два профиля. Искусствоведы считают наиболее выразительным и наиболее удачным полный мудрости и покоя образ Шивы-творца. Я не согласен. Больше других взволновал меня Шива-охранитель, исполненный доброты, ласковости, кротости, что ли. Этот Шива для людей и потому человечен в самом высоком смысле. Я убежден, что, когда люди давным-давно, чуть ли не в VIII веке, приходили в этот храм, пересекали каменную веранду, огромную, просторную, проходили мимо колонн со страшными каменными дварапалами, стражами дверей, и приближались к статуе, они раньше всего бросали свой взгляд на Шиву-охранителя. Потому что доверие, сердечность, доброта всегда и во все века, прошлые и будущие, привлекали и будут привлекать людей больше, чем гнев, угроза или даже созидание. Созидание уважают, ему поклоняются, а любят доброту…

В пещерах много горельефов. Снова, как и в Махабалипураме, сцена «Нисхождения Ганги», правда не столь впечатляющая, Шива в космическом танце, свадьба Шивы и Парвати. Это не свадьба богов, нет, это свадьба двух славных, хороших, симпатичных людей. В камне рассказана простая человеческая история, поэтому она волновала и продолжает волновать, независимо от того, знаешь ты индуистскую мифологию или понятия о ней не имеешь…

Мы долго бродили по пещере. Тут было что посмотреть и ради чего приезжать. На сей раз реклама и путеводители сообщали сущую правду. И все-таки перед тем как уехать, я вернулся и постоял у трехликого Шивы. И, признаться, смотрел только на Шиву-охранителя. На того, если верить в это, кто бережет нас с вами.

Проходили века. Вот нагрянули завоеватели на громоздких военных кораблях, на остров высадился десант португальцев, ревностных католиков. Для них все эти храмы, статуи, горельефы были преступлением против их бога. Во имя его они покоряли чужие земли, уничтожали неверных и воздвигали свои собственные храмы. И эти португальцы, которых в чем, в чем, а в сентиментальности никак не упрекнешь, пощадили остров с его каменными изваяниями.

Наверно, есть у подлинного искусства сила, перед которой опускается даже меч. Наверно, поглядели португальцы на Шиву-охранителя – не знали они ни про Шиву, ни про то, что он охранитель, – а просто поглядели на каменного гиганта, на его женственное чарующее лицо, и дрогнули их сердца, и они уехали с острова, не потревожив вековой покой Шивы с его по-детски нежно припухлой нижней губой.

После мы снова сидели в ресторане, пили скверный кофе. С веток деревьев свешивались, заглядывали, попрошайничали мокрые обезьяны. Дождь все лил. Катер с трудом пристал к причалу; его отбрасывало в сторону.

Мы спустились по мокрым ступеням, проявив акробатические способности, перебрались на шаткое суденышко и наконец отбыли назад в город. На мокрых мостках, рискуя свалиться в воду, стоял абсолютно белый библейский ягненок. Он единственный провожал нас…

Зеленый остров скоро остался позади. Катер приплясывал на волнах. Мне померещилось – каменный Шива крутится в космическом танце, он созидает вселенную. Наверно, это прекрасная мысль, что мир создан в танце. Прекрасная потому, что люди танцуют в хорошем настроении, ведь с горя не пустишься в пляс…

Когда мы вернулись в Бомбей, дождь, разумеется, сразу прекратился. Можно было подумать, что его специально заказывали на время нашей поездки. В машине я снял плащ и джемпер. И теперь мне казалось, так уж устроены люди, что я брал их напрасно.

Позже я узнал, что остатки каменного слона, который увидели португальцы на острове, вывезены оттуда, реставрированы и находятся в одном из садов Бомбея. Я вознамерился обязательно туда съездить, даже поехал туда, но уже по пути обнаружилось, что мы должны возвращаться в гостиницу, иначе опоздаем на какое-то мероприятие вроде пресс-конференции.

Перед выездом Переводчица, пряча улыбку, напомнила мне:

– Пожалуйста, не забудьте плащ!

Был светлый, солнечный день…

Глава, которая не имеет конца

Итак, путешествие подходит к концу. Все музеи исхожены, киностудии осмотрены, визиты нанесены, у всех исторических памятников произведен исторический снимок – впереди путешественник, за ним монумент или башня, в фокусе или не в фокусе, это уже не имеет значения.

Под занавес хозяева устроили два сногсшибательных мероприятия. Сначала повезли в аквариум. Там за толстыми стеклами плавают самые настоящие акулы, изображают перпетуум-мобиле, на хорошей скорости гоняют по застекленной тюрьме, жаждут крови посетителей. А в соседнем отсеке томно изгибаются чарующе-завлекательные, тигровой масти, может быть, змеи, может быть, рыбы – одним словом, мурены. В аквариуме – феерический парад океанских рыбных достижений в поисках цвета и формы. Здесь выдают такие красочные открытия, какие не снились ни одному колористу. А в центре обширного зала плавают скучненькие представители нашего пресноводного мира. Они выглядят бедными родственниками, у которых не хватает денег, чтобы пройтись по магазинам Бомбея и набрать себе яркие ткани на праздничную одежду. И только одна рыба, вся в оранжевых пятнах, с лиловыми плавниками и с ложным глазом на хвосте, поддерживает престиж речных обитателей…

Рядом со зданием аквариума расположен, оказывается, ни больше ни меньше как институт йоги. Точнее, сам институт в семидесяти милях от города, а тут, на набережной, нечто вроде филиала «центр здоровья», попросту клиника, где лечат по системе йогов. Там, за городом, – четыре факультета, там учатся несколько лет, туда поступают люди с законченным высшим образованием, желающие научиться повелевать не только собственным телом, но и собственными чувствами, что значительно сложнее. А здесь, в Бомбее, лечат от бессонницы, от астмы, от хронических болезней желудка, от частых простуд. Я познакомился с господином Бхашаном. Седая шевелюра кудрями обрамляет лицо, седые усы, нависшие черные брови, сухой и гибкий. Лет ему… трудно сказать… что-нибудь за шестьдесят. О себе господин Бхашан не говорит ничего: «Когда человек говорит о себе, это мешает ему развиваться!» Изречение йогов неплохо было бы вывесить в нашем клубе литераторов.

Холл клиники был похож на оффис деловой фирмы. Работали молчаливые клерки, перебирали стопки бумаг и груды писем. Господин Бхашан советовал нам подписаться на журнал йоги (он издается в Бомбее) и советовал остерегаться так называемых научно-популярных книг. В последнее время йога стала модой. Конечно, есть серьезные люди, которые изучают йогу, чтобы лечить людей. Правительство Индии субсидирует научные исследования в этом направлении. Но есть и добровольцы из публики. Им важно выдвинуться на первый план и нагреть руки. Они пишут книжки и статьи, но от этой литературы надо держаться подальше. Без наблюдения специальных врачей, которые изучали йогу, нельзя и не нужно делать никаких упражнений, разве только самые простые дыхательные. Ну, а насчет пресловутого стояния на голове… если у человека голова не годна ни на что другое… Много бед случается оттого, что люди пытаются подражать йогам, не имея для этого необходимой подготовки. Кто хочет готовиться по-настоящему, пусть приезжает в Бомбей. Вообще-то йога не только и главным образом не физические упражнения, а философская система…

Конечно, и аквариум и тем более клиника йогов – это интересно, очень интересно. Но заканчивается путешествие, и положено подвести черту, подбить итог или, как шутят, вывести сумму прописью…

Сначала я листаю написанное – это естественно. И мне становится ясно, что написанное – это только слабый отсвет Индии. Авторской рисовки и самоуничижения здесь нет ни на каплю. Просто зрительное впечатление от страны настолько сильно, что найти ему литературный эквивалент необычайно трудно. Писать об Индии было бы хорошо, сопровождая текст цветными рисунками, сделанными с натуры. Индия без цвета теряет по крайней мере пятьдесят процентов. Нужно уметь рисовать… Хорошо это делать, как Карел Чапек или как Шанкар Пиллаи… Мне сие не дано. Индия – это буйство зеленого, желтого, синего, красного; краски там сочные, словно их только что выжали из тюбиков, положили, не смешивая, чисто и густо и в самых неожиданных сочетаниях. И добавили в краски индийский секрет, от чего цвета бьют в глаза и заставляют вас удивляться – как это до сих пор мы не знали о существовании зеленым-зеленого, желтым-желтого или синим-синего…

Кроме того, я опустил массу интересного. Ну, к примеру, ничего не написал о Центре искусств в Дели. Я помню, был холодный, ветреный день. Ветер врывался в барак, служивший помещением для репетиций, трепал по стенам старые синие драпировки и леденил каменный пол. Музыканты кутались в шарфы. Я поднял воротник у пиджака, но ветер гудел и бесновался, и не верилось, что это Дели. А Пратар Равар без устали бил босыми ногами по холодному каменному полу, который от бесконечных репетиций, каждый день с утра и до ночи, был в выбоинах. Щиколотки у Пратар Равара были обмотаны поясом с колокольцами. Он выбивал ногами сложнейшие дроби, а колокольчики звенели, плакали и пели…

В другом таком же холодном бараке мы видели сцену из классического индийского балета. На таком же ледяном полу «умирал» Король птиц в коричневом джемпере-безрукавке. Он как подкошенный рухнул и забил руками-крыльями, пытался подняться, и не было сил, жизнь медленно покидала его… Я вспоминал Плисецкую в «Умирающем лебеде» Сен-Санса.

В Центре искусств мы встретили двух отчаянных американок. Они изучали искусство индийского танца, чтобы потом концертировать в Соединенных Штатах. Миссис Патрик, светленькая и тоненькая, выглядела в сари весьма забавно. Пробор у нее был выкрашен в алый цвет – свидетельство того, что она недавно вышла замуж. Миссис Патрик, к полному нашему удивлению, заговорила по-русски. Она, оказывается, изучает индийские танцы и говорит на нашем языке. А мисс Лалли, по происхождению итальянка, выглядела в сари, будто в нем родилась. Мисс Лалли уже опытная артистка, она в Индии не впервые и приехала совершенствоваться…

Потом я позабыл рассказать о магазинах прикладного искусства. Это государственные магазины, в которых торгуют изделиями народных мастеров. Но я должен рассказать не об этих бесподобных изделиях, а о том, как обслуживают в магазинах. Я был в них в Мадрасе и в Бомбее и ходил бы туда каждый день, имей я на то время. Здесь напрочь опрокидывается бытующее представление (его не всегда высказывают вслух, но оно существует), что в государственных магазинах никогда не будут обслуживать так, как в частных. Дескать, в конечном счете продавцам плевать… Нет, просто все зависит от культуры продавцов. В индийских магазинах прикладного искусства тебя встречают так, что ты готов скупить все подряд, если, конечно, есть на что…

И, наконец, я просто обязан рассказать о прощальном визите, который мы нанесли нашим любезным хозяевам – министерству просвещения Индии. Это было в Дели. Там я первый раз в жизни увидел министерство просвещения… за колючей проволокой. Оказывается, чиновники невысокого ранга сидели в комнатах, которые прежде служили казармой английским солдатам. У входа долго и придирчиво проверяли наши пропуска, мы так и не поняли почему. Из казарм мы перешли в роскошное здание, где функционировали ведущие лица данного министерства.

У входа опять долго и придирчиво исследовали наши пропуска. И мы начали путешествие по кабинетам, имевшим уже совсем иной вид. Сопровождавший нас по Дели сотрудник означенного министерства онемел от восторга, увидев, что нас принимают заместители министра, а потом и сам министр.

Эта чиновничья лестница произвела на нас впечатление и заставила задуматься о том, как молодое государство, получив в наследство громоздкий государственный аппарат, не сокращает его, а, наоборот, совершенствует. Один из руководителей министерства, кстати, поведал нам не без юмора, что однажды, покупая на базаре орешки, он увидел, что их заворачивают в приказ, подписанный его собственной рукой…

К слову сказать, министерство просвещения – одно из важнейших в Индии. Борьба с неграмотностью, доставшейся в наследство от англичан, вернее, борьба за всеобщую грамотность и не просто грамотность, а всеобщее образование – вот в чем главная задача этого учреждения.

520 миллионов – таково приблизительно на сегодня население Индии. Его надо прокормить, а оно каждый месяц увеличивается чуть ли не на миллион.

По всем городам страны развешен один и тот же плакат: две большие счастливые рожицы – папа и мама, и две счастливые рожицы поменьше – сын и дочурка. Это призыв иметь двоих детей, и не более того. Но в Бомбее, на Марин-Драйв, рядом с этим плакатом висел самодельный: «Большому народу большие семьи!» Автор самодельного плаката – крайне реакционная партия «Джан Сангх».

А пока что у отеля «Песок и солнце» (десять минут езды от аэропорта Санта-Круц, сто номеров с индивидуальным температурным режимом, плавательный бассейн с нежно-голубой водой, вид на Аравийское море и т. д. и т. п.), пока что на парапете набережной строгая надпись: «Не подавайте нищим детям». Там, я помню, плясала шестилетняя девочка с измученным взрослым лицом, долго плясала, потому что монетки достаются нелегко… Что же сделать, чтоб эта девочка снова стала ребенком, пошла в школу, неся в портфеле учебники, тетрадки и, конечно же, завтрак, чтобы не забывала девочка – есть на свете игрушки…

И тут же сразу вспоминается – в Бомбее поздно вечером мать укладывала ребенка спать на газоне. Она постелила циновку, прикрыла одеяльцем, потом налила в блюдечко молоко и покормила котенка. Отец уже лежал, закинув руки за голову, думал, быть может, о том же, о чем я сейчас пишу… Я остановился, поглядел, больно хорош был ребенок. Женщина перехватила мой взгляд и улыбнулась. Улыбнулась с достоинством. Каждой матери приятно, когда обращают внимание на ее детей. У этой женщины дела не так уж скверны – у нее семья, муж, ребенок, даже котенка завели. Только вот дома нет, его заменяет газон. Но рядом, в нескольких шагах, уже строится дом. Правда, я не убежден, что эта женщина получит в нем квартиру…

Впрочем, приходит на память и другое. В Керале, например, всюду, в каждой деревне – синие стайки школьников. Помню, солнце палило вовсю, а они сидели на воздухе, человек тридцать, и писали под диктовку учителя – подумаешь, декабрьское солнце!

В Мадрасе, в районе Майлапор, я приметил мальчишку лет двенадцати. Он сидел возле школы, кинув на землю папку с книжками, и что-то строил из прутиков и палочек. Двое других внимательно наблюдали за его работой. Занятия в школе кончились, дома наверняка заждались всех троих, но и через час мальчишка все еще строил из прутиков, а двое других смотрели. Я попытался вступить в разговор, извинился, что беспокою и отрываю.

– У нас тут сложная идея, – ответил строитель, – вы простите.

Он, видимо, хотел добавить: чего вам объяснять, когда вы все равно не поймете.

– Ты кем собираешься стать?

– Изобретателем.

Да, конечно, есть Старый Дели и девочка, которая пляшет у дорогого отеля, но есть школьники Кералы, есть новые дома – их тысячи, новых домов, и заводов, и фабрик.

Последний вечер в Индии мы провели с Саджад Захиром, поэтом и прозаиком, большим другом нашей страны. Он рассказывал нам о политической жизни Индии, говорил о необходимости сплочения всех демократических сил. От этого зависит, какой будет Индия!

Младшая дочь Саджад Захира, в семье ее называют Малышка, ходит по-нашему в третий класс. Это серьезная девочка с огромными черными глазами, как на портретах Пикассо. Взрослые всегда задают детям стандартные вопросы. Дети к этому привыкли, и у них хватает выдержки отвечать.

– Как ты учишься? Кем хочешь быть?

Выяснилось, что учится она хорошо и собирается стать математиком. Вопрос решенный и обсуждению не подлежит. Я сказал, что у нас есть город Новосибирск, в нем известный математический центр, может быть, стоит после школы поехать туда поработать? Девочка принесла атлас и разыскала на карте Новосибирск.

– Что ж, – вслух рассуждала она, – может быть, это хорошая мысль. Пожалуй, я подумаю…

Будущее Индии – за этой вдумчивой девочкой, за мальчиком-изобретателем из Мадраса, за школьниками Кералы, за тем самым Чандрой, который оказался в нашем купе по дороге из Мадраса в Кочин и который чувствовал себя хозяином! Именно поэтому последняя глава не имеет конца. Продолжение следует. Его напишут те, кто посетит Индию несколько лет спустя. Я завидую им. Индия поразительная страна, она обладает магическим свойством: каждый, кто видел ее, скучает по ней и мечтает побывать там еще раз.

– Индии – тысяча лет. Свободной Индии – всего двадцать. Эта древняя страна переживает свою юность, она бурлит, развивается и, как положено юности, полна чудес.