Текст книги "Люди золота"

Автор книги: Эмиль Дебо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

XV.
Семейство дона Педро Лимареса

В тот же самый день, в семь часов вечера, путешественники, отправлявшиеся в Нью-Йорк, садились на экстренный поезд, стоявший на Бостонской станции.

Между этими путешественниками-янками заметно отличалась группа людей со смуглыми лицами, прямо указывавшими на их южное происхождение.

Действительно, это было одно бразильское семейство, состоявшее из отца, матери, маленького мальчика и молодой девушки, открытое лице которой показывало замечательную энергию и твердость характера. Эта девушка привлекала все взгляды.

Между многими другими один молодой человек не мог, казалось, отвести от нее глаз. Он был точно очарован этим родом красоты, который он видел в первый раз. Таким образом, когда он увидел, что девушка направилась к одному вагону, он кинулся к ней, открыл дверь и помог ей войти. Затем с такой же любезностью он помог матери и отцу девушки и подал в вагон ребенка.

Из скромности или из застенчивости, но он хотел после этого уйти, когда глава семейства дружески поклонился ему, приглашая сесть вместе с ними.

Молодой человек вдруг приобрел симпатию всего семейства. Молодая девушка была польщена его любезностью, не совсем обыкновенною в этой стране. Отец и мать также были благодарны ему за внимание.

Когда все уселись и поезд тронулся, глава семейства обратился к нему со словами:

– Вы, вероятно, француз, сударь?

– Почему вы это угадали? – отвечал молодой человек, немного удивленный подобной проницательностью.

– Мы все были уверены в этом, – отвечал отец, указывая на улыбавшихся жену и дочь.

– Но кто же мог сказать вам, кто я?

– Тот, кто бывал во Франции, всегда узнает француза.

Это было сказано так любезно, что молодой человек невольно схватил руку говорившего и крепко пожал ее. Он благодарил его не только за себя, но и за всю свою страну.

Начавшийся таким образом разговор скоро сделался интимным.

Молодой человек назывался Жорж Фонтан, он жил во Франции и путешествовал по Америке как турист. Теперь он возвращался в Нью-Йорк, чтобы ехать оттуда в Новый Орлеан.

Вскоре он узнал, что его спутники были такие же неутомимые туристы, как и он. Они ехали с озер Эрио и Онтарио и Ниагарского водопада в Нью-Йорк.

Отец семейства назывался дон Себастиано Лимарес.

Жорж Фонтань не уставал любоваться на молодую девушку. Он услышал, что ее зовут Линда, и шептал про себя это прелестное имя.

Молодая девушка также смотрела на него, но с глубокой серьезностью. Она спрашивала себя, достоин ли он любви, и надо сознаться, что отвечала себе «да».

– Как ты думаешь, милая Линда, узнаешь ли ты своего дядю, несмотря на то, что не видала его десять лет? – спросила мать.

– Я в этом уверена, мама, – отвечала Линда, – я никогда не забываю тех, чья наружность поразила меня, хотя бы я видела ее на самый короткий срок.

Жорж почувствовал, что, говоря эти слова, Линда пристально глядела на него.

Неужели она говорила эти слова на его счет?

– Я отличаюсь тем же самым, – сказал он взволнованным голосом, – есть лица, которые никогда не забываются.

– Но чем же лице моего брата поразило тебя, дитя мое? – спросил дон Себастьяно.

– Его лице некрасиво, грубо и зло.

– Ну, ты не великодушна, – сказала улыбаясь мать.

– Вы очень хорошо знаете, что я не умею скрывать моих мыслей. Я говорю то, что думаю.

Жорж был осчастливлен этим ответом. Эта откровенность и отвращение ко лжи увеличивали его уважение к Линде.

– В таком случае, – сказал отец, – ты, вероятно, не чувствуешь особенного расположения к твоему дяде?

– Я его ненавижу! – отвечала она без малейшего колебания.

Это мнение, так откровенно высказанное молодой девушкой, повлекло за собой несколько минут молчания. Жорж напрасно желал возобновить прерванный разговор. Ему нужен был сюжет для него, тогда он вспомнил, что они приближались к вертящемуся мосту Блэнна и спросил дона Лимареса, случалось ли ему проезжать таким образом, по железной дороге, настоящий морской рукав.

Последний отвечал, что нет, но слышав очень много об этих мостах, он сожалел, что ночь была слишком темна, чтобы можно было взглянуть на этот мост.

Под влиянием ли странной способности, которая дает возможность некоторым людям как бы предчувствовать события или от того, что воздух был тяжел и полон электричества, но Линда Лимарес не могла удержаться от движения ужаса.

Жорж заметил это.

– Что с вами, мисс? – спросил он.

– Я боюсь, – отвечала Линда.

– Ты боишься, Линда?.. – спросила мать, инстинктивно подвигаясь к ней.

– Первый раз в жизни произносишь ты это слово, – сказал, вздрогнув, дон Лимарес.

Маленький мальчик, увидя беспокойство, выражавшееся на лице старших, и смутно понимая происходившее, подошел к Линде.

– Сестра, – сказал он своим милым детским голосом, – разве есть опасность?

– Да!.. – отвечала она дрожащим голосом, крепко обняв ребенка.

В эту самую минуту поезд подъезжал к вертящемуся мосту Блэнна.

XVI.
Катастрофа

– Чтобы теперь ни случилось, нам не в чем будет упрекать себя. Мы попробовали действовать кротостью, но это не имело никакого успеха!

– Да, надо сознаться, что мы провели несколько невеселых минут. Пришлось же нам наткнуться на дурака, который желает быть добродетельным. Виданое ли это дело?

Этот разговор происходил между Брэддоком и Нильдом на дороге, которая вела от вертящегося моста к деревни Блэнна.

– Только бы Боб был готов! – сказал мистер Нильд.

Они ускорили шаги.

– Не надо давать времени этому начальнику сторожей возбудить против нас какое-нибудь подозрение!..

Это соображение принадлежало антикварию.

Они обошли деревню и, подойдя к маленькому лесу, заметили крестьянина, спокойно прогуливавшегося с трубкою в зубах.

Он подошел к пришедшим.

– Люди наши там, – сказал он, указывая на лес.

– Как! Да ведь это Боб! – вскричал Нильд. – А я его и не узнал.

– Соберите людей и назначьте им свидание у поста сторожей. Вы знаете местность?

При этом вопросе Боб пожал плечами, как человек, знающий свое дело.

– Они не сдаются, – сказал Нильд, – мы потерпели поражение, теперь ваша очередь!

– Сколько у вас человек? – спросил Брэддок.

– Десять.

– Вы помните, что вам надо будет сделать после… случая?

– Помню.

Ночь быстро наступала.

– Девять часов, – сказал Брэддок. – У вас впереди еще два часа. Это более чем надо, чтобы привести дело к благоприятному концу. Идите и кончайте скорее!

Сказав это, антикварий и его достойный товарищ удалились.

Боб свистнул и, повинуясь условленному сигналу, вся шайка сейчас же окружила его.

Все были предупреждены о том, что им надо было делать. После этого все отправились в путь, предводимые Бобом. Темная ночь покровительствовала их предприятию. Они могли подойти к самому посту сторожей, не будучи заметны.

Один из сторожей стоял перед дверями. Это был как раз один из тех, которые считали себя пойманными в ловушку. Он слишком был занят мыслями о своей близкой отставке, чтобы заметить темную массу, подвигавшуюся без всякого шума.

Вдруг, прежде чем несчастный успел вскрикнуть, он был схвачен за горло и зарезан Бобом, который сейчас же вскричал:

– Go ahead![2]2
  Вперед!


[Закрыть]

При этом крике бандиты кинулись во внутренность караульни, и несчастные, застигнутые врасплох, не успевшие схватиться за оружие, вскоре разделили участь своего товарища.

Дикая радость выразилась на лице ужасного начальника этой шайки убийц. Он приказал бросить трупы в море, привязав к каждому по камню. Затем, чтобы уничтожить все следы преступления, пол был тщательно вымыт, так что на нем не осталось ни малейших следов крови.

Было почти одиннадцать часов, как раз в это время проходил вечерний поезд.

Боб, сопровождаемый несколькими из своих сообщников, бросился на мост и при помощи их повернул параллельно берегу среднюю, вертящуюся сторону моста. Между мостом и берегом образовалось громадное пустое пространство. Две противуположные стороны моста не были более соединены между собою. Фонарь, зажженный сторожами в знак того, что мост наведен и поезд может идти безопасно, продолжал гореть.

Боб и его спутники вернулись к посту, где осталась половина шайки.

Роковая минута приближалась.

Эти люди – убийцы – были взволнованы. Сам Боб сделался серьезен и озабочен. Вдруг раздался свисток локомотива, показывавший, что он входил на мост.

Произошло страшное сотрясение. Казалась, что земля заколебалась. Затем снова наступило молчание.

Поезд был поглощен морем.

XVII.
Заботы доктора Марбена

– Угодно ли барину принять мистера Роберта де-Керваля? – спросил лакей мистера Вульда.

– Конечно, пусть войдет! – отвечал последний. – Вы знаете, – продолжал он, дружески протягивая руку вошедшему молодому человеку, – что я испытываю истинное наслаждение, видя вас и говоря с вами; поэтому я вам очень благодарен за ваше посещение.

– Я узнал, – отвечал Роберт де-Керваль, – что вы более дурно себя чувствуете, чем обыкновенно, поэтому я пришел узнать, справедливо ли это неприятное известие.

– Совершенно справедливо, но, – прибавил он, видя сожаление на лице Роберта, – но не старайтесь напрасно утешать меня. Я не обманываю себя пустыми надеждами, я уже говорил вам, когда мы с вами виделись последний раз у адвоката Реджа, и опять повторяю вам это. Жизнь для меня в тягость, и признаюсь откровенно, я был бы счастлив покончить с нею.

– Какое горе довело вас до такого отчаяния? О! Извините, – прибавил сейчас же Роберт, – извините за мою нескромность.

– Не извиняйтесь передо мною, друг мой, вам я открылся бы скорее чем кому-либо другому, если бы это было возможно, но, увы! Я не могу сказать всего. Видите ли, Роберт, я плохо начал…

– Что вы говорите? – вскричал молодой человек.

– Истину. Моя молодость была более чем безумна, она была преступна!

– Возможно ли это? Вы несправедливо обвиняете себя.

– Нет! – продолжал мистер Вульд, печально покачав головой. – Я был увлечен, ослеплен глубокими и смелыми, но преступными идеями человека старее меня годами… И этот человек был мой брат!

– Ваш брат? – с удивлением спросил Роберт. – У вас был брат и… он умер!

– Я надеюсь! – прошептал мистер Вульд таким тихим голосом, что Роберт едва мог расслышать его слова.

Наступило минутное молчание.

Мистер Вульд погрузился в свои воспоминания.

Роберт не смел беспокоить его и ждал, чтобы мистер Вульд сам заговорил, как вдруг внимание молодого человека было привлечено несколькими словами, тихонько сказанными сзади его.

Он сидел, облокотясь спиной на спинку кресла, и ухо его приходилось около самой двери.

Что же такое говорили?

Первым движением Роберта было отодвинуться, но инстинктивное любопытство заставило его остаться в прежнем положении.

Какой-то знакомый голос, владельца которого Роберт не мог вспомнить, таинственно говорил другому:

– Вы исполнили мои приказания, не правда ли?

– Да, сэр, – отвечали говорившему тем же тоном.

– Ну! Начиная с сегодняшнего дня вы будете прибавлять две капли в вечернюю порцию, а в утреннюю по-прежнему одну. Не забудьте же!

– Не беспокойтесь, сэр.

– Вот вам в награду за ваши труды.

В то же время до слуха Роберта долетел металлический звук.

Кто говорил таким образом? С какой целью? Что все это значит?

Роберт хотел встать, чтобы уяснить свои подозрения, как вдруг мистер Вульд заговорил:

– Извините меня, дорогой Роберт, за мою рассеянность! Говоря вам о моем брате…

На этих словах его прервали.

Дверь отворилась, и лакей доложил:

– Доктор Марбен!

Действительно, это был доктор, явившийся проведать своего больного.

Заметив Роберта де-Керваля, сидевшего на прежнем месте, но вставшего при виде его, доктор нахмурил брови и не мог удержаться от жеста неудовольствия.

– Вы сидели так близко от дверей, мистер де-Керваль…

Роберт поспешно поднял голову.

– Извините, – холодно продолжал доктор, – я хотел сказать, так близко от нашего больного друга. Этот дурак Эдвард, которому я сейчас давал наставления относительно ухода за его барином, – прибавил он, изучая выражение лица Роберта, – этот дурак не предупредил меня, что вы тут. А, мой дорогой Вульд, – прибавил он, силясь улыбнуться, – вы не следуете моим приказаниям!

– Не сердитесь на меня за это, доктор, – отвечал больной, – посещение мистера де-Керваля доставляло мне слишком много удовольствия, чтобы я мог отказаться от него.

– Я это понимаю; но ваша продолжительная болезнь приняла теперь новый фазис, и вам более чем прежде нужно спокойствие и уединение. Это объясняет видимое противоречие между моими прежними и теперешними советами.

Роберт был живо оскорблен словами доктора относительно двери. Слыша, что больному нужно уединение, он приготовлялся уйти.

Заметив это, доктор удержал его.

– Знаете ли вы, – сказал он, – ужасное происшествие этой ночи?

– Нет, – отвечали вместе Роберт и мистер Вульд. – Какое происшествие?

– С мостом Блэнна. Это ужасно! Вот посмотрите сами подробности.

Сказав это, он вынул из кармана номер New-York Herald, вышедший уже четвертым изданием, и прочел следующее:

«Новые подробности о катастрофе в Блэнна.

Как мы уже сказали в предыдущих изданиях, средняя часть вертящегося моста не была закрыта, когда прибыл в одиннадцать часов вечера экстренный поезд из Бостона.

Локомотив, шедший на всех парах, упал в пустоту, увлекая за собою следовавшие за ним шесть вагонов.

Сотрясение от падения в море этой громадной массы было так велико, что его почувствовали в деревне Блэнна, находящейся от моста на расстоянии трех миль. Жители, внезапно разбуженные, бросились к месту, откуда раздался шум. Они дошли до моста, мост не был сомкнут, тогда они поняли все!

Но ночь была так темна, что они не могли ничего различить.

Сегодня утром на берег были выкинуты морем два трупа. В них узнали кочегара и механика. Думают, что море не возвратит других жертв. Мы немедленно телеграфировали начальнику Бостонской станции и получили следующий ответ: «Экстренный поезд выехал из Бостона в 7 часов. 60 пассажиров».

Следовательно, нам приходится оплакивать шестьдесят жертв.

Что касается до причин этого происшествия, то они до сих пор неизвестны.

Какая-то тайна стоит над всем этим делом; четыре сторожа, которым было поручено поворачивать мост, исчезли. На их посту не осталось никаких следов крови или борьбы. Семейства этих людей объявили, что они не возвратились домой в половине двенадцатого ночи, как они это делали обыкновенно.

Все теряются в различных предположениях».

Мистер Вульд и Роберт были поражены. Доктор кончил свое чтение и нисколько не был взволнован.

– А, – сказал он, перевертывая газету, – вот еще что-то: «Между жителями нашего города, потерпевшими от катастрофы, надо считать дона Педро Лимареса, к которому на этом поезде ехал брат с семейством, не видавшийся с доном Лимаресом десять лет».

– Дон Лимарес! О, как он должен быть огорчен! – вскричал мистер Вульд.

– Не говорите мне об этом! – отвечал Марбен без малейшего выражения сострадания. – Он должен с ума сходить от горя! Однако он, кажется, наследник этого семейства, а в таком случае… – И доктор докончил свою речь отвратительным смехом.

Роберт удержался и не ответил ничего на дерзость, сказанную доктором при входе, но этот неуместный смех вывел его из себя.

Он хотел с жаром ответить доктору, как вдруг вспомнил, что лучшее оружие в таких случаях есть хладнокровие и насмешка.

Поэтому он сказал доктору спокойным и немного насмешливым тоном:

– Мне кажется, доктор, что вместо того, чтобы смеяться, вам следовало бы быть в отчаянии от происшедшей катастрофы.

Марбен взглянул на Роберта, стараясь угадать, что тот хочет сказать.

– Отчего же? – спросил он.

– Но, – сказал Роберт улыбаясь и слегка насмешливым тоном, – потому что Провидение отбивает вашу практику, исполняя вашу работу.

– Милостивый государь! – вскричал доктор. – Вы мне дадите отчет…

Мистер Вульд, сильно взволнованный этой сценой, громко вскрикнул.

Но доктор уже снова сделался спокоен по-прежнему.

– О! Извините, – сказал он, – я чуть было не рассердился, а между тем дело не стоит этого. Я вас понимаю, мистер де-Керваль, – прибавил он с аффектированным добродушием, – это шутка… шутка во французском духе. Я и смотрю на нее не иначе. К тому же, кто знает, может быть, вы, сами того не зная, правы, и судьба избавила меня от лишней работы?

Он произнес эти последние слова самым спокойным голосом, но в глазах его светилась ужасная ирония.

– Полноте, господа… дорогие мои друзья, – сказал тогда мистер Вульд, думая, что гроза утихла, – подойдите ко мне… сюда, поближе… теперь подайте друг другу руки.

Он взял и соединил руки Роберта и доктора.

Мистер Вульд думал, что таким образом мир заключен. Но пожатие было холодно. Эти два человека сделались врагами.

XVIII.
Встреча

Читатель помнит, какое впечатление произвел на безумную вечер, проведенный в театре. Она была сейчас же отвезена домой. Роберт сильно раскаивался, что привлек к Джен внимание всего театра. Доктор, напротив того, был доволен произведенным опытом.

К девушке еще не возвратился дар слова, но было ясно, что в ее мозгу происходила сильная работа.

По мнению доктора, она испытала два волнения. По мнению Роберта – два воспоминания.

Таким образом, не оставляя своих прежних подозрений, он тщательно искал доказательств, которые дали бы ему уверенность. Относительно всего этого Роберт ни слова не говорил ни матери, ни сестре. Прежде чем высказывать им свои подозрения, он хотел вполне убедиться в их справедливости.

Для того, чтобы спокойно продолжать необходимые розыски, надо было более чем когда-либо держать в тайне обстоятельства, вследствие которых была принята в дом безумная.

Действительно, на другой же день после происшествия в театре к де-Кервалям явилось множество знакомых. Это были праздные любопытные, приехавшие узнать, кто была прелестная молодая девушка, бывшая причиной смятения.

Им отвечали, что дочь одного из друзей де-Кервалей, из штата Массачусетса. Она в первый раз была в таком большом городе, как Нью-Йорк, и спектакль, в котором она была также в первый раз, произвел на нее столь сильное впечатление.

Роберт, со своей стороны, отвечал мужчинам, его спрашивавшим, то же самое, и это маленькое приключение было скоро позабыто.

Несмотря на это, Роберт не был покоен. Он помнил, что лорд Фельбруг был в этот вечер в театре и инстинктивно боялся чего-то.

Между тем адвокат Редж, следуя приказаниям, данным ему на ухо лордом Фельбругом, стал наводить справки. Он мог передать только то, что знали все. Фельбруг не поверил этой басне.

Одно совершенно неожиданное обстоятельство должно было ускорить ход событий.

Мы хотим говорить о приключении с вертящимся мостом. Волнение вследствие этого происшествия было чрезвычайно сильно в Нью-Йорке.

Американцы, люди положительные, мало заботятся о несчастий, поражающем отдельную личность, – тем хуже для нее! Но на этот раз дело шло об общем несчастии. Были затронуты интересы и чувства многих лиц; этот случай, или это преступление, мог возобновиться, и каждый мог подвергнуться его ужасным последствиям.

Общественное мнение требовало следствия, оно желало, чтобы виновные во что бы то ни стало были найдены.

Атторней, шериф и вся полиция были на ногах, но ничего не могли найти. Одни сторожа могли бы объяснить эту ужасную тайну, но они исчезли бесследно.

Их приметы были телеграфированы в Европу. На поиски были отправлены самые ловкие агенты, и однако, не было получено никакого результата.

Приступлено было к вытаскиванию из воды вагонов. Но это было дело не легкое.

Море хранило свою тайну.

Тогда в народе снова стало упоминаться имя «Людей золота». Толпа во всем желает видеть причину и, когда не находит ее в области реального, то ищет за пределами его. Она строит себе химеры, придумывает таинственное и, справедливо или нет, но находит то, чего ищет.

На этот раз она предполагала существование общества настолько могущественного, что оно ускользало из рук правосудия.

Из народа это мнение перешло в класс образованный.

Там над ним смеялись. Все самые пустые обстоятельства стали приписываться «Людям золота».

Насмешники, наиболее остроумные, были: адвокат Редж и нотариус Бруггиль, выставлявшие физическую невозможность существования подобного общества, доктор Марбен, отправившийся на науку, почтенный Нильд, смеявшийся со свойственным ему добродушием, и Брэддок – с веселостью.

Что касается дона Педро Лимареса, то он был в трауре. Он не являлся в свет и был погружен в страшное горе.

Но он наследовал!.. – как сказал доктор Марбен.

Понятно, что Роберт бывал в большом затруднении, когда спрашивали его мнения. Он замечал все, слушал одного, вглядывался в другого, но отвечал всегда уклончиво.

Чудесное невольно привлекало его. И мы можем сказать, что он более верил голосу народа, чем более или менее удачным насмешкам джентльменов. Правда, что все предыдущее заранее расположило его ум в пользу мнения народа.

В семействе де-Керваля не верили в существование этой опасной ассоциации. Кроме того, одно лицо сумело взять влияние над госпожею де-Керваль.

Это лицо был не кто иной, как знакомый нам нотариус Бруггиль. С некоторого времени его посещения стали делаться все чаще и чаще. Мало-помалу он сделался другом дома. Госпожа де-Керваль, казалось, была этим довольна.

Дело в том, что, как благоразумная мать, она думала о будущности своих детей. Фернанде было 19 лет. Приближалось время выходить замуж. Разве Бруггиль не был человек богатый, уважаемый и… вдовец?

Почему он стал вдруг показывать такую привязанность к семейству де-Керваль? Для чего он окружал такой любезностью и услужливостью Фернанду. Госпожа де-Керваль угадала причину этого.

Фернанда так же хорошо, как мать, а может быть, даже и раньше, заметила цель Бруггиля. Но нисколько не гордясь, она, напротив, чувствовала себя униженной его вниманием: нотариус внушал ей отвращение, в котором она не могла дать себе отчета.

Роберт оставлял на долю матери ответственность за этот брак. Он не хотел действовать своим влиянием на Фернанду. Кроме того, он был уверен одинаково в них обеих.

Однажды вечером г жа де-Керваль сидела в своей гостинной, Роберт читал газеты, а Фернанда вышивала, сидя у окна.

– Мистер Бруггиль хотел прийти сегодня вечером, – сказала г жа де-Керваль.

– А! – произнесла с неудовольствием Фернанда.

– Тем лучше! – отвечал Роберт. – Мне надо посоветоваться с ним об одном деле и я очень буду рад его видеть… Это очень умный человек, – прибавил он, принимаясь снова за прерванное чтение.

– Мне очень приятно слышать это от тебя, – сказала госпожа де-Керваль, – потому что не все из нас такого же мнения.

– Это ты говоришь на мой счет, мама, – заметила Фернанда, – ты ошибаешься, я удивляюсь точно так же, как и ты, и Роберт, уму мистера Бруггиля, но если ты хочешь, чтобы он был моим мужем… О!.. Тогда я не одного мнения с тобой!

– Какой же ты находишь в нем недостаток? – спросил смеясь Роберт.

– Тот, что я его не люблю, – отвечала Фернанда. – Кажется, что этого совершенно достаточно?

– Любовь придет еще, дитя мое, – продолжала мать, – конечно, это не будет романическая любовь пансионерки к герою, но любовь спокойная, основанная на уважении.

– Нет, нет, нет! – отвечала весело Фернанда. – Этого никогда не будет; я это очень хорошо знаю.

– Фернанда, – спросил Роберт, делаясь серьезным, – любишь ли ты кого-нибудь?

– Никого, кроме тебя и мама! – отвечала она откровенно, обнимая госпожу де-Керваль.

Та удержала ее около себя.

Фернанда села на табурет и подняла на мать удивленные глаза.

– Так это серьезно? – спросила она, улыбаясь.

– Совершенно серьезно! Ты сейчас сказала Роберту, что твое сердце свободно; хорошо! Подумай же, моя дорогая, что мистер Бруггиль предлагает нам положение более блестящее, чем то, на которое мы можем рассчитывать. Твой брат уже приобрел своими трудами часть нашего состояния, но мы еще далеко не богаты. У нас во Франции всего один родственник, твой дядя, и мы можем быть уверены, что он лишит нас наследства. Роберт работает до истощения, и я со своей стороны чувствую, что старею. Подумай обо всем этом, дитя мое, и посоветуйся со своим сердцем.

В эту минуту доложили о нотариусе Бруггиле.

Он нашел все семейство в необъяснимом для себя волнении. Прием Фернанды показался ему в этот вечер любезнее обыкновенного.

Его экипаж стоял у подъезда. Жар в этот день был ужасен. Бруггиль предложил отправиться прокатиться.

Госпожа де-Керваль взглянула на дочь, спрашивая ее взглядом, согласна ли она, и увидев слабый знак согласия, сказала, что они готовы ехать.

– Мама, – сказала вдруг Фернанда, – не взять ли нам с собой Джен?.. Это может быть для нее полезно.

– Конечно, – отвечала госпожа де-Керваль, – тебе пришла хорошая мысль.

Роберт не сказал ни слова, но внутренно он был очень доволен.

Бруггиль видал несколько раз Джен. Прежде ему говорили то же, что и всем, но после того как он стал часто посещать их, ему принуждены были сказать, что Джен безумная.

Бруггиль, весь преданный своей любви, или лучше сказать, своему долгу, не обратил внимания на это обстоятельство. Молодая девушка не значила для него ровно ничего.

Все сели в коляску Бруггиля и вскоре приехали на Бродвэй, т. е. в самую оживленную часть Нью-Йорка.

Джен сидела между Фернандой и Робертом. Коляска доехала до средины улицы и тут принуждена была ехать тише, по причине множества экипажей; вдруг навстречу ей проехал великолепный экипаж, на который все смотрели. В нем ехал лорд Фельбруг.

Джен нечаянно заметила его.

Сначала она взглянула на него со своим обыкновенным равнодушием, потом лицо ее выразило сильное напряжение памяти и умственных способностей. Вдруг, прежде чем могли предупредить ее движение, она вскочила на ноги и с ненавистью протянула руку, указывая на лорда Фельбруга.

– Джен, – вскричал взволнованный Роберт, – Джен! Что хотите вы сказать?..

Тогда безумная, полусклонясь на плечо Роберта, точно желая взять его в свидетели, и продолжая указывать на лорда, прошептала:

– Он!.. Это он!..