Текст книги "Люди золота"
Автор книги: Эмиль Дебо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
XIII.
Любовь
Бедная сумасшедшая сделалась членом семейства де-Керваль. Ее привязанность к Фернанде увеличивалась с каждым днем. Когда Фернанда старалась заставить ее говорить, бедная безумная с удивлением глядела на нее своими большими голубыми глазами, в которые казалось, возвращался рассудок. Но она по-прежнему молчала. Невозможно было узнать от нее что бы то ни было. Ни госпожа де-Керваль, ни Роберт, так же, как и сама Фернанда, не могли достичь желанного результата. А между тем Роберт готов бы был пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти молодую девушку. Он любил ее.
Он надеялся передать свою любовь бедной безумной и таким образом сделать то, перед чем дружба была бессильна…
Ее назвали Джен.
Печальная, погруженная в свои мечты, она выходила из этого состояния только по голосу Фернанды. Однако Роберт также привлекал ее, но казалось, что какая-то инстинктивная скромность мешала ей выражать Роберту такое же доверие, как и его сестре. Здоровье мало-помалу возвращалось к ней. Щеки ее потеряли лихорадочный румянец, темные круги под глазами стали уменьшаться.
Заботы, которыми она была окружена, доброта, привязанность и любовь людей, живших около нее, должны были излечить ее.
Таково было мнение доктора Смита.
Когда являлся какой-нибудь гость, она убегала к себе в комнату. Поэтому никто из посторонних не видал ее. Никто не знал о ее присутствии в доме де-Кервалей. Роберт из благоразумия желал, чтобы это было так.
Читатели помнят число принятия Джен в госпиталь, число, сказанное директрисой и так сильно взволновавшее Роберта.
Действительно, безумная была найдена у ворот Нью-Йорка в тот самый вечер, когда Вильки совершил свое преступление.
Роберт поневоле должен был сделать вывод из этого совпадения обстоятельств.
Он вспоминал удивление Адама Фокса, когда он заметил исчезновение одной из жертв, которой, говорил он, должна была быть молодая девушка.
Он припоминал также свои поиски в овраге, оставшиеся тщетными. Джен, раненная в плечо, разряженное ружье Вильки, выстрел, слышанный Робертом в ночь преступления, иглы и колючки, вцепившиеся в платье молодой девушки, наконец даже ее безумие – все заставляло Роберта думать, что это была жертва, чудом спасшаяся от палача Вильки.
Он сообщил эти мысли своей матери и сестре, требуя от них строжайшего сохранения тайны, так как от этого зависела жизнь Джен.
Таинственные незнакомцы, которые имели интерес в ее смерти, сумели бы снова завладеть Джен, и они очевидно были слишком могущественны, чтобы борьба с ними была равной.
При этом открытии Роберта интерес госпожи де-Керваль и Фернанды еще более увеличился.
Прислуга де-Кервалей была предана своим господам и хранила молчание.
Само Провидение посылало таким образом средство разъяснить эти ужасные события. Но для этого было необходимо, чтобы к Джен возвратился рассудок, чтобы она могла все вспомнить и рассказать. К этой цели клонились все усилия Роберта.
Он целые часы оставался с нею, глядя на нее с любовью, которую он чувствовал достаточно сильной, чтобы оживить этот погасший ум.
Джен, сделавшаяся менее дикой, также глядела на него. Иногда Роберту казалось, что он видит в ее глазах отблеск того же чувства, которое он испытывал сам. Ему казалось, что она готова заговорить, но вдруг взгляд ее изменял направление, и она начинала смотреть на какую-то точку в пространстве.
Роберт отчаивался, плакал, оставлял несчастную, но вскоре опять возвращался к ней, оживленный новой надеждой.
Это положение продолжалось уже три недели, как вдруг один раз ночью семейство де-Керваль было разбужено колоколами, бившими набат.
Загорелась фабрика химических продуктов, находившаяся в нескольких шагах от жилища де-Кервалей.
Хотя не было никакой опасности, но все поспешно оделись и собрались в комнате госпожи де-Керваль.
Фернанда приготовлялась идти к Джен, чтобы смотреть за нею и успокоить ее в случае, если она поймет то, что происходит. Но в эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошла сама Джен.
При взгляде в окно, в которое виден был пожар, лицо безумной страшно изменилось и на нем выразился глубочайший ужас, она протянула руки к пламени и из груди ее вырвался ужасный крик. Видно было, что она хотела говорить. Наконец, сделав невероятное усилие, она вскричала:
– Огонь!.. Огонь!.. – и упала без чувств.
Её привели в чувство и отнесли в ее комнату, где Фернанда провела около нее всю ночь.
Ни госпожа де-Керваль, ни Роберт не могли спать. Они надеялись, что этот кризис послужит к лучшему и что наутро Джен заговорит и придет в себя.
Роберт был в особенности взволнован.
Единственное слово, которое произнесла Джен, подтверждало его сомнения. Он восстановлял в воображении ужасную сцену, которая должна была произойти в подземелье, где одна из девушек была сожжена. Он все более убеждался, что жертва была сестра или подруга несчастной Джен, которая, обезумев от горя, убежала через проход, ведший к ущелью.
Итак, Роберт с нетерпением ждал конца ночи.
Но все ошиблись.
Когда Джен проснулась, она забыла все, и ни дар слова, ни рассудок не возвратились к ней.
В этот день явился доктор Смит. Ему рассказали ночное происшествие. Подумав довольно долго, он сказал:
– Надо подвергать эту девушку сильным волнениям. То, что произошло, достаточно доказывает это. Память уже возвратилась ей немного. Но впечатление было слишком коротко, чтобы произвести желаемый нами результат. Надо постараться доставить ей волнение более продолжительное, а так как этого нельзя достичь иначе, как дав ей присутствовать при каком-нибудь трогательном действии, то я советую вам свезти ее в театр. Я поеду с вами, и мы постараемся извлечь пользу из кризиса, который, я надеюсь, произойдет.
Доктор был человек слишком знающий и опытный в своем деле, чтобы его советов не послушались.
Однако Роберт опасался этого вечера. Почему? Он сам не мог дать себе отчета. Какое-то предчувствие волновало его. Он не мог объяснить его. Но доктор, конечно, должен был быть прав. Надо было следовать его советам.
В это время на одном из театров давали драму под названием Mother and Child[1]1
Мать и дитя.
[Закрыть], которая пользовалась громадным успехом. Доктор выбрал для опыта эту пьесу.
Роберт взял самую темную ложу, какую только мог найти.
Отправились в театр. Фернанда держала за руку Джен. Доктор не спускал с нее глаз.
Войдя в театр, Джен, ослепленная ярким светом, откинулась назад и закрыла глаза руками, но не испугалась.
Вид многочисленной публики, казалось, интересовал и удивлял ее. Госпожа де-Керваль и Фернанда сели впереди, а Джен осталась сзади между доктором и Робертом.
Последний оглядывал залу. Вдруг он не мог удержать чувства неудовольствия и досады. Он заметил напротив себя в ложе лорда Фельбруга, а с ним адвоката Реджа и дона Лимареса. Но Джен с того места, на котором она сидела, не могла быть замечена ими.
Оркестр играл до поднятия занавеса, и Джен слушала со вниманием. Наконец драма началась.
Дело шло о вечном преступлении – неверности. Молодая женщина, оставленная мужем, взяла любовника. Таково было содержание первого акта, прошедшего без всяких приключений. Джен была чрезвычайно внимательна.
Занавес поднялся во второй раз. В промежутке между актами прошло десять лет. Муж вдруг узнает, что десять лет тому назад был обманут. Он упрекает жену в этом проступке и, чтобы наказать ее, хочет взять у нее ребенка, которого отказывается считать своим. Мать в слезах желает защищать свое дитя и решительно становится между мужем и невинным созданием. Муж грубо отталкивает ее и схватывает ребенка…
В эту минуту страшный, нечеловеческий крик раздался в зале.
Актеры перестали играть. Все взоры обратились к тому месту, откуда раздался этот раздирающий душу крик.
Тогда все увидали прелестную молодую девушку, которая так перевесилась через барьер ложи, что казалось, она сейчас упадет. Странным взглядом она мучительно следила за происходившим на сцене. Это она так страшно вскрикнула в ту минуту, как актер, игравший роль мужа, схватил ребенка.
Удержанная от падения доктором и Робертом Джен, кинувшаяся так быстро, что ее движения не успели предупредить, через минуту была уведена из ложи и из театра и посажена в экипаж рядом с госпожою де-Керваль и Фернандою.
Крупные слезы текли по ее щекам, но она продолжала молчать…
Между тем публика быстро оправилась от волнения и требовала, чтобы актеры продолжали игру.
Лорд Фельбруг был вместе с другими свидетелем происшедшей сцены, он побледнел, увидев молодую девушку и сказал несколько слов на ухо Реджу, который сейчас же вышел.
XIV.
Вертящийся мост
– Ройте, друзья мои, ройте!.. Еще немного работы, и мы, может быть откроем, сокровище вроде первого!..
Говоривший таким образом был никто другой, как веселый антикварий Брэддок. Он обращался к рабочим, производившим раскопки под его руководством.
Сокровище, или лучше сказать то, что он называл таким образом своему другу мистеру Нильду, был грубо обсеченный камень, представлявший, довольно неразборчиво, три головы на одной шее.
– Посмотрите, дорогой мистер Нильд, – говорил антикварий с поддельным или настоящим восхищением, – посмотрите и скажите, не подтверждает ли это произведение моей теории? Я всегда утверждал, что американская почва содержит многочисленные греческие древности, доказывающие, что великий греческий народ открыл Америку раньше Веспуччи и Христофора Колумба!.. Ну! Этот камень…
– Но что же представляет этот камень? – спросил негоциант, делая удивленные глаза.
– Что он представляет, – вскричал с энтузиазмом антикварий, – но не более не менее, как Гекату, греческую богиню ночи, Гекату с тремя лицами, triplex Hecates!
– А! – сказал почтенный Нильд, подавленный такой ученостью. – Это Геката.
– Да, мой друг, это неоспоримое доказательство пребывания эллинов в нашей стране!
– Ну, если бы вы не сказали этого, – сказал Нильд, – то я не обратил бы на Гекату всего внимания, которого она достойна, я просто принял бы ее за старый, обсеченный индейцами камень, каких мы нынче находим очень много.
– Это ужасная ересь!.. – вскричал Брэддок, но несмотря на свое негодование, он хранил на лице свою постоянную улыбку.
Нильд взял его под руку и отведя далеко от работников, продолжавших рыть, сказал:
– Не забудьте из-за вашей любви к науке того, для чего мы здесь. Вспомните, что розыски греческих древностей только предлог.
– Вы правы, – отвечал антикварий, – дело назначено на этот вечер. У нас впереди только несколько часов. Пойдемте исполнять наше поручение и…
– И попробуем действовать сначала кротостью, – прервал Нильд, который был против насильственных мер.
– Да, – просто отвечал Брэддок.
Место, где происходил этот странный разговор, было в Коннектикуте, между устьем реки этого имени и городом Нью-Гавеном, на берегу небольшого залива, образованного Атлантическим океаном, в нескольких милях от деревни Блэнна.
В этом месте находился вертящийся мост. Тут необходимо сделать небольшое объяснение. Ничто не может сравниться с дерзкой отважностью американцев в деле железных дорог. Они подвергают постоянным опасностям не только людей, едущих по этим дорогам, но также и проходящих. В самом деле, основываясь на аксиоме, что прямая дорога есть самая короткая, поезда идут прямо перед собою. Они не берут на себя труда обходить препятствия, они проходят через них; они перерезывают большие дороги и идут без всяких загородок по улицам городов, через которые проходят.
«Look out for the locomotive! Берегитесь локомотива!» – вот простое предостережение пешеходам, напечатанное на афишах, приклеенных на углах улиц и дорог.
Если пешеходы дают себя давить, то тем хуже для них!
Не говоря о Hudson-river-railroad, смело построенном на сваях среди реки, существует железная дорога, соединяющая Бостон с Нью-Йорком и представляющая действительную опасность.
По высказанной выше причине, единственно из любви к прямой линии, эта дорога, идущая по берегу, проходит через небольшой морской рукав. Конечно, для этого построены мосты, но так как в залив, образованный этим рукавом, входят корабли, то инженеры изобрели вертящиеся мосты.
Эти мосты, как это показывают их названия, поворачиваются на средине, как на оси, и таким образом дают проход судну.
Около такого-то моста, моста Блэнна, находились, под предлогом розысков древностей, а в самом деле с другой целью, два члена «Людей золота».
Они явились как простые туристы, посетить страну.
Они тщательно осмотрели ее и подойдя к вертящемуся мосту, увидели, что пост сторожей моста был вдалеке от всякого жилища и более чем в трех милях от деревни Блэнна.
Сторожей было четверо.
Брэддок, делая вид, что изучает почву и выдавая себя за антиквария, вдруг сделал вид, что нашел недалеко от поста следы древнего города. Он, в обществе своего друга Нильда, явился к сторожам с предложением, не желают ли двое из них помочь ему в раскопках, которые он хотел произвести.
Его любезная наружность, вид настоящего джентльмена, а главное, обещание щедрого вознаграждения заставили охотно согласиться на его просьбу.
Никакого корабля не было видно. Утренний поезд прошел. Вечерний должен был пройти в одиннадцать часов. К тому же двух оставшихся сторожей было достаточно в случае надобности, а место, указанное антикварием, было очень близко от поста.
«Подкупить или заменить своими людьми сторожей вертящегося моста в Блэнна» – таково было приказание начальника, наполнившее ужасом «Людей золота».
На другой день после собрания дон Лимарес получил телеграмму, извещавшую, что его родные приедут послезавтра в два часа утра из Бостона, как он уже говорил об этом начальнику. Он передал эту телеграмму Фельбругу, который был единственным посредником между «Людьми золота» и их начальником.
Фельбруг съездил к начальнику и выйдя от него, отправился отыскивать Боба, антиквария и Нильда. Мы оставили двух последних в разговоре о средствах к исполнению данного им поручения.
Решившись испробовать сначала подкуп, они спокойно вернулись к сторожам, все еще продолжавшим копать.
– А если это средство не удастся? – спросил тихо Нильд, обращаясь к анктикварию.
– Разве Боб не здесь со своими людьми?.. – отвечал с улыбкой Брэддок.
Увидя их подходящими, сторожа спросили, продолжать ли им работу или нет, так как они ничего не находили.
– Это бесполезно, друзья мои, – отвечал Брэддок. – В другой раз я приеду сюда с необходимыми инструментами, чтобы проникнуть поглубже в землю. Благодарю вас за помощь. Я с удовольствием выпил бы с вами стакан джину, но, – прибавил он, оглядываясь вокруг, – к сожалению, я не вижу здесь поблизости никакого места, где бы его купить.
– Извините! – отвечал один из сторожей, не хотевший упустить такого удобного случая промочить горло. – Между деревней и нашим постом есть кабачок.
– Далеко это?
– Не дальше полумили.
– Это меня удивляет, – сказал Нильд. – Мы его не заметили, подходя сюда.
– Надо знать о существовании этого кабачка, чтобы найти его, – отвечал сторож. – Он стоит внизу дорожной насыпи.
– Так идите, товарищи! Я чувствую, что мое горло совсем пересохло! – сказал Брэддок. «Полезно знать топографию той местности, – подумал он, – на которой думаешь дать сражение».
Антикварий напрасно беспокоился. Кабачок, о котором шла речь, был простая хижина, кое-как сложенная из бревен; одна старуха из Блэнна продавала в ней днем джин и виски, а на ночь уходила в деревню. Следовательно, с этой стороны нечего было опасаться.
Разговаривая дружеским тоном со сторожами, джентльмены заставили их выпить почтенное количество джину.
Когда Брэддок заметил, что пары алкоголя произвели свое действие, он вынул из кармана несколько долларов и сказал, отдавая их сторожам:
– Я чуть было не позабыл, друзья мои, вознаградить вас за ваш тяжелый труд. Возьмите эту небольшую сумму и выпейте за наше здоровье.
Пять долларов, которые антикварий называл маленькой суммой, казались сторожам целым состоянием, сравнительно с той небольшой работой, за которую они их получили.
– Маленькая сумма! – сказал наконец один из них. – Да мы в десять дней едва зарабатываем столько денег.
– Ваша работа мне больше нравится! – прибавил другой.
– От вас зависит зарабатывать столько каждый день, – сказал небрежно Брэддок.
Нильд кивнул утвердительно головой.
– Как? – вскричали вместе оба сторожа. – Что же надо делать?
Антикварий насмешливо улыбнулся.
– Немного, – отвечал он, – идти и исполнять наши приказания… каковы бы они ни были.
– И мы будем получать по пяти долларов в день? – сказал один из сторожей, которым начинало уже овладевать опьянение.
– Но, – прибавил другой, не потерявший еще совершенно соображения, – что это будут за приказания? Потому что мы прежде всего честные люди!
– Да, конечно! – повторил первый.
– Дело портится! – шепнул Нильд на ухо антикварию.
– И время уходит! – отвечал тот. – Покончим скорее!
– Друзья мои, – сказал он, обращаясь к сторожам, – объяснимся откровенно. Мы делаем вам одно предложение. Тут дело идет уже не о пяти долларах в день, но о двух тысячах зараз.
– Две тысячи долларов! – вскричали со сверкающими глазами сторожа. – Это богатство!..
– Да это действительно богатство!..
– В чем же дело?..
– Вы должны просто оставить пост за несколько минут до прихода одиннадцатичасового поезда.
– Оставить наш пост? – пробормотали сторожа, мысли которых уже совершенно смешались. – Оставить наш пост? Зачем?..
– О! ЭТО до вас не касается.
Сторожа напрасно старались угадать смысл сделанного им предложения; однако эта фраза «Оставить наш пост» напомнила им, что это значило изменить долгу.
Брэддок и Нильд оставили их предаваться размышлениям.
– Но, что же будет с нашими товарищами? – сказал наконец один из сторожей.
«Вот трудное место!» – подумал Нильд.
– Ваши товарищи? – прибавил он громко… – Хорошо! Это ваше дело уговорить их последовать вашему примеру, и в таком случае они получат такое же вознаграждение. А если… – и Нильд закончил недосказанную фразу жестом, который был понят только одним антикварием.
– Уговорить их оставить пост! – говорил один.
– Две тысячи долларов!.. – повторял другой.
Опьяневшие сторожа позабыли всякое чувство долга. Они поднялись и направились к посту, чтобы сообщить товарищам о сделанном им предложении.
Посоветовав им быть осторожнее, Нильд и Брэддок остались в кабачке ожидать успеха этой попытки.
Оставшись одни, они переглянулись с улыбкой. Они нисколько не сомневались в успехе своего таинственного предприятия; для них золото было всё. Они верили в его могущество и думали, что чувство долга, это чувство, над которым они смеялись и которое они презирали, не будет в состоянии ему сопротивляться.
Однако, после нескольких минут размышления, антикварий сказал Нильду:
– Мне кажется, друг мой, что вы немного поторопились; я боялся бы этой поспешности, если бы эти сторожа не были так просты.
– Ба! – отвечал Нильд. – Нам нечего опасаться, даже если бы эта попытка и не удалась. Если даже сторожа откажутся с негодованием, мы все-таки выйдем с честью из этого приключения.
– В самом деле? – спросил немного удивленный антикварий. – Вы, значит, приняли предосторожности, о которых я не знаю?
– Это моя тайна! Положитесь на мое благоразумие!..
При этих словах в кабачок вошел начальник поста.
Это был человек среднего роста, с сильно развитыми мускулами. В его черных глазах блестела необыкновенная энергия.
Выражение его лица не предвещало ничего хорошего; быстро подойдя к Нильду и Брэддоку, он схватил их за ворот и вскричал:
– А, это вы, милостивые государи, хотите подкупить моих людей, и заставить нас сделать подлость! Хорошо! Я вам покажу, как нас подкупать!
И он вытащил обоих друзей из кабачка.
– Теперь, – сказал он, вынимая револьвер, – я раздроблю вам череп, я имею на это право.
Услыша эти слова, Брэддок потерял всю свою веселость.
Нильд казался совершенно спокойным.
– Подождите одну минуту, – сказал он, останавливая руку сторожа, готовившегося уже привести в исполнение свою угрозу, – вы должны прежде убедиться в нашей виновности. За кого вы нас принимаете?
– Но… за двух негодяев! – отвечал сторож, несколько смущенный хладнокровием Нильда.
– Вы ошибаетесь, друг мой, – продолжал мягким тоном Нильд. – Мы инспекторы этой дороги, т. е. ваши начальники. Я Фрэнсис Милль Уотинг, а мой товарищ Даниэль Симпсон.
Эти слова были сказаны с такой уверенностью, что сторож невольно опустил револьвер. Брэддок взглянул на своего почтенного друга с удивлением, смешанным с восхищением, увидя себя так кстати сделавшимся Даниэлем Симпсоном, который действительно был инспектором этой дороги.
Так вот что была за тайна мистера Нильда. Предосторожность хороша.
Бедный сторож был в сильном недоумении, не зная, как ему поступить: не дать веры этим объяснениям или, напротив, извиниться перед джентльменами как перед своими начальниками?
Нильд угадал это колебание и, вытащив из портфеля билет для дарового проезда по железной дороге из Бостона в Нью-Йорк, подал его сторожу.
На этом билете, за подписью и печатью директора компании, действительно стояли те самые имена, которые были только что названы Нильдом.
Убедит ли этот билет сторожа?
Этот вопрос очень беспокоил обоих друзей.
Но к счастью для них, сторож, рассмотрев внимательно билет, смешался и почтительным тоном стал просить извинения.
– Я вижу теперь, что ошибся, – сказал он, – и прошу вас простить мне эту ошибку.
– О! Не извиняйтесь, друг мой! – вскричал Нильд, с превосходно сыгранным восхищением. – То, что вы сделали, доказывает только вашу верность долгу! Мы сообщим об этом правлению дороги, и вы можете быть уверены в быстром повышении!
– Напротив, – прибавил Брэддок, – если бы вы поступили не так, то мы принуждены были бы не только потребовать вашего смещения, но даже отдать вас под суд. Вы видите, что добродетель всегда награждается!
Странная улыбка скользнула по губам антиквария, когда он произносил последнюю фразу.
– Действительно… – бормотал в смущении сторож, – действительно… как было предположить?..
– Да, как было предположить, – прервал Нильд, – что вы имеете дело со своими высшими начальниками? Это объясняется очень просто: если бы нас можно было легко узнать, то наш осмотр не достиг бы своей цели. Ваш пост один из самых важных. От вас зависит жизнь тысяч людей. Очень естественно, что мы захотели убедиться в вашей неподкупности. Те двое, которые так легко поддались соблазну, будут смещены, но об вас мы дадим самый лестный отзыв, и я даю вам честное слово, что ваше положение очень скоро изменится.
– Да, да, – прошептал антикварий, уходя прочь вместе с Нильдом, – так скоро, как он и не подозревает.
– Как это вы достали этот билет? – спросил он, пройдя несколько шагов, своего спутника.
Нильд молча бросил на него выразительный взгляд, и антикварий тотчас понял.
Почтенный негоциант просто совершил подлог.
