Текст книги "Умри ради меня"
Автор книги: Эми Плам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
15
Мы остались наедине. Наконец-то. И то, чему следовало бы меня напугать – то есть то, что я очутилась одна в старом замке… рядом с существом, которое, как я только что узнала, было настоящим монстром, – ну, в общем, все это меня ничуть не пугало. Как ни странно, я ощущала только ужасную неловкость.
Я села на край кровати, глядя на Винсента, молодого человека, который выглядел так, словно стоял на пороге смерти. Но даже в таком состоянии он был прекрасен. Да, у меня имелись все причины для страха, но вместо того меня охватило новое, непонятное мне чувство. Мне захотелось защитить Винсента.
– Итак… – произнес он.
– Итак… ты бессмертен?
– Боюсь, да.
Вид у него был усталый и встревоженный, и впервые он казался ранимым. Мне вдруг показалось, что я держу в руках огромную силу. Впрочем, в данный момент, наверное, так оно и было, если говорить о нас обоих.
– Ну, и как тебе все это? – спросил Винсент.
– Ну… слишком много всего сразу. Но это, безусловно, многое объясняет. – Я почувствовала, как его пальцы сжались на моей руке. – Может, мне сейчас потому не страшно, что ты держишь меня за руку?
– О чем это ты? – Винсент неуверенно улыбнулся.
– Это одна из твоих сверхъестественных способностей, ведь так? И что это такое? Успокоительное Прикосновение или еще как-то?
– Сверхъестественных! – Винсент хихикнул. – Ну… Да, мисс Проницательность. И как ты об этом догадалась?
– Шарлотта уже проделала со мной такое недавно. И я сомневаюсь, что я бы легко справилась с тем потоком сведений, которые на меня обрушились, если бы ты не поддерживал меня.
Уголки губ Винсента слегка приподнялись. Его пальцы разогнулись, потом снова сжались на моей руке.
– Понятно. Но – нет, хотя я к тебе и прикасался, я не воздействовал на тебя «Успокоительным Прикосновением», как ты выразилась. Такого не происходит каждый раз, когда я до тебя дотрагиваюсь. Я должен этого пожелать. Но в данный момент ты, похоже, прекрасно сама справляешься.
Я посмотрела на столик у кровати и увидела, что моя фотография перевернута лицом вниз. А поверх нее лежала записка, написанная мной накануне. Казалось, это было уже много лет назад.
– Ты получил мою записку, – сказала я.
– Да. Она помогла мне понять, почему ты решила за мной проследить. – Винсент рассмеялся. – Я до сих пор поверить не могу в то, что Жан-Батист впустил тебя в дом. Так что это не только моя вина, но и его тоже, – то, что ты обнаружила меня в таком состоянии. Я, конечно, виноват в том, что вообще привел тебя в этот дом… Но я не позволю ему все сваливать на меня. И понять не могу, как ты сумела его убедить впустить тебя?
Винсент снова засмеялся, и это было похоже на смех победителя.
– Ты просто чудо, – сказал он, и его глаза излучали тепло.
Я просто купалась в этом тепле, но потом Винсент закрыл глаза и снова откинул голову на подушки.
– Ты как себя чувствуешь? – встревожилась я.
– Да все в порядке. Просто сильная слабость. Можешь мне принести кое-что с того стола?
Он кивком указал на сервировочный столик, стоявший неподалеку от изголовья кровати и нагруженный разными фруктами и орехами.
Я взяла тарелку с финиками и снова села рядом с Винсентом.
– Спасибо, – поблагодарил он, касаясь моей руки, и тут же стал брать по одной ягоде и класть в рот.
– Значит, ты покупал то ожерелье для Шарлотты, – сказала я, осторожно наблюдая за ним.
Винсент усмехнулся:
– Ну да. Поняла теперь? Мы с ней друзья. Она не моя девушка. Просто это человек, которого я знаю уже… последние полвека, так получается?
– Ну и что? – смутилась я. – Это не имеет значения.
– Нет, конечно, – согласился Винсент, изображая серьезность и торжественно кивая.
Я уставилась на собственные руки.
– Ты говорил, нужно некоторое время, чтобы восстановить силы после… ну, чего-то там. И когда ты встанешь на ноги?
– Это зависит от того состояния, в котором мы находились перед тем, как впасть в бездействие. Я не был ранен, никак не пострадал, так что к вечеру буду как новенький. Даже лучше, если точно.
Я видела, что Винсент совсем не привирает ради того, чтобы поднять мне настроение, но выглядел он таким изможденным, что я невольно испытывала жалость к нему.
– Ох, Винсент…
– Не так все плохо, правда, Кэти. И на самом деле полезно получить небольшую передышку… как бы подзарядиться, потому что после этого я же опять не смогу спать несколько недель. – Он умолк, увидев, что я нахмурилась. Потом продолжил: – Знаешь, не стоит нам обсуждать все это прямо сейчас. Просто не тревожься обо мне. Это мне следует тревожиться о тебе. Ты… ты как вообще?
Я закатила глаза к потолку и засмеялась:
– Ну, если ты сейчас не действуешь на меня какими-нибудь чарами и если я уже не умчалась с воплями из этого дома, то, полагаю, со мной все в порядке.
– Ты просто чудо, – повторил Винсент.
– Хватит мне льстить! – поддразнила его я. – Прибереги силы для следующей беспомощной жертвы, которую ты завлечешь в свою берлогу.
Смех Винсента был прерван звуком распахнувшейся двери. Я обернулась и увидела Жан-Батиста, быстро шедшего через комнату; следом за ним спешил Гаспар.
– Кэти, пойди найди Шарлотту и остальных, – негромко сказал Винсент. – Но когда тебе скажут, что ты можешь уходить, не сбегай просто так, зайди сначала ко мне. Пожалуйста.
Гаспар проводил меня до открытой двери.
– Они все в кухне, – сообщил он, показывая мне на дальний конец коридора.
А потом, предоставив меня самой себе, он закрыл дверь.
Я пошла на аппетитный запах свежего хлеба, к кухне, но перед вращающейся дверью приостановилась в неуверенности. Потом, нервно вздохнув, толкнула дверь и вошла в кухню. Вся компания сидела вокруг огромного дубового стола. И все разом оглянулись на меня.
Молчание нарушил Эмброуз.
– Входи, входи, человеческое существо! – сказал он, подражая героям «Звездного пути», хотя его слова прозвучали не слишком разборчиво, потому что говорил он с набитым ртом.
Шарлотта и Шарль засмеялись, а Юл показал на пустой стул рядом с ним.
– Значит, ты вполне пережила гнев Жан-Батиста, – сказал он. – Храбрая девочка.
– И очень глупая, раз пришла сюда, – добавил Шарль, не отрывая глаз от тарелки.
– Шарль! – укоризненно воскликнула Шарлотта.
– Но так оно и есть! – возразил Шарль.
– Чего бы тебе хотелось, милая? – перебил их добродушный голос, раздавшийся за моим плечом.
Оглянувшись, я увидела пухлую женщину средних лет, в переднике. У нее были круглые румяные щеки, а седеющие светлые волосы были сколоты в узел.
– Вы Жанна? – спросила я.
– Да, милая Кэти, – ответила женщина. – Это я и есть. Я уже наслушалась тут о твоих приключениях. Жаль, что не повстречалась с тобой раньше, но мне ведь, в отличие от прочих в этом доме, ночью нужно хорошенько выспаться.
– Так вы не… – Я замялась.
– Нет, она не одна из нас, – ответил за Жанну Юл. – Но семья Жанны служила Жану-Батисту с…
– Больше двухсот лет, – сообщила Жанна, перебив Юла и одновременно выгружая на тарелку Эмброуза огромный омлет.
Эмброуз одарил ее обаятельной улыбкой и сказал:
– Выходи за меня, Жанна!
И тут же наклонился и поцеловал руку, державшую сервировочную ложку.
– Во сне, милый! – засмеялась Жанна и легонько хлопнула его ложкой по пальцам.
Уперев руку в бок, Жанна уставилась в потолок, как будто пытаясь припомнить заученное стихотворение.
– Моим пра-пра-пра… несколько раз прадедом был слуга месье Гримо де ла Ренье, и он отправился вместе с ним воевать за Наполеона. И именно моего предка, которому тогда было всего пятнадцать лет, месье Гримо спас, оттолкнув его в сторону, когда на них неслось пушечное ядро… а сам погиб при этом. Юноша твердо решил доставить тело месье домой аж из самой России, чтобы похоронить его дома, и это было весьма кстати, потому что через три дня месье проснулся и уже сам мог позаботиться о молодом человеке. Вот с тех пор наша семья и служит месье.
Жанна изложила невероятную историю таким тоном и с таким видом, словно рассказывала о походе на рынок нынче утром. Должно быть, ей все казалось совершенно естественным, ей ведь рассказывали все это ее мать и бабушка. Но у меня снова загудело в голове.
– Ну, спасибо тебе, Жанна! – немножко рассердился Юл. – Кэти уже выглядела более или менее нормально, а тут ты со своим рассказом!
– Я в порядке, – возразила я, улыбаясь Жанне. – Мне бы только немножко кофе и хлеба…
Жанна зарядила зернами современнейшую кофеварку и включила ее, а потом шагнула к плите и достала из духовки противень с круассанами.
– С меня хватит, – заявил Шарль, отодвигая стул, и, равнодушно стукнув кулаком по кулакам Юла и Эмброуза, он вышел из кухни, даже не посмотрев в мою сторону.
Я посмотрела на всех по очереди.
– Я что-то не то сказала?
– Кэти, – хихикнув, заговорил Эмброуз, – ты должна помнить: хотя тело Шарля прожило уже восемьдесят два года, умственно он остался пятнадцатилетним!
– Пойду-ка я за ним, – оживленно произнесла Шарлотта, явно смущенная грубостью своего брата. – Пока, Кэти! – Она наклонилась ко мне и поцеловала в щеку. – Уверена, мы скоро снова увидимся.
– Да что тут вообще происходит? – спросила я, когда за Шарлоттой закрылась дверь.
Я самым странным образом разрывалась между желанием поскорее вернуться домой, к бабушке с дедушкой, увидеть своих настоящих, живых, теплых родных, – и желанием остаться здесь, среди странных существ, которые, едва познакомившись со мной, как будто уже принимали за свою. Или, по крайней мере, большая их часть принимала. И для меня не имело значения то, что они – не люди.
Прежде чем кто-либо успел мне ответить, дверь приоткрылась, внутрь просунулась растрепанная голова Гаспара:
– Кэти, ты можешь уходить. Но Винсент просил сначала заглянуть к нему.
И Гаспар снова исчез.
Когда я встала, Юл тоже поднялся и спросил:
– Хочешь, провожу тебя до дома?
Эмброуз кивнул и сказал с набитым ртом:
– Да-да, проводи ее!
– Нет, спасибо, я и сама могу дойти.
– Ну, хотя бы выпущу тебя за дверь, – решил Юл, задвигая свой стул под стол.
– До свидания, Жанна! Спасибо за завтрак. Пока, Эмброуз, – сказала я, когда Юл уже вежливо открыл передо мной дверь и пропустил меня вперед, а потом зашагал следом за мной по коридору к комнате Винсента. Я вошла внутрь, а Юл аккуратно прикрыл дверь за моей спиной, оставшись ждать в коридоре.
– Ну, и что они тебе сказали? – спросила я, подходя к кровати.
Винсент выглядел еще более бледным и слабым, чем прежде, но улыбался.
– Все в порядке. Я пообещал, что буду целиком и полностью отвечать за тебя.
Хотя я и не совсем поняла, что это значит, меня с одной стороны рассердила мысль о том, что ко мне приставляют няньку, а с другой – порадовало то, что я буду находиться под опекой Винсента.
– Сейчас ты можешь идти домой, – продолжил он, – но, как уже говорил Жан-Батист, ты никому не должна о нас рассказывать. Конечно, тебе все равно никто не поверил бы, но мы стараемся избегать любого внимания. – Я бросила на него насмешливый взгляд. – Тебе ведь приходилось слышать о вампирах? – хитро глядя на меня, спросил он.
Я кивнула.
– Конечно.
– И об оборотнях тоже?
– Само собой.
– А ты когда-нибудь слышала о нас?
Я отрицательно покачала головой.
– Вот это и называется «избегать внимания», милая Кэти. И мы отлично умеем это делать.
– Все, поняла. – Я вскинула руки.
– Можем увидеться через несколько дней? – спросил Винсент.
Я кивнула, внезапно охваченная неуверенностью относительно того, что может предложить нам будущее. Приостановившись у двери, я сказала:
– Береги себя…
И тут же почувствовала себя ужасно глупо. Он ведь был бессмертным. Ему незачем было «беречь себя».
– Я хочу сказать, отдыхай, – поправила себя я.
Он улыбнулся, забавляясь моим смущением, и отсалютовал.
– Миледи! – Юл шагнул ко мне, кланяясь, как швейцар из фильмов кинокомпании «Мерчант-Айвори», и предложил руку: – Вы позволите?..
Я невольно засмеялась. Юл изо всех сил старался загладить свое прежнее поведение.
Когда мы очутились в холле парадного входа, я забрала там свою сумку с книгами. Когда же я вышла из дома, Юл коснулся моей руки и сказал:
– Послушай… Мне очень жаль, что я был груб, ну, ты понимаешь… в моей студии и там, в музее. Клянусь, тут нет ничего личного. Я просто пытался оградить Винсента и тебя… да и всех нас. Но поскольку теперь уже слишком поздно об этом хлопотать, пожалуйста, прими мои извинения.
– Да понимаю я все, – сказала я. – Что еще ты мог сделать?
– Итак, она меня простила! – воскликнул Юл, прижимая ладонь к сердцу; вся его веселость мигом вернулась. – Ладно. Ты уверена, что тебе не нужен провожатый? – спросил он, подходя поближе.
Выражение его глаз поразило меня; в них было нечто большее, чем простоя дружеская забота о моем благополучии. Юл заметил, что я читаю выражение его лица, и кокетливо улыбнулся, приподняв бровь как бы в некоем вопросе.
– Все будет отлично, правда. Спасибо тебе, – заверила его я, краснея, и перешагнула через порог, на булыжники.
– Винсент тебя навестит, как только сможет! – сказал мне вслед Юл, засовывая руки в карманы джинсов.
Я помахала ему рукой и медленно вышла со двора на улицу, чувствуя себя так, словно мне снился некий длинный запутанный сон.
16
Выходные прошли как в тумане, потому что мое тело занималось одними делами, а ум – совершенно другими, то и дело возвращаясь в дом на улице Грене.
Я не знала, когда мне стоило ожидать каких-то вестей от Винсента. Утром в понедельник, когда мы с Джорджией отправились в школу, я заметила конверт, приклеенный клейкой лентой к входной двери, – с моим именем, написанным изумительными старомодными буквами. Я распечатала его и достала плотную белую карточку, на которой красовалась лаконичная надпись: «Скоро. В.».
– Кто такой В.? – спросила Джорджия, вскинув брови.
– Да просто тот парень.
– Который парень? – резко произнесла сестра, застывая на месте и хватая меня за руку. – Преступник?
– Да. – Я засмеялась, выдергивая руку и увлекая Джорджию к станции метро. – Только он никакой не преступник. Он…
«Он ревенант, нечто вроде неумирающего ангела-хранителя или весьма необычного монстра, который бродит вокруг, спасая человеческие жизни…»
– Он просто связался с некоторыми отчасти сомнительными людьми.
– Хм… Думаю, мне бы следовало с ним познакомиться.
– И не думай, Джорджия. Я вообще-то и не знаю, намерена ли я и дальше с ним видеться. Мне только того и не хватало, чтобы еще ты вмешалась и окончательно все запутала, когда я даже не решила, нравится ли он мне.
– О, он тебе нравится, это уж точно!
– Ладно, он мне нравится. Но я все равно не знаю, буду ли с ним встречаться.
Джорджия бросила на меня скептический взгляд.
– Правда, Джорджия! Я не могу пока этого объяснить. Давай не будем об этом говорить. Обещаю, если что-нибудь случится, – я обязательно тебе расскажу.
Дальше мы шли молча, но недолго, потому что уже через несколько секунд Джорджия сказала:
– Ты не беспокойся. Я и пытаться не стану увести его у тебя.
Я стукнула ее сумкой, и мы помчались вниз по ступеням на станцию метро.
Винсент говорил, что хотел бы увидеться со мной «через несколько дней», но шел уже четвертый день, и я начала с тревогой думать, когда же я его увижу снова, и увижу ли вообще. Может, он передумал насчет меня, как только набрался сил? Или, может быть, его заставил передумать Жан-Батист? Я лишь вспоминала записку Винсента и надеялась, что он рано или поздно появится.
Как только прозвенел последний звонок в четверг, я вышла за ворота школы и поспешила к автобусной остановке. Но тут же замедлила шаг, увидев на другой стороне улицы знакомую фигуру. Это был Винсент.
Его черные волосы блестели на позднем сентябрьском солнце, и он излучал энергию и бодрость. Винсент выглядел как какое-нибудь идеальное существо из древних мифов. «Вообще-то, он и есть идеальное мифологическое существо», – мысленно напомнила я себе. У меня перехватило дыхание. Хотя глаза Винсента скрывались за зеркальными солнечными очками, я видела, как изогнулись в улыбке его губы, стоило ему заметить меня в воротах школы.
Рядом с Винсентом стояла винтажная красная «Веспа», и, когда я пошла через мостовую, направляясь к нему, он поднял вверх два шлема такого же красного цвета. После четырехдневного ожидания я чувствовала себя настолько радостной, что мне хотелось обнять его. Но потом я вспомнила, как он выглядел тогда, когда я видела его в последний раз.
Ведь Винсент был близок к смерти. Он лежал там, в той кровати, почти без чувств, и это было похоже на сцену из старого черно-белого фильма ужасов. А теперь, спустя четыре дня, он стоял передо мной, и каждая клетка его тела источала здоровье. Да что со мной такое происходило? Мне же следовало бежать от него как можно дальше и как можно быстрее, а вовсе не стремиться в его объятия! «Он монстр, не человек», – напомнила я себе.
Винсент заметил, как я замерла, и, хотя уже собирался наклониться ко мне, тут же отступил на шаг и стал ждать, что я скажу или сделаю.
– Привет. Ты выглядишь куда как… живее прежнего, – сказала я, напряженно улыбаясь, хотя во мне все так же отчаянно боролись желание приблизиться к нему – и осторожность.
Он усмехнулся и потер ладонью шею; на его лице было написано нечто среднее между лукавством и извинением.
– Ну да. Прогулки, разговоры…
Винсент затих, внимательнее всмотревшись в меня.
«Ну же, решайся!» – мысленно подтолкнула я себя.
И, протянув руку, взяла у него второй шлем.
– Значит, это твое… возвращение с той стороны… было просто фокусом? – сказала я, надевая шлем на голову.
В глазах Винсента мгновенно отразилось облегчение.
– Ну да, надо же было тебе показать, как оно бывает.
Винсент засмеялся и, закинув одну ногу через седло мотороллера, протянул мне руку.
Я с некоторым опасением приняла ее. Рука была теплой. Мягкой. Смертной. Я села позади Винсента и запихнула все свои сомнения в самый дальний уголок ума.
– И куда мы едем? – спросила я, наконец-то позволив себе ощутить волнение, которое давно уже рвалось наружу.
– Да просто немножко прокатимся по городу, – ответил Винсент, трогая «Веспу» с места и направляя ее вдоль по улице.
Держаться за Винсента было истинно райским наслаждением, а уж поездка по Парижу на старой «Веспе» выглядела как самое лучшее приключение за много лет. Мы проехали по мосту через Сену и покатили вдоль реки. Вода поблескивала в лучах осеннего солнца.
Минут через двадцать мы добрались до Сен-Луи, одного из двух естественных островов в середине Сены, соединенных с материком и между собой мостами.
Винсент поставил мотороллер у ворот, прикрепив его к столбику цепочкой с замком, и мы, взявшись за руки, прошли по мосту и спустились по длинной лестнице к самой воде.
– Слушай, извини, что я не смог прийти раньше, – заговорил Винсент, когда мы шли по набережной острова. – У меня были кое-какие дела с Жаном-Батистом, нужно было их закончить. Так что пришел, как только смог.
– Все в порядке, – ответила я, стараясь сдержаться и не засыпать его вопросами.
Я предпочла забыть о тех странных, вполне фантастических событиях, что произошли в прошлые выходные. Мне хотелось сделать вид, что мы самые обычные парень с девушкой, которые решили прогуляться вдоль реки. Но все равно меня терзало назойливое ощущение того, что эти мечты очень скоро развеются.
Мы добрались до мыса, и тут узкая дорожка вывела нас на просторную террасу, вымощенную булыжником.
– Летом здесь всегда толпы народу, но в остальное время года никому и в голову не приходит сюда заглянуть, – сказал Винсент, поворачивая к северной стороне мыса. – Так что все это предоставлено нам двоим.
Присев на краю террасы, он расстелил на камнях свою куртку и протянул мне руку, предлагая сесть. Мне на мгновение показалось, что мы – последние люди, оставшиеся на земле. Что это рыцарь в сверкающих доспехах увез меня на свой маленький мирный островок посреди шумного города и хотел теперь, чтобы я провела рядом с ним несколько сказочных мгновений. «Это все не на самом деле, так просто не может быть».
Мы наблюдали за тем, как крошечные волны играют солнечными бликами на поверхности быстро бегущей голубовато-зеленой реки. Пышные, пухлые облака плыли по бесконечному пространству неба. Облака, которых мы почти не замечаем, торопясь куда-то между городскими зданиями. Об основание каменной стены громко плескалась вода, и эти звуки то и дело переходили в оглушительное крещендо моторных лодок, проносившихся мимо. Я закрыла глаза и позволила безмятежному спокойствию заполнить мои ум и тело.
Винсент коснулся моей руки, разрушив чары. Он озабоченно нахмурил лоб и, похоже, искал какие-то слова. Наконец он заговорил:
– Ты теперь знаешь, что я собой представляю, Кэти. Ну, по крайней мере, знаешь главное.
Я кивнула, гадая, что может последовать дальше.
– Дело в том, что… мне хочется как следует узнать тебя. У меня такое чувство к тебе, какого не было уже очень, очень давно… Но из-за того, что я… ну, то, что я есть… – Винсент немного помолчал. – Все становится слишком запутанным.
Я видела, какая боль отразилась на его лице, и мне захотелось прикоснуться к нему, утешить его, – но, собрав все остатки самообладания, я осталась сидеть неподвижно и придержала язык. Винсент явно обдумывал то, что собирался сказать дальше, и я не хотела ему мешать.
– Ты недавно пережила огромную потерю. И последнее, чего бы мне хотелось, так это еще более усложнять твою жизнь. Будь я обычным парнем, живущим как все, я бы и говорить не стал о таком. Мы могли бы просто встречаться, а дальше пусть бы все шло, как получится, и если бы что-то получилось – отлично. А нет, так разошлись бы в разные стороны.
Но я не могу так поступить с чистой совестью. Не с тобой. Я не могу допустить, чтобы человек, к которому я испытываю такие глубокие чувства, начал наше совместное путешествие, не понимая возможных последствий. Не зная, чем я отличаюсь от других. Что я понятия не имею, что может получиться, если все зайдет достаточно далеко… – Винсент, казалось, и страшился собственных слов, и был полон решимости сказать все до конца. – Мне вообще ненавистно говорить с тобой вот так. Как-то все… слишком быстро, слишком избыточно…
Он помолчал немного, потом посмотрел на наши руки, лежавшие так близко друг к другу, всего на расстоянии нескольких дюймов…
– Кэти, я не могу справиться с желанием быть рядом с тобой. Поэтому я и хочу тебе все выложить, чтобы ты подумала. Чтобы разобралась, чего тебе хочется. Я хочу попытаться… Представить, как оно может быть. Но стоит тебе сказать слово, и я сразу уйду, – потому что только ты сама знаешь, с чем тебе по силам совладать, а с чем – нет. И то, что будет с нами дальше, зависит только от тебя. Тебе не обязательно все решать прямо сейчас, но было бы здорово, если бы ты сказала, что ты думаешь о моих словах.
Подтянув под себя ноги, свисавшие с края набережной, я обхватила колени руками. И несколько минут молча раскачивалась взад-вперед, что очень редко себе позволяла. Я думала о своих родителях. О моей матери.
Она частенько поддразнивала меня из-за моей порывистости, но при этом всегда говорила, что я должна следовать зову сердца. «У тебя зрелая душа, – сказала она однажды. – Я не могу сказать того же о Джорджии, и, бога ради, ты тоже ничего ей не говори! Но у нее нет такой интуиции, как у тебя. Нет дара видеть вещи такими, каковы они есть на самом деле. И я не хочу, чтобы ты боялась получить от жизни то, чего тебе действительно хочется. Потому что мне думается: ты захочешь правильного».
Если бы только она видела сейчас, чего мне захотелось, она бы сразу взяла свои слова обратно.
Переведя, наконец, взгляд с проплывавших мимо лодок на Винсента, неподвижно сидевшего рядом со мной, я всмотрелась в его профиль. Винсент смотрел на воду, глубоко уйдя в собственные мысли. Но речь ведь даже не шла о выборе. Кого я пыталась одурачить? Я все решила в тот самый момент, когда увидела его, в чем бы потом ни старалась меня убедить рассудочная часть моего ума.
Я наклонилась к Винсенту. Протянув руку, я коснулась его кисти, осторожно проведя кончиками пальцев по теплой коже. Он повернул голову и посмотрел на меня с такой страстью, от которой у меня подпрыгнуло сердце. Я слегка задела губами его загорелую щеку и, собравшись с силами, произнесла слова, которые, как я знала, нужно было произнести:
– Я не могу, Винсент. Я не могу сказать «да».
В его глазах вспыхнула боль, отчаяние, – но не удивление. Он ожидал от меня именно такого ответа.
– Но я не говорю и «нет», – продолжила я, и он заметно расслабился. – И если мы будем продолжать наши встречи, мне кое-что понадобится.
Винсент низко, соблазнительно рассмеялся:
– Значит, ты выдвигаешь требования, да? Ну, давай, хочу услышать.
– Мне нужен неограниченный доступ.
– Это уже интересно. Доступ к чему, уточни?
– К информации. Я не могу продолжать, не понимая, во что впутываюсь.
– Хочешь узнать что-то прямо сейчас?
– Нет, но все равно мне не хочется испытывать ощущение, что ты что-то скрываешь.
– Вполне справедливо. В любом случае.
Легкая улыбка тронула его безупречные скульптурные губы. Я отвела взгляд, пока не растеряла всю свою храбрость.
– Мне нужно знать, когда наступит такой момент, что я не смогу видеть тебя какое-то время. Когда ты провалишься в этот свой летаргический сон. Потому что я не хочу тревожиться, подозревая, что тебя оттолкнула моя смертность. Или мои бесконечные вопросы.
– Согласен. Вот только… когда все идет спокойно, предупредить очень легко. Но если что-то случится… ну, что нарушит течение вещей…
– Вроде чего, например?
– Ты помнишь, как мы тебе объясняли, почему остаемся молодыми?
– Ох… Верно. – Ужасающая картина вспыхнула перед моими глазами: Юл, прыгающий на рельсы перед поездом… – Ты хочешь сказать, если тебе придется «спасти кого-то».
– Но я тогда позабочусь о том, чтобы кто-то из моего клана дал тебе знать.
Я вспомнила, что уже слышала это слово прежде.
– Почему ты говоришь «клан»?
– Клан, родня… обычно мы друг друга называем родней или «сходными».
– Звучит немножко по-средневековому, но, в общем, неплохо, – чуть насмешливо сказала я.
– Что-нибудь еще? – спросил Винсент с видом нашкодившего школьника, ожидающего наказания.
– Да. Конечно, это не прямо сейчас, но все же… ты должен познакомиться с моими родными.
Винсент открыто рассмеялся, и этот чудесный смех поразил меня, прозвучавшими в нем весельем и облегчением. Наклонившись, он обнял меня и сказал:
– Кэти… я так и знал, что ты девушка старомодная. Как раз мне по сердцу.
Я позволила себе несколько секунд таять в его руках, но потом отодвинулась и постаралась изобразить на лице максимальную серьезность.
– Я не хочу пока связывать себя, Винсент. По меньшей мере до следующего свидания.
И тут вдруг я почувствовала, что прежняя я – та, что жила в Бруклине еще до автокатастрофы, – как будто стоит рядом и рассматривает меня теперешнюю, ту, которой меньше года назад внезапно пришлось повзрослеть. Ту меня, которая была разбита трагедией. И я с изумлением видела себя сидящей рядом с потрясающе красивым юношей и говорящей ему такие осторожные слова. Как, черт побери, я умудрилась так быстро превратиться в столь рассудительную особу? Как я вообще могла сидеть там, стоически сопротивляясь тому, чего хотела больше всего в жизни?
Самосохранение. Это слово вспыхнуло в моем уме, и я поняла, что действую правильно. Все мое существо разорвалось на клочки, когда я потеряла родителей. И я не хотела отдаваться любви к Винсенту – а заодно и риску потерять его. Глубоко в душе я понимала, что с огромным трудом пережила «исчезновение» своих родителей. И могу не пережить новой потери.
