Текст книги "Обычная история Гиганта, всех нас и меня (СИ)"

Автор книги: Эман Фридман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Он поднял голову, и впервые за все это время я увидел, что он похож на свою мать только глазами. Они были большими, голубыми, красивыми и...добрыми.

– Спокойно. После всего переедешь ко мне, поживешь месяцок-другой, придешь в себя, и...

– Ее больше нет. – Его глаза наполнились слезами. Он обхватил меня большими руками, прижимая к себе.

Он сидел. Я стоял. Стоял и не мог пошевелиться. Гигант весь сжался, стал жалким и крошечным. Его лицо уткнулось мне в грудь, и я почувствовал, как ткань рубашки становится влажной. Его горячие ладони замерли на моей спине. Несмело опустив руки ему на шею, я приобнял в ответ, касаясь губами макушки и утыкаясь в нее носом.

В доме было холодно не от дождей, а от пустоты. Прижавшись щекой к его голове, я увидел наше с ним отражение в зеркале шкафа. Мы с ним были очень похожи, как и сказала тетушка. И нас роднила ни дорогая одежда, ни черный цвет волос, ни хорошая работа, а одиночество.

Примечание к части

* – описывается время существования СССР, когда паспорт получали в 16 лет.

-4-

Прошло много дней, много лет,

И бессонных ночей, много зла и потерь,

И в мой маленький мир разломана дверь.

Я слышал только стены, их пульс в моих руках,

Артерии и вены, как сок на проводах.

Эту песню мне присылает Маша. Я включаю ее, когда мы едем домой. Мне хочется хоть как-то отвлечь его.

Гигант не произносит ни единого слова за все время поездки. Только когда мы подъезжаем к дому, он говорит:

– У вас опять на телефон что-то пришло.

Он сидит на переднем сиденье, рядом со мной. Его голова поднята вверх, взгляд устремлен прямо, пальцы сжаты в кулаки и лежат на коленях. Я опускаю свою руку поверх его. У него смуглая и ровная кожа, а у меня – бледная, немного желтоватая. Костяшки выпирают, а синие вены надулись от повышенного давления. Я обвиваю его руку, он переворачивает ладонь и мы сплетаем наши пальцы.

– Все закончилось, – говорю я, подводя итог.

Он хорошо держался все похороны, хоть и плохо пытался скрывать слезы. Под конец, когда мы прощались с ней, он наклонился ко мне и прошептал, что видит, как его мать дышит, и ему кажется, что мы хороним живого человека.

– Я знаю, спасибо.

Мне сложно представить, что творится сейчас внутри него. Я пожимаю плечами:

– Ничего, ты поживешь у меня, – нам всем нужна разрядка.

– Вы меня не оставите?

Я отвлекаюсь и совершенно не замечаю того, что его хватка становится сильнее. Он притягивает мою руку к себе, пытаясь опустить ее на щеку, отчего я наваливаюсь на него.

Тетушка просила назвать мне хотя бы одного человека, которого я мог бы считать своим другом. Как странно, что я не вспомнил в тот момент про Яну.

– Я обещал твоей матери. – Приобнимаю его. Гигант отвечает тем же. Он чуть дрожит, я даже чувствую через ткань одежды, как стучит его сердце.

– Вас держит всего лишь обещание? – Он отталкивает меня. Против силы Гиганта не попрешь.

– Нет, я... – Руки ложатся на руль. Поглаживаю его, пытаясь собраться с мыслями. – Я пока не разобрался в себе, прости.

– Не хочу становиться для вас обузой из-за чувства долга. Если вы меня прогоните, то я пойму.

Я поворачиваю руки и смотрю на свои ладони. Пару раз сгибаю и разгибаю пальцы. В этих небольших руках сейчас лежит судьба большого человека.

Мобильник снова щелкает, оповещая о еще одном сообщении в сети.

Я ругаюсь, недовольно вытаскивая аппарат. Это пишет Маша.

– Говорит, что сегодня она дома. Что же, наконец я тебя с ней познакомлю.

Выхожу из машины, Гигант медленно плетется за мной следом. Он вымотан за этот день и хочет поскорее уснуть. Из багажника Илья берет сумку со своими вещами.

Дождь начинается тогда, когда мы заходим в дом. Гиганту непривычно видеть такие жилые комплексы. Для него подобное – шикарные апартаменты. Для меня – квартира человека из среднего класса.

– У вас необычный ключ. – Мы заходим в лифт. Он смотрит на пластиковую карточку, которая болтается на связке ключей.

– Здесь у всех такие. Нравится?

Лифт медленно поднимается на четырнадцатый этаж. Гигант спрашивает, почему так высоко. Я отшучиваюсь, что он должен привыкнуть видеть мир намного выше.

Звоню в дверь, но никто не открывает. Пару минут мы занимаемся тем, что ждем, когда Маша откроет нам.

Наконец, черная копна волос выглядывает через открывшуюся щель:

– Ну ты копуша, блин!

Схватив меня за галстук, она затаскивает внутрь. Гигант входит следом. Дверь автоматически защелкивается.

– Познакомься, Маша, это Илья. Илья, а вот это Маша. Он поживет у нас.

Она в домашних тапочках, джинсах, мятой футболке и переднике. Что-то готовит. Ее рост ниже моего. Она отталкивает меня в сторону, вытягивает губы так, как это делают люди, когда о чем-то очень серьезно думают. Маша кладет руки на Гиганта, приподнимаясь на цыпочках и заглядывая ему в лицо. Ее большие глаза сужаются, а нос морщится. Черные волосы растрепанны так, будто она никогда не причесывалась. Ко всему прочему она умудрилась их забрать наверх в пучок. Ее худенькое тельце в сравнении со мной смотрится не очень. В сравнении же с Гигантом она – крошка, которую он мог посадить на плечо, и эти двое вполне бы сошли за старшеклассника и первоклашку на первом звонке.

– Что ж, – заключает она с интонацией патологоанатома, – ты нашел хорошего парня. Теперь твои ночи перестанут быть такими одинокими. И ты не будешь доставать меня.

– Эй, нет. – Мои глаза округляются. Я размахиваю руками перед ее лицом. – Я про него говорил, он мой…

– А я знала, – Маша не дает вставить слово. Я пытаюсь оттащить ее от Гиганта, но она уворачивается и говорит то, что убивает меня: – Тот твой поцелуй с парнем на студенческой вписке – намек судьбы, что тебе надо смириться и приня…

Моя рука затыкает ей рот. Я хочу ее убить. Она кусается, вырываясь.

– Какого ты творишь?! Не позорься перед гостем, – снова уставляется на Илью. – Но ты не переживай, он у меня чокнутый старикашка, ты сразу привыкнешь.

– Маша! Это мой сотрудник, я тебе о нем говорил.

– Хотя не понимаю, что ты нашел в не… – Ёе глаза округляются, а лицо вытягивается и становится овальным. – Да ладно?

Гигант не понимает, что за спектакль мы ставим перед ним.

– Бе-ги. Я те-бя убь-ю, – по слогам произношу я. Она визжит, срывается с места. Я скидываю с себя пиджак и бросаю его в сторону гардероба. – Скажи спасибо, что я еще не снял ботинки, и ты сможешь спрятаться, паршивка!

– Это ваша девушка? – Гигант нарывается на второй труп.

– Хуже. Этот человек покруче девушки.

Часть четвертая

Сестра

Мы сели за столик. Он находился рядом с барной стойкой. Маша обогнула ее, принося нам с кухни чай. Гигант погладил крышку столика, осматриваясь здесь. Он высоко задрал голову, мысленно считая высоту стен. Впервые потолок не упирался ему в макушку и он не мог достать до него рукой. К слову, сам потолок привлек его еще больше. Над нами возвышалось огромное полотно с изображением космической пыли, обрамленное белыми дугами со множеством маленьких светильников. Вся квартира имела четкую палитру в дизайне: бордовый, сиреневый, черный и бежевый. Он пытался найти другие цвета и у него это получалось с трудом. Он обернулся назад, смотря на стену с двумя дверями.

– Наши с сестрой комнаты, – пояснил я. – Ты можешь спать в гостиной. Ванная в том углу, дальше кухни. Туалет рядом. Не заплутаешь?

Он помотал головой. Его глаза смотрели на большие жалюзи, которые прикрывали окна в гостиной. Он видел телевизор, игровую приставку, огромный диван и два кресла. Ему было непонятно, почему окна закрыты.

Над нами горел свет.

– Вот, я сейчас принесу пирог. – Она виновато поставила еду на стол. – Простите, Илья, я не так все поняла. – Гигант поднялся, внимательно ее слушая. – Соболезную.

– Нет, не переживайте, все хорошо. – После чего он снова сел, выразив предыдущим действием особую благодарность «хозяйке». – Можете обращаться ко мне на «ты».

– Ты тоже.

Она мигом повеселела. Но поймав мой злой взгляд, тихо пододвинула стул и села рядом. Мы с Гигантом находились друг напротив друга, Маша – сбоку. Она разрезала пирог.

—Ты решила сегодня остаться со мной? Что случилось?

Она ничего не ответила, опустила голову и чуть надула щеки. Передо мной лег ароматный кусок пирога. Но подобная затравка меня не устраивала.

– Поссорилась с парнем?

Она еще ниже опустила голову, поставила кусок пирога перед Ильей. После того, как она сделала глоточек чая, я услышал легкое «угу».

– А я тебе сказал, что он тебе не ровня. Но ты не ушла даже к подругам, а осталась у меня… Что же случилось?

– Они поддержали его сторону и сказали, что я во всем виновата.

– Хватит. Надеюсь, это будет ваше последнее расставание, – она встрепенулась после этих слов. – Достаточно тебе бегать по углам, забирай вещи и переезжай ко мне.

Это было последнее слово. Илья не вмешивался, делал вид, что увлечен пирогом и больше его ничего не интересует.

– Как дела с учебой? – у меня пошли дежурные вопросы.

– Все хорошо, – от нее последовали такие же дежурные ответы. – Завтра воскресенье, – напомнила она. В ее грустном взгляде читалось то, что я что-то забыл.

– Напомни.

– Ты обещал. – Она с надеждой взглянула на меня, сжимая тонкие губы.

– Напомни, – холодно повторил я.

– Будет фестиваль…

– Я не пойду, много работы и дел.

– Но ты обещал! – она ударила руками по столу, вскакивая. Гигант был похож на улитку, которая вытягивается на яркий свет. Так он разогнулся и вытянулся после ее крика.

– Я точно помню, что сказал «может быть». Ты сама должна понимать, что я слишком занят работой.

– И что мне делать? Я достала костюмы, грим, – она загнула пальцы,– чтобы в последний день услышать «нет»?

– У взрослых бывают дела, и ты об этом знаешь. Допивай чай и иди в свою комнату.

Плечи Маши вздрогнули. Она съежилась, ее лицо порозовело, а губы затряслись:

– Тебе так сложно пойти со мной?

У меня застучало в висках. Этот день выдался очень тяжелым.

– Сложно. Я не хочу позориться. Все эти фестивали с переодеваниями для мелкоты, а я старый и…

– Ненавижу тебя! – Она толкнула меня рукой, но случайно задела чашку, и та упала на пол. Я зашипел, вскакивая.

– Живо в свою комнату!

– Зря я родилась. Родители говорили, что я создана для сплочения семьи, а в итоге…

Она засопела и убежала к себе, громко хлопнув дверью.

Гигант посмотрел на меня, затем на разбитую чашку. Я не выдержал первым:

– Надо прибраться.

Самое дерьмовое в такой ситуации – это разбитая посуда и надежды. Мне очень стыдно за себя и за то, что довожу ее в последнее время до слез.

– А зачем ей оставаться с вами? – вдруг спросил Гигант.

– А? – Я поднял голову. Осколков на полу было слишком много. Он увидел мое удивление, спустился ко мне и начал их тоже собирать.

– Вы хотите, чтобы Маша осталась с вами, но сами ничего для этого не делаете, – Илья подвел и без того видимый итог.

Мы выбросили осколки, протерли пол и по новой заварили чай.

– Наверное, я устал для нее все делать, поэтому в какой-то момент бросил Машу на произвол судьбы. Не удивляйся, я в прямом смысле этого слова.

Мне было восемнадцать, когда родители позвонили из-за границы и сообщили, что у меня родилась сестра. Я не знал, как к этому отнестись. Конечно, с одной стороны, порадовался, а с другой – загрустил, что мои старики решились на такой ответственный шаг. Мне казалось, что отец умрет первым из-за больного сердца, а мать отправится за ним, не выдержав большой нагрузки. Но в итоге они погибли оба. И мне очень грустно, что Маша увидела смерть не в птенцах воробья, а в наших родителях.

– Сколько ей было лет? – Гигант заставил меня призадуматься над этим.

– Кажется, десять. Пока я ждал свой первый кризис среднего возраста, она пошла в четвертый класс и встретила информацию об их гибели.

Но мне повезло, что она была очень маленькой, поэтому до конца не поняла, что значит потерять отца и мать. Они постоянно работали. Разумеется, с ней они проводили времени куда больше, чем со мной, но она все равно не успела к ним сильно привыкнуть. Она жила в мире новых знакомств, открытий, перелетов между странами. Ее приятелями стали учителя по французскому, испанскому, тренеры по легкой атлетике и плаванию. Ее лучшим другом становился я, когда она приезжала ко мне летом. Пару раз я летал к ней. У нее было все, кроме внимания. И, кажется, за все эти семнадцать лет она так и не получила его.

После смерти родителей я старался как можно быстрее войти в нормальный ритм. Было решено забрать ее к себе. Никакие бабушки и дедушки не смогли бы заменить любовь брата. Мы с ней смотрели то, что нравилось мне. Она читала те книги, которые я ей приносил. У нас было много общего.

Ее самым любимым фильмом был «Франкенвини». Тогда я привез его на диске, включил и рассказал о том, что после смерти надо смириться и отпустить.

И так было лет до тринадцати-четырнадцати. В момент переходного возраста я вспомнил, что Маша все же девочка и женское воспитание ей необходимо.

Вокруг меня всегда были женщины. Они нравились мне, но не нравились Маше. До тех самых пор, пока к тетушке на дачу не приехала ее молодая внучка. Она поступила в МГУ на журналиста и мечтала о карьере телеведущей.

– И вы сошлись с ней?

После вопроса Гиганта я достал телефон, ввел в поиск ее имя и нашел страницу героини моей истории.

– Сейчас она стала рыжей.

Илья улыбнулся, увидев девушку. Она ему понравилась.

Внешность у Ларисы была прекрасная. Как и ум, сердце, а также характер. Она имела лицо и фигуру манекенщицы, даже была выше меня. С первого взгляда казалось, что она стерва, но после общения с ней выяснялось совсем другое.

Она была ни хорошей, ни плохой. Просто девушкой со своими заморочками и тараканами. Разница в десять лет помешала не сразу. Лариса увлеклась мной, но я не увлекся ею. Она была мне симпатична как друг и не больше. Зато ее приняла Маша. Я дал себе обещание полюбить эту женщину ради счастья сестры. И у меня это почти получилось бы…

– И что же вас остановило?

Я встал, подошел к ящику, вытащил из него пачку сигарет. Кажется, за все это время я скурил месячный запас.

– Так случается в жизни, что если ты берешься за руки с человеком, которого изначально не любишь, то вместе с ним идти по одному пути у тебя не получится никогда. Сначала вы будете топать по ровному асфальту, делать вид, что кочки и ямки вам не мешают, и вообще встречаются они на пути любой пары. Затем ваши руки будут потеть от того, что вы долго идете вместе. Захочется их разжать, отойти друг от друга… И так вы притираетесь друг к другу до тех самых пор, пока не доходите до бетонной стены. Ваша общая дорога расходится на две части.

Мы с Ларисой не сразу поняли эту стену. Долго изучали ее и думали, как обойти. Но в итоге нам пришлось идти налево или направо. Каждый тянул в свою сторону. Тянул, тянул и решил, что одна пойдет на запад, а другой – на восток. Но самовнушение – страшная сила, которая сжирает все цвета из твоего мира. Он становится скучным, и ты начинаешь жить по установленным правилам.

Не раз мы бежали друг другу навстречу, но рано или поздно оказывались у той проклятой стены.

Лариса и я перестали скрывать друг от друга своих любовников и любовниц. Однажды на кухне мы обсуждали их. Долго смеялись, а потом нам стало грустно, что за всеми этими разборками и притираниями мы потеряли того, ради кого все это делали.

Маша опять осталась одна. Я пропустил ее первые прыщи и первую несчастную влюбленность. Она нашла подруг, которым была не нужна и… И парня-придурка, что просто пользуется ее наивностью.

Потом вышел мультик по ее любимому фильму. Она взяла с меня обещание, что я обязательно схожу с ней на премьеру. Я оправдался, что занят. Но я соврал, понимаешь?

– А что она?

– Она попросила меня сходить с ней на фестиваль и переодеться Виктором и Эльзой*. Конечно, я ляпнул, что согласен. И два года она не заикалась об этом. Но вот теперь!

Гигант ничего не сказал. Мне хотелось извиниться перед ним, что все получилось так некстати. Мне не хотелось переваливать на него все эти проблемы, но я вдруг почувствовал себя счастливым, когда рассказал об этом. В голове всплыл сегодняшний конфликт по поводу моего поцелуя с парнем.

Щеки загорелись. Я попытался выяснить его отношение к происходящему.

– Слушай, я… Я это… Ну, я не того. Не такой, честно.

Он повернул ко мне голову, продолжая мыть посуду. Я замер, внимательно ожидая от него ответ.

– Ну, Илья, не подумай. Я не…

– Я и не думаю, – наконец, ответил он и уставился в раковину. Потом медленно протянул мне тарелку, чтобы я ее вытер.

– Просто я… Знаешь…

– Вам же понравилось с ним целоваться? – После этих слов я чуть не уронил посуду. Почувствовал, как щеки вспыхнули еще сильнее. Пальцы сжали полотенце, а язык попытался выдать что-то связное.

– Но… Я не такой.

– Понравилось? – Он протянул мне еще одну тарелку, видя, что я не закончил с предыдущей.

– Да, – наконец, холодно выдал я. Какой-то легкий камешек упал с моих плеч и ударился о паркет. Это был тот груз, который я пытался нести все это время.

– Вам этого хотелось в тот вечер. Вы это и сделали, – его интонация была всегда одинакова. Гигант спокоен. Если он напуган, смущен или рад, то он либо молча смотрел, либо улыбался. – Нельзя сожалеть о таком. Не каждый может делать то, что хочет.

– Мне стыдно за это. – Он вновь продолжил мыть, а я – вытирать. Лицо все еще горело, а сердце колотилось как ненормальное. Кому, кроме сестры, я говорил так много о себе?

– Перед кем?

– Перед всеми. – Я смотрел на него и ждал, когда же он повернет голову, чтобы посмотреть на меня. Но он этого не сделал, лишь пожал плечами, не отрываясь от своей работы. – Я не хочу, чтобы обо мне плохо думали окружающие. Люди же ведь не вникают, почему ты сделал то или это. Они сразу бросаются осуждать.

– Мама говорила, что осуждать умеют только те, у кого больше всех грехов.

Он выключил воду, протянул мне последнюю тарелку. На его засученных рукавах была пена. Он чуть наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть меня. Мне показалось, что в этот самый момент я стал еще меньше обычного.

– Они разочаровываются во мне, когда узнают подноготную. Я уже не жду, что меня будут любить. Мне страшно, что меня лишат элементарного общения, когда узнают то, какой я.

– Я ничего от вас не жду, чтобы быть разочарованным.

Это были самые длинные слова за всю историю нашего общения. Он взял из моих рук тарелку, которую я так и не вытер.

– Мне казалось, что ты убьешь меня, когда узнаешь. Правда, я всегда любил женщин, хотел завести семью и…

– Я не знаю, как к такому относиться. Моя мама ничего не говорила об этом. Но я знал о том, что есть разные люди. Я понимаю, почему они это делают, – его простые предложения медленно входили мне под кожу.

– И почему же? – Последняя тарелка встала на свое место в шкафчике.

– Они счастливы. И вы должны быть счастливым. Никто на вечеринке не умер от того, что вы поцеловали мужчину? Но вам понравилось. Этого достаточно.

– Я не собираюсь кричать об этом во все горло.

– Не кричите. Просто будьте и не бойтесь.

Гигант опустил руку мне на плечо.

– А как ты отнесся к подобному? Что, если бы тебя полюбил человек твоего пола?

Он улыбнулся очень грустно и разочарованно. Его глаза потускнели, а лицо приобрело мрачный оттенок:

– Меня нельзя полюбить.

– Неправда, ты очень хороший. – Мое сердце бешено забилось. Я испугался его ответа.

– Я с собой жил дольше, поэтому себя знаю лучше. Не переживайте, я не расстраиваюсь.

Он расстраивался. Просто меньше, чем обычные люди. А еще умел мастерски скрывать это под слоями тканей своего большого тела.

– Неправда, я же тебя…

Он прижал пальцы к моим губам. Грустная улыбка не сходила с его лица:

– Не любите. Просто сейчас вам со мной удобно общаться. Появится ваш человек, и вы к нему уйдете. Вы же сами сказали, что самовнушение не приводит ни к чему хорошему.

Я готов был разреветься. Впервые в жизни меня легко отшили. Сердце колотилось так громко, что отзвучивалось в ушах. По моей спине прошелся холодок, пружина внутри сжалась и разжалась.

– Вы пообещали, что останетесь со мной. Но через пару лет можете сказать, что стыдитесь меня. Или же слишком стары для этого.

Мне стало еще больнее. Две параллели быстро легли на одну плоскость.

Дверь сзади медленно отворилась. Из нее высунулась знакомая черная копна волос. Маша шмыгнула носом, медленно подошла к холодильнику, не поднимая голову.

– Ты купила мне костюм? – спросил я. Из ее рук чуть не вывалилось молоко. Она быстро обернулась и в ее глазах блеснул огонек надежды.

– Да…

– Тогда заводи будильник, завтра будешь будить мою тушку.

Глаза округлились.

– Давай-давай, – погнал ее я. – Приедем пораньше, чтобы успеть переодеться.

Она прыгнула ко мне на шею, впиваясь в щеку поцелуем радости. Мне хотелось вернуть ее и доказать ему, что эти два человека мне особо дороги.

– Илья идет с нами!

Гигант пытался аккуратно уйти от этого приглашения. Ему пока еще не было известно то, что Маша не задавала вопросы, а ставила людей перед фактом.

Воскресенье выдалось теплым. Не только Гигант, но и я были поражены количеством пришедших людей.

Престиж любого человека складывается не только из сферы его деятельности и поведения, а еще из мест, которые он посещает. Не думаю, что все заказчики разом кинули бы фирму, увидев наши с сестрой фотографии в образах. Но для меня сейчас было важно не то, как я буду выглядеть в глазах этих людей, а то, как посмотрит на меня один родной человек.

Пока она рисовала синяки под моими глазами, я вдруг понял, почему отец назвал ее рождение «спасением». Водрузив мне на голову стимпанк-очки, купленные на блошином рынке, она подала маленькое зеркальце, чтобы я оценил ее работу.

– Отец был очень одинок. Он верил, что ты спасешь меня от повторения его судьбы, – сказал я, когда мы гуляли по площади. За это время к нам успели подойти десятки людей. Больше всего им хотелось попасть на руки Гиганта и увидеть мир его глазами.

«Великан», коим его прозвали дети, ничуть не пугал никого. Все эти люди улыбались ему и делали комплименты. Для Ильи все было в новинку. Он смущался, пытался отнекиваться, но его вновь и вновь фотографировали и хвалили.

Мы сели прямо на дорожку, вытянув вперед ноги. Маша сравнивала их длину со своими.

– Мне здесь нравится, – сказал он. Я разглаживал рукава медицинского халата. Маша подняла его, поставив свою ногу в полосатых чулках рядом с моей. Недовольно цокнув, что даже мои ноги длиннее ее, она поднялась, подтянула хвостики и поплелась к толпе у какого-то «прилавка».

– Люди тебя не пугают? Мы тут все такие разнаряженные. – Илья попал в естественную среду обитания, где многие красавцы специально переодевались в уродцев.

Гигант не примерял на этом фестивале ничей образ. Он не стал персонажем игры или фильма. Он был собой. И в одночасье люди, которые не знали его, полюбили этого человека. Я был рад, что впервые он ошибся в том, что сказал вчера.

– Я собираюсь вернуться в семью. – Мы с Машей сидели за столиком, ковыряя ложкой мороженое. Гигант стоял у прилавка, выбирая сладости. Я поймал себя на мысли, что из-за бедности Яна не могла так часто покупать ему что-то вкусное. И сейчас, когда он наконец-то дорвался до этого, его сознание и желудок требовали лучшие лакомства, созданные человеком.

– Что это ты так? – она удивилась.

– Вчера я был серьезен. Переезжай ко мне. – Я положил ложку, взял ее за руки и тихо произнес: – Слушай, мне надоело вот так. Это все неправильно. Не убегай от меня, не скрывайся у подруг и парней. Я так много пропустил в твоей жизни. Так много, что, кажется, пропустил саму жизнь. Я даже не знаю, что творилось у тебя в голове. Раньше мы делились друг с другом всем, что знали. Но сейчас я прихожу домой, вижу недельный запас еды. Иногда ты здороваешься и опять пропадаешь. Что ты? Как ты? Где ты? Ешь ли теплую еду или пробуешь алкоголь и сигареты? Они тебе не интересны. Вернись, я исправлюсь.

– Ты влюбился, – она тихо засмеялась, приподнялась и чмокнула меня в лоб. Белая пудра отпечаталась на ее губах.

Я был рад, что мое лицо было замазано и красные щеки не видел никто. Только я чувствовал, как вся голова горит.

– Неправда, – мои оправдания полетели не в том направлении. Сестра тихо засмеялась, прикрывая руками лицо.

– Ты изменился, Вадим. – Она потрепала меня по голове.

Гигант сел с нами, раскладывая на столе гору сладостей. Разумеется, он угостил всех нас, переживая, что мы не попробуем что-то из того, что ему понравилось. Он пихал мне каждый леденец, пытаясь донести простыми предложениями что-то важное. Сестра улыбалась. Я знал, что таилось в этой улыбке…

Маша отрубилась сразу, как только дошла до кровати. Мне не спалось, внутри все было переполнено чем-то важным и нужным. Я отодвинул створку жалюзи, выглядывая в окно на ночной город.

– Почему окна всегда закрыты? – Илья подобрался сзади. Отвлеченный мыслями, я чуть не выронил сигарету из руки.

– Ты все? – в комнате было темно. Но при этом я видел его силуэт, прикрытый банным халатом. Гигант был очень педантичен в таких мелочах, поэтому, в отличие от меня, не позволял себе разгуливать по дому после душа в одних трусах.

– Как видите. – Я подошел к столику, потушив сигарету. Он стоял у окна, боясь открыть створку. Я подошел к краю, открывая жалюзи и демонстрируя ему вид.

– Ва-а-ау, – протянул Гигант.

Огромные окна уходили в пол, перед нами открывался вид на ночной город. Это было мрачное, немое кино. Темные тучи заволокли небо, стянули и сам город. Кажется, многоэтажные дома упирались в иссиня-черные облака. В каждом крохотном окошке горел свет. В выходные я просыпался по привычке рано утром, встречал рассвет, наблюдал за тем, как ночные огни медленно гасли, провожая ночь. Внизу ездили машины. Все казалось очень огромным. Как раз это самое огромное состояло из маленького. Каждый человечек, сидящий в многоэтажке или проезжающей машине, идущий по тротуару, стоящий на остановке, имел свою уникальную, но такую же обычную историю, как у нас с Гигантом. Все эти крошечные люди были вдали похожи на маленькие пиксели, но именно они и делали картину ночного города такой, какой она была сейчас.

Мы сели возле дивана, любуясь этим видом. Для меня все было привычным, а для Ильи – чем-то новым. Я хотел забить его телефон новыми контактами, а голову – неповторимыми образами и воспоминаниями.

Я посмотрел на него. Из халата выглядывала серебристая цепочка. Я взял ее, рассматривая крестик на конце. Гигант вздрогнул, когда холодные пальцы коснулись его груди.

Его кожа согревала.

– Извините, если напрягаю вас, – он завел старую песню. – Люди, жившие до меня, были приятнее, мне очень жаль.

– У тебя много комплексов. – Я взял в руки со столика геймпад и подумал, что надо обязательно поиграть с сестрой, а потом научить этому Илью. – Да и до тебя сюда на постоянное место жительства переезжала только Маша.

– А как же Лариса?

– Она не жила у меня. Никто из тех, с кем я встречался, не жил в этой квартире. Потому что для меня было странно просить человека переехать ко мне. Лариса оставалась на ночь, увозила Машу с собой, не больше.

Гигант смотрел на меня. Его глаза поблескивали от ночного света. Мы сидели на полу слишком близко. Пальцами я сжал длинный ворс ковра, чтобы как-то сдержать себя.

– Все они просто ночевали?

– Угу. Оставались на ночь, мы... – я замялся, откидывая голову на диван. – Ну, понял. А наутро они уходили.

– Не понял, – Гигант был серьезен. Мне стало смешно. Я вытянул ноги, пододвигаясь к нему вплотную.

– Как не понял? Ты знаешь-то откуда дети берутся? – недоумение било меня по голове гаечным ключом.

– Знаю.

– Ну!

– Я понял, что они у вас ночевали, но не понял, что вы делали, – недоумение отправило меня в нокаут. Гигант не шутил, он даже свел брови, пытаясь найти логическое решение этой проблемы.

– Ох! – Я закатил глаза, привстал, садясь перед ним на колени, сжал ворот халата, заставляя наклониться ко мне чуть ниже. Он не сразу понял, когда я прижался к его губам. – Что-то вроде этого. Дошло?

Он кивнул, но мы не разрывали нашу тесную связь. Наше горячее дыхание слилось воедино. Он смотрел в мои глаза, затем стыдливо на губы. Я боялся, но мы оба ждали какого-то продолжения. Гигант прикрыл глаза, наклонив голову чуть вбок. Пальцы коснулись его скул. Я неловко чмокнул его. Он сделал тоже самое в ответ. Сначала это было рвано и несмело. Один раз его зубы стукнулись о мои. Из этого мне стало ясно, что этот поцелуй для парня был первым.

Мои руки сползли ниже, я почувствовал горячую кожу и твердую мускулатуру под халатом. Кончик его языка коснулся моего. Я прижался к нему всем телом, углубляя поцелуй. Руки подхватили меня, усаживая к себе на колени. Его губы соскользнули и поцеловали подбородок. Мне хотелось откинуть голову назад и забраться в его волосы, сжать их на затылке и…

– Фу, ну и неканон тут у вас, – Маша включила свет на кухне. Я тут же бухнулся с Ильи, пытаясь распластаться за диваном и тем самым исчезнуть из вида.

Гигант замер, уставившись на ночной пейзаж. Даже отсюда мне было слышно, как колотится его сердце.

– Обычно тот, кто старше, должен быть свер…

– Живо спать!

Она взяла йогурт из холодильника, тихо хихикая. Мне было неловко. Не от того, что нас застукали, а от того, что она оказалась права на фестивале.

– Все хорошо, – я снова подсел к нему. Кажется, Гигант стал еще горячее, чем обычно. На моем лице просияла улыбка. Мы снова уставились на ночной город. – Пока я ждал измены, я изменился сам. Теперь глухие стены во мне всего лишь хлам**.

Примечание к части

* – Речь идет о персонажах мультфильма Тима Бертона «Франкенвини» 2012 года.

** – Здесь используется текст песни Ника Черникова – Стены

-5-

– Почему нет? – Гигант открывает дверь, пропуская меня внутрь. Перед тем, как войти, я слышу «здравствуйте» от людей, сидящих рядом с магазинчиком. Гигант отвечает им, но я молчу, посчитав, что это как минимум странно. – Ты их знаешь? – у меня слишком много вопросов.

Мы становимся в очередь, осматриваясь по сторонам. Перед нами два холодильника с продуктами, полки, уставленные макаронами, крупой, свежим хлебом. Впереди нас женщина покупает печенье и мороженое для дочери. Мне забавно от того, как в этой небольшой комнате все идеально помещается. В углу сидит старуха, попивая квас.

Погода выдалась сегодня на славу. Солнце все еще не выходит, но на улице не так холодно, как раньше.

– Здравствуйте, – говорит Илья этой женщине. Она улыбается и толкает дочь:

– Поздоровайся с дядей. – Ребенок прячется за нее, но потом выглядывает и кивает головой. Гигант улыбается. На него пару раз кидают любопытный взгляд и успокаиваются. Все ведут себя так, словно мы с ними жили здесь с самого рождения.