Текст книги "Земля. Реалити-шоу, в котором за тебя уже все решили"

Автор книги: Элой Морено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Вранье! – вскрикнул мужчина, нервничая. Похоже, что я затронула щекотливую тему. Возможно, благодаря этой зацепке мы могли бы получить нужную информацию. – Он был хорошим человеком, не таким, как ваш отец. Он был хорошим, хорошим, а люди относились к нему плохо, очень плохо! Все, что про него говорил, было ложью! – крикнул он.

Затем старик снова вышел на улицу, огляделся и почесал голову. Все его тело дрожало.

– То, что о нем говорили, – сплошное вранье! Он был хорошим человеком! – продолжал громко повторять он.

Собаки опять залаяли.

– Успокойтесь, успокойтесь, – подошел к нему мой брат.

– Не прикасайтесь ко мне! Не прикасайтесь! – закричал старик.

В этот момент издалека донесся чей-то голос.

– Папа! Папа!

Мужчина застыл неподвижно, перестал дрожать и кричать, почти перестал дышать.

– Меня уже ищут… – сказал он намного спокойнее.

___

К нам подбежала женщина.

Мужчина продолжал неподвижно стоять в дверях, пока она не подошла и не обняла его.

Они стояли так оба несколько секунд.

– Извините, – сказала женщина со слезами на глазах, – простите нас… надеюсь, он не причинил вам никаких неприятностей. – Она вздохнула. – Видите ли, мой отец очень легко выходит из себя.

– Не волнуйтесь, ничего не случилось, мы просто разговаривали, – ответила я, протягивая ей руку. – Меня зовут Нел Миллер.

– Нел, журналистка? – она удивленно посмотрела на меня.

– Да, она самая, а это мой брат.

– Сын… сын… – сказала она, не отдавая себя отчета в том, что я тоже была дочерью Уильяма Миллера.

Брат протянул ей руку.

– Тысячу раз ему говорила, чтобы он не уходил далеко от дома. Полагаю, что сегодня, увидев вас здесь и услышав собак, отец не сдержался и пошел посмотреть, что происходит.

– Не переживайте, – я попыталась ее успокоить, – я же говорю, мы просто беседовали, не более того.

– Да, но я слышала крики.

– Ну да, он немного расстроился, и мы не совсем понимаем почему. Ваш папа просто начал говорить, что все было ложью.

В этот момент мужчина отошел немного от дочери и снова начал кричать.

– Это ложь! Никогда он не был с проститутками! Этому мужчине испоганили всю жизнь! А он просто хотел защитить ее!

И вдруг на этой последней фразе его как будто парализовало. Несколько секунд спустя мужчину снова начало трясти. Казалось, что у него начался приступ шока.

– Простите, простите, простите… я ничего не говорил, я ничего вам не говорил, – бормотал он, плача.

– Ну все, папа, все хорошо, давай оставим этих людей в покое, – говорила ему дочь, нежно беря отца за руку и пытаясь увести из дома. – Было приятно с вами познакомиться, но, боюсь, что нам пора идти. Ему еще нужно принять лекарства.

Мы попрощались на пороге. А затем молча стояли и смотрели, как эти две фигуры медленно уходили, теряясь в исландском утре.

– Нам придется с ним еще раз поговорить, – сказала я своему брату. – Мы должны выяснить, что скрывается за его последней фразой. Кого хотел защитить Копсон? Свою жену? Свою новую спутницу? Кто вообще она была такая?

___

– С этим ненормальным? – возразил мой брат. – Ты хочешь, чтобы мы пошли снова поговорить с этим сумасшедшим стариком?

– Конечно, – ответила я, улыбаясь, – дети и сумасшедшие – вот два самых достоверных источника информации, и те и другие обычно говорят правду.

– Свою правду, разумеется, – ответил он мне.

– Да, свою правду, но иногда она бывает даже реальней, чем ложь всех остальных. Старик, уже поживший на свете, безусловно, видел многое.

Во время разговора он сказал, что не хотел бы, чтобы его снова запирали… У меня много контактов в органах, конечно, не в этой стране, но у полицейских есть свои каналы связи. И если это правда, что этого старика где-то запирали, я могу выяснить, почему так произошло. По дороге я сделаю несколько звонков.

– По дороге куда?

– Без понятия, просто отвези меня куда-нибудь поесть. У меня голова сейчас взорвется: у нас есть тысяча зацепок, а я не могу их собрать все вместе. В доме, на первый взгляд, нет ничего особенного, так что вернемся сюда чуть позже.

Мы сели в машину и поехали обратно в Сёйдауркроукюр, чтобы отыскать какой-нибудь ресторан.

Пока мы ели, то снова собрали воедино всю информацию, которая у нас была, пытаясь понять, что может открыть этот последний ключ. Сначала мы вышли на капитана, который изнасиловал девушку, хотя должен был быть геем, и рабочего, который умер при очень странных обстоятельствах и был похож на Маркуса. Затем поиски привели нас к отцу Веруки, одному из основателей шоу, который погиб в результате несчастного случая вместе с загадочной спутницей, о которой больше никто никогда не слышал… А теперь еще этот старик, который уверял нас, что отца Веруки убили.

Мы почти закончили есть, когда на мой мобильный пришло сообщение.

– А знаешь, почему наш новый друг оказался вдруг под замком? – спросила я брата, едва прочитав сообщение от моего контактного лица в полиции.

– Даже не представляю, – ответил он мне.

– За вторжение в дом.

– Но при этом старик уверял нас, что в дом не заходил.

– Но есть еще кое-что. Его не забрали в участок, а поместили прямиком в психиатрическую лечебницу, где он пробыл два дня… Практически без связи с внешним миром.

– Что? Но почему?

– Вот это нам и нужно выяснить, почему.

– Тогда нам надо наведаться в ту больницу и спросить у персонала.

– В таких случаях, – начала объяснять я брату, – гораздо быстрее и проще напрямую поговорить с семьей. Ты избавляешь себя от множества бюрократических проволочек, врачебных тайн и всего такого прочего. Более того, родственники, как правило, быстрее идут тебе навстречу, если ты с ними устанавливаешь эмоциональную связь. Так что сегодня мы, пожалуй, навестим нашего нового друга дома, – сказала я улыбаясь.

– Чувствую, что с каждым шагом мы ближе и ближе, – говорит женщина, имея в виду окончание игры.

– Я тоже, – отвечает мужчина, подразумевая расстояние, которое отделяет их с сестрой друг от друга.

___

Из ресторана мы вернулись в дом и попытались отыскать в нем хотя бы что-нибудь, что можно было бы открыть этим ключом: какую-нибудь коробку, сундук или потайной ящик….

Спустя два часа так ничего и не добившись, мы решили наведаться в гости к нашим соседям. Мы подошли к их дому пешком.

Собаки снова громко залаяли.

Дверь была открыта настежь.

Мы позвонили в звонок и остались стоять на пороге, пока женщина не вышла к нам.

Увидев нас, она удивилась.

– Здравствуйте, – сказали мы.

– Здравствуйте… – ответила она, почти дрожа, – я прошу прощения за сегодняшнее утро, нам вовсе не нужны неприятности. Уверяю вас, мой отец больше не будет вас беспокоить, не волнуйтесь…

– Успокойтесь, вам не за что извиняться, мы пришли не за этим. Мы хотели бы объяснить вам, что делали в том доме, и, возможно, задать вам несколько вопросов.

Женщина огляделась по сторонам и пригласила войти в дом.

Уже внутри она предложила нам кофе, и мы втроем уселись вокруг небольшого столика.

– А где же он? – спросила я.

– Кто, мой отец?

– Да.

– Он в комнате. Сильно перенервничал, и я дала ему успокоительное. Я еще раз прошу прощения за то, что произошло. Проблема в том, что он всегда один, и здесь почти нечем заняться, и как только кто-то появляется в округе, он тотчас выходит посмотреть. Вот и сегодня, едва увидев вас, папа тут же побежал проверить, что происходит. Полагаю, он сейчас спит, так что я буду вам очень признательна, если мы будем сидеть тихонечко.

Мы рассказали ей всю нашу историю: про игру с ключами, разные подсказки, дорогу до этого дома…

Когда мы поговорили и женщина, как мне показалось, немного успокоилась, я задала вопрос про психиатрическую больницу.

– Сказать по правде, я по сей день не понимаю, почему его там заперли. По данным полиции, его задержали за проникновение в дом без разрешения, проникновение со взломом, если быть точнее. Но мне сказали, что потом все осложнилось. Когда его посадили в машину, он начал кричать, нервничать, у него случился припадок… Его отвезли прямиком в психиатрическую больницу, там дали какое-то успокоительное и продержали без связи с внешним миром в течение нескольких часов.

Женщина достала небольшой носовой платок.

– Ну, сами подумайте, кому мог причинить вред такой человек, как мой отец, с его-то комплекцией и в его-то годы. Они не имели права так с ним обращаться, просто не имели права.

Женщина сделала глоток кофе.

– Меня уведомили только на следующий день. Я провела более двадцати часов, ничего о нем не зная. Я искала его по всей округе, даже ночью. Я заглядывала за каждый маленький камешек на берегу, боясь найти его там лежащим на земле. Я боялась, что он неудачно упал и… Вот почему, когда телефон зазвонил, я представила самое худшее.

Она сделала еще один небольшой глоток.

– Полицейские сказали, что, поскольку он был без документов, им потребовалось много времени, чтобы разыскать меня… Но это абсурд, мы же здесь все знаем друг друга.

Когда я приехала за папой, он был под действием успокоительного, почти не разговаривал со мной. Мне сказали, что он должен остаться еще на сутки, чтобы сдать анализы.

На следующий день я забрала его домой, но с подарком: на папу нацепили браслет слежения в обмен на то, что на него не станут заводить дело.

Мы с ним поговорили обо всем, что произошло, но, когда я его спросила, почему он решил забраться в этот дом, он просто промолчал.

– Он ничего вам не сказал? – спросила я.

– Я хорошо знаю своего отца. Когда он молчит, это значит, что есть нечто такое, что он не может позволить себе сказать. Я уверена, что он нашел в том доме что-то очень странное.

– И вам так и не удалось это выяснить? – спросила я.

– Нет, я несколько раз спрашивала его об этом, но он просто впадал в истерику, начинал нервничать, и мне приходилось давать ему успокоительное. Только однажды он проговорился, что дал обещание отцу Веруки. Но самое странное папа сказал мне потом: если он нарушит свое обещание, то подвергнет мою жизнь опасности.

– А вскоре после этого отец Веруки умер…

– Да, по словам папы, его убили. По правде говоря, эта новость меня настолько напугала, что я решила больше ни о чем не спрашивать.

– А что стало потом с домом?

– Как только о смерти мистера Копсона стало известно, приехал грузовик, чтобы вывезти вещи. Я подозреваю, что мой папа находился где-то поблизости, наблюдая за тем, как они выносят все, что было в доме.

– А что потом?

– Ну дом долгое время пустовал, пока несколько лет назад не приехала одна семья. Полагаю, что они будут сдавать его в аренду.

В этот момент я подумала о матери Веруки. Она ничего не говорила нам об этом. Я продолжила задавать вопросы.

– А вы не помните, что это была за семья?

– Их было четверо: семейная пара и две дочери. Если честно, я не слишком много с ними разговаривала, они были достаточно скрытными. Какое-то подобие общения у меня сложилось только с женщиной, да и то потому, что мы часто встречались на дороге. Она была нормальной, но очень самоуверенной, – хозяйка улыбнулась, – всегда меняла свою внешность: то носила светлые волосы, то темные…

Это объясняло, откуда в доме было столько париков.

– Но она была приветливой, как-то раз зашла попросить у меня немного соли или масло – дело обычное. Вот кого я побаивалась, так это ее мужа, – сказала женщина.

– Побаивались?

– Ну даже не побаивалась, а скорее уважала. Он был очень крупным мужчиной, к тому же всегда ходил в солнцезащитных очках и кепке, я никогда не видела его глаз.

– И еще у него была борода? – нервно спросила я.

– Да, густая такая. Откуда вы знаете?

– Оттуда, что, похоже, этот человек является частью подсказок, по которым мы идем. А дочери?

– Одна была совсем еще девочка, а вторая – подросток. Но я их тоже видела нечасто. По утрам в понедельник, очень рано, приезжал один фургон из фермерской школы и забирал их. А возвращались они только поздно вечером в пятницу. Так что я видела их лишь по выходным, да и то изредка: они почти не выходили играть. Старшая девочка всегда сидела в доме, а младшая время от времени бегала по округе, но это было очень редко.

– Фургон из фермерской школы?

– Да, что-то типа альтернативной школы обучения. Это и заставило меня усомниться в том, что дети были родными.

– Почему?

– Ну, потому что фермерская школа похожа на что-то вроде детского дома, только в современном варианте. Там учатся сироты, ребята, родители которых сидят в тюрьме, или по каким-то другим причинам не могут заботиться сами о своих детях. Вот я и подумала, что это была приемная семья. Но это все так, домыслы.

Мы с братом переглянулись.

– А какого цвета были эти фургоны? – спросил хозяйку Алан.

– Дайте подумать… По-моему, такие желтые, – ответила она.

___

– Возможно, вы только что помогли нам завершить игру с ключами, – сказала я, улыбаясь.

– Я не понимаю, – ответила женщина.

– Видите ли…

Мы начали объяснять ей различные закономерности, которые появлялись во время игры. Среди них одна была связана с детьми-сиротами и желтыми фургонами.

– А где находится эта фермерская школа? – спросила я ее.

– Примерно в двух часах езды отсюда, в направлении юга. Я была там когда-то давно, у них есть качели, животные, прекрасный огород… и еще они делают мороженое из молока собственных коров. Я вам сейчас запишу адрес, – сказала хозяйка, пытаясь отыскать клочок бумажки.

– А что стало с той семьей? – спросила я снова.

– В один прекрасный день они просто взяли и уехали. Ничего не сказали, ни с кем не попрощались… Вот, возьмите, – сказала она, протягивая листок, – школа находится здесь.

– Спасибо большое, – взволнованно сказала я, испытывая то чувство, которое возникает тогда, когда удается собрать наконец кубик Рубика, все начинает сходиться и вставать на свои места.

Мы попрощались и взяли курс на юг, отправившись на ферму Эрпсстадир.

Проехав около двух часов по северо-западной части Исландии, мы добрались до места. Вся ферма представляла собой комплекс из нескольких зданий разного типа, на стоянке со стороны улицы виднелись два желтых фургона.

Мы припарковались прямо рядом с ними.

Как только мы вышли из машины, то заметили слева от нас детскую площадку с качелями и с чем-то, что напоминало собой гигантский разноцветный ковер.

За площадкой, примерно в пятидесяти метрах, находилось еще несколько построек, одна из которых выглядела как большой барак с множеством комнат.

Мы направились прямиком к входной двери и поняли, что это небольшое кафе-мороженое, о котором говорила нам женщина. Мы вошли и застыли от изумления, когда увидели, что коровы находились совсем рядом с заведением, как будто мороженое брали прямо у них.

– Что желаете? – спросила, даже не глядя на нас, молодая девушка, поглощенная своим мобильным телефоном.

– Мне одно вот такое, – сказал мой брат, улыбаясь и указывая на ванильное мороженое.

– А мне тогда одно клубничное, – попросила я, тоже улыбнувшись. Мы оба переглянулись.

Девушка приготовила нам два мороженых и дала чек.

Мой брат положил на стол деньги, а рядом с ними золотой ключ. Девушка удивленно посмотрела на нас и забрала наличные.

– Подождите минутку снаружи…

Мы вышли на улицу и сели за один из деревянных столов друг напротив друга, рассматривая окрестности, которые нас очаровали. Через несколько минут мы увидели женщину, которая торопливо шла прямиком к нам, ведя за руку ребенка.

– Здравствуйте, добро пожаловать! – сказала она нам, не дойдя до нас еще несколько метров.

– Здравствуйте, – ответили мы.

– Человека, которого вы ищете, сейчас нет. Он уехал на прогулку с остальными детьми. Со всеми, кроме этого, – объяснила женщина, глядя с улыбкой на маленького мальчика, которого держала за руку. – Сегодня утром он упал с качелей, и у него снова открылась рана, которая не перестает кровоточить. Пойду посмотрю, сможем ли мы это исправить.

– Не беспокойтесь, мы подождем, – ответил мой брат.

– Они долго не задержатся, через час или около того будут здесь. Пока ожидаете, можете заказать себе столько мороженого, сколько захотите, мы вас угощаем.

– Большое спасибо, – ответили мы ей.

Женщина развернулась и повела ребенка в сторону хижины неподалеку от нас, на стене которой была изображена небольшая медицинская аптечка.

Мы сидели там и ели мороженое, как в детстве.

Мой брат посмотрел на меня.

– Я тебя люблю.

Прямое, короткое, неожиданное «я тебя люблю», которое так долго хранилось у него внутри.

Молчание.

Я зачерпнула еще кусочек мороженого.

Проглотила его.

У меня дрожал язык, а через мгновение задрожали и слова.

– Я тоже тебя люблю, Алан, – сказала я, стараясь не расплакаться.

Я посмотрела в его глаза, и мы оба поняли, что в этот самый момент снова обрели друг друга.

Мы пробыли на ферме почти час, наслаждаясь природой вокруг, пока вдруг вдалеке не увидели приближающееся облако пыли. Это был желтый фургон, большой, почти как автобус.

___

Фургон припарковался у въезда, прямо рядом с воротами. Тишина вокруг нас тут же была нарушена. Дети высыпали из автобуса: кто вприпрыжку, кто с криками, кто бегом. Казалось, что целый мир для них был слишком мал.

Они подбежали и уселись за двумя соседними столиками рядом с нами. Девушка вышла с подносом, полным мороженого. Никто из них даже не обращал на нас внимания. Дети были просто счастливы.

Я снова перевела взгляд на фургон и увидела, как не спеша выходит водитель – очень крупный мужчина в кепке и огромных очках, остальную часть лица которого закрывала огромная борода.

Медленно, слегка хромая, он подошел к нам. Мы встали.

– Наконец-то приехали, – сказал мужчина, присаживаясь рядом. Он даже не пожал нам руки. Я заметила, что на нем были надеты перчатки.

Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил.

– Знаете, каждая коробка – это чья-то жизнь. Открыть ее – значит взять на себя ответственность, – начал объяснять он, глядя куда-то вдаль. – У всех коробок, которые вы находили до сих пор, уже есть свои владельцы, поэтому они открывались вам так просто, но эта коробка – совсем другое дело.

Он повернул ко мне голову и снял очки. Я увидела, что часть лица у него была обожжена.

– Я не понимаю, – сказала я, стараясь не смотреть на его шрамы.

– Это означает, что, открывая коробку, вы берете на себя ответственность за то, что находится внутри, – мужчина помолчал несколько секунд. – В каждой коробке спрятана жизнь одного из этих детей. Если вы решитесь открыть ее, то возьмете на себя ответственность…

Он снова отвернулся, посмотрел на фургон, за которым простирался пейзаж.

За нашим столом воцарилось молчание. За двумя соседними столиками слышались крики и смех, там кипела жизнь.

– Подумайте хорошенько об этом, – сказал он мне, снова надевая очки. – Такие дела. Оставлю вас пока одних.

И после этих слов мужчина встал и ушел.

Мы с братом уставились друг на друга.

– Дело в этом? Это было твое желание? Стать матерью? – удивился мой брат.

– Нет-нет! Это совсем не то! – запротестовала я. – Я не понимаю, я ничего не понимаю…

Я встала, нервно обошла несколько раз вокруг стола, а потом двинулась к ограде подальше от детей, шума, смеха и всего остального. Я перешла дорогу и начала спускаться куда-то в никуда.

Стать матерью? Да, мне правда этого очень хотелось. Я предположила, что каким-то образом мой отец мог узнать, что в прошлом я посещала различные репродуктивные клиники, сдавала кучу анализов, пыталась на протяжении нескольких лет… Но мое тело все же отказало. И вот теперь он предлагал мне на выбор брошенных детей, оставшихся без семьи… Я стояла, наблюдая за ними на расстоянии.

Как только они доели мороженое, то побежали на детскую площадку. Кто-то сел на качели, кто-то на разноцветный ковер из надувного брезента. Все двигались и играли… Многие были детьми, которых никто никогда не любил. Я вспомнила о Йонасе, подумала обо всех невинных малышах, которые приходили в этот мир, чтобы выжить… О тех малютках, которым не повезло появиться на свет, и они с первых дней жизни уже были близки к смерти. О маленьких детях, которых взрослые используют, чтобы выместить на них сексуальную неудовлетворенность, разочарования, ярость. Ни в чем не виноватые крошки…

Я села на землю и начала плакать.

Посмотрела наверх.

– Что ты хочешь, папа? Что ты хочешь от меня? – спросила я.

Через несколько минут я вернулась к столу, где мой брат по-прежнему сидел один.

Я молча подошла.

Он обнял меня и вытер мои слезы, что текли по щекам и продолжали капать внутри.

– Пойдем, – сказала я ему.

Мы снова вошли в кафе-мороженое, но с бокового входа. Тот самый мужчина был там, ухаживая за одной из коров. Увидев нас, он медленно опустил ведро, которое держал в руке.

– Вы приняли решение?

– Да, я готова продолжить, – ответила я.

Мы вышли на улицу, обогнули здание. Сразу за ним был небольшой сарай. Мужчина открыл дверь, и мы вошли.

Мы увидели два стеллажа с различными ящиками и коробками. Наш проводник взял одну из них, на которой было крупно напечатано число 100, и положил передо мной.

Мужчина не сдвинулся с места.

– Извините, я должен быть здесь из-за содержимого коробки.

Я вздохнула. Я очень нервничала и могла бы точно сказать, что никогда в жизни еще так не переживала. У меня дрожали руки, ноги, все тело, я чувствовала, как бьется мой пульс. Меня всю трясло, в голове стоял шум.

Перед тем, как я вставила ключ в замок, мой брат не выдержал и задал мне вопрос. Я знала, что в конце концов он спросит меня, ведь Алан хотел узнать все с самого начала. Я также понимала, каких усилий ему стоило сдерживать свое любопытство раньше.

– Нел, что все-таки ты загадала?

Смысла скрывать больше не было. Я годами хранила эту тайну и сдержала свое обещание.

– Спасти мир, – ответила я, – вот о чем я попросила папу в тот день. Моим желанием было спасти мир.

Я вставила ключ, и ящик открылся.

И да,

мой отец сдержал свое слово.

___

Там было много колец…

Мы с братом стояли молча.

– Здесь ровно сто колец, – нарушил тишину мужчина. – Они еще никому не назначены, думаю, что это теперь зависит от вас.

Я посмотрела на брата.

А потом я вспомнила письмо своего отца, в котором он спрашивал меня, что я буду делать, если смогу спасти только сто человек из множества тысяч.

Если бы тебе пришлось выбирать, кого спасать, а кого нет, ты была бы справедлива, Нел? Ты бы знала, как отличить хорошего человека от плохого?

Возможно, слишком много вопросов для одного письма. Но не волнуйся, ответы придут, когда вы дойдете до конца игры. Когда вам придется решать, говорить правду или нет, чтобы жизнь могла продолжаться дальше. И тебе придется это сделать, уверяю тебя.

– И кстати, – снова вмешался тот человек, доставая из кармана небольшую бумажку, – судя по тому, что мне оставил ваш отец, точная фраза, которую вы сказали, загадывая желание, была вовсе не «спасти мир».

– Что? – спросила я, совершенно потрясенная. – О чем вы сейчас говорите?

– Ну, как мне сказал ваш отец, точная фраза, которую вы прошептали ему на ухо, была такой, – и он показал нам текст, написанный на бумажке.

– Какое теперь это имеет значение? Да и как он вообще мог вспомнить точные слова после стольких лет? – попытался парировать мой брат.

– Ну, слова всегда имеют значение, тем более для журналиста, – ответил мужчина совершенно невозмутимым тоном.

Мы молчали.

– Я не понимаю… Не понимаю, какая теперь разница, – сказала я ему.

– Что ж, давайте забудем об этой маленькой детали. В конце концов, ваш отец выполнил свою часть сделки. Теперь ваша очередь, – сказал он нам, снова пряча бумажку. – Ах да, не беспокойтесь, кольца вы можете оставить здесь. На самом деле они бесполезны, пока вы их не закодируете.

– Но как я могу их закодировать?

– Об этом не волнуйтесь, вы сможете все узнать позже. Сейчас вы должны выполнить свою часть сделки.

Мы втроем вышли на улицу.

Мы подошли к деревянному забору, отделявшему кафе-мороженое от качелей. Оттуда мы могли видеть всех детей: их было около двенадцати.

Теперь была моя очередь выбирать.

– Честно говоря, они все замечательные, – заверил нас мужчина. – Им просто нужно немного заботы. Чтобы рядом был тот, кто будет время от времени целовать, обнимать, говорить, что их жизнь имеет смысл. Это не так уж и сложно. Кроме того, Нел, мы здесь, чтобы помочь тебе во всем.

Внезапно этот человек начал обращаться ко мне на ты. Я даже заметила, насколько изменился его тон из-за непринужденности сказанных фраз, будто, когда игра закончилась, все напряжение исчезло само собой.

Я начала плакать, глядя на всех этих детей.

– Как я могу выбрать жизнь наугад? – сказала я.

– Спокойно, именно для этого я здесь, чтобы помочь тебе, – ответил мне мужчина. – Многих из них бросили при рождении, но другим просто не повезло: их родители умерли, когда они были еще совсем маленькие. Этим детям нужно подарить лишь немного любви, и они уже будут счастливы.

Слезы застилали мне глаза. Я лишь видела ребятишек, которые бегали туда-сюда.

– Посмотри на того мальчика вон там, который только что забрался на горку. Его зовут Бьярни. Он маленький, но очень храбрый. Он не сильно вырос, потому что с ним плохо обращались в первые годы жизни: ему почти не давали еды, и Бьярни питался только тем, что мог достать из мусорного ведра. В конце концов полиция пришла в дом родителей, и им удалось вытащить ребенка. Да, Бьярни маленький, и характер у него непростой, но у него потрясающее сердце.

Моя душа буквально разрывалась на части от боли. Мы стояли там и наблюдали за этой игрой детей, которые никому не были нужны.

– У той другой малышки, что в очках, есть только одна проблема. Она не очень хорошо слышит. Не от рождения, просто отец избил ее так, что она оглохла. Как можно было так обойтись с этим крошечным и невинным существом, которое ничего еще не успело сделать? Каждый раз, когда я думаю об этом… Но постепенно, благодаря нескольким операциям, кажется, с каждым днем она начинает слышать все лучше и лучше. Она просто очаровательна, пожалуй, она самая добрая девочка из всех здесь.

Слезы продолжали литься из моих глаз, я не могла перестать плакать, это было просто невозможно. Так или иначе мне предстояло определить будущее одного из этих детей.

– Или посмотри вон на того, – продолжал мужчина, – он самый старший из всех, но и самый ответственный: всегда заботится о других. Его родители погибли в автокатастрофе, а остальные родственники не хотели даже слышать о нем, никто не решился оставить его у себя: мальчик был для них уже слишком взрослым. А тебе как кажется?

– Я не знаю! Не знаю! Как вообще я могу принять такое решение! – закричала я на него.

– Да, ты права, извини. Возможно, я просто не слишком тебе помогаю, может, как-то холодно рассказываю обо всех них. Может, будет лучше, если ты познакомишься с ними сама, поговоришь. Так, посмотрим… – и он начал искать кого-то взглядом. – Видишь вон ту девочку? Что сидит на земле?

– Да, – сказала я, вытирая слезы с глаз.

– Ее зовут Ева, и она очень застенчивая. Думаю, для тебя это был бы хороший вариант. Девочка никогда не знала своего отца, она была совсем маленькой, когда ее мать умерла. Можно сказать, что остальные члены ее семьи пропали без вести, поэтому в конце концов Еву привезли сюда. У нее на груди и шее шрамы от ожогов, поэтому она никогда не ходит плавать, ей стыдно показываться раздетой на людях. Из-за серьезных ран она страдает от постоянных болей и ограничена в некоторых движениях. К счастью, здесь все заботятся о Еве, и благодаря реабилитации она постепенно выздоравливает. Технологии продвинулись далеко вперед.

– Ева! – крикнул он, и малышка повернулась. – Можешь подойти к нам на минутку?

Девочка поднялась с земли и пошла к нам навстречу улыбаясь.

Пока она шла, я заметила, как этот большой мужчина вдруг заплакал. Слезы капали у него из глаз, скрытых за очками, и исчезали где-то в бороде. Происходило что-то странное.

– Это моя вина, моя, – сказал он, едва сдерживая рыдания, – это из-за меня у нее такие шрамы, потому что я не смог, не сумел сделать больше… Я пытался, клянусь вам, пытался, но у меня ничего не получилось… Посмотрите, ведь у нее такие же ожоги, как эти…

Тогда мужчина снял перчатки, чтобы показать мне свои руки. И увидев одну из них, правую, я задрожала от страха. Не из-за страшного ожога, покрывавшего верхнюю часть руки, а из-за татуировки змеи, которая, казалось, извивалась от боли между плотью и огнем.

У меня закружилась голова, меня бросило в жар и тут же в холод. Мое тело дрожало, все вокруг меня расплывалось, как будто кто-то стер все линии и краски мира. Я никак не могла прийти в себя. На мгновение мне перестало хватать воздуха, и я даже не заметила, как девочка подошла к нам.

– Привет, Ева, – сказал мужчина. – Это Нел Миллер, она пришла, чтобы…

И когда она встала передо мной и повернулась лицом, я уже ничего не слышала и не видела вокруг, кроме ее глаз: один зеленый, другой голубой.