Текст книги "Роман на Рождество"

Автор книги: Элоиза Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Глава 53

Когда Вильерс проснулся, комнату освещала только одна свеча. В кресле возле кровати спала Шарлотта. Немного полюбовавшись спящей девушкой, Вильерс продолжил осмотр. Он увидел Даутри, который тоже спал в кресле, неловко прислонив голову к стене.

Было уже не так рано, как поначалу показалось герцогу, потому что откуда-то издалека доносился колокольный звон. Вильерс прислушался, и ему пришло в голову, что эти неистовые переливы похожи на крики чародеев, похищающих по ночам души, детей или еще бог знает кого.

Звон колоколов означал, что пришло Рождество. Еще одно Рождество в его жизни!

Беззвучно, как кошка, проснулась Шарлотта. Она подняла голову и уставилась на герцога, не веря своим глазам.

Вильерс ответил ей улыбкой.

– Леопольд? – все еще не веря себе, спросила Шарлотта и откинула упавшую на лоб прядь. – Господи, я что, проспала здесь всю ночь?

– Теперь конец вашей репутации, – ухмыльнулся герцог, с удовольствием прислушиваясь к своему окрепшему голосу. – Но не волнуйтесь, никто из слуг Джеммы ничего не заметил. Кстати, я готов к вашему иску о нарушении обещания жениться, если вы, конечно, его подадите.

– Нарушение обещания? – недоумевающе переспросила Шарлотта. Она выпрямилась, расправила плечи и вдруг замерла, пораженная произошедшей с герцогом переменой. Несмотря на ужасную слабость, он сам сумел приподняться и теперь полулежал на подушках. – О Боже, – прошептала Шарлотта, – вы…

– Вы как-то заметили, что я слишком доверяю мнению врачей, – напомнил Вильерс. – Треглоун сказал, что я выздоровею, если переживу рождественскую ночь. Как вы думаете, не стоит ему верить?

– Но он как раз был не слишком уверен…

– Я живу, чтобы опровергнуть его сомнения. С Рождеством, Шарлотта!

– С Рождеством, – прошептала она.

– Будущая герцогиня Вильерс, – добавил он.

– Мне лучше скорее уйти к себе, – вскочила на ноги Шарлотта.

– Поздно, дорогая, вы уже скомпрометированы.

– На случай, если вы не заметили, обращаю ваше внимание, – язвительно продолжила она, – что здесь находится и ваш наследник. Так что возникает вопрос, кто нанес ущерб моей репутации. Приготовьтесь лучше к иску о нарушении обещания, ваша светлость.

– Ладно, дорогая, – уже тише, чем раньше, ответил герцог.

Шарлотта юркнула за дверь. Вильерс взял со столика стакан с водой и сделал глоток. Прохладная влага показалась ему Божьим благословением.

Да, он слаб и изможден, но он жив!

– Спасибо тебе, Господи! – прошептал Вильерс и поднял стакан, приветствуя того, чье рождение собирались отметить люди.

В пустой комнате, где были только измученный болезнью герцог и легкий аромат женских духов (спавший кузен не в счет), слова благодарности, произнесенные еле слышным шепотом, звучали странно.

Поэтому Вильерс повторил, но уже громче:

– Спасибо тебе!

Вдалеке продолжали свой неистовый перезвон колокола. Герцог повернулся на бок и провалился в глубокий, светлый, живительный сон.

Глава 54

Рождество

Проснувшись, Поппи сразу зажмурилась – спальню заливал яркий солнечный свет. Она подошла к окну и выглянула в парк. Видимо, ночью прошел холодный зимний дождь, потому что снежный пейзаж превратился в ледяной: сугробы покрылись ледяной коркой и нестерпимо блестели на солнце, ветки боярышника оделись в хрустальные оковы, на подоконниках южного крыла дворца повисли огромные сосульки. Это было настоящее рождественское утро.

В детстве Поппи всегда радовалась Рождеству, хотя у них в доме его справляли без особого веселья. Обычно в честь праздника леди Флора позволяла дочери пропустить трехчасовой урок игры на клавикордах, часовой урок пения и танцкласс. Она даже сидела рядом, пока Поппи играла в детские игры, но сама отказывалась составить дочке компанию. И еще по случаю Рождества у них подавали на стол украшенного сусальным золотом пряничного человечка, Поппи с мамой ездили в церковь, положив для тепла под ноги нагретые кирпичи, а вечером ели жареного павлина.

За спиной послышались шаги, и две теплые руки обвили талию Поппи.

– Вернись в постель, – попросил Флетч сонным голосом.

– Разве ты забыл? Сегодня Рождество, – сказала она.

– Так давай его отметим в постели.

– Ну уж нет!

– Почему? – проговорил Флетч, нежно тычась носом в ее шею.

– Рождество – особый случай, – возразила Поппи. отстраняясь, хотя ей было очень приятно.

– Ты сама – особый случай, – потянулся он к ней опять.

– Флетч, уже утро.

– Ну и что?

Поппи решительно высвободилась из объятий мужа.

– В рождественское утро делать это, – она махнула рукой в сторону кровати, – неприлично.

– Что ты имеешь в виду? – немного помрачнел герцог.

– Я не могу… – пробормотала Поппи и осеклась: ей показалось, что она уже говорила это когда-то. Память перенесла ее в рождественскую ночь четыре года назад, когда будущая герцогиня Флетчер дала отповедь жениху после «неприличного» поцелуя.

Муж вопросительно смотрел на нее, скрестив на груди руки.

– Понимаешь, я не могу все время притворяться француженкой, – наконец призналась Поппи.

– Но я этого и не требую.

– Я не могу всегда любить тебя так, как вчера в парке.

– И за портьерами?

– И за портьерами.

– Ничего страшного, – ухмыльнулся Флетч, – ведь существуют кровати. Ну-ка посмотри на меня, Поппи!

Она посмотрела ему в глаза.

– Не так, – возразил он и добавил, сделав акцент на последнем слове: – Посмотри на меня.

– Сейчас же утро! В любой момент может войти моя горничная! – запротестовала Поппи, краснея.

– Она или постучит, или получит такой урок, что впредь хорошо подумает, прежде чем входить без стука. Ну-ка посмотри на меня, Поппи!

Герцогиня в смущении закусила нижнюю губку, но все же позволила себе взглянуть на мужа. Накануне вечером Флетч легко, как пушинку, нес ее с прогулки на руках, без видимого усилия шагая по глубокому снегу. А она жалась к его груди, размякшая, податливая, и, тая от счастья, шептала слова любви, которые он вряд ли мог услышать.

Один только взгляд на мужа – и Поппи вновь охватило пламя желания.

– Вот, я посмотрела, – быстро сказала она, надеясь, что он не заметит, как у нее дрожат колени.

– И что ты увидела?

– Напрашиваешься на комплименты?

– Конечно!

– Абсолютно здорового мужчину двадцати с лишним лет.

– Всего лишь? Скажи, ты меня любишь? – спросил Флетч, делая шаг к жене.

Их взгляды встретились. Это был момент истины.

– Да, Джон, – ответила Поппи. – О да!

– Не потому, что я твой муж, за которого тебя выдала леди Флора?

– Н-н-нет, – от волнения у нее перехватило дыхание.

– Значит, я тот, с кем ты хочешь прожить до конца своих дней?

В ответ Поппи улыбнулась дрожащими губами.

– Дорогая, ты помнишь, что любила в детстве делать на Рождество?

– Угощаться пряничным человечком? – еле слышно предположила Поппи.

– Так вот, твой пряничный человечек – это я! – воскликнул Флетч, и только лукаво приподнятый уголок рта говорил о том, что он подтрунивает над женой.

Поппи постаралась унять волнение.

– Ты хочешь сказать, что супруги могут заниматься любовью на Рождество? – догадалась она.

Флетч снисходительно улыбнулся, словно Поппи выиграла деревенский конкурс по стрельбе из лука.

– Значит, по-твоему, заниматься любовью по утрам тоже пристойно?

– Да, и даже жизненно необходимо.

– И что ты, – Поппи старалась произносить слова медленно, отчетливо, потому что они были для нее очень важны, – не охладеешь ко мне, даже если я буду вести себя не как французская кокотка?

– И еще: я не собираюсь тащить тебя всякий раз под дерево. – Он обхватил обеими руками ее лицо: – Неужели ты не понимаешь, Поппи, что я тебя люблю? Ради тебя я даже решил распрощаться с сексуальной жизнью. Но теперь, когда ты почувствовала к ней вкус, я готов заниматься с тобой любовью столько раз, сколько ты позволишь, и так, как ты захочешь. Захочешь под деревом – пожалуйста, на французский манер – oui,[26]26
  Да (фр.).


[Закрыть] а уж в собственной кровати обнимать родную женушку после того, как она прочитает мне лекцию о лапках белок-летяг, я готов всегда, и так будет до конца моих дней. Поэтому прошу тебя, давай вернемся в постель.

Глаза Поппи наполнились слезами.

– Пожалуй, я выйду за тебя, – сказала она тихо.

– Но ты уже моя жена!

– Я стала женой герцога, а теперь хочу выйти за моего дорогого Джона, который по чистой случайности оказался герцогом.

Флетч сжал ее в объятиях и воскликнул:

– Ты выйдешь за меня, Пердита?

– Да! – выдохнула она.

– Тогда давай скрепим наше обручение. – Он подтолкнул ее к кровати. – Ты не против?

Поппи отрицательно покачала головой.

– Тот, кто занимается любовью без брака, совершает тяжкий грех, дочь моя, – назидательно заметил герцог, как священник, обращающийся к пастве.

Поппи поцеловала его плечо. Флетч упал навзничь на кровать, продолжая болтать и дурачиться. Поппи поцеловала его в шею, потом в подбородок, на котором уже не было глупой бородки, и, наконец, в чудесную ямочку.

– Я люблю тебя, – проговорила она. В ее голосе снова звучала обольстительная хрипотца, но теперь Поппи было известно, что такой тембр свойствен не только страстным француженкам, но всем женщинам, томимым любовным желанием. – Не знаю, как это произошло, как на меня свалилось такое счастье… Ты ведь мог оказаться совсем другим человеком, а я бы по приказу матери вышла за тебя… Страшно подумать, как сложилась бы моя жизнь. Но к счастью, ты такой, какой ты есть. И я тебя недостойна.

– Дорогая, мне сейчас так хорошо! Как в те моменты, когда я чувствую, что ты откликаешься на мои ласки…

– Я послушалась маму, – перебила его Поппи. – Не могла не послушаться, потому что она мне все уши прожужжала об этом. Мама передала мне свое отвращение к мужчинам, но к тебе, поверь, я никогда не чувствовала отвращения. Ах, если бы я с самого начала действительно знала и чувствовала тебя, все пошло бы по-другому с первой же нашей ночи. Я просто не понимала, что ты мой муж, моя вторая половинка…

– Я всегда был только твоим, дорогая, – ответил Флетч. – С первой нашей встречи другие женщины для меня перестали существовать. После твоего ухода из меня будто вынули душу. Я продолжал двигаться, ходить, притворялся таким, как все, но у меня не было главного, что делает человека человеком. Боже, что я говорю! Ты что-нибудь поняла?

– Этим поцелуем, – прошептала Поппи, приникнув к его губам, – я отдаю тебе свою душу, ты будешь ее хранителем.

– В печали и в радости… – произнес Флетч.

– В болезни и во здравии…

– Пока смерть не разлучит нас.

Поппи и Флетч замолчали, думая о только что произнесенном брачном обете. С этого дня они удивляли своих друзей, а позже и всю свою немалую семью, утверждая, что поженились на Рождество.

И потом они всегда отмечали годовщину свадьбы именно на Рождество. И так было многие, многие годы.

Глава 55

Костюмированный бал в загородной резиденции герцога Бомона

Шестое января, последний вечер рождественских Святок

– Боюсь, здесь нет ни одного костюма, поражающего воображение, – пожаловался герцог Флетчер жене.

– А ты посмотри на миссис Паттон – вот уж у кого интересный костюм! – возразила Поппи. – Я еще никогда не видела такой воинственной Дианы с луком и полным стрел колчаном, к тому же облаченной в ярко-синие одежды. И еще мне нравится здешний Генрих Восьмой.

– Насколько я знаю, у Генриха был огромный живот, – заметил Флетч, – но лорд Пладжет слишком вольно толкует этот исторический образ.

– Пожалуй, хотя, по словам его жены, он привязал к талии свернутый прикаминный коврик.

– Ты только посмотри на леди Исидору! А я-то всегда считал ее уравновешенной особой! – кивнул Флетч в сторону отплясывавшей неподалеку подруги Джеммы.

Исидора нарядилась царицей Пальмиры Зенобией: на ней была юбка из золотой парчи, расшитая павлиньими хвостами, лиф же был столь открытым, что, можно сказать, отсутствовал.

– О нет! – бросив на нее взгляд, горестно простонала Поппи. – Кто это с ней танцует? Не лорд Бисби?

– Он самый, – ответил Флетч. – Глупый старый скряга, всегда голосует за…

– Я имела в виду другое, – перебила Поппи. – Ты только посмотри, он не сводит с нее глаз!

– Влюблен, – констатировал герцог, – и, конечно, безответно.

– Он женат?

– Еще нет.

Успокоившись, Поппи снова полностью отдалась танцу. И тут на герцогскую чету чуть не наскочил какой-то неуклюжий господин с багровым лицом, одетый в весьма неудачный костюм папы римского. Господин еле держался на ногах, колыхаясь, словно парус на ветру, но, к счастью, Флетчу и Поппи удалось избежать столкновения. Разговор о маскарадных костюмах напомнил герцогине о вопросе, который она уже давно хотела задать мужу.

– Флетч, кто был тот юноша, которого ты нанял? – спросила она.

Герцог не слышал – он хохотал над багроволицым папой римским, который все-таки не удержался на ногах и плюхнулся на пол, свалив заодно и пару в костюмах матроса и царицы Савской.

А царице Савской в это время было совсем не до смеха. Шарлотта сбросила с себя ногу буйного папы, и Даутри одним движением поднял ее с пола, словно она весила не больше перышка. Через мгновение они опять танцевали.

– Где, скажите на милость, вы научились так хорошо танцевать? – поинтересовалась Шарлотта.

– Моряки всегда любили танцы, – ответил родственник Вильерса. – Кроме того, хоть это может показаться вам странным, но цивилизация не заканчивается за дверями лондонских бальных залов.

К собственному удивлению, Шарлотта, всегда блиставшая остроумием с Вильерсом, не нашлась что ответить, словно волшебные чары рассеялись и она из принцессы опять превратилась в скучную старую деву. Вот только танцевала эта старая дева с роскошно одетым широкоплечим красавцем из тех, с кого дамы обычно не сводят глаз.

– Итак, вы хотите стать его женой? – вдруг спросил Даутри.

– Что, простите?

– Вы собираетесь выйти замуж за Вильерса? – повторил он вопрос. – Не думайте, что меня волнует, достанутся ли мне его титул и состояние. Отец оставил мне в наследство судоходную компанию, и у меня самого сейчас столько денег, что я, если захочу, могу купить и опять продать пол-Лондона.

– Но если вы чувствуете некоторое беспокойство, то это вполне естественно… – начала было Шарлотта.

Совершенно не заботясь о приличиях, Даутри остановился и потянул девушку в укромную нишу, отделенную от залы бархатной портьерой.

– Так вы собираетесь за него замуж? – снова спросил моряк, задергивая за собой портьеру.

Шарлотта хотела ответить, но волнение мешало ей говорить.

Даутри наклонился к ней… Его поцелуй не отличался ни нежностью, ни великодушием, напротив, в нем были требовательность, желание во что бы то ни стало добиться своего, выяснить то, о чем она сказать не могла.

А «несчастная» старая дева наконец обрела присутствие духа, отстранилась, уперла руки в бока и с вызовом бросила:

– Еще не знаю.

Даутри выглядел смущенным, выбитым из колеи – похоже, поцелуй воспламенил кровь не одной Шарлотте.

– Вы не знаете? Чего именно?

– За кого мне выйти.

– Разве у вас есть выбор?

Шарлотта усмехнулась – сестра Мей ни за что бы не узнала ее в этот вечер: серая мышка и впрямь стала царицей Савской, повелительницей мужских сердец.

– Вильерс угрожает мне иском о нарушении брачного обещания, если я ему откажу, – сказала она. Даутри хмыкнул. – Вдобавок я его люблю, – добавила Шарлотта.

Моряк стиснул зубы.

Она шагнула к нему:

– Но теперь у меня есть вы…

– Позвольте, я не делал вам предложения, – возразил он.

«Ах, какой же ты идиот», – с нежностью подумала Шарлотта, а вслух сказала:

– В таком случае мне остается только выйти за герцога. Отныне можете обращаться ко мне «ваша светлость», чтобы быстрее освоиться с моим новым положением.

В глазах Даутри вспыхнула ярость, но тут же угасла: он заглянул Шарлотте в душу и понял, что эта женщина готова назло всем ветрам стоять рядом с ним на палубе корабля, и соленый вкус моря на губах будет ей только в радость.

– Шарлотта…

– На следующей неделе, – ответила она, гордо подняв подбородок, – я решу, какое предложение выбрать, Вильерса или ваше. Вы ведь сделали мне предложение, не так ли? Правда, забыли мне об этом сказать, но я заметила, что скрытность вообще присуща вашей натуре.

В черных глазах моряка заискрился смех. Было в них и еще что-то, отчего Шарлотта пошатнулась и прислонилась к стене, словно ей не хватало воздуха.

Впрочем, через мгновение воздуха действительно перестало хватать, потому что Даутри снова привлек Шарлотту к себе и припал к ее губам.

– Прости, дорогая, ты что-то сказала? – отсмеявшись, спросил Флетч.

– Тот молодой человек, нанятый тобой, – повторила Поппи, – где ты его нашел?

– Какой молодой человек?

– Ну тот, который прикинулся влюбленным в мою маму.

Флетч замер.

– Ах тот… – только и смог он сказать.

– Да, именно, – кивнула Поппи. – Он еще так отчаянно защищал ее доброе имя. Знаешь, у него явно есть актерские способности.

– Но не будешь же ты отрицать, что у леди Флоры слабость к смазливым юнцам? – парировал Флетч.

Он победоносно улыбнулся, но герцогиня лишь укоризненно покачала головой.

– Он сейчас здесь? – спросила она.

– Нет, конечно, – сдался герцог, – ведь это был, как бы поделикатнее выразиться, «ночной мотылек».

– Что? – округлила глаза Поппи. – Неужели? Где же тебе удалось его найти?

– Я просто спросил у одной женщины, которая разбирается в подобных делах.

– У какой женщины? – подозрительно прищурилась Поппи.

– У молодой родственницы миссис Армистед, подруги Фокса.

– Не знала, что ты знаком с миссис Армистед.

Флетч счел за лучшее прекратить танец и отвести жену в сторону.

– Надеюсь, мне не надо рассказывать, как сильно я тебя люблю, Поппи? – спросил он, с обожанием глядя на свою прелестную женушку. Она нахмурилась. – Признайся, ты меня ревнуешь? Имя той женщины Крессида, и она очень красива.

– Я не ревную, тебя, Флетч, – поспешно ответила Поппи и неодобрительно наморщила носик: – Значит, вот ты с кем водишься – с «ночными мотыльками», подружками Фокса…

– Вот и умница, что не ревнуешь, – похвалил жену герцог и в нарушение всех мыслимых приличий поцеловал ее на глазах гостей, хозяев и слуг.

Но Поппи не боялась осуждения – у нее было ощущение, что святочный костюмированный бал герцогини Бомон на годы станет любимой темой для сплетников, и на этом фоне один-два супружеских поцелуя не привлекут особого внимания.

Поскольку Вильерс пошел на поправку, шахматные матчи герцогини Бомон с мужем и выздоравливавшим герцогом, естественно, снова стали притчей во языцех.

– Вы выиграли у него? – спросила миссис Паттон у герцогини, столкнувшись с ней в дамской туалетной комнате.

– Сомневаетесь в моих силах? – подмигнула ей герцогиня.

– Нет, что вы! Какие могут быть сомнения, особенно после того, как вы недавно разбили меня наголову.

– А вы выиграли у меня вчера вечером, – напомнила Джемма. – Как ловко у вас получился тот ход ладьей, вы меня просто обвели вокруг пальца.

– К сожалению, победы у меня случаются редко, но тем они желанней. Итак, вы выиграли партию у своего супруга, а партию с Вильерсом закончили?

– Увы, – нахмурилась Джемма.

– Так вы не выиграли?

– Он жертвовал и жертвовал фигуры, отдал чуть ли не все. Блестящий, жесткий и хитроумный игрок.

– Значит, оба матча продолжатся, и будут сыграны третьи партии, они же финальные, – констатировала миссис Паттон. – Очень увлекательно!

– А финальные партии мы сыграем с закрытыми глазами, – уточнила Джемма.

– И как я слышала, в… – замялась деликатная миссис Паттон.

– В кровати, – закончила за нее Джемма.

– И вы окажетесь в кровати с Вильерсом! – с мечтательным видом произнесла миссис Паттон. – В Англии нет ни одной замужней шахматистки, которая бы за такую возможность не пожертвовала бы ферзя.

– Вильерс отказывается возобновлять матч до полного выздоровления, то есть до истечения шести месяцев.

Миссис Паттон рассмеялась:

– А со своим супругом вы сразу разыграете партию?

– Не знаю, – покачала головой герцогиня, поправляя непослушный локон. – Я выиграла у него некоторое время назад, и у нас пока не было времени обсудить эту тему. Обсудим в ближайшем будущем…

Эпилог

Детская комната в загородном доме герцога Флетчера

25 декабря, семь лет спустя

– «Как в нашу бухту на Рождество три корабля с парусами пришло. На Рождество, на Рождество», – фальшиво и с большим усердием, свойственным всем лишенным музыкального слуха, но жизнерадостным детям, напевала маленькая девочка.

– Три корабля, три корабля приплыли к нам издалека, – присоединился к ее тоненькому голоску сильный, звучный баритон отца.

А потом раздался возмущенный детский визг – это отец подхватил юную певицу и посадил ее себе на плечи. Да и кто бы на ее месте не завопил что есть мочи от подобной бесцеремонности?

– Хватит, папа! – воскликнула крошка Клементина, цепляясь ручонками за волосы герцога Флетчера. – Ты больше не должен так делать. Grandmere[27]27
  Бабушка (фр.).


[Закрыть] сказала, что я – юная леди и мне неприлично кричать. Из-за тебя я нарушила приличия!

Отец послушно снял малышку с плеч, отчего комната огласилась вскриком даже громче прежнего, который привлек внимание еще одного существа, находившегося в комнате.

Герцог даже не успел сообразить, что происходит, как две пухлых ручонки обхватили его щиколотки и острые зубки сомкнулись на его облаченной в шелковый чулок ноге.

– Отпусти Клемми! – потребовал тонкий голосок, чуть приглушенный набившимся в рот шелком. – Ты, папа, плохой! Отпусти Клемми!

– Только не порви чулок, Александр, – попросил Флетч, ставя Клементину на пол так поспешно, что ее кудряшки разлетелись по плечам, как пучок рылец на кукурузном початке. – Ну все, конец чулкам, – простонал герцог, отцепляя сынишку от ноги. – Что скажет наш бедный Мортон?!

Но куда там! Александр, конечно, и не думал о камердинере, раз ему представилась возможность вдоволь повозиться с отцом и даже его поругать:

– Папа плохой, Клемми кричит. Александр хочет наверх, как Клемми!

Флетч посадил сынишку на плечи. Дочка дернула его за руку:

– Давай играть, папочка! Представим себе, что видим три корабля, как в песенке!

Пританцовывая, она направилась к окну, таща за руку отца и напевая:

– «Как в нашу бухту на Рождество три корабля с парусами пришло…»

Флетч молча стоял у окна, наслаждаясь теплом, которое исходило от пухлых коленок сына и ладошки Клементины. Девочка пела и раскачивалась, вглядываясь в раскинувшуюся перед герцогским дворцом заснеженную лужайку – похоже, она и впрямь видела там три парусника.

Вдруг, подчиняясь какому-то шестому чувству, Флетч повернулся к двери – необъяснимым образом он всегда знал, когда в комнату входила жена. Дочурка, страшно фальшивя, продолжала петь свою колядку, и Флетч не прерывал ее, только улыбнулся. Александр же принялся подскакивать на плечах отца, как будто хотел то ли взлететь, то ли броситься в материнские объятия.

Лицо Поппи осветилось ответной улыбкой, столь прекрасной, что Флетч, обнявший жену свободной рукой, почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Александр обхватил ручонкой голову матери, и они стали смотреть в окно, слушая нежный голосок Клементины.

– «На Рождество, на Рождество», – наконец допела она.

Поппи хотела отодвинуться, но Флетч легко, одной рукой, поставил сына на пол и заключил в объятия жену.

– Добрый день, родная! – сказал он, любуясь ею, потому что за прошедшие годы Поппи ничуть не изменилась и была столь же очаровательна, как одиннадцать лет назад во время своей первой встречи с герцогом в Париже, и столь же желанна, как семь лет назад, когда они любили друг друга под пихтой в парке Бомонов.

Увидев, что родители заняты друг другом, дети потеряли к ним интерес: Александр заковылял прочь, а Клементина взяла свою любимую куклу и принялась уже ей напевать все ту же рождественскую песенку про три корабля.

– Вот и опять пришло Рождество, – проговорил герцог, нежно целуя жену в губы. Ах, какой дивный был у них вкус, как чудесно пахло ее тело, как пьянила Флетча мысль, что эта великолепная женщина – его жена! Неудивительно, что за первым поцелуем последовал второй.

– Помнишь, как в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре я впервые поцеловал тебя так? – спросил Флетч и проиллюстрировал свой вопрос по-хозяйски глубоким поцелуем.

– Осторожнее, – немного задыхаясь, посоветовала Поппи. – Иначе, как в тот раз, можешь получить по лицу муфтой.

Рука Флетча скользнула по спине жены, потом ниже.

– Мне нравится нынешняя мода, – сказал он, жмурясь от удовольствия. – Не хочу больше видеть эти мерзкие кринолины.

– Я так люблю Рождество! – заметила Поппи, поправляя мужу упавший на глаза локон. – Это мой самый любимый день в году.

– Ну конечно, ведь в этот день подают твоего любимого пряничного человечка!

– А ты знаешь, что наш повар приготовил к праздничному столу на этот раз? – спросила герцогиня, широко открыв невинные глаза.

– Нет. Что же?

– Пряничных красоток – украшенных золотом и вполне съедобных.

– Ты намекаешь, что сейчас моя очередь? – ухмыльнулся Флетч.

Поппи прижалась к нему, поцеловала, и поцелуй неожиданно показался Флетчу более сладостным и волнующим, чем обычно, как, впрочем, и полагалось на Рождество…

Внезапно Поппи настороженно прислушалась и спросила:

– Что он делает?

Маленький Александр, непоседливый чертенок, был постоянной причиной родительских волнений. Однако сейчас он был поглощен очередным развлечением – колотил игрушечной каретой по кирпичной стенке камина, норовя отломать колеса.

– С ним все в порядке, – успокоил жену Флетч и, обхватив ладонями ее лицо, спросил: – Ты уверена, что все это не сон?

Поппи усмехнулась.

– Джон, – сказала герцогиня, – ты помнишь, что вчера был сочельник, значит, в минувшую ночь ослы могли разговаривать человеческим голосом?

– Ты говоришь как натуралист, – с иронией ответил Флетчер. – Ты уже написала об этом бедняге Лаудену? Если он сделает доклад о говорящих ослах, то, может быть, так потрясет им научную общественность, что ему наконец дадут в университете профессорскую должность. Впрочем, думаю, в университет охотнее бы взяли некую П.Ф., автора недавно напечатанного труда об опоссумах.

– По-моему, как раз сейчас здесь находится один такой рождественский осел, – ответила Поппи, с любовью глядя на мужа, – который, правда, уже утратил способность говорить по-английски. Он как будто не слышал ничего из того, что я сказала ему прошлой ночью.

– Неужели герцогиня Флетчер только что назвала своего мужа ослом? – шутливо возмутился он. – Нет, ты все-таки пошла в свою мать!

Только мгновенная реакция спасла герцога от удара ее кулачка.

– То, что я сказала прошлой ночью… – смущенно пробормотала Поппи, чувствуя, что краснеет, – прошлой ночью, после…

– После ужина? – подсказал Флетч, блестя смеющимися глазами.

Несмотря на одиннадцать лет замужества, Поппи так и не научилась говорить вслух об интимных делах, хотя очень умело освоила их на практике. Поэтому она, оставив попытки объясниться, притянула мужа к себе и поцеловала так, как может целовать от всего сердца только любящая и любимая женщина. Женщина, уверенная в том, что ее дети купаются в родительской любви и никогда не будут бояться оплеух и окриков. Женщина, у которой был секрет.

«Но этот секрет должен стать рождественским подарком», – спохватилась Поппи.

– С Рождеством тебя, Джон, – прошептала она и приложила его руку к своему животу.

Герцог ощутил под ладонью восхитительную выпуклость.

– У нас будет ребенок? – спросил он неуверенно. – Неужели?

– Да, Бог посылает нам еще одно дитя, – кивнула Поппи, борясь с подступившими слезами.

Флетч радостно засмеялся и, подхватив жену на руки, закружил ее, как безумный.

– Дитя, дитя, дитя!

Это слово давало им ощущение сопричастности к великому дню, когда на свет появилось дитя, о котором суждено было узнать всему миру.