Текст книги "Большая кража"

Автор книги: Элмор Джон Леонард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Тогда Райан сказал, что пусть лучше они отвезут его обратно, потому что сегодня он не собирается ни на что тратить деньги. В это время впереди у Шестой мили замаячил светофор, но их машина, не доехав до перекрестка, свернула налево в какой-то узкий проулок и остановилась. Фары высветили мусорные контейнеры и кучи вываленных прямо на землю отбросов возле стен магазинов. Потом фары погасли, и парень, сидевший рядом с водителем, – он был примерно того же возраста, что и Райан, с узким лицом и длинными волосами, – развернулся, положил руку на спинку сиденья и сказал, что с Райана причитается десять баксов. Он объяснил: отвезут ли они Райана на школьный двор, обратно к заправке или еще куда-нибудь, все равно это будет стоить десять баксов. Райан сказал: нет, он передумал. Парень, глянув ему в глаза, заметил, что, мол, бесплатно ничего не бывает. У них на все единая ставка: десять баксов. Райан ответил: о'кей, тогда я предлагаю сделку – вы не везете меня обратно, я выйду прямо здесь.

В машине зажегся свет, когда водитель открыл свою дверцу. Райан помнил, что успел обратить внимание на девушку: волосы у нее оказались светлее, чем он думал; а струйка, которая потекла за рукав рубашки, показалась холоднее, чем пиво, которое он пил. Струйка потекла, потому что он перехватил бутылку за горлышко; тогда он увидел, что парень, сидевший рядом с водителем, отпрянул и скрылся за спинкой сиденья. Райан выскочил и изо всех сил захлопнул дверцу. Сначала он метнулся к багажнику, но, оказавшись в темноте, резко изменил направление движения. Когда водитель обогнул машину спереди, Райан бросился на него и изо всех сил ударил бутылкой сбоку по голове, отчего тот как подкошенный рухнул на капот.

Бутылка не разбилась. Во всех фильмах, которые он видел, бутылка в таком случае разбивалась, а эта нет. Он не бросил ее, а кинулся бежать со всех ног – по проулку и направо, мимо глухой кирпичной стены магазина до Шестой мили, потом перебежал улицу и, перейдя с бега на шаг, пошел по тротуару в восточном направлении, даже не соображая, что по-прежнему держит в руке бутылку. Он был уже в следующем квартале, когда услышал, что его догоняет машина. Он не хотел оглядываться и смотреть, что это за машина, он хотел, чтобы она проехала мимо и не мешала ему идти.

Но машина почему-то не обгоняла его, хотя он не слышал, чтобы она затормозила и остановилась. Тогда он все-таки обернулся и увидел, что это полицейская машина с черно-желтой надписью на боковых дверцах. И он опять побежал. Он вовсе не считал, что так будет лучше, а просто побежал, и все. Потом, подумав об этом, понял, что сделал глупость, и раз и навсегда зарекся когда-нибудь еще так поступать; но было уже слишком поздно. Он добежал до угла и обогнул его; помчался вдоль железного забора, ограждавшего дровяной склад, а потом перемахнул через забор. Он забрался в темноте и тишине в узкую щель между двумя штабелями размером два на четыре и стоял там неподвижно с пивной бутылкой в руке до тех пор, пока его не осветили фонарем. Свет ударил ему прямо в глаза, он разжал руку, выпустил бутылку и вышел из прохода между штабелями.

Разбиравший дела на утреннем заседании судья, приятный на вид спокойный мужчина с начинавшими седеть висками, приговорил его к двум месяцам заключения в Детройтской исправительной колонии.

В его жизни было много невезения. Пора уже наконец настать такому моменту, когда удача повернется к нему лицом. Должно же когда-нибудь человеку повезти, и, возможно, сейчас как раз начинается такой период. Здорово было снова получить в свое распоряжение машину. Здорово было нестись по ночной дороге, включив музыку. А какой кайф – загнать машину на парковку в «Бэй Виста» и поставить ее прямо перед офисом. Если все это действительно признаки начавшейся полосы везения, то следует повнимательнее присмотреться к ним и, не откладывая дела в долгий ящик, принять решение. Если все пойдет так удачно и дальше, значит, надо соглашаться с тем, что предлагает тебе судьба. А уж если скажешь «да», то надо браться за дело и идти до конца.

Собственно говоря, почему он решил, что это дело будет труднее, чем вламываться в чужие дома и красть телевизоры и шубы? Почему это должно быть труднее, чем войти в свою собственную комнату?

В его комнате, на его кровати сидел, привалясь к стене и с ногами прямо на покрывале, Фрэнк Писарро.

– Привет, Джек, как дела?

– Убери ноги с кровати.

– Да ты, кажется, не в настроении? – Писарро отодвинулся на угол кровати и сел, свесив ноги, но не опустив их на пол.

– Как ты меня нашел?

– Билли сказал. Да что с тобой такое?

– Я спрашиваю, как ты нашел мою комнату?

– Спросил какого-то мужика, он и сказал.

– Он сказал, чтобы ты вошел в мою комнату и чувствовал себя как дома?

– Нет, сначала я постучал, а потом подумал – может, ты спишь и не слышишь, как я стучу. Ну, я ткнулся в дверь, а она незаперта. Я и вошел. Послушай, меня ведь с работы выперли.

– Я в курсе.

– Билли, наверное, рассказал. Зато он другого не знает – про автобус.

– Фрэнк, давай в другой раз поговорим.

– Да ты только послушай. Камачо хочет, чтобы я вел автобус на обратной дороге в Техас, чтобы отработать те деньги, которые я ему должен. Понял? Отвезти его туда пассажиром, а мой фургон здесь бросить, потому что это ведро уже свое отъездило.

Райан чуть помедлил с ответом.

– По-моему, это правильно.

– Ясно, но только как все остальные-то домой доберутся? Въезжаешь?

– Как доберутся? Да на автобусе.

– А вот и хрен тебе. Камачо говорит: «Я не обязан развозить их по домам». Тут даже я рот разинул и говорю: «Да ведь они тебе уже заплатили за обратную дорогу». А он: «Это раньше так было, когда я числился бригадиром. А теперь я больше не бригадир и никого никуда доставлять не должен». Вот ведь скотина! Но это еще не все. «Пусть, – говорит, – заплатят пятьсот долларов прокатной компании, где я брал автобус, а мне дадут денег на билет на самолет, – тогда я оставлю автобус здесь».

– Во наворотил. И что, ребята ему поверили?

– А что им оставалось делать? Они все его проклинают, но связываться с ним боятся.

– А тебе-то что волноваться? У тебя ведь машина.

– Как что волноваться? Они же мои друзья.

– Брось ты, Фрэнк. С каких это пор ты стал о друзьях заботиться?

– Да ты что! Я с ними семь лет вместе отпахал.

– Ну ладно, допустим. А ко мне ты зачем приперся?

– Слушай, старик, мы ведь друзья? Вот Билли и говорит: «Почему бы нам не занять денег у Джека?» – На плоском открытом лице Писарро не было заметно ни тени смущения.

– Пятьсот долларов, значит?

– Ну, Билли сказал, что у тебя наверняка еще бабки остались. А если даже ты их потратил, тебе ничего не стоит снова хорошенько разжиться. Мы ведь тебе вон какие рыбные места показали.

– А сам Билли где?

– Не захотел со мной идти. Говорит, не хочет тебя ни о чем просить.

– Ты бы тоже мог не утруждаться.

– Слушай, я ведь не милостыню прошу. Я возьму деньги в долг, а потом мы с тобой рассчитаемся.

– Ты думаешь, у меня есть пятьсот долларов?

– Если даже нет, тебе нетрудно их раздобыть. Мы тебе поможем.

– То есть если я дам тебе в долг все, что у меня есть, ты потом мне вернешь?

– Ну да, ты же меня знаешь. Мое слово верное.

– А когда?

– В следующем году, когда мы снова сюда приедем.

– Рад был с тобой познакомиться, Фрэнк.

– Парень, ну ты только о себе и думаешь. А ведь у них у всех семьи. Как они обратно домой-то добираться будут?

– Да не дави ты на жалость. У меня тоже семья есть.

– Значит, тебе абсолютно наплевать, что случится со всеми этими людьми?

– Все, Фрэнк, пока.

– Ну ладно, жмот, – сказал Писарро. Он медленно поднялся с кровати. – Подожди, и до тебя еще доберемся.

Писарро прошел мимо Райана и открыл дверь; со спины он выглядел и вовсе жалко: сутулый, в грязных, заношенных чуть ли не до дыр штанах с вечно набитыми какой-то дрянью карманами и растянутой резинкой на поясе.

– Погоди минутку, – окликнул его Райан. – Ты на своем фургоне?

– Я же тебе сказал: фургон накрылся.

– Так ты пешком обратно пойдешь?

– Нет, черт возьми, такси вызову.

На мгновение Райан задумался, глядя на Писарро, придерживающего открытую дверь, но только на мгновение.

– Ладно, Фрэнк, пока, – сказал он.

Писарро заметил «мустанг», припаркованный перед офисом. Он увидел машину, когда проходил мимо, и что-то показалось ему в ней знакомым. Конечно, темно-зеленый «мустанг» – не такая уж редкость, но эту машину он где-то уже видел. Фрэнк дошел до поворота с шоссе на «Бэй Виста», нырнул под придорожные деревья и через минуту вырулил оттуда на своем ржавом, но вполне еще работоспособном фургоне. Он гнал свою развалюху в сторону Женева-Бич с максимальной скоростью, на которую было способно это корыто. Подгоняла его мысль об одном очень важном деле, но увы: когда он добрался до города, все бары и торгующие алкоголем магазины были уже закрыты. Казалось, весь город заперся на ночь. Чертов Райан, все из-за него.

Прождав Райана попусту и к тому же не отыскав у него в комнате выпивки, Писарро надеялся успеть купить бутылку текилы или джина. Или хотя бы бутылку красного. Если он купит вина, пара баксов еще останется. Сейчас у него всего четыре доллара и шестьдесят центов из той сотни, что выделил ему Райан. Нет, Райан и впрямь оборзел. Конечно, Фрэнк сидел тогда в фургоне, но, черт возьми, это же его фургон, и кто-то должен был сидеть за рулем. Надо было сразу тогда съехать с обочины, остановить машину и разобраться с ним, чтобы не зарывался. «Эй, парень, ты что, охренел? Где моя доля? Вот эта вонючая сотня долларов – и есть моя доля?» Раскроить ему рожу, чтобы надолго запомнил. То, что он с Камачо расправился, еще ничего не значит: один раз повезло, а в другой раз может и не повезти.

Райан ему сразу не понравился. Еще на той заправке в Сан-Антонио: Райан стоял там с рюкзаком за плечами, надеясь уехать автостопом. Он стоял, руки в боки, и разглядывал их, когда они подъехали – автобус, фургон и две легковые машины, все с сезонными рабочими. Потом он поговорил с Камачо и залез в автобус на водительское место. Уже тогда Фрэнк Писарро отнесся к нему с неприязнью. Эта неприязнь только усилилась, когда Райан начал улаживать проблемы с владельцами магазинов, не желавшими обслуживать их ораву; он уговорил их отпускать продукты оптом, чтобы можно было понаделать сэндвичей. И в том оклахомском городке, где Райан договорился с хозяином бензоколонки, чтобы тот открыл для них полуразвалившийся душевой павильон и пустил воду, позволив воспользоваться такой неслыханной роскошью всей бригаде. После чего он вообще вообразил себя пупом земли. А уж когда он начал клеиться к Марлен Десеа и уговорил ее перебраться к нему в автобус, Фрэнк Писарро вообще поимел на него зуб. Когда после этого кто-то из девчонок спросил: «Фрэнк, можно я покатаюсь вместе с тобой?», он отшил ее, и больше никто с ним не ездил.

Камачо был прав, когда говорил, что Райан не собирается всерьез работать на уборке огурцов, а только хочет оказаться поближе к Детройту. Он добился того, чего хотел, и теперь его с ними больше ничего не связывало – даже на Марлен Десеа ему было наплевать. Он от нее свое получил. Он вообще использовал всех и вся, что попадалось ему по дороге. Использовал он фургон Фрэнка? Да, ездил на нем. Использовал Билли Руиса? Конечно: срубил с его помощью бабок. Он использовал их обоих, и вообще поступал так со всеми, а получив то, что хотел, – просто сваливал. Такой вот тип.

Миновав Женева-Бич, Писарро поехал дальше на юг, а потом свернул с шоссе на грунтовую дорогу, ведущую через огуречные поля к лагерю сезонных рабочих.

Чертовы огурцы! Стоят уже поперек горла. Он может собрать этих вонючих огурцов в десять раз больше, чем сопляки из Сагино и Бэй-Сити, но если хозяева хотят, чтобы на них сопляки горбатились, это их дело. А его-то за что выперли? Ну да, с субботы выпивал лишку, спустил почти сто баксов, но ведь не один пил – и других угощал. Как ни крути, сотня была, да сплыла, а Камачо он должен четыреста пятьдесят, притом что работы у него нет, а до Сан-Антонио тысяча шестьсот семьдесят миль.

Но Райан не уехал. Так что, парень, Райан у тебя на крючке. Надо только придумать, как ему все сказать, не получив при этом зубодробительный удар в челюсть. Например, вот так:

– Привет, Джек. Помнишь ту коробку из-под пива? Ту самую, с кошельками. Ты еще велел мне выкинуть ее на помойку. Так вот, никуда я ее не выкидывал, не такой я дурак, а спрятал в одном надежном месте. Да еще и имя твое на ней написал.

Главная проблема – сказать это Райану так, чтобы он ясно понял: единственный для него вариант – эту коробку выкупить.

– Короче, старик, давай договоримся. Сколько ты мне за нее дашь? А то, не дай бог, найдет ее кто-нибудь вместе с кошельками и твоим именем.

Этот момент будет самым трудным. Сукин сын наверняка будет угрожать и вообще черт знает что может натворить. А ты ему быстренько скажи:

– Только учти: если со мной что-нибудь случится, один мой приятель – ты его не знаешь – отнесет эту коробку в полицию. Что ты на это скажешь?

А потом сказать, сколько с него за коробку причитается. Пятьсот долларов в самый раз. Нет, лучше шестьсот. У него, конечно, таких денег нет, но пускай пораскинет мозгами, где их добыть.

Вообще-то Фрэнк собирался наехать на Райана с этим требованием уже сегодня. Для начала сочинил эту историю с автобусом, чтобы посмотреть, не удастся ли выудить хоть какие-то деньги без особых усилий и без риска. А потом хотел выложить главный козырь – коробку из-под пива, но почему-то скис, не смог завести разговор на эту тему.

Может, лучше написать? Расписать все подробно и подсунуть листок под дверь. Но в любом случае рано или поздно придется встретиться с Райаном, а иначе как же получить деньги? Черт возьми, ну почему все так трудно?

Фрэнк Писарро и сам не понял, что именно навело его на нужные воспоминания, но факт оставался фактом: он вдруг сообразил, чья машина стоит перед мотелем. Ну конечно, именно эта машина с девчонкой за рулем проезжала не раз мимо лагеря, прямо здесь, возле сарая, у которого он сейчас остановился. Он вспомнил и темно-зеленый «мустанг», и то, что на нем ездит подружка мистера Ритчи. Спутать эту машину с другой он не мог: чего стоят хотя бы вмятины на решетке радиатора! Именно эта тачка со смятым радиатором и стоит сейчас перед мотелем, где живет Джек Райан.

Писарро заглушил мотор и выключил фары, но еще некоторое время посидел в фургоне. Зеленый «мустанг» не давал ему покоя. Он буквально нюхом чувствовал: Джек Райан должен этот «мустанг» каким-то образом использовать.

10

– По-моему, я очень удачно с ней договорился, – сказал мистер Маджестик. – За тридцать баксов в неделю Донна приходит каждый день, кроме воскресенья. А по воскресеньям я и сам не прочь поджарить себе бифштекс, нужно только хорошую вырезку купить. Есть у меня один парень знакомый, он в «IGA» в мясном отделе работает, так в его смену я всегда могу рассчитывать на отличные куски.

Сказав это, мистер Маджестик подцепил на вилку кусок жареной колбаски и обмакнул его в соус чили. После чего настала очередь квашеной капусты, изрядную порцию которой он, используя нож, положил себе поверх колбаски. Продолжая жевать, он взял кусок хлеба и от души намазал его маслом. Потом добавил:

– Она сама печет хлеб. Два-три раза в неделю, и приносит свежий. То есть действительно свежий.

– Здо́рово, очень вкусно, – кивнул Райан.

– Еще Донна здесь убирает, два раза в неделю пылесосит.

Райан ел быстро. Он опять опоздал к завтраку и, естественно, ужасно проголодался. Вообще-то он собирался встать пораньше и с самого утра съездить к охотничьему домику мистера Ритчи, чтобы осмотреться, пока там никого нет. Нужно так съездить, чтобы никто его ни там, ни по дороге не увидел. И на́ тебе – проспал и поездку, и завтрак. Придется ехать после работы, но сейчас ему не очень хотелось об этом думать.

– Да, готовить она умеет, – сказал Райан.

– Я бы не стал ее держать, если бы она плохо готовила, – заметил мистер Маджестик.

– А у вас с ней какие-то отношения?

– С Донной? – Мистер Маджестик непроизвольно бросил взгляд на дверь в гостиную. – Черт возьми, придет же такое в голову! Ты что думаешь, я сексуальный маньяк?

– А что такого? Она, конечно, немолодая, но выглядит неплохо, – возразил Райан. – По-моему, лучше что-то, чем ничего.

– Вот молодежь! У вас одно только на уме.

– Это ведь естественно, разве нет?

– Пусть естественно, но это не значит, что только об этом и нужно думать.

– Правда? А о чем тогда? Вот вы, например, о чем думаете?

– Ну, ты загнул! Да о чем угодно, – сказал мистер Маджестик. – Например: не поселиться ли мне здесь насовсем? То есть и на зиму тоже. В конце концов, ну что там, в Детройте, хорошего? Я прекрасно мог бы жить и здесь. Я тебе уже рассказывал, что хочу оставить пансионат открытым на охотничий сезон?

– Да.

– Ну вот, а теперь еще одна мысль появилась – специальный охотничий домик.

– Как у Ритчи?

– Нет, он просто перестроил бывший фермерский дом. Слышал когда-нибудь про коттеджи-шалаши?

– Вроде бы нет.

– Похожи на швейцарские шале: такая высокая крутая крыша, которая спускается до самой земли. И в самом деле на шалаш похоже. На севере, куда люди на лыжах ездят кататься, все склоны такими домиками утыканы. Их продают в разобранном виде, а потом привозят и собирают.

– Я вспомнил: видел такие на фотографиях.

– Вот я и прикидываю: заказать бы пару таких шалашиков, – мечтательно сказал мистер Маджестик, – из тех, что побольше. Бывают такие, где по десять человек остановиться могут – с учетом комнаты на втором этаже. Надо только бойлер поставить и подключить отопление и горячую воду.

– У вас ведь есть уже каба́ны, – сказал Райан.

– Это другое дело. С ними, правда, тоже придется повозиться. Если соберусь пускать постояльцев осенью, значит, хочешь не хочешь, нужна новая система отопления. Но тут, я думаю, хватит обычных обогревателей, ведь они будут сдаваться осенью, а не зимой. На лыжах-то в этих местах не катаются. Есть у меня еще одна идея: тут один человек надумал продавать свой участок, а он очень уж хорош – на отшибе, в лесу, на озере. Знаешь дорогу, которая идет через лагерь сезонных рабочих и дальше мимо охотничьего домика Ритчи?

– Ну да, а что?

– Ну так вот: если по ней проехать еще полмили, то увидишь указатель с надписью «Роджерс». Поворачиваешь налево и едешь по проселку вверх по холму прямо через лес.

– Вот где действительно глухомань.

– Правильно. Вот там бы и поставить два таких коттеджа-шалаша и запустить человек двадцать охотников. А что? Двадцать пять баксов в день – с трехразовым питанием, коктейлями, льдом и прочими мелочами. По-моему, двадцать пять баксов в день – не так уж и дорого.

– Пожалуй.

– И это в самых оленьих местах. Оленей там как коров на ферме. А раз озеро рядом, любители пострелять уток тоже приезжать будут. Да я сам знаю с десяток таких, которым только позвони, и они тут же покидают шмотки в машину и приедут. А ведь у каждого из них тоже есть друзья-охотники.

– Ну так почему вы до сих пор этим не занялись?

Мистер Маджестик удивленно посмотрел на Райана, пожал плечами и сказал:

– Сам не знаю. В этом сезоне, думаю, займусь.

– Вы представляете: будете сшибать по пятьсот баксов в день.

– Ну, это грязными. Надо еще все расходы вычесть. Понадобится человек, а то и двое, которые будут там работать. Причем такие, которые и обед приготовить могут, и ружья почистить.

– А что тут сложного?

– Сложного ничего. Только попробуй таких ребят найди. Вот ты, например, в оружии что-нибудь понимаешь?

– Когда-то работал в оружейном магазине, – сказал Райан. – Чего там только не продавали: и охотничьи гладкостволки, и помповые ружья, ну и нарезные карабины.

– Погоди, ты вроде говорил, что работал еще и поваром?

– Было дело. Шеф-поваром по жареным блюдам.

– Хорошо готовил?

– Приходилось. Вечером, конечно, каждый готовил то, что лучше умеет, а во время ланча уже не делили, гнали все подряд, только бы клиентов побыстрее обслужить. Котлеты, яичницы, блинчики, горячие бутерброды. Официантки без конца подбегают с новыми заказами, только успевай у плиты поворачиваться.

– Смотри-ка ты, – покачал головой мистер Маджестик. – Для молодого парня ты в этой жизни уже немало повидал.

– Кое-что пришлось, – усмехнулся Райан. Он рассказал мистеру Маджестику, как был шеф-поваром по жареным блюдам, как продавал оружие в магазине, как работал в спортивном супермаркете «Сиэрс», но не стал распространяться о том, что занимался чисткой ковров, – потому что именно здесь он познакомился с Леоном Вуди.

Сначала сюда устроился один приятель Райана. Потом он решил уволиться и пойти учиться какой-нибудь профессии, связанной с электроникой, а чтобы не подводить своего босса, стал искать себе перед увольнением замену и рассказал об этой работе Райану. Хорошая оплата, физически не переламываешься, работаешь в больших красивых домах, а самое главное – женщины, богатые бабенки. По словам приятеля, большинство из них шляется по дому чуть ли не в одном белье, демонстрируя все свои прелести, а некоторые просто изнывают от скуки – ясное дело, торчат целыми днями дома одни, – и прямо-таки напрашиваются, честное слово. Да ты что? – спросил Райан. А приятель сказал – точно, ты только представь себе: какая-нибудь нагибается к тебе, будто случайно, а лифчика на ней нет. А некоторые так и ходят – халат нараспашку.

На самом деле Райану ничего подобного увидеть не довелось. Он вообще редко видел кого-нибудь в доме: только когда встречали и провожали. Через несколько недель он понял, что купился на байки приятеля обо всех этих любвеобильных домохозяйках. Впрочем, он не был на него в обиде, работа ему нравилась. Больше всего привлекала возможность бывать в чужих домах и видеть вещи, которые принадлежат незнакомым людям. Совсем не то, что видишь, когда приходишь к кому-нибудь в гости. Особенно захватывающими были минуты, когда он, выключив пылесос, стоял в комнате в тишине или поднимался по лестнице в спальню. У него всегда возникало чувство, что вот-вот должно произойти что-то необыкновенное.

До сих пор Райану и в голову не приходило воровать чужие вещи. Нет, конечно, еще школьником он, как и другие дети, приворовывал кое-какую мелочь, вроде расчесок или конфет в ближайшем магазинчике. Единственной его крупной кражей были бейсбольная перчатка, бейсбольная шапочка, кроссовки и зеленый джемпер с желтыми рукавами из «Сиэрс». Сделать это было нетрудно. Все ребята в его команде восьмиклассников обзавелись таким образом формой. Они выносили ее в четыре приема – по одной вещи за раз, под плащами или в сумках, и никого из них не поймали. Самой большой неудачей можно было считать то, что двое взяли джемпера не того цвета, а когда понесли их обратно, желто-зеленых уже не было.

Как-то, когда Райан работал в комнате один, ему вдруг пришло в голову: а что, если вернуться сюда еще раз позже? Хозяйка обмолвилась, что завтра они всей семьей уезжают во Флориду. Все время, пока он чистил ковер, Райан пытался вообразить, что можно почувствовать, оказавшись в этом доме ночью. Потом задумался над тем, хватило ли бы у него смелости забраться в дом, если бы он знал, что там спят люди. Или если бы не знал, спят они или нет и сколько их вообще. Черт возьми, решиться на такой визит – это уже совсем другое дело, высший пилотаж. Но если ты точно знаешь, что в доме никого нет, в том числе и собаки, если тебе знакомо расположение комнат и ты уверен, что попасть внутрь нетрудно, то… почему бы не попробовать?

В следующий раз, работая вместе с Леоном Вуди, он придумал, как можно попасть в дом в отсутствие хозяев. Они передвигали мебель на середину комнаты и мыли шампунем ковры вдоль плинтусов, а потом ставили мебель обратно, аккуратно подкладывая под ножки полоски алюминиевой фольги. Подвинув стол к окну, Райан отвел в сторону тяжелую штору и открыл щеколду боковой створки окна. Потом увидел, что Леон Вуди пристально на него смотрит.

Леон Вуди покачал головой, усмехаясь, и Райан спросил:

– Что уставился-то?

– Ничего, – ответил Леон Вуди все с той же усмешкой.

Больше они об этом не говорили до тех пор, пока не закончили работу. Лишь в машине Леон Вуди сказал:

– Слушай, брат, зачем ты хочешь втравить в неприятности приличную фирму? Если уж тебе так неймется залезть в чей-то дом, выбери такой, где мы не работали.

Райан сказал, что Леон несет какую-то чушь. Он, дескать, вообще не понимает, что тот имеет в виду.

– Думаешь, я слепой? – спросил Леон Вуди. – Я видел, как ты там озирался. Могу дать тебе один совет, парень. Если будешь лазать по чужим домам, когда там кто-то есть, то рано или поздно найдется герой, который сумеет прострелить тебе задницу. Так что заруби себе на носу: в чужой дом можно лезть только тогда, когда там никого нет,когда ты точно знаешь,что там никого нет, а лучше всего – когда ты имеешь письменное подтверждение в том, что там никого нет.

– А ты что, когда-нибудь этим занимался?

Леон Вуди рассмеялся.

– Что значит «занимался»? Именно этим я и занимаюсь.

– А я только один раз попробовал…

– …и теперь снова захотелось.

– Я и брать-то ничего не собираюсь.

Леон Вуди удивленно посмотрел на него:

– А зачем же тогда лезть в чужой дом?

– Не знаю, – сказал Райан и понял, как глупо прозвучал его ответ. – Ну, наверное, чтобы себя проверить – могу я это сделать или нет. – Нет, все равно глупо.

– Что-то вроде игры, что ли?

– Типа того.

– А ты хоть понимаешь, какая в этой игре ставка? Ну, если ты проиграешь?

– Так это часть игры – риск. Без риска было бы неинтересно. Риск – главное условие игры.

– Часть игры – риск, а еще что?

– Ну, цель игры, наверное, почувствовать себя крутым.

– Нет, парень, здесь ты ошибаешься. Цель игры – это обзавестись белым «меркьюри», повесить в шкаф пятнадцать костюмов, поставить под ними двенадцать пар обуви и знать, что в любой момент дня и ночи тебе достаточно только свистнуть – и у тебя будет столько девчонок, сколько ты захочешь. В любое время.

– Если тебе деньги нужны, – сказал Райан, – то это совсем другое дело.

– Естественно. Только не вешай мне лапшу на уши, будто бы тебе деньги не нужны и ты никогда не хотел стать богатым.

– Ну, любой хочет быть при деньгах. Чтобы, по крайней мере, на нормальнуюжизнь хватало.

– А тебе хватает?

– Да так, худо-бедно.

– Нет, я спрашиваю: тебе на нормальнуюжизнь хватает?

– Сам понимаешь, если бы я в роскоши купался, то здесь бы с тобой не работал.

– Ну так вот, брат, – сказал Леон Вуди, – подумай как следует о нормальной жизни.

Райан не без труда расстался со своим представлением об этом деле как об игре. Он понимал, что давно пора относиться ко всему серьезно, и все равно слом происходил в нем очень тяжело. Он нарушал закон и понимал это, но старался об этом не думать. Конечно, забираться в чужие дома нехорошо, но он ведь не берет ничего такого, что было бы на самом деле необходимо.Телевизор, норковый жакет, пара каких-нибудь часов, и при этом все ведь застраховано. Они с Леоном сумеют сбыть все долларов за двести пятьдесят, максимум за триста. А страховая компания выплатит пострадавшим полную стоимость похищенного, и хозяин дома купит не просто телевизор, а новый телевизор, и новую норку для жены, и часы, конечно, тоже новые. Причем купит не просто так, а со скидкой, потому что хозяин такого шикарного дома наверняка какая-нибудь большая шишка и у него везде хорошие связи. Ты только попробуй честным путем заработать на такой домишко и все находящееся в нем барахло. Наверняка его хозяин – тот еще мерзавец и в своем бизнесе облапошивает всех почем зря. В бизнесе это в порядке вещей, а вот залезть в чужой дом – не в порядке. Почему?

Впрочем, зачем все время думать о грустном? Вряд ли ты сумеешь оправдать проникновение в чужой дом, но разве когда-то ты беспокоился о том, чтобы оправдывать свои поступки? Поймают так поймают. Тут уж не будет никаких оправданий и извинений. Нечего выкручиваться. Если идешь на такое дело, нужно в глубине души быть готовым к самому неприятному исходу. Правильно? Именно так и нужно думать, иначе просто свихнешься. А лучше вообще об этом не думать и не портить нервы лишними переживаниями.

Несмотря на предупреждения Леона Вуди, Райан по-прежнему испытывал страстное желание забраться в чужой дом, не зная точно, есть там кто-нибудь или нет, и в конце концов он это сделал. В первый раз он постоял на ступеньках лестницы, осмотрелся и ушел, не взяв абсолютно ничего. В следующий раз поднялся на второй этаж, стараясь держаться края лестницы и аккуратно ступать с пятки на носок, равномерно распределяя вес при каждом шаге. Так он добрался до холла второго этажа и вошел в спальню, где мирно спали мужчина и женщина. Из бумажника, лежавшего на туалетном столике, он взял семьдесят восемь долларов. Он хотел рассказать об этом приключении Леону Вуди, но в последний момент почему-то передумал. Дело было не в деньгах, которыми следовало бы поделиться. Просто Леон Вуди подумал бы, что он чокнутый.

В конце концов он перестал беспокоиться и о Леоне Вуди, и о его мнении. Леон Вуди сам был на волосок от тюрьмы. Каким-то образом копы сумели выйти на него и дважды явились к нему домой с ордером на обыск. Они хотели знать, на какие шиши он приобрел машину и дорогие шмотки и вообще вел безбедную жизнь. Леон Вуди, правда, сумел отмазаться, сославшись на тотализатор: «На правильных лошадок ставить надо, ребята, вот что я вам скажу». На третий раз Райана и Леона застукали. Они обчистили один дом и по дороге домой заехали в бар выпить по паре кружек пива. Просидели там полчаса, не больше, а когда вышли, возле машины Леона их поджидали двое полицейских в штатском. Райана привлекли к суду вместе с Леоном по статье «проникновение в чужое жилище», но дали условный срок. Леон получил полгода общего режима за хранение краденого. Естественно, он потерял и свою работу чистильщика ковров. Вскоре после освобождения его снова арестовали – на этот раз за хранение наркотиков – и по решению суда отправили на принудительное лечение. Райан поначалу писал ему, но Леон Вуди на письма не отвечал. Наверное, не до писем было.

В следующие восемь месяцев Райан очень осторожно занимался «проникновением в чужие жилища» и скопил за это время около четырех тысяч долларов. Он не стал покупать себе дорогих тряпок и переезжать в отдельную квартиру, потому что знал: мать обязательно что-то заподозрит и начнет задавать неприятные вопросы. Впрочем, когда он принес домой краденый телевизор (их собственный сломался), никто – ни мать, ни сестра, ни его любимый зятек Фрэнк – не спросили, где он его взял.