Текст книги "Ла Брава"

Автор книги: Элмор Джон Леонард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 15

Морис вышел на балкон, тянувшийся вдоль всех апартаментов Джин Шоу на десятом этаже. Внизу – Атлантический океан. Морису померещилось, что вода простирается от самого основания лестницы так далеко, насколько хватает глаз. Слишком близко, прямо как на корабле.

– Если б мне пришлось сидеть тут по вечерам и слушать прибой, я бы тоже запил, – пробормотал он. – Этот шум может с ума свести.

– Ничего такого со мной не происходит, ты же прекрасно знаешь, – возразила она, не выходя из гостиной.

– В самом деле? Полагаю, я на своем веку выпил куда больше твоего, но никогда не швырялся стаканами в патрульный автомобиль, – попрекнул ее Морис.

– Не швырялась я стаканами. Я тебе уже объясняла: было веселое настроение.

– Ну и как, они очень развеселились? Да будь ты мужчиной, копы бы тебе голову проломили за неуважение. Знаешь, в чем проблема? Плохо жить в таком месте. Тут нет атмосферы. Один только вид на океан. – Морис переместился к двери, заглянул в серебристую, украшенную зеркалами гостиную. Джин занималась сборами, две сумки уже свисали на длинных ручках со спинки обтянутого белым шелком кресла. – Не надо путать класс со стерильностью. Чистота бывает классной, но она может нагнать смертную скуку.

– Ты сам построил этот дом, – возразила она.

– Я его не строил.

– Ты знаешь, о чем я. Ты вложил в строительство больше денег, чем кто-либо из моих знакомых. А сам живешь в гостинице, как вахтер.

– Как управляющий. Что ты меня терзаешь?

– На что ты тратишь деньги?

– Я их вкладываю главным образом в не облагаемые налогом облигации. Вот вернутся демократы, и их стоимость пойдет вверх.

– По-прежнему жертвуешь семинолам?

– Миссуки. В жилах многих из них течет кровь беглых рабов-негров. Это находит отклик в моей душе.

– И в твоем кошельке.

– У меня среди них есть друзья. Буффало Тайгер, Сонни Билли – они научили меня пить кукурузное пиво. Мы много смеялись, я сделал неплохие снимки. И я не даю деньги, как ты выразилась, – это фонд, мы посылаем каждый год нескольких ребят в колледж, не всем же возить туристов на лодочках и стрелять в лягушек. Что тут плохого?

– Джерри говорил, что ты сумасшедший, – припомнила Джин. – Мне нравилось слушать ваши споры. Он никак не мог в это поверить – столько денег отдавать просто так.

– Я и на китов кое-что жертвую. Что бы сказал по этому поводу Джерри, а? Ему бы понравилось, если бы я создал фонд поддержки преследуемых юристов.

– Джерри был не самым умным из моих мужей, – со вздохом признала Джин. – А я-то поставила на него.

– Он слишком долго был связан с плохими ребятами, – пояснил Морис. – Мы с тобой оба понимаем это, Джини. Они сожрали его заживо, использовали его самого, забрали его денежки. Кто мог ему помочь? ФБР? Он не от сердца умер, он умер куда более страшной смертью: все ломал себе голову, как бы выкарабкаться. До Кефовера всякий мог действовать на свой страх и риск, можно было иметь дело с этим парнями, с Фрэнко Эриксоном, Адонисом, с любым из них, но после Кефовера – все, они никому больше не доверяют.

– Джерри был тупицей, – вынесла свой приговор Джин. – Иначе и не скажешь.

– Пусть покоится себе с миром.

– Как бы то ни было, он помер и отправился в ад. Моих проблем это не решило.

– Джини, – попытался вразумить ее Морис, – любая женщина с радостью поменялась бы с тобой местами. Все при тебе, мужики западают на тебя – иногда, правда, не слишком подходящие. У тебя устроенная жизнь…

– Ну-ну.

– В чем дело, Джин? Знаю, знаю, можешь не говорить. А кроме денег, что еще? Тебе нужны деньги? Я дам тебе денег. Скажи мне, что тебе нужно?

Она подошла к телевизору, встроенному в черный книжный шкаф.

– Не забыть бы видеомагнитофон. – Она сняла две коробки с кассетами. – И кассеты. Хочешь посмотреть?

– Разумеется, хочу. Ты же знаешь.

– Мори, сколько я тебе уже должна? Тысяч шестьдесят? – сказала она.

– Если говорить точно, дошло уже до семидесяти двух с половиной, – поправил он. – Но разве я просил их вернуть?

– Если б я могла вложить деньги, получать доход… – вздохнула она.

– Джини! Я что, просил вернуть долг?

– Или если б ты выкупил мою часть гостиницы, Мори. Тогда бы я вернула тебе долг, сбросила этот груз.

– Какой груз? Сколько раз тебе повторять: нет денег и ничего ты мне не должна. Смотри, все просто: я выкупаю твою долю за сто тысяч, ну, за сто двадцать пять, ты вернешь мне долг, и с чем ты останешься? Когда меня не станет, вся гостиница будет твоей. Ни о чем не беспокойся, все предусмотрено. Пока этого не произойдет – я пока об этом не думаю, я не боюсь, это в порядке вещей, но не могу сказать, чтобы я уже начал об этом задумываться, – пока этого не произойдет, ты всегда можешь обратиться ко мне, если тебе понадобятся деньги. Все просто.

– Типа я на содержании.

– Иногда я просто не понимаю тебя, Джин, – развел руками Морис.

Она положила кассеты, вся ее поза выражала беспокойство, хотя она застыла неподвижно.

– Извини, Мори. Извини, я не хотела. Не сочти меня неблагодарной, я просто устала. Мори, ты мой лучший друг, лучший в жизни. Я люблю тебя, мне с тобой хорошо…

– Но?

– Я чувствую себя такой никчемной, меня это просто сводит с ума.

– Займись чем-нибудь. Можешь снова играть.

– Полно, Мори. Играть мамашу героини? Вернуться в заштатный театр, в какой-нибудь сарай, заламывать руки в «Скрипаче на крыше»? Я все это уже проходила.

– Звезда экрана или никто, – кивнул Морис – Знаешь, чему научил меня восьмидесятилетний опыт общения с преуспевавшими людьми, которые ныне мертвы или отбывают срок? Такое честолюбие ничего не стоит. Деньги и успех нисколько не помогают нам решать повседневные проблемы, а только они и имеют значение.

– Смешно слышать подобные сентенции от богатого старикана, у которого проблем и вовсе нет.

– Перестань, Джин, – устало попросил он. – Ты же не дура. Хватит усложнять, начни что-нибудь делать. Такая умная, талантливая женщина. Говорю тебе, не в деньгах счастье.

– Джо думает, что ты почти разорен.

– Пусть себе думает. Какая ему разница, он художник. Он сам пока об этом не знает, но он станет знаменитостью.

– Что ж, желаю ему удачи, – сказала она.

– Не нервничай, а то морщины появятся.

– Какой ценный совет.

– Тогда слушайся. Готова?

– Кажется, да.

– Чемодан и две сумки. Все?

– Возьми их, – распорядилась Джин, – а я понесу видеомагнитофон. Я поеду на своей машине. Она мне там понадобится.

– Зачем?

– Морис, могу я сохранить хоть каплю независимости?!

Солнечный свет ударил Ноблесу в глаза, едва он вылез из «понтиака», заставил его болезненно сощуриться. Господи, ну и жарища! Подходя к высокому крыльцу главного входа, он ощущал, как плавится асфальт под его ковбойскими ботинками и проваливаются каблуки.

Чего-то он не рассчитал, но план все равно должен сработать. Он-то думал, что старикан отвезет Джин Шоу домой, оставит ее, а сам свалит, но старикан застрял в ее квартире, по крайней мере, на час, черная машина тем временем накалялась на солнце, а потом вышел с вещами, похоже, ее шмотками, положил их в машину и отъехал.

Значит, она возвращается в Саут-бич. Вот черт!

Но если она и не остается здесь, по крайней мере, сейчас-то она у себя в квартире. Будет ли она ему рада? Уж он-то точно радовался при мысли, что она сейчас одна. Еле дождался.

В лифте с воздушным кондиционером Ноблес нажал кнопку «10», заранее прикидывая, какое выражение будет у нее на лице, когда она откроет дверь.

Фрэнни все еще оставалась в лиловом бикини, из одних тесемочек. Глубокая впадина между грудями, обнаженные округлые бедра, голый живот – просто вылитая танцовщица-стриптизерша на каникулах, вот только круглые дымчатые очки и завитушки волос нарушали образ, эти волосы принадлежали Фрэнни и никому другому. Она нисколько не напрягалась, налила вина, оставив бутылку на стеклянном столике, спросила Ла Браву, не хочет ли он снять свою шляпу– если хочет, пусть остается в ней, ей это нравится, немного напоминает Ван Гога. После этого она примолкла. В тот день она почти не болтала.

Ла Брава слышал гудение усердно работавшего кондиционера. Он тоже не напрягался, хотя и немного нервничал, ему хотелось держаться с той же естественностью, что и его натурщица, но он понимал, что в смысле раскованности она даст ему сто очков вперед, ей не пришлось, как ему, избавляться от заученных в детстве понятий о приличиях. Он ожидал, что Фрэнни начнет с ним заигрывать, давать ему авансы, и вдруг ему, парню, только что переспавшему с кинозвездой, приходится держать себя в руках, вести себя естественно, стараться не думать о кинозвезде. Нет, это не обман, какой же тут обман, он же почти незнаком с той актрисой, у него было такое ощущение, словно с Фрэнни он знаком гораздо дольше, если уж на то пошло. Он пришел, потому что она его пригласила. А Фрэнни отнюдь не лезет вон из кожи. Видимо, решила: либо это случится само собой, либо нет. И какая-то молчаливая сегодня.

Сперва она о чем-то думала. Раскладывала подушки на софе, целую гору подушек. Выпрямилась, пробормотала: «О!»– ушла в спальню и вернулась через минуту в белом халате из мягкого хлопка, очень простом, спереди на пуговках, доходившем до ее загорелых босых стоп. Фрэнни спросила, положить ли фотографу лед в стакан, и только после этого перешла на личные темы, спросила, как долго продлился его брак.

– Тридцать восемь месяцев.

– Когда так говорят, кажется, что это очень долго.

– Это и впрямь долго.

– Дети есть?

– Нет. Откуда ты знаешь, что я был женат?

– От Мориса, – пояснила она. – А что произошло?

– Не знаю. – Поразмыслив, он добавил: – Женщины всегда норовят нас провести.

– Это из фильма, в котором снималась твоя приятельница?

Он покачал головой:

– Это из «Лауры».

– Твоя приятельница трижды побывала замужем.

– Откуда ты знаешь?

– Поболтала с ней. Предложила свой товар. Она пользуется кремом из вытяжки пчелиной матки, черепашьего жира и морских водорослей.

– Ты с ней болтала?

– Она считает, что это замечательное средство. У меня есть одна брошюра, там десятки врачей высказывают свое мнение о вытяжке из пчелиной матки: никакой пользы, никакого эффекта, чистой воды мошенничество и надувательство. Она делала подтяжку, Джо. И пластическую операцию– меняла нос, перед тем как стать кинозвездой.

– Это она сама тебе рассказала?

– Конечно. Почему бы и нет? Она милая, мне понравилась.

– В самом деле?

– С ней легко общаться, никакого дерьма. С удовольствием посмотрела бы какое-нибудь из ее киношек. Угадай, – предложила ему Фрэнни, с трудом сдерживая улыбку, – что я ей продала?

– Неужели?!

– Богом клянусь!

– Биоэнергетический крем для груди?!

– Слушай, я ей только показала, и она чуть слюной не изошла: «Энергия и упругость– правда?!» Еле сдерживалась, как ни пыталась разыгрывать из себя недотрогу. Пользы от него столько же, сколько от экстракта пчелиной матки и черепашьего жира. Упругость либо есть, либо ее нет, вот так-то, Джо. Погоди, у меня для тебя есть сюрприз. – И она снова ушла в спальню.

Оттуда послышалось пение, мужской голос солировал на фоне хора, старая, знакомая мелодия. Фрэнни вернулась, и он спросил:

– Кто это?

– Ты что, смеешься надо мной? – возмутилась она. – Ты же слышал это сто раз. – Очки она тоже успела снять.

– Смоки Робинсон?

– А то кто же? И «Мираклз». «Ты владеешь моей душой». – Она подошла к софе, на которой ей предстояло позировать. – Хит времен твоего детства, верно?

– Я в то время уже оканчивал школу.

– Ага. Вот видишь, я все знаю о тебе, Ла Брава. Спецагент Джо Ла Брава, Секретная служба Соединенных Штатов. Я чувствовала, что ты в свое время занимался чем-то таким тайным, вот и спросила Мориса. Он сказал, ты теперь приличный обыватель. Я-то думала, тебя сносит в сторону Игги Попа, но ведь не угадаешь. В тихом омуте… Поделись со мной секретами, Джо.

– В доме экс-президента Трумэна плохая проводка, – поведал он. – Смотришь кино, а оно то включается, то выключается, то включается, то выключается…

– Непыльная работенка! – хмыкнула она.

– И свет тоже– включается-выключается.

Она кивнула головой, соглашаясь на такую информацию, и спросила:

– Ты готов? – И принялась расстегивать свой халатик, стоя у заваленной подушками софы, пристально глядя на фотографа.

Он сидел в плетеном кресле, их разделял только стеклянный столик. На столе рядом с бутылкой лежала запасная пленка. Ла Брава взял в руки «Никон», что-то подкрутил, опустил фотоаппарат и снова посмотрел на девушку.

Фрэнни слегка раздвинула ноги, уперлась руками в голые бедра, широко развела руками полы халата, открывая ему свою наготу.

– В каком виде ты предпочитаешь? – спросила она.

Она забавлялась. По крайней мере, Ла Брава надеялся, что это все шутки и от него требуется лишь остроумная ответная реплика. Забавляется девочка, развлекается. «В каком виде ты предпочитаешь?» Вот только глаза цвета лаванды глядят серьезно, и столь же серьезно глядит на него округлый свод животика над самой густой порослью черных волос, какую он когда-либо видел. Впрочем, можно ведь сочетать серьезность с весельем, более того, Ла Брава именно в этом видел рецепт счастья, если у счастья есть рецепт. «В каком виде ты предпочитаешь?» А он, тонкий художник, должен подать свою реплику тихим, задушевным голосом:

– В натуральном виде, дорогая!

Почти незаметная пауза:

– Ты будешь меня фотографировать?

И Ла Брава ответил искренне, уже совсем всерьез:

– Боюсь, что нет.

Как только Кундо Рей вспоминал про того парня в кресле-качалке, у него перед глазами вновь возникала картина, как Ричард отъезжает в его прекрасной черной машине, а об этом кубинцу вовсе не хотелось вспоминать. Но этот парень и Ричард неразрывно связаны. Придется что-то сделать с этим парнем.

Кундо сидел в вестибюле отеля «Ла Плайа» и ждал Хавьера, поигрывая сережкой. Хавьер тоже побывал в «Камбинадо», теперь у него свое дело. Он уже предлагал снабдить Кундо всем необходимым.

Ну и местечко– плитки пола потрескались, раскололись, некоторых недостает. Отель напоминал Кундо «Камбинадо дель Эсте», постояльцы сильно смахивали на заключенных. Однако в «Камбинадо дель Эсте» было почище, тюрьму только недавно построили.

Сравнивал Кундо гостиницу и с «Отель Националь» в Гаване. «Отель Националь» не уступал этой дыре в запущенности, но люди там не были похожи на заключенных, там жили пропахшие чесноком русские, громко болтавшие, вечно жалующиеся, – они хныкали, точно дети, оставшиеся без обеда, ворчали не по делу. Что они смыслили в жизни? Им бы поработать на стройке в Аламаре, по двенадцать часов в день вдыхая цементную пыль. Тот русский был не то инженером, не то каким-то техником, у него водился шоколад, целые плитки, и водка, в номере валялись пачки презервативов, порнографические открытки из НьюЙорка. Русский ненавидел Кубу. Скажет, бывало, с растяжечкой, обдавая чесночной вонью: «Кууба», – и сплюнет на пол. Кундо Рей томился, мечтая поскорее уйти, из ненависти к русскому он решил вступиться за свою страну и поздно ночью вернулся в его комнату. Его чуть было не приговорили к смерти из-за этого русского, которого он пристрелил из его же собственного пистолета.

Ладно, что сделано, то сделано.

И вновь его мысль вернулась к парню в креслекаталке: это дело еще не было сделано.

Много ли парней, проживающих в гостинице «Делла Роббиа», фотографирует людей исподтишка, с большого расстояния, используя телескопические линзы? Все ясно: это тот самый парень, который сфотографировал Ричарда, о черт, снова перед глазами возникла картина, как Ричард отъезжает в его «понтиаке»!

И тут в холле появился некий Давид Вега. Давид Вега все поглядывал на Кундо, словно пытаясь вспомнить его, но заговорить с ним не решался, так что Кундо предпочитал краем глаза следить за этим типом.

Когда пришел Хавьер, Давид Вега все еще торчал в холле, пил кока-колу из автомата. Кундо не стал приветствовать Хавьера, притворился, будто не замечает его. Хавьер все понял и поступил точно так же.

Выждав несколько минут, Кундо поднялся к Хавьеру в номер. Он взял из его рук непременный стакан рома, вежливо выслушал Хавьера: тот-де намерен перебраться в Южный Майами. Спешить обоим было некуда. Слушая Хавьера, он хотя бы отвлекся от мыслей о своей машине, попавшей в лапы этого чудища болотного. Допив ром, Хавьер выволок из кладовки здоровенный металлический кейс, набрал нужную комбинацию и открыл крышку, показывая товар.

– Пушки на любой вкус, – похвастался Хавьер. – Для парня из Мариэля – все по оптовой цене. Автомат– со скидкой тридцать процентов. «Мак– 10» за восемьсот.

– Что-нибудь поменьше, – уточнил Кундо Рей.

– Пожалуйста, вот малютка тридцать восьмого калибра, ствол всего два дюйма. Такими пользуются «Ангелы Чарли».

– Да?

– И Барни Миллер.

– Заверните, – сострил Кундо Рей.

Глава 16

Ноблес заготовил улыбку. Дверь открылась, и он сказал:

– Смотрите, кто пришел!

Он-то рассчитывал, что она обалдеет и вытаращится на него, но она ничуть не была удивлена, а если и была, то не подала виду. Стоит и смотрит на него так, словно решила не пускать за порог.

– Лапочка, не хотелось бы тебя отпихивать, но я чуть ли не весь день проторчал в машине. Мне так хочется пи-пи, того гляди лопну. Приспичило мне.

Ей пришлось подвинуться, а то бы он и впрямь сгреб ее да и отодвинул– она отошла, и он резво промчался по коридору прямиком в туалетную комнату.

Ему нравилось тут: полно всяких баночек с притираниями, соли для ванн, пудра в коробочках пастельного цвета, и все так здорово пахнет. Он был бы не прочь заглянуть в шкафчик, порыться, обнаружить самые заветные ее тайны. У нее в уборной было так чисто – никаких тебе ржавых пятен, ни на унитазе, ни в раковине. Пустив струю и постанывая от облегчения, Ричард осмотрелся по сторонам, жадным взглядом вбирая все эти женские штучки, и закончил с судорогой наслаждения. О-о!

Она оставалась в гостиной – присела на диван, положив на колени соломенную сумку и скрестив ноги так, что колено торчало над хромированной поверхностью кофейного столика. Она смотрела на него уже не так сердито, не буравила его взглядом, но и ласковым выражение ее лица отнюдь не было.

– Ты хоть рада мне? – спросил он.

Не похоже.

– Ричард, – заговорила она, – Ричард, что ты здесь делаешь? – Голос спокойный, размеренный, точно ребенка воспитывает.

– Я скучал по тебе, – сказал он. – Ты когда-нибудь скучала?

– Что же мне с тобой делать, Ричард? – вздохнула она.

Это уже лучше.

– Например…– многозначительно усмехнулся он.

– Ты большой симпатичный мишка, и все тут! – подытожила она.

Он не привык думать о себе в таких выражениях. «Мишка» – что за черт!

– Найдется чего-нибудь холодненького попить? Жажда замучила, столько сидел в машине! – Он двинулся в столовую – сплошь стекло да серебро, – намереваясь проникнуть оттуда в кухню.

– Ричи! – окликнула она, когда он проходил мимо нее. Оглянувшись, он увидел, что перед ней на столе разложены его фотографии, и резко затормозил. Уперся руками в бока. Первое, что вырвалось у него, было:

– Черт, что тут происходит, почему этот тип меня фотографирует?

Подумал, скосил глаза на Джин и спросил:

– Погоди-ка, откуда у тебя мои фотки?

– Ричард, ты неподражаем! – сказала Джин.

– Я хочу знать, где ты их взяла.

– Он сам дал их мне, разумеется.

– Кто он такой – из газеты, что ли?

– Нет, он работает не на газету. Он сам по себе, фотографирует людей. – Она призадумалась, словно была не вполне уверена, и кивнула утвердительно: – Да, именно этим он и занимается.

– Разве на это не требуется разрешение? – искренне возмутился Ноблес– Берешь себе и щелкаешь кого вздумается?!

– Попробуй подать иск. Вторжение в личную жизнь или что-то в этом роде.

– Черт, должен же быть какой-то закон!

– Обратись в полицию, – предложила она.

А что, это идея. Кто-нибудь из его приятелей-полицейских, например, Гленн Хикс из Бока задал бы этому типу.

– Только полицейским и так все известно. Он собирался передать им снимки.

Ноблес снова скосил глаза, пытаясь осознать ситуацию. Неприятное ощущение: кто-то следил за каждым его шагом, щелкал его каждый раз, когда он вылезал из тьмы черного автомобиля на солнечный свет. Он услышал, что снова твердит:

– Что за чертовщина тут происходит? Кто он такой?

– Не важно, кто он такой– его зовут Ла Брава, – важно, кем он был раньше. Джо Ла Брава девять лет проработал в Секретной службе. Он умеет наблюдать, от него ничто не ускользнет.

Слегка успокоившись, Ноблес ответил:

– Черт, с агентами правительства я умею ладить. Ты им услугу, они тебе услугу– одним словом, сделка.

– Ричи, ты просто не понимаешь, о чем речь, – отмахнулась она.

Ему не понравился ее тон– скучающий, высокомерный. Это ей даром не пройдет. Пока что он сдерживался и слушал, что она говорит:

– Этому человеку все про тебя известно. Он знает, что ты докучал мне. Он знает, что я пыталась отвадить тебя, но не сумела.

Просто потрясающе!

– Погоди! Это ты сама ему сказала?!

Глаза ее вспыхнули.

– Не было другого выхода, идиот! Он же видел тебя! Он спрашивал о тебе!

Это его задело, однако Ноблес сумел промолчать, и Джин тоже взяла себя в руки, притихла. До них доносился шум океана.

– Зачем ты явился в клинику? – заговорила она. – Господи, на тебя ни в чем нельзя положиться!

– Хотел вытащить тебя оттуда.

– Ричард, – теперь она говорила своим обычным спокойным голосом. – Как ты думаешь, зачем я напилась? Зачем вышла из бара? Знаешь, как долго мне пришлось дожидаться полицейской машины? Господи, я думала, придется куда-то идти ее искать. Ричард, что я сказала тебе перед тем, как уйти?

– В смысле – из бара?

– Перед тем, как я вышла оттуда со стаканом в руках.

– А что ты сказала? Ты много чего говорила.

– Я просила тебя поменьше пить.

– Пил наравне с тобой, только и всего.

– Я сказала: доверься мне. Это, надеюсь, ты помнишь?

– Само собой, помню.

– Я на салфетке написала: «Доверься мне», – и велела тебе убрать эту салфетку в карман. Доверься и жди, я свяжусь с тобой. Копы отвезли меня в Делрей, я попросила позвонить Морису, он тут же примчался, чтобы помочь мне.

– И?..

– Сейчас я живу у него. Мы много разговариваем. Сблизились еще больше, чем раньше. Он взял на себя ответственность за меня. Готов меня выручить, чтобы ни случилось.

– Но ты ничего не говорила о том, зачем тебе понадобился этот старикан.

– Если б ты доверял мне, Ричард, не надо было бы обо всем тебе рассказывать, правда?

– Кое-что ты могла бы не рассказывать. Черт, я запутался. – Он снова ощутил нежность и восхищение. Эта малышка сама все продумала, такой план составила, просто обалдеть.

– Что ты устроил той ночью в клинике, драку затеял? – укорила его Джин. – Я боялась, как бы ты не влип в историю.

– Это тот парень, про которого ты говорила. Подонок, вырубил меня, когда я с девкой толковал.

– Ты напал не на того парня, Ричард.

– Это не я, это он, – защищался он.

– Слушай внимательно, – сказала она. – Ты слушаешь?

Как только она ухитряется всегда сохранять спокойствие, говорить таким тихим, чуть хрипловатым голосом? Слушая этот голос, глядя на нее, Ноблес так и таял, забыв, сколько ей лет, – она прекрасно выглядела, прекрасно пахла, а ноги какие красивые, это приподнятое колено, и даже бедро немного виднеется…

– Ты втянул в это дело человека, который умеет наблюдать, – продолжала она его отчитывать, – умеет следить за людьми. Он снимал тебя несколько дней подряд, а ты ничего не заподозрил, верно?

– Я же не знал!

– Что ж, с этим ничего не поделаешь. Все равно полиция рано или поздно должна была вмешаться, это ничего не меняет. Ты – главный подозреваемый, тем более теперь. Ты не только мне докучал, ты, можно сказать, открыто зарекомендовал себя в качестве рэкетира – фотографии это подтверждают.

– Я просто предлагал свои услуги…

– Ричард!

– Проехали.

– Фотографии ничего не доказывают. Они должны поймать тебя на месте преступления, когда ты угрожаешь, портишь чужую собственность. Сами по себе фотографии не причинят нам вреда. Нам нужен подозреваемый, и ты, Ричард, как нельзя лучше подходишь на эту роль.

– Рад это слышать, – проворчал он.

– Тебя будут допрашивать.

– Ясное дело.

– Они будут уверены: это ты.

– Так что же?

– От тебя зависит, удастся наш план или нет. Тебе отводится главная роль.

– Неужто?

– На тебя будут давить.

– Я бывал и не в таких переделках. За меня не волнуйся.

– Тот парень, который будет нам помогать, должен кое-что знать, – продолжала Джин. – Вернее, он должен думать, будто знает.

– Это я уже понял.

– Кто-нибудь имеется у тебя на примете?

– Имеется. Есть один маленький засранец, который сделает все, что я скажу. Чокнутый малость, отсидел на Кубе. То, что надо, – когда ты его увидишь, сама поймешь: это он, его нельзя упускать!

– Кубинец?

– Чистокровный. Слышь, он мне– мне! – говорит: план малость примитивный, но не то чтобы уж вовсе хреновый. Шустрый такой засранец. Жаль, нельзя тебя с ним познакомить.

– Я жертва, Ричард!

– Знаю-знаю. Я ему так и сказал. Просто подумал, он бы тебе приглянулся. Занимается стриптизом, когда ему охота повыставляться. Носит в ухе серьгу. Кундо Рей, маленький красный перчик с Кубы. Знаешь, как у них называется такая погода, как сегодня? «Чили» или «острый тамали».

Он ухмыльнулся, надеясь, что теперь-то она оттает, однако Джин сосредоточилась на какой-то мысли, и Ричард вновь услышал, как внизу шумит океан.

Тишину нарушил ее вопрос:

– Почему он сфотографировал только тебя, а его – нет?

– Услуги охраны предлагал я. Кундо я приберегаю для более грязной работенки.

– Его это устраивает?

– От восторга он не прыгал. По его понятиям, сначала надо побить окна в лавочке, а уж потом предлагать защиту. Почем знать, на Кубе, наверное, они так и делают.

– Ричард, это похоже на то, что мы собираемся сделать, – сказала она. – Верно?

Он призадумался, потом кивнул:

– Вроде того.

– Ты уверен, что он все сделает так, как ты велишь?

– Без проблем. Денежки он любит.

Она снова пристально уставилась на него. Ноблес выждал, но она так ничего и не сказала, и он взял инициативу на себя.

– Что тут у тебя, лапонька? – спросил Ноблес, но она не ответила, молча развернула упаковку и протянула ему. Господи Иисусе, это был небольшой автоматический пистолет из вороненой стали.

– Это еще зачем? – На рукоятке пистолета были выдавлены буквы и цифры: «Вальтер PPK/S. 9 мм» и еще несколько слов на иностранном языке. Маленькая игрушка, дуло едва ли длиннее трех дюймов.

– Покажешь мне, как с ним обращаться, – распорядилась Джин. – Я знала прежде, но подзабыла.

– Где ты его взяла?

– Это мужа. Аккуратнее, он заряжен.

– Уж я-то умею обращаться с оружием, – заверил ее Ноблес. – На что тебе эта игрушка?

– На всякий случай.

– Мы же не собираемся грабить банк, детка!

– Смотри фильм, – напомнила она. – С пистолетом после разберемся.

Голос ее вновь стал мягким, обволакивающим, многообещающим. Она то вроде злится, а то – словно кобылица в охоте. Ноблес осторожно притянул ее к себе, и Джин тесно прижалась к нему. Да, видать, она тоже возбудилась, оттого что видит саму себя на экране, а у него мурашки по коже, когда она так на себя глядит, почти не мигая, чуть приоткрыв рот.

Склонив голову, Ричард зашептал ей на ухо:

– Что за красотка, м-м, я бы такую поимел!

– Ш-ш, – прошептала она, но ее рука уже подкрадывалась к его бедру, покрытые красным лаком ноготки проникли в пах, заскребли внутренний шов джинсов. Она принялась чесать его, поскребывать. Ох, до чего он это любил. Она здорово умела чесать в этом месте.

– Может, нам с тобой чуток пошептаться, – намекнул он, обходя журнальный столик и усаживаясь рядом с ней. – Уладить все подробности.

Едва он опустился на диван, Джин вскочила и отошла к телевизору, прихватив с собой соломенную сумку.

– Сиди, где сидишь, я сейчас вернусь, – распорядилась она.

Судя по голосу, она вовсе не сердилась, просто вожжа под хвост попала. Она схватила пару видеокассет и запихнула их в свою сумку– довольно большую, вместительную. Бросила сумку на стул в проходе – чтобы не забыть взять с собой. Потом наклонилась, отперла дверцу под полками, и Ричард получил возможность полюбоваться ее попкой, пока она доставала третью кассету. Эту кассету она сунула в видеоплеер, включила телевизор, предупредив Ричарда, что потом ему предстоит оттащить плеер в машину.

– Потом? Мы ща кино будем смотреть?

– Кусочек.

Ноблес положил руку на спинку дивана, поджидая свою подругу, но она осталась стоять, глядя на экран, где под музыку выплывала заставка «Коламбиа пикчерз». Музыка смолкла. Экран почернел на мгновение, потом вновь вступила музыкальная тема, как бы предвещая неотвратимость судьбы, экран сделался белым, и на нем появилось название фильма, одно-единственное слово, обведенное черной рамкой: «Некролог».

– Я это видел.

– Посмотри еще раз. Только первую часть.

– Я только ее и видел, примерно половину фильма. Чем дело-то кончилось?

– Тс-с! – прошипела Джин.

– А вот и ты, – сказал Ноблес, читая титры. – В главных ролях Виктор Мейчер, Джин Шоу. Виктор Мейчер– ага, помню, который играл копа. А Шепперд Струдвик кто такой?

– Мой муж.

– Генри Сильва. Он кого играет?

Ноблес поднял глаза – Джин уже выходила из комнаты.

– Принеси холодненького попить! – крикнул он ей вслед. Он бы и перекусил с удовольствием, сообразил он, и крикнул еще громче: – Ты «Дебби Рейнольде» умеешь делать?

Она не отзывалась.

Может, готовит ему сюрприз? Точно, этот фильм он смотрел. Начинается с похорон. Джин Шоу вся в черном стоит рядом с мужем, который ей в отцы годится, а он все губу закусывает, нервничает– такой богатый, а смерти боится. Так и припустился с кладбища, спрятался в своем лимузине, а Джин Шоу смотрит ему вслед из-под опущенной на глаза вуали, что-то прикидывает, судя по глазам – отнюдь не о здоровье драгоценного муженька печется.

Джин вернулась в комнату, осторожно неся обеими руками какой-то сверток в оберточной бумаге. Хоть бы жратва какая-нибудь! Она села рядом с ним на диван, совсем близко.