Текст книги "Прикосновение смерти"

Автор книги: Элмор Джон Леонард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Ежедневная утренняя газета «Детройт фри пресс» прислала корреспондента по имени Кэти Ворсингтон, двадцати девяти лет от роду, восемь из которых она посвятила репортажам об убийствах, о борьбе с наркоторговцами, о городских властях, о рыбе со следами ртути и молоке с вредными примесями. На сей раз ей поручили срочно подготовить репортаж об освящении церкви Святого Джованни Боско… Она не спрашивала почему. Она уже писала об Августе Марри, у нее вообще набралось достаточно материала на третью полосу.

Газета фотографа не направила – у них было несколько снимков Августа Марри. Довольно удачных. Широко распахнутые глаза и совершенно невозмутимый взгляд. Это хорошо! В репортаже должны быть изложены голые факты, и никакой предвзятости, никакого нагнетания…

Четыре с половиной миллиона горожан занимаются своими делами или строят разнообразные планы в это летнее августовское утро, в то время как в Олмонте, на церемонии освящения церкви Святого Джованни Боско… совершенно нейтральное начало! Ну а далее внятная информация о традиционалистах под предводительством французского архиепископа Лефевра и, разумеется, об Обществе Святого Духа и Августе Марри… Сегодня, похоже, Август в своей обычной роли – весь на виду, лелея в душе надежду уязвить папу римского, назвав его коммунистом.

Но стоит ли упоминать о священнике, который, совершая молебствие, путает латинский с португальским? И даже если здесь задействован Ватикан, не ересь ли, не вздор ли все это?

Кэти достала свой журналистский блокнот из холщовой сумки, висевшей на плече. Что ж, посмотрим, что будет дальше…

Линн приехала вслед за Биллом Хиллом спустя минут десять. Она была вынуждена объясниться с Арти – старалась говорить мило, не повышая голоса, и в конце концов объявила ему, что не сможет помочь с презентацией и обсуждать с ним какие бы то ни было деловые вопросы не собирается, потому как она в отпуске, и, если ему это не нравится, он может взять на ее место кого угодно, и вообще она опаздывает в церковь.

– В церковь? – удивился Арти. – И кто же это венчается?

Подъезжая к церкви, она увидела машины, припаркованные вдоль дороги, посыпанной гравием и ведущей к типичному белому сооружению, каких немало на дорогах штата. Такие церкви ей встречались всю жизнь, и у нее возникло ощущение, будто это все те же запыленные автомобили и пикапы, все те же люди, пришедшие на службу, – только тогда она была девчушкой и играла с соседскими ребятишками неподалеку от паперти, пока не раздавались протяжные звуки органа и торжественные голоса хористок и хористов.

Линн припарковала машину и пошла вдоль стоявших автомобилей в своем сине-зеленом ситцевом платье за восемьдесят долларов, неуклюже ступая на высоких каблуках после многих лет ношения кроссовок и сандалий.

Когда она подошла к церкви, орган уже звучал.

– Tan-tum air-go-oh, sac-ra-meh-en-tum… – донеслось до нее.

Какой печальный напев, жаль, что она в латыни не сильна!

– Vay-nay-ray-mur cher-nu-ee-ee…

Линн помедлила перед входом. Перед тем как открыть дверь, она оглянулась на школьный желтый автобус, подъезжавший к дому приходского священника. Юноша из хора либо алтарный служка-мальчик, стоя на дороге с поднятыми руками, направлял автобус к себе, мимо ряда припаркованных машин.

Когда автобус остановился и водитель открыл дверь, на дорогу выпрыгнул мальчуган в бейсболке и послышался чей-то голос, велевший ему подождать.

Линн вошла в церковь. Там было полно народу. По обе стороны прохода стояли парни в белых рубашках, в нарукавных повязках, с зажженными свечами в руках. В алтаре стоял священник в золотом облачении. А рядом с ним Ювеналий и Август Марри – оба прислуживали священнику.

– Sol-us hon-on-or, vir-tus quo-oh-quay…

Песнопение такое печальное! Хотелось бы знать, о чем оно…

– No-vo-say-dat-rit-too-ee…

Прихожане ничем особенно не отличались от остальных присутствующих. Линн, стараясь не привлекать внимания, высматривала Билла Хилла. Где же он?

– Gen-ee-tor-re-is, gen-ee-toh-oh-quay…

Все вторили псалмам, и никто не заглядывал в псалтырь. Похоже, все знали псалмы наизусть.

Ювеналий был обращен лицом к пастве. Он и Август Марри стояли по бокам священника, возможно поддерживая его. Ювеналий вдруг подался вперед, и у Линн возникло ощущение, будто он смотрит на нее, поверх голов и шляп, отыскав ее там, где она стояла, у выхода из церкви. Улыбался ли он ей? Линн не была в этом уверена. Да и видел ли он ее вообще?.. Хотя она сразу увидела его лицо, как бы возвышающееся над всеми этими шляпами и шляпками.

Надо же! Почти все женщины в шляпах. В летних соломенных либо в шляпках с вуалью… Многие в платочках… А она вот не догадалась! Пришла с непокрытой головой. И еще одна блондинка в последнем ряду. Примерно ее лет, с длинными прямыми светлыми волосами, в зеленом платье-рубашке и с холщовой сумкой на плече.

– Doe-que-men-tum…

– La-ouw-da-ah-tsi-oh…

– Ah-men.

Наступило долгое молчание.

Линн не видела, что происходит в алтаре. Затем все опустились на колени, а она осталась стоять одна, на виду у всех.

Линн сразу увидела Билла Хилла в самом дальнем левом углу, в его желтом костюме, который он носил уже два дня. Черные волосы были прилизаны с помощью геля. Он заметно выделялся среди всех, и не потому, что провозглашал себя фундаменталистом. Он выглядел нарочито изысканным среди любителей латыни.

Несколько раз прозвонил колокол. Тревожно, волнующе… Билл Хилл принялся оглядываться и озираться. Когда он увидел ее, она дала ему знак оставаться на месте.

Священник произнес на английском языке:

– Господи, помилуй! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!

И все присутствующие в церкви повторили произнесенное.

– Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…

И все произнесли эти слова, осеняя себя крестным знамением.

Билл Хилл тем временем стал пробираться к боковому проходу, и головы присутствующих поворачивались в его сторону.

– Буди имя Господне благословенно отныне и до века.

Линн видела, что Билл Хилл пробирается к ней.

– Отче наш, не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…

Линн прошептала:

– Ты видишь Его, Ювеналий?

– Думаю, он видел меня тоже, но не уверен в этом, – кивнул Билл Хилл, подойдя к ней.

– А что будет дальше?

– Откуда мне знать? – Билл Хилл взял ее за руку. – Давай выйдем и покурим.

Линн задумалась. Вот, пожалуйста, искушение от лукавого!..

– Грешник ты! Давай хотя бы дослушаем молитву до конца…

– Пойдем, – сказал он и кивнул на полуоткрытую дверь притвора церкви, освещенного ярким солнцем.

– Господи, очисти грехи наша и прости беззакония наша…

Паства повторила эти слова.

– Ну пойдем же! – Билл Хилл потянул Линн за руку.

– Богородицу, пренепорочную Матерь Бога нашего, величаем. Благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

– О господи! – произнесла Линн шепотом.

– Что случилось? Что с тобой? – спросил Билл Хилл, увидев выражение ее лица.

– Взгляни туда!

Линн замерла. В притворе появились дети-калеки – на костылях, на кресле-каталке, с гипсовыми воротниками…

13

Отец Нестор сказал, что, когда был в Бразилии, видел собственными глазами исцеление мальчика-калеки.

– А что с ним было? – спросил Август.

– У него был поврежден позвоночник, и он ходил на костылях, с трудом волоча ноги.

– Ювеналий прикоснулся к нему?

– Мальчик стоял возле дороги, где резвились другие дети. Ювеналий подошел к ним, опередив меня и брата Карлоса. Мальчик посмотрел на Ювеналия, а тот как-то по-особому посмотрел на него – или это мне показалось – и остановился. Мальчик подковылял к Ювеналию, тогда он, опустившись на колени, обнял мальчика и прижал к себе. Спустя мгновение костыли упали…

– Мальчик улыбался?

– Не помню. Думаю, он был ошеломлен. Он в изумлении смотрел на свои ноги…

– И потом побежал?

– Нет, сначала он прошагал десяток метров, затем вернулся, по-прежнему глядя на свои ноги.

– А что вы можете сказать о других случаях, известных вам?

– Была одна маленькая девочка с изъязвленными опухолями на лице и шее, и он тоже наложил на нее руки…

– Эти язвы исчезли?

– Исчезли. На следующий день в деревне, где она живет, все только и говорили об этом. Приехал врач. И на теле у нее не оказалось не только язв, но даже и шрамов. Врач спросил, та ли это девочка.

– А у вас там, на Амазонке, он кому-либо вернул зрение?

– Да, одному парню, уехавшему из деревни в Сантарем, где он был тяжело ранен в какой-то драке в ночном баре. Люди говорят, что он потом умер, но у меня нет насчет этого никаких доказательств.

– Значит, он исцеляет не только детей… – медленно произнес Август Марри.

– Не только детей, – кивнул отец Нестор. – Одну пожилую женщину от туберкулеза исцелил.

– Неужели?

– Ну да! Некоторые говорили, мол, зачем он тратил свой дар на старуху, которая никому не нужна.

– Действительно, зачем? А сколько человек он исцелил?

– Наверное, семь или восемь…

– А почему не больше?

– Хотите сказать, почему его не направили в больницу? – Отец Нестор, похоже, улыбнулся. – Поди знай! Его отправили в монастырь, где он оставался до тех пор, пока его не отослали домой.

– Вот этого я не могу понять! – развел руками Август. – Кому понадобилось прятать его?

– Поговорите с ним, спросите его…

– На днях поинтересуюсь, хотя меня больше всего интересует все, что касается детей.

Август представил себе мальчугана, бросающего костыли, и увидел, словно наяву, как тот бежит и радостно кричит на бегу, а вслед за ним по пыльной деревенской улице с лаем несутся собаки. Говорят, на рекламных плакатах или на экране выгоднее всего использовать образы детей и собак. Именно они обращают на себя первоочередное внимание, вызывают эмоциональный отклик. Ну и, конечно, секс и полуобнаженные женщины.

Но в планах Августа Марри не было места ни собакам, ни женщинам. А вот дети годились.

Фотографии детишек можно помещать на первой полосе любой газеты страны. Подходящий ребенок в подходящее время! И в случае, если это сработает… Если дар Ювеналия вызовет всеобщий интерес… Главное – не суетиться, все делать вовремя и по плану. Ну и, конечно, без прессы не обойтись!..

14

Симпатии у Августа Марри вызывали Скотт Линейхэн, восьми лет, с церебральным параличом, которого в прошлом году поместила на своем рекламном баннере компания «Торч драйв»; миловидная малышка Бетти Дэйвис, девяти лет, слепая от рождения, и Кенни Мелковски, также девяти лет, со спинномозговым менингитом.

Симпатичному мальчику Ричи Бейкеру, десяти лет, постоянно носившему бейсболку «Детройтских тигров», Август отдавал предпочтение. У мальчугана был лимфогранулематоз, и, когда он снимал бейсболку, оказывался совершенно лысым – следствие лучевой терапии.

Август велел Грегу Чарницки сделать фотоснимки детей сразу, как только они выйдут из автобуса, и построить детей так, чтобы первыми по проходу после окончания литургии шли Скотти, Бетти и Кенни. Хотя от вида любого из дюжины детей-калек, которых он отобрал, щемит сердце и напрашивается вопрос: почему Господь поступил так с этими славными католическими ребятишками, зачем заставил их страдать? Может, для того, чтобы явить народу чудо исцеления? Похоже на то… Но если это так, то надо грамотно организовать рекламу, хотя в привлечении к себе внимания, разумеется, Господь не нуждается, но Всевышний, конечно, ему поможет…

Отец Нестор вдруг помчался в туалет, Ювеналий устремился вслед за ним, и у Августа екнуло сердце. Он увидел Грега в притворе. Тот стоял рядом с детьми и ожидал сигнала. Затем Ювеналий вернулся, и Август, почувствовав облегчение, обратился к прихожанам:

– Отец Нестор скоро вернется, и мы продолжим обряд придания святости нашей церкви. А пока я хотел бы воспользоваться этим непредвиденным перерывом и представить вам замечательного человека, который посвятил значительную часть своей жизни миссионерской деятельности в джунглях Бразилии, на реке Амазонке, и предоставить ему возможность сказать нам несколько слов о том, как он стал свидетелем милости Господа нашего, сотворившего чудо исцеления тех, кто был менее счастлив, чем мы.

Линн перевела взгляд с детей на Ювеналия. Лицо у него было спокойным, но, как ей показалось, с оттенком то ли грусти, то ли печали и смирения. Ей хотелось быть рядом с ним, хотелось остановить Августа, заставить его замолчать, хотелось отправить детей домой.

Щелкнул затвор фотоаппарата, еще раз щелкнул, затем раздалось жужжание, потом опять щелчок. Грег Чарницки в одеянии алтарного служки, которого она видела возле автобуса, пятился мимо нее с прижатым к лицу фотоаппаратом «Минолта», нацеленным на детей.

– Я попрошу наших маленьких прихожан подойти сюда, – продолжил Август, вскидывая руки и делая детям знак, – и получить благословение нашего дорогого друга Ювеналия, который уже проявил свое сострадание и любовь к детям истинно чудесным способом.

Линн обвела взглядом присутствующих. Девушка с длинными светлыми волосами и в зеленом платье-рубашке, на задней скамье, привстала и оглянулась, стараясь разглядеть детей.

Парни из Общества Святого Духа, стоявшие вдоль среднего прохода, изобразили «равнение на старшего», ну прямо почетный караул.

Грег Чарницки, пятясь по проходу, щелкнул затвором своей «минолты». Следом за ним шли дети – в праздничной одежде, в ходунках и на костылях. Слепая девчушка ехала на инвалидной коляске, несколько детей без видимых признаков болезни замыкали шествие.

– Господи Иисусе Христе! – произнес с благоговейным трепетом Билл Хилл, стоявший рядом с Линн.

Она увидела, как блондинка в зеленом платье-рубашке встала на скамью. Прихожане, сидевшие на скамьях по обе стороны прохода, повернулись, стараясь разглядеть детей, проходивших мимо.

Линн неотрывно смотрела на Ювеналия, добросердечного и милосердного человека, созданного для того, чтобы творить чудеса во имя многомилостивого Господа, но которого, судя по всему, использовали, загнали в угол, а он, похоже, не знал, что делать.

А чего тут не знать? Ведь помощи ждут от него дети, невинные души…

– Бедные маленькие страдальцы, – произнес Август. – Подойдите сюда, ко мне. Не торопитесь…

А Ювеналий между тем стоял, разведя руки в стороны, затем он дотронулся до белого саккоса, свисавшего по бокам, взглянув на свои руки, сложил их перед собой и устремил взгляд на детей.

У Линн сжалось сердце. Ее место рядом с ним!

– Куда ты? – прошептал Билл Хилл.

Линн не ответила. Отмахнувшись, она стала пробираться к левому боковому проходу.

Кэти Ворсингтон не обращала внимания на прихожан, глазевших на нее. Она наблюдала за происходящим.

Дети устремились к алтарю, где их ожидал Август Марри в белом саккосе. Сложив перед собой руки и приняв самую благочестивую позу, он явно хотел произвести впечатление на окружающих. Дескать, он здесь самый главный!

Парень, стоявший рядом с ним, смотрел на детей и не двигался – будто окаменел. Руки у него были закрыты саккосом. Может, так надо? Его, оказывается, зовут Ювеналий. В Древнем Риме в честь богини юности Ювенты отмечались празднества, ювеналии… Она запомнит это имя. Ювеналий… Совсем юноша! Высоченный, худощавый и не лишен своеобразного обаяния.

Позже она вспомнила момент, когда впервые увидела Линн Фолкнер. Стоя на скамье и наблюдая за происходившим сверху, она обратила внимание на девушку в сине-зеленом ситцевом платье, торопливо пробиравшуюся по проходу.

Ричи Бейкер толкал перед собой кресло-каталку с Кенни Мелковски, стараясь не задеть мальчика по имени Скотт, ковыляющего впереди на костылях.

Ричи намеревался остаться в задних рядах, в своей бейсболке, и подождать, когда начнется главное действо, но вскоре заметил высокого парня в алтаре, похожего на Эла Кэлина, звезду команды «Детройтские тигры». А может, это он?

Ричи не появлялся в церкви уже года два, с тех пор как ему назначили курс лучевой терапии. Он не появлялся и там, где надо было снимать бейсболку. Приятели дразнили его черепом, лейтенантом Тео Коджаком из телесериала о работе нью-йоркской полиции, роль которого исполнял лысый Телли Сэйвэлэс, а иногда Юлом Бриннером. Один раз он заплакал – всего один раз, – потому что они его достали. А потом, успокоившись, сказал: «Попробуйте облучиться кобальтом-60, и посмотрим, как вы будете выглядеть!» Но они не поняли, что он хотел сказать. Засранцы! Так их называет его мама.

Этот парень здорово смахивает на Эла Кэлина! Хотя что здесь делать Элу Кэлину?

Ричи чувствовал, что все смотрят на его голову. Уставились, будто он голый!

Но если парень у алтаря не Эл Кэлин, все равно он похож на бейсболиста. Точно похож! Вернется домой и найдет его фотографию в коробке, где хранятся фотографии всех знаменитых бейсболистов.

Парень, стоявший в алтаре, смотрел прямо на него. Ричи не мог понять почему. А что, если подойти к нему и спросить, не бейсболист ли он? А что тут такого? На глазах у всех подойдет к нему и спросит… Тем более что парень продолжает пристально смотреть на него. Наверное, понял, что он вызывает у него интерес! Наверняка почувствовал…

Ричи обогнул кресло-каталку и, прежде чем сам успел опомниться, оказался впереди слепой девочки и Скотти, впереди всех. Он опрометью бросился к алтарю, а парень протянул к нему руки. А почему ладони у него красные? Ах, да какая разница!

Ричи почувствовал, как эти руки обняли его. Ах, как приятно! И пусть все смотрят… Он потом возьмет и убежит. А что это липкое у него на голове? И почему такая тишина наступила в церкви? Ага, вот все заахали и заохали! Ладно, сейчас он рванет отсюда, только его и видели…

Ричи почувствовал, как объятия ослабли. Он попятился, взглянул на парня и обомлел, увидев руки парня, разведенные в стороны, с ладоней на пол капала кровь.

– Мне нужен этот кадр! – гаркнул Август, выхватывая из рук Грега «минолту». Август успел сделать несколько снимков, прицеливаясь из фотоаппарата в Ричи и Ювеналия и как бы расстреливая их в упор.

Линн ни с того ни с сего остановилась. Ну подойдет она к Ювеналию, и что дальше?

Какая-то женщина заплакала навзрыд.

– Господи, спаси и сохрани! – раздалось у нее за спиной.

Ювеналий стоял весь в крови.

Кровь на белом саккосе, кровь на мальчике…

Ювеналий стоял будто к месту пригвожденный.

Потом, кажется, он что-то сказал…

Что? Что он сказал? – пронеслось у нее в голове. Может, объясняет, что он такой же, как все, но только чуточку… Господи, что она медлит?

Линн подошла к Ювеналию. Услышав щелчок фотоаппарата, она взглянула на Августа, и тот убрал «минолту» в карман.

Линн посмотрела на Ювеналия. Перехватив его взгляд, поняла, что ему нужна ее помощь.

Линн взяла Ювеналия за руку…

– Дети… – произнес Август вполголоса.

Линн ощущала кровь Ювеналия в своей руке, когда вела его вдоль прохода, когда они оказались на паперти и потом, когда шли по улице.

– Господи боже мой! – покачал головой Билл Хилл.

– Как ее зовут? – спросила Кэти Ворсингтон, достав блокнот из холщовой сумки.

Спустя пару минут Август стал раздавать присутствующим брошюру с заглавием «Стигматы».

Народ повалил из церкви. Все озирались и недоумевали, куда это подевались Ювеналий в окровавленном саккосе и девушка в ситцевом платье.

15

Кэти Ворсингтон еще в церкви сказала Августу, что она конечно же возьмет у него фотографии, но ничего не обещает. Он спросил, в каком формате она собирается писать об этом. Писать о чем? О том, что случилось? Ну да! Август вручил ей три экземпляра брошюры о стигматах, а также статью о Ювеналии под названием «Чудотворец с Амазонки» и, кроме того, для сведения, пару статей об Обществе Святого Духа.

Кэти быстренько укатила, а прихожане продолжали обсуждать происшедшее, и, как водится, разгорелись страсти.

Позже Август отправился в деловой центр города, в редакцию «Детройт фри пресс». В отделе местных новостей он появился в четверть пятого и удивился, увидев пустые столы. Он представлял себе, как репортеры прервут свою работу, увидев его. «Это же Август Марри!» – пронесется шепоток, и все уставятся на него в изумлении.

Но было воскресенье, и в отделе находились лишь помощник редактора, дежуривший по городу, и четверо репортеров, слонявшихся между столами, заваленными папками, подшивками газет и журналов, будто их сваливали здесь, чтобы потом сдать на макулатуру.

Кэти прервала беседу с каким-то парнем и отвела Августа к своему столу. Он протянул ей конверт с фотографиями.

– Как вы можете работать в таком захламленном месте?

– Что у вас здесь? – спросила Кэти, вытаскивая из конверта пачку черно-белых глянцевых фотографий. – Дети-калеки на улице, дети-калеки на паперти, внутри церкви… Ювеналий… – приговаривала она, перебирая фотографии.

Август решил вмешаться в процесс. Привстав со стула, он облокотился на стол.

– Обратите внимание на его руки, – произнес он с нажимом в голосе.

Кэти пристально взглянула на Ювеналия, снятого крупным планом.

– Обратила, и что? Никому не придет в голову, что на руках у него кровь.

– Но это же кровь! – воскликнул Август. – На нем и на ребенке.

– А вы сообщите читателю, что это кровь, напишите примерно так: «Внезапно его руки стали кровоточить, кровь хлынула так, словно гвозди вбили ему в ладони. И бок у него стал кровоточить, будто пронзенный копьем…»

– Я не вижу, чтобы его бок кровоточил. А вы?

– Он кровоточит, – сказал Август. – Когда у Ювеналия появляются стигматы, кровь сочится из ладоней, из бедра и из ступней.

– А где он сейчас?

Август помедлил с ответом.

– С ним все в порядке, – сказал он после паузы. – Послушайте, я не зря снабдил вас печатной информацией. Почитайте «Чудотворец с Амазонки». Это ведь достоверное описание первого появления у него стигматов во время его пребывания в Бразилии и свидетельство врача о том, что кровоточащие раны не являются результатом внешнего воздействия, то есть они не имеют естественного происхождения. Почитайте материалы, которые я вам дал.

– Почитаю, – кивнула Кэти. – А это кто с ним, его сестра?

– У него нет сестры.

– На мой взгляд, они похожи.

– Ее зовут Линн.

– А какая у нее фамилия?

– Послушайте, если стигматы не естественное явление, тогда оно сверхъестественное. Каким еще оно может быть?

– Противоестественным.

– Хотите сказать, оно от лукавого, иначе – от дьявола?

– Давайте рассуждать здраво, – сказала Кэти. – Отсутствие естественных причин означает, что эти причины неизвестны. Это может быть психосоматическое явление. Он верит в то, что… – Она запнулась.

– Ну-ну?.. – оживился Август. – Он, стало быть, верит… Продолжайте!

Кэти задумалась.

– Он концентрирует усилия на решении поставленной цели с такой силой… Короче, это явление сродни эзотерике, мистике, если угодно…

– Ничего себе мистика!

– Он полагает, будто с ним это происходит… Медитирует, так сказать…

– Но это на самом деле происходит. Мы все видели это, – усмехнулся Август. – Если бы он разделся, мы бы увидели пять ран, какие были у распятого Христа. При чем тут медитация? Он продемонстрировал всем нам, что Господь отметил его особым даром. Вы видели кровь. Именно кровь, а не кетчуп или что-то там еще, чем пугают зрителей. Это как бы знак!

– Большинство читателей…

– Большинство читателей не верят тому, что вы пишете, да?

Боже, он становится невыносимым. Кэти с трудом сдерживалась.

– Большинство читателей не поверят этому, – произнесла она с расстановкой.

– А вы напишите о том, что вы видели, вот и все. А всякую психосоматику оставьте науке.

– Хорошо, я напишу кое-что, но опубликуют ли мой репортаж, будет зависеть от главного редактора.

– Если напишете правду, не искажая фактов и не ссылаясь на непроверенные источники, ваш репортаж опубликуют. Напишите о том, что вы видели собственными глазами. Если захотите использовать в репортаже выдержки из моей публикации о стигматах, пожалуйста, цитируйте меня сколько хотите.

– Я напишу, что Август Марри – беспристрастный источник.

– Честный, добросовестный источник, заинтересованный в адекватном отображении в сознании воспринимающего информацию того, что существует объективно, то есть истины, – уточнил Август.

– Такой, какой именно вы ее себе представляете, – вскинула брови Кэти.

– Я говорю об абсолютной, безусловной, ни от чего не зависящей, взятой вне сравнения с чем-либо истине, а если точнее – о вечной, бесконечной духовной первооснове Вселенной, что, как известно, является синонимом Всевышнего. – Август помолчал. – О страданиях людей в нашей стране я уж и не говорю. Я считаю, что не только нынешняя церковь занимается разрушением этических норм морали общества, которое, если угодно, поразила пандемическая эрозия…

– Где вы вычитали это? Надо же, пандемическая эрозия…

– Довольно, с меня хватит! В лицо мне говорят одно, а за спиной – другое. Я читал статьи ваших репортеров, и всегда, когда писали обо мне, не обходилось без злобных выпадов. Вот вы – единственный представитель прессы, кто пришел на эту церемонию. Вы – единственная, кто стал свидетелем того, чего не случалось в мире уже многие годы. Вот и проникнитесь осознанием этого! Напишите правду о том, что вы видели собственными глазами, и сделайте выводы.

– Какие выводы?

– Выводы о том, что это знак Божий и весьма вероятно, признак святости.

– Я напишу то, что считаю нужным, и посмотрим, что будет. Повторяю, все зависит от главного редактора.

– О Ювеналии, прошу вас, поподробней!

– Это его настоящее имя?

– Это имя он получил, принимая постриг.

– А почему он покинул орден?

– Спросите его об этом сами.

– Может, его вынудили к этому?

– Он ушел по своей воле.

– Каково его настоящее имя?

Август помедлил.

– Он скажет вам об этом сам, если захочет.

– А вам оно известно?

– Да, известно.

– А почему не говорите мне?

– Потому что это его имя, не мое. Захочет – скажет.

– Хорошо! – кивнула Кэти. – Если увижу его, спрошу.

Август кивнул, опустился на стул, закинул ногу на ногу. Кэти, помолчав, спросила:

– На что мне еще следует обратить особое внимание?

– На чудесное исцеление Ричи Бейкера.

– Кто это?

– Десятилетняя жертва лимфогранулематоза, тяжелобольной мальчуган до двенадцати часов двадцати пяти минут сегодняшнего дня.

– Вы имеете в виду лысого мальчика?

– Ричи Бейкер потерял свои волосы в результате лучевой терапии в гематологическом отделении детской больницы. Он ходил туда на процедуры каждую неделю в течение двух лет. Можете это проверить.

– А кто сказал, что он выздоровел?

– Поговорите с ним, с его матерью.

– Думаете, этого достаточно?

– Наведите справки.

– Придется лично взглянуть на него, не так ли?

– Придется. И заметьте, исцелился, а не вылечился. Медицина пока еще бессильна. Сомневаетесь – наведите справки.

– Наведу, а пока позвольте мне начать работу.

– Может быть, вам нужна моя помощь? Как-никак у вас три темы: стигматы Ювеналия, Ричи Бейкер и Общество Святого Духа.

– Справимся как-нибудь, – ответила Кэти.

На самом деле у нее четыре темы, если принять во внимание проныру Августа Марри.

– Ну, Ювеналий, что скажешь? – произнесла она, взяв в руки его фотографию.

И оторопела. Его глаза на фотографии смотрели прямо на нее.

Симпатичная темнокожая девушка вернулась от коммутатора к конторке.

– Нет, не отвечает. Утром куда-то уехал, – сообщила она.

– Это я заезжал за ним, – сказал Август.

– Тогда, вероятно, вы знаете, куда он поехал потом.

– И я знаю, что он вернулся. Где же еще ему быть? – Август кинул на девушку строгий взгляд, надеясь заставить ее сказать правду.

– Если он вернулся, то не включил телефон, как он обычно делает.

– Я поднимусь наверх к нему.

– Только если получите разрешение от отца Квинна.

– Позвоните ему.

– Но его тоже нет.

– Он сказал мне, что я могу ходить здесь где хочу.

– Мне он этого не говорил.

– А ведь у вас могут быть серьезные неприятности, после того как я поговорю с отцом Квинном. Надеюсь, вы это понимаете?

– Вот как? – произнесла нараспев негритянка, облокотившись на конторку. – У меня никогда не было неприятностей. Расскажите мне о них.

Август вышел на улицу, уселся в свой черный «додж-чарджер», припаркованный в неположенном месте, и задумался.

Почему так мало негров среди католиков? Давно пора заняться этой проблемой. Н-да!.. Дел невпроворот…

16

– Нет, это не настоящее мое имя, – сказал Ювеналий. – На самом деле меня зовут Чарли Лоусон.

– Чарли? Ну надо же! – удивилась Линн. – С парнями по имени Чарли подобные вещи не происходят, как мне кажется. Я даже вообразить не в состоянии статую святого Чарли в какой-нибудь церкви.

– Отчего же? Был такой святой… Святой Чарлз.

– А что он сделал?

– Не знаю. Скорее всего, был мучеником.

– Ну хорошо, мы еще обо всем этом поговорим, а пока иди в ванну и прими душ.

Спустя минут двадцать Ювеналий уже сидел в кресле, в ее махровом халате, босой, с влажными, зачесанными назад волосами.

Пока он мылся, она сменила платье за восемьдесят долларов на обтягивающие джинсы и хлопчатобумажный батник, оставив незастегнутыми две верхние пуговицы, ответила на телефонные звонки Билла Хилла и Арти и расстегнула третью пуговицу, перед тем как Юви вышел из ванны.

Он был Юви, когда она думала о нем, и Ювеналием, когда она с ним разговаривала.

Общаться с ним было легко. Одним словом, непринужденно. По дороге домой она успела сообщить ему многое: о своем бывшем муже Дугласе Уайли, о Билле Хилле, о своей работе с Арти. Казалось, он все понимает с полуслова. Он вообще производил впечатление человека мудрого и в то же время наивного. И еще он выглядел прямо-таки красавцем! Впервые в ее жизни по-настоящему красивый парень не нес всякую ахинею, дабы запудрить ей мозги. Простой в общении, скромный, без всяких приколов… И главное – умеет слушать! Другой ведь слова не даст сказать, все о своем да о своем… Юви от природы такой, или же одиннадцать лет из его тридцати трех, проведенные в ордене францисканцев, наложили свой отпечаток?

Линн включила стиральную машину, куда загрузила его окровавленные сутану, саккос, слаксы, рубашку и носки, затем смыла кровь, засохшую у нее на левой руке. Его кровь…

Она вернулась в гостиную, села в кресло напротив него.

– А как ты стал Ювеналием? – улыбнулась она.

Он вернул улыбку:

– Вообще-то мне нравилось имя Рафаэль и, пожалуй, Антоний. Когда меня принимали в орден, спросили: «А какое еще?» – и дали перечень мужских имен. Я выбрал имя Ювеналий и стал братом Ювеналием.

– А почему ты стал простым монахом, а не священнослужителем?

– Мне казалось, что у меня нет призвания к священнодействию. Кроме того, я пришел к выводу, что, если придется по каким-либо причинам выйти из ордена, будучи монахом, это не будет считаться слишком уж греховным поступком.

– Может быть, тебе вообще не стоило вступать в орден францисканцев?

Ювеналий задумался.

– Линн, понимаешь, все на свете расценивается исключительно сообразно тому, в какой мере оно полезно для человека, – произнес он погодя, глядя прямо ей в глаза. – Одиннадцать лет в ордене не прошли для меня бесследно. Я усвоил, вернее, взял за правило избегать засорения души и ума всякими мелочными житейскими заботами.