Текст книги "Прикосновение смерти"

Автор книги: Элмор Джон Леонард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Нет, ваша честь. – Марри покачал головой.

– На него уже было заведено два дела ранее, – вмешался помощник прокурора. – Одно – за оскорбление чести и достоинства, другое – за нарушение общественного порядка.

Судья выжидающе смотрел на Марри.

– Вы спросили, учинял ли я беспорядки, – пояснил Марри, изобразив улыбку малыша-несмышленыша. – Я не считаю те незначительные нарушения общественного порядка сильными беспорядками, ваша честь. Мне дали условный срок.

– Что касается условного срока за оскорбление чести и достоинства, – пояснил секретарь, – он нарушил его, учинив беспорядок в общественном месте, и был приговорен к штрафу в двести долларов в ноябре 1976 года.

– Вы не считаете это нарушением общественного порядка? – спросил судья.

– Ваша честь, на мой взгляд, вы понуждаете меня свидетельствовать против самого себя. Разве это допустимо?

Судья Кинселл кинул взгляд на часы. Он, похоже, утомился, хотя было только четверть двенадцатого.

– Суд требует, чтобы вы отвечали на вопросы, касающиеся предмета разбирательства, – процедил он.

– Вы спросили меня, учинял ли я прежде беспорядки. Я ответил, что нет, что я не считаю свои выступления беспорядками. Ответил я на ваш вопрос или нет?

Секретарь повернулся, слегка приподнявшись, чтобы переговорить с судьей. Августу Марри все это надоело, и он решил вывести из себя и судью, и секретаря.

– Прошу внимания, ваша честь, – произнес он с расстановкой.

Но судья не взглянул на него.

– Ваша честь…

– Подождите, пока я не закончу совещаться с секретарем, – бросил судья через плечо.

– Ваша честь, я всего лишь хотел сказать, что у меня закралось сомнение в вашей профессиональной пригодности. Мы сейчас присутствуем, если угодно, на особом слушании, а вы отлучены от церкви, ваша честь. Кроме того, вы развелись с женой и, если я не ошибаюсь, снова вступили в брак. Ведь мы говорим здесь о духовных ценностях, не правда ли?

– В данный момент мы говорим о вашем неуважении к суду, – нашелся судья.

– Ваша честь, я считаю, что судейство отлученного от католической церкви мирянина может пагубно отразиться на рассмотрении именно моего права защищать именно мою церковь и ее священные традиции, которые не в состоянии оценить тот, кто вне церкви.

Марри выдержал паузу, давая судье возможность сказать что-либо в свое оправдание.

– Я проявлял терпение по отношению к вам. Я предупреждал вас…

Ага! Он, видите ли, предупреждал…

– Ваша честь, я считаю, что вы дисквалифицируете себя тем, что с предубеждением относитесь к этому судебному процессу. Ваше назначение было ошибочным.

– Мистер Марри. – Голос судьи срывался, он с трудом себя сдерживал. – На этом судебном заседании слушается дело по обвинению вас в словесном оскорблении и угрозе физическим насилием. И больше не открывайте рот, пока я вам не разрешу. Понятно?

– Я хочу, чтобы это было внесено в протокол, ваша честь, – усмехнулся Марри. – То, что вы сейчас заявили в субъективной и эмоциональной манере, под влиянием приступа гнева…

– Вы не повинуетесь суду! – прервал его судья, поднимаясь со своего кожаного, с высокой спинкой кресла. – И будете возвращены под стражу судебного пристава!

– Я требую суда присяжных, – заявил Марри. – Бог мне поможет на другом суде. Это мое право, и я знаю об этом.

Август Марри расцепил за спиной руки и прижал их к бокам.

Судья вдруг вскинул голову, а полицейский сержант вскочил, хватаясь за револьвер в кобуре.

– Собираетесь стрелять в них? – усмехнулся Марри.

Двадцать членов Общества Святого Духа стояли молча во весь рост, развернув баннеры, где было написано красным по белому: «Долой поругание!»

– Ну, вперед! – кивнул Марри полицейскому сержанту. – Стреляйте в них!

6

Пожилая седоволосая женщина в желтой безрукавке принесла Линн завтрак в семь тридцать утра.

– Как ваши дела? – спросила она. – Меня зовут Эдит, я как бы ваша старшая сестра.

– Старшая сестра? – Линн вскинула брови.

– Все дело в том, дорогая, что я являюсь членом Общественной организации по оказанию помощи детям из неблагополучных семей. Члены нашей организации выступают в роли старших «братьев» или «сестер» этих детей, а также оказывают помощь различным благотворительным организациям, например этому реабилитационному центру.

– Я разве в центре? – спросила Линн, озираясь.

– Вы что же, не помните, как попали сюда?

Линн сидела на односпальной кровати, полагая как раз, что попала именно в сиротский приют, а не в больницу. В своем воображении она представляла белые стены, но здесь стены были бледно-зелеными и нуждались в покраске. Две свободные кровати в комнате были заправлены и накрыты выцветшими покрывалами. Зарешеченное окошко придавало комнате и вовсе унылый вид.

– Через пару дней, когда ваш организм очистится от алкоголя, вас переведут в четырехместную палату, – сказала Эдит, перехватив ее взгляд. – Я вам тут все покажу, принесу все, что вам нужно. Но я не вижу нигде вашего чемодана…

– Стало быть, я в центре, – произнесла Линн в раздумье, стараясь произносить слова невнятно.

Голова у нее была вполне ясной, хотя в висках стучало и ее немного подташнивало. Один раз в жизни, много лет назад, она испытала похмелье и после этого не употребляла спиртного в течение нескольких месяцев.

– Понимаете, мы сидели в баре с моим другом, выпивали, конечно, и разговаривали о том, как мне избавиться от этой пагубной привычки, – продолжила она.

Линн не накрасила ресницы, не подрумянила щеки – лишь мазнула ярко-красной помадой по губам. Билл Хилл сказал, что яркие губы подчеркнут ее бледный вид, когда они уходили из квартиры примерно в три часа ночи, оставив в ней несколько пустых бутылок «Спуманте». Хихикая, она сказала ему, что следует заявиться в центр голехонькой, чтобы оживить это место. Прощаясь, он сказал ей:

– Постарайся, чтобы тебя стошнило.

– Ваш друг сделал для вас доброе дело, – вздохнула Эдит. – Вы выглядите сейчас не так уж плохо – только глаза немного припухшие.

Врач спросил ее, давно ли она пьет. Линн ответила, что около десяти лет. Потом добавила, что выпивает примерно четыре литра вина в день и носит с собой в сумочке фляжку с водкой, на всякий случай. На врача, похоже, ее слова не произвели никакого впечатления.

Медсестра, которая брала у нее кровь на анализ, спросила, регулярно ли она питается.

– Как придется! – Линн повела плечами.

Медсестра заметила, что в общем-то она выглядит неплохо.

Оказывается, неплохо… Еще бы! По сравнению с другими женщинами, находящимися здесь на излечении, с их бледными, с кровоподтеками лицами, с кругами под глазами и сальными волосами, она выглядит просто королевой.

Красивая консультант-нарколог, сидя за своим столом и не вынимая сигареты изо рта – к концу дня Линн пришла к выводу, что здесь многие выкуривают по две пачки в день, – спросила, помнит ли она о том, как сюда попала. Линн пробормотала что-то невнятное в ответ.

– У вас бывают провалы в памяти?

– Иногда.

– На протяжении каких-то периодов или временно, как минувшей ночью?

– По-всякому…

– Вы считаете себя алкоголиком?

– Приходится, если я пью как лошадь.

Нарколог заметила, что количество выпитого не является критерием алкоголизма. Критерий – это зависимость. Первый шаг на пути излечения состоит в том, чтобы осознать, что она не в состоянии самостоятельно преодолеть зависимость, то есть тягу к алкоголю, далее ей здесь помогут выработать совершенно новое отношение к своей зависимости.

– Каким образом?

– Ну, во-первых, киносеансы на тему алкоголизма, во-вторых, беседы с алкоголиками, излечившимися от недуга, а затем групповые встречи со специалистами два раза в день. Программа рассчитана на семнадцать недель.

Семнадцать недель… Ничего себе!

Нарколог поинтересовалась, не подвержена ли она приступам дурного настроения, не испытывает ли чувство тревоги. А это ей зачем? Линн насторожилась. Может, она ее в чем-то подозревает? Когда зазвонил телефон и консультант-нарколог, взяв трубку, подошла к окну и повернулась спиной к Линн, она прочитала на странице блокнота, лежавшего на столе: «Естественно, но как-то уклончиво… Подспудное чувство вины… Внешний вид удовлетворительный».

Когда консультант вернулась к столу, Линн спросила, можно ли ей позвонить своей приятельнице. Консультант объяснила, что ей необходимо сконцентрироваться на актуальной проблеме и не отвлекаться на посторонние темы, поэтому у Линн не будет никаких контактов вне центра в первые пять недель.

– Никаких контактов с внешним миром вообще? – Линн сделала большие глаза.

– Вы имеете право уйти отсюда в любое время, но, если остаетесь здесь, следует выполнять наши правила.

– А пока жизнь под замком, да?

– Вроде того. Наша задача – оградить вас от друзей, родственников, со всеми их лучшими побуждениями, а также от ваших прежних проблем. А держать вас взаперти мы не собираемся, – отчеканила консультант.

Линн почувствовала себя лучше, но постаралась не показывать этого.

Она рассматривала распятие на стене. Гипсовый Иисус на лакированном кресте… Судороги тела, вызванные болью, искаженное лицо… Трагично, конечно, но разве это так уж необходимо? Лучше бы просто крест…

Линн перевела взгляд на фотографию, увеличенную до размеров картины. Какая-то комната, захламленная старыми газетами и какой-то рухлядью… Похоже, это вестибюль какого-то здания, предназначенного на слом, где обычно ютятся уличные бродяги.

– Наш центр раньше был таким? – обратилась Линн к мужчине, сидевшему рядом с ней за столиком.

Помешивая кофе в чашке, он сказал:

– Не знаю. На фотографии, на мой взгляд, какой-то притон на Мичиганском проспекте.

Возможно, фотография висит на стене в качестве напоминания о былом либо для сравнения, пришла к выводу Линн. Что лучше – влачить свои жалкие дни в трущобах или посиживать здесь, в кафе реабилитационного центра на втором этаже, напротив холла с телевизором?

Столики в кафе были расставлены вдоль окон, выходящих на внутренний двор и волейбольную площадку. За стойкой продавались безалкогольные напитки, сигареты, стоял торговый автомат для продажи сладостей и пара кофейных автоматов на шестьдесят чашек кофе, с подносами, на которых стояли кувшинчики со сливками и горкой лежали пакетики с сахарным песком. Кофе был бесплатным, крепким и в неограниченном количестве.

После обеда Линн присутствовала на вводной лекции, посмотрела фильм под названием «Жизнь, лишенная духовного содержания» и сидела в кафе уже примерно час, размышляя о том, что предпринять в отношении Ювеналия. Поискать его или подождать, пока они случайно не встретятся. А тем временем она наблюдала за людьми, окружавшими ее.

Мужчины добавляли в кофе много сливок, клали много сахара, ели сладости, в особенности мятные конфеты, и курили. Некоторые втихаря скручивали собственные сигареты, и Линн сначала решила, что это косяки с марихуаной, но это оказался трубочный табак в синей упаковке, которую они то и дело доставали из заднего кармана брюк.

Народ в кафе не задерживался: уходили одни, приходили другие. Мужчин было явно больше, чем женщин. Причем среди женщин преобладали чернокожие.

Пара столов для игры в бридж пустовала. В помещении было жарко, даже при открытых окнах. Выглянув во двор, она увидела сидящих на освещенной солнцем скамейке возле лужайки четырех парней без рубашек и девушку в подрезанных выше колен обтрепанных джинсах и топе с завязками на шее.

Эдит, сидевшая напротив Линн, сказала:

– У них проблемы, знаете ли. А у кого их нет, но только наркотики и бормотуха, говоря по-простецки, быстренько сводят в могилу. Вы обратили внимание, что вам не дают никаких транквилизаторов, если, конечно, вы не полезете на стенку?

Мужчина, сидящий рядом с Линн, заметил, что он принимает в день шесть, восемь, а иногда и больше таблеток валиума.

Линн поинтересовалась, не раздражает ли кого-либо реклама пива прямо через дорогу. Не соблазняет ли она пациентов, находящихся на излечении?

Пивные алкоголики разрушают себе печень, а у него пиво вызывает головную боль, сообщил сосед по столу.

Эдит останавливала людей, представляя им Линн.

– Познакомьтесь! Это наша новенькая… Она поступила вчера. Сегодня выглядит уже гораздо лучше. Я ее старшая сестра.

Сутулый и тощий мужчина заметил, что он поступил три дня назад, и какой-то парень назвался его старшим братом, и с тех пор он не видел этого сукиного сына. Эдит покачала головой и заверила его, что она поговорит с консультантом. Мужчина сообщил, что он хотел позвонить в социальную службу округа Уэйн, но ему не позволили сделать это. Хотелось бы знать, каким образом он будет получать федеральную помощь для малоимущих, если там не знают, где он находится?

Спустя какое-то время в кафе ввалилась группа парней с тупыми, без всякого проблеска интеллекта лицами. Худосочные, в одежде явно с чужого плеча, они произвели на Линн удручающее впечатление. Похоже, эти алкаши опустились на самое дно жизни. Впрочем, только оттолкнувшись от дна, можно начать всплывать, вспомнила она высказывание Дороти Паркер. Что верно, то верно! Линн задумалась. Она-то, во всяком случае, знает свой удельный вес, и, видимо, поэтому у нее не получается прикинуться алкашкой. Что ж, посмотрим, какой финал готовит ей судьба, которая, похоже, и сама не знает, что ее ожидает.

Линн испытала странное ощущение, когда появился Ювеналий. Вот он вошел в кафе, обменивается репликами с присутствующими, идя от столика к столику в направлении кофейного автомата… Да, это он! Он ей знаком, не по описанию Вирджинии или Билла Хилла, а потому, что она как бы знает его давно, с детства, а теперь вот они встретились. Он, конечно, возмужал, но мало изменился с тех пор… Светло-каштановые волосы, спускающиеся на лоб… Худощавый… В ручной вязки джемпере в сине-красную полоску и джинсах. Дружелюбный, отзывчивый тип человека.

Он был в центре внимания: люди вставали и уходили, но останавливались для того, чтобы с ним поздороваться.

Эдит ни с того ни с сего всполошилась:

– Ах ты господи! Мне ведь надо бежать на встречу с моей группой. Как говорится, возлюби не только своего ближнего, но и дальнего.

Мужчина, сидевший рядом с Линн, сказал ей:

– Ну, я пошел! А вы, на мой взгляд, трезвенница. Разве нет?

Прихватив свою пустую чашку, он ушел. Линн осталась за столиком одна. Ювеналий налил себе кофе и направился к ней.

– Могу я присесть рядом с вами? – произнес он с улыбкой.

– Конечно.

– Вас зовут Линн, не так ли? – сказал он, опускаясь в кресло напротив нее.

– Да, Линн. Откуда вы знаете?

– Меня зовут Ювеналий. Я здесь работаю. Вы поступили к нам сегодня рано утром… – Он выдержал паузу, окидывая ее взглядом красивых карих глаз с густыми ресницами. – Вы потрясающе выглядите. Вы знаете об этом? – сказал он погодя.

Неужели?

– Как вы себя чувствуете?

– Неплохо. Немного, правда, мутит.

– У вас ясные глаза. – Он улыбнулся. – У вас очень красивые глаза.

– Ого! – воскликнула Линн, покачав головой. – Я не привыкла к комплиментам.

– Не похоже, будто вы пьете. Я имею в виду – много пьете.

– Я считала, что количество выпитого для вас не критерий.

– Количество всегда переходит в качество, а вы великолепно выглядите. – Он снова улыбнулся. – Что вы здесь делаете? Прячетесь?

– От кого?

– Не знаю, поэтому и спрашиваю.

– У вас такой юмор, да?

– Нет, я просто любознательный. Что вы делаете здесь?

– Избавляюсь от пагубной привычки.

– Вы не алкоголичка, – произнес Ювеналий с расстановкой.

– Забавно, но ни врач, ни консультант не спрашивал меня, что я здесь делаю.

– А вот я спросил. Ответьте, пожалуйста.

– Между прочим, прячетесь вы, а не я. И я поступила сюда с целью вас отыскать.

– О господи! – воскликнул отец Квинн.

Они увидели его, и ему ничего не оставалось делать, как продолжать идти по короткому коридору в направлении вестибюля, где его ожидали «этот консерватор» с газетой под мышкой и какой-то убогого вида пожилой священник, которого тот, похоже, притащил с собой. Отец Квинн не любил Августа Марри. Считал его занудой и возмутителем спокойствия, ратующим за возвращение латинского литургического обряда в церковь. Но «этот консерватор», этот смутьян Август Марри, с тех пор как появился здесь, в центре, в первый раз несколько месяцев назад, приволок груды поношенной одежды, хотя, похоже, понятия не имел, что такое иметь дело с алкоголиками.

Отец Квинн, однако, проявлял по отношению к нему терпимость. Как-никак благодетель!

– Отец Квинн, я хочу познакомить вас с отцом Нестором. Он – францисканец. Или был им до недавних пор, – сказал Август Марри.

– Как поживаете? – произнес отец Нестор, протягивая руку. Рукопожатие у него оказалось вялым и безвольным.

– Отец Нестор является пастором церкви Святого Джованни Боско в Олмонте. Вы знаете, где находится Олмонт, отец?

Квинн ответил, что не знает, но рад познакомиться с отцом Нестором.

– Это недалеко от Лэпи, на северо-востоке штата Мичиган. Я рассказывал отцу Нестору о реабилитационном центре, и во время мессы в прошлое воскресенье он собрал пожертвования и намерен их вам передать.

Отец Нестор держал обеими руками конверт из манильской оберточной бумаги.

– Мы весьма признательны, отец, – кивнул отец Квинн, подумав, что пожертвования от прихода, о котором он ни разу не слышал, акция довольно странная.

– Мы собрали восемьдесят два доллара, – сказал отец Нестор.

Квинн задумался. Что это за приход?

– Я сказал отцу, что вы уделите ему несколько минут и расскажете о своей работе в центре, – прервал его размышления Август Марри. – А я пойду наверх, повидаю Ювеналия.

– Он, пожалуй, уже ушел, – сказал Квинн.

– Нет, он здесь. Я звонил. Он знает, что я приду. – Август Марри направился на второй этаж.

– Август, не отрывайте его от работы, если он на детоксикации, хорошо?

– Я знаю, где он, – отозвался Август Марри, шагая по ступенькам.

– Позвольте мне задать вам один вопрос, – сказала Линн. – Вы когда-нибудь жили в городе Майами?

– Нет, никогда.

– А в Долтоне, что в штате Джорджия?

– Тоже нет, – покачал головой Ювеналий.

– И вы никогда не имели дело с родео? Не знаю почему, но у меня возникло ощущение, будто мы знакомы, будто мы давно друг друга знаем.

– Вы подруга Вирджинии, – улыбнулся Ювеналий. – Недавно еще один ее друг приходил сюда.

– Это Билл Хилл. Вирджиния и я – мы обе когда-то работали у него.

– И он прислал вас сюда. С какой целью?

– Выяснить, что вы собой представляете.

– Хотите узнать, действительно ли я исцеляю людей, творю чудеса?

– У меня нет никаких оснований сомневаться в этом. Я вообще весьма доверчивая, поэтому целитель, которого я знала, всегда старался затащить меня в свою комнату.

Ювеналий, усмехнувшись, похоже, оценил ее слова. Затем, глядя мимо нее, он перестал улыбаться. Затем улыбка снова вернулась, хотя уже не такая теплая и широкая, а он вскинул руку, будто поманил кого-то.

Линн оглянулась. К их столику подходил мужчина с гладко зачесанными назад волосами, с газетой под мышкой. Из нагрудного кармана рубашки торчали ручки и карандаши.

– Август, познакомьтесь, это Линн. Выпейте с нами чашку кофе, – сказал Ювеналий.

– Я не пью кофе, – ответил Август Марри. Взглянув на Линн, он кивнул и положил перед Ювеналием газету.

– И что теперь о вас пишут? – спросил Ювеналий.

– Вот, взгляните, на второй полосе статья с фотографией.

– Вы тут не похожи на себя, – заметил Ювеналий.

– Фото было сделано четыре года назад на площади Кеннеди. Мы там митинговали, протестуя против хиппи, организовавших марш мира, – усмехнулся Август, продолжая стоять. Линн подвинулась, и он опустился рядом с ней, не взглянув на нее. Он смотрел на Ювеналия – тот читал статью, слегка улыбаясь.

– О чем написано в статье? – спросила Линн. – О вас, Август?

Он кивнул, явно не проявляя к ней абсолютно никакого интереса.

– Август – глава Общества Святого Духа, члены которого ведут себя весьма активно. Статья о его аресте, – пояснил ей Ювеналий и снова углубился в чтение газеты. – За что вас арестовали? – спросил он погодя.

– За угрозу действием, – ответил Август.

– Вы что, подняли руку на отца Навароли?

– Я хотел всего лишь вручить ему брошюры…

– И затем вы обвинили судью в профессиональной непригодности?

– Он напыщенный индюк, отлученный от церкви католик. Невежда… Вел себя так, будто это был судебный процесс, а не слушание дела. Я потребовал суда присяжных из двенадцати человек, что предусматривается в делах федеральной юрисдикции.

Линн переводила взгляд с одного на другого. С Августа, весьма серьезного, на улыбающегося Ювеналия. Почему Ювеналия забавляет то, что огорчает Августа?

– Ваше Общество Святого Духа выступает против маршей мира? – спросила Линн.

– Наше общество выступает за восстановление традиционных форм богослужения, которые были установлены две тысячи лет назад Господом нашим Иисусом Христом и апостолами, – отчеканил Август.

– Вы, Линн, католичка? – спросил Ювеналий.

– Нет, но я была замужем за католиком, который никогда не ходил в церковь. Восстановление традиционных форм богослужения – это…

– Август выступает против проведения богослужения на английском языке. И вообще он терпеть не может всякие марши мира и коммунистов, – добавил Ювеналий.

– Хватит об этом, – оборвал его Август. – Я сказал отцу Нестору, что вы непременно будете присутствовать на освящении церкви Святого Джованни Боско, которое состоится в это воскресенье, – продолжил он. – Вы представить себе не можете, как это важно для него, для его первого прихода.

– Я бы с превеликим удовольствием, но у меня могут быть дела. Воскресенье, знаете ли, иногда бывает трудным днем.

– Мне кажется, по такому случаю кое-что можно и отложить. Бывшему монаху следует поддержать брата…

– У вас большой приход?

– Отец Нестор и я, мы оба нуждаемся в том, чтобы вы поделились с нами опытом, приобретенным за десять лет пребывания в монашеском ордене…

– За одиннадцать, – поправил его Ювеналий.

– Тем более, – заметил Август. – Между прочим, как вы могли оставить орден после того, как посвятили одиннадцать лет служению Богу?

– Служение Богу не определяется принадлежностью к какому-либо ордену, – заметил Ювеналий.

– Забота об алкоголиках – это, по-вашему, служение Богу?

– А чем, по вашему мнению, мне следует заниматься?

– Я не стану отвечать, – заявил Август, бросив на Ювеналия многозначительный взгляд.

Линн перехватила этот взгляд и пришла к выводу, что ей лучше встать и уйти, оставив их наедине. Привстав, она взяла свою пачку сигарет.

Ювеналий заметил этот жест и сказал:

– Мне пора идти работать.

Август поднялся, взял газету и, сворачивая ее, произнес:

– А меня ждет отец Нестор. Я скажу ему, что вы будете в воскресенье, хорошо? Я заеду за вами.

Пожав плечами, Ювеналий кивнул.

– Была рада с вами познакомиться! – сказала Линн вслед уходящему Августу, но он даже не оглянулся. – Что будет в воскресенье? – спросила она у Ювеналия.

– Освящение церкви Святого Джованни Боско. Я когда-то знал пастора, и, думаю, он хочет, чтобы я присутствовал на освящении.

– Ювеналий, я никогда не слышала о святом Джованни Боско. В чем его святость? Пару слов, если можно…

– Джованни Боско родился в 1815 году в местечке Бекки, возле Турина. Скончался в 1888 году в Турине, канонизирован в 1934 году. Он инициатор обучения бедных. В 1841 году он был рукоположен в сан священника, а в 1859 году основал общество помощи осиротевшим и обездоленным, деятельность которого охватывала торговые, сельскохозяйственные и общеобразовательные школы, а также семинарии, центры отдыха и молодежные клубы в крупных городах, летние лагеря, церковные приходы. Еще до его смерти деятельность общества распространилась в Англии, Франции, Испании и Южной Америке. Вот, пожалуй, и все, если вкратце. Ну а сейчас мне пора идти, – сказал он, поднимаясь из кресла.

– Мне хотелось бы еще раз встретиться с вами. Это возможно?

– Посмотрим, – бросил Ювеналий на ходу.

7

Сидя в дорогой двухдверной модели автомобиля «додж-чарджер» Августа Марри, отец Нестор какое-то время помалкивал, а затем сказал:

– Надо было бы мне с ним поговорить, если вы не вполне уверены.

– Я не говорил, что я не уверен, я сказал, что он хочет от этого уклониться. Он стал другим, – добавил Август. – Никакого смирения я в нем не заметил.

– Он всегда проявлял смирение. Насколько я помню, он был весьма скромен, послушен голосу рассудка. В конце концов, устав нищенствующего ордена францисканцев требует обязательного соблюдения благочестия, любви к ближнему, проявления участия и человеческого тепла. – Отец Нестор замолчал, а минуту спустя вскрикнул: – Ой-ой-ой! Мне нужно в туалет…

– Почему вы не зашли в туалет, пока мы были там?

– Зашел. Но мне снова надо, опять скрутило.

Август промолчал. Он обдумывал заголовок будущей брошюры, которую собирался издать в своей типографии.

А что, если назвать этот своеобразный пресс-релиз «История брата Ювеналия»? Нет, не годится… А если «Миссионер, творящий чудеса»? Нет, не то… А если «Чудотворец с Амазонки»?

– Мне невмоготу больше ждать, – проскулил отец Нестор.

А если статью озаглавить «По стопам святого Франциска»?

– Когда начинаются колики, жить не хочется, – промычал отец Нестор. – Врач сказал, что у меня амебная дизентерия. У меня она много лет.

– Мы уже подъезжаем, – сказал Август, поворачивая свой «додж-чарджер» на шоссе, ведущее к аэропорту Детройта.

Был час пик. Он без конца сигналил машинам, оказавшимся у него на пути.

– Алкаши чертовы, спят на ходу, – бросил Август в сердцах. – Зальют зенки винищем и пивом и не видят дороги домой. Не понимаю, не в состоянии постичь, почему он работает в центре для алкоголиков.

– Мы уже приехали? – вякнул отец Нестор.

Типография Августа Марри находилась прямо напротив здания аэропорта.

В нескольких кварталах севернее находилась средняя школа, где он учился, а чуть дальше – начальная.

Августу Марри было тридцать семь лет, он никогда не был женат, не ухаживал за девушками и был прихожанином храма Святого Давида всю свою жизнь, за исключением полутора лет учебы в семинарии. Его родители переехали в город Тампу, во Флориде, и он жил теперь один, в квартире над своей типографией, над черно-желтой вывеской «Печатное слово». Над входом в типографию была еще одна: «В присутствии заказчика».

Август припарковал машину за домом, поспешно направился к двери, гремя связкой из пятнадцати ключей, и указал отцу Нестору на туалетную комнату, проходя через вестибюль.

Отец Августа, бывало, по-хозяйски расхаживал здесь, но потом с ним случился удар. В помещении типографии царили тишина и полумрак. Работы почти не было. Офсетная печать использовалась мало. Работал опытный наборщик на IBM, имелся фотоаппарат, резак, фальцевальная машина на конце рабочего стола. Было душно, пахло типографской краской.

Отец Августа печатал приходские бюллетени, бумажные салфетки, картонные пакетики с бумажными спичками и вывешивал свои счета на деревянной доске на стене.

Август бросил газету на стол и включил вентилятор, стоявший на картотечном шкафу.

Никаких салфеток и прочей муры! Раскрутить Нестора – это главное. Это ж надо, такая удача!.. Как говорится, carpe diem – лови момент…

Отец Нестор Чарницки, пятидесятидвухлетний монах-францисканец, девятнадцать лет прослужил в Сантареме, в Бразилии, на реке Амазонке. Возвратился с амебной дизентерией и с историей о своем собрате, творившем чудеса.

Нестор Чарницки, дядя Грега Чарницки, члена Общества Святого Духа, был приглашен на встречу с просьбой рассказать о своей миссионерской деятельности. Август был ошеломлен услышанным. Это же надо! Ребенка исцелил. А что кровь появилась – это ведь знамение.

Отец Нестор служил обедни, используя латинские и португальские слова и никогда – английские. Если его заставят служить на английском языке, он лучше уедет во Францию и присоединится к католическому архиепископу Марселю Лефевру, богоугодному поборнику традиционной церкви.

Август попросил его рассказать подробнее о появлении крови на теле исцелителя. Разве он не видел следы крови? Получив положительный ответ, Август задумался. Главное – надо наладить отношения с Ювеналием, но не раскрывать ему сразу все карты. Но прежде всего следует основать новый приход, где Нестор станет пастором, затем следует пригласить архиепископа Лефевра освятить церковь. Точно так же, как это сделал в свое время папа Пий X в Техасе. Папа Пий X издал энциклику, отвергающую «модернистскую ересь» католической церкви, еще в 1907 году. Пора и ему приниматься за настоящие дела!

Спустя пять месяцев Общество Святого Духа арендовало недействующую баптистскую церковь в Олмонте. Возникла, правда, незначительная проблема – переписка с архиепископом Лефевром выявила досадный факт. Он мог приехать на освящение церкви не ранее чем через год.

Между тем отец Нестор нездоров. А что, если он испустит дух в туалете? В итоге план был пересмотрен.

В «Печатном слове» была изготовлена серия брошюр и распространена на мессах в приходах по всей епархии Детройта. Католиков призывали «прийти в церковь Святого Джованни Боско – в храм традиционного католического богослужения». Брошюры вышли с заголовками: «Без традиций – кто мы такие?», «Мы не отказываемся от нашей истинной веры», «Почему Святой Дух снизошел до Второго Ватиканского собора?», «Почему ныне священнослужители полагают, будто они знают больше, чем Бог?».

Призывы доходили до прихожан постепенно, число традиционалистов увеличивалось на несколько десятков человек в неделю. Наконец в минувшее воскресенье Август насчитал свыше двухсот человек на десятичасовой торжественной мессе и благословении. Многие после этого говорили о том, что долгие годы не слышали старых добрых песнопений Gloria in excelsis Deo, то есть «Слава в вышних Богу», и Te Deum laudamus, то есть «Тебя, Бога, хвалим».

Прихожанам объявили, что освящение церкви состоится в ближайшее воскресенье, и разослали приглашения знакомым, друзьям и представителям прессы.

Август с помощью отца Нестора должен был изготовить брошюры с условным названием «История Ювеналия» либо «Чудотворец» – короче, что-то вроде этого, и раздать их после церемонии. Если все получится так, как он задумал, то журналюги непременно поместят эту информацию о Ювеналии на первых полосах газет, и тогда он окажется в центре внимания.

Отец Нестор, уже расставшийся с туалетом, спросил:

– Будут ли газетные репортеры? Как вы думаете?

– Конечно, будут, потому что там буду я, а это для них очередная новость, – ответил Август, кивнув на газету на столе. – Я организовал саморекламу с целью попасть на страницы газет. В общем, все мероприятия, где я участвую, не останутся незамеченными. А то, что мы устраиваем вместе, то есть то, что считают разъединением церкви и ересью, – это тоже сенсация. Репортеры будут там, даю слово. – Август достал из нагрудного кармана ручку. – Между прочим, есть еще несколько фактов, о которых вы мне не сообщили. К примеру, где он родился.