Текст книги "Обрученные"

Автор книги: Элли Каунди (Конди)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 5

– О, здесь уже открыто, – говорит Ксандер, проходя на середину комнаты, к игровому столу. Похоже, вся молодежь нашего городка выбрала сегодня тот же способ развлечься, что и мы, потому что зал игрового центра переполнен, в том числе большинством наших друзей. – Будешь играть, Кассия?

– Нет, спасибо, – отвечаю я. – Этот раунд я пропущу.

– А ты? – спрашивает он Эми, мою лучшую подругу.

– После тебя, – говорит она, и мы обе начинаем смеяться, глядя, как он ухмыляется и топчется в нетерпении, чтобы опустить свою сканкарту в официальный мониторинг игры. Ксандер всегда такой перед игрой; он полон жизненной энергией и нетерпением. Я невольно вспоминаю наши с ним детские игры: мы оба играли всерьез, никогда не поддаваясь друг другу.

Интересно, почему игры потом наскучили мне? Не могу вспомнить.

А Ксандер сыплет шутками за игровым столом, заставляя смеяться всех окружающих. Я улыбаюсь про себя. Гораздо интереснее наблюдать за ним, чем играть самой. Эта игра, «фишка», – одна из его любимых. Здесь можно показать мастерство, а это он любит больше всего.

– Ну, – произносит Эми достаточно тихо, чтобы из-за смеха и болтовни вокруг ее слова были слышны только мне. – На что это похоже? Знать, что ты обручена?

Я ждала, что она задаст мне этот вопрос. Я знаю, что все хотят спросить об этом. И даю единственно возможный ответ – говорю правду.

– Это Ксандер, – говорю я. – И это потрясающе.

Эм понимающе кивает.

– Все это время никто из нас и подумать не мог, что двое из нашей компании могут быть обручены. И вот это случилось.

– Да, – говорю я.

– И Ксандер! – восклицает она. – Он лучший из нас.

В это время кто-то зовет ее, и она уходит к другому столу.

Наблюдаю за тем, как Ксандер берет серые фишки и ставит их на черные и серые квадраты доски. В этом игровом центре преобладают тусклые тона: серые стены, коричневая будничная одежда учеников, темно-синяя одежда тех, кто уже работает. Яркость этой комнате придаем мы: отсвет наших волос, наша веселость. Когда Ксандер ставит последнюю фишку, он смотрит поверх доски на меня и говорит своему оппоненту:

– Я собираюсь выиграть этот раунд для моей пары.

Все оборачиваются и не сводят с меня глаз, а он лукаво улыбается.

Слегка краснея от смущения, я все же шутливо округляю глаза, и в этот момент кто-то касается моего плеча. Я оборачиваюсь.

За мной стоит чиновница в униформе.

– Кассия Рейес? – спрашивает она.

– Да, – подтверждаю я, продолжая смотреть на Ксандера. Он поглощен очередным ходом и ничего не замечает.

– Не могли бы вы выйти со мной на минутку? Это не займет много времени. Вам не о чем беспокоиться. Пустая формальность.

Знает ли она о том, что произошло, когда я попыталась просмотреть микрокарту?

– Конечно, – отвечаю я. Что еще можно ответить, когда тебя просит о чем-то официальное лицо? Оборачиваюсь к друзьям, но они смотрят только на доску и на игроков, двигающих фишки. Никто не замечает, что я ухожу. Даже Ксандер. Толпа поглощает меня, и я следую за женщиной в белой униформе прочь из комнаты.

– Позвольте еще раз заверить вас, что вам не о чем беспокоиться, – повторяет чиновница, улыбаясь. Ее голос кажется добрым. Она ведет меня на маленькую зеленую лужайку за игровым центром. Хотя ее появление усугубляет мою нервозность, свежий воздух после переполненной людьми комнаты приносит облегчение.

Мы идем по аккуратно подстриженному газону к металлической скамейке, которая стоит как раз под уличным фонарем. Ни на улице, ни на лужайке никого нет.

– Вам не нужно рассказывать мне о случившемся, – говорит чиновница. – Я это знаю. Вы увидели другое лицо на микрокарте, не так ли?

Она, несомненно, добра: избавляет меня от необходимости рассказывать. Я киваю.

– Вы, должно быть, очень взволнованы. Вы рассказали кому-нибудь о случившемся?

– Нет, – отвечаю я.

Она жестом приглашает меня сесть. Я опускаюсь на скамейку.

– Отлично. Позвольте мне успокоить вас. – Она пристально смотрит мне в глаза. – Кассия, абсолютно ничего не изменилось. Вы по-прежнему обручены с Ксандером Кэрроу.

– Спасибо! – Я так благодарна ей, что одного раза мне кажется мало, и я повторяю: – Спасибо.

Напряжение спадает, и я наконец, наконец, наконец могу расслабиться. Я вздыхаю, и она смеется.

– Могу ли я поздравить вас с вашей парой? Ваше обручение вызвало переполох. О нем толкуют по всей Провинции, а может, и во всем Обществе. Такого не случалось много лет. – Она помолчала со значением и продолжила: – Полагаю, ваша микрокарта не при вас?

– Вообще-то, при мне. – Я вынимаю микрокарту из кармана. – Я беспокоилась. Не хотела, чтобы кто-нибудь увидел...

Она протягивает руку, и я кладу микрокарту в ее раскрытую ладонь.

– Отлично. Я позабочусь об этом. – Она прячет микрокарту в маленький служебный кейс. Ловлю блеск ее контейнера для таблеток и замечаю, что он больше обычного по размеру. Она перехватывает мой взгляд.

– У официальных лиц высокого уровня их больше, – объясняет она. – На случай непредвиденной ситуации. – Я киваю, и она продолжает: – Но вам не об этом нужно беспокоиться. Итак, вот это для вас. – Она вынимает другую микрокарту из бокового кармана кейса. – Я ее проверила. Все в порядке.

– Благодарю вас.

Мы обе молчим, пока я кладу новую микрокарту в карман. Я смотрю на траву, на металлические скамейки и маленький бетонный фонтанчик в центре лужайки, который каждые несколько секунд выбрасывает снопы серебряных струек воды. Затем поднимаю глаза на женщину рядом со мной, стараясь разгадать, что означает знак отличия на кармане ее рубашки. Я знаю, что она чиновница, поскольку носит белую форму, но не уверена, какой Департамент Общества она представляет.

– Я часть Департамента подбора пар и уполномочена разбираться с ошибками в информации, – объясняет она, заметив мой взгляд. – К счастью, у нас немного работы. Поскольку подбор пар так важен для Общества, наша служба весьма точно отрегулирована.

Ее слова напоминают мне параграф официального устава службы подбора пар. Подбор пар имеет двоякую цель: обеспечить членам Общества наиболее здоровое потомство и наиболее гармоничную семейную жизнь. Чрезвычайно важно для Общества, чтобы пары были подобраны оптимально.

– Я никогда раньше не слышала об ошибках, подобных этой.

– Боюсь, иногда это случается. Не часто. – Она некоторое время молчит, а затем задает вопрос, который мне никак не хотелось бы слышать: – Вы узнали того человека, чье лицо увидели на экране?

Внезапно и непроизвольно мне захотелось солгать. Сказать, что я понятия не имею, кто он, что я никогда раньше не видела этого лица. Я снова смотрю на фонтанчик, на подъем и падение воды, и понимаю, что молчание меня выдает. И отвечаю:

– Да.

– Можете назвать его имя?

Оно, конечно, ей известно, поэтому врать бессмысленно.

– Да. Кай Макхэм. И это самое странное. Если ошибка произошла со мной, есть ли вероятность, что она произойдет и с кем-нибудь другим, кого я знаю?

– Чрезвычайно мала. Мы подозреваем, что ошибка подстроена намеренно, что это чья-то шутка. Если мы найдем этих людей, они будут строго наказаны. Жестоко было так поступить. Не только потому, что это расстроило и смутило вас, но из-за Кая тоже.

– Он знает?

– Нет. Понятия не имеет. Но жестоко было использовать для этой злой шутки именно его, зная, кто он есть.

– А кто он есть? – Кай Макхэм появился в нашем городке, когда нам было по десять лет. Он симпатичный и спокойный. Очень тихий, не из смутьянов. Я давно его не встречаю, потому что он получил рабочее место раньше других и, в отличие от остальной молодежи нашего городка, больше не посещает среднюю школу.

Чиновница кивает и наклоняется чуть ближе ко мне, хотя здесь некому нас услышать. От уличного фонаря над нами исходит не только свет, но и жар, и я немного отодвигаюсь.

– Это секретная информация, но Кай Макхэм никогда не смог бы быть вашей парой. И ничьей вообще.

– Он предпочитает остаться холостым? – Не понимаю, почему эта информация секретна. Многие в нашей школе желают остаться холостыми. Об этом даже есть параграф в официальном циркуляре службы подбора пар: Хорошенько подумайте, являетесь ли вы подходящим кандидатом для предстоящего Обручения. Помните: холостяки так же нужны Обществу, как пары. Как вы знаете, действующий в настоящее время лидер Общества– холостяк. Как парные, так и одинокие граждане живут у нас полной жизнью. Однако детей разрешается иметь только тем, кто живет парами.

Она наклоняется еще ближе ко мне:

– Нет. Он не холостяк. Кай Макхэм имеет статус «Отклонение от нормы».

У Кая Макхэма – статус «Отклонение от нормы»?

Люди с этим статусом живут среди нас; они не опасны, в отличие от людей, имеющих статус «Аномалия». Те должны быть изолированы от Общества. Хотя статус «Отклонение» приобретается вследствие каких-то нарушений принятых правил поведения, его носители защищены; их отклонение от нормы, как правило, неизвестно окружающим. Только чиновники Департамента социальной классификации и сходных областей владеют этой информацией. Остальные члены Общества остаются в неведении.

Я не произношу своего вопроса вслух, но она знает, о чем я думаю.

– Боюсь, что так. Хотя сам он ни в чем не виноват, но его отец допустил нарушение. Общество не могло игнорировать этот факт. Хотя Макхэмам было разрешено усыновить Кая, он классифицирован как лицо с отклонением от нормы и, следовательно, исключен из базы данных для подбора пар.

Она вздыхает.

– Мы заполняем микрокарты всего за несколько часов до банкета. Возможно, тот, кто заполнял вашу, допустил ошибку из-за спешки. Мы обязательно выясним, кто вставил по ошибке лицо Кая в вашу микрокарту.

– Я надеюсь, вам это удастся, – говорю я. – Вы правы, это жестоко.

– Мы это выясним, – повторяет она, улыбаясь мне. – Я обещаю. – Она смотрит на часы. – Я надеюсь, что смогу устранить вашу проблему.

– Да, спасибо. – Я стараюсь не думать о мальчике с отклонением от нормы. Хочется думать о том, как замечательно, что всё опять в порядке. Но вместо этого я думаю о Кае, и мне так жалко его, что лучше бы я не знала правды о нем. Ну, захотел остаться холостым, и всё. Бывает.

– Мне не надо напоминать вам о том, что вся информация о Кае Макхэме конфиденциальна? – спрашивает она мягко, но я слышу металл в ее голосе. – Единственная причина, по которой я вам ее доверила, – ваше право знать без сомнения, что он никогда не станет вашей парой.

– Конечно. Я никому ничего не скажу.

– Хорошо. Наверно, это самое лучшее. Конечно, если вы хотите, мы можем организовать встречу. Я объясню вашим родителям, Ксандеру и его родителям, что произошло...

– Нет! – говорю я горячо. – Нет. Я не хочу, Чтобы кто-нибудь знал, кроме...

– Кроме кого?

Я молчу, и вдруг ее ладонь ложится на мою руку. Она не сжимает ее грубо, но могу сказать: она будет ждать моего ответа, пока не дождется.

– Кого?

– Моего дедушки, – признаюсь я. – Ему почти восемьдесят.

Она отпускает мою руку:

– Когда его день рождения?

– Завтра.

Она секунду думает, потом кивает:

– Если у вас есть потребность поделиться с кем-то, это оптимальный вариант. Однако... он единственный?

– Да, – отвечаю я. – Больше никто не должен знать. А дедушка пусть узнает, потому что... – Я обрываю фразу. Она знает почему. Причина ясна.

– Я рада вашей решимости, – говорит чиновница, кивнув. – Должна признать, это упрощает мою задачу. Разумеется, предупредите дедушку, что если он проговорится кому-то, то будет наказан. А это уж точно не то, что ему сейчас нужно. Он может потерять привилегию по консервации.

– Я понимаю.

Чиновница встает, улыбаясь:

– Могу я помочь вам сегодня еще чем-нибудь?

Я рада, что встреча закончена. Теперь, когда в моем мире снова все хорошо, мне захотелось вернуться в переполненную людьми комнату. Здесь я вдруг почувствовала себя одинокой.

– Нет, благодарю вас.

Она указывает жестом на тропинку, ведущую обратно в центр:

– Всего хорошего, Кассия. Рада была помочь.

Благодарю ее в последний раз и ухожу. Она стоит и смотрит мне вслед. Хотя я знаю, что это чепуха, но мне кажется, она следит за мной все время: как я вхожу в дверь, прохожу через холлы в зал, а потом к столу, где Ксандер еще продолжает играть. Он поднимает глаза и ловит мой взгляд. Заметил мое отсутствие. В его глазах вопрос: «Все в порядке?» И я киваю. Теперь да.

Теперь снова все нормально. Лучше, чем нормально: теперь я еще сильнее радуюсь тому, что обручена с Ксандером. Но как ужасно то, что мне рассказали о Кае. Я не смогу относиться к нему, как прежде, – я слишком многое о нем знаю.

Нас чересчур много в игровом центре. В зале жарко и влажно, что напоминает мне симулятор тропического океана – занятие по науке о коралловых рифах и рыбах, которые его населяли, пока Потепление не убило их всех. Чувствую испарину, будто дышу водой.

Кто-то налетает на меня в тот момент, когда распорядитель делает объявление через главный громкоговоритель. Толпа замирает и слушает.

Внимание! Один из присутствующих уронил контейнер с таблетками. Просим не двигаться с места и не разговаривать, пока мы не найдем контейнер.

Все мгновенно стихает. Я еще слышу глухой звук, когда кто-то из игроков, быть может Ксандер, осторожно кладет фишку на доску. Наступает полная тишина. Зал замирает. Потеря контейнера – дело серьезное. Я смотрю на девочку рядом со мной, и она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, застыв на месте с раскрытым ртом. Я опять думаю об этом симуляторе океана, и как инструктор остановила его, чтобы объяснить что-то, а рыбы плавали по комнате кругами, уставившись на нас, не мигая, пока инструктор снова не включила программу.

Все мы ждем «поворота выключателя» – разъяснений инструктора о том, что делать дальше. Мои мысли начинают удаляться от этого зала, где мы все так неподвижно стоим. Есть ли еще здесь мальчики или девочки со статусом «Отклонение», плавающие в той же воде? Вода. Я погружаюсь в воспоминание о другой воде, на этот раз настоящей. Нам с Ксандером было по десять лет.

Нам тогда разрешалось более самостоятельно проводить свободное время, и летом мы почти всегда пропадали в плавательном бассейне. Ксандер обожал плавать в голубой хлорированной воде. Мне же нравилось прежде, чем окунуться, посидеть на выщербленном цементном бортике бассейна, болтая в воде ногами. Этим я и занималась, когда вдруг ко мне подплыл Ксандер с обеспокоенным лицом.

– Я потерял контейнер с таблетками, – тихо сказал он.

Я скосила глаза, чтобы убедиться, что мой контейнер прикреплен к купальнику. Он был на месте, его металлический замочек надежно привязан к бретельке на левом плече. Нам выдали эти контейнеры только несколько недель тому назад, и пока в каждом из них было по одной таблетке. Первая таблетка – синяя. Она может спасти нас. В ней столько питательных веществ, что можно несколько дней продержаться без еды. Если, конечно, есть вода.

Воды в бассейне хоть отбавляй. В том и проблема: как в ней найти контейнер?

– Он, наверное, на дне, – сказала я. – Давай попросим спасателей выкачать воду.

– Нет, – ответил Ксандер, стиснув зубы. – Не говори им. Они меня накажут. Ничего не говори. Я найду его.

Носить самим свои таблетки – важный шаг к независимости; потерять их – значит признать, что ты еще не готов к ответственности. Пока мы маленькие, наши таблетки носят родители. Потом нам доверяют носить их самостоятельно, одну за другой. Сначала – синюю, когда нам исполнится десять. Потом, в тринадцать лет, мы получаем еще и зеленую. Она успокаивает нас, если мы в этом нуждаемся.

А когда нам исполнится шестнадцать лет, нам добавят красную таблетку; но принять ее мы можем только с разрешения чиновника высшего уровня.

Сначала я старалась помочь Ксандеру, но у меня всегда щиплет глаза от хлора. Я ныряла и ныряла, пока глаза не стало жечь так сильно, что я почти ничего не видела. Тогда я снова забралась на цементный бортик и только вглядывалась в сверкающую на солнце поверхность воды.

Ни у кого из нас еще не было часов; мы были слишком малы; нашим временем распоряжаются старшие. Но я и без часов знала, что он находится под водой дольше, чем это можно выдержать. Я отсчитывала секунды ударами своего сердца и всплесками воды о борт, когда купальщики один за другим ныряли в бассейн.

Он утонул?! На мгновенье я лишилась зрения от ослепительного, отраженного водой солнечного света и сидела, парализованная страхом, как мне показалось, таким же ослепительным. Потом встала и набрала в легкие как можно больше воздуха, чтобы завопить на весь мир: «Ксандер под водой! Спасите его, спасите его!» Но прежде чем мой вопль родился, незнакомый голос спросил:

– Он что, тонет?

– Я не знаю, – ответила я, оторвав взгляд от воды. Рядом со мной стоял мальчик; смуглая кожа, темные волосы. Новенький. Это все, что я успела заметить, прежде чем он исчез, скользнув под воду одним быстрым движением.

Пауза. Несколько всплесков воды о цемент, и голова Ксандера показалась над водой. Он торжествующе улыбнулся мне, сжимая в руке водонепроницаемый контейнер.

– Нашел! – произнес он.

– Ксандер! – вздохнула я с облегчением. – Ты в порядке?

– Конечно! – ответил он; уверенность в себе снова светилась в его глазах. – Как ты могла подумать, что я не в порядке?

– Ты был под водой так долго... Я решила, что ты утонул, – призналась я. – И тот мальчик тоже так подумал... – И вдруг я запаниковала. Куда делся тот мальчик? Он не вынырнул из воды...

– Какой мальчик? – спросил Ксандер озадаченно.

– Он нырнул, хотел тебя найти. – И тут я увидела его тень под синей водой. – Вот он! Он не тонет?

И тут мальчик, кашляя, выплыл на поверхность воды. Его темные волосы блестели. Красная царапина, почти зажившая, но еще заметная, пересекала его щеку. Я сделала вид, что не замечаю ее не потому, что травмы – необычное дело среди нас, таких здоровых и защищенных, а потому, что я видела его в первый раз.

Мальчику понадобилось несколько секунд, чтобы выровнять дыхание. Он посмотрел на меня, но обратился к Ксандеру:

– Ты не тонул.

– Нет, – согласился Ксандер. – Однако ты почти утонул.

– Я знаю, – заметил мальчик. – Хотел спасти тебя. – И тут же поправился: – То есть помочь тебе.

– Ты не умеешь плавать? – спросила я его.

– Думал, что умею, – ответил мальчик, и мы с Ксандером засмеялись.

Мальчик посмотрел мне в глаза и улыбнулся. Улыбка, казалось, удивила его самого. Я тоже удивилась... его искренности.

Теперь он посмотрел на Ксандера:

– Похоже, она беспокоилась, что тебя долго не было.

– Теперь я больше не волнуюсь, – сказала я, счастливая, что оба в безопасности. – Ты приехал к кому-нибудь в гости? – спросила я мальчика, надеясь, что он приехал надолго. Он понравился мне уже тем, что хотел помочь Ксандеру.

– Нет, – ответил мальчик, и, хотя он еще улыбался, его голос стал спокойным и тихим, как вода, которая окружала нас. Он посмотрел прямо на меня: – Я живу здесь.

Теперь, глядя на толпу перед собой, я вдруг ощутила то же чувство облегчения и освобождения, увидев в толпе знакомое лицо – лицо человека, о котором я до сих пор отчаянно беспокоилась. Человека, о котором я когда-то подумала, что он утонул и я его никогда больше не увижу.

Кай Макхэм здесь и смотрит прямо на меня.

Не раздумывая, я шагнула к нему. И в тот же момент что-то хрустнуло под моей ногой. Потерянный контейнер лежал сломанный и открытый, и все, что должно было защищать, было рассыпано по полу и раздавлено мною. Синяя-зеленая-красная.

Теперь я стою неподвижно, но мое движение замечено. Чиновники бросаются ко мне, а все, кто рядом, кричат:

– Вот он! Он сломан!

Чиновник берет меня за локоть и спрашивает, что случилось. Мне приходится повернуться. Но я оборачиваюсь назад и смотрю туда, где стоял Кай. Он исчез. Как тогда в бассейне. Точно так же, как исчезло его лицо с экрана порта у меня дома.

ГЛАВА 6

– Сегодня в бассейне мы встретили новенького мальчика, – сообщила я родителям в тот далекий вечер, когда произошел описанный мною инцидент. О том, что Ксандер потерял в воде контейнер с таблеткой, я осторожно умолчала. Не хотела доставить другу неприятности. Произошедшее так напугало меня, как если бы таблетка застряла у меня в горле. Каждый раз, глотая, я чувствовала, что она там и угрожает задушить меня.

Но я ничего не сказала. Родители переглянулись.

– Новенький? Ты уверена? – спросил отец.

– Да, – ответила я. – Его зовут Кай Макхэм. Мы с Ксандером плавали вместе с ним.

– Значит, он живет у Макхэмов, – произнес отец.

– Они его усыновили, – сказала я. – Он называет Аиду мамой, а Патрика – папой. Я слышала.

Родители снова обменялись взглядами. В нашей Провинции Ориа случаи усыновления практически неизвестны.

В дверь постучали.

– Побудь здесь, Кассия, – сказал отец. – Мы посмотрим, кто там.

Я ждала на кухне, но слышала через холл низкий рокочущий голос отца Ксандера, мистера Кэрроу. Нам не разрешают входить в дома друг друга, и я представила себе его, стоящего на ступенях нашего крыльца, – старшую версию Ксандера. Те же светлые волосы, те же смеющиеся голубые глаза.

– Я беседовал с Аидой и Патриком Макхэм, – сказал он, – и подумал, что вам лучше знать. Мальчик – сирота. Он из Отдаленных провинций.

– Ах, вот как. – В мамином голосе послышалась нота сомнения. Отдаленные провинции находятся на географических окраинах Общества. Жизнь там тяжелее и менее цивилизована. Иногда их называют «Малые» или «Отсталые» провинции, потому что там значительно меньше порядка и культуры. Там гораздо выше концентрация лиц со статусом «Отклонение от нормы», чем среди основного населения. Говорят, там даже есть люди со статусом «Аномалия». На самом деле никто не знает, где они живут. Обычно они обитают в специально охраняемых домах, но большинство таких домов теперь пустует.

– Он находится здесь с ведома и полного одобрения Общества, – продолжал мистер Кэрроу. – Патрик показал мне все бумаги. Он просил меня сказать об этом всем, кто может проявить озабоченность. Я знал, что вас это может обеспокоить, Молли. И вас, Эбран.

– Ну, хорошо, – сказала мама. – Значит, все в порядке.

Я подошла к двери и, заглянув в холл, увидела стоящих там родителей и мистера Кэрроу на ступеньках крыльца. За его спиной сгустилась темнота.

Потом отец Ксандера понизил голос, и я с трудом могла услышать, что он говорит, сквозь низкое жужжанье порта в холле.

– Молли, вам бы повидать Аиду и Патрика. Они как будто снова ожили. Этот мальчик – племянник Аиды. Сын ее сестры.

Мама подняла руку к волосам; она всегда так делает, когда волнуется. Мы все хорошо помнили то, что случилось у Макхэмов.

Это был редкий случай вины правительства перед гражданами. Люди со статусом «Аномалия» должны быть на учете. Недопустимо, чтобы такой человек свободно ходил по улицам и тем более проникал в правительственный офис, где работал Патрик и куда в тот день к нему пришел его сын. Все молчали об этом, хотя все знали. Потому что сын Макхэмов погиб, был убит, пока ждал возвращения отца с какого-то совещания в том же здании. Потому что Патрик Макхэм и сам лежал потом в больнице – человек со статусом «Аномалия» дождался и напал и на него.

– Ее племянник, – произнесла мама голосом, полным сочувствия. – Понятно, что она хочет его вырастить.

– И правительство, понимая свою вину перед Патриком, сделало для него исключение, – сказал отец.

– Эбран, – произнесла мама укоризненно.

Но отец Ксандера согласился с ним:

– Это логично. Исключение в качестве компенсации за несчастный случай. Мальчик заменит им сына, которого они потеряли. Наверное, правительство так смотрит на это.

Позднее мама пришла в мою комнату, чтобы уложить меня спать. Голосом мягким, как одеяло, которым она меня укрыла, она спросила:

– Ты слышала наш разговор?

– Да, – призналась я.

– Племянник Макхэмов, который стал их сыном, завтра в первый раз придет в школу.

– Кай, – сказала я, – так его зовут.

– Да. – Она наклонилась, и ее длинные светлые волосы рассыпались по плечам, и веснушки, как звездочки, сияли на ее коже. Она улыбнулась мне. – Ты будешь приветлива с ним? – спросила она. – Поможешь ему освоиться? Ведь это нелегко – быть новеньким.

– Да, конечно, – обещала я.

Но вышло так, что мне не пришлось воспользоваться ее советом. Придя на следующий день в среднюю школу, Кай поздоровался со всеми и представился каждому. Спокойно и быстро двигаясь между рядами, он объяснил каждому, кто он такой, так что никому не пришлось ничего спрашивать. Когда прозвенел звонок, он смешался с толпой учеников. Просто удивительно, как быстро он освоился. Вот только что он был новеньким, чужим, стоял отдельно, а через минуту стал привычным и знакомым, будто жил здесь всегда и не общался ни с кем, кроме нас.

Как я теперь понимаю, в характере Кая есть одна особенность: он всегда плавает по поверхности. Только в тот, первый день мы видели его нырнувшим в глубину.

– Я хочу кое-что сказать тебе, – говорю я дедушке, придвигая свой стул поближе к нему. Чиновники не задержали меня надолго в игровом центре, после того как я наступила на контейнер с таблетками. У меня осталось достаточно времени, чтобы посетить дедушку. И я благодарна им, потому что сегодня я прихожу к нему в предпоследний раз. Эта мысль порождает во мне чувство пустоты.

– А-а, – произносит дедушка. – Что-то хорошее?

Он сидит у окна, как это часто бывает по вечерам, и наблюдает, как заходит солнце и появляются звезды. Иногда я гадаю, не сидит ли он так, пока солнце не взойдет снова. Наверное, трудно спать, зная, что твоя жизнь почти закончилась. Не хочется пропускать ни одного мгновения, даже такого, какое в другом случае казалось бы скучным и не стоящим внимания.

Сумерки смывают все яркие краски, оставляя лишь серые и черные. Там и здесь вспыхивают пятнышки света от уличных фонарей. Рельсы аэропоездов, тусклые при дневном свете, при вечерних огнях становятся светящимися тропинками над черной землей. И я смотрю, как поезд мчится вдаль, унося людей в своем ярко освещенном чреве.

– Что-то странное, – говорю я, и дедушка опускает вилку. Он ест кусок чего-то, что называется «пай». Я этого никогда не ела, но выглядит восхитительно. Хотелось бы, чтобы правила не запрещали ему поделиться со мной кусочком. – Все прекрасно. Я обручена с Ксандером. – Общество учит нас так сообщать новости: сначала хорошее, остальное потом. – Но в мою микрокарту вкралась ошибка. Когда я просматривала ее, лицо Ксандера исчезло, и я увидела другого.

– Ты увидела другое лицо?

Я киваю, стараясь не смотреть слишком пристально на еду у него на блюде. Пятнышки сахарной пудры на глазурной корочке похожи на снежинки на льду. Какие, должно быть, вкусные спелые красные ягоды, разбросанные тут и там по этой корочке! Сказанные мною слова врезались в мое сознание, как тяжелая серебряная вилка врезается в свежий пирог. Я увидела другое лицо.

– Что ты почувствовала, когда увидела на экране лицо другого мальчика? – спрашивает дедушка мягко, положив свою руку на мою. – Ты заволновалась?

– Немного, – признаюсь я. – Я запуталась. Потому что второго мальчика я тоже знаю.

Дедушкины брови изгибаются, выражая удивление:

– Вот как?

– Это Кай Макхэм, – говорю я. – Сын Аиды и Патрика. Он живет на нашей улице.

– Как объяснили тебе чиновники свою ошибку?

– Это не Общество ошиблось. Общество не делает ошибок.

– Ну, конечно нет, – спокойно согласился дедушка, при этом добавив: – Однако их делают люди.

– По мнению чиновницы, как раз это и случилось. Она думает, что кто-то по ошибке вставил изображение Кая в мою микрокарту.

– Зачем? – удивляется дедушка.

– Она считает, что это была чья-то жестокая шутка. Потому что, – я еще больше понижаю голос, – Кай имеет статус «Отклонение от нормы».

Вскочив, дед отталкивает свой стул, уронив при этом на пол поднос. Удивляюсь про себя его худобе, но держится он прямо, как дерево.

– На твоей карте было изображение человека со статусом «Отклонение от нормы»?

– Только на мгновение, – говорю я, стараясь успокоить его. – Но это была ошибка, моя пара – Ксандер. Этого мальчика вообще нет в базе данных для подбора пар.

Дедушка не садится, хотя я остаюсь на своем стуле, стараясь хоть этим успокоить его, показать, что все в порядке.

– Тебе объяснили, почему у него такой статус?

– Его отец сделал что-то. Кай ни в чем не виноват.

И это чистая правда. Я это знаю, и дедушка знает. Чиновники никогда не разрешили бы усыновить его, если бы он был опасен.

Дедушка смотрит на свою тарелку, которая скатилась с подноса и лежит на полу. Я делаю движение, чтобы поднять ее, но он меня останавливает.

– Нет, – говорит он резко, и голос его звучит хрипло. Он похож на старое дерево, у которого скрипят суставы. Он кладет на тарелку последние куски пирога и смотрит на меня своими ясными глазами. Ничего застывшего в его взгляде; глаза, полные жизни и движения. – Не нравится мне все это, – замечает он. – Зачем понадобилось кому-то подменять твою микрокарту?

– Дедушка, – прошу я, – сядь, пожалуйста. Это чья-то злая шутка, они найдут того, кто это сделал, и обо всем позаботятся. Чиновница из Департамента подбора пар так сказала.

Я уже жалею, что рассказала ему. Почему я решила, что от этого мне станет легче? Но теперь ничего не поправишь.

– Бедный мальчик, – говорит дедушка печально. – Страдает безвинно. Ты хорошо его знаешь?

– Мы друзья, но не близкие. Я встречаюсь с ним иногда в свободное время по субботам, – объясняю, я. – Год назад он получил постоянное рабочее место, и с тех пор мы не часто видимся.

– А где он работает?

Я не сразу решаюсь сказать правду, потому что она печальна. Мы все были удивлены, что Кай получил такую низкую квалификацию, несмотря на то что Аида и Патрик – люди уважаемые.

– В центре распределения питания.

Дедушка скривился:

– Это тяжелая и безрадостная работа.

– Знаю. – Я заметила, что, несмотря на специальные перчатки, которые носят рабочие, руки у Кая стали красными от горячей воды. Но он не жалуется.

– Чиновница разрешила тебе рассказать мне о Кае? – спрашивает дедушка.

– Да, – отвечаю я. – Я спросила ее, можно ли мне рассказать все только одному человеку. Тебе.

Дедушкины глаза сверкнули насмешливо.

– Потому что мертвые не могут проболтаться?

– Нет, – сказала я. Я люблю дедушкины шутки, но сейчас шуткой ответить не могу. Это случится так скоро, и мне будет так его не хватать... – Мне хотелось рассказать тебе, потому что я знала – ты поймешь.

– А-а. – Дедушка поднял брови с кривой усмешкой. – Ну и как? Ты считаешь, я понял?

Теперь я слегка засмеялась.

– Не так хорошо, как я надеялась. Ты отреагировал так, как мои родители, если бы я им рассказала.

– Это естественно, – возразил дедушка. – Я хочу защитить тебя.

«Не всегда ты этого хотел», – думаю я, поднимая брови так же, как он. Именно дедушка, в конечном счете, отучил меня сидеть на бортике бассейна вместо того, чтобы плавать.