Текст книги "Приятное и уединенное место"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Ладно, – заговорил инспектор Квин. – Итак, вчера вечером вы пришли в библиотеку Джулио и сцепились с ним из-за неудавшейся сделки?

– Не сцепились, а поспорили! Тут есть разница.

– Прошу прощения, поспорили. Продолжайте, мистер Импортунато.

– Я думал, что вечером Джулио, возможно, будет в другом настроении и изменит мнение. Но он продолжал упорствовать – вбил себе в голову, что либо кто-то подкупил нашего геолога, чтобы нагреть нас на крупную сумму, либо, даже если нефть найдут, для нас будет экономической катастрофой пытаться руководить добычей и прокладывать нефтепровод через тысячи миль промерзшей земли. Слово за слово, и мы начали осыпать друг друга итальянскими ругательствами. – Марко поднял распухшее от слез лицо. – Но Джулио не умел долго сердиться. «Слушай, fratello,[41]41
  Брат (ит.).


[Закрыть] из-за чего мы ссоримся? – внезапно сказал он. – Даже если мы бросим на ветер двадцать восемь или двадцать девять миллионов баксов, черт с ним. Что такое деньги?» Мы оба засмеялись, пожали друг другу руку через стол, я пожелал Джулио доброй ночи и ушел. Вот и все, инспектор Квин, клянусь вам.

Лицо Марко теперь покрылось потом.

– Ты имеешь в виду, что Джулио дал согласие на сделку, Марко? – осведомился Нино Импортуна. – Мне ты этого не говорил.

– У меня не было возможности.

– Минутку, мистер Импортуна, – сказал инспектор. – Вы не выходили из себя, мистер Импортунато? Не опрокидывали мебель? Не били вазы?

– Джулио и я? Конечно нет!

– Мистер Импортунато, – заговорил Эллери. Отец посмотрел на него и сразу шагнул назад. – Вы или ваш брат, случайно, не сбрасывали с его стола пепельницу?

При неожиданной атаке с другой стороны Марко втянул голову в плечи.

– Не припоминаю ничего подобного.

– Когда вы уходили, где именно находился Джулио? Я имею в виду в библиотеке?

– Сидел за своим столом.

– А стол стоял в обычном положении? По диагонали?

– Да.

– Пока вы были в комнате, вы или ваш брат не передвигали стол?

– Зачем нам было его передвигать? Вряд ли я даже прикасался к нему. А Джулио ни разу не вставал из-за стола.

– Вы сказали, что ушли из библиотеки не позже девяти. Похоже, вы в этом уверены. Почему?

– Матерь Божья! – крикнул Марко. – Неужели вы никогда не верите человеку на слово? В четверть десятого в моей квартире меня должна была ждать одна цыпочка – мы собирались пойти потанцевать. Уходя от Джулио, я посмотрел на свои часы. Было без двух минут девять. Я едва успел переодеться. Вы удовлетворены? – Он агрессивно выпятил нижнюю губу.

– Переодеться? Что же было на вас, когда вы приходили к Джулио?

Губа втянулась, а руки так сильно вцепились в подлокотники стула, что костяшки пальцев побелели.

– Ваш китель, мистер Импортунато? – допытывался Эллери. – И ботинки на резиновой подошве?

– Больше я не отвечу ни на один вопрос, мистер кто бы вы ни были! Убирайтесь из моей квартиры!

– Вот как? Вы внезапно решили замкнуться? Почему?

– Потому! Я вижу, что вы уже решили, будто я виновен. Мне следовало послушаться Нино и не разевать пасть. Если хотите узнать еще что-нибудь, можете обратиться к моему адвокату!

Марко Импортунато поднялся и, шатаясь, направился к бару. Нино преградил ему дорогу, но он резко оттолкнул старшего брата, схватил бутылку, запрокинул голову и начал жадно пить. Импортуна и Эннис подбежали к нему.

Под прикрытием начавшейся возни инспектор осведомился вполголоса:

– Что ты об этом думаешь, Эллери? Пуговица могла выпасть из кармана незаметно для Марко. А пепельница могла случайно свалиться со стола, и он ступил ногой в пепел.

– Но стол ведь передвинули, папа. А если Марко убийца, то это не имеет смысла. Предположим, он лжет и сам передвинул стол. Зачем? В результате все стало выглядеть так, будто убийство совершил левша. Но Марко и есть левша. Выходит, он пытался обвинить себя? – Эллери покачал головой. – В данный момент я склонен ему верить. Стол передвинул кто-то другой. Если только… – Он умолк.

– Если только – что, сынок?

– Кажется, я понимаю… – сказал Эллери. – Да, это возможно…

– Что именно?

– Папа, давай вернемся в библиотеку Джулио. И вызови туда дактилоскописта.

* * *

Нино Импортуна и Питер Эннис вскоре присоединились к Квинам в библиотеке убитого. Они задержались в квартире Марко, успокаивая его. Инспектор отдыхал в кресле – он выглядел усталым. Эллери стоял у письменного стола.

– Нам наконец удалось уложить его в постель. – Взъерошенный Эннис энергично стряхивал пыль с одежды. – Искренне надеюсь, что он там останется! Когда Марко напивается, с ним приходится нелегко.

– Тебальдо о нем позаботится, – резко сказал мультимиллионер. – Мистер Квин, может быть, хватит на сегодня? Я начинаю чувствовать, будто меня преследуют. В чем дело теперь?

– В этом столе, мистер Импортуна. – Эллери уставился на упомянутый предмет – он стоял по диагонали к углу, как они его оставили. – Как я уже указывал, если стол был в таком положении, а Джулио сидел позади него на вращающемся стуле лицом к убийце, было невозможно нанести левой рукой удар по той стороне головы Джулио, где находится рана. Нет, если бы удар нанес Марко, рана находилась бы с другой стороны головы Джулио. Разве только… – Эллери резко повернулся, – разве только наше предположение неверно и Джулио не находился лицом к убийце в момент удара.

– Не понимаю… – начал Импортуна.

– Погодите! – прервал инспектор. – Как ты это себе представляешь, сынок?

– Предположим, Джулио, сидя лицом к убийце, предвидел удар и за долю секунды до того, как опустилась кочерга, попытался уклониться, но смог лишь повернуть свой стул на сто восемьдесят градусов. В таком случае в момент удара он сидел лицом к углу и затылком к опускающейся кочерге, а не наоборот, как мы думали. Тогда она должна была ударить по другой стороне головы! – Эллери нетерпеливо мерил шагами комнату. – Где, черт возьми, этот дактилоскопист?

– Будь я проклят! – воскликнул инспектор и покачал головой. – И никто из нас этого не заметил! Но, Эллери, зачем тебе понадобился дактилоскопист?

– Чтобы проверить теорию, которая вырастает из выдвинутой мной версии. Если Джулио резко повернул стул, пытаясь избежать удара кочергой, то он мог инстинктивно выбросить вперед руки, чтобы не свалиться со стула. А если это произошло, то руки Джулио никак не могли избежать контакта со стенами, которые встречаются в этом углу. – Эллери протиснулся за стол. – Примерно в этом месте… А вот и он! Сюда, пожалуйста, Мэглай, не так ли?

– Но мы уже все проверили, мистер Квин. – Эксперт был небрит и в грязной, мятой рубашке без галстука. Недовольное лицо свидетельствовало, что его оторвали от телевизора и бутылки пива. – В чем проблема, инспектор?

Старик вяло махнул рукой:

– В этом углу, Мэглай. На стенах. Эллери вам покажет.

Спустя несколько минут они уставились на два больших смазанных отпечатка ладоней на уровне плеч сидящего человека. Каждый отпечаток находился примерно в футе от того места, где встречались две стены, а кончики пальцев были слегка наклонены в сторону другого отпечатка.

Никто не проронил ни слова, пока дактилоскопист не собрал свое оборудование и не ушел.

– Ясно, как на фотоснимке! – сказал инспектор, тщетно пытаясь изгнать ликующие нотки из своего голоса. – Именно так все и произошло! Раз Джулио сидел спиной к убийце, рана находится там, где ей следует быть, если удар нанес левша. Впрочем, никаких «если». Теперь очевидно, что Джулио убил левша. Сожалею, мистер Импортуна, но вкупе с золотой пуговицей и следом ботинка это снова указывает на вашего брата Марко – причем еще сильнее, чем прежде…

– Подождите, – прервал Нино Импортуна. – Вы не ответили на важные вопросы. Почему Джулио не оставили сидящим лицом к углу? Почему его тело повернули таким образом, чтобы лицо упало на стол?

– Если бы вы не были так расстроены, мистер Импортуна, – сказал Эллери, – то смогли бы сами на это ответить. Допустим, Марко только что нанес смертельный удар – улики вынуждают нас предполагать это – и смотрит на голову неожиданно повернувшегося Джулио, рана на которой безошибочно выдает удар, нанесенный левой рукой. А он, Марко, левша. Убийцы, мистер Импортуна, редко хотят быть пойманными. Поэтому Марко поворачивает тело Джулио лицом к нему. В таком положении удар левой выглядит невозможным, как мы до сих пор и предполагали. Разве для Марко это не достаточная причина, чтобы не оставлять тело брата лицом к углу?

– Да, но зачем Марко могло понадобиться передвигать стол? – возразил Импортуна. – Если бы он оставил его стоящим по диагонали к стенам, но повернул Джулио лицом к себе, вы бы сказали, что убийца правша, а не левша. Если Джулио убил Марко, то у него были все основания не передвигать стол. Поэтому я спрашиваю снова: зачем он передвинул стол, помешав собственному плану, мистер Квин?

– Знаешь, Эллери, – инспектор снова выглядел усталым, – в этом есть смысл.

Эллери опять начал тянуть себя за нос.

– Пожалуй… – пробормотал он. – Если Марко мыслил достаточно ясно, чтобы перевернуть тело, ему должно было хватить ума не двигать стол. Дело очень странное… Нам лучше еще раз побеседовать с Марко. Может быть, он сумеет прояснить этот пункт.

Но им не удалось снова поговорить с Марко Импортунато ни в этот, ни в какой-либо другой вечер. Они нашли его висящим на гимнастическом канате, прикрепленном к высокому потолку спортзала. Он сделал петлю на нижнем конце, просунул в нее голову, потом, очевидно, поднялся по канату к потолку и бросился оттуда головой вниз. В итоге петля затянулась у него на шее.

Слуга Тебальдо растянулся на батуте, как мученик инквизиции, громко храпя и прижимая к себе пустую на три четверти бутылку итальянского ячменного бренди. Гораздо позже, относительно протрезвев, Тебальдо сообщил, что его cugino[42]42
  Кузен (ит.).


[Закрыть] Марко – по его словам, он был шестиюродным братом Марко, который привез его из Италии за свой счет, руководствуясь духом famiglia: добродетель, весьма редкая в великой во всех прочих отношениях Америке, – внезапно сполз с кровати и вызвал его, Тебальдо, на состязание, кто больше выпьет. Последнее, что помнил Тебальдо, прежде чем отключиться, были пылающие глаза Марко, которые напоминали два адских огня. В подтверждение своих слов слуга несколько раз осенил себя крестом.

* * *

– Сынок, – говорил инспектор Квин, наблюдая, как уносят тело Марко – сотрудники лаборатории конфисковали для обследования большую часть каната, включая петлю, – в таком деле любой мог напортачить. Не расстраивайся. Я виноват не меньше тебя – не мог поверить уликам, которые указывали на Марко, хотя все было ясно с самого начала. Пуговица, выпавшая из его кармана, отпечаток ботинка в пепле, удар, нанесенный левой рукой… А теперь самоубийство – все равно что подписанное признание… В чем дело, Эллери? Почему ты опять тянешь себя за губу? Ты все еще не удовлетворен?

– Поскольку ты задаешь прямой вопрос, – отозвался Эллери, – я должен ответить столь же прямо: нет.

– Почему нет? Что гложет тебя теперь?

– Очень многое. Во-первых, почему Марко не оставил стол стоящим по диагонали к углу? Во-вторых, тот факт, что он покончил с собой, не обязательно означает признание в убийстве, хотя возникает большое искушение интерпретировать его именно так. Самоубийство могло быть результатом временного умопомрачения, вызванного горем и немереным количеством алкоголя. В таком состоянии петля на шее выглядит логичным ответом на чувство вины из-за ссоры с Джулио. Не говоря уже – если он был невиновен – о панике из-за того, что его старались оклеветать. К тому же, папа, не следует забывать вопрос «cui bono?», который давным-давно сформулировал один смышленый парень по имени Цицерон. Кому выгодно? Кто выигрывает от смерти братьев Импортунато?

– Знаешь, что я думаю? – взорвался инспектор. – Ты просто ищешь предлог не возвращаться к работе над своей книгой! Ладно, давай расспросим Импортуну.

– Только позволь говорить мне, папа.

Инспектор пожал плечами.

На время работы экспертов он отправил Импортуну и Энниса в спальню Марко. Они застали секретаря свалившимся от изнеможения в кресло, но Импортуна стоял, как статуя, на расстоянии ярда от кровати брата. У Эллери создалось нелепое впечатление, будто он стоит на одной ноге, как аист или дальневосточный религиозный фанатик. Помимо этого, Эллери не смог разглядеть в нем признаков каких-либо эмоций по поводу потери второго брата за сутки. Массивные черты лица казались отлитыми из бронзы.

– Почему бы вам не сесть, мистер Импортуна? – оговорил Эллери. Несмотря на всю отстраненность мультимиллионера, было трудно не испытывать к нему сострадания. – Мы понимаем, как вам все это тяжело…

– Что вам нужно? – резко осведомился Нино Импортуна, не шевельнув и мускулом. Кофейные глаза враждебно устремились на Эллери. Их выражение вкупе с тоном свидетельствовало, что между ними возникло нечто, отдающее ледяным холодом смерти и в то же время притягивающее их друг к другу.

«Возможно, так было все время, – думал Эллери. – Вероятно, он с самого начала почуял во мне противника».

– Кто наследует состояние Джулио и Марко, мистер Импортуна? Поскольку оба не были женаты…

– Никто.

– Никто?

– Корпорация.

– Единственным владельцем которой вы теперь являетесь?

– Разумеется. Я последний из братьев. Последний из всей семьи.

– Я думал, Тебальдо – ваш шестиюродный брат.

– Это старая шутка Марко, в которую Тебальдо наполовину уверовал. Несколько лет назад во время визита в Италию Марко обрюхатил сестру Тебальдо и нанял его лакеем, чтобы заткнуть тому рот, а девушку щедро обеспечил. Пьяный дурень вовсе не наш родственник. Поэтому если вас интересует, кто выигрывает со смертью Джулио и Марко, мистер Квин, то это я, и никто другой.

Их глаза встретились.

– Папа, – спросил Эллери, не глядя на инспектора, – в котором часу, по мнению доктора Праути, умер Джулио?

– Вчера около десяти вечера плюс-минус полчаса. По его тону я понял, что ему вряд ли удастся сузить этот промежуток.

– Мистер Импортуна, – вежливо осведомился Эллери, – если вы не собираетесь настаивать на вашем праве хранить молчание, не скажете ли вы нам, где находились вчера вечером между половиной десятого и половиной одиннадцатого?

Спокойный голос в сравнении с резким тоном Импортуны давал Эллери преимущество, которое мультимиллионер быстро почувствовал. Когда он заговорил снова, его голос был таким же спокойным:

– Питер.

Эннис уже поднялся с кресла, потревоженный диалогом.

– Позвоните наверх и попросите миссис Импортуна немедленно спуститься сюда. Учитывая направление, которое принимают ваши вопросы, джентльмены, вы не будете возражать, если я приглашу мою жену. – Казалось, он говорит о тривиальной сплетне, услышанной в одном из клубов.

Через три минуты смертельно бледный Тебальдо доложил о приходе миссис Импортуна и вышел, шатаясь.

Вирджиния Уайт Импортуна направилась прямо к мужу и встала рядом с ним. Эллери с интересом отметил, что она не взяла его за руку, не прижалась к нему и вообще не вступала ни в какой физический контракт с ним, а просто стояла прямо, как солдат рядом с офицером, отделенная от него невидимой пропастью. Очевидно, она не хотела или не чувствовала необходимости приободрить мужа прикосновением. Или причина была в другом?

Вирджиния была очень светлой блондинкой с большими и смышлеными фиалково-голубыми глазами, слегка выдающимися североевропейскими скулами и маленьким прямым носом. Ее красота казалась воздушной и поэтичной, но Эллери не сомневался, что под ней скрывается кольчуга и что она в любой момент готова отразить атаку. Какая другая женщина могла бы жить с таким человеком, как Нино Импортуна?

На ней было модельное платье, обманчиво кажущееся простым и подчеркивающее длинные ноги и стройную фигуру. Она была выше мужа, хотя на нем были туфли на высоком каблуке, а на ней на низком – несомненно, по его указанию. На вид Эллери дал ей лет двадцать пять. Женщина годилась Импортуне во внучки.

– Вирджиния, это инспектор Квин из Главного полицейского управления и его сын Эллери Квин. Мистер Квин – криминалист-любитель, которого интересуют наши неприятности. Кстати, дорогая, я не успел тебя уведомить. Марко только что покончил с собой.

– Марко?.. – Больше женщина ничего не сказала. Быстро оправившись от шока, вызванного жестоким сообщением мужа, она опустилась на так называемый стул – надувное изделие, похожее на прозрачный пузырь.

Казалось, Импортуна гордится выдержкой жены. Он шагнул к ней – в его глазах светилась любовь и одновременно горечь.

– А теперь, – продолжал он, – нос мистера Квина, похоже, чует след, ведущий ко мне. Он только что спросил меня, Вирджиния, где я был вчера вечером между половиной десятого и половиной одиннадцатого. Ты ответишь ему?

– Мой муж и я были в опере с четырьмя гостями, – сразу же сказала Вирджиния Импортуна. Ее женственный голос был абсолютно лишен эмоций, походя на музыкальную загадку. Эллери был заинтригован. Он слышал, что Импортуна обожает жену, и начинал понимать почему. Она была идеальной леди для его лордства.

– Мы слушали «Парсифаля» в ложе, которую абонировали на этот сезон, мистер Квин, – снова заговорил мультимиллионер. – Несомненно, это вас шокирует, но «Парсифаль» кажется мне невероятно скучным. Итальянскому крестьянину, обожающему Пуччини и Россини, нелегко его выдержать. Впрочем, я никогда не испытывал энтузиазма в отношении Вагнера – даже идеологического, несмотря на любовь Муссолини к немцам. Хотя Вирджиния без ума от Вагнера – для женщины это вполне естественно. Тем не менее я заслужил медаль героя – высидел весь спектакль. Не так ли, дорогая?

– Да, Нино.

– В десять часов – поскольку вас интересует это время, мистер Квин, – плюс-минус не полчаса, а все два, миссис Импортуна и я постоянно пребывали в компании четырех человек. Никто из нас не покидал ложу, за исключением антрактов, но и тогда мы выходили группой. Не так ли, Вирджиния?

– Да, Нино.

– Конечно, вы хотите знать имена наших гостей. Сенатор и миссис Генри Л. Фактор – сенатор Соединенных Штатов, мистер Квин, – а также епископ Тьюмелти из Нью-Йоркской епархии и раввин Винкельман из реформированной синагоги на Парк-авеню. По-моему, рабби наслаждался «Парсифалем» не меньше епископа! Не так ли, дорогая? Ваш отец может – и, несомненно, сделает это, мистер Квин, – проверить наше алиби у сенатора и двух духовных лиц. Я ответил на ваш вопрос?

– Ответили, – сказал Эллери.

– Хотите спросить меня еще о чем-нибудь?

– Об очень многом, мистер Импортуна, но чувствую, что зря потрачу ваше и мое время.

Мультимиллионер пожал плечами.

– А вы, инспектор Квин?

– Нет, сэр.

Но Импортуна продолжал вежливо настаивать:

– Возможно, инспектор, у вас есть вопросы к моей жене, раз уж она здесь?

– Нет, – ответил старик. – На сегодня больше никаких вопросов.

– Benone! Allora rivederla.[43]43
  Превосходно. Тогда до свидания (ит.).


[Закрыть] – Он обратился к жене и к Эннису, как к маленьким детям: – Andiamo, andiamo![44]44
  Идем! Идем! (ит.)


[Закрыть] Нам сегодня еще нужно поработать, Питер, над молочным комбинатом на Среднем Западе. И я не могу заставлять мистера Э. так долго ждать наверху.

Квины молча наблюдали, как Импортуны проходят под аркой. Питер Эннис следовал за ними на некотором расстоянии, опустив взгляд. Мультимиллионер остановился настолько неожиданно, что его жена успела скрыться из вида, а Эннис едва не налетел на него.

– Мне пришло в голову, мистер Квин…

– Да? – спросил Эллери.

– Между прочим, могу я называть вас по имени?

Эллери улыбнулся:

– Вы имеете в виду, как, скажем, Питера? – Увидев, что секретарь покраснел, он быстро добавил: – Не обижайтесь, мистер Эннис. Я всего лишь привел пример.

– Туше, мистер Квин. – Импортуна улыбнулся в ответ, демонстрируя большие зубы. – Вы не возражаете против наемной службы? Разумеется, на руководящей должности и сугубо конфиденциальной. Я мог бы использовать человека с вашими талантами и характером.

– Благодарю за комплимент, мистер Импортуна, но нет. Я предпочитаю работать на себя.

– Жаль. Если вы когда-нибудь передумаете, мистер Квин, то знаете, где меня найти.

* * *

– Интересно, – промолвил Эллери, когда они ехали домой в полицейской машине.

– Что? – Инспектор Квин клевал носом.

– Последние слова Импортуны – насчет того, что я знаю, где его искать. Интересно, знает ли кто-нибудь, включая его жену, что собой представляет в действительности Нино Импортуна? Крутой и опасный человек! Кстати, о его жене. Папа, ты ничего необычного не заметил в Питере Эннисе?

– Ты перескакиваешь с одной темы на другую так, что за тобой уследить невозможно, – пожаловался инспектор. – Если мы говорим о миссис Импортуна – между прочим, шикарной бабенке, – то почему я должен был замечать что-то в Эннисе? Он едва взглянул на нее за все время, что она была там.

– Это и необычно, папа. Конечно, Эннис может быть геем, хотя я так не думаю, но если он нормальный мужчина, то как он может находиться в одной комнате с такой ослепительной женщиной и абсолютно на нее не реагировать?

– Думай об этом сам, – проворчал старик. – Для меня убийство Джулио Импортунато было раскрыто, когда повесился его братец Марко. И, сынок…

– Да, папа?

– Не связывайся с Импортуной. Послушай моего совета – ты только наживешь неприятности. Для тебя он слишком важная шишка… Что ты сказал?

– Мистер Э., – пробормотал Эллери.

– Кто?

– Мистер Э. Разве ты не слышал, как Импортуна сказал, что не должен заставлять мистера Э. ждать? Интересно, кто это?.. Папа!

Но инспектор уже спал.

Шестой месяц

Июнь 1967 года

Плод вытягивается в длину. Появляются ресницы и брови. Тело быстро растет.

* * *

Они находились в «логове» Импортуны. Эннис, скрючив свой длинный торс над блокнотом и кучей бумаг, сидел в углу флорентийского стола. К его досаде (принявшей хроническую форму), он был вынужден притащить стул и расчистить для себя место. Хотя у Энниса был в квартире свой кабинет, Импортуне никогда не приходило в голову оборудовать для него постоянное место в «логове» на время рабочих сессий, происходивших из года в год. «Я очень скромный секретарь, – думал Эннис, – если не считать тайной связи с женой босса. Выделить мне столик для личных нужд в его кабинете было бы не так уж тяжело для одного из богатейших людей Америки. Едва ли такая просьба с моей стороны выглядела бы посягательством на уединение или прерогативы его величества, поскольку я появляюсь в этих священных стенах исключительно по его приказу. И почему он не пробьет окно в наружной стене, чтобы в «логове» стало светлее? Новый кондиционер тоже не помешал бы – этот не справляется с дымом от его вонючих сигар».

Разумеется, эти мысли никак не отражались на лице Энниса. Он молча ждал указаний, как следовало образцовой марионетке.

Импортуна ходил взад-вперед. Его массивное лицо было хмурым, что вызывало у Энниса любопытство. Это не была знакомая недовольная мина, перед которой трепетали президенты компаний и председатели советов, – она была вызвана чем-то личным.

«Не страх ли это?» – неожиданно подумал Эннис. Неужели великий Импортуна чего-то боится? Его оторвал от размышлений скрипучий голос босса:

– На чем мы остановились, Питер?

– На меморандуме торговым отделам офисов «Э. И. С.» в Цюрихе. Перевес расходов над прибылью в общих фондах составляет около двух миллионов в день. Эту тенденцию нужно срочно переломить. Необходимо любой ценой избежать потери доверия к нашим фондам. Весь персонал должен удвоить усилия для скорейшего восстановления позитивного баланса.

– Да. А теперь записка для миссис Импортуна: «Дорогая, распорядись, чтобы миссис Лонгуэлл свернула ковер в моем «логове» и отправила его к Бажабатяну для чистки и хранения на лето. Я уже два дня назад велел это сделать, но результатов нет до сих пор». Подпишите как обычно.

– «С любовью. Нино», – пробормотал Эннис и оторвал взгляд от блокнота. – Что-то не так, мистер Импортуна?

– Что вы имеете в виду?

Было интересно наблюдать за походкой Импортуны. Он делал ровно девять шагов в одну сторону и девять в другую. Неизвестно, считал ли он их, или же его навязчивая идея относительно счастливого числа стала автономной частью нервной системы.

– Ничего. Просто мне показалось, что этим утром вы выглядите расстроенным.

– Так оно и есть. Перед вашим приходом мне позвонил из Европы фон Слонем. Сделка в Плоешти лопнула.

– Я думал, она вполне надежна.

– Она такой и была! Не понимаю, как это могло произойти. Все рассыпалось абсолютно неожиданно. Фон Слонем толком ничего не мог объяснить. В самый последний момент что-то пошло не так. Неужели от меня отвернулась удача?.. Вы помните, какой сегодня день?

– Пятница.

– Сегодня 9-е!

– Ах да! – спохватился Питер Эннис. – Возможно, удача просто маскируется, мистер Импортуна. Помните, что говорил ваш брат Джулио? Самые сладкие на вид сделки оказываются на вкус самыми горькими. Возможно, то, что сделка в Плоешти лопнула именно 9-го числа, указывает, что вам вообще не следовало ее заключать.

Лицо Импортуны прояснилось. Подобное суеверие в столь проницательном человеке казалось просто невероятным!

– Вы так думаете, Питер?

– Кто знает, мистер Импортуна? Если вы искренне верите в ваше счастливое число…

«Господи, сколько это еще будет продолжаться?»

Они возобновили работу.

Девять шагов в сторону от Энниса приводили Импортуну к книжным полкам на противоположной стене, тянущимся от пола до потолка. Обычно, доходя до полок, мультимиллионер круто поворачивался и шел назад. Но иногда, диктуя Эннису, он прислонялся к полке, занятый своими мыслями, – при этом правая рука с четырьмя пальцами тянулась к верхним ярусам, а взгляд устремлялся на ковер. Во время одной из этих пауз Импортуна огляделся вокруг, задержал взгляд на книгах, стоящих на уровне его глаз, и задумчивое выражение сменилось чем-то, очень похожим на панику.

– Питер! – свирепо рявкнул он.

Эннис вздрогнул и обернулся:

– Да, сэр?

– Подойдите сюда!

Секретарь вскочил со стула:

– В чем дело?

– Я сказал, подойдите!

– Что случилось, мистер Импортуна?

– Эта полка… эти книги… – Казалось, он теряет дар речи.

– Книги? По-моему, с ними все в порядке.

– Не все! Три книги – эта, эта и эта – стояли вверх ногами, не так ли?

– Если вы так говорите, мистер Импортуна… – пролепетал Эннис.

– Вы сами это отлично знаете! – бушевал магнат. – Зачем вы их перевернули, Питер? Ведь это вы сделали?

– Разве, мистер Импортуна?.. Подождите, теперь я припоминаю… Я не смотрел на названия, но увидел, что некоторые книги на этой полке стоят вверх ногами, и, естественно, перевернул их.

– Что значит «естественно»? Ничего естественного тут нет! Почему вы это сделали?

– Ну, потому что…

– Разве вы не помните мое специальное распоряжение не прикасаться ни к одной из книг на этой полке?

Эннис побледнел.

– Прошу прощения, мистер Импортуна, я забыл об этом или перепутал полку. Как бы то ни было, я только…

– Вы натворили то, чего не в состоянии понять! – Сорвав с полки три злополучные книги, Нино Импортуна поставил их вверх ногами. – Неудивительно, что сделка в Плоешти лопнула! С этих пор, Питер, не смейте прикасаться ни к чему, что я запретил трогать! Понятно? Передайте мне телефон для прямой связи с офисом.

Эннис подбежал к столу, схватил красный телефон и вернулся с ним к Импортуне.

– Позовите Грэбшо… Джон? Это Импортуна. Немедленно созовите собрание персонала. И организуйте совещание по трансатлантической связи с Бухарестом и фон Слонемом… Я знаю, Джон, что сделка в Плоешти лопнула, но хочу знать почему, так как надеюсь ее спасти. Я собираюсь сделать им новое предложение и уверен, что они его не отвергнут… Да, я присоединюсь к вам… – Импортуна посмотрел на часы и улыбнулся, – ровно через девять минут. – Он положил трубку, и Эннис забрал у него аппарат. – Машину, Питер!

– Я уже уведомил Мак-Кумбса. Когда вы спуститесь, автомобиль будет ждать вас, мистер Импортуна. Хотите, чтобы я сделал еще что-нибудь?

– Нет, закончим завтра утром. Только позаботьтесь о делах, которые я уже упомянул. И скажите миссис Импортуна, что я позже сообщу ей насчет вечера. Не знаю, насколько румыны меня задержат. – Импортуна снова продемонстрировал зубы в улыбке и дружески постучал Энниса по груди. – Простите, что я накричал на вас, Питер. Но вы меня очень расстроили.

Он вышел в бодром настроении.

Эннис опустился на стул Импортуны, вцепившись в подлокотники, чтобы унять дрожь в руках. Его грудь чесалась в том месте, где ее коснулся сдвоенный палец мультимиллионера.

Две прохладных руки закрыли ему глаза.

Эннис попытался отвести их в сторону.

– Вирджиния? Я не слышал, как ты подошла. Возможно, он еще здесь.

– Он ушел, дорогой. Все в порядке – я проверила.

Вирджиния села к нему на колени и обняла его за шею обнаженными до плеч руками.

– Милая, а если Эдитта или Крамп…

– Я отослала Эдитту с поручением – ее не будет целый час. А Крамп в буфетной с миссис Лонгуэлл – полирует серебро к вечернему приему.

– Прием может не состояться. Твой муж сказал мне, что даст тебе знать позже. Он может задержаться в связи с покупкой половины Румынии. Ты уверена, что…

– Не будь таким трусишкой. – Она дышала ему в ухо. – Никто не поймает нас за чем-то скверным. Или поймает?

Они страстно обнялись на стуле ее мужа.

– Знаешь что, Питер? – вскоре пробормотала Вирджиния.

– Что, Вирджин?

– Я хочу заняться с тобой любовью прямо здесь.

– Здесь? Где?

– На этом столе. Нино так трясется над ним из-за того, что он принадлежал Медичи. Держу пари, стол видел кое-что гораздо хуже. – Она засмеялась и укусила его за ухо. – Что скажешь?

– Звучит заманчиво. Но дай мне прийти в себя, малышка.

– Вот как? – Вирджиния отодвинулась от него. – Что-то случилось?

– Прежде чем уйти, он едва мне голову не оторвал. И ты никогда не догадаешься из-за чего.

– Ты не поцеловал его перстень.

– Это не смешно! Уже давно он велел мне никогда не прикасаться к книгам на одной из полок. Я совсем забыл об этом – там стояли обычные книги, и все это выглядело ребячеством. Вчера я пришел сюда за чем-то – Нино тут не было – и заметил, что некоторые книги на одной из полок стоят вверх ногами. Я перевернул их практически инстинктивно, абсолютно не помня, что на эту полку наложено табу.

– И Нино это заметил?

– Еще как! Едва потолок головой не прошиб. Можно подумать, я совершил преступление. Нино поставил книги в прежнее положение и пригрозил содрать с меня кожу заживо, если я еще раз нарушу его приказ. Я с трудом удержался от того, чтобы не свернуть набок его носище, Вирджин. Не знаю, сколько я еще смогу подлизываться к хозяину и повелителю, чтобы иметь возможность хоть иногда взглянуть на тебя!

– Бедняжка!

– Если бы не это, я бы уже давно высказал ему все, что о нем думаю, и уволился.

– Дорогой…

– Может быть, он свихнулся? Намеренно держать книги на полке вверх ногами! С тех пор как Марко прикончил Джулио и повесился, Нино все сильнее катится под гору.